Конь-без-всадника. Глава 6

— Эй, ты куда?
Я продолжал двигаться вперед, просто желая удалиться отсюда, как можно дальше… покинуть это место. Мерзкое.. какое все мерзкое! Все кругом! И вода, и трава, и земля и небо над головой! Все паршивое… Отвратительное… Все погань…
Ощущение собственной беспомощности и ничтожности разъедало.
— Ну и куда ты собралась?! — я услышал позади звук шагов по траве. Хруст, шорох… Это Тигр. Идет за мной. Мерзкий Тигр. Он же смеялся надо мной! Смеялся! Бессовестный… Все они бессовестные!
Я почувствовал приливную смесь обиды, стыда и ярости.
— Иди на кол! — сорвался я в бешенстве. Не оборачиваясь, понесся было вскачь куда-то на юго-восток, прочь от этого сраного города и… грохнулся. Попытался снова встать, но ноги трясло крупной дрожью и они не слушались меня. Снова земля. Влажная и противная. Гадкий пруд! Это из-за него она сырая…
— Так, спокойно, без истерик… — голос Тигра неожиданно стал ближе.
Не хочу его видеть. Не хочу, не желаю быть рядом со свидетелем своего позора…  Снова издевательства, снова насмешки, ненавижу эти мерзкие звуки из человеческих уст, направленные в мою сторону! Ненавижу, когда надо мной так смеются…
Я повернул голову на встречу подошедшему Тигру и боднул его рогом, желая подкинуть в воздух это тщедушное маленькое тело, но тот отпрыгнул… Не знаю, наверное я промахнулся, все равно ничего не видно за пеленой слез. Как обидно…
Глухая злоба выпала в осадок, жгучая, едкая, беспомощная. Так хочется ее выместить.
А я ведь так давно не плакал. Так давно… Я же обещал себе, что никто больше не должен видеть, что я плачу. И вот я снова увяз в самой жопе. Быть так грубо опозоренным, да еще и высмеянным…
Внутри словно что-то разбилось\раскололось и рассыпалось. У меня совсем мозгов не осталось, раз я допустил над собой такое унижение! И теперь я ничего не могу с этим поделать. Словно потерять частицу себя. Ещё одну.
Да как же… Я что коза?! Или самка человека? Или чей-то раб? Как это могло произойти со мной! Мало им насиловать друг друга?! Много раз мне приходилось наблюдать чьи-то страдания, а когда не видел, то мог слышать, вынужден был, куда мне было деться…  а потом выбрасывали трупы и продавали остальных вместе со скотом. Люди издеваются даже над собой. Чего уж тут о других! И я нахватался…
Меня били, оскорбляли, дрессировали, считали чем-то грязным, тупым и нижестоящим. Но… такое... Такое всегда было участью самых слабых. Боль ждала всех, смерть забирала многих, издевательства даже своих, но такое унижение — такова была судьба почти всех детей, женщин,   тех, что были слишком плохи для работы и их никто не стал бы покупать. А еще эта участь постигала и некоторых мужчин.
Слёзы лились сами по себе, много слез. А их нельзя показывать их человеку. Человеческие отродья всегда жаждут слез. Моих слез. А я клялся, что они их больше не получат. Никогда! Мерзкий человечишка, почему ты просто не уйдешь прочь?!
— ЭЙ!
— Оставь меня в покое. — Единственное что мне удалось из себя выдавить.
— Да перестань ты. Расстраиваешься по мелочам. Это же было весело!
— Это не смешно! — Взвился я и вновь задохнулся в собственном потоке горечи. Как это может быть смешным?! Ненавижу это паршивое чувство и его привкус. Его не должно быть. Ему быть не положено. Тем более, при ком то. При человеке.
— Для начала прекрати бодаться и подумай мозгами, какие у тебя есть! Ничего страшного не произошло! — Тигр старался говорить спокойно, но я слышал и чувствовал, что он сильно раздражен, — подумаешь, разок поимели. Ты ведь даже и не заметил! Никто об этом не узнает, если тебя это волнует. Кому охота об этом рассказывать\разбрасываться такими вещами?! — он осторожно пододвинулся ближе
— Не трогай меня! — я резко отвернулся. Слезы скатывались в траву и мутнели. Проклятые капли!
— Хорошо, не буду, — буркнул человечишка и отошел куда-то назад, слегка прихрамывая. Пока он чем-то шуршал в сумке, я положил голову на землю и постарался успокоиться. Он прав, этот мелкий гаденыш прав, это все ерунда, все хрень. Я не позволю идиотскому случаю довлеть надо мной, не должен позволять. Все забудется, все исчезнет. Я просто не должен об этом думать. Это просто еще один горький опыт.
Тигр вернулся и остановился на безопасном расстоянии, что-то держа в руках.
— Ну что, ты, наконец, успокоился? Подойти уже можно?
Я не хотел отвечать, но он ждал и не собирался никуда уходить. Вот же приставучая вошь. Чего еще ему…
— Чего тебе? — спросил я сиплым шепотом.  Тигр осторожно подошел и опустился рядом на траву на колени.
—Вот. Скушай яблочко.
Он опустил плод у меня перед  носом. Я рефлекторно принюхался — пахнет сладким. Ну и зачем он здесь его положил?
— Не хочу… — ответил я, сглотнув, противный ком в горле. Я не хочу, чтобы ты здесь присутствовал, неужели не понятно?!
— Пожалуйста. Ну? Я их специально для тебя взял. Вкусные. Ммм?
Чего? Для кого? Меня?
От такого наглого вранья у меня даже дыхание сперло, да так что я в порыве возмущения даже поднял голову и заглянул ему в глаза. А он сидит, как ни в чем не бывало и еще и улыбается!
— Не смей смеяться надо мной! — выдохнул я, снова закипая.
— Ну, прости. Но это же действительно смешно. Такая большая лошадка получила шлепок по попке и хнычет. Тебе что, ничего хуже не было?
Было больно, было страшно, было почти смертельно, но это было низко…  Низко! Терпеть не могу быть униженным! Это самая плохая участь. Я не захотел этого объяснять — просто гневно выдохнул воздух из ноздрей и носом отпихнул яблоко прочь.
Тигр поймал его и положил на место.
— Ешь. Оно вкусное.
— Я ничего не буду, есть ни из чьих рук. И из твоих тем более! — Я снова отвернул голову и положил ее на траву.
— Ну почему же? Боишься теперь что все вокруг отравлено? — опять эти дурацкие нотки ехидного веселья. Я промолчал.
— Да перестань. — Он подобрал яблоко и откусил от него большой кусок, — вот видишь, я откусил. Теперь будешь есть? — и протянул его мне.
Мне ничего не хотелось. Пришла пустота, потеснив место от боли и гнева. Такой жгуче тянущий, отрешенно-горький осадок, омерзительное чувство опустошенности, словно выгрызенное изнутри. Я отрешенно смотрел в никуда, а потом уже перевел взгляд на плод в протянутой руке. Тигр выжидательно пялился на меня. Похоже, пока не съем яблоко он не успокоится. Приставучий.
Я съел яблоко. Медленно пережевывая, ощутил приятный прохладный вкус. Действительно сладкое. Но я не верю что это для меня. С чего бы? Думаешь, я поведусь на яблоко и пойду с тобой? Нет уж. Обойдёшься. Ты ведь наверняка знал это когда продавал меня ему. Меня всего передернуло и я затряс башкой, забыв о Тигре, и чуть\едва не спихнул его рогом — тот  с возмущённым возгласом повалился назад.
— Аккуратнее с рогом, следи за своей башкой! Чего трясешься?!
Мое и без того поганое настроение совсем уже омрачилось. Я молча смотрел на него, ворочая на языке нехороший вопрос. И наконец, спросил.
— Ты ведь знал?
— Чего?.. А. Нет.
Жаль, что я не могу раздавить его взглядом. Не верю. Он немного стух и очень тяжело выдохнул.
— Слушай, я не знал что он такой. Честно. Так что не вали на меня. Эту несущественную проблему, высосанную из пальца. Ну, поимели, подумаешь. Ну и что? Что ты жеребенок, что б мне тебя успокаивать — он снова улыбается только неуловимо, незаметно так.
Я помолчал еще немного… сказать или не сказать? Пожалуй, сказать. Кому от этого хуже будет?
— Дело не в этом. Точнее не совсем в этом.
— А в чем? — Тигр удивленно посмотрел на меня.
— Этим он меня унизил! Вот в чем!
— Пфф. Ну и перед кем это интересно он совершил это твое великое и ужасное унижение? Перед лошадьми? Думаю, что им все равно. И тебе должно быть также. Воспринимай это просто как не очень приятное приключение и не более.
Я аж дар речи потерял. Это как так? Приключение… Приключение?!! Просто?!! Столько нехороших чувств застряло в глотке, а как сказать — не знаю. Так и продолжал на него немо пялиться.
— Чего вылупилась?
—…Т… Ты… просто?!!
— Ой, нет, только не начинай! — он поспешно отполз подальше. Да просто! Не понятно? Я объясню. Только успокойся, ладно?!
Я медленно перевел дыхание от сумбурно хлещущих через край эмоций. Пусть ответит…
— Все? Я могу продолжать без риска для жизни? — спросил Тигр. Я чуть заметно кивнул.
—Хорошо. — он осторожно устроился на траве поудобнее, — Начнем с того/для начала, что граф понятия не имел, что ты можешь о чем либо думать в человеческом понимании. Я тебя представил как экзотическое животное и не более. Поэтому он просто тобой воспользовался как наверняка и другими своими лошадками. Это конечно неприятно, но терпимо. Он ведь тебя не бил, не обзывал и, эээ, даже позаботился о возможных впечатлениях — дал успокоительное. То, что ты пол корыта его выжрала, к нему уже не относится. Умные лошадки так себя не ведут.
— …?! Что?! То есть я ему еще и спасибо должен?!! Позаботился… Пол корыта… Он меня поимел, а виноват в этом я?!
— Не принимай так близко к сердцу. Я об этом. И не жри непонятную тебе хрень. Будет тебе уроком. Все могло быть и хуже, не так ли? А был всего лишь безобидный трах.
— Безобидный?! — у меня начало перехватывать дыхание.
— В моих глазах — да. Хорошо бы и в твоих все было так. Если б ты ему возразил, а он бы все равно тебя трахнул — тогда бы можно было сказать, что он тебя унизил. Но ты, будучи существом вроде как разумным, повел себя как обычное животное и сам поставил себя в такое глупое положение. Хотя, даже животное бы задумалось, а стоит ли это пить.
После этих последних слов я почувствовал себя полностью разбитым. Потому что он был прав… пусть мои взгляды на это событие и в корне отличаются от Тигриных, но с этим я не мог не согласиться… Я идиот. Нет. Идиотка. Ничто…
— Хватит пялиться в траву мертвецким взглядом. Если встанешь и дойдешь до пруда я дам тебе еще яблоко. Давай поднимайся! — Тигр улыбнулся, встал и потопал туда, где мы вначале остановились. Мне все равно неприятно, что он улыбается.  Но. Мне стоит прекратить об этом думать. Не сегодня.
Я поднялся и на негнущихся ногах поплелся к водоему. Хотел было лечь рядом, но резко передумал. А не окунутся ли? Пожалуй, стоит. Хоть ощущение это смою… мерзкое. Вошел в холодную воду, взбаламучивая вязкое дно.
Нет меня, конечно, хотели использовать как инкубатор для разведения пород, и не раз. Но это! Уж слишком. Или... нет, хватит снова и снова пережевывать эту мысль — но чувства! Ныли не останавливаясь. Со мной так грязно обошлись, словно я вещь! Тварь бессловесная. Ну, подумаешь. Не в первой. Судорожно сглотнул. Наверное, будь я человеком, я бы сейчас горько улыбнулся. Если б мог. Если б умел. Пора бы уже привыкнуть, что в глазах двуногих я всегда скот. И  только. В прочем, какая разница? Каждый сам за себя. Помню, осознаю. Да вот только каждый раз все равно на этом спотыкаюсь и каждый раз горько. Наверное, это хорошо, что я ничего не помню. Но будь я в сознании, этого бы не случилось. И это не дает мне покоя.
Я задумчиво наматывал круги в пруду, цепляя хвостом ряску и водоросли, они тянулись за мной длинным шлейфом. Я раскачивал его, болтал туда-сюда, выписывая узоры пока хвост не отяжелел и не стал тонуть. Пока я болтался в воде, Тигр вывалил почти все содержимое сумки на траву — большой кусок плотной шерстяной ткани, видимо, вместо одеяла, слабо окрашенный в синий. В него были завернуты какие-то мешочки, несколько яблок,  кинжал, который я уже видел, сверток с книгой и еще два поменьше. В тонкую драную бумагу, видимо черновую, была завернута ветчина. Тигр аккуратно отломил себе большой кусок и отправил в рот, жуя то, что поместилось, остальное так и держал в зубах, пока заворачивал шмат обратно. Я лениво напряг нос: сушеные растения, мясо, бумага, ткань, кожа, мыло, что-то вкусное, какие-то незнакомые запахи…
Пока я вникал, маленькие пахучие мешочки с какими-то травами оправились обратно в сумку. Тигр расстелил одеяло на земле и расположился на нем полулежа, рассматривая начинку одного из двух маленьких свертков. Я остановился в воде и пригляделся: цветные камушки, блестяшки. Красиво, конечно, но я никогда не понимал этой страсти некоторых людишек к вещам фактически бесполезным. Тигр перехватил мой взгляд и позвал к себе.
— Давай выходи, нечего там болтаться, пиявок нахватаешь еще.
Фу! Я тут же рванулся из воды на сушу. Гадкие пиявки! Пыхтя, вылез на свободное место и тщательно отряхнулся, забрызгав Тигра. Он недовольно изрёк какие-то протестующие ругательства, а я завертелся, оглядывая себя в поисках присосавшихся паразитов. Увидел было что-то на задней ноге, но это оказалась прилипшая палочка. Я стряхнул ее, она тихонько чавкнула, ударившись о землю. А вот с хвоста тина никак не слезала, да и на шее намоталось\навертелось, так что я принялся носиться по всей округе, пытаясь стряхнуть с себя мокрую липкую растительность.
— Да постой, я сниму, — раздалось недовольное бурчание. Забрызгала меня всего здесь, понимаешь.
— Забрызгал, — поправил я рассеяно, подходя к пруду и останавливаясь. Пора бы уже запомнить, как нужно ко мне обращаться, пусть сегодня я этого и не заслуживаю. Тигр мельком гляну на меня, затем встал, подошел, почесывая бок, и принялся снимать с меня водоросли.
— Теперь ты тиной воняешь, — он освободил мне шею, смахнул что-то со спины и направился к хвосту. — Лягаться, надеюсь, не будешь? А то я не хочу схлопотать поломанные кости как у графа.
Вот обязательно было напоминать мне?
— С чего бы им ломаться? — недовольно переспросил я, переваривая свежие впечатления.
— А, ну да, ты же ни черта не помнишь. Ты испугалась, когда мы пришли, и впечатала его в стенку.
— Испугался, — поправил я, еще более раздражаясь. Может все-таки хлестнуть по нему хвостом? Прям по лицу…
Тигр стянул с меня последние ошмётки водоросли и добавил:
— К чему такая неприязнь к собственному полу? Так сильно яйца хочется? И чем они тебе интересно помогут?
Издевается?! Я снова начал беситься и закипать, старательно сдерживаясь. Неужели так сложно просто говорить правильно! Нарочно это делает!
— Заткнись! Я просто решил когда-то для себя, что так будет лучше. Мне это сильно помогло.
— Оо, неет, мне нужны пикантные подробности твоей любви к яйцам. Валяй. Рассказывай. А я тебе сахарок дам.
— Врешь!!!
— Чего так бурно-то. Тебе что, сахар только по праздникам выдавали?
— Ник… Ну, я воровал. Не важно. Сахар вперед!
Тигр отступил к сумке, покопался там и показал мне желтый кусочек сахара. Я потянулся было к нему, но он отскочил и спрятал его за спину.
— Сначала скажи! — Тигр развалился на одеяле.
— Ладно. — как же покороче-то… — В общем, когда я был маленький, меня поймали какие-то охотники. Посадили в клетку, потому что я бодался, и продали каким-то отродьям из кочевого клана, а они меня подарили вожаку своей орды, Железной руке. Был у него ещё сын-подонок — бил меня плёткой и воды не давал перед травлей — меня выпускали с волками драться, и собаками. Ну, точнее, это они меня драли, а я бегал по кругу. Кочевники эти говорили на исковерканном общем языке с примесью их народного. Я тогда еще и речь толком не понимал никакую. Через несколько недель я различал только команды и постоянные два слова обращенные ко мне — бпхаргаз — на их языке и оно — на общем. Эти слова употреблялись часто и не только по отношению ко мне — к людям в колодках, людям с клеймами, на привязи, женщинам, к вещам и предметам, кроме оружия и домашнему скоту. А вот к мужчинам и мальчикам эти слова не употреблялись — я долго не понимал, почему они друг друга называют по-разному — не знал что такое имена. Иногда добавлялось слово воин — когда обращались к вождю и его сыну Волчьей пасти,  и к тем, кто носил оружие. — Тут я сделал паузу, немного упорядочивая воспоминания.
— Бпхаргаз значит вещь? — уточнил Тигр.
— Угу. Или ничто — как оскорбление.
— Ясно. И это все?
— Еще нет. Была там одна девушка, которая меня жалела — приносила иногда сена или молока, когда никто не видел — клетка у всех на виду была, позади ханова шатра. Девушка принадлежала какому-то воину  из лучших, что всегда были при вожде. И была беременна, — тут я снова остановился. Мне казалось, что эти воспоминания я уже давно в себе похоронил, но разворошенные, они словно вновь обрели краски.
— Ну и?
— Волчья пасть как-то днём застал ее, когда она меня кормила. Взбесился сразу — швырнул на землю, несколько раз пнул и бросил прямо так. На ее крики сбежалось несколько женщин, они ее отволокли в сторону, пытались как-то помочь, но ребенка она выкинула. Я думал, она умрет, испугался. А женщины разшушукались вокруг нее, заохали, одна немолодая уже, думаю, мать той девушки, вдруг схватила того мертвого ребенка, тряслась запуганно. Не знала, куда его деть. Все хотела унести. Спрятать. Другие отговаривали ее, говорили что-то. Она заплакала. Девушка поднялась и потянулась за младенцем, а как увидела, вскрикнула и отшатнулась. Одна из женщин пробормотала что-то и убежала — вернулась, а за ней муж этой девушки — злой как собака. Хотя я бы его лучше назвал хозяином. Как пришел, так сразу влепил ей затрещину и нож выхватил. Женщины сгорбились, попятились, а девушка та заплакала, в ноги ему кинулась, прощения просит. А ребенка в руках прячет. Так он ее по голове стукнул и приказал что-то — я понял только слово воин. Она задрожала вся, протянула мертвого младенца — он глянул и заорал на нее, схватил за волосы и заколол как свинью, да еще плюнул сверху. И ушел. Трупы собакам бросили. Вечером я слышал, как он ругался с Пастью. Я не помню точных слов, но, кажется, он предупредил, что тот мог убить его нарождённого сына, и ему пришлось бы ответить за его жизнь, а бпхаргаз — девушку он наказал бы после родов. А потом выругался и добавил, что она его обманула и он бы и так ее убил. Тогда я ничего из этого не понял, но все равно догадался, из-за чего этот человек так поступил — он требовал сына, а это была девочка. Осмыслил это все ночью и решил, что пусть это и кажется мне несправедливым, но все, что бпхаргаз — плохое и слабое, ничто, потому и не заслуживает уважения. И если я ничто, то когда-нибудь и меня убьют. Ну и  когда меня на следующий день выкинули на забаву псам, я сказал себе, что я не должен больше так называться. Думал, что если я убью пса или волка, то ко мне станут относиться уважительно.
— Ага. И каковы были успехи?
— Я разозлил собак и меня чуть не загрызли насмерть. Но Железную руку это все-таки развеселило, так что меня не добили, а дали воды и потом выбросили. Вождь сказал, что я все равно подохну, но это бпхаргаз заслужило шанс на выживание или же свою смерть. У меня все. Давай сахар.
Тигр протянул мне кусок в ладони, на который я тут же с жадностью набросился, потом он задумчиво так сказал:
— Кланы кочевников, о которых ты говоришь, почти полностью истребили степные тигры лет эдак сорок назад. А орда Железной руки  распалась ещё на несколько лет раньше, когда его убил собственный сын. Сколько же тебе лет?
— Не считал. Не знаю. Если так, то примерно пятьдесят будет.
— А ведешь себя на десять. Ууу, ладно-ладно. Иногда на пятнадцать, — ухмыльнулся Тигр, развалясь на одеяле. — Жеребёнок.
— Иди в жопу.
— Туда тебе больше нравится? Ой, ну не надо так смотреть. Где твое чувства юмора? Или у единорогов его не бывает?
Я решил не удостаивать его ответом. Надо было вообще пнуть. Говнюк. Ноги уже устали меня держать и дрожь в коленях усилилась, так что я плюхнулся на землю рядом с одеялом. Тигр дал мне еще одно яблоко и начал раскапывать свои блестяшки.
— Смотри, — он показал мне малюсенький красный камушек. — Красивый, правда?
Я молча вгляделся — гладкий, обтёсанный\гранёный, чуть прозрачный. Вроде неплохо выглядит.
— Ну да…
Тигр радостно улыбнулся и положил его на покрывало, перемешав с горсткой других разноцветных камешков.
— Они все красивые. Особенно эти, — он указал на прозрачный и два зеленых.
— Похоже на стекло, — кивнул я на прозрачный.
— Это не стекло, а хрусталь. Иногда его пытаются выдать за застывшие слезы единорога, но это только совсем уже дуракам. О, кстати, а твои не застывают? — он жадно посмотрел на меня.
Я помрачнел. Да застывают.
— Нет. — резко отрезал я.
— Жаль. — коротко вздохнул Тигр и вернулся к камням. Поковырявшись в них еще некоторое время и, видимо, налюбовавшись вдоволь, извлёк из сумки пояс, кинжал и какую-то бутылочку с грязно-жёлтой жидкостью, а затем вынул из кармашка на поясе два кольца. Одно было явно из золота, а второе, поменьше, медное.
— Всегда хотел золотое в ухо — он повертел его на пальце, — опять протыкать придется.
Я пронаблюдал, как он сделал себе в мочке уха дырку кинжалом, отёр кровь тряпочкой, смочив её предварительно неприглядной жижей из бутылки — и вставил кольцо. Мне тоже как-то хотели кольцо вставить, в нос.
— Разве эта вещь не сделает тебя уязвимым?
— В таком виде я сам по себе уязвимый. Да ладно, хоть что-то ведь должно меня радовать. — он довольно повертел кольцо в ухе.
— И где же ты все это взял, позволь спросить? Чем ты вообще занимался?
Тигр сощурился, посмотрел на меня, похмыкал, вертя в руках и подкидывая медное колечко, видимо оценивая\решая, стоит ли мне это рассказывать. Наворовал, не иначе. Затем встрепенулся и откинулся обратно на покрывало.
— Вообще не следовало бы мне трепаться, но так уж и быть, похвастаюсь…