Прощай, Ворон. Людка Блюз

               

    « Господа! Вы все бывали в сауне и поэтому  считаете, что вы знаете,   что такое сухой пар. Нет, господа, вы не знаете, что такое сухой пар.  Во-первых, в сауне не пар, а горячий воздух.  А, во-вторых, температура в сауне щадящая.
     Чтобы узнать, что такое настоящий сухой пар, господа, нужно оказаться в турбинном отделении, когда там происходит разрыв главного паропровода.  Сухой, горячий пар, с ревом вырывающийся из трубы, опускается все ниже и ниже, загоняя вахту в трюм. И если моряки не нейдут способа перекрыть пар или покинуть аварийное помещение, они превращаются в вареное мясо.»

     Так выступал замотаннвй вдоль и поперек Барсуков (разумеется, выступал не вслух), который лежал на больничной койки в Гарнизонном госпитале. А лежал он потому, что как раз и оказался в турбинном отделении, когда там произошело разъединение  главного паропровода. Начиналось-то все очень лучезарно.
   
   
    В этот раз Барсуков ночевал у известной севастопольской потаскушки Людки Блюз.  Такое прозвище она получила от того, что после первоначальных бурных контактов с мужчиной предлагала партнеру потрудиться в ритме блюза, то есть, медленно и с чувством. Она при этом получала наибольшее удовольствие.

     В Дом офицеров он закатился с опозданием, когда основной съем уже завершился. Поэтому осталось выбирать из того, что «на небоже..». Хотя была Людка  вовсе  не «на небоже...», а только немного странная. Они поужинали в ресторане, захватили с собой бутылку Кокура и направились на Корабельную, где  Людка снимала маленькую хатку с удобствами во дворе.

Наверное Людку зря считали потаскушкой. Просто симпатичная девушка с Кубани любила это дело. От того-то она и замуж никак не могла выйти.  Любой холостяк, пообщавшись с ней, считал, что очень пикантно провести с Любкой ночь, но иметь в постели такую зажигалку на постоянной основе – это перебор.

     К расвету любовники угомонились. Алексей поставил будильник на 7 часов, чтобы успеть на корабль, который  в 9 часов снимется с якоря и направится  в Феодосию, на испытательный полигон.

      Или будильник не сработал, или Барсуков капитально вырубился, но вернулся он в реальность только в восемь тридцать. Домчаться за 30 минут от Корабелки до Стрелецкой можно только на спортивном болиде. Барсуков осознал, что он вклеился в ситуацию, которую называют  «непреодолимое стечение обстоятельств», и что ничего уже поделать невозможно. Поэтому он не стал комплексовать, а допив остатки Кокура, пристроился под бок крепко спящей Людки.

     Когда же он через час окончательно проснулся и осознал ситуацию, то матка у него, как говорят на флоте, опустилась.

    Прежде всего, это военно-морской позор и стыд опоздать на корабль, уходящий в море. Кроме того – это подлянка по отношению к товарищам. Теперь бычку и мичману Мухину придется нести вахту по схеме 4 через 4, вместо 4 через 8. И еще: он уже два раз опаздывал и имел за первое опоздание выговор, за второе опоздание – строгий выговор. Теперь же губы не миновать.

     Он быстро перекусил и поспешил в штаб доложиться, а то подумают, что пропал или дезертировал. Хорошо еще, что сошел на берег в форме, а не в гражданском.

     В штабе ему обрадовались. Зам. ком. бригады объявил: « Завтра пойдешь на «Волке» командиром БЧ-5. Там у них в низах командовать некому, все заболели. Поход спокойный -- до Одессы и обратно. Сейчас иди догуливай, а завтра к подъему флага быть на корабле.

 Барсуков вышел через проходную, немного подумал и решил вернуться к Людке. Дверь хатки оказалась запертой, и он постучал.  Подошла Людка:

    -- Кто там?

    -- Люда, это я. Алексей

    --  Леша уходи. Я не одна. Уходи, уходи!

    «Ни хрена себе, -- подумал Барсуков. – Ну прям росомха ненасытная. За ночь не наелась. Решила еще и позавтракать. Зверюга».

      Котельные машинисты подали пар. И сразу же закрутились вентиляторы, заработали насосы, медленно завращались роторы турбин, в полости которых стали подавать пар для прогрева и роторов, и статоров.

    Барсуков ходил со слухачем и поочередно прослушивал то одну, то другую турбину. Посторонних звуков не наблюдалось: турбины  прогревались равномерно.  Когда в низах все необходимые операции были выполнены, Барсуков доложил на мостик: «Пятая боевая часть к бою и походу готова». И сразу же аврал: «По местам стаять! С якоря и швартовов сниматься!».  «Волк» пошел в Одессу.


       От Одессы Барсуков ожидадал  большего. Еще бы: столько написано, столько напето. А реально --  обычный портовый город. Конечно, не Гамбург, не Марсель, тем более не Сан-Франциско, но довольно симпатичный,правда,  слегка провинциальный , зато с красотами : Лестница, Дюк, Оперный театр.   
               
     Сойдя на берег, Барсуков купил билет в Оперный. Там ставили «Лебениное озеро». Он не был балетоманом: и балетная музыка простенькая, и па однообразные, и балетные фанаты мешают.  Фанатов он особенно не терпел. Они своими аплодисментами разрывали драму на отдельные концертные номера. Но «Спартак» и «Лебединое» его потрясали. Поэтому при любом удобном случае он посещал эти спектакли.

      Опера снаружи выглядела очень помпезно, да и внутри было сплошное барокко и рококо, которые  выглядели заметно потертыми и требовали ремонта. В фойе по верху стен располагались барельефные портреты великих композиторов. Два последних портрета выбивались из общего ряда. Они были выполнены масляными красками и, по всей видимости, совсем недавно.  Это были портреты великих украинских композитоов Гулак-Артемовского и Лысенко. Первый известен тем, что написал оперу «Запорожец за Дунаем», которую приличные театры стесняются ствить, посколу музыка оперы «заимствована» у Моцарта. А, Лысенко сочинил 6 опер, самая известная из них – «Наталка Полтавка», на она больше похожа на оперетту, чем на оперу.  В независимой Украине, уже в наше время, более десяти лет производилась реставрация Оперы. Барсуков не знал, но резонно прдполагал, что после реставрации, количество портретов великих украинских композиторов в фойе Оперы увеличилось.

     В полу-пустом зрительном зале Барсуков удобно расположился в кресле, ожидая встречи с прекрасным.  Однако встречи не произошло.  Немного полноватые и толстоногие украинские лебеди вкупе со слабо вышколенным кордебалетом  Барсукова не потрясли. После второго акта он покинул театр и угнездился в уютном подвальчике. Прилично нагрузившись напитками местного производства он поплелся в порт, где стоял пришвартованный к стенке «Волк».


     Все произошло на обратном пути, на траверзе Николаева. Барсукову еще в Стрелецкой при вводе установки очень не понравилось парение по фланцу на паропроводе правой турбины.  И не парение вовсе,  а свистящая струя пара с температурой 340 градусов по Цельсию.

   -- Давно это у вас? – спросил Барсуков у мичмана-турбиниста.

  -- В прошлом выходе выбило часть пркладки.

  -- А, почему не устранили?

  -- Бычок сказал, что на заводе устраним. Мы на следующей неделе становимся на профилактику.

     Но фланец не  дожидался  профилактики. Напор пара выбил прокладку полностью . Раздался вибрирующий рев. В помещение  сразу же стало жарко. Мичман кинулся было к подволоку, к клапану подачи пара. Но там уже было пекло.

    Барсуков рванул телефонную трубку и приказал котельным машнистам  перекратить подачу пара на правую турбину и тут же доложил на мостик об аварии. Рев постепенно утих.

     Мостик запросил, как быстро будет устпанена неисправнгость. Барсуков попросил два часа. Мостик дал добро. Под руководством Барсукова начался ремонт.

    Когда отдали последнюю гайку, патрубки распались и из образовашейся щели на грудь Барсукова  паропровод выплюнул остатки пара и горячий конденсат. От боли он скорчился и закружился. Матросы подхватили его под руки и отвели в медпункт. Фельдшер стащил с пациента одежду, уложил его на койку и покрыл пораженные участки белым кремом, затем дал выпить две таблетки и сделал инъекцию очевидно обезболивающего, так как боль немного отпустила.
 
    Ремонт закончили без Барсукова.  На изготовление новой паронитовой прокладки, на её установку и соединение патрубков ушло немногим больше часа.  Корабль дал ход. По прибытии в базу Барсукова эвакуировали в госпиталь.

      Людка приходила к нему каждый день и что-нибудь приносила. Она садилась на табурет и передавала Барсукову севастопольские сплетни. Посидев минут пять она исчезала.
 
    «И чего она старается? Может заякорить меня надеется?», -- думал Барсуков.

   Людка видно прочитала его мысли. При очередном свидании она сказала:
    -- Ты не думай Леша, что я хожу  сюда из-за видов на тебя. Просто мне тебя очень жаль. И еще: я ж частично виновата в твоем несчастье.

   Она ушла, а Барсуков подумал: «Это ж сколько девчонок со всех концов России приехали в Севастополь, надеясь устроить свою жизнь. В их мечтах морские офицеры представали эткими благородными, умными и щедрыми персонами, за которых они выйдут замуж и будут счасливы. Но в жизни все не так. Обычно такие девичьи мечты разбивались, как волна о прибрежный камень. Вот и Людка...»

   А, что Людка? Людка взяла себя в руки, стала ходить в вечернюю школу. Окончив девятый и десятый класс, она поступила в местный институт, где и обворожила чернявого кавказца. Состоялась пышная свадьба.

 Севастополь удивленно выдохнул: "Людка-то замуж вышла!".
 А Барсуков не удивлялся:"Людка -- красивая, добрая девушка, а горячность со временем выветрится. Может быть.".

______________________
Рис. автора.