Беляши в английском беконе

Имена, фамилии, светские люди, премьеры и их замы. Я смотрю  на все глазами марсианина. Как они выглядят (эти глаза?) Это разрез японских век с изумлением что не помнишь или даже не знаешь (их никто не видел). Глазки прищурены и мозг набирает обороты пытаясь разобраться что же все таки происходит.  Новые фразы, заезженные фамилии, но не тобой. Мир отошел на другую орбиту. Это мир, в котором я бежала домой, когда мама кричала в форточку. Соседи собирались на лавочке и обсуждали соседей с соседнего дома. Дети играли до темноты на улице: мальчики резались в ножечки и девочки в вышибалы.
Я не слышу. И меня не понимают.
«Почему они не улыбаются? – спрашивает меня мой муж когда на московских дорогах моросит дождь и его европейская куртенка  лопается от октябрьского холода.
«Они русские. Русские не улыбаются просто так. Они только смеются когда смешно, по настоящему смешно.» - я ответила и задумалась еще раз. Русские не улыбаются при слове спасибо, при здасьте и всего доброго. Мышцы в постоянном напряжении? Или боятся поделится своим хорошим настроением. А вдруг сглазят.
«Как они разрешают продавать алкоголь в переходах и ларьках на улице. И еще с такими мрачными лицами, что хочется или купить весь ларек, или бросить пить.» - мой муж не останавливался в вопросительных предложениях.
Мне все сложнее и сложнее было на них отвечать. 
Русские, это не государство, это не национальность.
В мире ближнего востока  и запада все кто с советского союза – русские. Мы для них по прежнему без границ. Казахская песня или украинская – она русская, потому что советская.  Мрачное лицо, без двигающихся жевательных, «спасибо» и «да»,  это русские.  Забежать поздороваться и остаться на часок с борщом на обед или бутербродами  с чаем – это русские.
«Ты почему не поела?» - спросил меня муж в моем первом эмигрантском году.
«Так ведь мы же в гости пошли» - я растерянно ответила, с колыхнувшимся оправданием.
На столе в гостях было ничего. При переходе порога спустя полчаса предложили чай, с молоком. Печенье пришло с опозданием. Желудок крохотался голодными позывными. Разговоры о болезнях,  о поднятиях цен на общественный транспорт и кто во всем виноват, шли очень тоскливо на пустой желудок с одними печеньями. Не русские они.  А вопрос кто виноват сближает своей идентичностью.
Мы ушли. Я голодная и соскучившаяся по беляшам, а муж по стейку и чипсам.
Голод сближает  половинки и его удовлетворение располагает к детальному  обсуждению транспорта, инфляции, министров и президентов.
Я в хроническом голоде. Мой мозг не удовлетворяется текущими событиями. Россия это уже не Советский Союз и беляшей не найти среди английских беконов.