Исповедь начинающего вампира, несостоявшегося само

ИСПОВЕДЬ НАЧИНАЮЩЕГО ВАМПИРА, НЕСОСТОЯВШЕГОСЯ САМОУБИЙЦЫ

Да, да, я болен, madame, как-то странно болен, но не по своей же вине...


Я болен, но совсем не испытываю страха, только недоуменное, какое-то болезненное любопытство и мрачную, безысходную радость перед тем, что, по всей видимости, ожидает меня в скором будущем. Если бы все, что не касается медленного, но неизбежного перерождения моего тела и, может быть, души, не осталось прежним и не совпадало бы в наимельчайших деталях с тем привычным укладом и образом жизни, какую я вел до того, как появились первые симптомы болезни, то, скорее всего, я решил бы, что мой несчастный разум покинул меня. Но это не так. Не разум покинул меня, а я, случайно и безвозвратно, покинул привычную вселенную, а вместо нее обрел осколки иной, и теперь иная вселенная останется моим уделом до тех пор, пока сама не освободит меня.


Раны, которые я нанес себе позапрошлой ночью в бессильной, яростной попытке свести счеты с жизнью, зажили с невероятной, нечеловеческой быстротой, всего за несколько часов, не причинив ни малейших страданий. Я знаю теперь, что мое тело нечувствительно к боли, точно так же, как нечувствительно оно и к наслаждениям. Непостижимым образом, но я живу, хотя плоть моя не требует ни отдыха, ни пищи, ни нежных прикосновений женщины. Только легкая жажда заставляет меня время от времени делать несколько глотков воды, но это приносит удовлетворение лишь на короткое время. Вода и пища стали для меня чужеродной субстанцией. Да что там, весь мир стал для меня чужеродной субстанцией! Есть ли в нем что-то, что смогло бы послужить мне опорой?


Как ни странно, неудавшаяся попытка убить себя вернула меня к жизни, если только можно назвать жизнью существование полуживой плоти. Вид влажных, сочащихся кровью ран нисколько не ужаснул меня, как можно было бы ожидать, а пробудил пьянящее ощущение восторга и трепетного, голодного вожделения. Вмиг зрение мое утратило четкость, глаза словно бы покрылись мутной белесой пленкой, сквозь которую едва просматривались предметы, плывущие в сгустившемся вокруг жирном тумане. Мягко пульсирующая в ране кровь, от которой я все не мог, да и не хотел оторвать взгляда, напротив, приобрела неожиданную яркость, вспыхивая, мерцая и переливаясь всеми оттенками рубинового, словно она сама стала источником света.


Предчувствия, от которых я бежал, стали реальностью: в безотчетном порыве, еще не веря себе, я поднес глубоко взрезанное запястье к губам и с жадностью, до последней капли, слизал с него теплую, солоноватую, восхитительную на вкус кровь...


Через мгновенье сердце мое взорвалось тысячью горячих осколков и я провалился в страшное огненное забытье.


Очнувшись, я обнаружил себя лежащим на полу, посреди комнаты. Свеча сгорела. Осеннее солнце нежно золотило стены предзакатными лучами...


Прошу Вас, madame, тише, тише... Здесь Вас все равно никто не услышит...







Москва 2005