Сборщик податей Нумерий, разумеется, не родился сборщиком податей, но надо сказать, что его имя вполне гармонировало с его наклонностями. С детства он был человеком в высшей степени рассудительным, который всегда предпочитал счет словам, да и в счете, да и в словах был всегда аккуратен и в высшей степени благоразумен. Он разумно говорил, что слова даются ему с трудом, ибо в них много, чересчур, прямо скажем, много всяких подтекстов, намеков и игр, другое дело – цифра, которая никак не может быть понята превратно и даст фору любой фантазии и любым изысканным выражениям в проблеме обустройства жизни маленького человека.
А ведь Нумерий был именно таким маленьким человеком, хотя и родился в Риме, но практически в семье рабов. Ему повезло несколько раз – его хозяин оказался настолько либерален, что сперва отправил его в числе других детей учиться счету и грамоте, а потом и вовсе отпустил на свободу, сказав, что прочитал в новейших трудах по домоводству, что управление хозяйством на основе найма рабочей силы оказывается в итоге более эффективным в силу мотивационных эффектов – рабы, понятное дело, спорить с этим не стали. Нумерий же успел выучиться, однако, хотя образование его в самом наименьшем виде подошло к концу, и он оказался свободным – но без крыши над головой свобода его прельщала не так и сильно.
И тут повезло ему дважды – встретил он на улице своего дальнего родственника, которому повезло чуть больше и который имел связи в самых нижайших ступенях государственного аппарата, да еще был тот родственник в веселом расположении духа. Одним словом, устроил он Нумерия в сборщики налогов. В конторе на молодого выходца из рабского сословия посмотрели достаточно надменно, но все же рабочие руки были нужны, в первую очередь в захолустье – и послали Нумерия сборщиком податей в одну деревеньку в Испании, без жалования – сказали, что питаться он сможет за счет некоторого освоения собранных налоговых средств, но пригрозили, чтобы не зарывался и присылал денег достаточно.
В принципе предупреждения эти были излишни, так как Нумерий был парень честный и очень точный и рассудительный, уж рассудить в данном вопросе он мог совершенно точно, так как неведомо отчего в голове его тут же созрела схема распределения собранного между великим Римом и жалким им. И Нумерий отправился в деревеньку, поехал он налегке, так как все равно крыши над головой у него не было, а особых любовных или дружеских привязанностей тоже. Надо сказать, что хотя был он человеком дружелюбным и приветливым, знакомств в Риме имел много, но близко ни с кем не сходился и вообще был человеком достаточно пустым, несмотря на свой рассудительный ум.
И вот Нумерий собрал свои нехитрые пожитки, главным образом постаравшись не забыть свой административный ресурс в виде справок о праве на сбор налогов, да и поехал в ту самую деревеньку, в которой его ждала новая жизнь, полная уединения и в то же время небольшого, но все же социального статуса. Надо сказать, что сама по себе поездка произвела на него головокружительное впечатление – он ехал по стране на самом деле в первый раз, до этого не покидал Рима, а вернее сказать, не покидал своего района. Поэтому Нумерий искренне, как человек наивный в этом вопросе, поразился размеру империи, огромному количеству городов, дорог, лесов и гор. В нем даже проснулось поэтическое желание и на секунду в его душе возникла грусть от того, что он не может запечатлеть, как художник или поэт, всю красоту окружающего мира, чтобы она навсегда осталась в его сердце…
И вот, после долго путешествия он, наконец, прибыл в деревеньку Ромсалона, которая находилась на самом берегу огромного океана, причем находилась она помимо прочего в окружении скалистых лабиринтов с севера и юга и в окружении прекрасных холмов с востока, которые искрились на солнце полноводной рекой и множеством ручейков, приносящих деревне помимо рыбной ловли наверняка знатный урожай и чистейшую питьевую воду. Восхищенный пейзажем, Нумерий отпустил своего извозчика и решил направиться вниз пешком, прогуляться и осмотреться.
Вскоре он подошел к океану, который был в этот день особенно безмятежным и спокойным, словно застывшим в уважении перед посланником Рима и только непослушные птицы летали сверху, выкрикивая что – то непонятное. А океан был безмятежен и безграничный, сколько не вглядывался Нумерий вдаль – он не мог увидеть ни острова, ни берега, что поразило наивного юношу, который никогда не видел моря, да и озера по сути своей не видел…
- Забавно, - сказал он отчего – то вслух, - забавно… я как будто вижу сейчас бесконечность… Всегда мир был очень конкретным и ограниченным для меня, и когда я жил как раб в тесной комнате у хозяина, и когда бродил по переполненным Римским улицам, стараясь не столкнуться ни с кем из прохожих… А теперь я вижу бесконечность. Как знать. Быть может океан и правда бесконечен и можно плыть туда миллионы лет и так не достигнуть… ничего.
- Вы полагаете? – раздался вдруг голос справа, так что Нумерий даже вздрогнул от неожиданности, но вскоре понял, что бояться ему сейчас абсолютно нечего. Это был пожилой уже человек, лет пятидесяти, с тростью, сделанной из старой палки, кривой причем, в достаточно неопрятной одежде, но с добрым и приветливым лицом.
- Да, - улыбнулся Нумерий, - я никогда не видел этого…
- Океана? – ухмыльнулся незнакомец.
- Да… - кивнул Нумерий, - он поражает мое воображение…
- Бесконечная морская гладь, - растянулся в странной улыбке незнакомец, - вечное бытие. Вечная ложь и изменчивость – океан рождает нас и сокрушает штормом, он может стереть Рим с лица земли, а через мгновение лежать у наших ног, ну вот как сейчас – обездвиженный и тихий, безмолвный и покорный… Скрытный и коварный, но готовый, готовый предоставить вам то, что вы хотите…
- Красиво сказано, - ответил Нумерий, - вы, наверное, поэт?
- Ну что вы, - облокотился на трость незнакомец, - вы не знаете видно нашей деревни… Тут нет поэтов. Только рыбаки, и я рыбак тоже. Меня зовут Роней, приятно познакомиться.
- Меня зовут Нумерий, - отвечал юноша, - я сборщик податей, приехал сегодня из Рима и буду собирать налоги и жить в вашей деревне…
- Я рад, - кивнул Роней, - правда, молодой человек. В нашей деревне так мало людей, я рад, что у нас появится кто – то новый… Только вот с налогами не думаю что вам повезет – местное население очень бедное, улов в этом году совсем не тот, да и выручить за рыбу все сложнее…
- Ну, есть же и сельское хозяйство, - предположил Нумерий.
- Вы же не знаете, - кивнул Роней, - я расскажу вам, пойдемте с вами в таверну… Видите ли, друг мой, здесь нельзя заниматься особо сельским хозяйством, рыбная ловля – вот удел этой деревни на ближайшие века…
- Почему? – спросил сборщик, следуя по узкой тропинке за своим новым знаковым.
- Океан, - обернулся и пристально посмотрел на него рыбак, - океан не любит и не прощает этого, Нумерий. Я расскажу тебе. В океане много обездвиженности и бесконечности, ты обратил верно внимание, но это лишь вопрос иллюзорности, на самом деле есть в нем кое - что очень даже живое и конечное… Ты не слышал о Неведомом?
- Неведомое, - пробормотал Нумерий, стараясь скрыть, что эти слова, а вернее интонация и взгляд незнакомца смутили его.
- Я расскажу, расскажу, - закивал Роней, - но сперва выпьем, выпьем за знакомство! Не сочтите меня навязчивым, но так редко удается выпить за знакомство в нашем местечке, ибо так редко удается познакомиться с новым человеком! Я расскажу, расскажу…
Но Роней не рассказал. Стоило им прийти в таверну, как его новый знакомый принялся ударно поглощать выпивку, не забывая, конечно, при этом травить разные байки и анекдоты, которыми, как понял Нумерий, этот старый рыбак располагал в безграничном количестве. Роней болтал без умолку, вспоминая свою биографию, да курьезы из жизни обитателей этой милой деревни, Нумерий, как человек рассудительный, отлично понимал, что большинство этих историй есть просто вздор, просто переиначенные анекдоты из газет да исторических хроник, тем не менее, он не мог не увлечься обаянием своего нового друга, который так искусно корчил рожи и разыгрывал все про ролям, что Нумерий не успевал отдохнуть от душащего его смеха и новой выпивки…
Нумерий очнулся, когда было непонятное время – то ли раннее утро, то ли поздний вечер, голова его жутко болела, ибо юноша не привык злоупотреблять алкогольными напитками, он с удивлением обнаружил, что лежит в приятной и даже опрятной комнате, на хорошей кровати, в полном одиночестве. Нумерий огляделся – и в первые минуты подумал, что все это ему приснилось и он до сих пор живет в Риме в доме своего повелителя и хозяина, однако все же это было маловероятно – Нумерий привык доверять своим воспоминаниям. Сборщик податей встал и направился к двери, похмелье все еще мучило его, но, тем не менее, он уже начал приходить в себя…Да, все стало понятно, открыв дверь, Нумерий оказался в трактире, в главном его зале, в котором так удачно недавно отпраздновал свое знакомство с деревней и ее обитателями. Сейчас в трактире не было посетителей, только трактирщик стоял за стойкой (Ванорд, вроде так его звали), да молодая девушка убиралась за столиками.
- А, Нумерий, - улыбнулся трактирщик, - доброе утро… Доброе утро! Не сочтите за самоуправство с моей стороны, дорогой друг, но вы вчера так крепко заснули, что я посчитал, что не могу оставить вас в нашем зале для гостей, вас отнесли в комнату и положили спать… Кстати, вы волне можете остаться в ней жить, это комната для гостей, для туристов, но туристов у нас не было отродясь, из гостей только странные бродяги да ярмарочные фокусники, что скажете, если я сдам вам комнату за символическую плату?
- Спасибо, это как раз кстати, - поблагодарил Нумерий, - мне нужно жилье в вашей деревне и едва ли я смогу найти лучше и дешевле, чем номер в вашем трактире… Большое спасибо вам.
- Не за что, - отмахнулся трактирщик, - Вероника, если вам что понадобится из посуды или другого инвентаря, всегда вам все покажет. Это моя дочь.
Девушка, которая протирала столы, обернулась и дружелюбно улыбнулась Нумерию. Это была черноволосая и достаточно изящная по деревенским меркам девушка лет 25, взгляд которой цеплял некоторой особой красотой, а еще более открытостью – она знала себе цену и явно очень четко понимала, чего хочет от жизни. Нумерий отчего – то подумал, увидев ее первую улыбку, что ведь стоит ему сейчас сделать ей предложение, так ведь она выйдет за него, ведь сборщик податей здесь, в этом захолустье, почти что сенатор, что легко бьет любого самого искусного рыбака с наибольшим уловом. Нет, Нумерий не был в этом смысле тщеславным или гордым, но приятно, приятно было сейчас почувствовать свое новое положение, столь контрастное с ролью раба, пусть и в Римской столице…
- А где ваш старый сборщик податей? - отчего – то спросил Нумерий, усаживаясь за стойку и готовясь поесть свой завтрак и выпить что – нибудь бодрящего, - ведь был же наверное кто – то до меня?
- Был, - кивнул трактирщик, - да только уехал он, в конце концов, из нашей деревни, повысили его до более… скажем так обширной территории. Сами рассудите – деревня наша совсем захудалая, народ тут небогатый, сами посмотрите, где тут сборщику с амбициями…
Наверное было заметно, что Нумерий немного приуныл, так что трактирщик решил немного его приободрить.
- Послушайте, - присел он на стул, - ну вы на самом деле не расстраивайтесь… Когда я так говорил, то имел в виду, что сборщик податей в нашей деревне… ну скажем так не сядет за одним столом с представителями отборнейшей аристократии в вечном городе… Но уж если просто так рассуждать и особо в детали не вдаваться, то вам не нужно на судьбу вашу жаловаться – вот тот сборщик побыл здесь года два и добра нажил немало, самым богатым человеком стал здесь… Ну не считая…
Тут трактирщик замолк и как – то даже стушевался.
- Что? – поторопил его Нумерий, - кого?
- Хорошо, - кивнул трактирщик, - скажу вот что. Есть тут один очень богатый человек, вроде он то ли сенатор, то ли какой – то другой римский вельможа, живет он в своем дворце, не в деревне, а за скалами, так что его особо и не видно и не слышно, но на самом деле живет, считай что совсем близко, на лодке когда плывете – можете заметить. Так вот… Это очень богатый человек, но с очень странной репутацией, дурная о нем слава… Поэтому мой вам дружеский совет – не стоит вообще в ту сторону идти и в этот дворец наведываться, особенно с точки зрения податей и налогов… Там у него куча стражи и охраны – сунулся какой – то сборщик лет 10 назад… Одним словом, больше его не видели. Мы с вами, уж простите за фамильярности и некоторое различие, но по сравнению с ним – очень маленькие люди и не стоит такого человека донимать вопросам имущественного характера…
- Я понял, спасибо, - действительно понял сборщик Нумерий, - послушайте… а почему в вашей деревне не занимаются сельским хозяйством? Вроде тут столько речушек и ручейков, почва должна быть благодарной… Я говорил с жителем деревни, с Ронеем…
Тут же сзади раздался оглушительный смех – это чуть ли не хохотала Вероника. Трактирщик немного тоже позволил себе улыбку, но в его контексте это скорее было соболезнование, он счел необходимым объяснить.
- Видите ли, - сказал он, - хватит Вероника, не смейся... Видите ли, действительно почва здесь должна быть благодарной, но это именно что должна быть, на самом деле так получилось, что она… очень невыгодная в плане сельскохозяйственных работ.. Были, были попытки растить что – то… но все неудачно, плоды чахлые, маленькие… От этого отказались.
- И что в этом смешного? – не понял Нумерий.
- Вероника, - улыбнулся трактирщик, - она так бурно отреагировала исключительно на ваше упоминания Ронея… Я уже понимаю, что вы имели в виду. Он, небось, рассказал вам про Неведомое и козни океана?
- Он начал, - кивнул Нумерий, - но потом мы пришли в ваш трактир и он, наверное, забыл про эту тему…
- Старый дурак, - зло отреагировала Вероника, даже грохнув каким – то тазом.
-Ну что ты, - примиряющее вздохнул трактирщик, - видите ли, молодой человек. Мы должны быть снисходительны к Ронею. С детства он был человеком с фантазией, с немного трагическим, а оттого и мистическим мироощущением, это понятно… Я помню, как когда я был ребенком, мы часто собирались и слушали его страшные рассказы про океан, про русалок и их грозного отца, про одноногих пиратов, которые прячут на необитаемых островах свои несметные сокровища и проклятые медальоны… Поверьте – я люблю его, как друга детства, как человека доброго и открытого… Но в последние годы он и правда немного сошел с катушек и видимо перестал отличать реальность от своих детских фантазий…
-Неведомое, - расхохоталась вновь Вероника.
-Ну, - поморщился трактирщик, - здесь он переборщил. Все началось лет 5 назад, когда от него сбежала жена, оставив его с двумя детьми. Я – то знаю эту истории, я видел, как она заглядывалась на одного приезжего ростовщика… Да и он. Одним словом все знали, кроме Ронея, он был весь погружен в свои… забавы. Пропадал часами в море, бродил по лесам, насвистывая свои мелодии… А потом ростовщик задумал уезжать, да и взял его жену с собой, благо ей было тогда лет 35, она моложе Ронея… Ну…
- Сам виноват, - безапелляционно заметила Вероника.
- Ну зачем ты так, - поморщился трактирщик.
- А кому он нужен? – тяжело вздохнула Вероника, будто объясняя самые банальные вещи каким – то неразумным детишкам, - сами же посудите… Кто он? Старый фантазер, которому вечно все мерещится, да только нет ведь ничего этого, он и сам все это знает и давно бы так и сказал, да труслив ведь и никак не может с собой в согласие прийти, признать, наконец, что все его исследования тайн и океана лишь глупости одни, да фантазии... Рыбак он.
Трактирщику было неловко за столь нелестную характеристику своего старого приятеля, но вместе с тем Нумерий почувствовал, что в глубине души он в этом с дочкой согласен, да только человек он по всей видимости добрый и никого словом обидеть не хочет, тем более старого своего если не друга, то соседа и приятеля…
- Рыбак он, - повторила Вероника упрямо.
- Ну и что, - буркнул Ванорд, - мало ли, рыбак? И рыбаком хорошо быть, чем не профессия – рыбак. Что плохого в ней. И рыбак человек весьма полезный, рыбак это хорошо.
- Да только рыбак – то! – всплеснула руками дочка.
- Что такое? – огорчился еще больше трактирщик.
- А то, что рыбак – то он бестолковый! – совсем развеселилась будто дочь, - совсем бестолковый рыбак он! Иные рыбаки в день десять рыб выловят, а он три, а когда иные три, так он одну, а когда иные одну, так он ничего! Сколько раз в море плавает, говорит, что знает, мол, все тайны океана, а такой простой тайны, как рыбу ловить, он совсем и не освоил и не понимает простого ремесла!
- Не знаю я этого… - нахмурился трактирщик.
- Зато люди знают! – девушка указала куда – то вдаль, как будто там действительно сидели или даже заседали какие – то особые люди, которые дескать действительно что – то такое знали про уловы и их точное количество, - люди же знают!
- А я не знаю, - сказал отец.
- Да вы сами, - обернулась девушка к Нумерию, - вы сами сходите в дом к нему. Живут беднее всех в деревне, дом весь старый, мебель плохая, дети же у него, а совсем плохо одеваются да и вообще… Он вместо того, чтобы сказки рассказывать, да еще таким уважаемым людям как вы, как сборщик налогов, он бы лучше рыбу ловить ходил! А он ходит иногда, редко, когда от рассказов видно устанет, тут и идет…
- А что, - вдруг сказал Нумерий, - может и надо сходить, посмотреть…
- Да уж, - рассмеялась Вероника, - легко же вас подбить на такую глупость. Это я так просто сказала, смотреть там совершенно нечего, у нас в деревне и в принципе смотреть нечего.
- У вас значит весьма скептический нрав, - попробовал пошутить Нумерий, но ему это удалось плохо, трактирщик слишком усиленно тер какие – то стаканы и ему явно было не до этого, а его дочь явно была к остротам равнодушна, если не назвать это презрительным отношением, а ведь вполне и можно было так это назвать.
- Нрав, - отвечала она, устало расчесывая волосы, - да нрав мой тут совершенно ни при чем. Я вообще обычная девушка в этом смысле и ничего удивительного в моих словах нет, а если и есть, то только лишь по причине того, что живу я в таком захолустье. Но вы, Нумерий, не судите об этом строго, в конце концов, где я родилась, там и родилась.
- Я и не думал вас упрекать,- кротко отвечал сборщик.
-Да пусть даже и упрек, - равнодушно задвинула стул девушка, - в конце концов, почему бы и не он. Я вам хотела только пояснить про это место, раз уж выходит, что само собой вы это все не разрешаете и не считаете, что все это правильно как просто наблюдение. Так вот. Я хоть девушка и простая, но влачить жалкое бессмысленное существование здесь не хочу, я уеду отсюда.
- В Рим? – из вежливости спросил Нумерий, хотя вероятно, что его отношение проявилось даже и в этом простом вопросе.
- Да в любой нормальный большой город, - отвечала девушка просто, - туда, где можно состояться, реализоваться, стать кем – то. Я же не так еще стара, у меня есть впереди жизнь, поэтому через пару месяцев, ну год, уеду я отсюда. Здесь нет путей никаких, самое лучшее, что можно мечтать, это трактир иметь, тут я папой горжусь, но и то по правде говоря, в таком месте трактир это не дело, а скорее пародия на дело, для кого тут трактир держать? Для рыбаков этих? Или для ненормальных как Роней, которым бы лишь напиться, да потом горланить всякие песни или небылицы?
- Ну, таков он, что поделать, - постарался смягчить углы трактирщик.
- Да я не такая, - отвечала девушка, - мне нужно стремиться куда – то, идти вперед, а не просто день рассиживать, да за Ронеем подметать его грязные следы от башмаков. Вы, тоже, подумайте, Нумерий, я вам искреннее советую – вы здесь не оставайтесь надолго.
- Да я сам не знаю, - отвечал тот рассеянно.
- А хорошо бы знать, - заметила Вероника, пристально его разглядывая.
-Ну… - хотел было ответить сборщик, но в итоге не смог ничего толком сформулировать, - знаете, пойду я прогуляюсь. Спасибо за угощения.
И не желая больше беседовать, он направился к выходу. Отчего – то этот разговор его не то чтобы разозлил, скорее раздосадовал, хотя может это просто по тому, что по старым своим привычкам он совсем не привык вести долгих бесед с другими людьми, тем более на какие – то темы не то чтобы серьезные, а вот такого вот рода. Нумерий вышел на улицу и только тогда понял, что, во – первых, его отчего – то просто неистерпимо тянет посетить все же старого фантазера Ронея, в то время как он совершенно не представляет куда именно надо идти, чтобы это осуществить. Однако возвращаться в трактир и расспрашивать ему совершенно не хотелось, и поэтому он просто пошел по деревенской дороге к морю.
Море сегодня было каким – то особенно величественным и безмятежным, мирно и тихо покачивалось оно вдалеке, но вместе с тем в нем была сейчас какая – то затаенная колоссальная сила, как будто своим нарочно тихим видом оно показывало жителям деревни, что они всецело находятся в его милости. Сама же деревня сегодня была, наоборот, слишком уязвимой и словно всячески старалась Нумерию это продемонстрировать, не с целью снизить налоговые поступления, разумеется, но может лишь в силу необычайно искренней атмосферы которая сегодня господствовала на улице. Уязвимость сегодня была во всем – и в странных покосившихся домиках рыбаков, от которых то и дело что – то отваливалось, как будто в этом была какая – то игра символизирующая разрушение, да и сами рыбаки были какие – то старые, скрюченные, уставшие, еле – еле двигали они по улицам свои ноги да телеги с рыбой, так что Нумерию стало очень жалко эту деревню и ее обитателей, ведь был он человеком хоть и глупым, считал себя одним из самых глупых людей во всем Риме, но в то же время сочувствие и искренность не были ему чужды.
- Да что же это такое, - пробормотал он, может даже и вслух, - что за издевательство судьбы. Такой огромный и безмятежный океан, как будто способный и разрушить и создать наш мир за мгновение и лишь по своим нам неизвестным соображениям – и такая маленькая деревня с несчастными усталыми жителями. Зачем все это?
Он огляделся, как будто ждал какого – тот ответа, но ответа, разумеется, не было, ведь вероятней всего он совсем и не вслух все это произнес, а лишь подумал только либо сказал все очень тихо.
- Мне страшно, - сказал он, немного помолчав, - раньше я не думал об этом, когда жил там, в Риме. Там было столько всего и все это в движении, а когда все вокруг все время движется, ты перестаешь понимать эту логику, как будто мир притворяется, притворяется совсем другим, рассыпаясь на части и скрывая единое. А здесь лишь океан и деревня. Здесь мне страшно.
Нумерий пошел тем не менее дальше, хотя чем ближе он приближался к морю, наблюдая его бесконечную и спокойную морскую гладь, тем страшнее ему становилось, словно он даже думал, что вот – вот то самое Неведомое проснется в море и вдруг разом взбурлит и раздавит его вместе с деревней, а может и с Римом вместе.
- Простите меня, - говорил тихо Нумерий, - и ты, Неведомое, прости, если ты там и есть на самом глубоком дне океана. Я же хоть и глупый человек, никудышный даже, возможно, что все мои слова и действия всего лишь жалкие кривляния, но все же я не со зла это все делал и сюда я приехал не со зла ведь, а просто потому что нужен даже такой деревне хоть какой – то сборщик податей…
Нумерий аккуратно дотронулся до воды, она была совершено обычной, синей и холодной, как, наверное, должна же выглядеть вода, никак иначе она скорее всего существовать и не могла, так что это немного успокоило молодого человека.
- Да, - пробормотал он, - я все понимаю, вернее я понимаю, что не понимаю ничего, да и не пойму никогда, но вместе с тем я сюда не со зла приехал, а просто такой вот я обычный человек, которому пришлось волею судьбы стать работником налоговой инстанции, да разве в чем я виноват? То есть виноват, конечно, потому как сам я это понимаю, но ведь не может же быть, что моя вина намного превосходит вину всех тех людей, которые там… которые здесь. Я ведь никогда и не думал…
Нумерий запнулся, потому что чувствовал, как глупы, несмотря на искренность, все его объяснения, сейчас он счел, что лучше всего ему замолчать и молча смотрел он на море, которое тихо качается из стороны в сторону, осыпая его радостными своими брызгами, а ему было жутко стыдно, причем даже не только за себя, сколько практически за род человеческий, перед лицом океана, даже если никакого Неведомого в нем и не было пусть никогда.
- Ну, мы конечно, - продолжал он, незаметно переходя на обобщения, - мы, конечно, сейчас все не в то чтобы сознании… А скорее мы бессознательно все это делаем и даже сейчас, когда я пытаюсь свои мысли упорядочить и сформулировать, так ничего кроме недоразумения не выходит у меня, вернее даже будет сказать, что опозорился я и в этой своей нелепой попытке… Но таким образом мы все позоримся и все мы не способны ничего нормально высказать, а уж тем более сделать, ну и куда нам деваться после этого?
Нумерий почесал в носу.
- Потому что прошлое все проходит, как будто и не было ничего, будущего мы не знаем, - продолжал он, - а настоящее это через секунду прошлое, а минуту назад будущее, поэтому имеет оно те же недостатки, что и ниже или вышеупомянутые категории. Вот и выходит, что вообще времени для нас нет, куда же нам деваться после этого?
Нумерий окончательно сник и расстроился – вся жизнь сейчас, перед лицом океана, казалась ему не более чем глупой бессмысленной шуткой, насмешкой над его скудным умом и ему даже захотелось сейчас лечь просто тут, на берегу моря, да и пускай синий холодный океан поглотит его, чтобы никогда ему больше не ходить здесь и не думать ни о чем, тем более все равно мысли у него были возможны самые примитивные, как он сейчас о себе подумал, а оттого еще больше разозлился. Он так и сделал – лег на песок, да попытался заснуть, однако не смог этого сделать по вполне понятной причине, потому что недалеко вдруг пристала рыбачья лодка и двое рыбаков, простых и даже веселых парня, начали вдруг шумно, под разговоры и усмешки, разгружать свой нехитрый улов, распуская повсюду брызги, которые и до Нумерия долетали.
- Это что же такое! – разозлился он и вскочил, стоя наполовину в воде, однако с самым разъяренным видом, так что рыбаки испуганно обернулись на него и даже как – то нервно съежились.
- А что – с? – наконец, спросил один.
- Это! – бормотал Нумерий, - это что за безобразие, я вас спрашиваю? Вы что, не понимаете ничего? Что вы тут разорались?
Рыбаки показывали полное смирение и казалось, что осознали свою вину в очень серьезной степени, но вместе с тем нельзя было не отметить, что в реальности они понять ничего в упреках не смогли, Нумерий вдруг осознал, что даже не успел им ничего сформулировать, да и успей он, ничего бы они не поняли, да и сам он уже не понимал.
- Дурак! – крикнул Нумерий ожесточенно.
- Он или я? – уточнил второй рыбак, кивая на соседа.
- Я, - признался Нумерий, сглотнув и понуро смотря на воду около своих ног.
- Вон оно как, - пробормотал смущенно, без всякой насмешки, один из рыбаков.
Тут наконец к Нумерию вернулось то, что иной мог бы назвать чем – то близким к самообладанию.
- Тааак, - протяжно пропел он в этот момент, - рыбу значит ловите?
- Ловим, ваше благородие, - признался рыбак.
- Так, так, - направился к ним поближе сборщик, - а недоимки как у вас, по части недоимок как у вас?
Рыбаки смутились.
- Налоги, небось, не платите! – заорал Нумерий в устрашении ударив ногой по песчаному дну и окатив рыбаков изрядной долей брызг, - небось, налоги не все уплачены, обворовываете Рим!
И он энергично замахал пальцем перед их заносчивыми носами.
- Ваше благородие, - прошептал один.
- Ну что вы, что вы, - бормотал второй.
- Знаю вас, подлецов! – истерично замахнулся Нумерий, - знаю вас, как будто души ваши у меня под фонарем ярко – красным, солнцеподобным! Уж, и знаю же я вас всех!
От избытка энергии он даже руки радостно потер.
- Налоги, братцы, налоги платить надо! – смеялся Нумерий, - ну ничего, вы у меня узнаете, я вас выведу на чистую воду, я вас, подлецов…
И вдруг, Нумерий сам поразился этой неожиданной перемене, ему вдруг стало абсолютно наплевать на этих рыбаков, да и на все недоимки на свете вместе взятые, ничего больше он не чувствовал к ним, только стыд небольшой, совсем чуть – чуть, но стыд как за свое философствование в воде, так и за свой неожиданный, вероятно в связи с почином, фискальный порыв.
- Ладно, - сказал он уже значительно мягче, почти добро, - дело все в том просто, что я, так сказать, приехал к вам из Рима ведь не просто так, а с целями фискальными. Вот. Потому что душ у вас тут много, деревня, будем говорить, большая, а налогов собирается мало, так мало, в пропорциональном отношении, что может и до Рима дойти.
Рыбаки заметно испугались, и Нумерий решил смягчиться еще сильнее.
- Ну, это в крайнем случае, - пояснил он, - в целом вряд ли, конечно, до Рима что дойти может, в Риме что, делать что ли нечего, кроме как ваши налоги расследовать… Для Рима ваша деревня с вашими фискальными недоборами это… это ну все равно как даже не капля в океане, потому что капля все же имеет некую ценность как, будем говорить, такая вещь составляющая, то есть потому имеет значение, что является частью целого. А ваша деревня, разумеется, наравне с Римом не может быть никак, даже как и составная часть, ваша деревня – это для Рима, ежели он был бы океаном, как капля в другом океане, который втекает куда – нибудь там или капля в ручье, что втекает…
Нумерий замолчал, недоумевая почему ему все время хочется говорить про воду, наверное это все объяснялось тем, что он стоял прямо в воде и прохладные струи приятно ласкали его ноги.
- Так! – очнулся он, - вот о чем я говорю – то. До Рима не дойдет ваше поведение, но на то у нас империя, что кто – нибудь где – нибудь когда – нибудь вполне может вопрос ребром поставить…
- Это как? – поинтересовался один из рыбаков совершенно искренне, ну то есть без всякой какой задней мысли или иронии даже.
- А очень просто, - кивнул чему – то Нумерий, - ну как это может быть. А очень просто. Соберется какой – нибудь комитет, например. Вы же люди простые, темные, деревенщина, ну если по- научному вас называть, то иначе и не скажешь ведь, вы этого не знаете… А я же знаю, например, я же в Риме живу, то есть жил. А Рим это огромный город, это огромный город, который вы себе ни представить и даже вообразить не можете, потому что это город бесконечный, такой, что можно всю жизнь по нему идти, направляясь, например, от рынка направо, в сторону Колизея… Всю жизнь вы можете идти, а даже и до Колизея никогда не дойдете, не то что до городской стены, я вот до сих пор поражаюсь, как мне удалось город пересечь к вам направляясь, хотя это, впрочем, легко мне обосновать, ведь это я не праздному механизму куда – то бродягой поехал, а совсем даже наоборот, я ведь по высшей воли властей…
Нумерий задумался и кивнул снова, решительней прежнего.
- Так вот, - продолжал он, - и в этом городе кипит жизнь, господа, кипит так, что просто диву даешься и даже невозможно себе представить, особенно вам, какая это жизнь. Это не то что ваша деревня, где люди по улицам почти и не ходят, а если и ходят, то как призраки или скелеты в 5.30 утра…Нет, в Риме…В Риме все совсем иначе, так улица – это целый живой организм, это целый мир, где ходят самые разные люди, от рабов до высших чиновников, встречаются, беседуют, здороваются, так что иногда и протиснуться по улице нельзя, даже и ночью, когда усыпают центральные улицы аристократия, роскошные певицы и даже бродяги как – то торжественно просят свое подаяние по ночам… Эх, Рим. Да знаете ли вы что такое Рим…
- Нет, ваше благородие, - отвечал рыбак, - откуда же нам…
- Вот, - горько вздохнул Нумерий, впрочем без гордости какой – либо, а просто с такой вот печальной отрешенной грустью вздохнул, - разумеется, разумеется откуда вам… Так вот, возвращаясь к вопросу вашему, в этом самом Риме огромное количество комитетов, не считая разного рода комиссий и прочих случайно или недавно созданных групп. И рассматривают это комитеты самые разные вопросы, вот просто представить вы даже не можете себе насколько всеобъемлющий характер носит эта работа, так что вроде и не было при создании этих комитетов какой – то априорной цели касательно их всеобъемлющей сути и такой ладной синхронизации, но в итоге именно это и получилось, так что при всей мощи аппарата, который логически мог бы предположить акцентирование внимания на делах… ну глобальных, так будем говорить…
- Будем, - простодушно отвечал рыбак, за что тут же удостоился гневного взора Нумерия.
- Так вот! – улыбнулся Нумерий, - несмотря на априорные предпосылки… вышло все не совсем так и хотя и акцентируется … взгляд аппарата в контексте оценки глобальных вызовов. Но это только половина правды. А на самом деле и мельчайшие дела комитеты рассматривают, хотя и невозможно предположить за секунду до события этого самого какой вопрос всплывет в комитете – глобальный, мельчайший, а может и вовсе уже давно согласованный. Но не в этом суть. А в том, что и ваши дела, пустячные, совсем дурацкие, между нами говоря, ну вы там рыбу свою ловите на своих почти развалившихся досках… вроде бы совсем ерундовая ваша деятельность, которая не то что Риму угрожать не может, но и в целом не может никоим образом изменить устоявшиеся и сложившиеся порядки вещей… Но это с одной стороны. А с другой стороны, очень даже может быть, может выйти такая оказия, что какой – то комитет соберется, да и член комитета возьмет и вынет парку про вашу деревню, а в ней есть и про вас листок, не думайте, что его нет. Вот тут – то ваши недоимки и вскроются и вполне может быть что ваше дело, пустячное совсем, а вместе с тем комитет может целый год только им и будет заниматься…
Видно было что рыбаки приуныли, повесили свои головы, смотрели затравленно и испуганно в море, на свои ноги, грязные, запутавшиеся в водорослях, смотрели и молчали виновато. Так что и Нумерий тут вновь ощутил страшный стыд за все эти, сгоряча ведь сказанные, обвинения и рассуждения.
- Ну, вы уж так не раскисайте, - нахмурился он, - ни к чему это. Это ведь только такая вероятность есть, а вовсе не решенное дело. Да и даже если ваше дело будет целый комитет рассматривать... А может и два комитета параллельно, не сговариваясь, но вот случайно такой оказией… Но это все равно, потому что вероятнее всего ничем все это не кончится… кроме очередных бумаг и заседаний.
- Правда? – просиял один рыбак, а второй рядом с ним отчего – то напротив, только в еще большее уныние впал и даже как будто хотел в песок зарыться, лишь бы не было его видно, но стеснялся так неприлично себя вести на глазах у сборщика.
- Правда, правда,- закивал Нумерий, - а впрочем, не думайте об этом. Как ловили рыбу – так и делайте, налог платите и все будет хорошо, ручаюсь. А теперь вот что – скажите как мне дом Ронея найти…
Рыбаки явно обрадовались перемене темы разговора и начали активно и весело размахивать руками, как бы указывая правильное направление, но по совести говоря все это было слишком шумно и глупо выглядело, указывали они все время в разные места, да и вряд ли говорили что – то осмысленное, скорее только шум один создавали, впрочем Нумерий вроде бы распознал что дом нужный находится где – то около мельницы.
- Ну что же, - кивнул он, - пойду я навестить Ронея. А вы… продолжайте. Я вижу у вас неплохо получается ловить рыбу.
- Так только этим и занимаемся, вашество, - пробормотал смущенно рыбак, - уж мы – то сами знаете…
- Знаю, - кивнул Нумерий с достоинством и пристально рассматривая рыбаков, - я все знаю. Я все замечаю. От моего взора ни одна недоимка, ни одна неучтенная рыба не проплывет. Имейте в виду.
И Нумерий зашлепал по воде в сторону берега, время от времени оборачиваясь на рыбаков и сурово, но не без отеческой любви, посматривал за их действиями. Сперва рыбаки как – то стыдились что ли и не смели по большому счету продолжать свои текущие дела, однако чем дальше отходил сборщик от них, тем больше наглости в них просыпалось и в итоге они совершенно спокойно продолжили свои нехитрые рыбачьи дела.
Нумерий тем временем уже шел по деревенской дороге в сторону мельницы, где, по смутным, но, по всей видимости, достоверным свидетельствам рыбаков должен был проживать Роней. Еще издали он заметил около мельницы наиболее невзрачный дом, с провалившейся почти крышей и покосившимся забором, однако достаточно красиво украшенный и расписанный какими – то узорами и фигурками животных, Нумерий сразу счел, что именно здесь Роней и должен проживать, при этом он не удержался от того, чтобы немного не вздохнуть.
-А! Нумерий! – раздался тотчас знакомый голос Ронея, он стоял прямо сзади, странно было даже, что Нумерий смог так вот пройти мимо и не заметить его, но с другой стороны вполне можно было предположить, что хитрец спрятался где – то и нарочно решил вот так появиться, театрально и с юмором, может вот за бочкой большой сидел, тем более, что там грязь, а ботинки его как раз в грязи.
- Да… - почему – то сборщик почувствовал себя стыдно, как будто его поймали за дурным занятием, а впрочем, вероятно и было в этом что – то дурное, напрашиваться в гости, - да… Роней. Я вот пришел вас навестить, посмотреть как тут… в деревне все ли хорошо…
- И вы правильно сделали, - улыбнулся Роней, - вы должны были ко мне зайти, старый я дурак не пригласил вас официально… Но это вы уж меня простите, я вчера немного навеселе был, не совсем сообразил… Но пойдемте, пойдемте в дом…
Нумерий не заставил себя упрашивать и поспешил за прихрамывающим рыбаком в его покои. Ему было очень интересно, он сам, пожалуй, не мог сейчас определить причину и границы своего любопытства, но отчего – то он почти бежал в этот покосившийся дом, как будто там его ждали небывалые сокровища, а может изумительные чудеса, а может и то, и другое одновременно.
Однако внутри дом был совершенно обычным, заурядным даже можно было сказать, что немного огорчило Нумерия, хотя он тут же задал себе вопрос – а с чего вообще говоря что – то в этом доме должно было быть незаурядным? Любопытным? Волнующим? Поражающим внимание? О нет, никаких оснований для этого не было. Вот и было убранство дома совершенно стандартным, правда бедноватым – был стол, кровати, стулья, какая – то одежда, весьма потрепанного вида, лежала по углам, какие – то чашки и миски, но и то старые, с трещинами даже кое – где… Вообще дом Нумерия был скорее в беспорядке, чем в порядке, вещи лежали неряшливо, без какой – то системы или какого – то основания, даже без зыбкого основания, не говоря уж про прочное…
- А мы сейчас обедать будем, - сообщил Роней, - вы уж к нам присоединяйтесь… Сейчас только сын мой вернется с моря, может и рыбки нам принесет…
- Можно, - кивнул Нумерий, - но вы не думайте, что я к вам поесть пришел… Я так пришел.
Сказав это, он устыдился своей нескладной речи, действительно, зря он это сказал, глупо вышло. Но Роней был достаточно деликатен, чтобы никак не заострять внимание на этой фразе, а вероятней всего и не слушал – он начал накрывать на стол простую, но достаточно обильную еду, хлеб, какие – то овощи, немного сыра… При этом он словно что – то говорил сам себе, но сколько Нумерий ни прислушивался, так ничего и не смог он разобрать, то ли Роней напевал какой – то мотив, то ли просто свистел, то ли что – то говорил даже, непонятно ничего.
Тем временем в комнату вошла девушка, это, по всей видимости, была дочка Ронея, это была полная девушка лет двадцати, одетая в невзрачную и даже грязную тогу, она вошла и удивленно посмотрела на сборщика, но удивление ее было странным, Нумерий даже подумал, что это слово здесь совсем не подходит и не в удивлении дело, однако другого слова он подобрать и не смог, поэтому и не знал даже что подумать. Девушка стояла в проходе и как – то пристально, но вместе с тем отрешенно и равнодушно смотрела на него своими пронзительными и даже умными карими глазами, но смотрела, вероятно, не на него, а как бы на все пространство за ним… При этом она как – то поджала нижнюю губу, приподняв подбородок… Отчего – то это совсем поразило Нумерия, он понимал, что разглядывать так чужой подбородок некрасиво и неэтично, но продолжал молча сидеть и смотреть на этот ее подбородок и даже в целом – на ее выражение лица…
- А! – улыбнулся Роней, - а вот и моя дочь, Керри. А это вот представь себе, дочка, это Нумеррий, сборщик податей.
Однако Керри ровным счетом ничего не ответила, но так и осталась стоять смотреть на Нумерия своим странным взглядом, как- то даже наклонив голову, так что взгляд ее на какой – то момент приобрел суровые черты, но вместе с тем была она все же не сердита и не надменна, она даже немного улыбнулась гостю…
- Рад познакомиться, - улыбнулся Нумерий, - мне говорил трактирщик, что у вас двое детей… А сыну сколько лет?
- Сыну – то… - задумался Роней, - а я и не знаю… Лет шестнадцать, наверное. Да. Едва ли больше. Тебе сколько, дочка?
- Не знаю, - равнодушно отвечала дочь, при этом сам факт того, что она открыла рот и произнесла эти слова отчего – то поразил Нумерия, он думал, что она так и будет молча здесь стоять все время… Да, Нумерий даже разозлился на себя – и отчего это он в этом доме во всем ожидал странностей и подвохов, что за блажь на него нашла? Вероятнее всего это именно разговоры Виктории настроили на такой лад, надо было это дело как – то в себе переменить, но вот как именно, этого сборщик и не знал.
- Угу, - задумался Роней, - я думаю, что тебе двадцать. Точно. Так должно быть. Это я вам, Нумерий, могу гарантировать, так как дочь моя родилась спустя 5 лет после большого пожара на мельнице, а пожар – то был ровно 25 лет тому назад, мы недавно годовщину, скажем так, отвечали. Причем мельница горела в июне, а дочь родилась у меня тоже в июне. Ну, через 5 лет, как я и сказал, в какой день не знаю, но точно в июне.
- А когда же вы поздравляете ее? С днем рождения? - не смог не задать вопрос Нумерий, хоть такая формулировка и выдавала его крайнее удивление, что было опять же невежливо, ну да что поделать.
- Ах, Нумерий, - мягко улыбнулся Роней, - ваш вопрос удивляет. Да неужто нужен мне календарь и даты какие, чтобы дочь мою поздравить любимую? Да неужто каждое мгновение на земле не есть наше перерождение, не есть постоянное наше рождение, когда человек от земли, от рутины, поднимается выше самого себя, к вечным истинам? Да что какой – то календарь значит супротив этого вечного порядка?
- Что? – глухо спросила дочка, - супротив порядка? Что… он?
- Наверное, вы правы, - задумался Нумерий, - вы не думайте, что я вас обидеть хотел, я ведь просто спросил из любопытства, не подумал, что вы так это воспримете. Ну, если так подходить… то наверное ваша правда, не спорю.
- Ну отчего же, - улыбнулся Роней, - хороший спор сознание укрепляет.
- Укрепляет? – уточнил Нумерий.
- Конечно, - кивнул энергично его собеседник, - если подумать… Вот вы наверное об этом тоже не думали, а зря, я чувствую, что есть в вас он… потенциал. Так вот, если подумать, жизнь человека есть ничто иное, как вечный спор его со всеми окружающими объектами и субъектами, включая самого индивида.
- Наверное… - смутился Нумерий, - наверное…
И в этот момент, к его радости, на пороге показался сын Ронея, ну то есть, разумеется, сборщик податей не знал вошедшего молодого человека, но вместе с тем совершенно было понятно, что никто иной, такого возраста, не мог бы войти в этот момент с рыбиной в руках. Этот юноша был низкого роста, пожалуй особенно низким он показался бы на фоне своих ровесников, да к тому же еще и худой очень и сутулый какой – то, так что казался пожалуй моложе своего гипотетического возраста. Нумерия опять же заинтересовало его лицо, он пригляделся к юноше и тотчас решил про себя, что он очень похож на свою сестру, хотя казалось бы строение лица было совсем другое, какое – то угловатое и даже резковатое, но вот взгляд – взгляд был такой же. С одной стороны пристальный и умный, так что даже как – то неуютно было бы когда такой взгляд на тебя смотрит, но это с одной стороны, а с другой стороны опять же сильная отрешенность во взгляде, понятно было, что смотрит – то он пристально, куда пристальней, чем в юности положено, да только не на тебя смотрит, а так, как будто ты не человек и не собеседник, а стул всего лишь, даже не стул – у стула есть хотя бы функциональная принадлежность, а здесь просто как к помехе в кругозоре отношение. Но не гордое, не надменное отношение, нет, этого тут вот совершенно быть не могло, наоборот, скорее скромность одна.
- Это мой сын, Бен, - улыбнулся Роней, - как рыбалка, сынок?
- Вот рыбу одну поймал, - шмыгнул носом Бен, - вот и принес ее. Можно мне снова на море идти?
- Можно, - кивнул отец, - конечно, - поплавать хочешь?
- Нет, - просто отвечал Бен, - я ее буду ждать. Сегодня вот все утро ждал, так никого не увидел, сколько я в море не смотрел, сколько воду руками не крутил… Нет, все такой же тихий и безмолвный был океан. Но вдруг она вечером приплывет? Не могу я ее пропустить.
И Бен при этих словах как- то жалобно даже посмотрел в сторону двери.
- Иди, иди, сынок, - кивнул Роней быстро, - и то правда твоя, подожди, сегодня же четверг вроде, а по четвергам любят они это дело, таков уж их обычай. Ты подожди там ее, подожди, сынок.
Бен кивнул, бросил рыбу на стол и чуть ли не вприпрыжку побежал прочь от дома, радостно улыбаясь, что смог, наконец, все это закончить, разговоры эти.
- Хороший парень, - улыбнулся Роней, причем не от отцовской гордости опять же, а просто, чтобы отдать должное этому действительно хорошему парню, вот и все. Надо сказать, что вообще вся семья Ронея сразу заинтересовала гостя именно вот этой особенностью, разумеется, не только ей, но в том числе, была какая – то странная скромность во всем их поведении, в их взглядах, словах, но вот с другой стороны все это иной человек, не разобравшись, мог счесть за странную гордыню и страшно же оскорбиться. Но это все было бы ошибкой, досадной ошибкой, которая, тем не менее, была почти неизбежна, если человек не настолько способен тонко чувствовать, как Нумерий.
- А кого он ждет там? У моря? – вдруг спросил Нумерий, - у мальчика любовь?
- В каком – то смысле, - задумчиво кивнул рыбак.
- Как это?
- Ну… - замялся Роней, - вот что, дочка, почисти нам, пожалуйста, рыбу, приготовь, ну все, как полагается.
Керри молча кивнула и удалилась с рыбой в другую комнату, где по всей видимости начала свои приготовления.
- Видите ли… - задумался Роней, - мой сын действительно ждет там, на берегу, ждет кое – кого, можно даже сказать, что это любовь, в высшем проявлении этого чувства, разумеется. Но он ждет не свою подружку. Он ждет там, когда появится русалка.
Воцарилась тишина. Роней попытался разбавить ее, начав весело настукивать пальцами по столу какую – то удалую и даже бравую мелодию, что не очень вязалось с его усталым и каким – то полным печальной задумчивости видом.
- Русалка? – пробормотал Нумерий, - но… но разве это возможно? Разве это … разве они существуют?
- Ну… - взмахнул руками Роней, - ну, разумеется нет!
- Не существует? – пробормотал осторожно Нумерий.
- Ну, по крайней мере, мне об их существовании неизвестно, - усмехнулся Роней.
- Но… ваш сын… ждет там…
- Поэтому ведь и ждет! – улыбнулся рыбак, - ну… понимаете о чем я?
Нумерий лишь озадаченно покачал головой.
- Я попробую вам рассказать, - кивнул Роней, встав со стула и принявшись расхаживать по комнате, что может было и красивым жестом, но в силу его сильной храмоты, вероятно, вышло совсем не так удачно, как могло бы, - видите ли, друг мой, как вы уже знаете, мой сын сейчас находится в переходном возрасте, он является, как сказали бы ученые, юношей, юношеский переходный возраст, смятенная душа, которая ищет ответов на вечные вопросы. Я заметил это, признаюсь, не сразу. Иной человек, более внимательный и осмотрительный, мог бы уловить перемены и раньше, не буду спорить, так что я иногда и корю себя за такую медлительность и нерасторопность… Но вы же понимаете о чем я – я человек… занятой. Так вот, где – то полгода назад только, хотя надо было и раньше, я заметил, что сын мой, мой Бен, изменился. Он стал каким – то печальным и даже нервным, периоды агрессивного поведения сменялись странной недетской меланхолией, я понял, что Бен не чувствует больше той беззаботной юности, нет в нем больше простой радости – он начал задумываться, о, это было ясно, он стал искать ответы, искать свое место в этом мире, искать основы и смыслы. И не находил их. Старые конструкции рушились, как карточный домик, но кто и как мог предложить моему сыну новые очертания мироздания?
Роней горько улыбнулся.
- Мир вокруг был для него пустым и бесконечным… холодным, как океан. И тогда я пришел ему на помощь – я попытался дать ему надежду. Я рассказал ему, что там, на самом краю пляжа, около скал, около больших коричневых камней… что там видели русалку, дочку морского короля, которая ищет любви и сбежала из своих коралловых подземных пещер… И он загорелся! Он почувствовал! Он решил, что, во что бы то ни стало должен встретить русалку! И с тех пор он ходит на берег моря, туда, куда я ему указал, среди тех скал, на краю деревни… он смотрит в пучину океана и ждет, ждет, когда появится прекрасная русалка, которая, как и он, ищет любви и свободы, новой правды и своего места в мире. Эта любовь совершенно преобразила его… совершенно…
Роней мечтательно улыбнулся, было видно, что он практически готов пустить наверное и слезу умиления, но не решался этого делать при посторонних, то есть при Нумерии, все же это было бы слишком сентиментально.
- Подождите… - ошарашено пробормотал Нумерий, - мне тяжело собраться с мыслями… Иначе говоря, вы… предложили вашему сыну такую вот фантазию… и вот теперь он полгода ходит каждый день сидеть на морском берегу, ждет, когда из пучины вод появится принцесса – русалка?
- В общих чертах, - довольно улыбнулся Роней.
- Но это безумие! – вскричал Нумерий, - это… поразительно! И когда же вы собираетесь сказать сыну правду? Он же рано или поздно догадается, что вы морочили ему голову! Да, Вероника…
- Что Вероника? – быстро отреагировал Роней, вытянувшись вперед, как будто хотел заглянуть сборщику в рот и выведать там все – все – все.
- Ничего… - смутился молодой человек, - не важно… Так вот. Когда же вы расскажете вашему сыну правду? Не будет же он всю жизнь сидеть там, на берегу в бесплодном ожидании?
- Что я могу сказать, - задумчиво облокотился рыбак на дверной косяк и взглядом обвел комнату, включая сборщика, - нет, я не собираюсь разрушать эту идиллию… Нет. Вы правы, пожалуй, что рано или поздно мой сын может потерять эту веру, эту чистую мечту… Да. Но зачем же ожидать худшее? Лично я совершенно не против, если он всю жизнь проведет там, на море, в ожидании русалки. А почему нет? Многие проводят свои дни куда глупее, уверяю вас. А там он будет на свежем воздухе, купаться, рыбачить заодно, будет можно сказать, нравственно чистым молодым человеком, а потом… как знать. Да, я никогда не видел русалок, вы никогда их не видели, никто в нашей деревне не видел – но что с того? Да разве мы показатель? Да разве можем мы своим скудным разумом понять, что такое океан, какие тайны хранятся в его синих и холодных водах? Лично я совершенно не исключаю, что однажды, по капризу судьбы, по роковому стечению, каламбур, не правда ли, но раз – и приплывет как раз к тем камням русалка. Я в это особо не верю, но исключать… исключать не могу, простите…
- Но… - запутался Нумерий, не привыкший к дебатам и спорам, однако чувствовавший непреодолимое желание что – то возразить, - но разве это не… жестоко? У вашего сына может быть своя жизнь… А вы лишаете его этой жизни, погружая его в… странную фантазию…
- Жизнь? Здесь? – рассмеялся Роней с каким – то странным ожесточение и даже надрывом, никак Нумерий не ожидал от него такого, он вообще не ожидал, что в этой деревне может прорваться откуда – то горечь, а здесь неожиданно это и произошло. Как бы Роней в принципе ничего и не сказал, но одновременно эти два слова были сказаны с такой интонацией, что в принципе никаких пояснений не требовалось и нужно было бы только горестно вздохнуть в знак поддержки, да только Нумерий поздно к этому пришел, поздно осознал, поэтому было уже поздно реагировать.
- Молодой человек, - присел за стол Роней, улыбаясь, - поверьте мне… Да, может то что я и предлагаю сыну… бессмысленно и даже безумно. Соглашусь. Но разве это чем – то отличается от всех иных стратегий и доступных исходов? То есть отличается, разумеется, тем, что, несмотря на очевидную ее простоту, в шутке моей есть некое романтическое изящество. Но если посмотреть с точки зрения критериев разумности, подлинной и чистой разумности, разумеется, то увы, спасения тут нет, наша деревня не для того здесь стоит, чтобы люди спасались. Здесь можно только жить или играть, да и то, играть… ну как мой сын, как марионетка с бредовыми декорациями. Но я предложил ему интересную мечту – посмотрите, с каким воодушевлением он каждый день идет к камням, ждать русалку, посмотрите как горят его глаза и как весело он спешит туда… Неужто вы хотите, чтобы я разрушил его мечту, чтобы жизнь его утратила основу, основу, которую случайно, к счастью, я все же смог ему подобрать. Прошу и вас не рушить его иллюзии.
- Ну, я … - пробормотал Нумерий нерешительно, - это не мое дело… Я здесь, в конце концов, по фискальной части, а не в плане смысла жизни… Для этого в Риме другие инстанции есть… Хотя все это чрезмерно удивляет меня. Хорошо. А ваша дочь? Для нее вы тоже придумали что – то?
- О, нет, - улыбнулся Роней, - с дочкой все вышло само собой. Вы наверное обратили внимание на ее взгляд? Пристальный, будто пронзает вашу душу насквозь, но в то же время отрешенный, как будто она вас вовсе не замечает? Вот так у нее во всем. В моей дочке, не сочтите за гордость отцовскую, в ней есть некая глубина, она глубокая личность. Все время что – то свое обдумывает, мира лишь краем внимания касаясь. Уж не знаю, что именно она там обдумывает, но интуицией, а интуиция у меня прекрасная, так вот чувствую я – она очень что – то глубокое обдумывает, что и понять нам нельзя. Нет, я для нее ничего не конструировал.
- Подождите… - вдруг неожиданная догадка осенила уже уставшего как будто сборщика, - а Неведомое? То, о чем вы начали мне говорить! Это что, очередная ваша шутка? Для меня?
- Поразительно! – захохотал Роней, - а ведь смешная была бы оказия, будь вы сейчас в ваших умопостроениях правдивы, впрочем, вы весьма правдивы, да только не знаете всего, поэтому ошибаетесь. Нет, разумеется нет, ни в коем случае, Неведомое не выдумка, а самая что ни есть реальность. Во – первых, я про неведомое всем в деревне говорил, вы можете сами спросить, это вам любой скажет, так что точно не для вас это. Да и с какой стати мне для вас спектакль разыгрывать? Не сочтите за грубость, я вас безмерно уважаю, как представителя власти, да и что куда важнее – как представителя Рима, да только все же не настолько моя любовь к вам распространяется, чтобы я из этого сделал такую вот мистификацию во спасение вашей души. А Неведомое это правда, мне мой отец по секрету в 16 лет об этом рассказал, а он уж точно не лжец был.
И Роней добродушно смотрел на Нумерия, все своим видом словно пытаясь разогнать потенциально существующие опасения или страхи о том, что он мог хоть в чем – то подозрениям соответствовать.
- Ладно, - кивнул Нумерий, чувствуя нечто вроде начинающейся головной боли, чувствуя странное полное изнеможение – продолжать дебаты он больше не мог, - может быть нам немного поесть? Я, признаться, проголодался.
- Ах да, - встрепенулся Роней, - дочка, ты приготовила рыбу?
Керри показалась в проходе, при этом рыба все в таком же состоянии болталась у нее в руке, а сама она как – то непонимающе смотрела на отца.
- Понимаю, ты задумалась, - кивнул Роней, - что же… посиди пока с нашим гостем, а я приготовлю сам… Я быстро.
И Роней скрылся на кухне, а дочка послушно села на нечто похожее на кровать рядом с Нумерием. Она села, отвалилась к стене, немного печально вздохнула, при этом взгляд ее все время был устремлен в одно место – куда – то немного вниз, где на столе было что – то вроде заусенца, то ли это так привлекло ее внимание, то ли было просто совпадением.
- Да… - решил поддержать разговор Нумерий, чувствуя некий конфуз, - а вы…
Керри перевела на него немного испуганный взгляд, чем окончательно сбила его с траектории намечаемого вопроса.
- Я к тому… - смутился Нумерий, - а чем вы… занимаетесь?
- Да так, - пожала плечами девушка, - ерундой всякой. Ну… я шью немного, на продажу или рисовать тоже люблю.
- Творческие… занятия, - улыбнулся сборщик.
- Да нет, - отмахнулась девушка, немного улыбнувшись, - какое это творчество… Я для этого слишком глупа, что уж тут говорить. Настоящее творчество это… создание того, чего нет, сложного мира, чтобы люди могли приблизить к этому свою простую реальность, понимаете? А я могу лишь отображать реальность или переводить материал из одного состояния в другое… Пустое это.
- Пожалуй, вы правы… - задумался Нумерий, - как вы хорошо сказали…
- Это все мой папа, - не без гордости отвечала девушка, - я у него учусь, так сказать, слушаю, что он говорит и учусь, начинаю понимать что – то. Он прекрасный человек… особенно для такой деревни, как наша.
- Он тоже не высокого мнения о местном… поселении… - заметил юноша.
- Да, - кивнула девушка, - но это наша метафора, конечно. На самом деле все поселения одинаково безобразны. Везде только лишь серость и глупость людская, люди рождаются и проводят бесконечные бессмысленные дни в нескончаемых житейских заботах, ссорах, чувствах… пошлые нескончаемые сюжеты с переменой актеров. Но, наверное, даже мой папа… он слишком добр, он не может так сказать, поэтому его сарказм оборачивается только против нашей деревни. Но в глубине души он чувствует, что дело не в местности…
- Может быть, - пробормотал Нумерий смущенно.
- Мой отец… ему тяжело. Он столько лет пытается сохранить свою душу… знали бы вы, какое это тяжелое занятие – сохранять свою душу, - вздохнула девушка, - вот мне… сколько мне там лет – то, двадцать вроде… Всего двадцать. А я и то чувствую, что растеряла души куда больше, чем папа, вы должны уважать его, что он столько лет крепится… Это правда очень тяжело, особенно в его возрасте, ему приходится наверное процентов восемьдесят времени тратить банально на то, чтобы крепиться и не терять свою душу. Поэтому он и нам даже мало времени уделяет, но я, разумеется, не сержусь на него, я понимаю его ситуацию и могу только лишь гордиться им.
- Как у вас все трагически обстоит, - попытался усмехнуться Нумерий.
- Да, - просто ответила девушка, но не отреагировав на его улыбку, а скорее впадая в свою традиционную задумчивость, - впрочем, возможно есть город, где все не так, где все не так приземлено и глупо. Это Рим. Если где и есть смысл в жизни – то это там. Вы же были там?
- Я там был, - кивнул Нумерий.
- Ну и как? – тут уж девушка откровенно усмехнулась в свой черед, - есть в Риме смысл жизни?
- Там? – уточнил Нумерий, - дааа… Ну, конечно, не для таких, как я. А для таких…
- Для каких? – хохотнула Керри.
- Для таких, как вы, - вдруг серьезно ответил Нумерий, - вы и ваш отец. Я думаю, если бы вы попали бы туда… Вы бы нашли там смысл жизни.
Бен шел по морскому берегу к уже привычным коричневым камням, дул небольшой освежающий ветерок и отчего – то сейчас на душе было особенно празднично. А впрочем, у юноши почти всегда было хорошее настроение, когда он шел на пляж, чтобы ждать русалку, в принципе это было его единственным удовольствием и к его счастью оно не испарялось при приближении к заветному месту. Да, иной мог бы сказать, что его жизнь скучна донельзя – утром занятия в школе, в которой он учился совсем туго, ничего почти не понимал, зато потом, вторую половину дня, он мог спокойно проводить у моря, разглядывая водоросли, обильно и красиво расцветающие вокруг камней, купаться, немного рыбачить, смотреть на плывущие по небу беспечные облака, представлять, что он скажет русалке, когда выпадет ему шанс с ней все же повстречаться… Прекрасные минуты, часы, дни… Вот вскоре он достиг заветной цели… Здесь было хорошо, главным образом потому, что сюда никто не ходил. Это были острые камни на самом краю пляжа, почти никто никогда не добирался сюда и не пытался по ним прыгать, чтобы достигнуть большого гладкого выступа, похожего даже на треугольник, на котором Бен и проводил свои часы. Здесь было действительно здорово – справа огромная скала, которая немного спереди обрывалась в морскую пучину, впереди и слева бесконечный океан, обрушивающий, но тихо и беззлобно, свои волны на камни, лишь небольшая дорожка из острых и скользких камней соединяла этот выступ с берегом, так что Бен чувствовал себя немного героем, прыгая по ним. Сегодня было тихо, прохладно, хорошо.
- Занятно, - улыбнулся Бен, развалившись на выступе и свесив ноги в море, - никто не знает об этой русалке, которую я очень скоро, уж не сомневайтесь, скоро встречу. Да и об этом выступе… может и многие знают, но сюда мало кто ходит, почти никто, я один, можно сказать. Оно и понятно, люди боятся прыгать по скользким и острым камням просто так, они готовы были бы наверное, будь у них цель, но ее нет, а просто так они не готовы… Вот и везет мне.
Бен рассмеялся и даже потер руки от радости.
- А хорошо, что они не ходят, - сказал он, - они могли бы тут все замусорить… Шуметь. Люди, когда их много, они всегда шумят и почти всегда бросают много мусора, это может ее спугнуть, она услышала бы их и никогда бы не приплыла сюда… Отец говорит, что она сбежала из дома ради любви и правды… Уж точно, там где много мусора и шума, там нет ни того, ни другого… Хорошо, что я один.
Бен призадумался.
- Хотя вряд ли я могу ей дать то, что она ищет, - сказал он, - я никого не любил никогда, ну не считая отца и сестры, но это другое дело, это почти как себя любить, то хорошее, что есть в себе. Это понятно, это… А тут другое дело. То есть я уже хорошо отношусь к этой русалке, она ведь волшебная, значит чистая и прекрасная, это точно, но я не люблю ее еще, да может и никогда не смогу полюбить, кто меня знает… А насчет правды и того хуже, у меня нет никакой особой правды, вот отец другое дело, он всегда искал правду, а я никогда не мог начать искать… Я, наверное, слишком глуп, отец говорил, что нужно иметь волю и жажду, чтобы найти правду, а у меня наверное воли и жажды не хватает даже на то, чтобы начать искать, не то чтобы найти, это потому, что я дурак…
Бен печально шмыгнул носом.
- А все потому… - сказал он тихо, - все потому, что я слишком много наблюдал за людьми, все потому, что я всегда смотрел по сторонам. Я увидел, что в людях нет ни правды, ни любви, что они ничего не искали и не ищут… И тогда я наверное ослабел, так что я теперь тоже никогда не смогу искать и находить… Я давно заметил, что мир… мир слишком простой, чтобы вместить правду, ведь правда, это вещь тяжелая и большая, я это точно запомнил, тяжелая и большая, ей нужно много пространство, много людей, чтобы ее нести, по крупинкам, по частям… А наша деревня слишком маленькая для этого, здесь людей даже почти нет, поэтому тут правды быть не может… Правда она может быть где – то еще, где – то там, где всего много, например в Риме, или в синем и холодном океане, бесконечном океане, таком, как наш океан…
Бен улыбнулся и зачерпнул морской воды, чтобы умыться, отчего – то ему казалось, что это наполняет его какой – то бодростью, а скорее всего так оно и случалось, в какой – то степени… Приятно было окунуться хоть ненадолго в эту живительную влагу, Бен подумал, что, будь его воля, он бы наверное так и провел всю жизнь, умываясь этой холодной и чистой водой…это было истинное блаженство, которое должно было быть бесконечным, ну если была бы на свете справедливость, то точно бесконечным, никак иначе.
Он сладко улыбнулся и открыл прежде зажмуренные глаза. И вдруг… нет, в это невозможно, совершенно невозможно было никоим образом поверить, как же так, не сейчас, разве так бывает? Перед ним, в воде, сидела девушка. Прямо перед ним, ухватившись рукой за камень, совершенно голая девушка с яркими рыжими волосами и веселым лицом, на котором сейчас играла немного кокетливая, но вместе с тем все еще добрая улыбка… Как же так?
- Добрый день, - пробормотал Бен, стараясь не смотреть на ее наготу, - а вы кто?
- Я, - рассмеялась резко девушка, нет, без всякой злобы или агрессии, но вместе с тем немного высокомерно, с явной привычкой к высокомерию, так только определенные девушки могут смеяться, это Бен точно знал, - я… я же русалка, дурачок. А ты?
- Я? – отчего – то растерялся Бен совершенно, хотя вопрос этот был совершенно логичным и как – то даже непонятно было, как так, столько Бен готовился к встрече, а к нему не подготовился, - а я рыбак.
- Рыбак? – рассмеялась девушка, обхватив руками камни и раскачиваясь на них в воде, ну прямо как на качелях, - так вот ты какой… рыбак, значит.
- Да… - кивнул Бен несмело, - я тут давно жду…
- Меня?
- Вас, - признался Бен и смутился, а русалка рассмеялась и взмахом головы отряхнула свои пышные волосы, так что они свесились все теперь с правого плеча.
- Меня… - прошептала она, - как это мило. И что же… меня все ждали или только ты?
- Только я, - кивнул Бен, - только я… но зато долго.
- Понятно, - облизнулась русалка, - ну что же… давай знакомиться тогда, рыбак. Меня зовут Арэль. Я дочка морского короля, между прочим. А ты?
- А я просто Бен, - отвечал юноша несмело, - отец мой тоже рыбак. Хотя некоторые считают его нашим деревенским философом. А другие – дураком. Но он действительно философ и очень умный, хоть я и не понимаю почти ничего из всего того, что он говорит, все потому, что я глуп, глуп с рождения, как бы это уже не изменить… Но зато мне кажется, что я способен на сильные чувства, я их правда еще не испытывал, то есть я на самом деле еще совсем никогда ничего не чувствовал, в плане отношения к другим объектам или субъектам тоже. Но я чувствую, что они есть в потенциале, чувства эти…
- Вот ты какой… - протянула девушка, - рыбак! Забавно, забавно, да еще с чувствами… что же, это хорошо…
- Вы считаете? – смутился Бен.
- Ага, - кивнула девушка, - я ведь так и хотела, найти какого – нибудь человека с чувствами. Понимаешь ли, рыбак, в наших краях… Ну, на дне морском. Там же нет никаких чувств. Мой отец, король океана, он властный и мудрый, он… любит меня, но это же совсем не та любовь, что я ищу. Ну, ты понимаешь. А вокруг… вокруг его рабы, которые могут только пресмыкаться перед ним, как королем, да передо мной, как дочкой короля, выполняют малейшие мои прихоти, что, конечно, превосходно, я не спорю. Но мне хочется отношений, а в моем морском мире никто не может мне их дать…
- Плохо, - посочувствовал Бен.
- Ага, - закусила губу русалка печально, - там мне одиноко… Плохо. Вот я и уплыла куда глаза глядят, думала, что увижу что – нибудь, повстречаю кого – нибудь. Хотя бы и рыбака. И он мне скажет что – нибудь новое, а может даже и интересное, понимаешь?
- Ну… - приуныл Бен, - на самом деле вряд ли я могу рассказать что – то особенно интересное… я же все время сидел здесь, ловил рыбу, плавал, ждал, когда вы приплывете… А так я ничего не знаю. Я знаю только, что где – то далеко, очень далеко, так далеко, что туда мне никогда в жизни не добраться… так вот где – то там…
- Далеко? – усмехнулась русалка.
- Очень, - кивнул Бен, - где - то очень далеко есть вечный город Рим. Где вершится судьба мироздания, где все иначе, где есть власть и упорядочивают мир. Вот. Но это очень далеко, потому что до нашей деревни почти ничего не доходит, у нас ничего не происходит и сотни лет все идет своим чередом, совершенно ничего нового и интересного…
- Прямо как в подводном царстве, - восхищенно отчего – то прошептала Арэль, - там тоже ничего не происходит… Ну, вернее… Рыбы. Рыбы плавают просто так, без цели, туда – сюда. Кто – то думает, что это ради еды, но на самом деле они и о еде не думают, а просто так, без смысла совершают свои круги по воде… А русалки… Мне скучно с ними. Они ведь все заискивают передо мной, считая, что раз я дочь подводного короля, то это так положено, но на самом деле я устала от этого, а поговорить с ними совсем не очень – они только и знают рассказы про то, как какого – нибудь моряка околдовали и утопили и он стал утопленником…
- А что потом с утопленником происходит? – заинтересовался Бен.
- А ничего, - прыснула русалка, - если утоп, скажем, красивый молодой моряк, то он просто на дно опускается и там становится либо просто истуканом, таким чучелом, которое шатается по дну, либо русалка берет его в мужья, тогда он помогает рожать новых детей, но все равно он не становится сам морским жителем, скорее просто рабом, опять же истуканом бродит туда – сюда, туда – сюда… и так сотни лет, пока не развалится от воды на части, на останки…
- Грустно, - кивнул Бен, - грустно…
- Поэтому я и уплыла, - улыбнулась девушка, - я не хочу себе истукана… понимаешь? Я хочу горячей любви, как бывает на земле. Бывает же?
- Наверное, - пожал плечами Бен, - но в нашей деревне я давно не видел такого. У нас просто женятся в определенном возрасте, чтобы хозяйство было, чтобы детей рожать. Я думаю, в Риме есть любовь, должна быть. Мне папа читал раньше книги, там и про любовь было, там были разные истории про богатых людей, они любили друг друга или ненавидели, там ревновали… Всякое там было рассказано, я любил слушать это.
- А у вас в деревне нет такого? – поинтересовалась девушка.
- Да есть, наверное… - задумался Бен, - а может и нет. Я как - то не мог никогда полюбить деревенских девушек. Они же здесь вот живут, ходят вокруг… и я когда на них смотрю, я вот так и думаю, что так вот они и будут ходить туда – сюда, ходить, гулять, потом состарятся… И я иногда представлял, что дескать я с ними иду, хожу, значит, туда – сюда, по пляжу… или по дороге. И мне как – то так тошно становилось, что я так и не смог никого полюбить…
- А меня, - облизнулась русалка, - меня можешь полюбить?
- Наверное, - взволнованно кивнул Бен, - я не могу обещать… Но я постараюсь…
- Ты уж постарайся, рыбааак… - протянула русалка, поправляя локон волос.
Нумерий вышел из дома рыбака Ронея очень поздно, уже луна ярко светила на небе и вокруг было так темно, почему – то очень темно, несмотря на свет луны, так что дорогу приходилось буквально ощупывать ногами. Нумерий странно себя чувствовал, он был почему – то каким – то всемерно опустошенным, каким – то разбитым, вымотанным, жутко болела голова, пересохло горло, как будто он спорил часами в яростном споре – на самом деле он спорил мало, вовсе даже и не спорил, а на самом деле просто сидел и слушал Ронея и его дочь, слушал их рассуждения, но на самом деле ничего не понял и ничего не запомнил, он только смутно почувствовал, что весь этот разговор был слишком глубоким, слишком глубоким для его простой и неглубокой головы, одним словом, он жутко себя чувствовал, просто ужасно. Кроме того у него вдруг возникла какая – то маниакальная мысль, безумная мысль, что он вроде бы чего – то не успел, что он куда – то опаздывает, жутко опаздывает, так опаздывает, что все на самом деле пропало и это лишь жалкие его потуги, которые вроде надо сделать, но не выйдет ничего, ничего он не сможет сделать… От этого болел живот, еще больше болела голова, он просто ужасно себя чувствовал, весь смятенный, да тут еще и коварная ночь повсюду, эти камни на дороге, Нумерий пару раз уже падал, спотыкаясь о них…
И вот опять. Он споткнулся и кубарем плюхнулся в канаву возле дороги. Было грязно, но как – то мягко…
- А ну… - пробурчал он почти вслух, - посижу я лучше здесь… Все равно я никуда не спешу, я так устал, мне надо посидеть…
Он замер, облокотился на выступающую дорогу и как- то ему немного стало легче. Было тихо, над головой мерцало звездное небо, было слышно, как неподалеку бьется о скалы океан, но опять же совсем тихо, умиротворенно…
- А здесь хорошо, - сказал он, наконец, - да. В этой деревне хорошо. Здесь люди живут своей простой жизнью, далеко от Рима, это правда, но с другой стороны, я же был в Риме, сколько лет я там жил… Не сказать, что в Риме я жил хоть немного более… осмысленно…
Нумерий отчего – то улыбнулся.
- К тому же я здесь власть, - признался он сам себе, - там я был никем, а здесь я власть. Хотя в такой деревне власть теряет свой высший смысл, здесь она не более чем средство удовлетворить мелкое тщеславие такого вот мелкого человека, как я. Да, я понимаю это. Но все равно я чувствую в этом неизъяснимую прелесть…Забавно, это забавно. Но наверное… наверное это было неизбежно…
Нумерий шмыгнул носом и посмотрел в темноту, куда – то туда, где плескался своими могучими волнами океан… Нумерий подумал, что есть другая забавная вещь в его жизни – он всегда был на обочине чего – то гигантского, величественного, непознанного. Всю жизнь он прожил в Риме, а теперь наверное вторую половину жизни суждено ему будет прожить у вод океана…Рим и океан были очень похожи, хотя Нумерий боялся размышлять об их сходстве, он не хотел кого – то обидеть и быть неверно истолкованным…О, нет! И он ведь искренне любил их. И Рим и океан. Он никогда не понимал их, даже и не мечтал понять, он не мог помыслить, как природа могла сотворить такое чудо, как океан, ровно таким же способом он не мог помыслить, как общество, в таком особом смысле этого слова, могло создать такое чудо, как Рим. Поэтому он восторгался этими творениями просто, без вникания в детали и без тщательного анализа, он понимал, а вернее догадывался, что любой тщательный анализ в его исполнении будет лишь пошлым фарсом, поэтому и океан и Рим он любил безропотно, как высшие творения, как тайны, которые ему никогда не разгадать. Он чувствовал, что эти два мира – Рим и океан, живут по сложным и запутанным законам, что в их жизни все связано друг с другом, все имеет причину и цель, что все там обусловлено чем – то таким, от чего наверное и стоит это любить, но Нумерий не мог любить за что – то, как простой раб он мог только любить без причины. И тут он вспомнил Керри…
- А я хотел бы любить ее, - признался Нумерий сам себе, - она говорит красиво… Конечно не так, как ее отец, его слова просто приводят меня в беспричинный ужас, но я чувствую, что он наверное должен быть во всем прав. А ее речь – она другая, она говорит что – то глубокое, но не такое правильное, от этого мне приятно слушать…
А потом Нумерий просто сидел около дороги и просто думал, уже не беря в расчет порядок слов и какие – то четкие очертания, он начал как будто мыслить образами, ему представлялась то Керри и как он мог бы жить с ней, то океан, то Рим, то все это вместе взятое и чередуясь друг с другом, так что Нумерию было приятно… приятно просто вот так сидеть здесь, около дороги, прокручивать в голове все эти картины и мысли, как шарманщик прокручивает разные звуки на потеху публике…
- Ааа. – раздался знакомый голос вдруг со сторону дороги, - Нумерий, уж не вы ли это?
- Уж не я ли это…пробормотал Нумерий смущенно.
- Не ожидала вас увидеть у дороги, - сказала Вероника, а это была именно она, стояла сейчас на дороге, возвышаясь над Нумерием наверное метра на два, ведь он был в какой – то буквально яме, - а я иду из соседней деревни в сторону нашего трактира, купила кое – что, сыр у них хороший, причем и не дорогой, процентов на 5 дешевле, чем у нас. Потому что там хозяйка глупая, не знает, как толково сыр продавать надо. Ничего не умеет…
- Экая… беда, - поддержал разговор Нумерий.
- А потом случайно посмотрела сюда и вас увидела, - улыбнулась Вероника, - ночь уже… вы разве не у нас ночуете?
- Я… - прошептал Нумерий, - я у вас, да. Спасибо. Я просто устал, пока шел по дороге, решил вот тут немного посидеть, подождать…
- Чего же подождать? – улыбнулась Вероника, без сарказма, о нет, но как – то весело, сейчас она вообще была в веселом каком – то расположении духа, в этом была даже отчасти самоуверенность, что было тоже нетипично. Нумерий недолго успел прожить в деревне, но в других девушках он не мог заметить ни такого веселья, ни такой самоуверенности, они были добродушны и как правило смущенны чем – то, как будто раз и навсегда смущение чем – то, то ли проступком, то ли случайностью, но это навсегда их поразило.
- Не знаю, - прошептал Нумерий, - я не знаю чего я жду.
- Я, кажется, догадалась, - вздохнула Вероника как – то снисходительно, если не сказать с сожалением, - вы, верно, были в гостях у нашего веселого старика Ронея и верно вы с ним неплохо выпили.
- Было дело, - признался Нумерий, - я выпил с ним… бутылку или две. Он сказал, что- то… Я уже не помню, но почему – то оно так надо, надо вот пить, надо… Он так сказал.
- А еще что – нибудь сказал? – устало уточнила девушка.
- Много, - махнул рукой с глупой улыбкой Нумерий, причем он сейчас отчего – то слишком ясно осознал до чего это была глупая улыбка, - да, он очень много всего рассказал, это все правда, но я ничего не понял… Ну, разумеется, что – то…
- Понятно, - вздохнула девушка, - вот что, мистер сборщик податей, пожалуй, нам пора все же идти домой, ночь на дворе. Обопритесь – ка на меня, я вам помогу… а то я чувствую, сами вы до кровати не доберетесь, будете здесь ночевать у большой дороги, а это так нехорошо выйдет.
- Отчего нехорошо? – улыбнулся Нумерий, поднимаясь и карабкаясь на дорогу, решив тем самым, без процесса уговоров, воспользоваться щедрым предложением дочки трактирщика, тем более, что он очень захотел вдруг спать, причем именно на мягкой кровати, а идти и правда было далеко, учитывая текущую кондицию.
- Нехорошо… - улыбнулась девушка, - ибо так нельзя. Спать на дороге. Это бродяги так делают и за это вас могли бы и наказать. Разумеется, не накажут, у нас тут и органов правопорядка нет, а если бы и были, то знали бы, что вы сборщик из Рима – куда им вас наказывать… Но теоретически могли бы. Давайте, вот, молодец. Теперь держите меня за руку, держитесь главное…
И девушка волевым шагом пошла в сторону трактира, а Нумерий волочился за ее рукой, обхватив ее для надежности обеими своими руками, ему было даже приятно. Было немного унизительно идти рядом с ней, в таком полубессознательном состоянии, волочиться почти, спотыкаться, качаться, раскачиваться, пускать сопли из носа, рядом с Вероникой, такой самоуверенной и даже снисходительной, которая четко и ясно знает, куда идет, которая прямо держит свой маршрут, а впрочем, сейчас даже Нумерий знал, куда он идет – спать, спать, спать в трактир.
- Да… - глубокомысленно заметил Нумерий, чтобы как – то разбавить молчание разговором.
- А я сегодня рыбаков наших видела, - хмыкнула Вероника в ответ, - представляете? Они боятся. Ну, что вы приехали. Сборщик податей. У всех же недоимки, все боятся, говорят о вас шепотом, как о настоящей власти.
- А я… - решил пошутить Нумерий, - а я что, не настоящая власть?
- Ну… - улыбнулась Вероника чуть – чуть иронично, но без злобы и без сарказма, - я не думаю, что в такой деревне, как наша, вообще возможна власть. Для нее тут слишком мало людей.
- Не любите вы маленькие… ик… поселения, - хохотнул Нумерий.
- Не люблю, - кивнула Вероника, - но не совсем так, как вы говорите… Дело не в самом поселении, дело в людях. Маленькое поселение – маленькие люди… Никто здесь не добьется ничего…
- А вы? – улыбнулся Нумерий, - вы думали… чем займетесь…если уедете отсюда в Рим… что вы будете там делать?
- Я готова начать с совсем малого, - просто отвечала девушка, - не стоит думать, что у меня какое – то такое предубеждение к простой жизни. В Риме я готовы и улицы подметать, и рабам готовить и просто… Дело не в то, дело в перспективах, я уверена, что смогу в Риме чего – то достичь, и не просто быть женой богатого римлянина, если вы это подумали, а впрочем, жена римлянина тоже занятие достойное, куда лучше, чем тут ходить туда – сюда, рыбакам на потеху… Но в Риме… о, я верю, я уверена, что смогу многого там добиться. И вы, кстати, тоже…
- Даже я… - присвистнул Нумерий, - лестно слышать…
- Если вы поставите себе цель, - неожиданно холодно ответила девушка, - если вы начнете жить. Тогда вы далеко пойдете. А можете и всю жизнь таскаться от трактира до дома этого фантазера и пьяницы Ронея, а потом обратно по канавам… Да еще чего доброго и с ним за компанию… Ваш выбор.
- Возможно, - отчего – то рассмеялся Нумерий, - но я право слово сейчас слишком устал… чтобы выбирать…
- Да, - кивнула Вероника, - это бывает, как сказал бы ваш знакомый друг Роней. Но только… я вам добра желаю, Нумерий, поверьте мне… Здесь лучше выбирать как можно раньше. Вы потом так устанете, что никогда не сможете сделать выбор и так и закончите всю вашу жизнь в этой славной деревне…
- Многие здесь живут, - отвечал Нумерий немного смутившись.
- Многие, - кивнула Вероника, однако никакого продолжения не последовало, и она только лишь вздохнула и немного ускорила шаг по направлению к трактиру. Нумерий плелся за ней еле – еле, похоже он и правда слишком устал…
Нумерий проснулся утром в трактире поздно, наверное было уже больше 3 часов, он не знал этого, но чувствовал, солнце за окном светило как – то смутно, как будто показывая, что дню пора заканчиваться, здесь отчего – то вообще очень рано темнело, несмотря на официальные широту, об этом, не без гордости, Нумерию уже пару раз успели рассказать. Роней, конечно, кивал на Неведомое, это понятно, но сборщик слушал очень внимательно, однако так и не сумел распознать и понять что к чему и почему все именно так, и в чем тут зловещий заговор…. Но он скорее верил, чем не верил. Нумерий отчего – то развеселился от этого воспоминания, подумал даже, что надо бы зайти к старичку и весело отправился в коридор, однако вот тут его и ждал сюрприз – коридор был полон людей, причем снизу шли еще.
- Вы что? – спросил Нумерий, не сразу осознав, что стоит без штанов.
- К вам, батюшка, - промямлил первый в очереди рыбак, - мы же ходоки.
- А… - вспомнил Нумерий, принимая официальное лицо, - а… а эти… а они. Документы. Документы у вас есть?
- Вот чего отродясь не было, так уж и не будет, - слишком поэтично, но уверенно ответил рыбак.
- Нет… - разозлился Нумерий, - да что же это такое! А зачем же вы пришли?
- Да это уж само собой, - напевал будто рыбак, - проснулись мы, значит, с утра, утро то есть… Смотрим в окно, а там солнце сияет, та птички поют, там хорошо так, радостно, душа радуется… Но это сперва, первое ощущение, а потом вспомнили мы, что вы изволили в нашу деревню пожаловать, да ведь не просто же так, приехали, не просто как лицо, допустим, частное, а вполне в качестве инстанции. И решили, что с инстанциями надо нам вести переговоры.
- Переговоры, - повторил Нумерий это слово, но без умысла, а вроде как удивленно, как будто вообще первый раз услыхал такое вот…как будто вообще вот удивительно было ему это слово повторять, а впрочем, он всегда имел слабую, но стойкую тягу к филологии, да и к наукам вообще, стоит отметить.
- Все так, батюшка, - кивнул рыбак, - особенно как вы правильно изволили сказать… что они, дескать, они значит… того. Угрожают нам.
- Это кто же? - не понял Нумерий.
- Недоимки, - почтительно ответил рыбак и скривился, посмотрев куда – то направо, в сторону стены, как будто там были эти недоимки то ли нарисованы, то ли написаны, то ли изображены каким – то иным явным образом.
- Да… это вещь серьезная… - задумчиво кивнул Нумерий, - это… это не то что какая – то вещь которая так просто… здесь не так. Здесь одной рукой не берись! Но однако же, однако же мне непонятно, мне нужны документы, чтобы это все уладить.
- Но у нас нет… - потупились ходоки, смущенно и даже чуть ли не со слезою на глазах стояли они перед Нумерием, создавая такой своеобразный коридор если не скорби, то печали.
- Все! Все! – разозлился Нумерий, - это ерунда какая – то! Значит так, запомните все, без документов ни с кем не стану разговаривать! Никаких ходоков! Идите и ищите документы!
Ходоки сперва просто тупо смотрели на Нумерия, как будто то ли не понимали о чем он вообще говорит, то ли не слушая, то ли надеясь, что все это шутка, которая сейчас сама собой разрешится. Затем они переполошились, как будто услыхали какой – то страшный окрик, какое – то грозное предупреждение, даже будто бы начали массивное передвижение в рамках коридора, но скорее всего все это только казалось, потому что куда они могли идти, да и зачем бы им это… Но все это возбуждение продолжалось совсем недолго, ну, может быть, минут пять на все, секунда пять скорее, потому что же через мгновение коридор был неведомым способом пуст и все ходоки разбежались прочь, демонстрируя на старых рабочих лицах зверскую решимость раздобыть требуемые документы, хотя Нумерий ясно понимал, что нет у них никаких документов и никогда не будет и только лишь бахвальство было в их решительном шаге прочь, да трусость еще.
- Все, - вздохнул Нумерий, - да ну их всех! Ходоки. Пришли, понимаешь ли. А зачем они, а кто они? Да плевал я на них, даже если и с документами всеми нужными придут, так что, я на них посмотрю свысока, да отвернусь, скажу им, что не заметил я их ненужного пресмыкательства… ходоки, видите ли! Тьфу!
И бормоча себе под нос что – то еще он пошел вниз, желая спокойно посидеть, поесть, может парой слов перекинуться с трактирщиком.
Трактирщик сегодня был в веселом настроении, насвистывал себе за стойкой какую – то мелодию, впрочем, Нумерию пришла в голову мысль, что трактирщик был весел всегда, что только лишь чуть больше или чуть меньше мог он менять свое настроение, причем это было не притворством, пожалуй он просто жил так, этот в сущности добрый человек.
- А, Нумерий, - улыбнулся он, - вам поесть положить? С добрым утром.
- Да, доброе… да, положить, - кивнул Нумерий, - послушай, Ванорд, ты уж пожалуйста не пускай ко мне ходоков больше… Ну, этих, по поводу недоимок. Пугают они меня. Пришли, дескать, недоимки, дескать на переговоры, а у самих ведь никаких документов, ни ведомостей, ни паспортов! Ну их. Как я могу с недоимками их разобраться без малейшей документации?
- А у вас? – поинтересовался Ванорд.
- Что?
- А у вас документы есть? – спросил трактирщик.
- У меня… - запнулся Нумерий, - у меня… слушай, а я и не подумал. У меня ведь тоже нет ни малейших документов, ни одного нет ведь! Что – то было, да я так ничего и не разобрал, да в дороге потерял. Вот я балда! Меня послали к вам сборщиком, сказали, что надо следить за налоговыми поступлениями, а я же дурак, я же никаких документов не спросил! Это ж как же я недоимки спрошу? С кого, да сколько?
- Ну, это надо Рим запрашивать, - задумался трактирщик, - туда должны были эти сведения посылать. Рано или поздно. Теоретически.
- Рим… - отчего – то Нумерий испытал при этом слове странный ужас, как будто стал уже безнадежным провинциалом, - Рим… не хочу я беспокоить… Может есть центр поближе? Город какой?
- Города у нас есть,- кивнул Ванорд, - но вы напрасно думаете, что их легче запросить. Они вам, скорее всего, вообще на запрос ничего не ответят. А если и ответят то такой ерунды, скорее всего, просто случайные цифры и фамилии выдумают, а потом вам и пришлют. Это вам точно говорю, был опыт. Один раз возник в деревне спор у нас по поводу раздела земельных участков, дескать, колодец, что ли не ясно было, на чьей земле. У нас карт нету, запросили город. Так через месяц пришла карта, в ответ значит, так на этой карте наше название хоть и было, ну пусть с двумя ошибками орфографическими, но вот карта совсем не подходила, было видно, что нарисовали ее наугад, вообще ничего не совпало, там даже улицы все названия выдуманные были, например “улица 57”, а рядом улица 65, причем ясно же что у нас цифрами никогда улицы не называли, да если бы и назвали, то разве было бы сразу 57, а рядом 65? А дальше и вовсе улицы в честь продуктов – мясная, сырная, улица молока, а потом улица дурака параллельная. Одним словом, полная ерунда, а не карта. Поэтому надо в Рим писать.
- Эх, - вздохнул Нумерий, - однако все это очень неприятно… Не хочу я туда писать…
- Или… есть иной исход, - тихо прошептал, почти еле слышно, отчего это выглядело слишком пародийно, прошептал трактирщик, - есть кое – какой вариант… Деревенский архив.
- Архив? – растерялся сборщик.
- Да…- кивнул Ванорд, - ну… то есть я, положим, не читал его лично. И никто из моих знакомых тоже не читал. Но есть, есть такой у нас местный слух, что существует деревенский архив, в котором в полном порядке и в строгой хронологии приведены все сведения о каждом жителе, о каждой мелочи, даже и про недоимки там быть должно, это верно. В конце концов, сами рассудит, если там есть все обо всем, не может же быть так, чтобы как раз про недоимки там и не было. Хотя не могу исключить, что там этого как раз и нет, а вероятнее всего и вообще нет ничего полезного. Я же не читал.
- Но вы меня обнадежили, - пробормотал Нумерий.
- Это всегда пожалуйста, - кивнул трактирщик и замолчал, напряженно оттирая какую – то грязную чашку.
- Так… и где он? Архив? – спросил наконец Нумерий.
- Аа... – протянул трактирщик, - вот в этом и проблема. Архив, если он конечно существует, а вероятнее всего – не существовал никогда, так вот, если он и есть, то должен быть в поместье нашего сенатора. Или не сенатора. Одним словом, в том поместье, что за скалами.
- Это… вы, кажется, говорили про него, - вспомнил Нумерий, - поместье, где не любят платить налоги и куда сборщику, вроде меня, соваться нельзя ни в коем случае?
- Да, - кивнули ему в ответ, - но вы не подходите к этому формально. В конце концов, если вы придете в это поместье не за налогами, а просто посмотреть архив, то может он вас и не убьет. В конце концов, он же тоже человек и у него должны быть некие убеждение, вполне готов допустить, что они даже и гуманистические…
- Вы меня радуете, - язвительно отвечал сборщик, - почти на смерть посылаете?
- Ну, я же пытался вас послать в Рим, вы сами не захотели, - резонно отвечал Ванорд.
- Ваша правда, - вздохнул Нумерий, - ну что же… тогда выходит никак иначе у меня не получится, никак мне нельзя, надо пойти туда… в поместье за скалами. Может быть, вельможа будет милосерден и даст мне сведения о недоимках… Может же быть, что у него доброе сердце.
- Может, еще как, - горячо подхватил Ванорд, но однако во всей его горячности сейчас было скорее такое отчаяние, как будто он уже оплакивал своего нового знакомого сборщика, которого может даже успел и полюбить, как сына, но с которым теперь вот в связи с тяжелым роком придется навсегда проститься.
- Иначе нельзя, - кивнул Нумерий.
- Можно простить всем… недоимки, - робко заикнулся его собеседник.
- Ага, - язвительно заметил Нумерий, - может мне им еще подарить кусочки трона императора, чтобы этим бродягам было поудобнее спать? Ну уж нет, дорогой друг. Нет.
- Да я и не настаиваю… - пробормотал Ванорд, - это ж я так…
- И так не надо, - сурово заметил Нумерий, - я философ, а не анархист! Я приехал сюда из Рима, Рим послал меня, дабы я исполнил свое высшее предназначение и вытряс из этих рыбаков, надменных и лукавых, их злосчастные недоимки! Рим ждет их. Я знаю… Вернее, я чувствую. Ощущаю. В воде. И в земле. Я не могу подвести Рим.
- Не можете, - энергично кивнул пристыженный Ванорд.
- Я не могу подвести императора, - еще более грозно заметил Нумерий, - императора, который быть может… Может же. Может, ночей не спит. Ждет. Меня. С недоимками.
- Может такое быть, - почти заискивающе кивнул трактирщик.
- А вы говорите! – укоризненно вскричал Нумерий, - Недоимки… Писать… Идти. Я пойду. Я пойду в самое сердце этого страшного поместья. Туда, откуда не возвращался наверное ни один сборщик, ни один живой, ни один мертвец! Никто может не вернулся. А я вернусь! С недоимками! И Рим… Рим будет доволен, друг мой!
- Ох ведь и будет… - прошептал Ванорд.
- Доволен!
- Я так и говорю, - кивнул трактирщик, - уж это само собой… Тут. Тут ясное дело. Это уж…
- Тихо! – вскричал Нумерий в каком – то странном упоении, которое иногда случало с ним, пронзало его душу каким – то безумным вдохновением и странным светом, как будто солнце на небе становилось ярким и чудесным и начинало светить только ему одному… Это было превосходно! Но это было и странно…
- Я молчу, - кивнул трактирщик покорно.
- Ах, друг же мой… - расплылся в улыбке Нумерий, - ну не смотрите на меня так… серьезно, официально даже. Ведь вы поймите, я, пусть даже и сборщик, пусть даже и пойду сейчас искать недоимки да подати… Но ведь не в них же дело! Я же пойду туда не потому, что мечтаю обобрать ваших рыбаков до нитки и найти какие – то нарушения закона, хотя, поверьте, к нарушениям закона я питаю старую вражду, метафизическую практически…Но не в этом же дело! Дело в нем…
И Нумерий мечтательно сощурился.
- В ком же? – полюбопытствовал Ванорд.
- Чего? – не понял сборщик.
- В ком дело?
- Ааа… - растянулся в улыбке тот в ответ, - В Риме… В Риме дело. Меня послал Рим, доверил мне это дело, оказал мне высокую честь быть вашим сборщиком, высокую честь, которой я прямо скажем – недостоин, но с другой стороны, с другой стороны… кто же тогда достоин? Ну, кто? Эх. Нет. Рим послал меня – значит на то были свои причины. И недоимки ваши – не есть результат коммерческих устремлений моих, тем более не есть коммерческие устремления Рима, хоть смешно это и опровергать… Нет. Дело же не в деньгах – дело в процедурах и в конечном счете именно за этим я сюда и приехал, обеспечить реализацию процедуры… Мне так мой начальник и говорил…
И Нумерий при этих словах вспомнил какого – то своего начальника, а вероятнее всего и просто какой – то выдуманный образ пришел ему в голову, потому что при всем благоразумии сложно же было вообразить, что действительно мог быть какой – то реальный начальник, который делал такого рода моральные наставления. Но в этот момент Нумерий не сомневался в своих воспоминаниях, а совершенно открыто видел перед собой в гигантском кресле солидного начальника, который с видом важным, но не гордым, произносит такие простые и такие важные слова. Что – то про роль инструкций и традиций, что – то про правильную организацию государственного управления, которая совершенно невозможна без тщательно составленных архивов, особенно же в сфере недоимок, и прочее, и прочее, и прочее…
- Дааа… - улыбался он, - несомненно! Нужны процедуры, друг мой, а значит, я должен… должен пойти туда, откуда не возвращался никто, я должен получить эти архивы!
- Воодушевление наблюдать весьма приятно, - заметил трактирщик.
- И мне, - кивнул Нумерий, - в вашей деревне… оно располагает.
- Это океан, - лениво отвечал трактирщик, - он слишком большой… Рядом с таким и сам хочешь быть большим…
Нумерий собирался в поместье сенатора, а может и не сенатора, трудно ведь было провести подобную классификацию, так вот, он собирался в поместье отчего – то очень долго. Он собственно даже и не понимал, какие именно предметы нужно с собой брать, какие не нужно, как нужно одеться, что нужно иметь в качестве столь важных аксессуаров, одним словом, он был в полной растерянности, он совершенно не понимал как нужно себя вести, как нужно вообще думать о своем поведении. В результате Нумерий собирался часов пять, ходил по комнате, о чем – то напряженно размышлял, то снимал, то вновь надевал свои башмаки, то решал их почистить, то бросал эту мысль, в конце концов, уже шло к закату когда он смог выйти из трактира и пойти в сторону поместья. Он отчего – то ничего с собой не взял, несмотря на все мучительные раздумья и перекладывание с места на место кучи вещей, но нет, в итоге он пошел налегке, правда по дороге оторвал у какого – то дерева ветку и стал размахивать ей, как будто мог со свистом рассекать воздух, ну будто саблей.
По дороге Нумерию попался какой – то заплутавший рыбак, усталый и испуганный, однако Нумерий не смог все же промолчать и в ответ на его приветствие смутно намекнул, дескать он, Нумерий, дело свое знает и все это так не оставит, дескать идет он за деревенским архивом, как получит, тут, мол, деревенщине несдобровать, недоимки все взыщет.
- Да мы же… да все заплатим! Пан Нумерий, все заплатим, все! – обещал торжественно рыбак.
- Смотри! – погрозил ему пальцем сборщик, - я на каждого протокол оформлю. Даже если все уплачено, все равно оформлю. Мало ли что? А вдруг ты государственный преступник? А у меня нет протокола… Нет, шалишь, на всех протокол будет.
Рыбак давно скрылся из вида, а Нумерий все шел по дороге и все продолжал про себя рассуждать о роли протоколов, недоимок, а потом и вовсе замыслились ему вопросы государственного обустройства вообще, даже Рим как будто представился ему во всем великолепии, причем не Рим вообще в котором он жил, а такой Рим торжественный, который разве что рисуют на всяких воодушевляющих картинах, одним словом Нумерий уже и позабыл было куда, да зачем он идет... Но тут маленькая дорога закончилась, оборвалась, на небольшой лужайке, а впереди увидел он то самое поместье, хотя описаний ему никаких не предоставили, но не узнать данное сооружение он уже не мог.
Поместье было странное, это были три массивных двухэтажных дома, которые были обнесены с трех сторон огромными стенами, такие стены из ржавых палок и деревьев, причем повсюду бродили охранники – легионеры, а с четвертой стороны лужайка очень круто обрывалась прямо в океан, океан сегодня был какой – то буйный и волны с грохотом разбивались об острые скалы, на которых будто стояло поместье, настолько близко дома располагались от берега… Особо поразили Нумерия растущие повсюду столетние прекрасные дубы – было в их изгибах что – то подлинное монархическое.
Нумерий так и застыл перед все этим поместьем, которое поразило его совершенно неясным образом, ведь он на самом деле не мог понять, как такое возможно – ведь он же долго жил в Риме, он мог наблюдать там подлинное богатство, подлинное изящество, подлинное императорское монументальное благоденствие… но нет, там он отчего – то не удивлялся, не восхищался, не замирал в волнении, нет, всю роскошь и красоту Рима он принимал как должное. А здесь… невзрачное в общем и целом поместье, ржавый забор, облупившаяся краска… но он замер, пораженный этой сельской роскошью, он наверное стал уже безнадежным провинциалом, для которого предел мечтаний это покосившийся сарай соседа, еще не покосившийся, еще не сгнивший, не упавший. Нумерий осознал это сразу же, ему стало немного грустно, но он все так же стоял в восхищении перед покосившимися воротами поместья.
Один стражник подошел к нему.
- Восхищаешься? – спросил он почти дружелюбно.
- Ага, - кивнул Нумерий, - я… да…
- Это можно, - разрешил он.
- Я вообще – то к хозяину поместья, - осмелел сборщик, - мне сказали , что он… может помочь мне с деревенским архивом, что он у него хранится…
- Да ну? – так удивился стражник, как будто Нумерий сказал, что в этом поместье находятся клады семи морей, так удивленно он сейчас таращился на него, даже рот приоткрыл от какого – то смятения.
- Мне так сказали… - смутился сборщик.
- Вряд ли, - пожал плечами стражник, - ну, сам посуди… Ну на кой фиг нашему хозяину деревенский архив? Это же смешно. Здесь же живет сенатор, человек богатый и известный, живет в основном в Риме, здесь бывает только летом, пару месяцев от силы, чтобы поплавать, да насладиться морским пейзажем. Неужели ты думаешь, что живя здесь, он читает деревенский архив? Да что он может там прочесть? Да что его может там заинтересовать?
- Не знаю… - смутился Нумерий.
- Вот… - усмехнулся страж, - а лучше подумай вот над чем. Архив… кто – то должен его вести! А кто? Кто будет его вести, дополнять, аккуратно складывать листочки в папки? Неужто наш сенатор, который в Риме, который там может имеет доступ к таким имперским архивам, что даже и времени у него нет их прочитать, не то что дополнять? Ну вот как вы себе это представляете, милейший? Что нас сенатор приезжает, допустим, в Рим, в Сенат, например… и что? Он там раскладывает разные бумаги про нашу жалкую деревню и начинает вести архивы? Или вы считаете, что он по ночам этим занимается?
Нумерий пристыжено молчал и даже начал чуть было вертеть услужливо ногой, ну в верноподданническом стиле, но вовремя опомнился и таки перестал.
- А на самом деле… - вдруг заметил страж, - на самом деле вполне такое может быть. И во время. И ночью. Потому что наш сенатор, он любит говорить… что поскольку все большие события по сути своей мелки и ничтожны, то на самом деле нельзя сказать, что существует какая – то значительная разница между, например, архивом вашей деревни и летописью, например Римской империи. Поэтому ваша скудная жизнь его тоже может заинтересовать. Да что вы стоите - то?
- А?- смутился Нумерий.
- Да идите же! – чуть ли не подталкивал его уже стражник, - разве вы не понимаете, что сенатор стоит уже на крыльце и пристально смотрит! На кого он смотрит, вы скажете? На меня что ли, которого сто раз уже видел и еще сотни раз увидит? На вас, на вас он смотрит, идите же к нему, бестолковый вы человек!
Подталкиваемый суровым стражем, Нумерий еле – еле, но побрел все же в сторону крыльца, где его и правда ждал сенатор. Сенатор был можно сказать молодым еще человеком, ему было вероятно около сорока лет, он стоял, лениво оперевшись о деревянную колонну, но вместе с тем весьма энергично так сказать рассматривая приближающегося сборщика. Сенатор был довольно полноватым, одетым в кожаные черные штаны, которые не очень вязались с его огромным красным халатом, в который он завернулся, его длинные каштановые волосы доходили до плеч, кроме того в нечто вроде каштанового цвета были покрашены его ногти.
- Так… - улыбнулся он, - кого же это к нам принесло?
- Я… - растерялся Нумерий и только испуганно смотрел на стражника, который продолжал будто его подталкивать вперед, параллельно бормоча что – то про миры большие и малые и их конечные сходимости.
- Я… позвольте я угадаю, - потянулся сенатор, - я думаю… я гадаю, что вы новый сборщик податей. Я слышал, что в деревеньке был большой шум вокруг вашего приезда. Так бывает всегда, впрочем, крестьян и рыбаков удивить чем – то несложно. Итак?
- Да… я сборщик, - кивнул Нумерий обреченно.
- Превосходно! – расплылся в улыбке сенатор, - не скрою… такое бывало, такое случалось… Бывало, что неожиданно сборщик податей переступал порог данного поместья в поисках… податей… Да, вышло не слишком красноречиво. Но я думаю, вам известна их дальнейшая судьба, друг мой?
-Нет, я пришел не для того, чтобы обложить вас налогами…
- Даже так! – улыбнулся сенатор, - это радует. Я не люблю платить налоги. И не потому, что у меня нет денег, не потому… Вы наверное не слышали обо мне. Меня зовут сенатор Тарвиний… Злые языки говорят, что я самый богатый человек на побережье. Добрые языки говорят, что я второй по степени богатства. Как вы сами понимаете уже, добрые языки говорят правду, в этом их доброта собственно и заключается, друг мой.
- Я понимаю…
- А знаете, почему я богат? – снисходительно почесал свой бок сенатор, - потому что я унаследовал большое состояние, потом немного укрепил его с помощью удачной торговли, а помимо этого не платил никогда и ни за что, включая такую зыбкую государственную услугу, как обложение податью… Никогда! Понимаете? Другие может быть и платили, а я нет, так как я всегда считал, что я выше других…
- А он и был выше… и есть… - вдруг влез в разговор страж, который на самом деле и до этого не переставал болтать, да только тихо, себе под нос, а тут прямо так немного истерично возвысил свой голос.
- Мерси, - хмыкнул сенатор,- впрочем, впрочем… не совсем. Я не выше других. Другие ниже меня.
- Да что тут сравнивать! – расхохотался страж, - дурачье!
- Увы! – горестно вздохнул сенатор, причем было заметно, что он и правда очень сильно сожалеет обо всем происходящем в мире, а в частности вот об этом вот факте, - но боюсь, что мы сейчас немного потеряли нить нашего столь глубокомысленного диалога… Итак, позволю себе вам напомнить, мы пришли к тому, что вы пришли сюда не для того, чтобы взыскать с меня налоги, которые столь чужды мне… моему вольному духу. Но, однако вы сюда все же пришли, причем с явной целью, не просто же так, вот даже ветку от дерева в руке принесли… зачем, позвольте узнать?
- Ветка, - Нумерий вспомнил, что действительно в руке у него находится ветка, причем скорее даже свисает из руки, волочится по земле, - ааа… это уж вы извините… мне так просто привычней, уважаемый сенатор.
- Защищенность, вернее ее иллюзии? – хмыкнул сенатор.
- Да… - кивнул Нумерий.
- Мой учитель и надеюсь… друг, - приобнял сборщика Тарвиний, - вы может быть слышали про сенатора Мариуса Финта? Нет? Очень жаль, но впрочем, я сразу обнаружил что вы, сударь мой, что вы непросвещенный человек. Так о чем я? Ах да. Он говорит, что среди всей мудрости людской наивысшей ценностью обладает иллюзия. Так он как всегда был прав, когда обратил наше внимание на это. Но к делу. Что же вам нужно?
- Вашество! – робко сказал Нумерий, - дело вот в чем. Я приехал сюда… недавно. Хотя я уже чувствую себя так, как будто прожил здесь всю жизнь. Но дело не в этом. Дело в другом. Дело в том, что ко мне ходят ходоки!
- Вот как? – присвистнул сенатор, - но что им надо?
- А хрен знает, что им надо… - признался Нумерий, - я думаю, они вообще не понимают, не отдают себе отчет в своих действиях. Но дело не в этом. Дело в другом. Они хотят как бы расчетов. Ну, в плане недоимок. Но у них нет никаких документов!
- Ни одного? – притворно испугался Тарвиний.
- Ага, - кивнул Нумерий и даже носом шмыгнул, - то есть вот надо мне произвести исчисления, если так по – научному это говорить, так сказать. Вот. Но без документов я нахожусь в абсолютном тупике! Батюшка!
И сборщик чуть было не рухнул на колени, но страх вовремя его удержал.
- И мне сказали, что, дескать в вашем поместье есть деревенский архив, - тихо продолжал Нумерний, как будто перешел к дележу сокровенными воспоминаниями, - понимаете? Это мой последний шанс… взглянуть туда, где хранятся данные обо всем и про все, чтобы восстановить документооборот! Ведь если подумать…
- Ну! – приободряющее улыбнулся сенатор.
- Ведь если подумать, что такое наша жизнь? – спросил Нумерий, - что есть наша жизнь, если не документооборот?
- Хорошо сказал, - вставил от себя стражник.
- Да… - кивнул сенатор, - ну что же, друг мой, теперь ваша великая миссия в плане прихода сюда стала обретать для меня общие очертания, не побоюсь даже сказать, что все это весьма правильно, что во всем этом есть своя некоторая… большая правда. Но вместе с тем тут есть одна проблема.
- Неужто? – испугался отчего – то не Нумерий, а стражник.
- Увы, - кивнул сенатор, - я вам сейчас поясню.
Но прежде чем пояснить, он сперва решил почесать свой бок, причем чесал достаточно долго и даже насвистывал что – то параллельно.
- Да! – улыбнулся, наконец, сенатор, - что же, что же, как же, как же... Я вам поясню. Дело в том, что у меня действительно, как это ни удивительно, но у меня есть городской архив. Вернее деревенский. Я вам сейчас поясню его природу. Дело в том, что, как у всякого сенатора, у меня очень много слуг. И дело здесь не только в моем высоком статусе, в конце концов, я не обращаю на это ни малейшего внимания…
- Ни малейшего! – гаркнул страж.
- Спасибо, друг мой, - кивнул сенатор, - так вот – не в том дело. Просто я очень богат, часть богатства досталась мне по наследству и, как вы понимаете, по наследству я получил и очень много слуг, которых девать некуда. Кроме этого ко мне часто приходят ходоки, почти как к вам в вашей печальной истории, но у меня все еще значительнее, друг мой!
Сенатор вздохнул.
- Они пользуются моей безграничной добротой… - вздохнул сенатор, - ведь я… я не могу ни в чем никому отказать, такая уж у меня душа! Мне так сенатор Мариус и говорил иногда, дескать, Тарво, он меня так иногда называет, в честь своего расположения и нашей дружбы, дескать, Тарво, добрая у тебя душа! А все так и есть. Не могу я отказать ходоку, ежели он на коленях передо мной стелется и умоляет меня принять его на работу. И вот тут наступает самый комичный момент, а именно, что же дальше делать с ходоком? Ведь на самом деле никакой осмысленной работы у меня для него нет, у меня вообще очень мало каких – то направлений деятельности, на которые мне нужны люди. Разумеется, мне нужно сколько – то человек для охраны, кухарка, уборщица, кучер, еще какое – то количество людей для сопровождения, все это так, но эти вакансии давно заняты и никакое расширение там невозможно чисто физически. Но что же делать мне тогда с ходоком? Не могу я ему отказать… И тогда приходится придумывать для него работу, не имеющую никакого смысла, а может даже и контрпродуктивную, но в любом случае, появляется необходимость эту работу придумать. Например, у меня появились слуги, которые ходят по саду и изображают пение птиц. В этом нет никакого смысла, благо птицы у нас и так есть, в своем естественном виде. И всякие злые языки, а на то они и злые, начали клеветать на меня в том роде, что я, злодей, заставляю людей унижаться, изображая птиц, себе на потеху. Глупцы!
Сенатор добродушно рассмеялся, хотя Нумерий не мог не отметить, что он смеялся как – то слишком долго, вышел, так сказать, из разумного регламента.
- Неужели эти глупцы думают, что это я унижаю людей, а не они унижают меня своим унижением? – продолжал он, - ведь это я делаю не для самодовольства, отнюдь, как говорили древние, это лишь по доброте. Потому что приходит ходок, умоляет меня дать ему даже не просто работу, но жизненную цель, дать ориентир, а я не могу его просто так прогнать, хотя и ненавижу уже его образ, его никчемность… Но как же иначе, как же без доброты к людям? Все так сложно… Так… о чем это я?
- Об архиве, - деликатно напомнил страж.
- Ах да, - просиял сенатор, - вот и с архивом та же история. Ведь если подумать… гениальное изобретение! Скольким людям я помог, скольким людям я дал ориентир, смысл жизни, указал на цель? Я поручил жить в деревне и тщательно записывать и документировать всю доступную информацию, и ваши проблемы фискальные, и разные конфликты локальные, и кто чего когда сказал, и кто чего когда сделал, и даже как меняется ландшафтный дизайн, как происходит реформа всех областей общественного устройства… Гениально, да? Огромная шпионская сеть по всей деревне, причем результаты ее деятельности не используются никак и никогда! Гениально? И даже сенатор Мариус, когда я ему про это рассказал, слегка улыбнулся. Ну, по крайней мере, мне так показалось… По крайней мере что – то было там… на его лице… Он был доволен, ручаюсь.
- Значит у вас есть вся информация про недоимки? – просиял Нумерий.
- Да… и нет, - отвечал сенатор.
- Почему?
- Видите ли, друг мой, - приобнял его тот в ответ, - позвольте вам пояснить. Все дело в том, что я, как вы сами понимаете, данным архивом не пользуюсь, да и на самом деле, к чему мне тонны этих бесконечных сведений о частной жизни людей? Совершенно бессмысленно, глупо даже, ненужно. Но как же тогда обстоит дело, спросите вы? Отвечу. Все дело в том, что все эти гигантские архивы, они все лежат в мое подвале, огромными стопками, абсолютно вне всякого контроля и систематизации.
- Вот как... – вздохнул стражник, как будто над этой проблемой он бился годами.
- Да! – кивнул сенатор, - поэтому, друг мой, пойдем со мной… Я проведу вас в подвал… там вы сможете поискать интересующую вас информацию про недоимки…
И усмехнулся. Нехорошо так усмехнулся. Его примеру последовал стражник и тоже нехорошо усмехнулся.
Но Нумерий же был, напротив, весьма доволен.
- Недоимки… - то ли подумал, то ли прошептал он, но вернее второе, потому что и сенатор и страж начали понимающе кивать головами, вряд ли это произошло бы если бы Нумерий просто подумал.
- Прошу! – скомандовал сенатор, подмигнул стражнику и пошел в сторону двери, от которой справа располагалась лестница вниз, Нумерий следовал за ним, однако заметил, что и страх с понимающей улыбкой идет следом, причем как – то немного угрожающе как будто насвистывает что – то. Они начали спускаться в подвал по очень узкой и по очень долгой лестнице, что было странно, никогда бы не подумал наивный сборщик что в таком вот доме может быть такой долгий спуск в подвал, спускались они минут десять - пятнадцать, а впрочем, наверняка это было расстроенное воображение.
Наконец, Тарвиний отворил огромную дубовую дверь и они оказались в огромном зале, который весь был, от пола до потолка завален всякими рукописями и бумагами, причем зал этот был такой огромный, что в царящем полумраке Нумерию он и вовсе показался бесконечным, но это было, вероятно, опять же следствием переутомления.
- Да, - кивнул сенатор, улыбаясь, - представляете, сколько тут бумаг? Хорошо, что я никогда не любил бюрократические архивы, что никогда я не приходил в возбуждение при виде груды бумаг… А ведь иные сенаторы, да и чиновники в особенности… они умереть готовы были бы за такие архивы, им бы на всю жизнь хватило для обдумывания, для осмысления…
- Я могу приступать? – не терпелось Нумерию.
- Вот тут… одна деталь, - вздохнул сенатор, - хотел вас предупредить… Дело в том, что здесь, как вы понимаете, отнюдь не все бумаги по вашей части, то есть по фискальной… Скорее напротив – ваших бумаг туь скорее одна на миллион. А вместе с тем много бумаг секретных, с высокой секретностью, их вам никак нельзя узнать.
- И что же делать? – не понялд Нумерий.
- А очень просто, - облокотился на дверной косяк сенатор, - вы будете рыться в бумагах, разыскивая ваши фискальные архивы… А если вы ненароком наткнетесь на секретный документ – мы вас убьем.
- Что? – вскричал Нумерий, - это шутка?
- Нет, - вздохнул Тарвиний, - это закон игры. Однажды я беседовал с сенатором Мариусом. И он сказал мне – Тарво, друг мой. Никогда не убивай людей просто так. Всегда убивай их в соответствии с законом игры.
- Вам может повести, - встрял тут страж, - вдруг сразу архив найдете. Тогда и убивать вас не надо будет.
- Да, - подтвердил Тарвиний, - я всегда соблюдаю правила игры. Другое дело, что же их и устанавливаю. Но что может быть большей честностью, чем честность с самим собой, согласитесь?
Нумерий испуганно смотрел на сенатора, однако тот сохранил вроде бы свою обычную традиционную дружелюбную улыбку, однако сомневаться в искренности его намерений все же не нужно было.
- За что? – прошептал Нумерий.
- Не скрою… моя вина в этом тоже будет, - согласился сенатор, хотя непонятно было, кто предложил ему что – либо скрывать, - не скрою. Но, видите ли, друг мой, иначе нельзя, иначе не может быть, иначе нельзя рассудить… Должна пролиться кровь, причем дело не только во мне или в вас… это нужно для баланса мироздания, поймите. В конце концов, это почти честь для вас. Но хватит разговоров, они утомили меня, берите папку!
- Берите папку, - поддакнул стаж, - ну что вы, как маленький … Не тяните время.
Нумерий сглотнул и судорожно кивнул. Он понял… а впрочем он ничего не понял и ни о чем сейчас не думал, хотя это было и странно, наверное со стороны это можно было бы назвать странным, такое полное равнодушие к грядущей гибели, такое полное душевное опустошение, но с другой стороны… ну а что можно было сказать или сделать, подумать и предложить, что можно было тут охарактеризовать и к каким выводам можно было прийти…
Нумерий вздохнул, пошел сквозь стопки архивов, документы вокруг лежали, какие – то в порядке, какие – то совсем растрепанные и даже порванные, они лежали вокруг как обломки прошлого, как летописи всех времен… Одна папка показалась вдруг Нумерию совсем родной, как будто он видел ее уже где - то, как будто она сама просилась к нему в руки… Он резко схватил ее и судорожно раскрыл, посередине, быстро и наугад, так что из папки повалились кучи листов прямо на пол…
- Что же там… - поинтересовался страж.
- Сейчас… - забормотал Нумерий, - так… что это… 3 года назад… так… да это же недоимки!
- Как? – опешил сенатор.
- Да, - кивнул Нумерий, только теперь осознав все случившееся, - да… здесь как раз то, за чем я и пришел, здесь вся информация про недоимки! Представляете? Вот ровно ведь то, что я хотел, вот именно как раз то, что я искал! Понимаете?
- Ох ты… - чуть ли не простонал страж.
- Понимаете? Представляете? – продолжал, тем не менее, вопрошать Нумерий, крутясь на месте и размахивая руками, усиляя свое удивление тем самым. И вот тут и произошла роковая ошибка, нелепая случайность, впрочем, нельзя не признать, что такие курьезы отнюдь не редкость – Нумерий сбил рукой другую папку, которая с каким – то небывалым зловещим грохотом полетела на пол, причем листы из нее взлетели вверх, разлетелись по комнате и один лист ударил прямо по лицу сборщика…
- Что же это, - хмыкнул страх, - что же вы так неаккуратно. Тут же синие стрелки на папке… государственный секрет, строжайшая тайна…
- Не может быть! – вскричал Нумерий и бросил взгляд на выпавший лист, но там действительно в углу была нарисована синяя стрелка, прямо над рецептом баклажанов и под портретом Калигулы…
- Да! Да! – вздохнул страж, - но что поделать, друг? Вы прочли то, что вам нельзя было… Секрет ведь. Теперь нам придется вас убить.
И он оглянулся на сенатора.
- Да, - равнодушно кивнул Тарвиний, - причем я лично даже вам сочувствую. И даже лично вас убивать не буду. Я вас оставлю на десерт для гостей… Вдруг кто захочет поразвлечься... У меня скоро день рождения, может даже сенатор Мариус приедет… с подарком. Ну, подарит он мне подарок, а я ему вас подарю в ответ. Красиво?
Нумерий обреченно посмотрел на стражника.
- А все, что с сенатором Мариусом связано, - ответил за Нумерия страж, - то все красиво…
- Согласен, - кивнул сенатор, - красота – страшная сила, дорогой сборщик. Впрочем, ее я вам не обещаю, она слишком зыбкая и чувствительная, она эфемерна, она улетает, стоит ее… найти…А вот страх – другое дело. Я чувствую, вы скованы им, вы почти в обмороке… не так ли?
- Я уже давно… почти в обмороке, - признался Нумерий.
- Какое… знакомое чувство, - улыбнулся Тарвиний, - а у вас тонкая душа, забавно, откуда в вас это? Вы не похожи на обычного сборщика налогов… на эдакого держиморду, на такого злодея классического, вульгарного…
- Не похож, - вздохнул Нумерий, - я много думал.
- И? - полюбопытствовал сенатор.
- И ничего не понял, - сказал Нумерий просто.
- Замечательно! – хлопнул в ладоши Тарвиний, - но хотя это и не так хорошо для вас, мой друг… Я решил убить вас лично. Не поймите меня неправильно, но я эстет, как все выдающиеся сенаторы. Убивать простого сборщика податей- - это пошло… Но вот отведать такого народного философа, не обижайтесь на эту характеристику, так вот, убить такого народного философа, отведать его… Это уже не пошло, это мне по нраву!
И Тарвиний хищно оскалился и пошел прямо на сборщика, потирая руки в радостном каком – то забвении, неподалеку заиграла зловещая музыка – то стражник решил поддержать формирующуюся атмосферу с помощью стоящего неподалеку пианина. Нумерий понял, что это его конец…
- Что это? – вдруг раздался пронзительный голос справа.
Все оглянулись – на пороге стояла почти голая девушка с яркими рыжими волосами и веселым лицом, одета она была только в небольшие зеленые лоскуты материи, такой же зеленый обруч красовался на ее голове.
- Что это? – удивленно наклонилась она.
- Это… сборщик, - растерянно отвечал Тарвиний, - он к нам того… пришел…
- Сборщик… - почти пропела девушка, - так вот ты какой, сборщик…
Девушка рассмеялась и пошла прямо к Нумерию, вскоре она была уже в паре сантиметров от него и начала пристально его осматривать, словно он был прекрасной статуей в музее.
- Так, так… - пропела она, - сборщик. А меня зовут Арэль, я дочь лесного короля.
- Лесного короля? – не понял Нумерий.
- Тсс… - прошептал Тарвиний, наклонившись к уху сборщика, - это моя дочь. Подыграй ей… а то…
- Ааа… - поспешно кивнул Нумерий, - да, я слышал про него. Он… (не мог долго подобрать эпитет) очень … могущественный…
- Даа… - прошептала девушка, - дааа… Видишь, как много на мне зеленого цвета? Это цвет нашего лесного царства, где правит мой отец. Он очень мудрый король, но мне надоело его лесное царство. Понимаешь, почему?
- Нет… - прошептал Нумерий.
- Потому что там нет любви, - еще ближе надвигаясь на сборщика, говорила девушка, - там нет любви, одни чудеса… Кругом лешие, водяные из лесных озер, кентавры и единороги… А мне нужна любовь, та, что течет в жилах людей… Ты умеешь любить, сборщик?
- Я? – пробормотал Нумерий, - ну…
- Я вижу по твоим глазам, - прошептала девушка улыбаясь, - я вижу, что ты познал любовь и боль… Это даже лучше, ты сможешь утолить все это во мне…
- Я? – испугался Нумерий и посмотрел на Тарвиния, но тот лишь утвердительно кивнул и что – то еще знаком показал сборщику, но тот не понял этот сигнал.
- Пойдем со мной… - кивнула девушка как – то ожесточенно смотря на Нумерия, - мы не должны терять времени… скоро ночь, а ночью я превращаюсь в прекрасное зеленое дерево, как все подданные моего зачарованного леса…
- Проводи, - бросил Тарвиний и стражник тот час направился к двери, взмахом руки попросив Нумерия отправиться следом, тот повиновался, а девушка, хищно облизываясь, следовала за ним по пятам…
Нумерий вышел из дворца сенатора совершенно обалдевшим. Не то что он был удручен тем, что так и не добрался до архива, и нельзя сказать, что его огорчило то, что Арэль в процессе страсти порвала его штаны и теперь он шел по пыльной дороге весь в рванине…Но все эти события вместе, да еще какие – то странные зыбкие мерцающие звезды над головой… все это шокировало несчастного сборщика, он чувствовал себя каким – то совершенно потерянным, отупевшим, опустошенным…ему нечего было сказать, ему нечего было делать, ему некуда было идти… Но он шел по пустой дороге к деревне, произвольно, не задумываясь, это было выше его сил…
- Нумерий, - раздался вдруг голос справа, - куда это вы? Да еще такой рваный…
Это была Керри. Она стояла около тропинки, ведущей к морю и удивленно осматривала его изношенную физически и морально фигуру.
- Не знаю… - тупо отвечал сборщик.
- Пошли к морю? – предложила девушка, - я люблю ночью там гулять…
- Пошли, - обреченно кивнул он и поплелся за девушкой, которая весело бежала по тропинке, чуть не прыгая от какого – то странного воодушевления. Они шли молча, но это было не напрягающее молчание, они словно все понимали и Нумерию сейчас меньше всего хотелось напрягаться и говорить что – либо, настолько он отупел от всех событий прошедших дней…Вот и пляж. Было очень тихо, океан еле – еде омывал берега, а на небе ярко, пожалуй слишком ярко, светили звезды, покачиваясь, отражаясь в воде… словно живые…
- Я люблю гулять ночью… - призналась Керри, усаживаясь на небольшое поваленное дерево на берегу и приглашая сборщика расположиться рядом, - когда все спят и видят свои сны. В это время я могу гулять здесь… одна… в тишине… наслаждаться небом… Вам снятся сны, Нумерий?
- А… - пробормотал сборщик, - наверное. Но я ничего не помню, я не запоминаю… Только один раз я запомнил сон. Мне снилось, что я иду по бесконечной, по огромной пустыне, бескрайней и убивающей мою душу… И я очень хочу пить… ужасно хочу, до безумия, до судорог, до ненависти… А потом я нахожу всего лишь небольшую лужу, крохотную, как блюдце… но вода там соленая, пить ее нельзя… И я проснулся.
- Зато вот какой океан сейчас перед вами, - улыбнулась Керри, - огромный…
- И опять соленый, - улыбнулся Нумерий печально, - и опять пить здесь нельзя.
- А вы пробовали? – усмехнулась девушка, - пить из океана?
- Нет, - пожал плечами сборщик, - а вы?
- И я нет, - рассмеялась она, - я лишь запомнила, что вода там соленая… но не пила…никогда… Может стоит попробовать?
- В такую ночь… да, - кивнул Нумерий, встал и направился в сторону воды, однако он не смог идти быстро, шел он как будто перекатываясь с шага на шаг, как в замедленной съемке… хот скорее всего это ему только казалось, всего лишь иллюзия. Нумерий посмотрел на океан… бесконечный и тихий, незримая бесконечная сила, способная сокрушить все, стоит ему захотеть… если он может захотеть… если у него могут быть желания…
В этот момент вода забурлила и из воды ударил странного вида фонтан, который все усиливался, брызги летели все дальше, поднялся ветер.
- Вы видите? – решил удостовериться Нумерий тогда. Керри ничего не ответила, но кивнула, это было хорошо, это было важно, значит это был хотя бы не сон. Тем временем брызги фонтана начали стихать и в центре его показалась странная фигура морского чудища, Нумерий не мог при всем желании описать его, не было это похоже ни на человека, ни на зверя, а может это было и тем, и тем одновременно, было оно чем – то черным, но с красными блестками где – то, вроде были там и рога и чешуя, но во всем этом было что – то легкое и воздушное… Чудище смотрело прямо на Нумерия. Вернее этого нельзя было заметить, но он чувствовал, что это так.
- Привет, - поздоровался он.
Чудище ничего не отвечало, но как – то странно шумело, как будто вдыхает в себя воздух, сборщику подумалось, что это оно так, на дальнем расстоянии, обнюхивает его, хотя вполне вероятно, что этот звук означал нечто совсем иное или ничего не означал. Чудище замерло. Нумерий тоже.
- Вот же… - пробормотала Керри.
И тут чудище грузно провалилось в воду, подняв гигантские брызги, а уже через секунду морская гладь была тихой и безмятежной, как будто и не было ничего никогда. И было тихо.
Нумерий поплелся обратно к девушке.
- Что это было? – прошептала она.
- Я думаю это оно… Неведомое, - отвечал тихо Нумерий, - наверное, ваш отец был прав. Прав во всем. Вообще.
- И что ему было нужно? – спросила Керри и сама удивилась глупости вопроса.
- Ничего, наверное… - пожал плечами Нумерий, - это же Неведомое, что ему может быть нужно, тем более от нас. А может это оно так шутит. А может это был знак. Знак чего – нибудь.
- Наверное, - кивнула девушка.
- Пойдем, - предложил Нумерий, - уже поздно, я слишком устал…Я ничего не соображаю…
- Пойдем, - кивнула Керри.
И они встали и пошли по тропинке в сторону деревни. Нумерий оглянулся на океан – океан был все так же бесконечен, спокоен, непознаваем, в лунном свете он был красив и переливался забавным свечением, так что Нумерий в очередной раз поразился, как он прекрасен. Хотя океан всегда будет чуждым ему, сборщику податей, он может только плескаться рядом во всей своей бесконечности и во всем своем могуществе, но вряд ли когда – то океан заметит его и пошлет ему сигнал… Он только что предполагал обратное, но это было так, почти шутка, хотя он не исключал, что океан может послать сигнал для Керри, она этого заслуживает, наверное и Неведомое специально для нее появилось, не для него же… Он и в Риме был чужой и для океана он будет таким же.
- Но это может и к лучшему, - попробовал улыбнуться он.
- Что? – не поняла Керри его реплику.
- Это я так…- улыбнулся он, - я говорю… я рад, что узнал вашу семью и вас.
- Спасибо, - улыбнулась она, - вы тоже очень славный, Нумерий… вы тоже…
Нумерий кивнул и полез дальше по крутому склону холма. Океан плескался уже далеко, его не было слышно.
3. 10 В синем и холодном океане
© Copyright: Дэниел Бертрам, 2014
Свидетельство о публикации №214092000070
Свидетельство о публикации №214092000070
Рецензии