Заплати этому

Федор Ерохин, а для друзей просто Федя, обычный такой, средний журналист. Имя вроде примелькалось, но не все вспомнят. Живет себе в Москве, статейки пишет. Хотелось бы еще сказать, что никого не трогает, однако это было бы правдой только наполовину. Ибо Федя – безобидный, но весьма назойливый журналист. И ладно бы, если бы он доканывал таких же, как он, среднеклассовых жителей столицы, так ведь нет, амбиции Феди завели его туда, где людям с его характером не место.
Каждый здравомыслящий человек скажет вам, что чиновники – не те люди, острые зубы которых стоит подпускать к своей шее. Но Федя, хоть человек и хороший, но здравомыслие его, либо глубоко сидит и молчит, лень ему. Либо же Федя так расстарался, что выгнал этого, весьма полезного, зверя. Согнал его, как кошку, с чердака, именуемого черепной коробкой.
Есть и другое объяснение этого феномена. Федя, как воспитанник особого класса людей, именуемого интеллигенцией, рос в сфере высокой социальной ответственности, в связи с чем, данный член общества достаточно категорично относился к такому социально-общественному явлению, как коррупция.
В связи с этим, основной тематикой статей Федора Ерохина, являлось как раз разоблачение фактов дачи взяток. Делал ли он это успешно? Нет. Но как любой человек, увлеченный своим делом, статьи писал с завидной регулярностью, чем и привлек желательное, как он думал, и нежелательное по факту, внимание людей «сверху». Исход очевиден, но надо таки что-то сказать.
А началось все вот как. Сидел как-то утром некий Добров Владислав Леонидович (депутат, человек уважаемый и серьезный во всех смыслах), и читал утреннюю газету, в момент распития кофе с коньяком. «Для настроения», как он любил говорить. Стоимость одной такой чашки кофе, вполне могла бы на пару дней обеспечить пропитанием многодетную московскую семью. Но, как говорится, честно заработанных не жалко. Но суть не в этом, а в том, что зоркий глаз Владислава Леонидовича в очередной раз пал, и отказал подняться, на очередную статью, подписанную Ерохин Ф.К., содержание которой, вполне конкретно намекало, что «надо бы с этим что-то делать». Мол, «обнаглели», «спасу нет», пора прекратить безобразие. Несколько разоблачений и громкие слова «хватит давать!» и «хватит брать!», стали последней каплей в чаше терпения сего чуткого и ранимого человека. Спустя несколько секунд, мозг выдал ключевые слова: «видел», «много», «не нравится». Покопавшись в памяти еще немного, Владислав Леонидович вспомнил, что фамилия эта, в «высоких» кругах уже всплывала, и отзывались о ней крайне негативно. «Заерошил», говорят, этот журналюга, надо бы ему показать, кто в доме хозяин. И, ведь, правда надо, решил Владислав Леонидович, и решил использовать крайние меры. Не самые крайние, но о-очень к тому близкие.
- Володя, подойди-ка сюда.
Крикнул Владислав Леонидович Володе, человеку весьма большому, но с очень преданными и добрыми глазами. Такой тебя бьет, а ты даже не расстраиваешься: в глаза глянешь, и на душе хорошо так, тепло становится. Только лицо печет.
- Да, Владислав Леонидович? – Пробасил Володя. – Чем могу помочь?
И Владислав Леонидович протянул Володе газету, прижимая палец напротив фамилии Ерошина.
- Вот, гляди. Найди и сделай все как надо.
- В смысле…
- Нет, не в смысле. Измени, так сказать, жизненные приоритеты. Чтоб писать не хотел, а лучше всего – не мог. Но не руки ломай, а пусть посидит, подумает над своим поведением, лет, эдак, несколько. Понял?
- Понял, Владислав Леонидович. Сделаем.
И Володя действительно понял. И вот что было дальше.
Просыпается однажды наш Федор Константинович в своей квартире – обитель тепла и уюта. Крепость неприступная. Ров, в виде замка, и крокодилы, в виде цепочки. Цепочка – самое главное, гарант безопасности, это каждый дурак знает. Однако что-то пошло не так. Потому как, проснувшись, Федя, желая почесать места приличные, а иногда не очень, столкнулся с неожиданным препятствием – руки липкие, и, что еще важнее, почти черные. От испуга подпрыгнув в кровати, неожиданных отверстий на своем теле он не нашел. За облегчением последовал вполне логичный вопрос: если кровь не Федина, то чья? След, в виде кровавых брызг, вел на кухню. Дрожа коленями и всем, что выше, Федя пошел по следу, а там, в неудобной позе, лежала некая гражданка. Кто такая? Не известно. Не успел Федя как следует расстроиться, и тут, как в лучших фильмах, в дверь постучали.
«Наверно соседи», подумал Федя. Однако сам того не зная был не прав. Приоткрыв дверь и спрятав руки с другой стороны, Федя выглянул в узкую щель. Но тут его ждал сюрприз: целое созвездие, в лице двух блюстителей правопорядка.
- Здравия желаю. Сержант Лихов. Тут у вас, говорят, крики женские слышали. Посмотреть можно? – Вполне настойчиво спросил товарищ сержант, подталкивая дверь.
- Да не было никаких криков…
- Да? А что это у вас руки в крови, а?
Федя, придерживая дверь, забылся, и взялся так, что пальцы оказались снаружи.
- Да-а… Дела. Вот так неожиданность. – Проговорил сержант Лихов, переступая порог квартиры, и изображая на своем лице крайнюю степень удивления. Еще чуть-чуть и Оскар. – Ну что, повинную оформлять будем?
Есть ли смысл рассказывать о том, как кричал наш бедный Федя, доказывал, что руки его чисты, а все это – ложь и провокация. Что его, конечно же, подставили, а справедливость непременно восторжествует. Как бы то ни было, но, как говорится, «впаяли» нашему Феде по всей строгости – 10 лет.
А было вот что. Уже известный нам Володя, быстро подсуетился, позвонил своим друзьям с полиции, те ему, по блату, подвезли свежий, как горячий хлеб, но совершенно безымянный труп. Кто такая – не известно. Да и кому, какая разница? Главное факт – мертвое тело, много крови. Пусть кровь и говяжья, но зато смотрится. Анализы – дело второстепенное. Данные бумажки довольно успешно обмениваются на иные, номинальные. Федю же ждала роковая встреча возле его же квартиры, о которой он благополучно забыл. Проснулся только с головной болью, которую, от страха, и не заметил.
Так и вышло, что ценой жизни одного трупа и пятью литрами крови мертвой коровы, Федя переехал жить заграницу – железную и в полосочку.
Однако Владислав Леонидович, желая соответствовать своей фамилии, Добров – это вам не шутки, решил дать Феде второй шанс, и послал Володю к Фединому адвокату.
И пришел к Феде его адвокат, он же старый друг детства по совместительству, Емельянов Алексей Георгиевич.
- Привет, Федя.
- Привет, Леша. Ну что, придумал что-то? Ты же знаешь, ну не делал я этого, сколько можно повторять?
- Федя, говорить можешь, сколько хочешь, но я не джин – желания не исполняю. Тут дело такое. То, что ты невиновен, знает даже моя собака. Проблема в том, что твой злой язык завел тебя в такую задницу, что билет в обратную сторону стоит очень дорого.
- И что ты предлагаешь?
- Федя, дай денег. У тебя десять тысяч есть?
- Леха, ты знаешь. Я денег не дам. Что, я зря столько бился? Есть деньги, но не дам.
- За что сидеть то будешь? За гордость свою? Злодеяние то еще, но оно того стоит?
- Стоит, Леха, стоит.
- Думай, Федя, думай. Завтра еще приду. Хорошо думай.
И Федя думал, да не о том. А думал Федя о высоком, думал о своей победе, о своей загубленной жизни, которую отдал за правду. А Леша все ходил и ходил, каков добрый человек. Упрашивал старого друга и так, и сяк. Переживал как за себя. Месяц он ходил, пока не сдался.
- Дурак ты, Федя. Дал бы денег – спал бы сейчас в теплой постели, а не на нарах.
- Может и дурак, зато честный. – Гордо отвечал ему Федя.
- Ох и дурак… И меня двух тысяч лишил.
- Что, Леха, и ты туда же?
- А ты как думал? Жить-то как-то надо…