Сентябрь. Сторона С

Сторона С.


Я был в разных странах. Видел много красивых женщин. Опробовал почти все виды транспорта и просыпался во множестве странных и непонятных мест. Но мысль о том, что ты можешь принадлежать кому-то другому не оставляла меня в покое все это время. Ты была в разных странах. Встречала много благородных мужчин. Опробовала почти все виды транспорта и просыпалась во множестве странных и непонятных мест. Но еще ни разу за это время наши пути не пересеклись. Последний раз я видел тебя в Швейцарии, ты пила кофе в компании местного лесника. Я подошел к вам, чтобы попросить сигарету, но, как выяснилось, ты бросила курить. Надеюсь, это не он так повлиял на тебя, дорогая. А затем был этот фильм, где ты лежишь в снегу с охотничьим ружьем в руках в ожидании очередного соленого оргазма. Мне так и не хватило любопытства досмотреть его до конца. Твоя красота привыкла ранить мое сердце сильнее скальпеля. А вчера я получил письмо от твоего зубного врача, в котором он настоятельно просил прекратить тебя тревожить, так как жизнь твоя, наконец, наладилась, и у тебя больше нет желания предаваться воспоминаниям о том, чего никто не мог засвидетельствовать кроме нас. Я пообещал ему больше никогда не приближаться к тебе ближе, чем на расстояние четырнадцати песен, и пусть этот неуклюжий блюз станет первой из них.


***

Блюз # 31

Сорок восемь девственниц и двадцать семь убийц
Сорок восемь девственниц и двадцать семь убийц
И у каждого из них по триста сорок шесть ресниц

Триста сорок шесть ресниц и тридцать семь и пять зубов
Триста сорок шесть ресниц и тридцать семь и пять зубов
И все они смешались в калейдоскопе слив и снов

Семнадцать сновидений за триста тридцать девять дней
Семнадцать сновидений за триста тридцать девять дней
И в каждом из них в небе парит воздушный змей

Пятнадцать муравьев и сорок девять пьяных пчел
Пятнадцать муравьев и сорок девять пьяных пчел
Танцуют беззаботно под старый добрый рок-н-ролл

Тридцать две травинки и двести двадцать семь глистов
Тридцать две травинки и двести двадцать семь глистов
Ежедневный рацион ста сорока глухонемых коров

Двадцать девять устриц и двести сорок пять медуз
Двадцать девять устриц и двести сорок пять медуз
Пляшут по волнам под первый «тридцать первый блюз»


***

Путешествие не задалось. Я потерял все деньги и так и не нашел красивую девушку. За последние 2 евро я пью кофе в молодежном кафе и медленно докуриваю последнюю сигарету. Рига – холодный город, ветер дует во всех направлениях, и женщины избегают моего взгляда. Почему из всех мест этого богатого на кафе города я выбрал именно этот детский кофейный магазин? Латвийские хипстеры выглядят моложе и привлекательнее наших. В свои 18 я чувствую себя стариком в этом месте. Дряблым стариком с дряхлым блокнотом в руках и остывшим кофе на столе. Я думаю, пора уходить. Настало время вновь заблудиться в незнакомом европейском городе и попасть в еще одно смешное и удивительное приключение.


***

История, рассказанная Бенни Бу незадолго до его нелепой кончины.

- Когда мне было 6 лет, я заблудился в лесу. Я начал есть грибы, чтобы не умереть от голода. 
В тот день я познал себя и принял христианство.

Когда мне исполнилось 13, я впервые ушел из дома. На протяжении всего дня с моим старым приятелем И. мы бродили вдоль широких городских проспектов, общались с незнакомцами, и с радостью пили всякую дрянь. Когда окончательно стемнело, мы сели в автобус и поехали в ближайший населенный  пункт.
Мы были счастливы, думаю, это был один из самых ярких и незабываемых дней нашей молодости. Старина Роджер обещал дать нам убежище, но, вместо этого, сдал нас полиции.
В тот день я перестал верить людям.

Когда мне было 16, я ушел из дома в седьмой раз. К счастью, никто на этот раз меня уже не искал.
Побродив очередную «хорошую неделю» в сомнительных компаниях, я оказался в старом заброшенном здании на окраине города. В ту злополучную ночь я не мог понять: строили его или сносили. Там было много бездомных, наркоманов и страшных проституток с проколотыми сосками и гнойными гениталиями. Помню, это была не лучшая вечеринка в моей жизни.
И в центре этого заблеванного старого притона я встретил Мэлани. Она отвела меня домой и позже вдохновила на несколько неплохих идей.
В тот день я понял, что мир еще не полностью потонул в дерьме.

Когда мне исполнилось 22, я вновь заблудился в лесу.
Я начал есть грибы в надежде вернуться в детство. Я ждал, но так ничего и не произошло.
Я провел ночь в лесу и с первым лучами солнца вышел к ближайшей автомагистрали. Словив попутку, я вернулся домой и не вспоминал об этом случае, пока мне не исполнилось 56.

И сейчас я, 63-летний грибник, подумываю о том, чтобы вновь уйти из дома. Хотя бы на неделю.
Кто знает, быть может, после этого хоть что-то измениться в моей жизни.


***

Мертвецы, как известно науке, мертвы, а, следовательно, раз они мертвы, они не могут погружаться в сон. К чему я это говорю? Не знаю, наверное, для того, чтобы ты просто закрыл глаза, мой дорогой читатель, и попытался уснуть, потому что очень скоро ты можешь потерять эту прекрасную возможность наслаждаться сном, как теряли ее все, кто бродил здесь до тебя.


***

Марвин любит свой автомобиль. Кэрол вставила себе золотые зубы, и теперь она боится улыбаться незнакомцам. Банковские чеки сдуваются ветром с деревьев, и безграмотные уборщики сгребают их в одну большую кучу, чтобы сжечь. Кэрол стала реже открывать рот. Ее дети далеко, они строят пирамиды. Кто-то выстрелил в солнце, и монеты посыпались на землю из его простреленного брюха. Марвин моет свой автомобиль раз в четыре дня. Это все, что у него осталось, помимо неулыбчивой жены и карманов, полных монет. Его дети далеко. Кэрол говорит, что они строят пирамиды. Поэт с золотой медалью на шее заявляет, что пирамиды нынче перевернуты вверх ногами, чтобы фараонам было сложнее из них выбираться. Но Марвин не верит ни ему, ни Кэрол. Он моет свой автомобиль раз в четыре дня и листает книгу о золотоискателях. Кэрол говорит, что ей нравится реклама стирального порошка «Пудель», потому что в ней нет насилия и у всех актеров красивые зубы. Ее дети далеко, они строят пирамиды. Марвин закрывает книгу о шумерах и заказывает по телефону две пиццы с ветчиной. Кто-то зарядил ружье и постучался к нему в окно. На соседней улице безграмотные уборщики сожгли еще одну порцию мусора. Солнце скрылось за горизонтом, золотая лихорадка необратимо близилась к своему завершению.


***

11:45. Лучшее время, чтобы проснуться. Июньское солнце светит в мое окно, рядом со мной лежит девушка. Ей всего 16, я немногим старше. Ее одежда разбросана по полу. Господи, как сладко она спит. На лице ее спокойствие, на плечах – следы поцелуев. Ее русые волосы захватили белизну подушки, а ее рука по-прежнему лежит на моей груди. Нужно найти в себе силы, чтобы подняться. Глоток воды утолит эту сахалинскую жажду в брехливой полости моего рта. Нужно покурить. Отлично. В пачке всего две сигареты, оставлю их, пока она не проснется. Может сделать ей кофе? Боже, как же все-таки прекрасно то, на что «в сей миг столь утомительно устремлен мой похотливый взор». Грудь ее в дневном свете выглядит еще более захватывающе. Небольшая, но приятная на ощупь, я мечтал о ней весь прошлый вечер, пока она все-таки не решилась оголить ее для меня. Я опозорил себя в ее глазах прошлой ночью, но еще слишком рано, чтобы о чем-то сожалеть. Ладно, сколько можно смотреть, как она спит? Нужно включить музыку, пусть она проснется под звуки прекрасных мелодий середины прошлого века. «Джоан Баез поет Дилана» - думаю, это подойдет. Ей кофе с сахаром или без? Ладно, попробуем пойти на риск.

Без сомнений могу заявить: это утро и эта девушка – пока что величайшие из моих скромных достижений.

Ну вот, она просыпается. Она смотрит на меня. Интересно, что может означать эта улыбка? По крайней мере, думаю, она не сожалеет. И кстати, о чем мне теперь с ней говорить?

- Доброе утро.

- Привет.

(Для начала неплохо)
 
- Как спалось?

- Хорошо, а тебе?

- Еще лучше. Я сделал нам кофе.

- Надеюсь, без сахара?

- Черт!

- Да ладно, неважно. Который час?

- Уже 12.

- Неплохо мы поспали.

- Ну.

- Давно проснулся?

- Минут 10 назад.

- Ясно. Может, покурим? Сколько у нас сигарет?

- Всего две.

- Отлично.

- Я тоже так думаю.

Она медленно встает. Первым делом она достает из своей маленькой сумки расческу и, изящно повернувшись ко мне спиной, начинает расчесывать свои длинные взбушевавшиеся волосы. Я кидаю ей на кровать свою белую майку, она лукаво улыбается в ответ. Мы выходим на балкон, я осторожно несу в руках две чашки, стараясь не пролить ничего на пол.

- Как спалось?

- Ты уже спрашивал…

- Я и забыл. Посмотри, как красиво.

- О да.

- Сегодня чудесное утро, не так ли?

- Уже полдень.

- Не важно.

И что дальше? Когда мы встретились прошлым вечером, я был пьян, как, в общем-то, и она. А теперь мы оба трезвы, светит солнце, и у нас всего две сигареты. Может лучше помолчать?

- Расскажи мне что-нибудь.

(Проклятье!)

- Окей. Видишь этот парк? Все самые изощренные идеи, которые когда-либо приходили ко мне в голову, посещали меня именно там. Недалеко оттуда есть набережная, где я обычно выгуливаю своих собак. А еще остров, где я когда-то отмечал свой день рожденья. И замок, около которого случился мой первый поцелуй. Это было незабываемо. А ты помнишь свой первый поцелуй?

- Нет, я была пьяна. Даже не помню, с кем это было. Помню только, что до утра меня потом тошнило.

- Оу. 

- Ага.

И снова молчание. Если бы я почистил зубы, то непременно поцеловал бы ее прямо сейчас, раз уж зашла такая тема. Боюсь, больше такой возможности не представится.

- Я думаю, я скоро поеду.

- Ты уверена? Может, останешься еще ненадолго?

- Мне нужно ехать. Родители волнуются.

- Я понял.

Она тушит сигарету, допивает кофе, и мы выходим с балкона.

- Я приму душ, ты не против?

- Конечно, я буду только рад.

- Почему?

- Не знаю. Думаю, это очевидно.

(Ничего лучше не мог придумать?)

Я присаживаюсь на диван и делаю музыку громче. Наступает один из тех неприятных моментов, когда не можешь связать свои мысли воедино.

Почему я так неловко себя чувствую рядом с ней? Почему я не хочу, чтобы она уходила? Я даже не помню, как ее зовут. И разве это важно? Конечно, важно, черт тебя дери! Хотя, думаю, мое имя она тоже вряд ли помнит. Что ж, так даже лучше. Может сыграть ей на гитаре, пока она моется? Или хотя бы вынести мусор? Почему мне так тяжело подняться? Ноги мои, вы снова меня подводите. Интересно, долго она еще там пробудет? Простыни мои пропахли ее духами, думаю, можно прилечь на них еще ненадолго. На пару минут, пока она не выйдет с душа. Раз есть немного времени, можно закрыть глаза и немного помечтать. Думаю, она меня разбудит, если что-то пойдет не так.

Я закрываю глаза и, открыв их спустя десять минут, невольно осознаю, что что-то вокруг меня изменилось. Я смотрю в окно – улицы завалены снегом, луна освещает парк, на часах 4.08 утра. В комнате мрак. Девушки больше нет. Исчезла ее одежда, и даже ее запах с простыней. Я включаю свет и вглядываюсь в свое жуткое отражение в оконном стекле. Мое лицо заросло бородой, тело истощилось и покрылось волдырями. Я подхожу к заваленному пылью столу и беру в руки записку, столь заботливо оставленную на нем. Слова, написанные на ней тонким женским почерком, гласят:

«Меня зовут Мишель, и ты мог поговорить со мной об искусстве. Прости, я забыла взять с собой деньги, поэтому пришлось одолжить немного из твоего кошелька. Спасибо за кофе и за душ. Когда проснешься, позвони мне. Мой номер записан на обратной стороне дореволюционной открытки с изображением Парижа, которая лежала все это время под твоей желтеющей подушкой».


***

«Дорогая С. Миранда,

Сон с твоим участием приснился мне прошлой ночью. Ты играла главную роль в этом жутком сновидении: роль женщины со следами крови на губах и вырванным из моей груди сердцем, крепко сжатым в холодной ладони твоей изящной руки.

Ты стояла посреди вулкана и горько смеялась над моим поражением. Темные одеяния твои растворялись в лунном свете, а глаза разгорались, словно два ночных пожара. Скрипачи играли за твоей спиной, пока ты медленно испарялась в ночном воздухе с моим сердцем в руках в своем безупречном смертельном танце.

Я проснулся посреди ночи, вспотев от страха и возбуждения, и выбежал на улицу в надежде встретить кого-нибудь, похожего на тебя. Разочаровавшись, я вернулся домой и решил написать тебе это письмо».


***

Мистер Дж-Дж-Дж-н возвращается домой после своей скользкой и дождливой дневной смены. Он разглядывает проходящих мимо людей и ведет в своей лысеющей голове увлекательнейший из монологов:

«Этого казним. Этого помилуем. Эту помилуем. А этого казним…»

И я вас прекрасно понимаю, дорогой мистер Дж-Дж-Дж-н, ведь я такой же, как и вы, и я такой же, как и все. Но есть одна проблема, милый друг. Вас бы я вряд ли помиловал, ведь вы ничем не лучше, чем они. Думаю, исходя из этих же соображений, меня бы вы вряд ли помиловали тоже.


***

Это так прекрасно: не любить тебя больше. Думать о ком-то другом, больше не искать упоминаний о тебе в очередной кантри-балладе. Ты не представляешь, как это прекрасно: танцевать с кем-то новым без тени вины и сожаления на своем плече.

Ты сделала правильный выбор, и я уверен, ты ни о чем не жалеешь. Но в то же время так чертовски тоскливо осознавать, что я снова вне игры, снова третий у финиша, снова один и снова пьян как собака.

Но, как бы то ни было, я не могу противиться мысли, что это так неоспоримо прекрасно: не любить тебя больше и не вспоминать твое теплое загорелое тело по утрам.


***

Баптист из Индии Баба делится откровениями перед толпой доящих Священную Корову детей прислуг и шарлатанов:

«Я никогда не хожу на вечеринки, если там нет баб, потому что я не знаю, о чем говорить с мужчинами. Ну, разве что о бабах».

Баптист Баба отклеивает брови и усы со своего лица, выплевывает табак, и шляпа-котелок слетает с его головы.

Наступает минута молчания.

Дети сирот и шарлатанов раскрывают свои дырявые зонты в преддверии золотого дождя. Птицы начинают петь.

Рональд Макдональд прошептал кому-то на ухо: «Смотри, серебряное утро возвращается».


***

Стэйси сломала каблук, и ей пришлось гулять по парку босиком. Она остановилась около газетного киоска и купила последний выпуск «Туалетной Бумаги для Нищих».

Стэйси сидит около фонтана и, не обращая внимания на проходящих мимо людей, листает большие и неудобные страницы очередного запоздалого издания.

«Кто-то вновь повесился на гитарной струне. Кто-то вновь обмочился в прямом эфире. Кто-то вновь пронес бомбу в самолет. Кто-то вновь плюнул кому-то в глаз. Кто-то вновь обостряет ситуацию. Кто-то вновь не при делах. Кто-то вновь затевает безумие. Кто-то вновь учит мир готовить свинину. Кто-то вновь женился по расчету, и кто-то вновь умирает напоказ».

Стэйси закрывает газету и прислушивается к пению птиц и журчанию фонтана. Она делает глубокий вдох, и бабочка садится ей на плечо.


***

Лысеющий Жан, продавец ликеров, с гордостью завершил свою длинную бескрасочную жизнь, полную смятений и отчаянья, предсмертной ритуальной мастурбацией в больничной палате на глазах у всех своих родных под изумительные звуки ноктюрнов Фредерика Шопена.


***

Скопление жидкостей и газов, человек по имени У. изучает небо, восхищаясь его величественностью и безграничностью. Он даже не подозревает, какую злую шутку в действительности сыграл с ним космос.

И мы не подозреваем. Никто из нас. Космос слишком умен, чтобы раскрывать нам свои тайны.

Когда же любопытный нос человечества все-таки докопается до нижнего белья вселенной, она просто сбросит его со своего идеального тела, и на этом дни человечества будут сочтены, и Матушке Природе придется начинать все сначала.


***

Эрик, фармацевт со стажем, возвращается с работы домой. Оригинальное полотно Густава Климта пришито к внутренней стороне его дешевой осенней куртки. Холодный ноябрьский ветер пронизывает его до костей. Автобусная остановка безлюдна, если не считать старую перечницу в изумрудном пальто, но ее мы считать не будем. Эрик курит недорогие сигареты и смотрит вслед проезжающим мимо автомобилям. Его жены не будет в городе еще две недели, Эрика согревает эта мысль. А вот и долгожданный автобус выехал из-за угла. Эрик забегает внутрь и спешит занять место. В окне он рассматривает уже изученные им до отвращения пейзажи, ни одного интересного лица во всем автобусе. Проехав одиннадцать остановок, Эрик выпрыгивает наружу и идет в сторону дома. По дороге он останавливается около фруктового киоска и покупает горсть бананов.

Эрик едет в лифте и теребит в руках ключи. Проходит минута и он уже дома, сбрасывает с себя куртку и проходит в гостиную. Задернув сиреневые шторы, он снимает с себя всю одежду и уверенной походкой подходит к зеркалу жены. Усевшись напротив, Эрик берет красную губную помаду и начинает аккуратно красить ею свои губы. Затем, насвистывая мелодию из кинофильма, он обводит свои брови карандашом, с трепетом покрывает тушью ресницы и сглаживает свои морщины тональным кремом. Оставшись удовлетворенным результатом, Эрик открывает шуфлядку и вытягивает из нее колготки своей жены. Мурашки пробегают по его спине, сердцебиение его учащается. Он не спеша натягивает на себя колготки телесного цвета и с воодушевлением застегивает розовый лифчик. Теперь осталось подобрать подходящее настроению платье, и можно приступать.

Эрик валяется на полу в коротком вечернем платье бежевого цвета и представляет, что его руки – это руки его босса, достопочтенного мистера Мюллера. Он так крепко и увлеченно обнимает сам себя, что совершенно не слышит, как дверь в его квартиру открывается и четыре пьяных грабителя входят внутрь.


***

ОБЕЩАНИЕ №3

Я БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ БУДУ НИЧЕГО ОБЕЩАТЬ.


***

Продавец рыбы завел отношения с укротительницей слепых гиппопотамов, которую он встретил по пути в детскую поликлинику, куда он направлялся, чтобы купить килограмм гематогена для своей беременной жены. Продавец религиозных статуэток смотрит в след беременной жене продавца рыбы, которая насвистывает мелодию из кинофильма, пока гуляет по узким солнечным улицам Берлина с крем-брюле и пистолетом в руках. Продавец крем-брюле и пистолетов спорит с продавцом пистолетов и крем-брюле о том, к чему может привести ситуация в желудке огромного синего кита, который украшает своим присутствием пачку классических сигарет «Whales»,  в то время как пачка классических презервативов с усиками «Baron» брошена с моста прямо в River Thames. Продавец магнитов с изображениями столиц Европы примагнитился к молодой чешской вдове, которая носит в своей бездонной сумочке вуали черного и белого цветов. Продавец вуалей был когда-то отцом укротительницы диких гиппопотамов, но она предпочла ему директора безумного цирка, который кормит рыбой себя и еще сотню униженных и оскорбленных чудаков из России, эмигрировавших по причине отсутствия горячей и негорячей воды. Маленький воришка, внебрачный сын продавца сигарет, украл всю рыбу у мужа беременной любительницы кино, лишив тем самым обеда слепых гиппопотамов, что привело к незамедлительной капитуляции вуалей и религиозных статуэток в River Thames, на дне которой лежат использованные презервативы и накладные ресницы рыжеволосой укротительницы тигров и ее верных и коррумпированных продавцов свежей и несвежей рыбы.

И таким незамысловатым образом спокойствие в сердце Европы было нарушено, и только чудо #349 могло все изменить.

А пока вы терпеливо ждете перемен, Мистер Мур споет вам песню, которую он написал по пути к нам в студию, чтобы привлечь к себе внимание женщин и попасть таким образом в наш нелепый рассказ.


***

Крысиный яд. Крысиный взгляд.
Крыса. Крыса все подряд.

Крысоловы. Крысоводы.
Смерть бойцам крысиной роты.

Крысиный мех. Крысиный смех.
Крыса. Крыса. Крыса всех.

Крысиный луг. Крысиный друг.
Крыса. Крыса всех вокруг.

Крысиный зад. Крысиный хвост.
Крысиный ад. Крысиный пост.

Крысиный взгляд. Крысиный зуб.
Крысокрылый крысолюб.

Крысиный я. Крысиный ты.
К крысам все твои мечты.

Крысиный бег. Крысиный век.
Крысиный начался побег.

Крысиный кот. Крысиный пот.
Крыса песенку поет.

Крысиный яд. Крысиный взгляд.
Крыса. Крыса все подряд.


***

Глупая Эмили, ты влюблена в человека, которого смущает твоя красота. Идиот, как он может не ценить того счастья, что выпало на его бритую голову?

Я вновь влюблен в тебя, безумная Эмили! Влюблен в твои волосы и в каждое слово, которое слетает с твоих губ. Позволь мне утонуть в твоих волосах. Позволь мне найти нужные слова, чтобы признаться тебе в своих бродячих чувствах. Позволь мне просыпаться каждое утро в твоих объятиях. Я хочу, чтобы ты знала, насколько ценным подарком ты стала для этого мира, тонущего в хаосе и неверном истолковании свободы.

Ты единственная девушка, ради которой я готов измениться, оставив позади все свои пороки ради великой чести любоваться твоим обнаженным телом. Я слишком много говорю о женщинах, позволь мне действовать! Позволь мне предложить тебе свой мир, а взамен я попрошу лишь твое время.

Мужчина, которому ты стремишься принадлежать, он мертв. Он ненавидит меня за мое везение, и он стремится натравить против меня весь мир. Когда ты уйдешь, мы станем хорошими друзьями.

Эмили. Даже имя твое тает на моем языке.


***

Когда мне было семь лет (не шесть и не восемь), я обожал смотреть вестерны.

Именно поэтому большинство персонажей  этой книги носят западные имена. И делегация нотариусов из Вашингтона здесь совершенно не причем.


***

Боб Дилан - он как старый плохой друг, на которого желаешь быть похожим.

Леонард Коэн - он как отец: ты похож на него в не зависимости от того, хочешь ты этого или нет.

Эти два поэта провели меня по пустыне. Эти два поэта утолили мою жажду.


***

С чего все начиналось:

«Близок день, когда солнце затмит луну, ветры прекратят задувать своим дыханием огни, горы сравняются с землей, а земля прислонится своим безупречным телом к беззвездному небу.

Твои враги будут повешены на деревьях, насколько бы высокими они ни казались раньше; тела предателей и шарлатанов будут плыть по течениям рек, красных от их гнилой крови.

Ты будешь молча идти по тропе, уложенной человеческими костями, и слушать мерзкие крики, доносящиеся из пылающей ямы. И не пытайся угадать, крик ли это новорожденных детей, брошенных в лаву, или же белоснежных чаек, вылетающих из нее.
 
Неважно кем ты был раньше, банкиром, врачом или же занимался другим видом воровства, это не будет иметь никакого значения. Значение будет иметь лишь тот факт, что маска, носимая тобой все эти годы, начнет таять на твоем лице, а ноги твои впервые освободятся от оков своего туманного пути.

Горбатые, одетые в лохмотья женщины будут смотреть на тебя с презрением: это благодаря тебе они здесь. Ты, который столько думал о них, сортировал по цвету кожи, материальному положению или же любовно-политическим предпочтениям, ты – причина этого торжества. Они знают о тебе больше, чем ты когда-нибудь будешь знать о ком-либо.

Яд будет стекать с твоего языка, а жалость к самому себе начнет возвышаться над остальными чувствами. Может быть, увидев черепа в руках шестилетних детей, ты вспомнишь все, о чем я пытался тебя предупредить.

И в центре всего этого хаоса ты увидишь меня, молча сидящего на своем искусственном троне. И ты спросишь, в чьем воображении мы сейчас находимся, и я отвечу, что когда-то оно было моим, но с каждым новым словом оно все больше принадлежит тебе».


***

Список женщин, отдавшихся автору этой книги за последний год:

1) -
2) -
3) -
4) -
5) -
6) -
7) -
8) -
9) -
10) -
11) -
12) -

И, если хотя бы одна из его мыслей привлекла ваше внимание, можете смело вписать ваше имя в этот список.


***

- Ну и причем тут сентябрь?

- Я тоже этого не понимаю.

- Может быть, о сентябре он напишет дальше?

- Не думаю. Скорее всего, большого смысла в этом нет.

- Может он родился в сентябре?

- Или это его любимый месяц?

- Я считаю, это нужно понимать метафорически.

- Какой метафорический смысл может быть у месяца?

- Сентябрь – девятый месяц от начала года.

- И что?

- Наверное, смысл вертится вокруг девятки.

- Может, у него в жизни было девять женщин?

- Да ну, ты его видел? Удивлюсь, если у него была хоть одна.

- Я понял! Сентябрь символизирует конец лета.

- Конец юности и начало взрослой жизни.

- Да, точно. А еще в сентябре случился тот жуткий теракт.

- Да нет, думаю, теракт тут точно не причем.

- Ладно, а почему не январь? Согласитесь, это было бы оригинальней.

- Или апрель. «В ангельском апреле пели менестрели».

- Быть может, здесь есть какая-то параллель с его предыдущей книгой?

- У него еще и предыдущая книга есть? Интересно, и о чем же она?

- Еще большая бредятина под лозунгом «Боготворите женщин, и, возможно, одна из них вам даст».

- Да уж, не сильно его позиция изменилась с тех времен.

- Ну, он хотя бы научился принимать поражение.

- Так все же, причем тут сентябрь, черт возьми?

- Не знаю, наверное, у него просто закончились идеи.

- Наверное.

- Ладно, парни, пошли отсюда. Больше нам здесь делать нечего.

- Согласен.

- Подожди, нам ведь нужно объявить следующую зарисовку.

- Ах да, точно. Дамы и господа, следующий отрывок называется «Длинная дорога в Вавилон».

- Лучше бы он назвал так книгу.


***

Сеньор Вавий Лонг ходил в церковь раз в полгода. Вот его история, дошедшая до нас благодаря радиовещанию.

- Иисус Христос, пошли мне женщину!

- Иисус Христос, пошли мне женщину, которая будет меня любить!

-  Иисус Христос, помоги мне забыть ее!

-  Иисус Христос, дай мне еще одну женщину!

-  Иисус Христос, пошли мне много женщин!

-  Иисус Христос, что мне теперь с ними делать? Где мне взять столько денег?

-  Иисус Христос, позволь мне выбрать одну!

-  Иисус Христос, за что они меня ненавидят?

-  Иисус Христос, сын Божий, помилуй меня грешного!

-  Иисус Христос, молю Тебя, пошли мне женщину, которая будет меня любить…!


***

Политический кризис среднего возраста.

Если у тебя есть ботинки, то твои дела обстоят не так плохо, как заявляют по телевидению.

Если у тебя нет ботинок, то дела твои обстоят не так плохо, как утверждают по радио.

Если у тебя есть только левый ботинок, то дела твои обстоят не так плохо, как пишут в газетах.

Если у тебя есть только правый ботинок, то вряд ли ты захочешь знать, как на самом деле обстоят твои дела.


***

Если бы у меня была возможность изменить или, каким бы то ни было образом, повлиять на этот мир, я бы провозгласил всех женщин, достигших 16-летнего возраста, проститутками и страстными любовницами, не имеющими права отказать или отказаться от подобной судьбы. Единственной их заботой было бы всячески ублажать мужчин и делать прекрасней этот мир, вдохновляя нас на великие подвиги и произведения искусства, которые остались бы в памяти наших не зачатых потомков.

Достигнув определенного возраста, когда красота их по традиции теряет свою первоначальную свежесть и актуальность, они бы отсылались в монастырь, где бы им приходилось замаливать свои грехи и молчаливо ласкать себя по ночам, издавая тихие и нежные вздохи ностальгии.

И каждой женщине, нарушившей мой идеальный закон, я воздвигал бы памятник из чистого золота.

Думаю, это был бы более справедливый мир, нежели тот, что мы имеем сегодня.


***

Камилла открывает свой широкий угрюмый рот и кладет туда хлеб с ветчиной и слегка помятое шоколадное пирожное. Быстро проглатывая все это, она высыпает в свой желудок коробку трюфелей и втягивает в себя связку копченых сосисок. Запив все это дело парным молоком, она сжевывает буханку докторской колбасы и пачкает свое потное лицо майонезом. Она жестоко сдирает мясо с холодных рыбных костей и затем проглатывает дюжину перепелиных яиц. На десерт она съедает слоеный пирог с фаршем и, надев на себя самую обтягивающую блузку, выкатывается на скользкие улицы своего маленького провинциального городка.

Камилла заходит в автобус и, прижав своим пузом к стеклу автора этих строк, едет в ближайшую столовую, где ее поджидает ее лучшая подруга - Озабоченная Пэм.

Вместе они заказывают мясной супчик, фрикадельки и картофельное пюре со сметаной, и после нескольких порций, запив все это дело компотом, они вываливаются наружу и не спеша направляются в универсам за мороженым.

Ближе к вечеру Озабоченная Пэм теряет сознание от голода и Камилла, безуспешно пытаясь привести ее в чувства, откусывает ей бедро. Протерев лицо бумажной салфеткой, Камилла, забыв обо всем, отправляется на прогулку в центральный парк. Звезды светят ярко этой ночью, над ее головой большая сырная луна. Жаль, что нельзя откусить от нее кусочек. Но зато можно доесть всех бездомных собак в этом парке, подобрав по пути этих маленьких осиротевших котят.

Завершив свой ночной ритуал, она направляется в сторону городской свалки. Запихнув в свой рот весь городской мусор вместе с бородатыми бомжами и их женами, она выпивает реку и проглатывает единственный в городе завод по производству холодильников.

Камилла все еще голодна, черная дыра в ее желудке разрастается. Она катится в роддом и с невиданной жадностью пожирает в нем маленьких аппетитненьких младенцев. Все еще не наевшись, она решает запихнуть в свой рот и проглотить внутрь себя свою скромную провинцию. Она всасывает в себя свою семью, своих поваров и даже своего любимого официанта Стива. Она проглатывает все городские кафе, столовые и свою любимую канализационную шахту. Она доедает весь свой город, проглатывает леса и поля, откусывая все большие куски и все ближе перебираясь к столице. Наконец она проглатывает и ее, и всю страну свою голодающую в целом. А голод все растет. Один за другим, она неугомонно откусывает континенты и запивает их мировым океаном. Она проглатывает всю планету нашу грешную и в итоге сама становится частью солнечной системы. Она начинает вращаться вокруг собственной оси, пока мы все мучительно перевариваемся в ее желудке, занимаемся любовью, болтаем о поэзии и участвуем в тайных религиозных войнах.


***

Мистер Нельсон сидел в баре и пытался рассказать своим подвыпившим приятелям еще одну увлекательную историю из своего прошлого.

- Она была маленькой белокурой девочкой с побитыми коленями и большим сердцем. Я встретил ее на пляже в Сан-Марино...

- Но ты ведь никогда не был в Сан-Марино.

- Как это не был?

- Не был.

- У меня даже открытка оттуда есть.

- Тебе ее могли подарить.

- Кто? Президент Сан-Марино?

- В Сан-Марино нет президента. Как тебе должно быть известно, страной управляют два капитана-регента, назначаемые Большим Генеральным советом, и избираются они на срок длиной в 6 месяцев, с 1 апреля по 1 октября, и с 1 октября по 1 апреля каждого года. Так что президент Сан-Марино точно не мог отправить тебе открытку.

- Да какая разница, давайте продолжим. Я хочу услышать, что будет дальше.

- Спасибо. Итак, она была маленькой белокурой девочкой с побитыми коленями и большим сердцем. Я встретил ее на пляже в Сан-Марино...

- Но всем известно, что в Сан-Марино нет пляжей.

- Вот ты и попался, приятель.

- Что значит – нет пляжей? Раз я их видел, значит, они там есть.

- Сан-Марино - одно из самых маленьких государств в мире, которое находится в Южной Европе и со всех сторон окружено территорией Италии.

- Но это не значит, что там нет озер.

- Да какая разница, где он ее встретил! Давайте послушаем дальше.

- Итак, она была маленькой белокурой девочкой с побитыми коленями и большим сердцем. Я встретил ее на пляже в Сан-Марино…

- И сколько ей было лет?

- Это не важно.

- Как это не важно? Мы хотим иметь о ней большее представление, чем просто цвет ее волос и размеры ее фиброзно-мышечных органов.

- Ладно, ей было 22.

- Врешь, ты ведь сам говорил, что на твои усы ведутся только малолетки.

- Хорошо, ей было 16.

- Вот видишь, снова хотел нас обмануть.

- Да не перебивайте вы его. Я хочу дослушать эту чертову историю и сходить в туалет.

- Спасибо, Сэм. Итак, она была маленькой белокурой девочкой с побитыми коленями и большим сердцем. Я встретил ее на пляже в Сан-Марино.
Но никто не предупредил меня о том, что после знакомства с ней я начну писать кровью.

- Ай, все, пошел ты к черту! Вот вам история поинтересней.


***

Бубновый король обратился за советом к трефовому тузу, местному епископу, по поводу своего развода с червовой дамой, которая, по его словам, изменяла ему на протяжении последних нескольких партий с двумя пиковыми десятками. Но его догадки оказались не верны, так как в действительности червовая дама изменяла ему с бубновым вольтом, а две пиковые десятки стояли в ту ночь на страже и охраняли ее покои от скользких трефовых семерок короля. Червовые восьмерки доложили трефовому тузу об этом происшествии девять дней назад, но его больше беспокоила судьба пиковых шестерок, так как по королевству прошел слух, что они намеревались устроить восстание этой зимой. Хватит ли у него трефовых десяток, чтобы удержать власть в королевстве в своих руках? Об этом известно лишь бубновой семерке, местному алхимику и предсказателю чужих судеб. Хоть католическая церковь и запретила ему использовать магию в королевстве, но епископ был слишком обеспокоен своей судьбой, чтобы не обратиться за советом к колдуну. Бубновая семерка посоветовала трефовому тузу отказаться от своих плотских утех с пиковым тузом и не докладывать бубновому королю о похождениях червовой дамы с бубновым вольтом, так как в противном случае больше некому будет покупать у него эликсир вечной молодости и светлой любви, и весь чертов бизнес придется начинать сначала. Трефовый туз прислушался к его мудрому совету, и по этой причине бубновый король так и умер в догадках и (весьма обоснованных) подозрениях, а червовая дама продолжила покорять сердца героических десяток и влюбчивых вольтов. Трефовому тузу удалось подавить восстание, а бубновому алхимику отрубили голову.


***

Самое длинное предложение в этой книге

Чарли, стареющий неудачник, проживающий на 42 улице и владеющий 51 процентом акций фабрики по производству книжек-раскрасок, приглашает темноволосую проститутку Аманду к себе домой после молчаливого ужина при свечах в ресторане «Ройэл Рояль», который на 51 процент принадлежит стареющему неудачнику Чарли, проживающему на 42 улице и владеющему 51 процентом акций фабрики по производству детского оружия, однако все не так хорошо с его эрекцией, как он утверждает, и очень скоро он станет банкротом, но это нисколько его не смущает, так как он находится в сладком предвкушении того, что очень скоро он овладеет молодым телом Аманды, и он ставит для нее свои проверенные десятилетием отчаяния пластинки и приглушает лишний свет, оставляя ее наедине с поющей темнотой и его телом, и вот он трогает ее там, где я бы и сам был не прочь ее потрогать, и одежда становится мусором, и мусор становится песней, пока устрашающий ветер срывает листья с причудливых деревьев за окном, и он владеет 51 процентом ее тела, и она зажигает сигарету, пока он старательно впихивает в нее свои поникшие причиндалы, и спустя минуту он уже лежит на спине, высунув язык, слово гончая собака, пока она задумчиво жует презерватив, словно жевательную резинку, и тень благородного клена, освещенного лунным светом, падает ей на лицо.


***

Я всегда мечтал жить с двумя девушками. С двумя очаровательными брюнетками с длинными ногами и загорелой кожей. Я представлял, как они будут гулять раздетыми по моему дому, стирать мои галстуки и пылесосить шторы. Моя мечта сбылась, но почему я до сих пор не счастлив?

Я всегда мечтал выступать на сцене. Мечтал о том, что мой голос будет услышан, и мной будут восхищаться маленькие девственницы с браслетами на руках и значками на сумках. Моя мечта сбылась, но почему я до сих пор не счастлив?

Я всегда мечтал написать книгу. Нередко я представлял себе, как люди будут читать ее, вникая в мои скромные похотливые мысли, и я мечтал, что хотя бы одна из них найдет свой путь к их юным сердцам. Моя мечта сбылась, но почему я до сих пор не счастлив?

И прямо сейчас я заперт в сырой клетке, переполненной людьми, которые искренне и открыто меня презирают. Отвратительными людьми, которые высмеивают каждое мое слово и ждут от меня того, чего я не в состоянии им больше дать. И неужели, спустя все эти годы, я словил себя на мысли, что я наконец-то счастлив счастлив счастлив счастлив?


***

Крысеныш Ларри картавил с трех лет. В возрасте тринадцати он начал курить скрученные на скорую руку сигареты марки «Кристалл Крю». Ларри рос в конуре на Крэнберри Роуд. Дни напролет он проводил среди старых выброшенных игрушек и раритетных пластинок Криса Кристофферсона. Крысиная грусть окружала его покрытый серой шерстью мир. У Ларри практически не было друзей среди прочих крыс, проживавших в то время в конуре на Крэнберри Роуд.

Самым верным и преданным из всех приятелей Ларри был комар по прозвищу Рафаэль.

Игривый комар Рафаэль встретил крысеныша Ларри в старом заброшенном баре с громким названием «Ричард III», когда тот играл в бильярд и распивал из красной, треснувшей по краям кружки свой горький нашатырный спирт. Закурив огромную коричневую сигару, комар Рафаэль предложил  крысенышу Ларри сыграть с ним пару-тройку партий и просто хорошо провести время. Крысеныш Ларри проиграл в тот вечер комару Рафаэлю четыре доллара. Рафаэль разрешил вернуть ему долг в другой раз. Ларри был чертовски рад такой перспективе. Искренняя доброта комара Рафаэля положила начало превосходной традиции. Отныне каждый вечер четверга они встречались в этом старом йоркширском баре на окраине города, чтобы сыграть в бильярд или пометать дротики в портрет Маргарет Тэтчер, и беспрерывно говорили о близорукости времени, гордости и предубеждении, кровавых красотках, смерти, рок-н-ролле и прочих прелестях этого мира, который местные бюрократы построили вокруг себя.

У крысеныша Ларри появился друг. Друг, который всегда рад просто провести с ним время за игрой в бильярд, распитием нашатырного спирта, добрым искренним разговором и прослушиванием старых раритетных пластинок Криса Кристофферсона.

Крысеныш Ларри настолько рад, что даже перестал картавить.


***

живи своей жизнью много не пей не спи с чужими женами следи за тем чтобы никто не спал с твоей читай дневник своей дочери периодически нюхай ее белье следи за тем чтобы в носках твоих не было дырок и чтобы в мясе твоем не было пуль будь осторожен с едой не размахивай прилюдно ножами фотографируй закат пиши стихи под луной ложись спать под утро и ни в коем случае не жди не жди ничего иначе оно начнет ждать тебя много не философствуй иначе рано умрешь не верь никому особенно самому себе не женись на ком попало не разводись с кем попало не читай кого попало не будь кем попало слушай себя следуй за мной следуй за ней много не пей живи своей жизнью не становись кем попало 


***

Старика Марло никогда не приглашали на праздники, поэтому он делал вид, что ненавидел их. Однако в глубине души старик Марло мечтал, что одним безоблачным воскресным утром он откроет свой пыльный почтовый ящик и найдет в нем приглашение на чью-нибудь свадьбу или юбилей.

Надев свой единственный приличный костюм и начистив до блеска свои старые туфли, он представлял, как он открывает дверь дорогого ресторана и оказывается в центре торжества, встречая улыбки красивых женщин и раздавая рукопожатия старым забытым друзьям, благодарным, что он все же нашел время заглянуть к ним этим вечером.

Старик Марло пьет в одиночестве этой ночью. Ты можешь зайти к нему ненадолго, и будь уверен, он окружит тебя заботой и вниманием и предоставит тебе все, что имеет, чтобы сделать этот вечер как можно более теплым и уютным для тебя.


***

Хорошо, я не буду тебя ни в чем переубеждать, не буду вмешиваться в эту пустоту, которую ты вправе называть своей собственной. Я лишь хочу, чтобы ты просто посмотрел на себя, посмотрел в глаза человеку, в плоти которого ты по воле нелепого случая оказался. Не бойся, ты не будешь первым и не станешь последним, этим лечились все наши предки, и раз ты оказался здесь, значит, хоть в чем-то они были правы. Взгляни на себя. Видишь ли ты хоть что-то, достойное уважения или хотя бы порицания? Не обманывай себя, они все равно узнают правду. Сейчас ты видишь лучше, чем кто-либо, ты видишь лучше и поле зрения твое обширней. Так в чем же проблема, милый друг? Тебе просто лень или ты считаешь, что мы не имеем права тебя к чему-либо принуждать? Слишком юны, слишком глупы и безграмотны? Или как нам иначе понимать твое молчание? Ты мерзок, как и все, когда-либо созданное тобой, также бессмыслен и неактуален. Твое время прошло, так и не начавшись, для чего ты вообще что-то начинал? Быть может, думал, что станешь в итоге тем самым, у кого наконец-таки получится завершить начатое? Ты глупее, чем я полагал. Ничего из того, что ты говорил, не было услышано. Ни одно твое здание не устояло от порывов ветра современности. Ни одна из выпущенных тобой стрел не достигла своей цели. И ты остался ни с чем. Лишь с грязным носом, полным соплей, и глазами, готовыми расплакаться. Наконец-то! Я уже и забыл, когда ты в последний раз плакал. Ручьи, пролитые из жалости к самому себе, сегодня не в счет. Даже тощее отражение в зеркале твоем выглядит не столь плачевно. Думаешь, у тебя еще полно времени, чтобы что-то изменить? Думаешь, все еще впереди? Думаешь, ты будешь жить вечно? Плохие новости. Завтра ты умрешь. Умрет весь твой труд, вся твоя похотливая жалкая натура. Ты так и не оставил ничего после себя. Ты будешь забыт так же быстро, как и эта книга. Вы стоите друг друга.

И напоследок – посмотри в окно. Только не говори, что мы вновь тебя к чему-то принуждаем. Просто закрой рот и посмотри в окно. Увидь безграничное небесное полотно, окутавшее землю. Обрати внимание на луну и на первые июньские звезды. Разве они не были здесь всегда? Разве другие миллиарды людей видят из своих окон нечто иное? Это все лишь иллюзия. Женщина с коляской и ее хромающий муж – агенты спецслужб. Они все здесь ради тебя. Разве не об этом ты мечтал? И забудь о том, что в один из этих дней тебе придется за все это удовольствие ответить.


***

Дорогой читатель,

Если ты дошел до этих строк, то я вынужден сообщить тебе кое-что, на мой взгляд, действительно важное. Книга, которую ты сейчас дочитываешь – возможно, самая бессмысленная книга, когда-либо написанная руками человека. Мне очень жаль, но ты по-прежнему тратишь свое бесценное время впустую.

С любовью,
Майкл Джексон.


***

Прекрасная ночь, чтобы что-то изменить. Она настала для меня, и скоро настанет для тебя. Весь мир (огромный Титаник) готовится к переменам. Смерть идет по пятам. Удача мчится впереди. Солнце прячет свое удивительное лицо, и искры вылетают из небесных глаз. Очень скоро все изменится. Все станет таким, как было задумано. Задумано мной, когда я только начинал изучать анатомию невидимого тела. Нас было двое. Один стремился к свободе и вниманию, другого влекла тихая, но благородная судьба. Оба обладали голодными амбициям, но получали взамен лишь огрызки, и ненависть начинала запускать корни в их сердцах. Они менялись ролями, пока не появилась она. Луна освещала ее нежное лицо. Она утверждала, что любит их обоих. Я был одним из них, пока не понял, что необратимо становлюсь вторым. Тогда я начал творить. Безуспешно. Смерть шла по пятам. Удача мчалась впереди. Она сказала: «Лучше быть бездарным художником, поэтом или певцом, нежели быть бездарным никем». Бездарный никто остался в ее объятиях. Бездарный никто сейчас довольствуется тем, что было предназначено другим. Мне и моей жадности. Мне и моей ревности. Мне и моей зависти. Мне и моей знаменитой безвкусной бездарности. Но сегодня все будет иначе. Все будет лучше. Все станет чище. Настала прекрасная ночь, чтобы что-то изменить. Кажется, я это говорил. Тысячу раз, шесть тысяч ночей подряд. Тысяча порнофильмов – цена моей печальной руки. Но смерть все еще идет по пятам. И удача по-прежнему не стремится сворачивать с пути. И я должен еще раз поблагодарить вас за интерес, проявленный к этому невнятному трезвеющему существованию.

?!


***

Фрэнк устал от жизни. Ему надоело идти по замкнутому кругу десятилетий, осознавая, что куда бы он ни свернул, это все равно приведет его к смерти.

Жизнь кажется Фрэнку весьма не плохим местом: здесь можно выпить, съесть пару сэндвичей и найти подругу на вечер. Еще бы знать, у кого одолжить пару баксов до зарплаты, и тогда бы в его скромной жизни все точно было хорошо.

Летающая тарелка приземляется на его чердаке каждую пятницу. Фрэнк устал от всего этого. После каждого похмелья он обещает себе измениться, узнать что-то новое, найти лекарство от бессмысленности своего существования и безысходности своей кончины.

Фрэнк уже давно не брился. В его нелепой бороде можно найти перхоть и хлебные крошки. Одежда его пропахла мочой и керосином. Соседи поговаривают, что он может неделями не выходить из дома.

Фрэнк медленно сходит с ума. Он живет в воспоминаниях, считая прожитую им жизнь явлением удивительным и уникальным. Жаль, что никто больше не разделяет его точку зрения. Если бы они только знали, сколько богатых воспоминаний и великих идей живет в немытой голове Фрэнка, они бы тут же воздвинули ему памятник из чистого золота и переименовали в его честь улицу и несколько остановок.

Фрэнк спускается в метро. Среди всех этих безмолвных скучных лиц он видит призраков своего пьяного прошлого, гудящая тишина давит ему на уши. А вот и Матильда в белом платье, она танцует под музыку слепого скрипача, проскальзывая сквозь серые толпы людей, молчаливо идущих в одном направлении. Она ранима и прекрасна, на ее лице вся скорбь и печаль этого мира. Бездомные коты покорно следуют за ней, пятилетний ребенок бросился под поезд. Никто не заметил. Жизнь продолжает идти своим чередом.

Фрэнк выходит из метро и направляется в сторону ближайшего сквера. Ему больше некуда идти, безынициативность очередного бессмысленного дня оборачивается ноющей болью в его суставах. Он одиноко сидит на недавно окрашенной скамейке и, не обращая внимания на безумие, творящееся вокруг, пьет свое дешевое пойло, обернутое бумажным коричневым пакетом.

Мимо него прошла красотка в красном платье, соблазнительно виляя своей жирной задницей. Теперь все будет хорошо. «Смерть настегает только тех, кому не терпится с ней встретиться». Фрэнк чешет свой затылок, жалея о том, что у него нет карандаша, чтобы записать эту наивную старческую мысль.


***

Оса попала в плен, залетев в трамвай, и, карабкаясь вверх по оконному стеклу, эта маленькая беспомощная тварь изо всех сил пыталась вырваться наружу. Ее стремление к свободе, известной ей когда-то, безнадежно разбивалось об иллюзию, представленную в виде окна, и ее нескончаемые попытки пролететь сквозь него в итоге привели ее к смерти.

В какой-то момент она напомнила мне меня, отчаянно пытающегося вырваться из клетки, запертым в которой я оказался, уверенный, что свобода где-то рядом, и совершенно не осознающий того факта, что она – лишь еще одна иллюзия того, к чему так бессмысленно стремится мое сердце.

Оса умерла той же смертью, какой умрет каждый, кто верит, что стремление к свободе сильнее обстоятельств.


***

- Почему красота прекрасна, а уродство и безобразие – нет? – спросил я.

- Потому что любое безобразие берет свое начало в зависти и презрении ко всему, что принято считать прекрасным, - не задумываясь, ответила она.

Всю ночь мы сидели на кухне и говорили о религии. Ее звали Вера, это было ее настоящее имя. У меня не было имени в ту ночь, как не было и присущего мне обычно желания оспаривать все, что я слышу. Мне нравился оттенок ее голоса. Ее тело принадлежало Богу, мое – принадлежало ей. За окном пела апрельская гроза, капли дождя шепотом стекали по стеклу.

- Почему нам никогда не стать столь прекрасными, как это мгновение?

- Потому что мы не заслужили ничего из того, что, как нам кажется, нам принадлежит.

Вера наполнила вином мой взволнованный бокал. Я в последний раз раздел ее взглядом, закрыл глаза, и мое странствующее сердце впервые за долгое время обрело покой.


***

Близится полночь. Мой злейший враг и я сидим друг напротив друга на старой заброшенной набережной, напоминающей рыбный рынок. Мы пьем дешевое вино в знак перемирия, один лишь бог знает, насколько длительным оно окажется в этот раз. Мы смотрим друг другу в глаза, вспоминая всю ту любовь, непонимание, уважение и ненависть, которые мы испытывали друг к другу на протяжении последних нескольких тысяч лет. Луна оголила свою самую интимную часть, ту самую, которая сводит с ума ученых и превращает поэтов в бесстрашных насильников. Я делаю глоток вина и, набравшись смелости, говорю своему врагу:

- Скажи мне, друг мой, человек, которым я восхищаюсь и которого я презираю всю свою сознательную жизнь, в чем твой секрет? Как ты смог пережить все те преступления, которые я сфабриковал против тебя? Я не мог не заметить, что ты изменился. Ты стал сильнее, благородней, твое тело больше не издает запахов серы и войны. Почему ты продолжаешь становиться лучше, а я – нет? Раскрой мне свою маленькую тайну. Я знаю, ты имеешь право не делать этого, и я тебя пойму, но сегодня я готов признать свое поражение перед твоим совершенством и той мудростью, овладеть которой я так бессмысленно стремлюсь.

- Все дело в поражениях, которые я имел счастье понести за эти годы, - отвечает мой злейший враг, выдыхая дым из своих крепких легких.

- Расскажи мне о них. Я хочу знать о них все!

- В словах моих не будет смысла, пока ты сам не ощутишь их на своей шкуре. Но я готов поделиться с тобой последним из них, тем самым, что привело меня сюда.

- Я случаю тебя, учитель.

- Жила была одна девушка. Она была влюблена во весь мир, частью которого я так отчаянно стремился стать. Любовь к ней делала меня сильнее, я посвящал ей каждое из своих слов. Она любила поэзию, и я пытался утолить ее жажду своими попытками описать ее красоту. Но это было невозможно, она была слишком хороша даже для поэзии, а я был слишком бездарен даже для себя. Я любил ее втайне от всех, и эта любовь наделяла меня мудростью. Пока я не понял, что мудрость, которую я считал своей – камень, тянущий меня на дно. Я отказался от всего, я начал торговать своей любовью, предлагая ее всем подряд, но мысли о ней не оставляли меня в покое, пока я не решился высказать ей все это в лицо. Я стоял под ее окнами в луже грязи и дерьма и кричал всему миру о своей болезни. Я даже не подозревал, насколько сильно я опозорил в ту ночь ее, себя и весь мир, засвидетельствовавший мой позор. Она не простила мне этого оскорбления. Она ушла, изменила свое имя и сейчас живет в крепком браке с тем, кем я стремился все это время стать. И еще много ночей после этого я стоял под ее окнами в надежде извиниться, но ее удар оказался сильнее и благородней моего.

Мой злейший враг зажигает еще одну сигарету. Я изучаю отражение ночного неба в реке и понимаю, насколько мерзко все вокруг и насколько несправедлива любовь к тем, кто так стремительно гонится за ней.


***

Последние слова Шекспира:


Well, that’s my hat -
I’m going to wear it till I’m dead.

---------------------------------------------------------

Well, that’s my death -
I’m going to wear it till I’m blessed.


***

Эта ночь. Эта музыка. Этот рассвет.
Они надолго останутся в памяти каждого из нас.

Эта влюбленность. Эта прогулка. Этот фонтан.
Они стали отдельным кадром в ленте наших жизней.

Эта весна. Эта молодость. Эта жажда.
Мы будем вспоминать их, гуляя в старости по узким улицам Копенгагена.

Это утро. Эта печаль. Эта тайна.
Отныне они запечатлены на бумаге, и лишь огонь может стереть их из человеческой памяти.


***

Смысл жизни – не попасться на вранье.

Вот, в общем-то, и все, о чем я хотел соврать.


***

Привет. Меня зовут ЛИС, и сегодня я буду твоим Эго. И твоим Альтер-эго. И совокупностью всего остального, что, как тебе кажется, ты контролируешь. Иногда я чувствую себя пылью, путешествующей по чужим шкафам. Иногда я чувствую себя волной, молчаливо ожидающей соприкосновения с чьим-нибудь телом. Иногда я чувствую себя телом, за сохранностью которого уже давно никто не следит. Иногда я чувствую себя песней, запрещенной всеми радиостанциями твоего сердца. Иногда я чувствую себя эрекцией, которая нравится всем, но только до тех пор, пока она контролируема. Иногда я чувствую себя фляжкой, в которую наливают все, что только вздумается. Иногда я чувствую себя ветром, от которого люди отворачивают свои чудесные лица. Иногда я чувствую себя печатной машинкой, которая вышла из моды, но скоро, несомненно, вернет былую славу. Иногда я чувствую себя мусором, в котором бездомные ищут алмазы. Иногда я чувствую себя бездомным, пропагандирующим свой образ жизни. Иногда я чувствую себя пропагандой всего того, в чем ты отказываешься сознаваться на исповеди. Иногда все это проходит, и я чувствую себя самим собой.

И в эти дни она приходит ко мне, ложится на мою кровать, и мне больше ничего не остается, кроме как мысленно насиловать ее своей серебряной чайной ложкой, которую я на всякий случай всегда ношу с собой.


***

Танцуй со мной, любовь моя, танцуй, пока мы молоды и полны нежности. Что бы ни случилось, не останавливай наш вечерний танец.

Безлунная ночь, безлюдная остановка, беспечный ветер режет наши щеки. Мы танцуем в ожидании последнего автобуса. Ветер вместо музыки, слезы вместо слов. Научи меня всему, что ты знаешь о любви. Научи меня жить в этом танце.

Позволь моей ладони еще немного насладиться пребыванием на изгибах твоей талии. Позволь мне вновь ощутить твое легкое дыхание на моей шее. Ощути мое дыхание на своей. Переубеди меня в моей вере в собственную никчемность.

Мне нравится, когда ты берешь меня за руку. Мне нравится, когда ты ведешь меня за собой. Мне нравится жить, черт возьми, как же сильно мне нравится жить!

Не уходи, любовь моя, прошу тебя, останься ненадолго и предоставь мне еще одну возможность выбрать для тебя правильный комплимент.


***

Моника, та самая, о которой я писал раньше, напившись до ночных откровений, сделала неплохое ревью моей скромной карьеры писателя.

- Пойми своей время, - сказала она мне, - затем опереди и раскрой его, словно перед тобой женщина, которая уйдет, если ты ей не заплатишь. Прекрати свое покорное общение с призраки прошлого, прекрати постоянно искать и прославлять их. Твоя поэзия, она не актуальна, времена поклонения Женщине и Богу остались далеко позади. Возможно, ты мог бы быть хорош лет *** назад, но не сегодня. Сейчас другое время, твоя любовь умрет, так и не успев начаться. Пойми свое время и удовлетвори его, словно перед тобой женщина, готовая щедро заплатить за твое раскаяние.

Дорогая Моника, надеюсь, теперь твой аппетит удовлетворен и мысли о тебе, наконец, оставят меня в покое.


***

Сколько людей занимается любовью этой ночью? Сколько прекрасных женщин и мужчин совершает этот нескончаемый ритуал любви на своих широких уютных кроватях, застеленных белоснежными простынями, пока ты читаешь эту позорную книгу, написанную немытыми руками, что еще вчера ласкали маленькое полудевственное влагалище, которое через десять лет даст жизнь человеку, который, к всеобщему восторгу, взорвет к чертям собачьим этот мир?

Луна светит ярко этой ночью. Сколько таких же печальных и одиноких странников вроде тебя смотрит сейчас на нее? Сколько людей родилось в эту минуту, и сколько умерло? Сколько из последних попало в рай, а сколько реинкарнировалось в пауков, плетущих свою паутину на моем окне? Сколько из них стало персонажами этой книги, и сколько из них радо такой судьбе? Сколько из них занимается любовью этой ночью, и сколько из них останется в твоей памяти завтра? Сколько женщин различных размеров и цветов кожи поселится на страницах моих блокнотов завтра, и сколько завтрашних дней останется за моей спиной, прежде чем я смогу заткнуться навеки?


***

- Кто там?

- Почтальон.

- От кого письмо?

- От Ивана Терешко.

- Не желаю ничего о нем слышать.

- Что мне сделать? Сжечь письмо?

- Как обычно.

- Хорошо. Приятного вечера.

- Можешь зайти ко мне после семи.

- А как же ваш муж?

- Он в больнице. У него диарея.

- Я понял. Зайду, как разнесу все письма от г-на Терешко.

- И много их у тебя?

- 167.

- Я поняла.

- Ну да.

- Тогда до встречи.

- Ну, пока.


***

«Как же сильно я люблю твое тело. То, как ты сидишь, твою изящную походку, и даже то, как ты расчесываешь свои длинные русые волосы и с недоумением улыбаешься мне в зеркале, сводит меня с ума. Я люблю твою шею со следами моих поцелуев и твои плечи, первую обнаженную часть твоего тела, которую ты позволила мне увидеть. Я научился смотреть сквозь твои платья, но ни одно воображение не нарисует твое тело лучше, чем нарисовала его природа. И я прошу тебя лишь об одном: перестань позволять всему миру любить тебя и твое тело сильнее, чем это делаю я».

Если бы ты знала, как сильно я тебя хочу, ты бы отвернулась от них, ты бы больше не задавала лишних вопросов и сожгла бы фотографии тех, кто так жадно и беспричинно тянет тебя на дно. Если бы ты только знала, сколько всего мне не терпится тебе сказать. Ты нужна мне так же сильно, как я тебе не нужен. Я хочу тебя настолько же сильно, насколько ты меня презираешь. И твое тело, черт возьми, как мне теперь без него жить? Ты говоришь, что ты счастлива, но я должен признать, что я слишком слаб и завистлив, чтобы поверить в это. Мне нужно быть убежденным, что, хоть иногда, но ты все-таки вспоминаешь обо мне, даже не смотря на то, что здравый смысл подсказывает мне, что это не так. И я понимаю, что должен уйти. И я уже не уверен, что у меня найдутся силы на еще одно слепое возвращение к твоим ногам. Я говорю тебе: «Au revoir», и напоследок целую в мыслях твое тело, которым я так восхищаюсь, и шлю тебе эти строки, расценивая их как еще одну провальную попытку красиво завершить мою любовь к твоему безрассудному великолепию.


***

В моменты вроде этого, когда больше ничего не остается, кроме как лечь под поезд или зажечь еще одну спичку, начинаешь понимать, что все идет не так, как было обещано свыше. Как было обещано раньше. Как было обещано в те дни, когда обещания еще были слышны и осязаемы для грязных ушей человечества. Пьющая гадалка отчетливо разглядела линии моих ладоней и всю мою жизнь в целом, но ее молчание было хуже смерти. Тайны, сплетни, истории и слухи рождаются в головах людей, чьи жизни когда-то казались мне увлекательным источником тайн, сплетен, историй и слухов, которые рождались в голове моей собственной. А затем пришла революция, а вместе с ней и гильотины, и гильотины для насекомых, и насекомые, вдохновленные революцией. Флаги сгорали под палящим солнцем, танки взрывались в пустынях, засыпанных звездной пылью и прахом великих идей. Безумие овладевало каждым. «Подчиняйся», - сказали они. Поезда мчались по вселенной со скоростью звука, но звук этот был приглушен молчанием, болью и временем, которое безнадежно становилось частью истории и догорало, словно последняя спичка человечества.


***

Майский вечер подходит к концу. Время застыло на месте в ожидании чего-то удивительного. На другом конце улицы молодые и красивые люди беззаботно танцуют под рок-н-ролл. Небо над ними приобретает розовый оттенок, первые звезды появляются над их головами. А вот и пение саксофона, как же сильно мне его не хватало. Мимо меня проходят соблазнительно красивые и одинокие женщины, некоторых из них я нахожу привлекательными, некоторые - находят привлекательным меня. Я снова пишу на салфетках. Ничего не изменилось с прошлого мая. Забавно наблюдать за тем, как все стоит на месте, и страх что-либо изменить восседает на своем мраморном троне, особенно когда на другом конце улицы молодые и красивые люди беззаботно танцуют под рок-н-ролл, а пива в моем бокале становится все меньше и меньше. Наверное, хорошо было быть мной, когда все это начиналось. Свет фонарей ведет меня как можно дальше от дома, а месяц – лишь улыбка Чеширского Кота. Наверное, хорошо будет быть мной, когда все это закончится. А пока что мне остается лишь прославлять это затруднительное положение, во власти которого я оказался. И что может вдохновлять на это сильнее, чем майская вечерняя прохлада? Особенно когда вокруг тебя много очаровательных и красивых женщин, и ни одна из них тебе не принадлежит.


***

Дж. О’Хилл, с прощального письма которого начиналась эта книга, едет в своем старом пыльном Ниссане по вечернему городу, освещенному сотнями тысяч неоновых огней под пеленой темнеющего индустриального неба. Он едет в сторону заправки, в его кармане пачка сигарет и свежая зарплата. Несколько часов назад он бросил свою семью и отправился на поиски новой жизни, о которой он когда-то столь интенсивно мечтал.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Дж. О’Хилл остановился в придорожном кафе и заказал себе кофе и горький шоколад. На часах двенадцать минут после полуночи, вокруг ни души. Дырявый пол засыпан опилками, молодая официантка в черных джинсах читает Ницше за барной стойкой, небрежно стряхивая пепел себе на штаны. Дж. О’Хилл листает страницы своего старого блокнота, пытаясь вспомнить или хотя бы предположить, кем он был когда-то. Среди бесчисленного множества кривых рисунков, косноязычных стихотворений и списков дел (большинство из которых так и остались незавершенными), он находит пустую страницу. Он изучает ее девственную красоту, желая потревожить своим присутствием ее весеннее спокойствие. «Почему бы и нет? Ночь только начинается». Он просит у официантки ручку. Она отвлекается от книги и достает из-за уха карандаш. «Зато у нее отличная задница», и это действительно так. Пожевав минуту свой инструмент, он начинает писать:

«Джон ушел из дома, когда ему было 16. За окном была зима 59-го. С собой он взял лишь старую гитару и несколько долларов. Первым делом он зашел в церковь, где попросил Бога послать ему хорошую женщину и еще несколько долларов. Джон мечтал о свободе. Он родился в цепях. Молочный городок, где он вырос, был для него хуже тюрьмы. Вдохновившись историями великих американских бродяг, он решил начать свое собственное путешествие. И начал он его с клятвы никогда не возвращаться домой. Теперь дорога была его домом, бескрайние поля, автозаправки, горы... За свои деньги он купил билет в один из провинциальных городов Америки и две пачки сигарет».

Нет.
Это не то.
Совсем не то.
Дж. О’Хилл докуривает сигарету, и заказывает себе коньяк.
Сколько можно ворошить прошлое.
Ее все равно не вернуть.
Нет смысла даже пытаться.



- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Дж. О’Хилл едет по ночному шоссе вдоль заброшенных кукурузных полей, он снова молод и пьян как собака. Он едет в сторону автозаправки, где раньше обитали проститутки. Алкоголь набирает скорость в его напряженных венах, луна оголяет ночную дорогу. Если вы не ездили пьяным по ночному шоссе, то вы вряд ли поймете этот восторг, пустивший корни в его сердце. А вот уже видна и заправка. А вот и одинокая проститутка. Она молода и у нее короткое платье. Как удачно складывается эта ночь.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Дж. О’Хилл сидит на заднем сидении своего старого Ниссана, пока темноволосая проститутка с шелковой кожей воодушевленно делает ему минет. Ему хорошо - она делает все правильно. Он держится рукой за сидение своего автомобиля, чтобы тот не взлетел в космос, другая рука управляет ее головой. Он закрывает глаза и понимает, что счастлив. Голова его идет кругом, блаженная улыбка не покидает его лица. Лесная поляна, освещенная лунным светом, напоминает ему о детстве. И о Салли. Как она могла? Чертова дрянь, как она могла так с ним обойтись? Он сжимает со всей силы свои рабочие кулаки, и бес по имени ЛИС возвращается в его тело.
 
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Дж. О’Хилл стоит посреди ночного леса и курит четвертую сигарету подряд. В его руке полупустая бутылка бренди, на заднем сидении его машины – мертвая проститутка, безжалостно задушенная ремнем и голыми руками. Он успел кончить в его безжизненное тело уже несколько раз, больше ему не нужно. Мелкий дождь стекает по его лицу. Ночь кажется туманной и бесконечной. Дж. О’Хилл жалеет обо всем. Он вновь вспоминает Салли, ее нежный голос и теплые слова, произносимые им. За последний год она успела побывать в объятиях всех его друзей. И даже это не разрушило его веру в ее мнимое великолепие. Где она сейчас? Кому позволяет себя трогать? Не важно. К черту ее, назад дороги уже нет. Ее не было и раньше. Есть только одна дорога – дорога к звездам, все остальное – проделки Дьявола.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Дж. О’Хилл едет в неизвестном направлении по холодной безлюдной дороге. Проститутка обрела свое скромное место в багажнике машины, от бренди не осталось ни капли. Наступает утро. Еще одно чертово утро в его жизни. Двое молодых людей стоят на обочине дороги и сигналят проезжающим мимо автомобилям. Кажется, день начинается неплохо. Дж. О’Хилл осторожно притормаживает и приглашает их внутрь. У нее рыжие волосы и потертые джинсы. Ее зовут Элизабет, и она занимается йогой. У ее недовольного спутника разбитые очки и огромная синяя сумка в тощих дрожащих руках. Им нужно в город, почему бы и нет? Они едут в идеальной утренней тишине, боясь наполнить ее лишними словами. Она засыпает на плече своего приятеля, Дж. О’Хилл изучает ее нежное спящее лицо в переднем зеркале автомобиля. Сердце бьется об его грудную клетку, и эрекция его вновь обретает силу. Он отпускает руль и закрывает глаза. Симфонический оркестр, потерявший своего дирижера, бросает вызов Божьей воле.


- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Дж. О’Хилл и двое его попутчиков пропали из виду в ночь на 7 апреля. Никто не знает об их дальнейшей судьбе. Они растворились в чьем-то больном воображении, и только время может поставить точку в этой сомнительной истории, лишенной логики, вдохновения и хоть какого-либо смысла.