Воссоединение

- Ну и на фига мне был этот диплом, который я теперь всё равно не получу? – думал двадцатилетний студент Николай, растерянно вертя в руках повестку из военкомата, - надо было линять, как только хоть чуть-чуть запахло жареным.
В начале года обещали шенгенские визы бесплатно, а дали вот что.
Несколько дней назад, он, как и вся беззаботная молодёжь, наслаждался студенческими каникулами.
В Киеве работало 232 ночных клуба, а семья его подруги была достаточно богата, чтобы Николай и Ганка могли ходить по ним, ни в чём себе не отказывая.
В начале августа ходили слухи, что будут призывать студентов, но им никто особо не верил.
Тем более, этим слухам не верили после 14 августа. Тогда в СМИ царила победная эйфория. Харизматический лидер сепаратистов Игорь Гиркин поспешно удрал домой в  Москву, и так называемые «народные республики» должны были кончиться не позже конца месяца.
Коля воспринимал новости из зоны «АТО» аполитично. В общем и целом, он хотел только одного – чтобы на востоке наступил мир.
У него в Луганской области оставались родители.
Вообще, он недолюбливал ни отца, ни мать, но ни один здравомыслящий сын не пожелает родителям, какие бы они ни были, ховаться по подвалам, как крысы, прячась от бомбардировок и артобстрелов.
А вообще, Николай уже давно считал себя киевлянином. Он три года учился в киевском университете, и на родную Луганщину приезжал только на каникулы – увидеть мельком папу с мамой и назад.
Разговоры с мамой становились тяжёлыми, когда речь заходила о папе, а разговоры с папой становились тяжёлыми, когда речь заходила о маме. Лет десять назад, когда он был ещё совсем ребёнком, родители развелись – мать, работавшая инструктором по фитнесу, сбежала от отца с более молодым и симпатичным тренером. Отец же не стал особо цепляться за сына и вскоре нашёл себе другую женщину, с которой так и живёт, с неясными перспективами и без регистрации.
Вот Николай и не любил встречи с родителями.
И когда прошлой весной он познакомился с Ганкой, то воспользовался благовидным предлогом и остался на все каникулы в Киеве.
Так что, родителей он не видел уже года полтора.
Он знал, что отец находится в самом Луганске, вотчине сепаратистов. А мамка осталась в городе со знаковым названием Счастье, который дважды переходил из рук в руки. Да уж, счастье так счастье.
И вот, теперь ему самому предстоит в самое пекло отправиться. Победным реляциям официальных СМИ доверия не было – на youtube были доступны каналы противников и нейтральных журналистов. Говорят, эти москальские террористы – волки в полном смысле этого слова. На каждого убитого сепаратиста приходится 5-7 профессиональных контрактников или более десятка срочников необстрелянных, к коим и он теперь принадлежит.
Конечно, он вспомнил, что будущий тесть – большая шишка в бизнесе, а на Украине всё продаётся и покупается. Но, на его беду, Павло Григорьевич оказался убеждённым националистом и сказал, что если Николай не выполнит долг перед Украиной, то тот его и на порог не пустит.

*  *  *

Боевой дух в действующей армии был ужасен. В поезде на восток трезвыми были только Николай, ищущий возможности дезертировать, и два сына священника, которые соблюдали пост. Остальные пытались петь гимн пьяными голосами, но срывались, забывая слова, и переходили на более простую кричалку: «Путин - ***ло, ла-ла-ла!»
Николай вспоминал, пытаясь заснуть, как за день до окончательной отправки к месту службы в последний раз пересматривал youtube. В детском саду в Запорожье воспитатели поставили изваяние Путина в тюремной робе и на коленях. И повесили ему на грудь бейджик «***ло». Он сам узнал это слово лет примерно в 11, в те годы, которые старшее поколение считает временем самого глубокого падения нравов.

*  *  *

Состав остановили на станции Попасная и приказали выгружаться.
- Здесь кончается Украина, - объявил дежурный по блокпосту, - дальше земля ватников.
- Странно, - подумал Николай, - в сводках новостей показывали, что мы продвинулись гораздо дольше.
Со станции они машинами поехали в Северодонецк, к месту постоянного  прохождения службы.
Коля вздохнул с облегчением – это всё-таки не передовая, а тыловая часть. Только иногда стреляют партизаны.
Обстановка в части становилась всё нервознее. 25 числа пригнали из Киева холёных солдат и офицеров прямо с парада в честь дня независимости, затыкать дыры после того, как сепаратисты прорвали фронт южнее Донецка.
А в ночь с 25 на 26 число случилась беспрецедентная диверсия в соседнем Лисичанске.
Целый взвод из 23 солдат, ничего не боясь, приехал в местный супермаркет на двух БТРах за водкой. А хозяин магазина был в сговоре с террористами. На складе у чёрного хода сидели четверо вооружённых до зубов диверсантов. Перестреляли они весь взвод пьяных солдат, как птенцов неокрепших, да ещё и угнали БТРы.
На следующее утро Николай после подъёма наблюдал, как всполошились отряды штурмовиков из Правого сектора. Они сели в машины с оружием и поехали, куда глаза глядят.
Коля, к счастью, в акции не участвовал, а только стоял в оцеплении жизненно важных объектов, чтобы исключить диверсии.
К середине дня смысл акции стал проясняться.
Правосеки стали возвращаться, одна машина за другой, а из зарешёченных окон фургонов смотрели перепуганные лица гражданских. Хватали всех подряд, кто не вовремя подвернулся под горячую руку – женщин, стариков, подростков. Взрослых мужчин было мало – они, в основном, воевали на другой стороне.
За ужином комбат уже успел набраться, и говорил громче обычного, так что солдатские столы слышали речь за офицерскими столами.
- А шо Мыкола? Це хлопчик з луганськой пропиской. Мне одному он кажется неблагонадёжным? Надо бы его в серьёзном деле испытать. Чтоб погрязнее, и крови побольше.
После ужина на построении был зачитан приказ, и сердце у Николая упало.
За гибель одного украинского солдата от рук диверсантов расплатой должна стать казнь десяти заложников из числа местного населения, поддерживающего террористов. Вот зачем ездили машины со штурмовиками. Чуть ли не до самых окраин Луганска доехали, чтобы набрать 230 ни в чём не повинных жертв.
Исполнение приказа назначили на завтрашний полдень.
Николай решил не смыкать глаз всю ночь, но найти способ дезертировать, чтобы не исполнять этот преступный приказ. Но сначала предупредить об опасности заложников. Они почти не охранялись. Для деморализованных мирных жителей было достаточно одного замка и одного часового. Как будущий исполнитель акции, Николай знал, в какой подвал поместили смертников.
Он встал на колени перед зарешёченным окошком бывшего продуктового склада, откуда на него уставились десятки любопытных глаз. И в одной из пар этих глаз он узнал свою мать.
- Разойдись, - негромко скомандовал старик, которого слушались остальные арестанты по причине почтенного возраста, - не видите, что ли, сыну надо с мамкой пообщаться.
- Я вас вытащу, - твёрдо заявил Коля, понятия не имея, как выполнить это обещание.
Мать сильно ударили по голове при задержании, поэтому она плохо расслышала с первого раза и переспросила.
- Я вас вытащу, - повторил Коля и для пущей убедительности показал пальцами фигуру убегающего человека.
Его мать постепенно возвращалась к реальности. Она спохватилась, что сын находится здесь тайком, и спросила:
- Коленька, тебя не убьют за то, что ты со мной разговариваешь?
- Я их сам порешу, если попробуют помешать мне разговаривать с тобой, - сквозь зубы процедил солдат украинской армии, который уже не был солдатом украинской армии.
Но тут раздался пьяный выкрик сержанта:
- Эй, молодой! Не позволь караульному погибать трезвым! Отнеси бутылку на пост охраны арестованных.
Вот он шанс. Другого не будет.
Коля взял едва начатую поллитровку «Немирова» с перцем и набор пластиковых стаканов, послушно прошагал к часовому и протянул ему стакан.
- А ты, что, не будешь? – удивился часовой, - вроде, не водитель.
Николай наполнил стакан и себе, для отвода глаз.
- За победу, - произнёс часовой.
- За нашу победу, - хитро подмигнул Коля.
И когда часовой жадно глотал полный стакан, изо всех сил размахнулся полупустой бутылкой и врезал ему по голове.
Часовой сполз по стене, не успев издать ни звука.
Николай выдернул ключи от подвала из его кармана и, прислушиваясь, не идёт ли кто ещё, отпёр дверь.
Он обставил дело так, как будто из служебного рвения захотел лишний раз покуражиться над заключёнными. Помахал автоматом в левой руке и самодовольно произнёс:
- Сейчас докурю, и вам всем каюк.
А правой рукой в это время размашисто написал на лежавшем на столе листе писчей бумаги: «Выходим через чёрный ход. Бесшумно».
Заложникам не пришлось повторять дважды. Всего за 10-15 минут двести тридцать человек рассеялись в сторону окраин города.
А Николай с мамой на угнанной машине пробирались к областному центру, потому что понимали – на украинскую территорию им больше хода нет.
Только на рассвете они вышли к блокпосту ополченцев.
Дежурный на посту уже порядком подустал и с нетерпением ждал возможности смениться. Как вдруг на пост наскочила странная машина – с символикой укров, с солдатом за рулём в форме укров, но с белым флагом, повязанным на антенне.
Кроме солдата из машины вышла женщина средних лет.
Двухметровый громила с проседью посветил фонариком в их лица, что показались ему знакомыми:
- Поворотись-ка, хлопче.
И в следующий миг они узнали друг друга:
- Колян! Лёля!
- Лёша!
- Батя!
После пятиминутных объятий ополченец Алексей спросил неожиданно обретённого сына:
- Ну ты как? Будешь с пленными дома отстраивать, или сражаться за нас?
- Хочу под твоё командование, - незамедлительно ответил ополченец Николай.
- А я могу работать в госпитале, - вызвалась его жена, - спортивные тренеры регулярно сдают зачёты по основам медзнаний, надо только вспомнить их.

*  *  *

28 августа в ЗАГС одного из районов Луганска твёрдой походкой вошёл двухметровый ополченец Алексей по прозвищу Штанга и с порога заявил могучим басом:
- Могу я жениться на своей жене?
Но это уже совсем другая история.

22.09.2014