Отстойник для ненужных детей

28 июля Россией, как известно, был принят федеральный закон «О ратификации Соглашения между РФ и США о сотрудничестве в области усыновления (удочерения) детей», год назад подписанного в Вашингтоне. Цель Соглашения активизировать участие российской стороны в «постусыновительном контроле», с правом требовать от Америки исчерпывающей информации об условиях жизни и содержания отданных ей детей. А это означает, что и без того крайне сложный, утомительный и далеко не дешевый процесс международного усыновления станет для зарубежных приемных родителей намного сложнее и дороже.
Независимое усыновление (практивовавшееся до ратификации Соглашения) обходилось приемным родителям в $12-15 тысяч, а зависимое (то есть через российское агентство, деятельность которого будет контролировать межведомственная комиссия из 5 министерств) взлетит до $30 тыс. И это без учета расходов на авиабилеты – приемным родителям и ребенку, гостиницу, проживание и пр. (Не случайно все громче звучат голоса самих россиян о том, что Россия попросту торгует своими детьми.)
К принятию закона власти подтолкнула серия скандалов с русскими сиротами в американских семьях. Речь идет в основном о 13 (по другим данным 19) случаях за последние 10 лет, когда приемные дети становились жертвами жестокости усыновителей. Рассмотреть один такой инцидент, так сказать, с близкого расстояния взялся Андрей Малахов в ток-шоу «Пусть говорят» от 16 августа.
Ведущий пригласил в студию молодую женщину, Татьяну Кричун, имевшую бурную юность и отказавшуюся от своего сына Данилы через несколько дней после его рождения. Помимо того, что зачала она его в пьяном угаре, Татьяна стала причиной пожизненного увечья сына – травм глаза и внутречерепной (в результате падения из коляски).
За 8 лет жизни сына-инвалида в детском доме она ни разу им не поинтересовалась. А пару месяцев назад, увидев телерепортаж о том, как жестоко избиваемый приемными американскими родителями мальчик ночью сбежал из дома, постучавшись к соседу, признала в нем Данилу (видимо по увечьям на лице и по сохраненному за ребенком имени). В ответ на заявление Татьяны, что будь у нее пистолет, она не задумываясь застрелила бы этих людей, Малахов спросил: «За что? За то что они худо-бедно заботились о вашем ребенке, поили-кормили его, научили английскому языку?»
Морской офицер Мэтью Суини и его жена имеют своих пятерых детей, что не помешало им взять шестого, чужого ребенка, с изуродованным лицом и травмой мозга. Мы не знаем, как это увечье отразилось на его поведении и за что он подвергался побоям людей, которые сами захотели стать его родителями. Хотя конечно же ничто не может оправдать их жестокость. Вне всякого сомнения виновных нужно наказывать по всей строгости закона. Но делать по поступкам нескольких человек обобщенные выводы было бы ошибкой и несправедливостью.
Сколько в России Татьян Кричун? Что, если какой-нибудь дотошный журналист задастся целью собрать статистику обо всех семьях и матерях-одиночках, страдающих алкоголизмом или наркоманией, расстройствами психики. О том, сколько из них отказываются от родных детей или лишаются родительских прав. О тех матерях и отцах, что морят детей голодом, растят в антисанитарии и полном отсутствии элементарной заботы, избивают, эксплуатируют, а то и торгуют ими...
Вот когда разразился бы по-настоящему громкий международный скандал. И чертова дюжина американских психов, не сумевших справить-ся с русскими приемышами, потонула бы, растворилась в чудовищной российской и украинской действительности. (Украина перещеголяла Россию по числу социальных сирот, заняв первое место в мире.)
Чертова дюжина трагических «проколов» против 100 тысяч вывезенных из России и Украины детей, обретших в Америке дом и семью! 8 тысяч из них – инвалиды, которых чужие люди, в прямом и переносном смысле, поставили на ноги и дали образование, тогда как биологические родители отказались от них. Непостижимо – для нашего менталитета – отношение американцев к физически или умственно ущербным детям. Их не отпугивает неполноценность ребенка, из-за которой заботы о нем возрастают в разы.
А вот те самые сложности, о которых сегодня кричит наша пресса, возникают с детьми, проявляющими неуживчивость и агрессию, с детьми, не поддающимися воспитанию, что как правило характерно при врожден-ной патологии мозга. Именно от таких детей чаще всего вынуждены избавляться приемные родители.

                Детские дома – зрелище жалкое

В России, для которой увлечение спиртным давно уже стало проклятием нации, фетальный алкогольный синдром плода, вызывающий деградацию головного мозга, встречается, согласно проведенным исследованиям, в 8 раз (!) чаще, чем где-либо в мире. Соответственно, более половины питомцев детских домов, идущих на международное усыновление, страдают психическими расстройствами.
Детские дома – зрелище жалкое: бедность, недостаток заботы и внимания, и как следствие – высокая смертность. По данным социальных исследований, 40 процентов их выпускников становятся алкоголиками или наркоманами; 40 – преступниками; 10 процентов совершают самоубийство в течение первого года свободной жизни; и лишь 10 процентов органично вписываются в социум: работают, создают семьи, воспитывают детей (из них только 2 процента поступает в ВУЗы).
На сегодняшний день на счету России около 800 тысяч детдомовцев (не считая 2 миллионов беспризорников). Это в мирное-то время! 95 процентов из них социальные сироты – дети, находящиеся на попечении государства при живых родителях. И каждый год эта страшная цифра увеличивается на 130 тысяч.
Не это ли настоящая проблема и трагедия всей страны? Огромное количество детских домов – ее язва, боль и позор. Но правительству, как видно, выгоднее отвлекать общественное внимание на единичные случаи неудачных усыновлений в США, чем решать проблему радикально.

                Ранчо Последнего Шанса

В центре скандала, предшествовавшего подписанию Соглашения, оказалось скромное «Детское ранчо» (Ranch for Kids) в штате Монтана, на северо-западе США, в 5 милях от канадской границы. Его хозяйка, Joyce Sterkel, держит приют для трудных детей, от которых отказались приемные родители, и, ни на что не претендуя, тихо, буднично делает свое дело. Но против нее вдруг ополчились и российские, и американские власти. Думается, имеет смысл познакомиться с проблемным ранчо и его обитателями поближе.
63-летняя Джойс уже много лет разводила на своем ранчо лошадей, вместе с мужем Гарри Сатли и сыном Биллом. По образованию она медсестра. В начале 1990-х Джойс в течение 2 лет работала в России с гуманитарной миссией, освоила русский язык. Вернувшись в Монтану, она привезла с собой первого русского мальчика, сбежавшего в Россию после того, как его приемная мать из Теннеси отказалась держать в доме «неадекватного ребенка». Затем прибавились два его брата, Саша и Ваня, таких же неадекватных и агрессивных. Они выросли и остались на ранчо, во всем помогая приютившей их семье.
Слух о том, что некая женщина в Монтане, говорящая по-русски, может оказывать помощь трудным детям и их усыновителям, распространился за пределы штата. Вскоре на ранчо собрался уже десяток проблемных детей. Поначалу у Джойс не было определенной программы для их воспитания, главное, считала она, держать их занятыми, включая в трудовую повседневную жизнь ранчо.
Позднее дети начали получать лечебные процедуры и школьное образование. Теперь там работает несколько педагогов на зарплате. Первая половина дня посвящена занятиям в просторном светлом доме с высокими потолками, вторая – физическому труду: копанию канав или починке заборов, доению коров и уходу за лошадьми. Самый большой терапевтический эффект оказывают на трудных детей, по твердому убеждению хозяев, лошади, которых невозможно не любить. Уход за ними, общение с ними, работа с ними, верховая езда – бальзам на израненные и нездоровые детские души.
                За и против – кто победит?
Одни остаются здесь 1-3 месяца, другие – на долгие годы. Около трети из 150 детей, прошедших «реабилитацию» на ранчо за последние 3,5 года, вернулись в свои приемные семьи. Примерно одну треть – младших детей, часто заново усыновляют, а подростки постарше поступают в ведение федеральной программы Job Corps. Далеко не всё и не всегда проходит гладко. Бывают и срывы, и неудачи. Но безнадежных случаев единицы. Не случайно пансионат Стеркель называют в американской прессе «Ранчо Последнего Шанса» – Last Chance Ranch.
Сейчас там проживает 25 питомцев в возрасте от 5 до 17 лет. 10 из них – россияне. Большинство детей имеет, в качестве наследства от родителей, фетальный алкогольный синдром, нарушения психики, патологическую агрессивность, реактивное расстройство привязанности или весь букет целиком.
Ранчо стало своеобразным спасительным ковчегом для тех, от кого отказались приемные родители, переоценившие свои возможности и не сумевшие справиться с трудностями. Иные из них привозят детей сами, соглашаясь платить за их содержание 3,5 тысячи в месяц. Джойс свято верит, что здоровый образ жизни на ранчо, в тесном контакте с природой и животными – лучшее лекарство для детей, чья жизнь перевернута «с ног на голову».
Ее бы поддерживать и поощрять за альтруизм и человечность. Но так называемые правозащитники детства – российские и американские  – только тем и озабочены, чтобы найти правовой повод закрыть пансионат и отобрать у нее детей.
Власти Монтаны требуют соблюдения законности. Дело в том, что у Стеркель нет лицензии. То есть лицензия была, но в 2010 ее не продлили, якобы из-за несоблюдения санитарных и пожарных норм. Чтобы иметь возможность продолжать свое благое дело, хозяйка ранчо перешла под защиту церковной миссии (в этом варианте лицензия не нужна). МИД России требует от Вашингтона обеспечить российским чиновникам доступ на ранчо в Монтане или закрыть его.
Проигнорировав внешнеполитические дебаты, Стеркель отказалась пустить на свою территорию залетного инспектора Павла Астахова – уполномоченного при президенте РФ по правам ребенка. Астахов хоть на ранчо и не попал, а выводы свои сделал: Ранчо-де следует закрыть, поскольку дети там полностью изолированы от внешнего мира, на 30 человек всего один учитель и ближайшая больница в двух часах езды.
Первый же довод рассыпается в пыль, стоит взглянуть на «ворота» ранчо, представляющие собой три огромных сосновых бревна буквой «П».
В качестве укора Америке Астахов перечисляет повторные внутренние усыновления, возврат детей на ранчо, психиатрические лечебницы и исправительные колонии, не уточняя однако, о каких именно детях идет речь и почему такая ситуация вообще имеет место.
«Сама форма пребывания детей на ранчо вызывает ужас. Что это: изолятор? Или колония? Или отстойник для ненужных детей?», – гневно вопрошает он, пригрозив, что «вопрос с ситуацией вокруг ранчо будет решаться на самом высоком уровне». Остается разобраться, кому грозит российский служащий и на каком основании.
Американцы, отдающие Стеркель на перевоспитание своих усыновленных детей, поднялись на ее защиту, утверждая, что программа ранчо вполне обеспечивает необходимый уход детям, борющимся с медицинскими и поведенческими проблемами.
Хочу закончить словами Шарон Хоулиан, приемной матери 10-летнего русского мальчика с фетальным алкогольным синдромом, поселившейся на ранчо, чтобы помогать присматривать за детьми.
- Меня раздражает, – говорит она, – что русские, которые не могут заботиться о своих детях и сдают их в сиротские дома, считают, что имеют право являться сюда и проверять, что и как мы делаем, оценивать целесообразность наших действий.