этюд...

      Его небо было синим-синим, и таким бездонно бескрайним, и казалось что при малейшем желании в нём можно просто потеряться. Когда-то в детстве, с отцом на покосе, я часто всматривался на это небо и ровные ряды облачной пахоты, на стальных птиц, изредка прорезающих небесный свод и уносящих с собой частичку моего синего неба и частичку моих мальчишеских мыслей о геройском будущем.
      Детство… думал ли я, сидя на уроках, сквозь голос своего учителя что изучать химию, географию и психологию я буду таким образом? Что моё детское сознание, вырвавшись из серых стен школы окунётся в мир взрывчатых веществ и карт топосъёмки, а вслушиваясь в моё синее небо я буду пытаться различить не тарахтение  отцовского трактора а рёв двигателей танков и марки проносящихся самолётов.
      Вот оно! Это небо… Но сейчас это небо стало чужим и отражаясь таяло в чужих глазах яркими, пульсирующими красками. Но оно плавно блекло и расстворялось по мере того как сталь в моей руке шипя и пузырясь плавно выползала из его тела. Синие краски небесных сводов и сказочных облаков постепенно растворялись в белесой дымке которая ползла как бескрайний туман, растворяя и превращая в безжизненную пустыню глаза, капилляры, и это небо.
      Прошептав что-то ненужно успокаивающее я аккуратно вытер лезвие о его грязные камуфляжные штаны постепенно опуская отяжелевшее и безвольное тело, которое лёгкими подёргиваниями ещё пыталось сопротивляться и вырваться... А его рот перестал рывками втягивать тугой воздух сквозь мои пальцы не дававшие ему возможности закричать.
      Одёрнув немного, как бы поправляя на обмякшем теле защитную куртку и выползшую майку, я, стараясь не шуршать пожухлыми листьями, не оглядываясь, тихо шагнул дальше, за кусты и листья слегка качнув воздух пропустившими меня напуганными ветками.