Сказание о купце Никитине

Формат – 8 серий
Жанр – исторический приключенческий детектив с элементами мелодрамы, триллера и трагедии
ПЕРВАЯ СЕРИЯ
Лондон, наши дни
Пожилая леди в очках с тонкой золотой оправой сидит перед компьютером, работает в интернете. Что-то привлекает её внимание, в возгласе «Вау!» округляются британские тонкие губы. Она порывисто не по годам встаёт и переходит в гостиную их большой строй квартиры в исторической центре Лондона с видом на Биг Бен. В гостиной в инвалидном кресле-каталке с газетой «Financial Times» сидит её ещё более пожилой супруг, сохранивший лишь благородную осанку. Она сообщает ему, что в России в городе Tver начинает курсировать по Волге теплоход класса река-море под названием «Афанасий Никитин» и на этом торжественном мероприятии будет присутствовать потомок знаменитого тверского купца, до англичан и ещё даже до португальцев открывшего Индию.
   Эта информация производит на старика неожиданный эффект – его потухшие глаза оживают, он переспрашивает, можно ли верить сообщению, тянется к телефонной трубке, лежащей на столике, кому-то сообщает, что выиграл пари, наливает себе виски без содовой, выпивает. Супруга на все его эти манипуляции смотрит саркастически и не без раздражения. Говорит, что могла бы понять, если бы речь шла о роде Мальборо, Винстон, а если уж русские, то Романофф, Юсупофф, Голицын – но Никитин?!. Да, она понимает, что этот так называемый потомок теоретически может являться и родственником её супругу, потомку этого пресловутого Никитина, ну так что ж с того?.. Не хватало ещё, чтобы он стал тянуть из родственника, пэра Англии, деньги!..
   Супруг, радостно потягивая виски, а потом попросив налить и русской водки из бара, объясняет, что, во-первых, русские и сами сейчас способны кому угодно дать денег, а во-вторых, да, он гордится, что принадлежит к славному роду Никитиных, и пять с половиной столетий назад во многом решалась судьба народов – человечество в принципе могло пойти по другому пути развития, избежать многих войн и эпидемий или, напротив, сгинуть в пучине междоусобиц из-за золота, сокровищ, которые в переводе на современные деньги могли бы составить миллиарды фунтов стерлингов!
   Пэр распаляется, пытается даже подняться и выпрямиться в полный рост. Он говорит о том, что далёкий его предок, сам того не желая, отчасти создал и на грядущие пять веков определил судьбу Великой Британской империи, над которой никогда не заходило солнце, да и сейчас, в XXI веке, можно уповать на краеугольный камень, уложенный в историю человеческой цивилизации тверским купцом!.. Но он повторяет, что уверен, никто не из кого деньги тянуть не будет, хотя он с удовольствием бы поучаствовал чем может, - но куда там, русские сейчас сами покупают футбольные клубы «Челси», самые большие и дорогие острова, замки, яхты!.. Но как бы он хотел сейчас оказаться на Волге в этом городе Tver!..
                х          х          х
                Тверь, наши дни
   Худощавый высокий человек в старых потёртых джинсах, стоптанных кроссовках, растянутой майке сидит у открытого окна областной библиотеки и, то и дело поправляя душку очков, будто пытаясь от усердия вдавить её в переносицу, увлечённо просматривает древний фолиант с пожелтевшими страницами, рисунками и текстом на старославянском языке: он весь там, в веке XV, он будто присутствует при таинственном разговоре тверского князя Михаила Борисовича с Афанасием Никитиным, здесь, под сводами монастыря; голоса едва слышны, огромны и зловещи тени… И владыка Геннадий Тверской тоже здесь, он вручает Никитину какой-то свиток… Разговор идёт о том, что Тверь должна стать Третьим Римом, и ради это можно идти и на союз с литовцами и даже с татарами, потому что на самом деле главный враг Земли Тверской – Московия, а для победы нужны деньги, огромные деньги, и на Афанасия Никитина возлагается миссия чрезвычайной важности… Историк обнаруживает неизвестные прежде письма Афанасия Никитина, точнее обрывки зашифрованных дневников, писем некоему тверскому другу, возможно, брату, в которых – насколько историк мог понять – гораздо более откровенен и красноречив, чем в ставшем классикой «Хожении за три моря»… 
    Под сводом, в углу зала, возле стола библиотекарши работает телевизор – в новостях, передаваемых тверской телевизионной студией «Пилот», сообщают о знаменательном факте: от памятника Афанасию Никитину отправляется в плавание новый теплоход, названный именем великого уроженца Земли Тверской. По этому поводу выступает губернатор. Библиотекарша возвращает читателя из глубины веков на землю: «Афанасий, а ты случайно не должен быть там сейчас?» Он ксерокопирует документы, она вновь к нему обращается, он что-то задевает, роняет, поднимает книги, но обрушивает уже чуть ли не весь стеллаж, и, с трудом удержав плечом, выбегает, как абсолютно невменяемый, на улицу…
   А на набережной, залитой солнцем, мероприятие достигает своего апогея. Вице-губернатор объявляет о том, что хотя у них в Твери и нет судоверфи, но, учитывая тот неопровержимый факт, что их земляк, тверитянин Афанасий Никитин отправился в хожение за три моря именно с этого места, будет разбита бутылка шампанского. Право сделать это предоставляется кандидату исторических наук и, главное, прямому потомку славного купца Афанасию Майкову. А запыхавшийся, всклокоченный историк в потемневшей от пота майке представляет собой жалкое зрелище: «Дал же бог такого урода!» - восклицает в сердцах стоящая рядом с губернатором молодая ухоженная особа – дочь хозяина области и жена неудалого историка. Лишь с третьей попытки Афанасию удаётся разбить бутылку шампанского о борт пассажирского теплохода. «Настя, он же муж твой всё-таки, - напоминает стоящая тут же губернаторша. – И какой-то академик в Петербурге о нём что-то говорил». – «Урод, он и в Африке урод, - цедила сквозь зубы дочь. – Если бы не Никита и Дашка, вышвырнула бы этого кретина давным-давно – академик о нём что-то говорил!..»
   Владыка с двумя священниками освящают теплоход, епископ читает молитву… А в толпе ропщут: мол, владелец это теплохода, как и многого другого в области – сам губернатор, хотел и назвать «Анастасией» в честь дочери, на которую записал корабль, да жена вовремя одёрнула, «Афанасием Никитиным» в последний момент назвал.
 «Может, хоть это вас помирит, - говорит, отойдя в сторонку, под тень лип, зятю губернатор (окружённый телохранителями), крепкий, подтянутый, пышущий энергией мужчина, явно из новой формации российских губернаторов-мультимиллионеров. – Я когда название выбирал, о внуке думал, твоём сыне – он же у меня Афанасьич! Не знаю уж, родственник твой тверской купец или нет, да и какое это имеет сейчас значение? Время других купцов… Ну, держись, будь мужиком!» - обнимает он зятя и похлопывает по тощей сутулой спине.
                х          х          х       
 «Афанасий Никитин» отчаливает под фанфары. Берега в воскресный день усыпаны отдыхающим народом – кто размахивает рубахой, кто запивает жарящийся тут же шашлык пивом «Афанасий», кто целуется, кто спит у помойки, переполненной кроваво-красными от кетчупа бумажными тарелочками, пустыми бутылками, пластиковыми стаканчиками, объедками…
   А современный наш герой Афанасий Майков, стоя на корме, глядя на родной Калинин, сравнительно недавно снова ставший Тверью, видит отплытие купца Афанасия Никитина - таким же солнечным летним днём пять с половиной веков назад –  от Спаса святого златоверхого его тоже провожали торжественно, радостно, звонили по всей Твери колокола и растекался колокольный звон по Волге-матушке… И машет ему платочком, утирая слезу, супруга – Анастасия… 
 
                х          х          х
   Волга, Городня с храмом Рождества Богородицы на взлобке у излучины, Иваньковское водохранилище (Московское море), на траверзе Завидово, Конаково и далее по Волге, то век XV (в не совсем адекватном сознании историка), то век XXI с водными мотоциклами, яхтами, гидропланами…
 «Давай, муженёк, выпьем, что ли, - говорила по-хозяйски расположившаяся в шезлонге на верхней палубе Анастасия, подставляя высокий стакан для джин-тоника красавцу-охраннику, который, судя по бросаемым затуманивающимся томным взглядам, по совместительству по велению хозяйки обслуживает её и как женщину. – Вот скажи: за что мне такое наказание? Давай поговорим в кой-то веки, а то всё как-то недосуг. Ты родился альфонсом или тебя я таким сделала?..» Диалог их типичен для многих семейных пар так называемой новой, капиталистической России. Беседуя на закате, они выпивают, притом если супруга принимает алкоголь дозировано (бармен тут же, за небольшой стойкой готовит ей мохито, дайкири и прочие коктейли), то Афанасий в сердцах пьёт стаканами, и Анастасия, глядя на него с нескрываемым презрением, с ненавистью (столько лет отдано, молодость загубил - почти), его не сдерживает. Он напивается, устраивает дебош, даже некое подобие скандала с битьём посуды и потасовки, которая кончается для него весьма плачевно – профессионально, размеренно, чрезвычайно жестоко телохранитель избивает его на глазах Анастасии, которая далеко не сразу даёт команду остановить экзекуцию. И – поддерживаемая за талию своим бодигардом – удаляется в каюту…
   Очухавшись уже ночью, Афанасий не сразу соображает, где он, в каком веке… В каюте с охранником его жена – он ломится в закрытую дверь, но получает наконец такой удар, что отправляется в глухой глубокий нокаут… 
   
                х          х          х
                Калязин, XV век
   Молится в маленькой низенькой монастырской часовне коленопреклонённый инок – и мы не сразу узнаём в нём Афанасия, загадочным образом преобразившегося, обратившегося в тверского купца Афанасия Никитина… Молится на старославянском – Господа молит о помощи, о сопутствии, о милосердии, святую Троицу живоначальную молит и святых мучеников Бориса и Глеба…
   Неподвижна Волга тихой лунной ночью. Безмолвен древний Троицкий монастырь… 
                х          х          х
                Португалия, XV век    
   А на другом конце Европы, в старинном португальском приморском городке Сагреше в крохотной часовенке молится португальский мореплаватель Жуан д’Алмейда – на латыни молит Господа, Пресвятую Деву Марию… У причала – готовые к отплытию каравеллы…
   И также светит огромная луна – одна на всех…
                ВТОРАЯ СЕРИЯ
                Калязин, XV век       
    Утром, у игумена Макария и святой братии получив благословение, бумаги и устное наставление (от архимандрита Дорофея - отдельно, за закрытыми дверями в нижнем храме, в приглушённой таинственной беседе их не очевидно, но отчётливо слышится имя «Alexander», Дорофей, побывавший в дальних странах, что-то объясняет купцу, что-то  показывает по старинным картам, чертежам, рисункам, манускриптам), купец  Афанасий Никитин отплывает из Калязина на Углич…
   А архимандрита Дорофея братия, вышедшая на зорьке на рыбную ловлю, обнаруживает в камышах у берега мёртвым. Его пытали: голова стянута невиданным пыточным обручем с закрутками, отрезан нос, уши, выколоты глаза…
                х          х          х
                Калязин, наши дни
   Афанасий приходит в себя на восходе солнца, лучи которого собираются в верхушке колокольни затопленного Николаевского собора, точно в пучок, и чудесным образом расщепляются, как в калейдоскопе, преображая всю округу…
   Втроём – Анастасия, охранник, бедный Афанасий – присоединяются после обильного, с холодным пенистым шампанским и икрой завтрака к экскурсии по городу, во время которой экскурсоводша рассказывает об истории старинного города Калязина, о колокольне, которую побывавший здесь писатель Александр Солженицын назвал «символом непотопляемости России», рассказывает и о том, что здесь побывал перед своим легендарным хожением за три моря тверской купец Афанасий Никитин, и, по одной из версий, у здешнего игумена монастыря Макария получил охранные грамоты и карты, в том числе далёкой неизвестной страны, полной сокровищ…
   Безрадостно выглядит современный Калязин – с будто усечённой главой-историей… Экскурсия продолжается. Избитый, истерзанный, не вполне трезвый ещё Афанасий неожиданно встревает в рассказ начинает нести какую-то пургу (как представляется Анастасии, да и всем присутствующим) о кладах с несметными сокровищами, оставленных в Индии Александром Великим, в том числе сокровищами Бактрии, которую Македонский покорил накануне… - но по повелительному жесту Анастасии красавец-телохранитель одёргивает беднягу-историка столь жёстко, хоть и почти незаметно для окружающих, что Афанасий с брызнувшими от боли слезами из глаз умолкает, уходит в себя уже надолго.
    С Божьей помощью, продолжает рассказ экскурсоводша, крестьяне Василий Степанов, Евдоким Иванов, Иван Иванов-Руделев со «товарищи», простые русские мужики, возвели на месте «Николы на Жабне» невиданный до тех пор собор, а в случае, если здание покосится или даст трещину, обещали за свой счёт разобрать его и вновь построить. Не покосилось, не дало трещину – даже под воздействием коммунистов. Она рассказывает, как во время затопления монастыря, всего города и десятков окрестных деревень крестьяне даже под угрозой расстрела отказывались выполнять приказ, оставались в избах и молились Богу, уходя с погостами и отчими домами на дно…
   Примостившись на корме, Афанасий вглядывается, вчитывается, в том числе и при помощи арабско-русского словаря, в ксерокопии документов… 
            
                х          х          х
                Кострома, Нижний Новгород, XV век 
   В Костроме тверской купец становится очевидцем суда над стригольниками. Игумен монастыря объясняет, что ересь эта возникла в Великом Новгороде и, как зараща, распространяется по Руси. (Стригольники сосредоточили всё своё внимании на внутреннем, духовном состоянии человека, считая, что религия во всей ее полноте доступна восприятию каждого человека, а не только особой касте церковников, что религиозное миропонимание должно быть основано на разуме человека, а не на вере в необъяснимые чудеса и таинства. Их убеждённость в том, что языки и веры на земле равноправны, для Никитина сыграют судьбоносную роль – его самого много лет спустя причислят к еретикам…)
   Стригольников приговаривают к смертной казни – и, глядя на сожжение на площади Костромы семи еретиков, совсем как в католической Европе, наш герой, побывавший до этого во многих странах, вспоминает костёр инквизиции. Но оглушительно звонят колокола православных церквей…
   Афанасий Никитин приходит к князю Александру с грамотой великого князя. Князь приглашает на обед и настойчиво расспрашивает о цели путешествия…   
   Обед – целое действо. Вначале пьют водку и закусывают хлебом, потом подают холодные кушанья, состоящие из варёного мяса с разными приправами, потом едят горячие, потом жареные, а далее разные взвары, за ними молочные кушанья, лакомые печенья и, наконец, овощные сласти. Кушанье прежде всего отведывает повар в присутствии дворецкого, который является за каждою переменою с толпою жильцов; сдав кушанье жильцам, дворецкий идёт впереди их в столовую и передаёт кравчему, который также отведывает и ставит пред князем. Подают кушанье разрезанное на тонкие куски, так что можно взять их в руки и понести в рот; от этого тарелки, поставленные в начале обеда перед обедавшими, не переменяются, потому что каждый берёт руками со стоявшего пред гостями блюда куски и кладёт в рот, касаясь своей тарелки только тогда, когда случается бросать на нее обгрызенную кость. Жидкое кушанье подаётся на двоих или на троих человек в одной миске, и все едят из неё своими ложками. На званых обедах (а именно званый обед устраивает костромской князь в честь посланника самого Михаила Борисовича Тверского) - чрезвычайное множество кушаний, до сорока и до пятидесяти перемен, которые осуществляют слуги, то есть стряпчие…
   Князь делает Никитину подарки, льстит, рассказывая, как высоко ценит и Землю Тверскую, и князя Михаила… Но Никитин дипломатично уходит от ответа на вопросы о цели его путешествия. И, отправившись почивать после обеда,  его отпускают без препятствий.
   Это был повсеместный и освященный народным уважением обычай в России – спать после обеда. Спали, пообедавши, и цари, спали бояре, спали купцы, затворив свои лавки; уличная чернь отдыхала на улицах. Не спать после обеда также считалось ересью, как всякое отступление от обычаев предков. И мы видим всюду, в самых неожиданных местах и позах спящий люд – бормочущий что-то во сне, храпящий, сопящий, пускающий слюну… Спят на площади, где утром сжигали стригольников, где ещё дымятся кострища…
   Приплыв в Нижний Новгород к Михаилу Киселеву, наместнику, и к пошленнику Ивану Сараеву, Афанасий узнаёт о том, что Василий Папин, к посольству которого Никитин собирался присоединиться, город уже проехал.
   Никитин в Нижнем – ярмарка, долговая яма, которую показывает ему Иван Сараев (в буквальном смысле слова яма - с решёткой наверху, через которую любой прохожий мог плюнуть и даже помочиться на сидящих внизу должников, что и происходит на глазах нашего героя).
   Здесь, на ярмарке, в кабаке, где Афанасий красочно рассказывает о своих прошлых путешествиях, а бывал он до этого и в Константинополе, и в Литве, и в Молдавии, и много ещё где, появляется герой, который сыграет роковую роль в судьбе Никитина, а может быть, и всей истории государства – шпион московского князя Василий Мамырин, молодой ещё и чрезвычайно выразительной внешности мужчина – противоположность крупному плечистому русоволосому и русобородому Афанасию Никитину…
                х          х          х
                Нижний Новгород, наши дни
   В Нижнем Новгороде Афанасий сразу устремляется в областной архив. И его поджидает удача, о которой он и не помышлял…
   Здесь, в Нижнем, между прочим, в промежутках между деловыми встречами с местными бизнесменами (а у Анастасии почти по всему пути следования проходят встречи, переговоры, подписываются контракты в области торговли, туризма, кредитования – она на поверку оказывается настоящей современной бизнесвумен, дочерью своего отца, а не пустышкой, как показалось сначала), между коктейлями, приёмами, празднованиями супруга заявляет Афанасию, что совместное плавание показало, что отношения их себя окончательно изжили, и более так продолжаться не может, он ей окончательно надоел: как говорится, развод и девичья фамилия, никаких алиментов и вообще ничего от него ей не нужно, просит лишь об одном – чтобы её глаза больше его не видели.
   Происходит это после того, как она провела ночь с неким Асадом, молодым успешным предпринимателем, хозяином казино и торговых комплексов, пожелавшим купить у неё «Афанасия Никитина», что приводит Афанасия в отчаяние...
   Но самым унизительным становятся две мятые долларовые сотенные купюры, которые всучивает, догнав уже шагах в ста от причала, красавец-бодигард со словами: «От Асада – чтоб не сдох тут, как собака. Бери же, ну, кому сказано!..». И то, что, пребывая в какой-то прострации, Афанасий покорно берёт деньги…
   И мы только потом понимаем, что ему было в тот момент не того, чем живут обыватели начала XXI века, ибо он пребывал в веке XV – в нижегородских архивах ему удаётся обнаружить уникальный, не известный до тех пор список «Хожений гостя Василия», Василия Мамырина, дьяка посольского приказа Ивана III, и список этот, ксерокопию с которого Афанасию также удаётся снять, постепенно объясняет и смысл писем, обнаруженных в Твери, и открывает много нового, неизвестного… Историк углубляется в документы…
                ТРЕТЬЯ СЕРИЯ
                Нижний Новгород, Дербент, Баку, XV век
   Дождавшись возвращения из Москвы татарского посла Ширвана Хасан-бека (который приехал с почти сотней кречетов и продемонстрировал охоту), Никитин с ним и с другими купцами отправляется в путь. Без препятствий, напротив, встретив весьма дружелюбный приём, проходят Казань. Под самой Астраханью встречают три татарина неверных и передают ложную весть: «Султан Касим подстерегает купцов на Бузане, а с ним три тысячи татар». Посол Хасан-бек даёт им по кафтану-однорядке и по штуке полотна, чтобы провели мимо Астрахани. Никитин переходит для безопасности на посольское судно. Мимо Астрахани плывут ясной лунной ночью. «Качма! – раздаётся крик с берега. – Стойте!»
   Но купцы не останавливаются, идут под парусами. И астраханский царь посылает за ними в погоню своих людей. Они настигают караван, начинается перестрелка. Убивают одного из купцов, но и купцы, Афанасий Никитин в том числе, отправляют на тот свет нескольких разбойников. Силы не равны. Татары жестоко избивают купцов, некоторых закалывают, четверых русских забирают в рабство и отнимают весь товар, который везли из Твери, Костромы, Нижнего Новгорода… (Меха, льняные ткани, выделанные кожи, смолу и воск высокого качества, хмель, мёд и т.д.)
   Из разговора на берегу (под осетра) мы понимаем, что для многих путь назад заказан: товар был куплен в кредит, в долговую яму попасть (вспомнив и нижегородские впечатления, глаза сидящих в яме) никому не хочется… На утро отправляются на двух судах в Дербент: в одном судне посол Хасан-бек, да русских десять человек, а в другом судне — шесть москвичей, да шесть тверичей, да коровы, да корм оставшийся. И поднялась на море буря, и суда были разбиты о прибрежные камни, многие потонули, остальных берут в плен...
    Пешком Никитин добирается до города Дербента. И бьёт челом послу Василию Папину и послу ширваншаха Хасан-беку, с которым пришёл — чтоб похлопотал о людях, которых кайтаки захватили. Хасан-бек едет на гору к Булат-беку просить. И Булат-бек посылает скорохода к ширваншаху… Купцов отпускают. Они идут к ширваншаху бить челом, чтобы пожаловал, чем дойти до Руси – но тот отказывает, дескать, много вас, а я один… И разбредаются купцы кто куда: кто-то на Русь, кто в рабство…
   Наш герой отправляется из Дербента в Баку, «где огонь горит неугасимый» - нефть. Ночью его потрясает это зрелище – пылающее море… Да и вообще Баку того времени был колоритным восточным городом…
                х          х          х
                Баку, наши дни
   В наши дни от древнего Баку осталось лишь несколько фрагментов стен крепости – и море. Здесь Афанасий встречается со своим однокашником по историческому Гусейном, поднявшимся на торговле икрой, ставшим успешным бизнесменом. Встреча их в открытом ресторане на берегу Каспийского моря длится недолго и в том формате, который ныне, к сожалению, становится уже банальным. Бывший однокурсник, попросив однокурсника свести с тестем, тверским губернатором, так как имеет торговые интересы в Тверской и смежных областях России, не проявляет интереса к судьбе самого Афанасия, осведомившись лишь о том, сумел ли тот раскрыть тайну своего тёзки и, якобы, родственника Афанасия Никитина, над которой начал биться ещё в институте… Афанасий просит у друга молодости денег взаймы, обещает вернуть к осени, когда выйдет книга и ему заплатят гонорар, ведь он всю жизнь мечтал совершить путешествие по следам Афанасия Никитина, обнаружил уникальные документы, волею судеб прошёл, проплыл уже половину пути и было бы глупо и горько сейчас всё бросить… Но, глядя на Афанасия, Гусейн отказывает, неубедительно ссылаясь на временные финансовые трудности, хотя приглашает пожить у него в квартире в центре Баку: Афанасий гордо отказывается. «А ведь были у нас мечты, когда учились, дружили: Вишванатх, ты, я…» (Вишванатх – индус, учившийся с ними в университете.)
   Всё время проводя в архиве, в бакинских хранилищах, находя новые и новые документы по Персии, Индии и Португалии времён хожения Никитина, но живя неизвестно где, Афанасий впадает в нищету, оказывается на положении чуть ли не бомжа. Однако век на дворе XXI-й – наткнувшись в интернете на сайт, в котором рассказывается о потомке Афанасия Никитина, пэре Британии, живущем в Лондоне, по электронной почте связавшись с ним, очень далёким, но вроде как своим родственником, прикованным к инвалидному креслу, Афанасий получает от пэра для начала 15 000 фунтов стерлингов – и именно с условием «совершить путешествие по следам русского купца Афанасия Никитина и хотя бы приблизиться к разгадке его тайны».
  С помощью однокашника Гусейна, имевшего связи в МИДе Азербайджана, оформляет иранскую и индийскую визы и, поговорив по телефону с сыном, написав длинное подробное письмо тёще с тестем (притом обычное, не электронной почтой, и вдобавок вложив в конверт, как в эпоху СССР, несколько открыток с видами «древней и вечно молодой столицы Азербайджана»), зайдя в православную церквушку, помолившись, поставив свечу – Афанасий продолжает путешествие. Документа вновь обращают его взор вглубь веков…
                х          х          х
                Вокруг Африки, XV век
   Суда Жуана д’Алмейды дошли до мыса Доброй Надежды. Там португальцы высаживаются, но из-за конфликта с бушменами (изголодавшиеся матросы бросаются на крохотных, как девочки, женщин-бушменок и начинают их насиловать, бушмены обстреляли их из трубочек отравленными стрелками, убивая наповал, прямо на бушменках), приходится ретироваться. Мучает цинга, холодная погода, шторма…
   Им всё-таки приходится установить связь с местными племенами, но неподалёку от Момбасы они вновь вступают в конфликт, на этот раз с арабами, и в жестокой кровавой схватке одерживают победу (главным образом благодаря огнестрельному оружию, которого арабы не имеют). В живых португальцы не оставляют никого, корабли с убитыми сжигают.               
                х          х          х
                Персия, XV век
   Василий Мамырин следует по его пятам, зная, что владеет Никитин некоей тайной…
   Здесь не имеет смысла подробно описывать путь Афанасия Никитина – он был долог, полон приключений, порой смертельно опасных. Он проходит (проплывает, проезжает на коне, на осле)  всю территорию Персии, нынешнего Ирана – Чапакур, Сари, Амоль, а  оттуда пошёл к Демавенду, а из Демавенда — к Рею, где «убили шаха Хусейна, из детей Али, внуков Мухаммеда, и пало на убийц проклятие Мухаммеда — семьдесят городов разрушилось».
   В Персии его впервые пытаются обратить в магометанство. Там Афанасий знакомится с произведениями Омара Хайяма и – на родине великого врачевателя – с учениками Авиценны, у которых берёт уроки медицины, что впоследствии, в Индии ему весьма и весьма пригодится…
   Из Рея пошел к Кашану, из Кашана — к Наину, а из Наина к Иезду, из Йезда - к Сирджану, из Сирджана — к Тарому, где домашний скот кормят финиками, по четыре алтына продают батман фиников…
   В Хорасане на одном из крупнейших базаров того времени, где собирались хорезмские и прочие купцы, Афанасия Никитина обкрадывают, потом едва не продают в рабство…
   В конце концов, Никитин добирается до Индийского океана - пристани Ормузской. Велик там солнечный жар, «человека сожжёт». С великолепным белым конём Афанасий погружается на корабль – после Пасхи в день Радуницы…
                Иран, наши дни
   Из Баку прилетев в Тегеран, Афанасий проходит (проезжает, где на машине, взятой в rent-a-car, где на поезде, где даже на верблюдах) Голестан, Хорасан, Систан и Белуджистан - там его настигает азербайджанец Гусейн – и однокашники, мужчины среднего возраста, сохранившие огонёк мальчишеского авантюризма, ещё раз вспомнив споры об индуизме, о Кали, о поисках, которым посвятил всю свою жизнь философ и писатель Рерих, воссоединяются, и уже вместе, русский и азербайджанец, которому надоело «просто торговать всем что попало», отправляются на поиски приключений, на поиски мечты… Гусейн расспрашивает о жене, с которой в студенческие годы был роман – а Афанасий представляет другую Анастасию, которую 12-летней выдали замуж за него, до этого ни разу её не видевшего – как принято это было на Руси в XV веке… 
      
                ЧЕТВЁРТАЯ СЕРИЯ
                Индия, наши дни
   В Мумбае (Бомбее) Афанасий с Гусейном, хоть и имеют достаточно денег, останавливаются на каком-то постоялом дворе, чтобы ощутить себя в шкуре своего великого предшественника из Твери. И вот же чудо! – ощущают (пожалуй, и нет другой такой страны на земле, где бы столь незаметны были порой, стушёваны столетия). На первый взгляд, они, особенно Афанасий, напоминает обыкновенного, в меру безумного европейца, путешествующего по Индии без всякой особой нужды и цели. Но в хранилище древних рукописей он разыскивает (и в этом ему помогает знание английского и хинди) документ чрезвычайной важности, подтверждающий секретную информацию, добытую некогда Василием Мамыриным)…Он звонит Вишванатху, но поначалу не находит однокашника в этой миллиардной, кажущейся какой-то уже внеземной стране.
   Склонившись, Афанасий что-то выписывает в блокнот, заносит в свой мини-компьютер – и вновь на глазах преображается, и вроде как уже не он сидит, а его герой – тверской купец…
                х          х          х
                Индия, XV век               
   Записывает в своём дневнике Афанасий Никитин:
 «И шли мы морем до Маската десять дней, а от Маската до Дега четыре дня, а от Дега до Гуджарата, а от Гуджарата до Камбея. Тут родится краска да лак. От Камбея поплыли к Чаулу, а из Чаула вышли в седьмую неделю после Пасхи, а морем шли шесть недель в таве до Чаула…»
   И это – видим: «И тут Индийская страна, и люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. И мужчины, и женщины все нагие да все черные. Куда я ни иду, за мной людей много — дивятся белому человеку. У тамошнего князя — фата на голове, а другая на бедрах, а у бояр тамошних — фата через плечо, а другая на бедрах, а княгини ходят — фата через плечо перекинута, другая фата на бедрах. А у слуг княжеских и боярских одна фата на бедрах обернута, да щит, да меч в руках, иные с дротиками, другие с кинжалами, а иные с саблями, а другие с луками и стрелами; да все наги, да босы, да крепки, а волосы не бреют. А женщины ходят — голова не покрыта, а груди голы, а мальчики и девочки нагие ходят до семи лет, срам не прикрыт…»
   Вспоминает купец, как впервые пошли молодые – ему 16, ей 12 – в баню, и как исконно целомудренна была его юная жена, в которой только-только, как цветок, распускалась чувственная женственность…
   Кажется, что Афанасий Никитин – просто купец, тут и там приценивающийся к товару (сцена на базаре, где он впервые узнаёт не только имбирь, корицу, гвоздику, шафран, но десятки, сотни новых пряностей, добавок, лакомств…), просто любознательный и неутомимый путешественник. Но на самом деле он чётко и целенаправленно следует предначертанному, продуманному, ещё полному загадок, но определённому маршруту. (Чтобы было понятно читателям, хотя по сюжету это выяснится позже: он шёл на поиски богатейших в мире алмазных копий, но главное – и это было тайной, открытой ему архимандритом Дорофеем перед мученической смертью от рук шпионов Московского князя, - клада Александра Великого, до Индии завоевавшего чуть ли не весь тогдашний мир и в Индии наголову разбитого, вынужденного оставить там большую часть награбленных сокровищ, в том числе бактрийских и проч.) 
   Никитин проходит огонь, воду и медные трубы.
   Многое для него оказывается в диковинку. Например, то, что индийцы совсем не едят мяса, с бусурманами не пьют и не едят, и не едят даже с женой и скрываются, когда едят, некоторые покрываются платком – и он вынужден был так поступать, когда жил с тамошней женой. И сжигать покойников, а пепел сыпать на воду… И вола называть «отцом», а корову «матерью», на их навозе топить печь, выпекать хлеб и варить еду… Он становится свидетелем торжественного выезда, парада индийского хана Асада-хана Джуннарского, которого под охраной многих тысяч вооружённых воинов, в том числе на слонах и конях, проносят через город на носилках. Хан примечает в толпе и высокого русобородого белого человека, и его коня. Но и юная ханская дочь примечает…
   Джуннар-град стоит на скале каменной, не укреплен ничем, богом огражден. И пути на ту гору день, ходят по одному человеку: дорога узка, двоим пройти нельзя.
   Зима в Джуннаре – вода и грязь. «В эти дни пашут у них и сеют пшеницу, да рис, да горох, да всё съестное. Вино у них делают из больших орехов, кози гундустанские называются, а брагу — из татны. Коней тут кормят горохом, да варят кхичри с сахаром да с маслом, да кормят ими коней, а с утра дают шешни. В Индийской земле кони не водятся, в их земле родятся быки да буйволы — на них ездят и товар и иное возят, всё делают».
   Оставшегося без средств к существованию тверитянина нищие приглашают с собой на заработки. А заработки заключались «в подряде» на работу в храме - лишение невинности девочек 9-12 лет, которых приводили родители (девственность в Индии считалась позором) и платили за это деньги.
   Православный Афанасий немало удивлён простоте местных нравов, в частности - и   исконной гостеприимной проституции.
 «Останавливаются гости на подворьях, и кушанья для них варят господарыни; они же гостям и постель стелют, и спят с ними. Хочешь иметь с той или иной из них тесную связь – дашь два шетеля, не хочешь – дашь один шетель; ведь это женка, приятельница, а тесную связь и даром можно – любят белых людей…  А жёны их со своими мужьями спят днем, а ночью уходят к чужеземцам и спят с ними; жены дают гостям жалование и приносят с собой сладости и сахарное вино, кормят и поят ими гостей, чтобы их покрепче до самого утра любили. Жены же любят гостей – белых людей, - потому как их люди очень черны. И у которой жены зачнется дитя, то ее муж дает жалованье, и если родится белое, то тогда гостю пошлины 18 денег, а если родится черное, тогда ему ничего нет; а что пил да ел – то ему было дозволенное… Боже, Боже великий, Боже милосердный!.. Люди все чёрные и все злодеи, а жёнки все бесстыдные; повсюду знахарство, воровство, ложь, зелье, которым морят господарей!..»
 …Голубое студёное озеро, в котором отражается белый храм и белые берёзы… Часто Никитин вспоминает родину, казавшуюся ему порой столь немилосердной, столь жестокой… Жену свою юную русоголовую, синеглазую вспоминает…
   А за ним между тем следят – и кажется, что близится трагическая развязка…
                х          х          х
                Индия, Мумбай, наши дни
   Наконец Афанасий с Гусейном разыскивают своего однокурсника Вишванатха, они встречаются вечером в мумбайском районе красных фонарей, где у Вишванатха свой ночной клуб. Вспоминают минувшее, дружбу, мечты… Афанасий рассказывает, что за прошедшие годы многое удалось сделать и значительно продвинуться в том направлении, в котором двинулись они, ещё будучи студентами, но теоретические открытия и заключения требуют подтверждения на практике, и посему он здесь, в Индии, оказаться в которой мечтал всю жизнь. Они проводят за откровенным разговором всю ночь, в какой-то момент забывая, в каком они веке, в XXI ли, в XV…
   Вишванатх, у которого в жизни сложилось всё далеко не так, как мечтал в студенческую пору, соглашается присоединиться и помочь друзьям юности (тем более, что речь шла не только о романтике и ностальгии, но и о реальных, во что он вновь поверил, заразившись верой и энергией Афанасия, деньгах)…
   На другой же день они втроём отправляются на поезде в путь, не заметив, что некто совершенно в уличной, вокзальной толпе незаметный следит и увязывается за ними…
 
                ПЯТАЯ СЕРИЯ
                Индия, XV век
   Однажды на рассвете проснувшись в объятиях «жёнки», Афанасий Никитин слышит ржание своего коня. Выбегает – а его уже уводят со двора люди хана. Делать нечего - отправляется челом бить. «…И жеребца верну, и тысячу золотых в придачу дам, и жёнок каких пожелаешь, только перейди в веру нашу - в Мухаммеддини, - говорит хан. – А не перейдешь в веру нашу, в Мухаммеддини, и жеребца возьму, и тысячу золотых с твоей головы возьму. Срок даю тебе – четыре дня».
   На четвёртый день его пытаются обратить в мусульманство насильно - избивают, распинают на арче, как на кресте Иисуса… Но приезжает могущественный казначей Мухаммед, хорасанец, «олигарх», как сказали бы сегодня, и Афанасий бьёт ему челом, чтобы он за него хлопотал. Мухаммед едет в город к Асад-хану и просит (подкрепляя просьбу золотом), чтобы Афанасия в их веру не обращали, да и жеребца забирает у хана обратно (не без тайной помощи Мамырина). «Таково господне чудо на Спасов день!» - восклицает Никитин.
   И всё же его терзают сомнения, он восхищается красотой и величественностью не православных религиозных обрядов. «Аллах акбар!» Потом пауза, во время которой другой муэдзин, где-то в стороне Золотого Храма, подхватывает клич «Аллах акбар». Снова и снова, четыре раза подряд. Человек двенадцать уже встали. «Свидетельствую, что нет божества, кроме бога!..» Еще раз муэдзин громово кричит ту же фразу, трепеща от неистовства своего голоса, и вот вблизи и вдалеке воздух ночи начинает гудеть от кликов: «Мохаммед – пророк господень!» Кажется, что он бросает вызов дальнему горизонту, где летняя зарница играет и вскидывается, как обнаженный меч. Все муэдзины города
кричат громким голосом, и кое-где на крышах домов люди преклоняют колени.
Долгая пауза предшествует последнему выкрику: «Ла иллаха илла алла», - и
тишина замыкается на нём, как пресс на тюке хлопка. Муэдзин спускается по тёмной лестнице, спотыкаясь и что-то бормоча себе в бороду…
   Приключений, чудес, с которыми встречается во время своих странствий тверской купец Афанасий Никитин множество (не меньше, чем у Одиссея, Афанасия спасает лишь вера в Бога и воспоминания о родной земле)! И летающая огнедышащая птица гукук, которая, садясь на крышу чьего-либо дома, приносит смерть обитателям этого жилища; и банды обезьян, держащих в страхе всех жителей городка: («Есть у них князь обезьяний, ходит с ратью своей. Если кто обезьян обидит, они жалуются своему князю, и он посылает на обидчика свою рать и они, к городу придя, дома разрушают и людей убивают. А рать обезьянья, сказывают, очень велика, и язык у них свой»; и стада воинственных, закованных в латы, с мечами на бивнях, с пушками и стрелами слонов; и колдуны, и маги; и великая ярмарка в Бидаре («В Бидаре на торгу продают коней, камку, шёлк и всякий иной товар да рабов чёрных, а другого товара тут нет. Товар всё гундустанский, а из съестного только овощи, а для Русской земли товара нет. А здесь люди все черные, все злодеи, а жёнки все гулящие, да колдуны, да тати, да обман, да яд, господ ядом морят»); и разбойники-кафары, молящиеся каменным болванам – к ним в плен попадает Афанасий…
   В беседе с султаном Афанасий узнаёт, кто такие арии и откуда они пошли – из России, русские с индусами, оказывается, братья по крови. Султан берёт Афанасия в свои приближённые. «А когда султан выезжает на прогулку с матерью да с женою, то за ним всадников десять тысяч следует да пеших пятьдесят тысяч, а слонов выводят двести и все в золоченых доспехах, и перед ним — трубачей сто человек, да плясунов сто человек, да ведут триста коней верховых в золотой сбруе, да сто обезьян, да сто наложниц, гаурыки называются. Во дворец султана ведет семь ворот, а в воротах сидят по сто стражей да по сто писцов-кафаров. Одни записывают, кто во дворец идет, другие — кто выходит. А чужестранцев во дворец не пускают. А дворец султана очень красив, по стенам резьба да золото, последний камень — и тот в резьбе да золотом расписан очень красиво. Да во дворце у султана сосуды разные. По ночам город Бидар охраняет тысяча стражей под начальством куттавала, на конях и в доспехах, да в руках у каждого по факелу…»
   Султан пытается выведать истинную цель странствий, Никитина опаивают наложницы султана, но и в бреду он не выдаёт своей тайны…
   Обряд сати – древнейший беспощадный обряд. Афанасий Никитин становится его свидетелем: 14-летняя прекрасная девочка-вдова должна сгореть на костре и отправиться вслед за своим мужем, преставившемся от старости. Но она – по имени Рамбаха – умирать не хочет. А родственники мужа загоняют её на костёр палками, избивая до потери сознания, опаивая опиумом… И Никитин не выдерживает – он вмешивается и спасает девочку, увозит на белом коне…
   Он влюбляется в юною Рамбаху, любовь их, несмотря на разницу в возрасте, – точно иллюстрация к древнеиндийской мифологии и любовной лирике. Притом вот что поражает – в их отношениях не он, зрелый мужчина, но она, девочка (столь непохожая и похожая на его жену), становится ведущей, а он – ведомым, - она его многому научает: начиная с игры в шахматы и игры на арфе (что на Руси было запрещено)…
   Но путешествие его продолжается.   
   Он наконец-то продаёт своего жеребца, мучается сомнениями, утратив счёт дням, не выдерживая православных постов и праздников, не обратиться ли вообще в буддизм, в котором видит много положительного, но всё же сохраняет православную веру («А другие Буты совсем голые, нет ничего, с открытым задом; а жёнки Бута вырезаны голыми и со стыдом и с детьми…»)
                ШЕСТАЯ СЕРИЯ
                Индия, наши дни
   У нашего современника Афанасия, высокого русобородого белого одержимого какой-то безумной, на взгляд индуски, идеей мужчины, завязывается любовная связь с прелестной девушкой Наргиз с громадными чёрными глазами, опушенными ресницами-опахалами, с которой он знакомится в обыкновенном шумном безумном индийском поезде (Наргиз, как потом выяснится – дочь раджи). Они продолжают свою поездку вчетвером. Афанасий буквально на глазах преображается – забитый, занюханный книжный червь превращается чуть ли не в героя, подобного мужественному тверскому тёзке-купцу… 
   Постепенно становится ясно, что преследуют друзей юности – Вишванатха, Гусейна и Афанасия – представители мумбайской, одной из самых жестоких и мощных в Индии преступной группировки, которой стала известна цель их путешествия: сокровища.
   И тут неизбежно в ткань повествования вплетаются элементы триллера – с преследованием, погонями, даже мордобитием и поножовщиной… Афанасий близок к окончательной расшифровке древних рукописей… Он вновь и вновь переносится из настоящего в прошлое… 
                х          х          х
                Индия, XV век 
   Возлюбленная провожает его – как умеет провожать лишь индийская юная женщина, отдавая себя всю, всем существом своим давая понять, что готова даже к сати – самосожжению, случись с любимым что…   
   Афанасий Никитин принимает участие и в войне против Меликтучара на стороне султана индийского, а потом в грандиозном походе войск бахманийского султана Мухаммеда III против Виджаянагара – с огромным количеством жертв, страшных битв на слонах, но окончившимся распадом царства на множество феодальных государств (о чём Никитин предупреждал султана, приводя в пример родную Русь, которую Иван III тогда только собирал, основывая империю)…
   За Афанасием Никитиным постоянно следит посланный московским князем шпион Василий Мамырин (Мамырев). Они встречаются. Василий пытается прельстить Афанасия положением при Великом князе московском, предлагает сделку…
   Афанасий Никитин сходится с португальским мореплавателем Жуаном д’Алмейда, который тоже наслышан о копях Голконды, о кладе Александра Великого и имеет свои данные. Разворачивается своеобразная игра между ними. Некоторое время Никитин проводит с португальцами и становится свидетелем их некоторых деяний.
   Португальцы встречают крупное каликутское судно, приказывают ему остановиться и поднимаются на борт. (Судно возвращалось из Аравии с деньгами, вырученными за ежегодную торговлю, и с более чем четырьмя сотнями паломников, совершившими хажд в Мекку.) Ценный груз португальцы забирают себе, а судно вместе с его пассажирами и командой решают сжечь. Афанасий Никитин пытается остановить расправу, но его не слушают (как часто это случается и с Россией). Индийцы и арабы разоружены, но, узнав о решении португальцев, бросаются на тех португальских матросов, которые не успели сойти с захваченного судна, и обрубают якорь в надежде, что ветер прибьёт их корабль к берегу. Но португальцы окружают судно, берут его на абордаж и загоняют безоружных защитников в трюм. Затем они поджигают корабль и отходят на безопасное расстояние от пожара. Индийцы не желают сдаваться. Они взламывают люки и выбираются на горящую палубу. Многие женщины мечутся, поднимая на руки своих маленьких детей, и протягивая их к португальцам, стараясь вызвать жалость к этим невинным… Индийцам удаётся сбить пламя и в какой-то момент кажется, что они будут спасены. Но тогда Жуан д’Алмейда приказывает расстреливать судно из всех орудий. В ярости отчаянья безоружные индийцы бросаются на абордаж одного из португальских кораблей, подошедшего к горящему судну слишком близко. Но отчаянье бессильно, и горящее судно скрывают волны. Мавры плавают вокруг, а португальцы преследуют их на шлюпках и убивают копьями. Один плавающий мавр находит в воде копье. Он поднимается над водой насколько может и швыряет копьё в лодку. Копьё пронзает и убивает одного матроса…
   Жуан д’Алмейда объясняет русскому Никитину, что не простит унижений, которые испытал от правителя Заморина, не принявшего даже подарков от короля Португалии Генриха Великого… И что понимают эти люди – индийцы и мавры – только язык силы. Афанасий возражает, пытается даже защитить несчастных…
   В бухту входят 24 индийских торговых судна. 18 из них тут же захватываются португальцами, пленяется более восьмисот человек. Всем пленникам по приказу Жуана д’Алмейда отрубают руки, уши и носы. Затем д’Алмейда приказывает связать их ноги вместе. У них нет рук, чтобы развязаться, а чтобы они не развязали путы друг другу зубами, он приказывает выбить им зубы... Потом их наваливают кучей на корабль, сверху покрывают циновками и пальмовыми листьями и, подняв паруса, пускают корабль по ветру к берегу, а сами открывают по нему пальбу из всех орудий. Маленькую лодку, где был жрец и все отрубленные уши и руки, д’Алмейда тоже приказывает послать под парусами к берегу, запрещая стрелять по ней…
   Но это не слепая жестокость – это жестокость осознанная (времён великих географических открытий и завоеваний), это расчёт. Русский симпатичен португальцу, он искренне пытается наладить отношения, расспрашивая о его далёкой заснеженной медвежьей земле… Они говорят, они спорят о путях развития и причинах гибели Ассирийской, Римской, а теперь уже и Византийской империй… О вере, о человеке, о Богочеловеке…
   Потрясает Никитина и другой случай. В руки к португальцам попадают несколько индийцев, д’Алмейда решает использовать их в качестве живых мишеней для стрельбы из арбалетов. Никитин указывает ему, что это - местные христиане. Тогда д’Алмейда вызывает священника - и пленных милостиво исповедуют, перед тем как расстрелять.
                х          х          х
                Берег Ганга,  XV век
   Рамбахе – по обычаю предков – родственники за измену покойному мужу отрубают руки, и она кончает жизнь самоубийством. Хоронят её также по исконному обычаю, когда века и тысячелетия налагаются друг на друга, множатся, растекаются и вновь сливаются воедино, в то, что не подлежит сомнению и не подвержено времени. «Существует пять классов людей, которых не разрешено предавать кремации, а следует просто бросать в реку: прокаженные, дети, беременные женщины, брахманы и умершие от укуса королевской кобры». Большие погребальные костры пылают на Маникарника-гхате. Участники похоронной процессии несут бамбуковые носилки по усыпанным пеплом ступенькам, по засохшей и потрескавшейся грязи к кромке воды. Они опускают тело, облаченное в одежды цвета шафрана, в очищающие воды реки так, чтобы всё оно омылось водой. Затем несут его к костру…
 …И как же непохоже это на обряд погребения на Руси, о котором вспоминает Никитин…  …А пока неприкасаемые складывают погребальные поленья поверх закутанного в ткани тела, маленькие фигурки стоят по колено в Ганге и процеживают воду сквозь мелкие корзинки из ивняка, пытаясь среди пепла сожженных трупов отыскать золото. Свечки, проплывая мимо, бросают отсветы на обнаженное тело молодой женщины, освещают её лицо…
   Разговор на переправе – Афанасия с глубоким стариком-перевозчиком, эдаким Хароном: о разнице верований, о буддизме, о веротерпимости, о всепрощении, о едином Боге…
                СЕДЬМАЯ СЕРИЯ
                Индия, XV век
   Афанасий Никитин, преодолев все невзгоды и препятствия, познав и поняв менталитет индусов, сдружившись со многими, став им братом, выходит к цели своего долгого хожения за три моря – к скалам Голконды, в которых, якобы, сокрыты сокровища…. Но и португальский путешественник  Жуан д’Алмейда с другой стороны, со стороны нынешнего Гоа также выходит…
   А алмазы там потрясают воображение: даже на местном базаре продаются за бесценок огромные камни! Местные жители бросают в кратер куски мяса, за ними ныряют в глубину стервятники, хватают куски и взмывают с ними в небо, а к мясу прилипают алмазы, и люди убивают стервятников, чтобы заполучить драгоценные камни… 
   Неизвестно, кто бы кого опередил, кто бы одержал верх в схватке, если бы не вмешались силы свыше: сильнейшее землетрясение 1471 года, во время которого погибли тысячи человек… Горы на их глазах рушатся, они взирают на этот конец света, стоя спина к спине – португалец и русский, европейцы…
                Индия, наши дни 
   Афанасий, Гусейн и Вишванатх добираются до цели своего путешествия – но выясняется, что через четыре века после землетрясения, под видом разработок алмазных копий колонизаторы (по одной из версий) – ещё во второй половине XIX века – вывезли сокровища… Но глубокий старик-перевозчик тот же самый, что и пять столетий назад) на переправе сообщает, что всё это не так: ведь недаром добыча алмазов резко сократилась, когда пришли англичане – прикрыли брамины - каста жрецов, и вообще шанс имеет лишь посвящённый и просвещённый…
   И здесь Афанасию рассказывают, что в конце XV века здесь побывал рус, белый человек по имени Афанасий со своим сыном, и показывают его изображение, в котором Афанасий узнаёт себя. Так вот оно что! Он окончательно расшифровывает документы – и становится ясно, что Афанасий Никитин пронёс православную веру через все испытания и добыл ценнейшие сведения о месторасположении клада, не найденного до сих пор… Он – уже вновь тверской купец, но без былого запала, поседевший Афанасий Никитин – собирается в обратный путь…
                ВОСЬМАЯ СЕРИЯ               
 …В ноябре 1472 года, на берегу Черного моря, в городе Кафа, теперь мы зовем его Феодосией, появляется загадочный странник. Прибыл он издалека, называет себя — купец Ходжа Юсуф Хоросани, а по-русски говорит чисто… Больной, измученный тяготами и лишениями, добирается он до смоленских земель. Последняя молитва его: «Творец! Милостию Божией прошел я три моря. (Остальное Бог знает, бог покровитель ведает.) Аминь! Во имя господа милостивого, милосердного! Господь велик, боже благой, Господи благой, Иисус дух божий, мир тебе! Бог велик! Нет бога, кроме Господа! Господь промыслитель! Хвала Господу, благодарение богу всепобеждающему! Во имя Бога милостивого, милосердного! Он Бог, кроме которого нет бога, знающий все тайное и явное! Он милостивый, милосердный! Он не имеет себе подобных! Он царь, святость, мир, хранитель, оценивающий добро и зло, всемогущий, исцеляющий, возвеличивающий, творец, создатель, изобразитель, он разрешитель грехов, каратель, разрешающий все затруднения, питающий, победоносный, всеведущий, карающий, исправляющий, сохраняющий, возвышающий, прощающий, низвергающий, всеслышащий, всевидящий, правый, справедливый, благий!..»
    Его обратный путь пролегал через всю Индию, север Африки, Азию, Европу, был полон опасностей и приключений.
   Последние записи его — словно в бреду: «Альбасату, альхафизу альраффию альманифу аль-музило альсению альвасирю...» Неожиданная смерть обрывает путь загадочного странника. Но не болезнь тому причина – его отравили. «Таинственные листки», карты с указанием места, где находились несметные сокровища Александра Великого, таинственным образом исчезают. (По одной из версий, тот самый дьяк Василий Мамырин (Мамырев), впоследствии ставший советником великого князя и государя всей Руси Ивана Третьего, ведавший казной всего государства и, возможно, секретным сыском, - продал «листки» английскому посланнику. Не исключено, что история человечества могла бы сложиться иначе. Но, к сожалению, история не знает сослагательного наклонения. По другой – они и по сей день на том месте, где оставил их Александр Великий.)
   А Афанасия Никитина в последний путь провожает не дождавшаяся его жена, состарившаяся в ожидании – как символ верности, как русская Пенелопа…
                Лондон, наши дни
 «Дорогой племянник! К сожалению, я не успел сообщить тебе главное: именно сокровища, добытые англичанами неправедным путём, те самые сокровища, которые нашёл, по сути, тверской купец Афанасий Никитин, стали основой Английского банка, но и стали началом конца и гибели Великой Британской империи, над которой никогда не заходило солнце…» - на этих словах выпадает из руки пэра, голова откидывается, глаза его смыкаются. Навеки. Но прикосновение к тайне сокровищ едва не влечёт за собой и гибель Российской, Советской империи…
                Керала, Индия, наши дни
   В подвалах храма Падманамбхасвами обнаружен колоссальный клад, стоимость которого по самым скромным индийским оценкам составляет более 25 миллиардов долларов. Это часть сокровищ, найденных Афанасием Никитиным.
   Многочисленные родственники и гости раджи и Афанасия, в том числе бывшие россияне, однокашники, обосновавшиеся в этом райском уголке, поют и танцуют на свадьбе Афанасия и Наргиз.
 
                Happy end