Любовь, доведенная до потребности

Худшее, что можно сделать, и что все уже давно сделали – это свести любовь до потребности. Это даже страшнее, чем красота, сведенная до потребности – последняя хотя бы является атрибутом цивилизованности в подобном уродстве.

Ключ к пониманию любви лежит за пределами жизни. Любовь – это то абсолютное, что только и может находиться за ее обусловленной потребностями границей.

Современные люди не знают любви. Они знают лишь свои потребности, либо выдумывают пошлую сентиментальную чепуху бессмысленней, а потому и гаже любой потребности.

Мерой любви – в ограниченности нашего живого понимания – служит смерть. Но это не жалкая смерть современного фетишиста, погибающего от непонимания ключевых вещей. У фетишиста нет свободы воли, это непонятые вещи мстят ему, их бестолковому рабу. Современные люди умудрились опошлить даже смерть, и все же это наиболее чистое из повседневных явлений – хотя бы в силу того, что ее принято драпировать лицемерным умолчанием.

Напрасно искать иной порядок вещей вне повседневности. Достаточно всмотреться в нее пристально, и все откроется здесь и сейчас. Но для этого нужен особенный взор. Ведь объект созерцания прилипает ко взгляду. Если всю жизнь смотреть и не видеть ничего, кроме повседневности – какие у тебя будут глаза? Важно не то, куда ты смотришь, важно то, что ты там видишь.

Увы, человек разучился не только любить, но даже и умирать. А ведь это взаимосвязанные понятия. Как можно научиться умирать, если не умеешь любить? Как можно научиться любить, если не умеешь умирать?

Вырвать страх из-под власти инстинктов, эмансипировать страх. Не значит ли это – освободиться от страха?

Но это не волнует цивилизованных людей. Цивилизованный человек любит раз в неделю, ходит в музей или театр раз в месяц, боится, когда стоит бояться, и даже умирает – либо вульгарно и бестактно, либо согласно статистике, усредненным пеплом в вонючей печи мирового крематория. Оборвать свою жизнь расписанием – вот цель любого цивилизованного человека. Нас всех заели будни, а помимо будней – все то же расписание. Какая уж тут любовь? Нас всегда стесняла наша природа, так мы вдобавок построили себе такую вселенскую тюрьму, из которой нет освобождения даже после цивилизованной смерти.

Ничего у нас не осталось. Остался призрачный след - потребность любить - след любви, которую мы свели до потребности.