Зуд отложенного успеха

  Состояние, при котором личность испытывает некоторые болезненные ощущения, связанные со степенью реализации самой личности, а также степенью приятия плодов реализации оной обществом в целом или отдельной социальной группой, в которой эта самая личность обитает либо желает обитать. Степень болезненности ощущений, а также приятного либо негативного оттенка может сильно варьироваться в зависимости от вышеуказанных факторов. Определяя экстремумы, можно начать с аксиомы, подразумевающей наличие определённой степени одарённости у любого человека, независимо от того, признаёт он сам, как и социум, его окружающий, эту одарённость либо нет. Собственно, степень осознания наличия определённого таланта у определённой личности и является главным фактором, определяющим уровень болезненности, а также природу ощущений. Скажем, человек, не только осознавший свою уникальность, но и развивший своё дарование до серьёзного уровня мастерства, будет ожидать определённой отдачи и соответствующего уровня признания от социума. Однако, социум, в своей неоднородности, не способен ему это предоставить ещё и от того, что принимает во внимание лишь то, что способен отличить и понять, а всё прочее, как раз и заходящее за рамки обыденности,  отметает. Следовательно, уровень мастерства, который, порой, ставится во главу угла, является столь же ненадёжным фактором, сколь и субъективное восприятие конкретной личности, ибо средний показатель восприятия просто не заметит всех тонкостей и подробностей, которые вкладывает мастер в своё творение, ровно, как и, незнакомый с философией личности творца, зритель, может не заметить многих нюансов и концепций произведения. Получается, чтобы адекватно оценить творение мастера, нужно и самому стать мастером, а, чтобы оценить творение гения, необходимо стать гением. Тем, кто смог гармонично объединить в себе баланс мастерства и уникальности подхода, доведя и то, и другое до абсолюта, ибо одно немыслимо без второго. Настоящая широта понимания не может существовать без глубины и конкретики, как и настоящая конкретика бедна и поверхностна без широкого взгляда на отдельную проблему сквозь призму общего. Мастер начинает понимать мастера благодаря тому, что знает все азы, а гений оценивает гения благодаря тому, что сам придумал не только некоторые ухищрения, недоступные никому кроме него, но и создал подход, глубину и уникальность, которого, и способен оценить лишь тот, который и сам «нырнул» глубоко и «проплыл» немало.
   Успех, вследствие этого, становится понятием относительным, ибо гений успешен уже потому, что он – гений, как и мастер – уже мастер, а если он ещё, при этом, гений, то одобрение либо порицание публики ему уже не столь необходимы, как личности, которая, в силу некоторой недоразвитости, считает себя сопоставимой либо с мастером, либо даже с гением, руководствуясь формальным сравнением.  Ну, к примеру, наличием рук, ног и головы, или чего-то столь же формального, как национальность, пол и прочее. Однако, если зуд отложенного успеха, гения волнует в большей степени материально, а отсутствие адекватного понимания публики, скорей, бодрит, то некоторых признанных мастеров, и уж тем более, возомнивших себя таковыми, неумех, беспокоит именно «похлопывание по плечу». Признание нематериальное, а, что называется, народное.  Гению, как и настоящему мастеру, достаточно посмотреть на своё же творение, но неумеха и графоман жаждет одобрения от кого-то ещё. Не получая оного в достаточной, по его мнению, степени, он начинает страдать и старается всячески это поправить, расходуя больше средств, чем, скорее всего, сможет вернуть, убеждая всех в своей «гениальности», а, порой, даже и в мастерстве. Эти несчастные готовы отдать последнее, чтобы формально стать схожими со своими гениальными собратьями хотя бы материально, разоряясь в пух и прах, приобретая атрибуты успеха на подобие эфиров на ТВ, рекламы в СМИ и прочих… Гении же, как правило, тратятся на вдохновение и само творчество, чаще предпочитая художественную ценность практичности и цене расходных материалов, в отличие от мастеров, которые, скорее, склонны заменять широту творческого замысла окупаемостью. Мастера стараются не завидовать и даже презирать гениев, готовых творить и на салфетке. Гении, в свою очередь, презирают мастеров, ставящих ремесло во главу угла, при этом, стараясь не завидовать их относительному материальному благополучию. Неумехи и графоманы завидуют и тем, и этим, порождая их обоюдное презрение, в случае своего нередкого успеха. Но свою зависть и уязвлённое чувство собственной значительности, а также фактическую творческую недоразвитость и нереализованность они заглушают и «залечивают» формальными атрибутами успеха, такими как популярность и относительное материальное благополучие.
   Зуд отложенного успеха посещает каждую категорию. Одни, вдохновляясь от по-настоящему гениальных творений коллег, ловят этот зуд, в желании создать что-то не менее грандиозное... А, сотворив, провожают с послевкусием горечи от того, что публика этого всё равно не оценит, совмещённым со вкусом сладости от возможности лицезреть нечто великое и уникальное, рождённое, в отличие от биологических потомков, не только твоим чревом, но и твоим духом, и сутью, а так же сознанием, целиком и полностью завися от твоей воли и желания, отражающее и возвышающее тебя над самим собой…  Остальные, бессознательно желая получить схожий результат, ловят этот зуд, в бессмысленной попытке превзойти, но соответствовать некоему стандарту, который у настоящего творчества лишь один – гармония. А, стало быть, не может соответствовать никакому усреднённому значению, но лишь самому творцу, являющемуся, как и все описанные – уникальным. Гении и отличаются от прочих лишь тем, что осознали не только свою уникальность. Однако в мире серости и уравниловки не хватит ресурсов, чтобы удовлетворить потребности не то, что гениев, но даже графоманов и неумех, не говоря уже о тех, кто вообще на всё и вся ставит ценник, презирая каждого, у кого нет заветной суммы в заветной банке. А, учитывая то, что объёмы оной не фиксированы ни литражом, ни метражом, а ограничены лишь алчностью и неутолимой жаждой наживы, неспособной утолить тот самый зуд отложенного успеха, но зато способной повергнуть мир в геенну огненную ради потехи чувства собственной значительности того, кто этой жаждой, вследствие этого неутолённого зуда и страдает…