Почему это невозможно?

  Как хочется хотя бы на один день оказаться там, где все живы. Просто шагнуть — и вот я уже дома. Всё настоящее. Всё дышит, пахнет, говорит.
На кухне — мама. Её сравнивали с Быстрицкой не просто. Потрясающая осанка,  взгляд с поволокой светло ореховых глаз, манящие ямочки!  Породистая, — говорил о ней дядя Вася — местная энциклопедия русского мата.
При виде мамы дядя Вася вытягивал шею и улыбался своим беззубым ртом.
  Мамины ватрушки… Запах ванили стоит такой, что соседский кот сходит с ума, крутит пушистым хвостом и норовит прыгнуть в окно — ухватить хоть крошку.
Двор превращается в детскую палату ожидания.
— Тётя Фри-и-да, когда будет готово? — кричит хор со ступенек.
Мама хитро улыбается и подливает молоко в тесто — у неё всё "на глаз", но этот глаз мог конкурировать с лабораторной точностью.
Внизу, под окном, возится с машиной папа. В принципе, он всегда с ней возится — потому что она всегда "ломается". Все детали сначала чинятся, потом тщательно протираются керосином. Зачем? Не знаю. Девиз отца: «не блестит — не почищено».
Может, оттуда — из моего детства — и пришла моя странная любовь к запаху керосина и бензина…
А вот и мой ангел-хранитель — Муля, она же Любтя. Тянет меня в школу — я волочусь за ней, сонная, как мешок с гречкой. Вид соответствующий: на одном чулке резинка, на другом — верёвка, схваченная в панике. Чулок предательски сползает, я на ходу пытаюсь его подтянуть. Верёвка сдавливает больно ногу , как будто мстит за что-то.
— Опять опаздываем! — ворчит Муля.
В классе никто не смеётся. Встречают радушно. Мари Иванна, моя любимая училка, взглядом приглашает сесть. Муля в щёлку следит за моим приземлением, вздыхает — и уходит..
   Я цепляюсь за ветку ели, за окном  нашей классной комнаты и раскачиваюсь, как на качелях. Фантастический прыжок на подоконник  и   —  результат — море крови и разбитый нос. Почти как в кино  без каскадёров.
   А жизнь… она ведь и правда — кино. Хрупкое, как плёнка, на которой всё уже отснято. И переснять нельзя. Она чёрно-белая. Но у неё есть запах ванили, керосина и маминого:
— Ещё немного подрумянится…
Как хочется туда — в мой Тбилиси. В мой итальянский дворик, которого уже нет. Туда, где мама — с королевской осанкой, где папа — с вечной отвёрткой, где Муля — с булочкой и ненавистным мне молоком, гонится за мной "чёртиком". Где ветка на втором этаже — мой личный лифт в вечность.
Господи, оживи их, хотя бы на денёк. Дядю Васю — с его «едрёна мать!», маму — останавливающую меня на бегу:
— Остынь сначала, не хватай горячее!
И я скажу Тебе, не сомневаясь:
Ты — Всемогущ.