Деперсонализация или Ты в моем отражении

Слышу стук. Равномерный, чёткий, будто совсем рядом. Биение сердца…

Неожиданный яркий свет пронзается, режа глаза. Темно-светло, темно-светло, светло.

Шаги вялые, но громкие; Меня куда-то ведут. Через несколько секунд слышится вода; сильный напор, холодная струя, брызги. Лицо окутано множеством капель, которые бегом скатываются вниз по нему.

Я вижу тебя, там, в зеркале. Утомленный вид, круги под безжизненными глазами, лохматые черные волосы и расслабленное тело.

Интересно, когда Я перестал видеть в тебе Себя? Или может ты никогда и не был Мной, а Я тобой? Вообще, кто Я? И главное – кто ты?

Сейчас плюхаешься на кресло в кухне, где что-то готовит некая женщина.
–Генри, – взгляд с окна переходит на эту женщину. Странно, почему Я обратил на неё внимание, вернее он, –Когда ты уже найдешь себе новую работу? Месяц прошел, как ты уволился, да и притом так неожиданно. До сих пор мы не понимаем, что с подвинуло тебя на это, ведь всё было хорошо, – в её голосе явная грусть и беспокойство, будто сейчас заплачет. Однако, ни её вид, ни слова, ни голос – не трогают. Ответа от «Генри» не последовало никакого.

Вижу, как он принимается за еду, преподнесенную той женщиной. Это кажется таким естественным и машинальным, что ничего с этим не сделаешь.

Неизвестно какое сегодня число, какой день, видно одно – сейчас осень. Все деревья уже перестали блистать зеленОй, теперь они покрыты пёстрыми огоньками, падающими временами. Ветер прохладный бродит по городу, а небо окутывается серым полотном.

Много людей проходит, будто сквозь Меня, но как-то не волнует это. Не могу кричать, плакать, смеяться; не знаю почему. Вот парень и девушка идут подручку и улыбаются друг другу, веселятся – это и есть «счастье», это «любовь»? Не знаю. Во всяком случае, это не привлекает. А вот идёт старая женщина, на вид строгая, недовольная. Это «злоба»? Хм, тоже не привлекает. Вижу огромный поток людей, которые несут множество эмоций, чувств. Все они разные и все вроде бы знакомы, но не понятны, не восприимчивы.

Куда-то опять волочится это тело, оно бесконтрольно. Это уже не улица, а кафе.
–Генри! – звонкий голос вдруг прозвучал. Слышал уже сегодня это имя. Он заметил зовущего – машущую девушку, и отправился к ней.
–Привет! Ну наконец-то ты пришел. Ты раньше никогда не опаздывал, да и трубку брал, – девушка, улыбающаяся и сидящая напротив, сказала.
–Привет. Телефон дома уже несколько дней лежит, не беру его, – садясь, произносит Генри безэмоционально, будто на автомате.
–Что? Почему?
–А зачем?
Тут подошла официантка и дала меню.
–Без телефона сейчас никто и никуда, ты что. Это вещь полезная и вредная одновременно, – сказала она нравоучительно и стала листать меню.
Другой же список пищевого ассортимента так и лежит на месте не тронутым.
–Ты ничего не будешь? – выглядывает она из-за своего перечня.
Моргнув, Генри берет свое меню и смотрит на список блюд. Аппетита вроде нет, но он заказывает, как обычно, свои «любимые» десерт и напиток.

Эта девушка, кто она? Я не знаю её, или не помню…Хотя должен был. Они могут напоминать отдаленно парочку, но в действительно это не так. Он как бы не замечает ни её, ни происходящего вокруг. Впрочем, и Мне не интересна она. Странная, больно уж эмоциональная. Я так не могу…Она может легко улыбаться лишь увидев кого-нибудь или даже просто захотев этого. Уверен, так и с другими проявлениями эмоций и чувствами.
–Знаешь, в последнее время ты какой-то странный, что я не узнаю тебя.
«Я тоже» мигом пролетают эти слова и где-то в глубинных потёмках растворяются без следа и эха.
–Возможно это из-за её смерти, но пора бы подняться на ноги, отряхнуться от этого и идти дальше. Почти два месяца прошло, а ты умудрился уволиться с работы и забиться в угол с депрессией.
«Депрессия»? Знаю, что это, но не понимаю. Вроде слышу её слова, и наверно они верны, но это всё – не волнует. Ничего не происходит.

Она всё говорила и говорила, а Генри кивал и что-то ей отвечал. Это казалось вечным, но на деле было потрачено пару часов.

Затем, они вдвоём пошли прогуляться по вечерним улицам. Она опять говорила о чем-то, слышу её, но чего-то нет…Нет отголоска. Кажется, так продолжается уже несколько дней. Неизменно. Утро, день, вечер, сон. Подъём, еда, разговоры, их переживания, слезы, советы…

Когда-то часы тикали. Медленно, нудно, а сейчас они стоят в беззвучии и без движения. Но лишь его теперь и слышу, только этот звук достигает Меня – это сердца стук, как тот ход часов.

Она плачет и волнуется, та женщина, которую зовут «матерью». Ничего не делаю, а ведь должен. Да, обычно нужно успокаивать, но как это? Не могу. Долго уже не могу много, что могут другие, что может каждый. Сейчас не слышу ни тиканья, ни биения, только какой-то звук, будто что-то оторвалось.

Дороги и улицы забиты полностью. Похоже, зима пришла. Вроде всё вокруг сейчас белым бело, но, кажется, нет никаких отличий. Что осень, что зима, что весна с летом грядущие, в вечном своём колесе – одно и тоже.

Это лицо стало каменным, глаза смотрят будто вперёд, но на самом деле они просто ничего не видят, что хоть прямо гляди, что в сторону или назад; глаза-стекляшки, а взгляд в пустоту обращён, и отвести его невозможно. Тело это что-то делает, ходит куда-то, прям само по себе. А рот и голос эти немногословны теперь совсем, лишь стандартный набор всех известных и привычных фраз вылетают из него. Все люди говорят такие слова, но с чувством, потому они и кажутся особенными и влияющими на других, хоть и знают их все. Но он то без эмоций, мимики и жестов употребляет их, отчего впечатление обмана и равнодушия зарождается у них и раздражает слух.

Твоё лицо ничем не отличается от кукольного, твою голову не посещают мысли, твои действия инертны и автоматичны, твои эмоции давно умерли в тебе, оставив за собою одну лишь боль. Непрекращаемую, разрывающую, мучительную боль. Всё, что теперь осталось в тебе. Всё, чем наполнен ты.

Ни улыбнуться, ни заплакать, ни успокоить, ни вскрикнуть, ни поломать что-либо, больше не можешь. Даже под напором этой боли, можно лишь страдать в молчании своем, покуда блеск её пройдет в этих прозрачных и тусклых глазах. Ничто не приносит каких-либо чувств, только от этого факта страшную боль получаю.

Никто не узнаёт и не поймёт; как впрочем, и Я и ты, видим друг друга впервые. Кто Я? А кто ты? Мне дано было познать только имя твоё и больше ничего. Интересно, ты тоже слышишь этот стук и чувствуешь одну лишь боль?

Я устал. Нет ни силы, ни желания чего-то ждать, и терпеть её. Пошло всё к черту, ухожу. Не хочешь ли со Мной? Да даже если нет – уйду.

–Это так ужасно. Миссис Оллфорд может вам налить воды?
–Нет, не надо. Ничего не хочу, – женщина лишь вздохнула и села, положив лицо в ладонь.

Девушка же отправилась в комнату Генри. Обычная, убранная комната. Будто в ней никто и никогда не жил. Она медленно ходила по ней и всё тщательно рассматривала. Пыльные книги, несколько рамок с фото на столе, большая заправленная кровать и одно широкое окно без штор сейчас.

Вдруг она заметила мобильный телефон-раскладушку на тумбе. Подключив его к зарядке, она включила его. Множество пропущенных звонков от нескольких человек, в том числе от матери и этой девушки.

«Он перестал пользоваться телефоном после прошествии шести дней с похорон своей невесты?».
Полазив в телефоне, она нашла запись в заметках:
«Это не контролируемо, даже не объяснимо. Зачем это писать? Просто, так делают все же? Оставляют после себя след. Хотя Я давно уже не такой как все и не знаю должен ли делать это, но это совершается против Моей воли. Как обычно. Я не Генри. Я не знаю кто Я. Также, Генри не знает Меня, а Я его. Я один, ибо не знаю никого. Я ничего ни к кому не чувствую. Ничто и никто не вызывают во мне эмоции и интерес. Одна лишь боль. Отвратительная и ужасная боль. Она не оставляла Меня никак, потому Я решился оставить её. И Генри сделал это вместе со Мной. Жизнь стала бесполезной, бессмысленной и серой. Биение сердце, что слышал с самого начала, никогда не учащалось более с тех пор».
–Я не понимаю… – она опустила руку, держащую телефон, –Что это значит?!

Плач заполнил эту комнату, в которой несколько месяцев не ощущалось человеческого тепла.