Молодая вдова

Какая это нелепость – кукушка на кладбище! Просто абсурд какой-то! Здесь уместно больше воронье карканье, либо умиротворяющее щебетание каких-нибудь пташек типа синиц. Они и сейчас давали о себе знать, да малиновка исполняла незатейливую трель где-то в кустах. Но кукование доминировало и раздражало.

Хоронили очень уважаемого человека. Красивый, богато инкрустированный, лакированный гроб стоял на специально оборудованном постаменте, покрытом красным бархатом и окруженном пышными венками. Голова покойного (благообразный мужчина лет семидесяти с бородкой клинышком и благородной седой шевелюрой)возлежала на атласной голубой подушечке, тело утопало в розах и хризантемах. Лоб покрывала православная белая лента, а в руках - зажата свеча. Шло отпевание.

Солидный батюшка с окладистой бородой и брюшком проводил обряд солидным густым басом. Воздух был наполнен специфическим запахом, источаемым из кадила. Возле гроба стояли два молодых человека в деловых костюмах-тройках и темных очках. Один держал большой фотографический портрет покойного, второй – подушечку с орденами и медалями.

По праву руку усопшего находились родственники. Сын был старшим, лет сорока, он стоял ближе к изголовью. Дочери-близнецы и сейчас казались отражением друг друга: почти синхронно и одинаково молча текли из их глаз слёзы. Ближе к гробу сидела на складном стуле вдова – красивая молодая женщина, облаченная в дорогое черное платье. Нельзя было сразу сказать сколько ей лет, люди незнающие легко могли принять её за старшую сестру близняшек, или же – за супругу сына. Сидела она также молча, но без единой слезы, а на коленях – крепко сжатые кулаки.

Собравшихся проводить покойного в последний путь было много. Они стояли в четыре ряда, как бы окружая гроб и свежевыкопанную могилу. В руках у каждого была свеча, продетая в кусочек картона, дабы капающий воск не обжег руки и не испачкал одежду.

Стоявшие в заднем ряду гроб уже не видели: привставали на цыпочки и перешептывались. Особнячком стояла возрастная женщина из породы общественных деятелей и профсоюзных лидеров с листочком в руках.

- Тягостно в этот погожий июньский день прощаться с Александром Константиновичем, - тихонько бубнила она себе под нос. – Мы провожаем в последний путь не просто нашего руководителя, а наставника и друга…

- Любовь Петровна, - перебила её зубрёжку женщина лет сорока, - речи намечено произносить на поминальном обеде. Успеете выучить. Скажите лучше, почему родственников так мало? Одни наши.

- Так он ж детдомовский. Дети только, и те все холостые ещё. Да вон – вдова, - последнее слово было произнесено с явным презрением, а и не сказано, а как бы сплюнуто через губу.

- А её родня?

- Да, побоялись, наверное, – вдруг глаза Любовь Петровны округлились. – Ох! Полуянов приехал!

По рядам прошел лёгкий, чтобы не нарушать рамки приличия, шепоток. Головы собравшихся обернулись ко входу на кладбище. От стоявшей у ворот машины представительского класса шел респектабельный мужчина лет пятидесяти.

Сын покойного, просветлев лицом, устремился к приехавшему. Они обнялись. Полуянов тихо произнес несколько ободряющих слов и похлопал сына по плечу.

Коллеги усопшего расступились, пропуская мужчин к гробу. Кто-то ту же, услужливо, передал солидному человеку свечку в картонке, помог поджечь. Люди перекрестились, перекрестился и Полуянов, и сын, и дочери. Только молодая вдова сидела на своём стуле и сжимала кулаки.

Батюшка окончил ритуал и пригласил прощаться с усопшим. Старушка в белом платочке принялась собирать огарки и картонки.

Первым к гробу двинулся Полуянов. Он постоял в скорбной позе возле покойного, красиво склонившись, что-то прошептал и покачал головой. Обойдя гроб, важный солидный мужчина подошёл к родным и встал перед супругой усопшего.

Она сидела, опустив голову. Полуянов большим и указательным пальцами взял вдову за подбородок и приподнял её лицо. Пристально посмотрел в глаза с лёгким прищуром. И плюнул в них!

Женщина дернулась, попыталась вскочить. Однако дочери покойного схватили её за руки и силой усадили обратно.

Батюшка, снимавший облачение, нелепо застыл. Старушка охнула и прикрыла рот рукой. Остальные же смотрели молча, не выказывая никак своего отношения.

Полуянов, взяв сына под руку, отошел. К гробу двинулась процессия провожавших. Люди подходили: кто молча, кто с парой грустных слов. Держались за ноги или за гроб. И, обойдя постамент, также подходили к сидевшей, склонив голову, молодой вдове. И каждый плевал на неё.

Дочери держали мачеху  за плечи, не давая вставать. Но уже после третьего плюнувшего та и не пыталась…

Когда попрощались дочери, и сын поцеловал отца в лоб, специально обученные рабочие убрали с тела цветы, накрыли гроб крышкой и закрутили золочёные болты. Сноровисто на тросах они опустили дорогой инкрустированный лакированный ящик на дно могилы, и отошли в сторону:

- Родные, близкие, друзья и знакомые! Бросьте по три гости земли в могилу.

Люди подходили, выполняли положенный ритуал. Кто крестился, кто говорил «земля пухом». Кукушка наконец-то заткнулась…

Уже рез полчаса все расселись по машинам и автобусам, и направились на поминальный обед в ресторан. У свежей могилы, богато усыпанной всевозможными цветами и украшенной пышными венками и корзинами, осталась только вдова. Она так и сидела на своем стуле, склонив голову, всеми оплеванная и брошенная. Руки раскрытыми ладонями лежали на коленях и легонько подрагивали. Слёз так и не было…