Настройщик

Мне выпала большая честь презентовать новое имя в литературе! В "Одноклассниках" обратил внимание на знакомую фамилию.. Известная в музыкальной среде Кустаная
Мэри Пашнева-Орлячкина-Илиева
-Добрый вечер, Станислав Михайлович! (надеюсь, отчество не перепутала?) Вы когда-то были в хороших отношениях с моим братом Аликом Пашневым, был такой аккордеонист в Кустанае, помните? К сожалению, его уже нет...
-Да! И Валеры,  его друга уже нет.. Хоршо мы  с ними пели.. Больше  уже не с кем. Светлая им память!. А я так все  астрологией.. Пишу..
-Я тоже пишу иногда, правда, рассказы, есть и про Алика с Валерой, и как раз про пение... Работаю переводчиком, свое маленькое бюро.Все друзья Алика стали моими друзьями как-то потихоньку, с Андреем Рафаиловичем Обердерфером мне очень легко общаться - они с Аликом очень похожи по складу ума и по характеру.
-Прочитал. Очень изящно.Грамотно. Мягко. Давай добавку!
Я тоже несколько издал.. Лауреат премии Т.Шевченко Погутяк  так меня расписала - писменник.ликарь.художник. шеченкознавец.. Ты еше и не начинала! Все неплохо. НО!. Подражалово.э.. Пиши как говоришь. Проговаривай своими словами. А потом чуть причесать. Много мелких деталей. Чуть размывает. Глубина мысли глушится.
-Спасибо, учту. Пишу изредка, под настроение. Между делом.Я не ощущаю себя писателем, так, балуюсь иногда..Отдыхаю от технических переводов вот такими побасенками.Мешаю дело с бездельем...
-под настроение. Только! Пиши мысли. Все что идет. Как дневник. Разговор сам с собой. Ощущения. ВЫбирая самые тяжелые воспоминания и ВЫПИСЫВАЙ их в 3 лице. Лесков их страннику очарованному приписал.. Не пиши КАК надо. Как Бог на душу. Иначе штампы. Тоже самое и самые счастливые. И добавляй к сюжету свои фантазии. Или фотография, копия действительности. Или созданный тобой образ, картина!Гарно та файно! Прям сейчас заходи на "Полезные страницы.Кустанай". Раздел "Проза". Регистрируйся. И ставь под девичьей фамилией. Алика еще помнят в мире музыкальном. Водил внучку в ту музыкальную школу.. Разговаривал с педагогами и завучем... И на прозару. Потом подработаешь спустя время и на сборник выберешь.. На странице опубликованное СОВСЕМ ИНАЧЕ воспринимается!
Мэри Пашнева-Орлячкина-Илиева
Мне самой нравится рассказ "настройщик - в нем я соединила в одно отца и Алика.они оба были великолепными настройщиками  а рояль я помню.он стоял у нас дома,огромный черный
-Или даже на "Одноклассниках" в заметках пиши. Столько у меня в друзьях литераторов, там Морскова, Махновская, Мустакимова, Журавлева. Набросают тебе комментариев и отзывов.
-Обердерфер похвалил "На рассвете"мне себя надо перебороть, чтобы куда-то что-то выставитья же страшно стеснительный человек, я в двадцать лет постеснялась показать кому-нибудь свои писульки - еще в институте начала баловаться. Когда уезжала - собрала все и сожгла.Не могла себе представить, что кто-то будет рыться в этом, читать, лезть в мою душу...
можно выставить рассказ "Настройщик".. Он добрый..."Яблоки" мне душу греют, это воспоминание из детства, ... 
-Для Кустаная -Пашнева- известная в музыкальном мире, Настройщик-редчайшая профессия.. Тончайший слух, и восприятие действительности... Камертон для настройки на духовную музыку сфер...
-Мэри Пашнева-Орлячкина-Илиеваи посоветуюсь еще с Обердерфером. Ваши слова о профессии настройщика прямо просятся в эпиграф к рассказу...Думаете, стоит показать то, чо я пишу...? И пора вытащить из дальнего закоулка моего компьютера кусочек души?

Настройщик

     Рояль стоял в углу сцены и страдал. Он вспоминал, как его привезли, аккуратно выгрузили и бережно внесли в огромный зал нового Дворца пионеров. Думал рояль сразу на двух языках – на русском и немецком, потому что родился он в Германии, но сразу же после рождения его отправили  в Казахстан. Другие рояли там, на фабрике, тихо переговаривались, с трудом понимая, где это может быть, но они слышали от людей, что там сплошные степи, и сочувствовали своему глянцево-черному собрату.
     – Зато у меня будет возможность давать концерты прямо под открытым небом, прямо среди травы и цветов! – радовался новенький «Беккер». – Представляете, как меня будут слушать люди!
     Когда инструменты прощались с коллегой, пожеланий было много: чтобы звучал хорошо, чтобы играли на нем талантливые люди, чтобы было у него много концертов. Молчал только старый рояль, приехавший на реставрацию. У него все это уже было, и после шумных напутствий он тихо сказал:
     – Желаю тебе встретить хорошего настройщика.
Новеньким роялям это пожелание показалось странным. Кто-то хихикнул, но старый инструмент сверкнул отполированными клавишами и сказал:
     – Это для нас, роялей, самое главное.

     С того дня прошло около тридцати лет, для рояля - возраст небольшой, но он все чаще и чаще вспоминал слова старого, почтенного рояля, и ждал своего настройщика. Они приходили к нему регулярно, но то, как они тянули струны и колотили по клавишам, его обижало. Не было радости у него оттого, что его струны снова начинали звучать слаженно и красиво. Наверное, поэтому очень скоро инструмент начинал отчаянно фальшивить… Снова приходил настройщик, ключом подтягивал струны и ворчал. Рояль ждал, что придет его Настройщик, тот, который его поймет и настроит так, чтобы в душе все отозвалось.

     День был как день, серенький, пасмурный. С утра молодая концертмейстер разложила ноты, взяла несколько аккордов и расстроено сказала:
     – На инструменте совершенно нельзя играть, нужен настройщик.
Она решительно села за стол с телефоном, вынула записную книжку и долго листала ее. Наконец набрала номер и очень ласково сказала:
     – Дмитрий Михайлович, здравствуйте! У нас рояль, «Беккер». Расстраивается регулярно, настройки едва на два месяца хватает. Помогите, пожалуйста! Вы же такой мастер! Я только пришла сюда на работу, инструмент прекрасный, но не настроен. Ваши бы руки к нему и слух… Да, завтра можно…
     Рояль вздохнул, и по сцене прошелестело и скрылось в кулисах эхо его печального вздоха. Еще один придет, будет дергать струны…

     На следующий день концертмейстер пришла не одна. Вместе с ней был маленький человечек с баулом, в черном костюме и черном же беретике. Он подошел к роялю, погладил ровные, блестящие клавиши, и роялю это пришлось по душе.
     - Германия? – уважительно спросил настройщик.
     - Да, выписали специально для Дворца.
     - Сейчас послушаем, что с ним такое, почему строй не держит. Немецкие инструменты всегда очень хорошие.
Настройщик привычно пробежался по клавиатуре, легко касаясь клавиш, и эти прикосновения совсем не походили на немилосердную долбежку одной и той же клавиши, которая приводила в неистовство и рояль, и прежних настройщиков. Человечек достал из баула нарукавники, похожие на бухгалтерские, и аккуратно их надел. Появился настроечный ключ, вид которого привел рояль в настоящий трепет. Он все еще помнил, как было больно его струнам, и приготовился к этой жуткой, немилосердной боли. Настройщик нажал первую клавишу, прислушался… Он внимательно осматривал механику и что-то записывал в свою книжечку. Не было тянущей боли, не было стука камертона: настройщик ударял камертоном о край стола, на котором были разложены его инструменты. Небольшие руки подтягивали струны очень осторожно, и рояль затаил дыхание, боясь спугнуть свое счастье. Только теперь он понял, о чем говорил старый рояль. Руки настройщика были волшебными, и рояль был готов петь от счастья. Под осторожными руками струны подтягивались, отвечая на нежные движения чистым, серебряным звуком.
     Рояль и не за метил, что за окном уже синели сумерки. Настройщик отложил ключ, сел за рояль, взял несколько аккордов. Послышались шаги, и на сцену из-за кулис прошла концертмейстер.
     - Прошу, сыграйте мне «Полонез Огинского»! Я послушаю, все ли в порядке.
Концертмейстер села за рояль, легко коснулась клавиш, и рояль почувствовал, как легко поплыли звуки. Мелодия наполняла сердце грустью и радостью, и рояль вдруг вспомнил Германию, фабрику и своих братьев, которые каждый день уезжали в далекие края. Он вспомнил, как его провожали, - и радостно, и грустно, и ему вдруг на миг показалось, что он стоит не на сцене, а под открытым небом, среди травы и цветов, и ему вторит жаворонок…. Рояль плакал. Он был так счастлив, что ему просто хорошо от этих легких звуков-слез, которые словно стекали по его огромной блестящей крышке. Струны ласково шелестели: «Нам не больно! Нам хорошо! Мы готовы петь на любом концерте!».

     Настройщик улыбнулся каким-то своим мыслям, подошел к столу и стал складывать инструменты в баул.
      –  Я приду через полгода, проверю. Инструмент у вас просто отличный. Играете Вы – за душу берет!
От такой похвалы  концертмейстер немного смутилась.
      – Я даже не представляла, что инструмент может так звучать. Словно у него не только есть механика, но и настоящая душа. Так бы играла и играла…
      – Конечно, есть, а как же? Без души тут никак нельзя. Без души одна фальшь будет…
Настройщик ласково дотронулся до крышки рояля. Видно было, что инструментом он доволен.

    Дома настройщик рассказывал:
     – Я сегодня рояль настраивал. Инструмент просто замечательный, душевный, сердце не нарадуется! Звучит великолепно. Стоило только кое-где руки приложить, и все. Строй держать будет. Надо на концерт сходить, послушать. Пианистка просто замечательная. Так мне «Полонез» сыграла! Всю душу разбередила. Рояль прямо плакал под ее пальцами. Так светло звучал!.. Так чисто! Так душевно!

     Они долго вспоминали друг друга – Рояль и Настройщик.
Через месяц во Дворце был концерт очень известного певца. Он аккомпанировал себе и пел так, что все слушали, затаив дыхание. После концерта певец сказал:
     – У вас отличный инструмент. Передайте, пожалуйста, мою искреннюю благодарность настройщику! Рояль звучит просто волшебно!
     – Это у Дмитрия Михайловича руки волшебные, он душу инструмента чувствует, – ответила концертмейстер.
     Рояль растроганно молчал и улыбался белоснежной клавиатурой. Он видел себя под открытым небом, среди цветов и травы, и в небе, вторя ему,  заливался жаворонок… А рядом с ним  стоял маленький человечек в черном беретике… Его Настройщик…

На рассвете
     Алексей с Олегом возвращались с мальчишника. Веселье ночной пирушки сменилось тоской не тоской, грустью не грустью... Какой-то нежданной щемящей душевной ноткой, затронутой отшумевшим озорством и лихачеством. Проводы в женатую жизнь были роскошными, но морю коньяка разливанному с небывало богатой закуской и сальными шуточками, обычными для таких вечеринок, оба предпочитали посиделки у Олега с картошкой на скорую руку, немудреными консервами вроде «Завтрака туриста», пивом и песнями до утра. Сочный баритон Алексея и тенор Олега сливались и вели за собой так, что хотелось слушать и плакать, смеяться и грустить одновременно.  Пели изумительно, и соседи даже в два часа ночи не стучали и не грозились вызвать милицию… Не раз бывало, что  сосед в видавших виды «трениках» выходил на площадку вроде как покурить, но перекур затягивался, а потом следовал вздох и приглушенное: «Хорошо поют, заразы! так бы и слушал». Частенько похвала приправлялась еще более крепким словцом, сказанным от души.
     С мальчишника оба сбежали на рассвете, сославшись на работу, заботу и еще на что-то придуманное на ходу. Серое утро на глазах преображалось под первыми лучами солнца, которые осторожно касались верхушек деревьев, чтобы не обжечь их после долгой прохладной ночи. В порозовевших облаках виделись  причудливые картины.  Олег задумчиво сказал: «Всю жизнь хочется летать и рисовать… Только как такое нарисуешь?..» В душе Алексея, весельчака и заводилы, первого красавца и балагура в их компании,  рождалось что-то трепетное…
     Рассветные краски становились все ярче, ночной холод еще забирался под рубашку, но Алексей этого не чувствовал. До остановки они дошли молча: разговаривать не хотелось, чтобы не потревожить это утро каким-нибудь неловким словом. Вскоре, громыхая и шипя дверным механизмом, подошел первый автобус с хмурыми, сонными пассажирами… На задней площадке стоял похожий на медведя мрачный верзила, возле кабины водителя  - полусонный мальчишка с большой спортивной сумкой. Две женщины сидели рядом, как нахохленные воробьихи, и смотрели себе под ноги, словно видели там что-то понятное только им.  Друзья вошли в салон, протянули заспанной кондукторше мелочь, огляделись, и вдруг Алексей скомандовал: «Олег, давай «Свечи»! Подтягивай!». Два голоса слились в звучный аккорд, и полилась песня. Пассажиры  удивленно повернули головы, а парни стояли и пели: «Казалось, плакать бы о чем? Мы очень правильно живем…» Песня звучала свободно и душевно. Алексей не мог остановиться. «Утро туманное, утро седое…» - вкрадчиво-нежное начало баритона обволакивало и звало за собой тенор. Голоса сплетались, сходились и расходились, чтобы снова сойтись в одной им ведомой точке… Автобус покачивался в такт, словно тоже подпевал им урчанием мотора, звуком открываемых дверей… Пассажиры входили и замирали – сначала от удивления, а потом от красоты этих двух голосов…
     На выбоине автобус тряхнуло, и Алексей, словно очнувшись, огляделся. Не было сонных, хмурых лиц, были удивленно-восторженные глаза, преображенные красотой рассвета и песнями. Воробьихи куда-то исчезли, на их месте сидели две по-настоящему красивые женщины, словно песня прогнала все их заботы и печали и окрасила их невзрачное оперенье.
     Олег шепнул: «На следующей выходим…». Алексей кивнул, и тут раздались аплодисменты. «Ну мастера! – прогудел    верзила с задней площадки. «Спасибо!» – крикнул мальчишка со спортивной сумкой. «Спасибо, спасибо, спасибо...» – раздавалось в салоне. Алексей улыбнулся, легко спрыгнул с подножки, Олег вышел и помахал рукой. Автобус медленно отходил от остановки, и в утренней тишине еще долго были слышны аплодисменты.