В саду моего детства

  Если бы я был взрослым, я бы с вдохновением изложил в своей книге тот ужас, который был пережит людьми в 1930-40-е года, но, к сожалению, сейчас я не владел этим умением.  Именно поэтому вынужден делиться с вами только теми историями, которые, непосредственно, затронули мою жизнь.
 Мы с семьей жили неподалеку от Мюнхена, и к десяти годам я узнал многое и о нашей армии, и о самом человеке, который пытался спасти Германию, по его мнению «Государство Третьего Рейха». Уже с восьми лет я, немецкий мальчик, наблюдал за надзирателями и улыбался им, посмеиваясь над новыми прибывшими заключенными. Эти «насекомые», как говорил папа, приехали в концентрационный лагерь Дахау, чтобы работать, а потом умереть. Позже я выяснил, что многих детей отправляли в донорские
центры для забора крови и обеспечения ею немецких военных.
«Разве дети тоже умирают?» - спрашивал я у отца.
 Я хотел понять папу, поверить в то, что нет ничего грязнее, чем эти заключенные в полосатых костюмах, но мысли о детях не давали мне покоя. Я чувствовал их боль на себе и начинал понимать, что моя страна падает вниз, а душа отца непоправимо испорчена. Неужели родителей и остальных изменила всего-навсего идея? Замысел власти, который толкает разум людей вниз подобно спуску зерна по наклонной плоскости?
«Я гордился, когда носил сына на руках. Я радовался, когда он улыбался сержантам. И все же мне страшно от самого себя. Я боюсь истины. Я одержим идеей, которая съедает всех нас, меняет мое мышление и всю мою суть», - прочитал я записи в отцовском дневнике. Сегодня 22 октября. Мне одиннадцать лет.
Я сижу один в тесной маленькой комнате. В моей голове много разных мыслей, мамины слова не дают мне покоя.
–  Берингар, иди кушать! – мама, которая только что убралась дома, звала меня из кухни. Она поливала и целовала домашний фикус, подаренный немцами, а потом с улыбкой махала мне рукой.
   На стекле окон моей комнаты в нашем доме ни одной пылинки. Идеальный комфорт для фикусов. На улице же было грязно и сыро. Я послушался маму и вышел в сад под дождем, который оставил после себя свежий
запах. Моими любимыми растениями были именно кактусы, но они росли только на улице, истоптанные и всеми ненавистные.
  Мой папа сейчас сидел задумчивый и, как всегда, раскладывал карты на столе. Хотелось отвлечь его от игры, и я принялся упрямо доказывать, что наши кактусы не хуже, чем домашние фикусы.
– Сколько раз повторять тебе, Берингар, что эти растения мешают нам. Сюда приходят солдаты, и не им топтаться по этой колючке! – неистово спорил отец, не желая слушать меня.
– Но они же не ядовитые, - произнес я. Ложка дрожала в моих руках.
– Именно что ядовитые. Сам подумай, - мой отец Вильгельм сильно жестикулировал, мимика его лица все время менялась, –  Здесь ходят наши братья, а эти колючки позорят каждого идущего сержанта в мой дом.  Я бы уничтожил все растения в этом дворе!
– Но ведь они твои, - спорил я, пытаясь аргументировать свою правоту, - Они растут здесь столько лет, а вы заботитесь только о фикусах, которые, возможно, быстро завянут. Мам? Ты согласна?
 Мама на такой вопрос не находила ответа и запиралась в своей спальне, еле сдерживая слезы в то время, как отец объяснял мне, что нет ничего прекраснее и свежее чистоты крови.
Чистоты нашей династии. Он всегда говорил очень долго, и сегодняшний разговор длился полтора часа. Я узнал, что до нас здесь жила бездетная семья евреев, оставившая после себя огромный сад. Враги народа. Семья евреев также оставила после себя книги, которые, как оказалось, были потом сожжены. Затем следовали рассказы папы о дальнейших планах Германии, об истории нации и предназначении Третьего Рейха.
 Вслед за этим отец резким движением схватил лежавший на полке том и грозно потряс им прям перед моим лицом. Я видел, как он волновался: папа опрометчиво зажигал спичку одну за другой, в попытке объяснить мне что-то этим действием.
 –  Вот, видишь, что я делаю, - произнес он наконец и поднес огонь к книге, - Так сжигают сейчас литературу негерманского духа: ее уничтожают, разрушают. Ты будешь читать только книги немецких авторов, остальное - источник лжи!
 А потом без колебаний добавил: «И эти творения, посаженные не чистой кровью – только позорят наш двор! С этого дня в саду не останется ни одного растения!»
Два часа прошли молниеносно, и вечером в доме опять стояла духота и жара. Она присутствовала почти всегда из-за закрытых окон в нашем доме.
Когда совсем стемнело, я ушел в свою комнату и расположился там. Мама снова пряталась в ней, расстраиваясь из-за моего старшего брата, которого должны были вот-вот забрать в немецкую армию. Мы долго молчали, а потом она хладнокровно рассказывала мне об истреблении евреев, или подробно читала книгу о Карле Гансе Лейстрице с надеждой в голосе о возможном победоносном завершении войны в пользу Германии. Как же больно было это слушать. Везде смерть. Все на кровавых идеях, после которых не будет прежней человеческой истории. Я мечтал увидеть закат, покорить горные вершины или попасть на север к полярным медведям. Насладиться бы этим совершенным миром...
 «Красивая душа правит миром, а не чистая кровь и эгоизм людей», - сказал чей-то голос, между тем как я превращался в сгусток энергии. Я понял, что общался с душой из другой галактики, с некой уникальной субстанцией. Мой сон постоянно менялся, и я слышал новые голоса. Мои растения. Они общались со мной, а я в свою очередь сочувствовал им.
 «Никто не в силе уничтожить душу человека, она живет вечно», - говорили растения. Я не хотел разлуки с ними, но плавно взлетал в воздух и отдалялся от них. Я парил над Дахау, над сержантами и безнравственными надзирателями. Немецкие дети, как и я когда-то, махали им рукой, а узники шли к поездам. Я должен спасти свой цветок. Он беспомощен, как заключенные в полосатых пижамах.      

                ***
 Марш сержантов… Он каждое утро. И сегодня, 23 октября, я опять проснулся из-за него. Отец был во дворе и передвигался то в одну, то в другую сторону. Сильный ливень на улице предсказывал что-то нехорошее, и мне неожиданно пришла в голову мысль о растениях.
– Я так долго ждал этого момента, когда мой сын пойдет воевать за нашу страну, – отец сердечно пожал руку пришедшему солдату, –  Проходите сюда! Во дворе совсем чисто, господин оберштурмфюрер. Прямо сказка.
– Мы заберем вашего сына сегодня, - ответил светловолосый эсэсовец. Он по какой-то причине внимательно обвел меня глазами, а мама в это время плакала, прижимая к себе моего брата, размышляя над тем, что ждет его на войне.
–  Сбегай за кофе, Берингар!- попросил отец, на что я кивнул и послушно направился в сад.
 В моем дворе... В саду ничего не было –  пустота. Папа уничтожил здесь всю растительность, потратив на это целую ночь. Все, что цвело здесь, радуя мои глаза каждое утро,  –  словно в один миг исчезло. Распылилось...
Я не смог спасти ни одного ребенка, ни одного пленника лагеря. Но в эту ночь я успел спрятать свое растение: любимый и дорогой кактус лежал в горшке под моей кроватью...
  Когда я огляделся вокруг, я понял, что вокруг меня уже был не сад, ведь в нем не осталось ни одного растения (папа уничтожил все, что было здесь). Я стоял во дворе «пролитой крови», где жили души моих друзей.

_____________________________________________________
Карл Ганс Лейстриц - руководитель Отдела прессы и пропаганды. С его помощью была организована «Акция против негерманского духа». Книги, не принадлежавшие
немецким авторам, сжигались в Нацисткой Германии.