От любви - до ненависти... От ненависти - до любви

ОТ  ЛЮБВИ - ДО  НЕНАВИСТИ...
ОТ  НЕНАВИСТИ - ДО  ЛЮБВИ...

          Вернее  побеждает  тот, кто  побеждает  без  кровопролития.   
                Кальдерон
       ...Она не услышала, как высоко-высоко вверху огромная сосулька, похожая на тесную гроздь сталактитов, лениво оторвалась от козырька крыши. Чей-то истошный крик заставил её инстинктивно остановиться. Она хотела обернуться на этот непонятный, но пугающий вопль, и тут тяжёлая глыба убийственного льда с грохотом обрушилась на асфальт в каких-то двух метрах от неё. Осколки, взрывом разлетевшись в разные стороны, сбили Ирину с ног. Её тут же подхватили подбежавшие люди, пытаясь поднять, но ногам, избитым осколками, было нестерпимо больно.
       Вокруг охали и ахали.
       - В рубашке, видать, родилась, девонька, — услышала она. — Всего два шага не дошла до смерти...
       Ирина наконец избавилась от пут оцепенения, разжав стиснутые страхом и болью зубы.
       — Женя... — простонала она, привычно выпуская боль из измученной души. — Женя...

       
       ...Сначала за её спиной послышались отчаянные автомобильные гудки, потом сквозь них пробились не менее истеричные крики и странный свист. Ирина сгорбилась, словно ожидая удара, и нехотя повернулась, уже давно готовая ко всему…

       …Огромная пожарная машина, непонятно как оказавшаяся на тротуаре, разгоняясь, неслась под гору, прямо на неё. За рулём никого не было, но она летела на Ирину так целеустремлённо, будто ею кто-то умело управлял. Проносившиеся по дороге автомобили хором гудели, предупреждая Ирину об опасности, а она стояла на пути летящей к ней Смерти, и, стиснув прижатые к телу кулаки, смотрела...

       …Метрах в двадцати от неё никем не управляемая машина точно налетела на невидимую преграду. Она со страшным скрежетом встала на радиатор, и, брызгая гигантскими фонтанами воды, упала на бок. Инерция большой скорости была слишком велика, поэтому  машина, всё так же скрежеща, всё ползла и ползла к стоявшей неподвижно Ирине...

       ...На пути машины снова словно появилась какая-то невидимая преграда. Она вдруг резко повернулась на боку, и, врезавшись, наконец, в стену ближайшего дома, неохотно замерла...
       Глядя на колесо автомобиля, бешено вращавшееся в двух метрах от её лица, Ирина опустилась на ослабевшие колени. Подбежавший насмерть перепуганный водитель, пискляво скуливший о непонятно как сбежавшей от него пожарной машине, вертелся вокруг неё, осматривая со всех сторон, и что-то причитая, а она всё смотрела и смотрела на колесо, которое никак не могло остановиться...
— Женя... — жалобно сказала она в пустоту. — Что же ты со мной делаешь, Женя...

          
       ...Руки отчаянно тряслись, и гранёный стакан мелко стучал о зубы, но Ирина упорно глотала обжигавшую горло жидкость, почти не чувствуя её вкуса.
       — Только до дна. — Лена держала в руке фужер с газировкой. — Иначе не поможет. Это разведённый спирт с валерьянкой.

       …Ирина опомнилась лишь тогда, когда был пуст и фужер. Протянутый Леной бутерброд с сыром она жевала уже лениво, постепенно успокаиваясь от вспыхнувшего в груди огонька, расслабляющий жар которого быстро растекался по всему телу.
       — Легче стало? — участливо спросила Лена.
       Ирина согласно тряхнула головой.
       — Я сейчас усну... — вяло сказала она - спирт расслабил не только натянутые нервы, но и язык.
       — Ты для этого сюда и пришла? - приготовилась Лена обидеться. - Могла бы тогда и не выходить из дома!
       — Дома мне страшно... — Ирина сжалась в кресле, слегка трезвея. — Я постоянно чувствую, что он всё время рядом, что он собирается с силами, готовится и ждёт подходящего случая и момента…
       — Зря ты с ним так обошлась тогда…
       — Ну не любила! — ярко вспыхнула Ирина от алкогольного огня в теле. — И сказала ему всю правду! Не могла же я знать, что он так поступит! Другие вон спокойно уходили и даже не оборачивались, а этот не нашёл другого выхода как только прийти домой и вскрыть себе вены! Да, я виновата! Виновата в том, что разучилась верить в настоящую Любовь! Как многие в этом мире разучилась!
       — А если бы сейчас снова?..
       — Не знаю... — Ирина поморщилась. — Любви не прибавилось, а моя жалость вряд ли была бы ему нужна…

       ...От чудовищного удара снаружи оконная рама, разламываясь, влетела в комнату, запутавшись в шторах, и упала, так и не долетев до кресла, в котором сидела Ирина. Рой стеклянных осколков, пробив тонкую материю, разбился о стену, осыпав Лену звонким, сверкающим градом.
       Завизжав, она спрыгнула с тахты.
       — Уходи!!! — истерично закричала она — Уходи!!! Он убьёт и тебя, и меня вместе с тобой!!!
       — Всё уже... — устало сказала Ирина. — Выложился он, теперь дней пять будет снова копить силы... А я уйду, но только чуть позже. Мне больше не с кем поговорить об этом. Другие считают меня сумасшедшей, а ты пока нет. Сходи лучше за веником и ведром…

       …Они стряхнули осколки, усеявшие покрывало, на пол. Лена, шмыгая носом и нервно оглядываясь на изуродованное окно своей квартиры, принялась сметать их в совок, ссыпая потом в ведро.
       — Окно-то он как!.. — причитала она. — Новое надо делать! И обои на стенах менять...
       — Я тебе всё оплачу... — Ирина вернулась в кресло. – Не в этом суть дела…
       — А силы то в нём сколько! — голос Лены был насыщен суеверным ужасом. — Ведь не здесь он, а там!
       — Если тебе так страшно, подлечись тем же лекарством, — сказала Ирина, глядя в провал окна, за которым была тихая летняя ночь. — А потом спокойно поговорим.

       …Лена запила пахнущий валерьянкой спирт всё той же газировкой, и долго нюхала кусок копчёной колбасы, прежде чем откусить от него крохотный кусочек, не способный испортить ей фигуру.
       — Глядя на следствия, я начинаю всё глубже задумываться о причинах... — Ирина сцепила перед своим лицом слегка подрагивавшие пальцы рук. — Он на меня охотится уже полгода, с самой зимы. Было не меньше двух десятков покушений, и все неудачные, если не считать мелких порезов и средних ушибов. Почему?! Почему он попадает рядом и около, но не в меня?! Неужели в меня так трудно не промахнуться?!.
       — Так это же ОТТУДА...
       — Но ведь фокусирует он свою страшную силу достаточно точно и на окне, и на дереве, и на машине, и на сосульке. А в меня попасть не может! Или не хочет?..
       Лена перестала меланхолично жевать и испуганно поглядела на остатки рамы.
       — Я чего-то недопонимаю, Ириша. Спьяну или по своей природной женской глупости...
       Ирина хрустела сплетёнными пальцами.
       — Всё это очень похоже на замахи, после которых почему-то не следуют удары...
       — А ведь он тебя любит... — прошептала потрясённая внезапным озарением Лена. — До сих пор любит... Через ненависть свою смертельную к тебе любит...
       — Нет в нём настоящей Ненависти, — сказала Ирина убеждённо. — Не переродилась в неё его Любовь до конца. И то, что от неё осталось, сильнее накопившегося в нём зла. Потому и не может он меня убить. Не хочет. Не хочет, хотя сам этого ещё не понимает...
       — Он тебя простил?..
       — Я уже начинаю думать, что он меня простил с самого начала. Простил, даже не осознавая этого…
       — Зря ты это вслух, — испуганно сказала Лена, которую не делал смелее даже спирт. — Если он всё это слышит...
       — Мне уже теперь всё равно... — Ирина вздохнула. — Устала я от всего этого. Если я ошибаюсь, значит, следующая попытка у него будет удачной. А если права...
       — А может, он просто хочет поскорее с тобой встретиться? ТАМ... Спешит, потому и промахивается...
       — А разве ТАМ после всего этого я буду относиться к нему лучше, чем ЗДЕСЬ? ЗДЕСЬ его убило моё равнодушие, неужели ТАМ осчастливит моя ненависть?
       — Ну, может, мечется он, не получается у него пока успокоиться, или не хочет он смириться. Эмоции, страсти...
       — При жизни он был почему-то значительно сдержаннее в этих вещах. Если бы он прежде тратил энергию своих чувств иначе, возможно, что-то и могло бы между нами состояться. А то ведь молчал, всё держал в себе до самого конца...
       — Боялся отказа, чувствовал, что он его погубит.
       — Слабый он был, все силы уходили только на чувства, на действия их уже не оставалось.
       — Ничего себе - слабый! – Лена опять с испугом посмотрела на остатки своего окна. - Ты видела, что он вытворяет?!
       — Это не его силы, а энергия Природы, частью которой он теперь стал сам...
       — Слушай... — сказала Лена, ошеломлённая очередной возникшей идеей. — Может, тогда все эти земные ураганы, землетрясения и извержения вулканов...
       — Всё может быть. Коллективное зло обиженных при жизни в виде энергии разрушения.
       — Твой Женя ещё основательно наломает дров, пока выдохнется. И выдохнется ли?
       — Он был добрым при жизни, — сказала Ирина. — Не верю, что он стал злым после смерти. Это срывы, это просто истерики…
       — Ты это ему говоришь или мне?
       — Нет, это только тебе. Он меня сейчас не слышит. Он теперь где-то очень далеко отсюда набирается новых сил, чтобы через несколько дней примчаться обратно уже ураганом.
       — Чем же его можно остановить?
       — Не знаю, Ленок. Слов он не понимает или не хочет понимать, а другой защиты от него у меня нет.
       — Однажды сосулька случайно не промахнётся... — сказала Лена. — Или машина...
       — Пусть так! Может, это будет и к лучшему. Ты знаешь, я уже смертельно устала непрерывно бояться. Если Женя с самого начала действительно не хотел меня убивать, а добивался именно этого, то он может смело праздновать победу. Он меня измотал, он довёл мою нервную систему почти до полного истощения…
       — Это как-то не по-джентельменски, - вздохнула Лена с пьяным сочувствием. - Нельзя так обращаться с женщиной, даже если она повинна в твоей смерти. Косвенно повинна...
       — Нам слишком легко об этом рассуждать, - грустно улыбнулась Ирина. - Мы здесь, а он ТАМ. Обыкновенная несдержанность, совершенно безопасная ТУТ, ТАМ может перейти в энергию, порождающую ЗДЕСЬ стихийные бедствия.
       — Умирать надо со спокойной душой, — сказала Лена. – Так оно всем спокойнее…
       — Это уж как получится. Женя умер сам, но с моей помощью, какая уж тут спокойная душа!
       — Но ведь он слышит твои слова оправданий, именно после них что-то и случается!
       — Значит, он их не принимает, значит, это не те слова. А для других я ещё не созрела.
       — Думай! У тебя есть на то несколько дней.
       — Думаю... И днём, и ночью думаю... До головной боли думаю... До бессонницы...
       — Надо как-то вызвать его на откровенный разговор, — сказала вдруг Лена.
       — Каким образом? Я неоднократно пыталась говорить с ним и мысленно, и вслух, но это совсем не те слова, которые он хотел бы от меня слышать. При жизни он отмалчивался, а теперь мои разговоры неизменно вызывают его ярость. Чем его можно пронять?!
       — Лаской, чем же ещё женщина может достать до души мужчины... — Лена оттащила в сторону продырявленную штору с остатками рамы, и вдохнула  ещё пахнущий озоном воздух улицы. — Ты говорила, что ему нужна неделя, на то, чтобы восстановить силы?
       — Дней пять. Ты это к чему?
       Лена отвернулась от окна и, скрестив на груди руки, посмотрела на странно спокойную Ирину.
       — Вот через неделю, когда он опять вернётся, ты с ним и разберись раз и навсегда!
       — Тогда он меня точно убьёт...
       — Значит, ты другого от него и не заслуживаешь... — Лена не шутила и не улыбалась.
       Ирина всплеснула руками.
       — Да что же это делается! Лучшая, можно сказать, подруга! Да за что же ты меня?!
       Это была короткая театрализованная вспышка, после которой Ирина сразу сникла.
       — Наверное, ты права... Пора с этим кончать! Или - или! Если он очень жаждет этого, пусть убьёт! А я не хочу всю жизнь провести в страхе или психиатрической лечебнице!


       — ...Дальше я пойду одна, — сказала Ирина, вглядываясь в тёмную даль парковой аллеи. — Откровенный разговор состоится без свидетелей. Если что, вызывай скорую. Он может и убить, и покалечить, не хотелось бы подыхать собакой в грязной канаве.
       Лена пугливо озиралась.
       — Ты бы лучше на открытой площадке, а то тут тебя любым деревом угробить можно.
       — Этот парк - его любимое место, здесь он мне когда-то неудачно при-знался в любви. Думаю, душа его сейчас страдает где-то рядом. Надеюсь на это.
       — Ты не боишься? — спросила Лена, сверкая в темноте белками глаз. — Мало ли...
       — У меня психика уже настолько истощена, что усталость сильнее страха.  Будь что будет!
       Ирина пошла вперёд.
       — Бди, лучшая подруга, и будем надеяться на лучшее. При жизни он был неплохим парнем…

       …Сначала Ирина оглядывалась через каждые сто метров, потом темнота окончательно поглотила Лену, и оглядываться было уже не на кого. Ирина медленно подошла к покосившейся деревянной скамейке, возле которой всё тогда  произошло, и осторожно огляделась.
       Парк был по вечернему пустынен, тих и свеж после недавнего грибного дождя.
       — Женя... — позвала Ирина тихо, насторожённо озираясь. — Я пришла...  Ты меня ждал?.. Я знаю, что ты где-то здесь, и хочу с тобой поговорить... Ты меня слышишь?..
       Деревья вокруг заскрипели и зашумели листвой, хотя было полное безветрие.
       — Я пришла на твой окончательный суд, Женечка... — отрешённо продолжала Ирина. — Ты меня совершенно измучил, и я больше не могу так жить. И не хочу. Да, я виновата перед тобой, но то, что ты делаешь со мной, ещё более жестоко...

       ...Ближайшая к Ирине сосна со стоном изогнулась, и с оглушительным в тишине треском переломилась где-то посередине, уронив свою вершину в гущу других деревьев.
       Ирина подняла руки к сжавшемуся в спазме горлу. Она понимала, что это только начало.
       — Женя! — крикнула она в низкое облачное небо, справившись, наконец, с собой. — Ну, убей меня, если тебе от этого станет легче! Убей!!! Но только не надо меня больше мучить! Это бесчеловечно, Женя! Я больше не могу и не хочу так жить. Лучше убей...
       Ирина говорила и говорила, а сама всей кожей тела чувствовала, что вокруг что-то происходит, будто натягивается тугая тетива чудовищного лука, нацелившего в неё свою убийственную стрелу…
       — Чего ты от меня хочешь?! Чтобы я всё-таки сказала, что люблю тебя?! Но это было бы ложью, Женя! Да, я раскаиваюсь, но в душе моей для тебя не стало больше места! Это сильнее меня, Женя, и это мне неподвластно! Пойми ты это хоть сейчас!

       …Мир, наконец, взорвался от неудержимого внутреннего напряжения, разлетевшись на миллиарды мелких кусков. С неба вниз обрушились бесчисленные молнии, сотрясавшие землю, а им навстречу полетели изуродованные куски растерзанных деревьев…
       Ирина стояла, покорно закрыв глаза, и ждала... В её грудь и лицо часто ударял горячий ветер, на голову сыпались щепки, а она только вздрагивала от них и ожидала Главного...

       …И вдруг всё кончилось. Что-то ещё шуршало по инерции, но это была уже почти тишина.
       Настал момент, когда Ирина осмелилась открыть глаза…

       …Вокруг царил первозданный Хаос. В парке образовалась огромная поляна, заваленная обломками деревьев, некоторые из них горели. Оглушающе пахло озоном.
       — Женя... — осторожно позвала Ирина.
       Мир прислушивался к своим ранам, и ему больше не было никакого дела до той, которая всё это породила.
       Ирина подождала ещё немного, точно проверяя, окончательное ли это помилование, или всего лишь кратковременная отсрочка, и, преодолевая почти непроходимые буреломы, пошла обратно. Через сотню метров горящие и дымящиеся завалы кончились, и она увидела в конце аллеи пугливую тёмную фигуру Лены.
       Та побежала навстречу.
       — Ну что?!.
       — А что, разве было не видно?.. — Ирина коротко оглянулась на прошлую свою жизнь. — Давай уйдём отсюда, а то сейчас все сюда сбегутся и начнут выяснять, что да как...
       — А с этим-то что?! — не унималась Лена.
       — Ты же видела, как он со мной разговаривал! Только на повышенных тонах!
       — И что дальше?
       — Ничего... — Ирину бил нервный озноб. — Совсем ничего... Женя всё-таки оказался мужчиной, и понял, что насильно мил не будешь. Ушёл он... Думаю, навсегда ушёл...
       Она опять оглянулась на Хаос, появление которого только что спровоцировала. 
       —…Но я вовсе не уверена в том, что стану от этого хоть немного счастливее...

                Не  сотвори  себе
                Кумира,
                если  только
                этот  кумир –
                Женщина!