Глава третья. Мир наизнанку

Наш пансион был одним из самых необычных - мне всегда так казалось и кажется сейчас, очень редко ко мне приходит идея исследовать круги моей школы, я живу совсем рядом, но никак не могу решиться на такой шаг. Другие ребята никогда не озадачивались этой идеей, я был уверен, что эта слабость была в силу их малолетства.
Учителя никогда не говорили с нами на серьезные темы, лишь несколько из них любили занять нас легендами и сказками. Некоторые говорили нам о школьной роще, о том, что она дико опасна и вход в нее строго запрещен даже им. Они злились и обсуждали этот вопрос друг с другом. Я в этом не сомневался. В особенности странные отношения были между учителями ботаники и географии. Пару раз давеча мне удавалось увидеть, как они запирались в тесной комнатушке, зажигали свечи и обсуждали школьную рощу. Никто из моих одноклассников не сомневался в том, что они были любовниками. Зачастую я их заставал двоих вечером: читающих и проводящих какие-то опыты. С тех пор я начал сомневаться в их близости и задумался над тем, чем они занимались. Я считал их магами, и, когда мой сон был плохим, я стремился ответить на вопросы, которые задал бы любой ученик, если бы интересовался историей школы.
Я помнил их комнату, темную душную комнату, половину которой занимал
стол, накрытый белым покрывалом. Иногда, когда мое любопытство достигало предела, я шел за учителями, как за «тощими человечками», и наблюдал за опытами. С каждым разом после этого я думал о том, насколько сильно мне хочется проникнуть в кабинет учителей и раскрыть их тайну.
 Сам школьный пансион не вызывал у меня никакого любопытства. Обычная каменная башня, окруженная большим полем и садом, а также далее распростертой рощей, путь к которой был закрыт. Наш пансион был сделан из прочного камня и очень походил на древнюю крепость.
  Но самым интересным местом был школьный двор. Он был огромен и чем-то напоминал лабиринт. Аллеи круто извивались вокруг нашего пансиона, и никто из учащихся ребят не сомневался в том, что в этом глухом месте можно заблудиться. А если и не заблудиться, то просто на время лишиться ориентира. Стоило только пойти в сторону поля, как напротив него открывался вид на большой сад, который объединял множество высоких деревьев и кустарников. Несмотря на то, что растений  было  очень много, они не сплетались друг с дружкой, так как были аккуратно пострижены. Самые привлекательные были именно кустарники, напоминающие кактусы. Если идти прямо, а потом свернуть налево, то можно наткнуться на орхидеи -  самые любимые цветы учителей. Но больше всего меня привлекали деревья. Все были разные: одни тонкие и высокие, другие широкие и низкие. Пересекать пределы поля строго запрещалось, особенно приближаться к школьной роще, которая находилась за пределами школьного сада. За это наказывали  даже учителей. Запрещенные места мы называли «опасной зоной».
Поэтому преподаватели никогда не разговаривали с нами об этом, а когда кто-то из наших ребят задавал вопрос, они молчали, боясь наказания за поднятый учеником разговор. Я был уверен, что каждый из учителей задавался вопросом, что представляет собой  школьная роща? А вдруг она проклята?  Или под ее землей находятся опасные руды? Может, правильно, что существуют такие строгие запреты?
«Итак? Может, помолчим?» - начинал урок Грегор (так звали нашего учителя по географии). 
Ученики никогда не смеялись, сидя в классе, всегда молчали по возможности, стараясь не доставлять ему дополнительные проблемы, а, если и приходила мысль обсудить учительский состав, то делали они это за дверью. Во всяком случае, на это не были способны мальчики;  девочки же иногда могли посмеяться над Грегором в самом классном кабинете и зачастую поднимали крик и визг, если бы не его «Итак», которое заставляло их замолчать.
Меня всегда раздражал смех девочек. Они как будто не видели ничего кроме себя. Выходя из аудиторий, одноклассницы шли в гостиную переодеваться или обсуждать самые разные вопросы (они не касались учебы). Единственное, что могло привлечь внимание, так это их платья: черная юбка не сочеталась с синим воротником, но зато белая рубашка придавала какую-то нежность. Школьная форма была очень интересна.
Завтра  наступит  13 октября, и передо мной  и ребятами стоит важная задача  - практика в школе. Я должен  сделать это вместе  с другими, чего порой сильно боюсь. Очень часто ребята обижались на меня неделями, долго не разговаривали, устраивали бойкоты. И чем дольше это продолжалось, тем сильнее я стремился к разгадке тайны «школьного лабиринта». Очень часто, выходя из пансиона, я видел, как грязные скрюченные создания направлялись в рощу,  они прятали свои лица, а спины накрывали черными плащами. И сейчас, вспоминая об этом и поднимаясь по лестнице, я не сомневался в том, что моя школа и «тощие человечки» имеют между собой неразрывную связь.
               
               
 
                ***
Школьное поле было огромным, даже больше чем вместе взятые аллеи. Раньше у младшеклассников была мода бегать по полю, придумывая разные игры, что запрещалось (поле предназначалось для летних соревнований старших ребят). Именно поэтому ученики ненавидели тренировки, было много ограничений, а самое главное толку от соревнований  не было. Им занимались мальчики, только те, кто мог бегать благодаря хорошему здоровью.
Сейчас мы с ребятами зашли в пансион и поднимались по крутой лестнице.
 Обстановка первого этажа была необычной: повсюду на стенах висели рамы для картин, их было около пятнадцати, точное число я не знал. Каждая картина была индивидуальна (в основном изображались поля, пастбища, деревенская жизнь), и больше всего мое внимание привлекал эскиз неизвестного художника - фантастическое зрелище! Полотно висело в самом углу коридора, и все именовали ее «мини-картиной». На ней символично описывалась извилистая, кружащаяся лестница, напоминающая вьющуюся кобру. Я не сомневался в том, что картину нарисовали до постройки школы. По нашей лестнице могли подниматься быстрым шагом только мальчики, и то не все, в основном, самые привыкшие, - те, кто часто имел дело с утомительной ходьбой. Она не доставляла никакого удовольствия и даже раздражала меня - надо было подниматься резко вверх, как в гору. Лестница была очень длинная и гибкая, сделанная из прочного камня, как  и само здание школы (мы называли пансион «прямоугольная башня»).
Сегодня у нас должен был проводиться урок географии, и мы поднялись на третий этаж гораздо быстрее, чем раньше. Всего за несколько минут - мы сильно спешили, боясь опоздать. Когда мы добрались до четвертого этажа, нас окружила компания третьеклассников.
- Закрыт кабинет? - спросил самый старший ученик у русоволосой высокой ученицы. Он был самым активным среди моих одноклассников, любил вступать в разговоры и часто был оппонентом в споре. У него было редкое и интересное имя – Марсин.
- Думаю, что открыт.  Но там нет никого. Грегор Марсов скоро вернется. Но не прям сейчас, - ответила маленькая  ученица, спрятавшись за дверью, - Вы можете зайти в класс и ждать урока географии. Вас никто не выгонит.
Я заглянул в замок аудитории, и передо мной открылся вид кабинета № 213. Классы школы, как и стены, были сделаны из прочного камня, а пол покрыт мрамором.
- Как хотите, а я останусь, - добавил я, после чего Марсин с силой открыл и закрыл дверь кабинета, находившегося напротив 213-ой аудитории, и, направившись в сторону длинной лестницы, повел команду школьников за собой. Я заметил, как за ним последовала целая толпа учеников.
- Не останешься, - улыбнулся Марсин, - Иначе будешь ходить без молочного зуба, Иннокентий.
Кулаки моего одноклассника крепко сжались, и он остановился возле двери, не давая мне возможности манипулировать другими учениками.
- Я тебя не боюсь, - ответил я, удивляясь своей смелости. Я никогда не позволял себе так с кем-нибудь разговаривать, но сейчас я не боялся даже собственной грубости. - Уходи.
Девочки с ехидством хихикнули, что было частой особенностью их поведения на уроках (я привык к их смеху) и начали спускаться с лестницы, а ребята окружили меня: один из них толкнул меня под лопаткой.
- Будешь вредничать, получишь удар по солнечному сплетению, - шепнул мой самый сильный и крупный одноклассник. Его звали Бижо. Это был тихий, но временами неадекватный подросток. Никто из учителей и ребят не мог объяснить его поведение, которое на уроках было спокойным, а потом внезапно становилось агрессивным. Возможно, недостаток внимания со стороны девочек вызвал в нем злость ко всем людям. Мой одноклассник был очень полный, и стоило что-то сказать о нем, как начиналась драка, которая каждый раз заканчивалась победой в его пользу.
- Мальчики, успокойтесь. Пусть сидит в классе. Пойдемте. Вам не все равно? - вмешалась одна из учениц, после чего толстяк отпустил мою руку, - Пусть остается, только сюда никто не придет. Очевидно, что урока не будет.
Все ребята захихикали и направились вниз по лестнице. Я остался наедине с собой.  Толстяк, которого звали Бижо, не пошел за ними, а облокотился об стену и закурил трубку (запрещалось курить в школе, но многие мальчики делали это с особой аккуратностью и без опасений). Он был самым угрюмым из всех и очень много выкуривал. Но больше всего поражало то, с каким лицом он смотрел на одноклассников, которые его оскорбляли. Сейчас глазенки Толстяка с гневом сверлили меня, как соперника; были полны раздражения, желчи, как будто этого ребенка в течение многих лет обижали и угнетали.
Толстяк следил за мной, очевидно, ожидая моего выхода из аудитории. Внезапно я вспомнил гладиаторские бои и понял, что при первой моей возможности выбежать из этого кабинета, он поймает меня и набросится как на врага. Сейчас Толстяк курил. Курил много. В течение целого часа. Так было всегда, именно поэтому многие девочки перестали общаться с ним и даже дали ему кличку: "Хрюша-не-кури".