В командировке

 
Лежа на гостиничной кровати, я устало чиркала в блокноте то, что не успела записать при встречах. Чтобы не забыть, потому что память у меня отвратительная. Я всегда так делаю, потому что дома, в редакции, потом, всё забываю, - разные важные не мелочи и детали.
Время от времени с тоской поглядывала на соседскую пустую заправленную кровать – только бы никого не подселили… Спать очень хотелось.
Тут в дверь осторожно поцарапались, и через мгновение в номер впорхнула потрясающей красоты женщина средних лет.
- Привет! – весело поздоровалась она. – Я тут – в командировке от областного УВД – проверять, как тут они содержат табельное оружие. Не возражаете, если через полчаса у нас будут гости?
Открыв рот, я смотрела на неё – никогда в жизни не видела таких обворожительных, таких ослепительно прекрасных женщин. Сколько же ей может быть лет? Тридцать? Сорок? И как она умудрилась так сохраниться, если ей больше? У неё чудесная матово-розовая кожа, ни единой морщинки на лице, в котором всё   зовуще прекрасно – сочные, красивой линии, губы, соболиные брови, аккуратный, прямой формы, идеальный носик, огромные глаза-вишни, густые каштановые вьющиеся длинные волосы. Она скинула норковую шапку, и они рассыпались по плечам ночным ливнем. Она сбросила прямо на кровать свою изумрудно-серую дубленку до пят, и я увидела совершенно идеальную фигуру, затянутую в узкую белую юбку и облегающую цвета морской волны блузку. Она опустилась на кровать и начала расстегивать узкие сапоги на «щепке» - обнажились длинные стройные ножки.
Обалдев от всех этих красот, я цокнула языком…
- Давай знакомиться, - предложила она, - а то неудобно – сейчас гости придут, - разбила она мой оцепеневший от восхищения взгляд своим лучезарным голосом. Меня даже как-то сразу в сон потянуло от таких невиданных красот, собранных воедино в одном экземпляре женской породы: просто сказка наяву… - Ты чего такая вялая?
- Ды-ы-ы… - я искала слова, но не находила, - я… если бы я… Если бы я была мужчиной, влюбилась бы в вас без памяти, - потрясенно прошептала я, наконец «разродившись».
- Ой, как приятно, - радостно сказала она. – Только почему на «вы»?  Неужели я настолько старая? Тебе сколько лет? Двадцать? Двадцать пять?
- Двадцать четыре.
- А мне – сорок два. Цифры наоборот. Вот как просто!
-  Сссорок два? – я аж заикаться начала от удивления, без дубленки она выглядела совсем девочкой, хотя…  выражение глаз! Глаза всегда выдают возраст женщины, даже если на лице её – ни единой морщинки.
- Ну, да. А сколько ты мне дашь?
- Да, может и столько, но это всё равно неважно. Вы какая-то… вневозростная. Наверное, потому что очень красивая. Моя мама чуть старше вас, но она совсем другая. Определяя её возраст, не ошибёшься.
- Знаю, что красивая. А красота – это народное достояние – как заводы, фабрики и полезные ископаемые. Потому я исключительно бережно к себе отношусь. Красоту свою холю и лелею, и тетешкаюсь я ней как с писаной торбой, - она высыпала из своей косметички разные пузырьки, скляночки и коробочки, подтверждая слово делом.
- Хочешь, возьми, покрасься. Косметика у меня вся – made in France, – щедро предложила она.
Учитывая, что на дворе стояла зима 1980-го, предложение было поистине сказочным, - на прилавках можно было поживиться только экземплярами фабрики «Свобода» - обладательницы польской и рижской косметики считали себя почти что леди…
- Рука не поднимается, - смущённо призналась я.
- А ты будь проще, - предложила она, - и люди к тебе потянутся. Хотя… хотя… - задумчиво проговорила она, приоткрыв губы, чтобы наложить помаду, - на чёрта тебе всё это? Ты ведь и без этой «всемогучки» хороша, потому что молода. На черта тебе все эти краски?..
И я послушно убрала потянувшуюся было к туши руку.
- Знаешь кто к нам придёт-то? Секретарь райкома. Со своим другом, между прочим.
…Только она успела привести себя в порядок, что, на мой взгляд, было абсолютно лишним – она была умопомрачительно хороша, в дверь постучали.
При появлении у нас в номере двух довольно симпатичных мужчин, она вся как-то засветилась внутренне.
Гости принесли с собой полные сумки замысловатой снеди, числившейся в те годы дефицитом. На стол легли палка сухой колбасы, копчёный палтус, баночки -  шпрот, чёрной икры, крабов, болгарского лечо, венгерских томатов… В желудке тоскливо заурчало, глаза мои, наверное, смотрели голодно и хищно.
- Дамам – шампанское, кавалерам – водку, - скомандовал секретарь райкома Иван Петрович.
- А мне бы нужно завтра к вам зайти, - некстати ляпнула я. – Мне нужно поговорить по поводу строительства новой больницы, я – из газеты.
- А чего же на завтра откладывать, - не обиделся он.  – К вашим услугам, товарищ корреспондент!
Мы быстро решили («порешали», как в те времена говорили) мои вопросы. Вероятно, он, конечно, мне что-то и приврал, но я понимала, что он сделал бы тоже самое и завтра… Зато теперь благодаря своей соседке по номеру, вернее, её знакомому, я была абсолютно свободна, и, вставив для лёгкости перо, могла лететь домой немедленно. Однако поздновато было – все автобусы в областной центр уже ушли.
- Слушай, Иван Петрович, - очаровательно прикусив краешек верхней губки, сказала моя новая знакомая Инга, - мне нужно теперь мужу дублёнку. Как нам этот вопрос решить?
- Да завтра же и решим, - добродушно отозвался гость.
Всегда со всяческим негативизмом относящаяся к разного рода блатам и протекциям, я сидела за столом, уплетала копчёную колбасу, пила французское шампанское Dom Perignon и восхищалась этой женщиной – просто звучанием её голоса, любила все её жесты и выражения лица, подрагивание век, изгиб губ, непослушный локон у виска… Такие женщины должны жить шикарно. Они действительно не могут есть то, что мы едим каждый день, одевать то, что носим мы. Она – королева, её должна окружать роскошь и расточительство. Она создана для удовольствий. Это был какой-то дурман…
Мы вышли с ней в туалет, и Инга сказала:
- Если ты хочешь… если он тебе понравился – гм… второй… его, кажется Женей зовут, я не помню… Ты можешь с ним остаться. Мы всё равно сейчас уедем, у нас есть, куда.
- Да нет, я не хочу.
- Ну тогда отдыхай. Он уйдет, - понятливый. А я приду утром.
Мы вернулись с гостям. Она кивнула «первому»: «Пора».
Они моментально оделись, заговорщицки кивая мне на Женю.
«Тьфу, мне ещё этого не хватало», - подумала я. Но без обиды. Я не могла на неё обижаться. Всё, что она делала, никакой критике не подлежало. Потому что она была сказочно, неописуемо красива.
- Ну, что будем делать? – спросил Женя, подвигаясь ко мне.
- Я – спать, а вам, вероятно, домой отправляться надо, - очень спокойно ответила я.
- А, может… - попытался он меня обнять.
- Не может, - улыбнулась я, пожав ему руку.
- А один раз?
- Ни разу!
Женя не был нахалом. Предложил – не получилось. Попрощался и ушёл.
Какое счастье, подумала я, проваливаясь в сон.
… Я вынырнула из него рано-рано утром. Мельком посмотрела на часы. Шесть. А первый автобус домой – в 11. «Ещё спать да спать», - сладко подумала я и тут же поняла, что проснулась от стука в дверь.
Пошлёпала открывать.
Инга влетела в комнату с обезображенным от ужаса лицом.
 - Что случилось? – сочувственно поинтересовалась я.
- Да всё!!! Конец! – услышала я её дивный голос сквозь слёзы.
В дверях с мрачным видом появился первый секретарь райкома.
Я машинально и не спеша запахнула халат – очень спать хотелось.
- Мы сережку потеряли. Я ей говорю: «Сегодня новые куплю», а она рыдает, - виновато сообщил он. – Самые дорогие куплю.
- Да не купишь ты!  Нет просто здесь таких. Мне муж из заграницы привёз, - из вишнёвых её глаз жемчужинами скатывались слёзы. – Что я ему скажу? Где была? Что делала? Как серёжку потеряла?
- Где вы были-то? – позёвывая, спросила я.
- Да там мы каждый миллиметр просмотрели, - нет.
- А до этого?
- Здесь. Но тут она была – я точно знаю.
- А на чём ехали?
- О, ты – гений!!! Машина! Она – в машине. Больше ей быть негде! – обрадовалась Инга.
Лицо её озарилось чудесной улыбкой, глаза засветились:
-  Срочно звони шофёру.
- Но … шесть утра, - засомневался её спутник. Он домой ведь только что приехал.
-  Да мне плевать! Тем более вряд ли он успел спать лечь. Мне знать надо, что всё в порядке, - закричала она, и щёки её покрыл яркий румянец.
- Алло… Василий! Вот что... Ты спать-то лёг? Нет ещё, тогда – давай – к гостинице. И поищи в машине нечто, принадлежащее Инге. Да нет, нет. Сережку мы потеряли.
Через пятнадцать минут, в течение которых я бессовестно легла под одеяло, а Иван Петрович успокаивал Ингу, которая бессильно отмахивалась, в номер вошёл шофёр с сияющим, как серёжка у него в руке, лицом.
- Какая я счастливая!! – бросилась к нему на шею Инга и поцеловала его куда-то в район переносицы. Парень от такого «подарка» прямо-таки остолбенел.
- А меня? – игриво спросил Иван Петрович.
- И тебя! – Инга метнулась к нему и жарко поцеловала. – А теперь после таких стихийных бедствий – спать… спать… спать…
Все ушли.
Она переоделась в изумительный, стального цвета, пеньюар, так замечательно гармонировавший с её вишнёвыми глазами, и моментально уснула.
Я смотрела на спящую женщину неистовой красоты и думала: «Что там она должна сегодня проверять? Ах, кажется, табельное оружие… Бред какой-то… Ей надо на троне сидеть и повелевать. И дарить своей любовью весь род мужской… Так, наверное, и дарит… в каждой командировке», - пошло и завистливо подумала я.