Моя переводческая деятельность. 09. 04. 2012

...В последнее время, по десять станц на дню редактировал некогда, в 2006 ещё году, переведённую "Ведьму Атласа" П.Б.Шелли. Теперь решил предоставить её вновь вниманию Союза Переводчиков. Она - из тех, что я ещё нигде не показывал; даже интересно, найдут ли её столь же немузыкальной, как иные из моих работ.
Странно вспоминать нечто из тех лет, к своему некоторому опыту. - "Ах, найдите какой-нибудь заказ для меня", - говорю, - "к примеру, ну...ну, давайте Флетчера. (Я, как раз, тогда почитывал его на английском, его о "...Russ"(1598)- Ну, так, давайте же. - 3 месяца (без вранья и тупой машинки), и новый перевод Флетчера - у вас в кармане. О России, из дали времён - очень актуально, не правда ли?" - Так говорю Анне, одной доброй знакомой, а она отвечает: "Нет-нет, Максимилиан, вы слишком спешите. У нас, вот, есть один кандидат; он уже десять лет работает над Флетчером, так пусть уж ему закончить" ))) Такая, вот, скептическая ирония. Что ж, заказ посему на любезного Флетчера мне пришлось отложить. И так, чтоб через число лет снова вспомнить про своего Шелли.
Я ж начал переводить тогда как-то совершенно для себя неожиданно. Развёлся с женой, и впал в творческий кризис, в своём роде. Тогда и решил, чтобы мысли приводились в порядок, - коль своего в голове т.ск. ничего нет, - взяться на какое-то время жить по чужой мысли. Вот, и подвернулся Шейкспир, а потом и..., да так и Шелли. Каждый день тогда, в тупом совершенно настроении, приходил в Летний Екатерининский Домик в Нескучном Саду, открывал балкон, договаривался со служащими, и выносил столик на этот балкон, и, с ручкой, с листами, с термосом и с сигаретами, просиживал в этаком комфорте аж до закрытия. Поэтические вирши в трелях птиц весенних; трогательное ощущение конца одной из моих жизней. А к тому ещё, то вдруг голая девка в компании сумасшедших фотографов: снимается, позирует у Летнего Домика в Нескучном, страстно подмигивает мне, как я там себе ещё сижу на балконе, прохлаждаюсь, и ни хера ничего не делаю часами, - безделием интригующий тип; а то вдруг за-небесно соблазняющая меня к игре в мистический фарс, сторож-розенкрейцер с невообразимыми космическими идеями (да-да, там ведь, в том Домике Екатерины, водились тогда живые, настоящие московские розенкрейцеры, загадочные люди, надо сказать)...После уж, почувствовав в себе вдруг большую погружённость в этакие литературные занятия, я укатил на дачку.
Тогда я впервые почувствовал мир преображения в себе, с головой погружаясь в мир другого поэта. Хотя, сказать по чести, перевод я всё же считаю второстепенным творчеством. Нет, не в жизни людей, но в своём именно творчестве, и вовсе не потому, что, в принципе, оный даётся мне весьма легко. - Конечно же, нельзя не признавать то, что первые поэтические переводы становились, как раз, теми пластами русско-созидательной словесности, которая впоследствии плодила премного самобытных и самородных характеров в нашей развивающейся литературе, каковой без великолепного перевода не было б и вовсе, - конечно, это так. Но и к тому, как и мой отец, непоследний в своё время МГУ'шник, да так и многие др. интеллектуалы, нет-нет, да берутся всё же уверять меня в том, что "ты, дескать, недооцениваешь значения перевода в своей литературной судьбе", - при всём при этом, сам по себе я всё же вряд ли когда способен примерить это с тем актом созидания, каковой есть для меня оригинально-произведённая вещь. Мне всегда чуть-чуть кажется, что в переводах я становлюсь несколько старше, хотя верно и то, что время от времени должно уметь принимать свой возраст, чтобы т.ск. вконец не забыться.
Собственно, что я и делаю...И, быть может, и вправду, нисколько не зря.