Мне рассказала лилия долин... - 28

Михаил некоторое время не появлялся среди друзей, не отвечал на письма и вообще старался не выходить даже на двор своей родной усадьбы, куда вернулся сразу после встречи с Варей.
Затянувшееся в его тоске время было вскоре прервано прибытием Николая. Взволнованные неразговорчивостью сына родители тут же проводили его к Михаилу и надеялись, что встреча с таким замечательным товарищем непременно должна помочь...

– Это ты, Николя, – вздохнул Михаил и встал с кресла, в котором сидел, уставившись некоторое время на ясное небо за окном.
– Что за хворь? – удивлённо спросил тот и выглянул в окно, где никого не было видно, и лишь заснеженный двор вокруг.
– Всё прекрасно.
– Ты не подумал уверить меня в том? Тебе наше назначение не по нраву? – пожал плечами Николай.
– Что ты, что ты, – махнул рукой Михаил и, глубоко вздохнув, добавил. – Хандра душевная.
– Не дождалась? – догадался друг.

– Да, – дёрнул плечом тот и встал к окну, не желая пока глядеть в глаза. – Не поняли, видать, друг друга. Впрочем, мы никогда не понимали, как выяснилось. А ты?
– Мы ждали тебя у Степовых, – встал рядом Николай. – Мои встречи с Любовию стали слишком серьёзными,... пока тайными, но... мы не можем обманывать Михаила Григорьевича.
– Он добрый человек. Поймёт, надеюсь.
– И мы надеемся, – улыбнулся Николай. – Торсона навестил я по прибытии. Хотел тебе рассказать, а ты здесь сидишь.
– Прости меня, друг мой, – повернулся тот. – Как он? Оправился или всё ещё в госпиталях прибалтийских?

– Его просят вернуться уже, хотя он ещё плох. Ходить сам не может. Вот тебе и понимание... Никто не горит желанием выполнять опасные плавания, так его просят. Его, восемнадцатилетнего мичмана, который и так ещё не встал на ноги от ран!
– А он, значит, горит уйти в плавание? – удивился Михаил.
– Горит, да в каком состоянии он будет руководить кораблём? – в недоумении говорил Николай, сетуя на начальство. – Они же не смотрят на то, здоров ли человек, но коли жив и может передвигаться хотя бы на костылях, пусть у него и открытый гнойный свищ, так будь добр, мол, согласись.
– Я готов помочь, – тут же высказал Михаил. – Команда какая набирается и куда?
– Снаряжают корабль «Святая Анна» порохом и вооружением для союзных войск, – сообщил Николай. – Но самое ужасное, что это крайне опасно. Любой опытный офицер это понимает. При первой же возможности для неприятеля, вся команда может взлететь на воздух, как только начнётся какой-либо обстрел.



– Так столько пороха, орудий... Это же надо будет сделать не один рейс! – поразился Михаил.
– И я про то, – кивал Николай. – А меня в другое место определили.
– Нет, нет, я же сказал, я помогу! – вполне серьёзно повторил Михаил. – Я немедленно отправляюсь к Константину!
– Мишель, – чуть приостановил его прыть Николай. – Подумай. Перед отъездом, может, всё же объяснишься с любезной своей?
– О чём? – усмехнулся тот. – Она обвенчана, навек отдала себя другому. Выбор сама сделала. Не тебе ли знать, что женщины выбирают нас и за нас?!
– Она не попыталась объяснить, почему?

– Я не выслушал... Она говорила, что в порыве была, обижена на меня, просила простить.
– Каков характер! – заулыбался восхищённо Николай. – У неё характер! – уточнил он удивлённому другу. – Возможно, у неё нет особенных добродетелей, не знаю, не знаком, но она явно обладает прекрасным достоинством. Не всякий сможет признаться в своих ошибках столь искренне и не стыдиться извинения. Я обязательно напишу об этом! Недостаток самосознания бывает причиною большей половины несчастий человечества.
– Побольше бы таких людей, как ты, Николя, – искренне признался Михаил.

Однако слова друга, которого он уже ставил себе в идеал, в пример, всё же не заставили хотеть поговорить открыто с Варей... А пока Михаил отправился к Константину, чтобы вместе готовиться к рейсам на «Святой Анне»...



Рейсов всё же совершили целых три, за что получили благодарность от Морского министра и были воспроизведены в лейтенанты, а потом вместе с Николаем и остальными товарищами отмечали большой «свой» морской праздник в честь того, что самым первым награждённым морским офицером за участие в войне тысяча восемьсот двенадцатого года был именно их товарищ, их герой, которого не убили пули врага, который в свои юные годы вознёсся мужеством выше многих, – Константин Петрович Торсон...


Продолжение - http://www.proza.ru/2014/09/25/1069