Полтинник

В наш город приехал зоопарк. Сейчас подобное событие может показаться будничным и неинтересным, но тогда, в самом начале 70-х, для подмосковной глубинки оно было значительным.
Говорили, что расположился зоопарк на поляне возле реки, а главное, – в первый же день его приезда по улице Ленина провели бегемота, вернее, бегемотиху по прозвищу Лота. Две тонны.
В свои без малого шесть лет я знал о бегемотах по картинкам и телепередаче «В мире животных» и, конечно же, очень мечтал увидеть их взаправду.   
Но вот прошел день, другой, а я оставался ни с чем. Мама, как обычно, была очень занята,  а отец после рейсов возвращался домой слишком поздно. На брата же, тогда пятнадцатилетнего подростка, надежды не было никакой: свои интересы. А мне так хотелось в зоопарк! Так хотелось!
В среду вечером отец сказал мне:
– Не грусти. Завтра я приду с работы пораньше, часа в четыре, и мы с тобой обязательно сходим в зоопарк. Обещаю. Вот здесь – и на билеты, и на мороженое.      
С этими словами он торжественно достал из кармана брюк полтинник и положил его на верх книжного шкафа.
Утро следующего дня тянулось как никогда медленно. Я то и дело подходил к настенным часам, висевшим в большой комнате, прислушивался, ходят ли они, не остановились ли. И ждал. 
Было солнечно и тепло. Бабушка, по обыкновению, вязала в комнате. Я же, взяв все необходимое для рисования, перебрался из дома на воздух, в беседку. Но и в ней мысль о зоопарке не давала покоя: вскоре нарисованные слон, черепаха и бегемотиха Лота смотрели на меня, словно упрекая: «Ну, что же ты? Мы уже давно приехали, а ты еще ни разу не пришел».
«Сегодня приду. Приду», – мысленно пообещал я и в очередной раз побежал в дом посмотреть, сколько времени на часах.
Около двенадцати со «школьной отработки, чтоб ее» пришел мой старший брат Миша со своим приятелем, которого все в округе почему-то звали Рыжий, хотя волосы у него были совсем не рыжие. Оба подошли к беседке.
– Привет, Сережка! Чего рисуешь? Ну-ка, – с этими словами Рыжий взял в руки лист с Лотой. – Ну ты даешь! Таких бегемотов не бывает. Он же у тебя синий. А они разве синие?
– А мне так больше нравится. И вообще, папа говорит, что дело не в цвете, – возразил я, не будучи уверенным, что отец говорил именно так.
– Понимал бы чего. Синих зверей вообще не бывает, – добавил брат. – Мазила!
И они оба громко засмеялись.
– Отец – художник, а сын – маляр, – добавил Рыжий. И снова – взрыв хохота.
Я ничуть не обиделся. Я привык, что так меня дразнили. Мой отец, и вправду, хорошо рисовал. Но иногда совсем непонятно: какие-то линии, пятна, расплывшиеся силуэты. Иногда казалось, что на картину выплеснули воду и краски растеклись. Но все равно было здорово. С весны до осени отец работал на одной из двух террас дома. Я любил проникать туда и, пока не было отца, долго сидеть, вдыхая стойкий запах скипидара, перебирая многочисленные тюбики красок, кисти, дощечки, инструменты. Для меня это был непонятный, притягивающий к себе мир. Там же, на террасе, в одном из ящиков письменного стола лежали самодельные книжки. А еще фотографии, где были не люди, не растения и даже не животные, а какие-то тексты. Они были аккуратно скреплены между собой. Отец никому не разрешал лазить в стол, и, когда однажды застал меня за этим занятием, всерьез рассердился. Он даже стал закрывать дверь в террасу на ключ. И мне приходилось лазить туда через окно комнаты.            
Как-то раз в один из вечеров отец стал разбираться в террасе. Некоторые картины он порезал: наверное, они ему перестали нравиться. Некоторые, в рамках, убрал на чердак. Остальные свернул в трубочки. И ушел куда-то, взяв их с собой.
Мама почему-то плакала ночью. Я слышал. Вернулся отец через несколько дней и вскоре стал работать шофером на большой машине. Возможно, ему разонравилось рисовать, и он решил ездить на большой машине в другие города. Он любил дороги. Как же их не любить?! Я вот тоже любил. Особенно, когда отец брал меня в поездки. Иногда назад мы возвращались затемно на его машине под номером – 39-01 ЮАЗ. 
Хорошо помню то время. Хотя прошло много лет, память до сих пор сохраняет все запахи и звуки, окружавшие меня тогда, ожидание прихода отца с работы, строгий бабушкин голос, мамины песни, рыбалки с братом и Рыжим. Сохраняет память наш дом и большой сад, окружавший его, беседку, увитую плющом. Много чего. Увы, все это живо лишь в воспоминаниях.   
– И травы красной не бывает. Ты опять, Сережка, цвета перепутал, – уже серьезно сказал брат. – Я же тебе говорил, что баночка с зеленой краской – первая в верхнем ряду. Рисуй лучше простым карандашом, а вечером вместе разукрасим. Ладно? 
– А я сегодня в зоопарк пойду с папой, – похвалился я. – Он сказал мне вчера перед сном.
– Когда он с работы вернется, звери уже спать будут, – заметил Миша. – Так что ты особо не жди. Я сам слышал, как отец маме говорил, что работы много.
– Неправда. Он мне сказал, что мы с ним в зоопарк пойдем сегодня, – с легкой обидой пролепетал я. – Он обещал, что пойдем.
Я всегда верил отцу – он никогда меня не обманывал – но слова брата пробудили во мне какое-то странное чувство.
– Мы пойдем в зоопарк. Сегодня же и пойдем, – насупившись, как будто стремясь кому-то что-то доказать, не унимался я.
– Да ладно, Серый, успокойся. Сходишь ты в свой зоопарк. Может, там и неинтересно. Мы тебе расскажем  вечером, – по-своему решил поддержать меня Рыжий. 
– А вы тоже пойдете, что ли? А когда? – я пристально посмотрел вначале на Рыжего, а затем на брата. – Пойдете, да?
– Пойдем, – нехотя ответил Миша, покрутив пальцем у виска. Жест адресовался Рыжему. Видимо, брат не хотел, чтобы я знал об их планах.
– А когда?
Повисла пауза. 
– Когда пойдете?
– Сейчас, – сдавшись, произнес Миша и сурово посмотрел на своего товарища.   
– Да ладно. Чего ты? – извинительно пробормотал Рыжий.
И тут я не удержался:
– Возьмите меня с собой. Ну, пожалуйста. 
– Дома сиди, жди маму. Бабушка скоро закончит, почитает тебе что-нибудь. Вечером папа придет, сходишь с ним, – не отзываясь на мою мольбу, стоял на своем мой бесчувственный брат.
– А вдруг не придет? – я ужаснулся сказанному, но так невыносимо хотелось в зоопарк.
– Денег тебе на билет у нас нет, – не сдавался брат.
– У меня есть! Полтинник! – мое падение было стремительным. – Мне папа дал. Там, на шкафу лежит.
Брат и Рыжий переглянулись.
– Да ладно, Мишка. Давай возьмем. Чего там.
Брат ответил не сразу, видимо, прикидывая, как лучше поступить.
– Ну ладно, возьмем, только за удовольствие все денежки нам отдашь. И не говори, что мы курить будем, а то сам знаешь чего, – Миша угрожающе показал мне кулак. – Папа спросит, куда потратили деньги, скажешь на мороженое. Идет?
– Идет.
Торг был окончен.
Миша сходил в дом, взял со шкафа оставленный отцом полтинник, а заодно сказал бабушке, что берет меня с собой в зоопарк. И мы втроем отправились навстречу моей маленькой мечте.


В зоопарке было здорово. Там были обезьяны, ягуар и бегемотиха Лота, а еще лев и много других зверей. Но мне стало немного грустно: все звери лежали в своих тесных клетках или ходили по ним туда-сюда. Им, наверное, было не так хорошо, как нам. Особенно мне запомнились грустные глаза лошади, прежний хозяин которой носил фамилию Поживальский.
Домой мы возвращались по берегу реки. Посидели около спасательной станции. Миша с Рыжим курили заранее купленные папиросы, потом жевали листья, чтобы отбить запах. Когда подошли к самому нашему дому, брат втолкнул меня в калитку и пошел гулять дальше. Я же подбежал к маме, только что вернувшейся с работы:
– Мама, мама, а мы в зоопарке были, – торопился я поделиться с ней своей радостью.
– Вот и молодцы мои. Понравилось?
– Очень! Там такие обезьяны смешные. Мам, а Лота больша-ая такая, толстая, – я развел руки в стороны, стараясь показать ее размеры. – А еще лев злой. И филин…


Ровно в четыре часа, когда на террасе я, мама и бабушка сидели за столом и пили чай, послышался звук открывающейся калитки, знакомые шаги по дорожке, затем открылась входная дверь, и в проеме показалась фигура отца. Сердце мое замерло.
– Всем привет, вот и я! – радостно прогремел он. И, подойдя к столу, произнес. – Ну что, сын? В зоопарк?
Онемевший, смотрел я на отца. Смотрел, не слыша ничего и никого. Лишь чувствовал: вот-вот расплачусь. Если бы я мог в тут минуту провалиться под землю, с радостью бы это сделал.
– Ты не заболел? Сережа, что с тобой? – вдруг сквозь глухоту прорезался тревожный голос мамы.
– Собирайся, пошли бегемота смотреть, – улыбаясь, проговорил отец.
И тут я сорвался с места и бегом – из дома. В саду забился в самый глухой уголок, возле сарайчика, где обильно росла крапива, и – навзрыд. Рыдал до тех пор, пока отец не нашел меня. Он подошел ко мне, присел на корточки и погладил меня по голове. Потом обнял своими большими сильными руками, прижал к себе. Не переставая плакать, я уткнулся в его грудь. Отец продолжал гладить меня по волосам, и мне становилось хорошо и спокойно. Я затихал. Все еще всхлипывая, я пробормотал:
– Я… Я был… В зоопарке… С… Мишей. Не дож… дождался тебя.
– Ну и ничего. Мы с тобой в воскресенье туда еще раз сходим. И маму возьмем с собой. Возьмем?
– Да. Я… Очень хотел…
– А каких зверей видел?   
Тут я отнял лицо от его груди и стал рассказывать:
– Там… там бег… бегемотиха... – я провел рукой по лицу, смахивая мешавшие слезы. – Большая такая. Лота зовут. Орел есть.
– Орел? Красивый, наверное? – спросил отец, вытирая мне щеки.
– Красивый, пап! Там... много зверей, – я уже совсем успокоился. – Пап, а кто такой Пожевальский?
– Кто?
– Пожевальский. Он свою лошадь в зоопарк отдал.
– Кто это тебе сказал?
– Рыжий. Я спросил, почему лошадь так зовут, а он мне так сказал.
– А, понятно. Пржевальский, а не Пожевальский. Идем, я тебе расскажу про него. Давай пять.
И, взявшись за руки, мы с отцом пошли к дому, где нас ждали взволнованные мама и бабушка. И рассказ о знаменитом русском путешественнике. И еще много-много счастливых  минут моего детства.