Мне рассказала лилия долин... - 19

«Печальнее долгого плавания нет», – глядел на линию морского горизонта Михаил. – «Меня всего разрывает лишь от того, что Варя не видит, не понимает меня, а Николя... Как только Николя выдерживает все удары судьбы?... Любимая умерла, отец тоже, все заботы о семье, матери, легли на него одного. Будь я на его месте, вряд ли бы нашёл в себе волю взять себя в руки и идти дальше. Может, и начавшаяся война тому причина, конечно...»

Корабль, где он находился с Николаем и ещё парой доверенных, чтобы перевезти учеников корпуса в Свеаборг, в Финляндию, уже давно был в пути. Осень тоже торопилась, вступив в свои права и принося промозглые ночи, холодные ветра и дожди, от чего плавание было тяжелее и горестнее.

Особенно трудно было младшим воспитанникам... Переезд в страхе, что всё равно могут напасть на них вражеские войска, что может и погода погубит в какую бурю, страх за оставшихся родных и уже исчезнувшие с горизонта родные берега — всё усугубляло, убивало настрой и надежды на лучшее. Мальчики мёрзли, боялись, нуждались в ласке и подбадривании со стороны старших, чем и занимались те, кому их судьбы были переданы на это время...

Довольно время был в таком я рассужденьи,
Кому б я посвятить сие мог сочиненье,
И наконец, узнав читателей таких,
Которы бегают совсем полезных книг
И удовольствие в том только полагают,
Когда от скуки вздор какой-нибудь читают,
Или ложася спать, тож сказывать велят
Тем, кои басни им нелепы гозорят,
Ведутся кои лишь у нас в простом народе,
А ныне то и здесь у многих стало в моде;
Я то же самое издать решился в свет,
И мню, что таковым послужит не во вред;
Хоть должно поступать в сем деле осторожно
На всех читателей потрафить невозможно:
Кто к пышным авторам одним расположен,
Другой романами одними лишь пленён.
Что будет, или нет мой труд во уваженьи.
Сие я отдаю на ваше рассужденье;
Купец охотнику товары продаёт,
И книга в обществе читателя найдёт*...



Пока Николай сидел и читал книгу перед рассевшимися на верхней палубе воспитанниками корпуса, уставившимися на него с доверием, Михаил отошёл в сторону и, облокотившись на бортик, снова глядел на пасмурное небо, за серыми облаками которого никак не было видно заката, а сердце звало и не теряло надежды увидеть его...

– Это какую книгу вы будете нам читать сей раз? – поинтересовался один из мальчиков у Николая, и тот ласково улыбнулся, взглянув на раскрытую перед собой страницу:
– Сказки русские, Тимофеева!
– Фу, – выдохнул другой мальчишка.
– А мы любим, – закивали другие. – Сказку, сказку!
– Да, усладите слух наш снова, – подхватили ребята постарше, на что Михаил оглянулся:
– Те, кто пройдёт весь путь, бравыми ребятами будут слыть. Будут ладно скроены, крепко сшиты.

– Российским флотом можно будет радоваться! – восхищённо подхватил Николай, перемигнувшись с Михаилом. – Будет хорошее пополнение, и время покажет, кто не посрамит бело-голубого флага! Многие отдадут жизни за честь родины, но многие ли будут слыть и бравыми среди своих?
– Как это? – удивились некоторые из совсем младших мальчишек, и Николай продолжил:
– А вот для того книги и пишутся! Надо быть не только сильным, но и образованным. Вот, послушайте, что нам рассказывает хотя бы этот Тимофеев, а уж потом познаете и иных, и сами, может, что сочините.
– А вы сочиняете? – поинтересовался белокурый воспитанник, прищурив глазки и ухмыльнувшись соседу, на что тот гордо ответил:

– Вот, – указал он рукой на Николая. – Мастер на все руки будет! И сочинит ещё и не такое! И все мы не посрамим ни имени своего, ни родины!
– Ладно, Мишель, Пётр, – улыбался Николай и принялся читать. – Любезный читатель! Причина, побудившая меня собрать сии сказки, есть следующая: известно, что много находится таких людей, которые, ложась спать, любят заниматься слушанием или читаемых каких-либо важных сочинений, или рассказывания былей и небылиц, а без сего никак не могут уснуть. Почему я, желая услужить охотникам до вымышленных вздоров, постарался собрать столько, сколько мог упомнить, и сказать оные в свет. За излишне почитаю напамятовать читателю, чтобы таковые рассказывания, мною издаваемые, были хотя мало правдоподобны, но они основаны на лжи и выдуманы для препровождения скучного и праздного времени; по пословице, сказка ложь, а песня быль. В заключение же прошу тебя, любезный читатель, заниматься чтением сих сказок, если ты охотник, а когда противной, то, пожалуй, оставь оные и не брани меня...

Николай выразительно, с душою читал «Сказки русские» Петра Тимофеева, как и другие разные книги, которые он и ещё некоторые взяли в это плавание с собою. Будучи уверенными в том, что на примерах сказок, на примерах выдающихся людей можно воспитать настоящих богатырей, Николай любил так обучать своих воспитанников.

Михаил не меньше любил слушать чтение их общего друга и назначенного начальством корпуса «воспитателя», но,... как ни старался целиком и полностью отдавать внимание сюжету тех рассказов, душа звала в свои дебри мыслей и желаний...



– Опять грустишь? – встал с ним рядом Николай, когда уже была глубокая ночь, а на палубе — тихо.
– Да нет, – пожал плечами Михаил и вновь отвёл взгляд на блеск воды за бортом. – Вспоминаю наши годы в корпусе. Поднимались в шесть утра и становились во фронт, чтоб дежурный офицер нас осматривал, опрятны ли, достойны ли. Потом в классы, а в полдень — шабаш. Пища простая, здоровая, да бельё все меняли два раза в неделю. Конечно же, мальчишкам сейчас вот так вот, раз, и привыкай к морскому устою, к опасностям. Теперь стали плакать, что жизнь в корпусе райская была.
– Ничего, привыкнут, – улыбнулся Николай. – Знаешь, я думаю, расскажу им о капитане Василии Лукине, давнем друге моего отца.

– Наслышаны, – закивал Михаил одобрительно. – О таком богатыре стоит миру поведать! С его жизненных примеров многому можно научиться. Но какой он силой обладает! Я вот завидую.
– Ну, тебе уж завидовать-то, – хихикнул Николай. – Силы и у тебя не отнять! Вот с древней Руси к нам не дошли имена и подлинные истории тех богатырей. А ведь люди той поры обладали исключительной силой и ловкостью, чем Россия может гордиться.
– Что ж, значит, у нас есть ещё одна задача — донести до мира имена тех богатырей, которые есть сейчас, чтобы увековечить их имена и дать пример, – без капли сомнения в своих словах сказал Михаил.

– Про дядю Лукина я уж точно расскажу! – уверенно выдал Николай и облокотился на борт. – Никогда не забуду тот день, когда этот весельчак приехал к нам в дом. Я был ещё малышом, держал в руках томик Вольтера, и тут ко мне протягивается его громадная ручища, он представляется. Я был поражён и восхищён! Он сказал: давай дружить! А какие игрушки у тебя есть? Я ему показал свою деревянную лошадку, барабан, а он вынул из кармана серебряный рубль, свернул его чашечкой и протянул мне, сказав: это будет ведёрко для твоего боевого коня! Храни на память! Я был ещё больше восхищён. И тогда он предложил мне увидеть Кронштадт. Он подбрасывал меня развеселившегося к потолку и ловил, как пушинку. Веселья мне столько никогда не было! Тут вошли мои родители. И дядя Лукин сказал: смотрите, Николай высоты не боится! На грот мачте не заробеет, голова не закружится... Быть тебе моряком, Коля!
– Так ты и выбрал этот путь? – с восхищением слушал рассказ Михаил.
– Да, у меня появились цель, желание. И я от них не отступлюсь, – закивал Николай.

– Побольше бы таких людей!
– А ты как выбрал море?
– А я любил кататься на лошади и поднимать всё тяжёлое. Отец хотел, чтобы я пошёл, как он и мой дед, в лейб-гвардию Преображенского полка. Но однажды я посетил один корабль с моим дядей, Пашковым... Он тоже служил в Преображенском с моим отцом, – усмехнулся Михаил. – Мир порой так мал... На той службе мой отец с матерью моей и познакомился, полюбили... А когда я увидел, что вытворять могут моряки, увидел в коротком плавании с дядей море, то мою душу оторвать от стремления стать моряком никто не смог, да и усилий особых не прилагали. В конце концов одобрили и зачислили в корпус.

– Да, – вздохнул глубоко Николай, довольный судьбой. – В море много богатырей. Без силы здесь нельзя. Дядя Лукин у нас разглядел на секретере бронзовый бюст Мотескье и протянул мне, чтобы проверить в силе, в которой я его уверял. И все глядели, как мои детские дрожащие ручонки поднимают над головкой этот бюст несколько раз. Так, уезжая, Лукин наказал мне: про Монтескье не забывай! Каждый день упражняйся с бюстом. Верхом на лошади катайся, на настоящей, плавай каждый день по часу. Здоровяком станешь! И уже к осени я окреп, научился плавать и ловко ездил верхом.



– И вот, по воле рока ты и стал богатырем, как Лукин, – подмигнул Михаил и обнял его, прослезившегося, за плечи. – Отец гордится тобой.
– Да, – закивал тот. – Как надел погоны мичмана, так отцу и доложил, что высокое начальство обратило своё благосклонное внимание на наши глубокие познания, да назначило нас воспитателем Морского корпуса с присвоением звания подпоручика с правом преподавать в трёх классах: морской эволюции, морской практики и высшей теории морского искусства!... А в марте он... уже и умер...
– Тобой можно восхищаться. На твои плечи легли заботы содержать мать, братьев, сестёр.

Друзья ещё долго стояли на палубе и беседовали, вспоминая прекрасные моменты недалёкого прошлого. Души рвались назад, к тому, что уже не вернёшь, плакали по тем, кого уже нет, но крепкая сила духа сдаваться не давала и не даст, они знали.

Они точно знали, что любая неприятность — как буря. Её бояться не стоит. Она просто должна быть. Должна пройти. Они привыкали уже с детства видеть её без боязни и хладнокровно встречать: «Таким образом, с самой юности, мореходец вменяет в ничто ужасы природы, и силою привычки он так же беззаботно пускается в море, как вы ложитесь в вашу постель...»**

* – из «Сказки русские» П. Тимофеева (1787)
** – из воспоминаний Н. А. Бестужева.


Продолжение - http://www.proza.ru/2014/09/24/886