Письма невесты

ПРЕДИСЛОВИЕ

Единственное, что меня спасало, что вытаскивало из омута затягивающихся терзаний,- то, как я садилась за руль автомобиля и катила куда глаза глядят. В особенности дождливые осенние сутки – недели я проживала в «доме на колесах». Изменения моего настроения, думаю было связано от моих меломанских способностей. Мне безумно нравилось ночью, когда закончится дождь, вылезать из тепленькой «каюты» на свежий воздух. Вдыхая этот более-менее обновленный кислород, пробирало до костей от холода. Звезд не видно уж которую ночь.  Ты пытаешься хоть одну выглядеть, ан нет, не удается. Они все спрятаны простыней серой, пасмурной. И постояв в несколько минут, забираться обратно в  свой «домик». Все мое тело было специально изведено, я дрожала, промерзнув до такой степени, что зуб на зуб не попадал. Но быстро согреваясь в объятиях собственноручно связанного пледа. И по-моему, самым странным в этом всем то, что я не боялась одиночества, я даже как-то старалась поскорее от всего отделаться и остаться наедине с собой. Как мне было приятно, когда звонил кто-то очень родной и в голосе его я ловила нотки волнения за мое настоящее. Очень уж было приятно, когда такие звонки были редкими. И начинало раздражать, когда звонок за звонком и всем что-то было нужно именно от меня. В несколько дней мой телефон разобранный валялся в бардачке от моей раздражительности.
Отчего именно я не могла находиться дома так и осталось загадкой. Буквально пару часов в несколько дней. Наверное, если бы  в автомобиле была установлена душевая кабинка, я бы не возвращалась в свой настоящий дом никогда. Только чтоб помыться и взять какие-то вещи в машину. Я в невероятной скоростью заучивала стихи любимых поэтов и повторяла их каждое еще сумрачное утро. Думаю, все мои знакомые шарахались от меня по сторонам, когда я углубляясь под черепную коробочку, вытаскивала километровые чужие сочинения. А дождевые гроздья так и скатываются в моей памяти по лобовому вдоль проезжающих мимо. Время шло, а с ним приходили и другие изменения. И телефонные звонки становились не единственным, что начинало раздражать. Меня находили. В тесных дворах нашего миниатюрного города находили мой «маленький домик», в котором уже находили и меня саму. Когда я уже до невозможности пропадала сутками, мои близкие друзья начинали рыскать  по неизведанным закоулкам города, в которых и обнаруживали  то, чего им так не хватало.
В моем понятии проскальзывает, что человек, без отдышек достигавший своей мечты, работающий на износ, и все-таки ее заполучивший имеет огромное право, чтобы плюнуть и тратить свое время как только ему заблагорассудится.  Только он имеет полное и несомненное право по поводу своих движений.
Обожала копаться в своих сновидениях и  выискивать связь с реальностью еще спросонья, еще не открыв глаза.  Ненавидела первые уже осознанные свои мысли, что приводили меня в реальность. Особенно нравилось состояние подверженное запрещенными веществами, с которыми не так уж поглотившись я была увлечена. Благодаря нескольким малопьяным дням в году я переосмысливала те вещи в своей малозначительной жизни, о которых бы никогда будучи «чистой»  и не подумала бы.
Неоднократный стук по окну моего автомобиля. И вдруг я понимаю, что заснула. Все мое тело окаменело, каждое движение было настолько трудоемким. Раскрыв глаза свои сном наполенные, обернувшись увидела рядом стоящего человека. Еще не прийдя в себя, «вывылившись» из машины, я предстала перед ним. Высокий, статный мужчина в строгом костюме оглядывал меня ошеломленным взглядом. «Здравствуйте», - моя улыбка разлилась по лицу, оттого, что я чувствовала себя набитым мешком. Мужчина все также бродил наблюдающим взглядом. «Вы что-то хотели?» - перебила я его. Мне до жути не желалось ни с кем общаться ,улыбаться кому-то, смотреть в глаза. «Девушка, простите. У вас все в порядке?» - нота беспокойства в его бархатистом голосе. Спрятав руки в карманы штанов, я расплываясь в улыбках, кивала головой. «Могу вам с полной уверенностью заявить, что в моей жизни все благополучно хорошо».  На лице мужчины появилось резкое смущение. Нахмурив брови и улыбнувшись в ответ, он выговорил : «А я могу вам  с полной уверенностью заявить, что по вам это не заметно. Выспались?» «Да», - будто выдохнула я. До сих пор не могу понять отчего тогда так  и не отвязалась от него…

Прошло пять лет после того знакомства. Немного, немало.  Наше общение продолжалось совсем недолго, но как я приросла к этому человеку, мало кто поймет. Да и мне самой бывает трудно объяснить все, что со мной происходило.


ПИСЬМА НЕВЕСТЫ

*
Я смотрела тебе в глаза и все понимала. Я прекрасно осознавала, что ты уходишь, что тебя нужно отпускать. Сердце бьется ритмично, чувствуя боль проникающую все глубже. Все мои достижения, связанные с тобой, сейчас полетели в тартарары. Ты уходишь очень тихо. Ты боишься сделать мне больно. Ведь даже если ты уходишь, все равно я остаюсь для тебя близким человеком.
Кто бы что  не говорил, я всегда буду любить и ценить тебя.
Ты уходишь, не закрывая двери, а я немножко тебя отпускаю.

*
Я слушала его голос. Прохладными струйками колосилось. Мое сознание изменялось за несколько мгновений. А главное, что я понимала, - это он изменяет меня.
Закрывала глаза свои. А веки сами поднимались. Глаза мои желали видеть все мельчайшие движения, все, что окружало меня. А ощущение явности застряло где-то в горле. Закашлять не удавалось. Видимо так уж я верила во все это.
Он был рядом. И его присутствие было настолько реалистичным. Он что-то рассказывал, а я как-то даже и не понимала, о чем он вообще суть вел. Меня заглушал его голос. Уставшие, но какой-то насыщенностью наполненные, слова его просто поступали в мое сознание. И в тот же момент я уже чувствовала, как во мне начинали протекать различные химические реакции.
Помаленечку все затягивалось дымом каким-то едким. Приторностью он отдавал. Я пыталась глубже всматриваться, и вот мне уже не казалось. Он исчезает. Этот дым затягивает того, кто так был привычен моим глазам. И дым этот не только застилал все вокруг, он пробирался внутрь меня. Я начинала вдыхать его глубже. С каждым вдохом все больше. Он поступал и тупостью, грубостью своей разрушал меня. Задыхаться начала. И сердце… сердце шептало : его дым закрыл. И я уже не ощущала.
Открою глаза только. Отдышусь небольшими глотками воздуха, грязного для меня теперь. По привычке оглянусь в окно. С уверенностью там увидеть, что весна тут. Улыбка моя. И что за энергетика… она не то, чтобы вокруг, и не то, чтобы во мне. Она уже настолько пробивает меня. Душу мою колотит. И начинает выворачивать наизнанку. С рывками натягивает и не отпускает.

*
Забиться в уголок и не дышать. Хочется уйти. Головная боль и стук. Громкий стук. Лабиринт. Да, слез не скрываю. Мне сказали, что я тебя полюбила. А я даже не знаю. Правда ли это? Не знаю. Хочется на части разорваться. Ты не пришел. Или у нас пути не сошлись. Никогда в своей жизни я так не произносила имя Господа. Я умоляла. Но все так, как должно. Я понимаю, что все, что не делается, все к лучшему. Но разрывает. Давно такой истерики не было. Я не могу ничего сказать. Тишина.
Сегодня по мом просьбам открыли небо. Мое любимое небо. Вишневый сок. Вкус его разливается по мне. Люблю.
Он мне не снится. Очень хочу увидеть его рядом. Почему? Я помню, это ты мне говорил. Тебя нужно любить. Напасаюсь терпения. И выдыхаю. Чувствую головную боль. Эту тупую заглушающую боль.
Интересно. Что же такое любовь?

*
Попутным ветром навеяло его приход, или можно сказать, возвращение. Через небеса просканировали. Прижали да узнали…
*
По теплому асфальту ходила. Согревала глаза свои картинками родными. Тишину слушала, заглушая крики душевные.  И только разговаривала шепотом. В сон упрямо не глядела. И глаза держала открытыми. Счастьем обладая, понимала – со мной это навсегда. Ягодами заедая ласку мамину.  Выпивая до дна стакан молока за будущее. На неизвестном мне языке разговаривать. Осенью быть опьяненным. И вырывать страницами воспоминания. Помнить глаза те усталые. Разбирая по полочкам вчерашние проблемы вселенные. Целовать зеркало. Потому что люблю себя. В небо вольное растворяться. Босиком под дождь осенний. Вальсы танцевать под тем самым фонарем, что тогда ждал. Встречать рассветы сентябрьские. Милостью облагораживать чувства свои. Тишиною съеденной быть. Предполагая выбор свой правильный.
*
И оно со мной снова разговаривало! Я отворачивалась! А оно упрямо твердило правду. Оно задавало вопросы, а я не могла ответить правильно. Понимала, что запуталась… Завтра… Солнце предупреждало, что завтра наступит то, чего я так ожидала. Ожидала с безумным нетерпением. И вот…я прошептала: «не надо…» А Солнце изумилось. Оно было настолько пораженно моими словами, что обжигала наши глаза. «Ты вообще чего хочешь?! Ты уже не помнишь, как стояла и молила меня, что бы хоть что-то вернуть из того? Ты подумай, чего желаешь сердцем!» Красотой своей оно меня ослепило. Правду говоря, щипало мне глаза. Я отходила в тень, но оно все равно меня настигало. Я-то понимала, как я желаю до сих пор того, что ко мне возвращается…
*
Его красавица смотрела в упор на меня. Как я тосковала по ней все это время, никто не поверит. И желала увидеть ее, чем ее хозяина. Но я не отрицаю и того, что я желала увидеть и его, завести разговор о нынешнем. Почувствовать что же сейчас у него. Но мне оставалось только полюбоваться его красавицей. И уйти от места встречи. Уйти, потому что еще не время. Потому что я была настолько ошарашена, что даже увеличила свой темп. Я боялась!
*
Кофе пить на ночь. Выслушивать песню одну и ту же дождя глухого. Терять с поиском новое что-то. Дышать вместе с сигаретой. Шагая, август провожая. Засыпая молиться, целуя крестик, что со мной с самого детства. Смеяться во всю волю души своей. Разглядывать картинки, что памятью сохранены. Слушать, как Осень тревожится. Писать о чем-то затронувшем. Нежными руками к дождю прикасаться. Быть счастливым только потому, что завещано это мне было. Бессонницу выматывать, как нервы свои. Ожидать разговора телефона. Губя сознание свое тупыми загонами. После смеяться над всепоглощающими проблемами. Бродить в последние дни августа по голому обжигающему асфальту. Выискивать в каждом клене его повадки. Губы обжигая правдой наглой. Поливая ноги, истоптанные вишневым вареньем. Утром рыжее солнце вырисовывать на постели. Слезами окутывать туман чуждый. Красными словами выписывать жизнь свою. Потом в пастельные тона переходить. Крупным масштабом вычерчивать каждый поворот мой. В глубину дикости окунаться, и не кричать, что задыхаешься. С промокшими ногами сидеть и не снимать обувь. Застреливая белок дерзких, воспитанных мною же. Любоваться супругами и не понимать. После в глазах это у себя не находить, потому что я–то другая совсем. Губы кусать,- рядом он. А после затихать… Песни тревожные, как стихи, вслух про себя читать. И не понимать для чего  я пишу. Чтобы ты прочитал!

*
Топленым молоком по губам будила. Молилась небу за счастье свое. Глядела в небеса безраздольные. Исчерпывала вилками всю пищу своей души. Ночи насиловала, создавая сверхподобное гению. Не питалась, потолки царапая за лампочки, что лежали на полу. Яркостью свою судьбу измеряя. Выводы делала только через сердце. Целовала страстно, что в сердце проживало. Закапывая нежность свою в одеяла пуховые.
*
Накануне осени целовать его. Щетину чувствуя губами, не понимать, что с ума схожу. И переполняться тоской его. Вглядываться в глаза его морем наполненные. По губам нежным листьями сентября проводить, чувствуя шепот души его. Не умолкать самой, и его просить разговаривать.
*
В последний вечер летний босиком посещать улицы тихие. Наблюдать, как всё вокруг вертится. Тень моя исчезает за лунными кратерами. А фонари всё ближе становятся. По душе пробирается нежность им подаренная. Хрупкими словами объяснять своё присутствие. Читать письма когда-то мной написанные. И ни одной слезинки не проронить, прожито уже. Руки свои хранить,- вчера к нему прикасалась. Волосы солнцем обливать. Вспоминать руки его согревающие. Пробирающийся взгляд трогать ладошками. Улыбаться оттого, что он поет. По его шагам идти шепотом и не ошибаться. Не держать его и не придерживаться самой. Мне и так известно,- если мой – навсегда будет. Счастливым оставлять вечер проходящий. Лаской оформлять ужин прощающий. Пропечатывать каждый миг свой. И не только самой знать об этом. Спать мало. И всё что хранила,- всё ему отдать. И 31-го в 13. И мамино волнение растворять. Слушать голос ее проникновенный. И я на нее похожа. Красотой своей ей благодарна. Улыбкой целоваться с дождями сверкающими. Уходя цветами следы оставляя. И не прощаться… Земля шариком сделана.

*
Чашками заглушать усталость свою на ночь. Закрывать глаза, понимая, - не заснуть теперь точно. Прожевывать вечер прошедший, эмоции заново приобретенные. Прочитывал он тобою написанное откровенно. Улыбался порой от хрупкости твоей же. Не прирастать стараюсь, живя сегодня. Сны с грязью не перемешивала. Ручки твои нежные по его щекам грубым скользили. Взгляд его останавливался, боясь запнуться. Он же на спокойный сон отправлял. Не смел прикоснуться, ведь огненный знак зодиака. В глазах его утопала. На помощь не звала. А он изредка посматривал. Разница не в понимании, разница в ответственности. Разницу не чувствовала, одинаково пробовала. Запах его вдыхала, легкие очищая. Небо разглядывала, там самолеты летели. Бабочки в сентябре кленовые листья облагораживали. Листья так же верными были, как и ты. Самые уставшие уже ждали на асфальте, когда ты пройдешь. Ждали шаги тихие, чтобы шорохом своим успокоить волнения. Лаской звуков произносимых ими ты застилала ночь. Смотрела прожигающе на фонари, что загорались уже раньше. Ожидали они твоего появления с предчувствием кротким. Они слышали тишину твоих шагов, что усталостью наполнены были. Отдав на разжевывание энергетику свою неимоверно дикую, фонари насыщали заново, спрятав сон твой лаской наполненный. Оберегали они меня, насыщая чем-то новым, мне приятным. Просыпаясь, ожидала встречи новой, чтоб его наградить счастьем своим.
*
Тусклыми днями измеряя в яркости настроение свое. Осень праздновать громкими выжиганиями по гравию. Выкрикивать в шум проезжающих машин имя того человека. Громкость убавлять с каждым шагом, когда к нему подходишь. Песнями разливать утро счастьем насыщенное. Веки разрисовывать надеждами голыми. И веру свою никому не доверять на руки брать. И в чашке кофе оставлять, не допивать. На дне сахар не размешивать. И стараться лучше завтрак готовить не для себя, а для того человека. Но получается в конечном счете все равно ,что себе лучше делаешь. Просыпаться и молиться каждое утро, что счастье в тебе. И оно никуда не исчезнет, безмерное количество его потому что. Чай холодный разливать по ночам, чувствуя струйки его тонкостью ласки ползающей. Не дочитывать на ночь, завтра буду вспоминать как ушедшее. Неизвестный конец всегда впереди будет. Настоящее внутри переживать и прошлое в пленочку закатывать, оставляя на добрую память. Людям быть благодарным! Но на колени не падать. Глазами наивными, говорят, смотрю на многое. Все слишком элементарно, а они себе замки выстраивают. Ограждают себя принципами своими же, после что-то хотят сказать в оправдание. А мне все это элементарно. Мне слов не надо. Мне глаза нужны, а они не смотрят. Слушать запах чужих мне. Трескаться по фрескам, как в сердце положено. Алкоголь не употреблять, и пьяным быть от настроения своего. Перенасыщенным становиться по асфальту замерзшему. Играть на фортепьяно, переходя по зебре дорогу широкую. Вдыхать и становиться здоровым оттого, что деревья усталость свою тебе передали, пока холода начнутся. Претерпевать боль и идти не хромая. Прочитывать что-то новое, узнавая что-то старое. Подпевать мимо-проходящим им же в такт.
*
Крепкий чай раскрывает глаза. Музыка, что слушаю, привита ко мне еще с детства. Пальчиками прикасаться к гуаши красного цвета. Ресницы вычерчивать под светом темных фонарей. Чувствовать, что нос замерз, но не так как зимой, сейчас еще нежно так. Бирюзой шаги его отдают. Узорами по стаканам растекается. Чувствовать, как без грудной клетки пули в грудь попадают. Книги открывать с буквами в правильном порядке, узнавать стихи, прочитанные в детстве моем. Вспоминать как одеяло мяла ночью, его не было. Ногтями царапала неба облака, хотя во сне это было, чувствовала мягкость разбирающую тишину мою во мне же происходящую. И одеваю в субботу не туфли мною любимые, а кроссовки, которые тверже меня делают. Ветер уже не тот, что позавчера был. Бьет по рукам, окольцовывая с судьбой моей. Сентябрь хрустит на губах глупостями, что от чая пришли в мою голову. После пропечатывая ошибки, мне смешные, углубляясь в суть моего повествования. Чувствовать всю мощь моего желания учиться чему-то новому. Посещать университеты мне неизвестные. Муза моя не останавливается. В порывах страсти моей я создаю новое, что потрясает сознание, притупляет рассудок, выворачивает на изнанку с мурашками по коже. Приостановилась, шаг упустила, но такт не потеряла. Продолжение всегда следует после упущения. Венчание в памяти прокручиваю, которого не было пока. В белые простыни окутываюсь, не надев платья невесты. Увидев глаза свои, вспомнила мамочку свою. С какой же тоской она ожидает моего нового появления. Крестик, что на груди у меня, она мне в ладошки положила. Матери обязана счастьем своим. И без улыбки не встречу ее. Кровь ее мне тепло счастья дарит. И третьего числа сентября, пойму как сильно любовь моя к ней. Дочь я для неё.
До дна вылакала крепкий чай, с красных глаз своих пленочку ото сна соскребывая.
*
Замотаться в свитер, что своими же руками связан. Смотреть в след вьюгам, прошедшим за окном. Беременностью быть счастливой. В глаза заглядывать тоске внутри постучавшейся и разрушать ее своими глазами дикими. Зрачки мои расширены были. Гудки слух мой тревожено читал. Не отвечал он. А я и не желала разговор начинать, лишь бы он имя моё назвал. Птиц как из клеток с крыши отпускать. Крыльями их расписывать мысли свои. Чувствовать, как по мягкому ковру через время ее ножки будут ступать. Как зиму с ней будем проживать. Может, на папу будет похожа. Его черты во мне уже.
Ужин приготовить, чтоб навсегда в памяти остался. Накормить его усталость. То, что обещала выполнить в действительности. Быть такой словно с его картинок. Но это я на самом деле. И обручальное кольцо мысленно потирать. А его нет. Ведь браки не в кольцах заключаются. Уверена в нем, хоть нет его рядом. Красоту ему всю свою отдаю без капли себе выдавливая. Ему принадлежать, Но его не присваивать. Свободу даря,- он сам поймет – не без меня.
*
Каплей проскальзывать по лобовому стеклу. Напоминать о настоящем счастье, что по крови разливается. Заворачиваться мысленно  под одеяла пуховые. Не имею возможности сейчас засыпать. Видеть сон приятный, проезжая в автобусе. Видеть и радоваться от действительности. Засыпать цветами дороги, по которым проходила.
*
Цвет гранатового сока проскальзывает внутрь. Губы те, что ты кусал, дрожью были пропитаны, когда ты снова рядом был. И в глазах твоих проглядывать хрупкость какую-то. Отводить взгляд и только потому, что не могу, с ума начинаю сходить и глазам не верить. А моему сердцу спокойствия желается.
*
Опаздывать криком до твоего слуха. Джазом прокатываться по круговой до дома. Конфетами дорогу выкладывать, чтоб по критериям сладости мог определить. На высоте каблуков достигать вершины заоблачные. Босоногими шагами чистоту свою выявить. В сумочку укладывать слова подобранные под секретные шифр-коды. Заходить в дом, что когда-то в голове проектировала. Проникать внутрь подошв, словно дождь.
*
На пианино выигрывать мелодию Шуберта. Вспоминая игру актеров в театральной постановке Гоголя. Принимать образ создателя гения. И 21 числа сентября утопать по лужам из автобуса. Высматривать лишь те глаза, которые успокоить смогут. Вслушиваться в голоса чужие, не узнавая ничего того, что он говорил. В небо молитвы свои отправлять на крыльях птиц, что на юг отправляются. И все отвратительно неприятное из себя выживать слезами. Больше не прикасаться к картам неизвестным. Нажимать скорее на газ и уносить сознание из этих далей. Себя, накрывая шелками, сохраняя для достойных. Подтягивать всех остальных до своего размышления. Новое постигать и другим разливать, словно молоко по чашам. На губах у них обсыхает, не успев поступить и раствориться. К счастью моему знаю тех, кто дорог мне. Окна раскрывать в стужу суровую и без сожаления принимать на себя простуду серьезную. Химию нашей жизни изучать, находя в ней логику. Стрелки часов обстригать, укорачивая время свое. Перед ночью, что в двери стучится снова, рассматривать черты девушки, что песочные часы в себе несет. Пианино, что говорило правду настроения моего, накрывать простыней, что тобой наслаждалась. Шаги свои ломать хрупкими словами. Записывать повторяющееся. Платье под венчание кленовыми листьями собирать. Небо раскрывать шторами, пастелью вырисовывать молитвы мои к нему. Фотографиями облицовывать стены серостью пропитанные. Разбирать сонностью уже картину Габриеля Макса «Невеста льва». И понимать суть ее происхождения. И не посвящать себя никому. Отдавая публике всю себя. Ширму прикрывая резко на душу свою. И в дом свой впускать ветер дикий, что нервно простуженный горько остужает сознание. Шалью бабушкиной накрывать от злости вечеров ноги свои босые. Втягивать воздух, резкостью разрушая все то, что мне так не по душе. Рыжесть в волосах находить, хитрость в глазах через зеркало высматривать. Хохотом разрывать суматоху дней мимо-проезжающих. Чиханием выбрасывать мусор из своей головы. Топленым молоком полы намывать после, как гости в шорох вечера уйдут. Шоколадом выламывать пыль с полок тяжелых. И оркестровую яму у себя дома в каком-то углу выстраивать. Понимать все равно, что мудрость с каждым днем в мою голову прокрадывается. И стрелами по колготам капроновым протягивать истерики свои. Выпуская все сказки, что я потом дочке буду рассказывать. И каждый ужин провожать с радостью о жизни нынешней. Цветами ковры устилать утром. Заваривая чашу крепкого кофе, будить в себе то, что дано небесами. С крупным масштабом размеривать существование свое, прописывая мелким шрифтом, чтобы больше влезло. И толкая себя на неизведанное новое, помнить о прошлых победах, не забывая о поражениях. Давая обеты, нарушая правила нормы стандартные. А они понимать не будут. Я не для них. Честь свою  не опуская на колени, выдерживать натиск ущербный для меня. Достигая тем самым высот нерушимых. Быть мясом для их языка, с гордостью за себя отвечая.

*
Босоногими шагами будила тебя. Простынями скрывала недостатки свои. В хор подпевая, душ принимала. Горячим паром остужала пыл свой. Ломала язык свой предложениями грузными. Сны очищала прелестью кожи сонной. Твои частички долго рассматривать. Отводила глаза от невозмутимости твоей. Прикасалась к тебе редкими случаями и движениями хрупкими. Кричала о дерзости своей юношеской и не стеснялась этого. Сознавала мудрость от тебя исходящую. Замолкала, потому что даже оправдать свои действия не могла. Повышала чувство тяжести, подобно звук на колонках. Под диктовку записывала мелочи яростные. За другими следила, себя исправляя. Ожидала осенних вечеров долго-трепещущих. И в сон погружаясь, кофе во мне бродить начинал. А я закрывала глаза одеялом пуховым. Свет утренний проползал и по стопкам, по пяточкам скользил, не давая заснуть мне. И под утро растворять себя во сне, в свете проходящих дней рассеивать. Досчитывала часы скользкие сентября уходящего. Взглядом тебя провожала, за походкой следя, понимаю единственными частичками сложенный. Подчерк меняла на разных волнах исходила. Ты ловил меня, где б не была. Зная меня, даже не знал в действительности. Губы кусала, а излечивала как бережно. Не подозревая о дальнейшем, проваривала настоящее. Дождем на плечах твоих на расстоянии была. Ты не знал об этом, я представляла. Твоими руками обводила черту между мной и миром. Логику выстраивала внутри, а сердце разрушало все Вавилоны бессмысленные. Читала, голову заполняя, доедая мясо недопеченное. На часы поглядывая, вспоминая черты твои рыжие. Задумалась о небесных сводах. О нитке белой вспоминаю, верой в настоящее все вокруг обставляю. Губы теперь защищаю для того, кому отдам себя за бесценок. Слушая музыку ностальгическую, задвигаю за будущее. Дома на картоне воздвигаю, воспроизводя на пленке будущее. Песками устлана кожа. По рыжести Египта пробиралась под визуальные заросли. В театре осанку выгибая, в актеров углублялась. И реплику шепотом воспроизводила. Очки надевая, увеличивала атомы микроскопические. Другим рассказываю, себя удивляя. Эту историю я не придумываю, она сама разворачивается. Алхимию считать за действительность жизни твоей. Рококо по стенам потолка объясняя. Выискивать и тут же терять,  и не теряться самой. Дожидаться свободного места, думая, - так оно и должно быть, или строить свое место самому. И не доверять действительности, верить сердцу своему.
*
Из глаз выплескиваю, настроением своим заражая всех остальных. Мелодию накручиваю другим, но никто не проиграет её с тактом, что со мной. Плей-лист восстанавливая на старое звучание, с новыми чувствами прослушивать. Усилия прикладывать, чтоб не разорваться от радости. Волосы длинные не выпускать из-под рубашки. И слова мои не останавливать на происхождение. Свет фар приглушать, проезжая именно по тихим сухим улочкам. Чиханием простуду выпускать. Сыростью пробиваться в дом теплый, принося на стопах своих слухи осенние. Про обувь даже вспоминать не хочется. По утрам обстригаю лишнее у цветов домашних, причиняя боль, и тем самым легче им становится. От боли в ногах скулы сводит. Одеяло сжимая, не чувствуя рук своих же, вдруг потолок разглядеть. Сны не видеть десяток лет. И лишь из-за того, что бессонницей сон разрушен. С бессонницей сама дружна стала. Слишком много витаминов и кофе приняла на себя. Зеркало каждый вечер очищать от пыли, что желала внутрь него пробиться. Не вышло… Зеркало – потусторонний мир. Оно искажает действительность настолько, что верить остается только своим глазам. Пальцами ломанными, в песне выслушала, дак этими пальцами доставать то, что обычно достать не смог бы. Действительность искажается. Белые стрелки перевожу на чёрных часах, переставляя стулья белые на черной кухне. Спину выгибая, слышать, как по швам хрустит позвоночник. Сколько ниточек от него исходит. И с какой остротой его хранить нужно. Белые тонкие ткани одевая, грязь на них сажая, и своей наивностью всё уничтожать. Не подразумевая, что может один человек, создавать себе невероятное. На свет, что на потолке, смотреть через пол. И очень давно я не говорила вслух, что мне грустно. Улыбнусь грустью выражаясь. И успокаивать себя заранее теплотой мелодий, чтоб истериками сознание не зарастало. На часы поглядывая, тишиной пожранной быть. По стенам ванилью расписывать эти слова. После на чистовик цветами выкладывать. Пунктиром выделать все яркие моменты из жизни. В Интернете не существовать,- всё заблокировано. Люминесцентными отрывками расшифровывать крики вещей окружающих. По походке уступать многим. Тихими шагами протекать быстрее. Сердце приглушать, когда слово «слишком» подходит. Проскребывать всё, что сказать не могу. По лобовому водами с небес опрокинуться. Регулировать отношения «между» в самой себе. Не делить себя кому-то другому. Каблуками по ламиниту прокладывать по пыли легкой тропинку. Будить в себе по ночам грозы совершеннолетние. Бурями или штилями, выбирать не я буду, прокручивать пленку за эту ночь. Простирать память свою, после самого ясного. Выводы делать над поступками, что вчера мною были совершены. И людей рассчитывать словно манекенов, без слов и без мнений. И грусть мою продлевает. Слушать в шуме городском тишину часов. Как стрелки стремительно не торопятся до финишной. Лист переворачивая, не соображая над новой главой. Не ровность подчерка изменять трезвостью своей. Вспоминаю уроки русского языка и оценки за ведение тетради. Аккуратные клеточки были заполнены тяжелой информацией, которую только они и запоминали. Порой чувствую, как напрягаю свою руку, чтобы всё досказать, что внутри хранится. Это дожди навеяли на меня тоску собакам призванную. Язык щиплет от чая сладкого. Посвящая вечер блюзу осеннему, продышаться на ветру, прохладой отдающем. Пропускать мимо часы частичками мира вселенной. И садясь в машину, шепотом приветствовать его появление. Не прикасаться, ведь мне отходить тяжело будет. Чем ближе, тем ярче. Слушать навывание ветра в ритм его пению. Голосом продергивает, не отпуская мелочи хитрые. Отчего о нем вспомнила – не пойму. Кулачки на ногах сжимая, обувь ломая, а в руках себя придерживаю. Всё равно, до дна не смогу выпить. Может разорвать. Частично, тихими глоточками заглушаю сознание, погружаясь всё глубже. В ванной горячей распариваться, разгружая все мысли свои твердые. Горьким шоколадом маски на стопы накладывать. Вспоминая щетину его рыжую, глаза закрывать, ничего не придумывая. Смеяться бессмысленно только потому, что радостно всё. Грусть проходит под торжественные аплодисменты. Грусть проходит под торжественные аплодисменты.  Грусть проходит красоту даря. Грусть не долгосрочна. Радость превыше. Она в ДНК протекает рекой. Радость эхом отходит, бумерангом возвращаясь. Чужим голосом свой разум крошить. Зубами прикусывать стекла ледяные. Плитами пол застилая, ковры простилать. Проглядывать листы исписанные, и уставать от их напряжения. Кроссовки промачивать провинциальные в морях заокеанских. Тонкостью рук своих  обнимать дорогое мне. Платками из шелка глаза накрывать. Фильмы эскизные просматривать. Находить ловкость в написанном мною. Под асфальтом продергивающим током пролетать.
*
Головную боль умножая, приумножаю буквы. Доедая крошки с чистой тарелки, диктую себе правила поведения. Все как прежде выискивать глазами черты твои. Прогонять из себя информацию негативом насыщенную. В каждом другом что-то перерождать. Но ничего не выходит. Сладкими письменами выцеловывать мне нужное. Удивляться,- мне держаться не за что. Но вцепляюсь за основу, данную еще давними временами. Поражать окружающих умом своим, что не по годам, а по жизни развит. На детей чьих-то смотреть, и представлять, как я мамой стану. Сколько приходит в голову каждый день. Самое главное в этом, чтобы двери в сознание были открыты. И болезнь – это очередное препятствие. Роптать на жизнь – роптать на себя. Исписать все листы, не крича о своем. На чужие чувства вглядываться и свое туда вкладывать.
*
Октябрь приходил. Почти уже все листья отшептали свои истории. Ласкою обвораживала его проходящее настоящее. Он не задумывался, да и я не рассказывала. Как же я не могла не думать о предпосылках августа?! Я своими порывами вдруг заглушила элементарный шепот жестокого асфальта. Он кричал о дикости дней проходящих через осенние истерики. Он кричал по стопам босым в надежде на слияние небес и земли, что под ним. Он кричал, а я проходила дальше. Думая, что забудется вскоре. Крутила меня возле сладкого, не давая насытится. А я не терпела. Отворачивала глаза свои светлые.  Знала, что ждет меня самое лучшее, потому что это во мне счастье расцветает. Любить и безответно  оставлять все, что уже сказано было. Зачем что-то кричать, если и так понятно? Ты любишь. Что тебе еще нужно? Настоящую любовь можно познать только тогда, когда будешь любить. Люби! Безответно люби! И ты познаешь себя настоящего.
*
Составлять рацион свой, основывая на глюкозе. Выпроваживая октябри ноющие, тоску забываю в прихожей вместе с грязью на каблуках. Кто бы мог подумать, что в хитрости ветров можно различить ласку, тающую в ушах стонами. Кто бы мог подумать, что предпоследним числом октября я что-то обозначу. Его шаги по моей спине продвигаются. Словно по пустыне бродит, натыкаясь на тишину. Его запах развевает ветер, поэтому он всегда со мной. Я дышу его частичками, его шагами, его присутствием. Это и делает меня могущественной. Я могу любить. Счастье не в нем, счастье во мне. И октябрьским утром сонным я отпускаю словами, отпечатками пастельными укладываю по простыням твой путь во мне. Я песнями хрупкими по глазам шептала, разбудить пыталась. А он чуть что рычал сразу. Усталость его с ног валила, и в песках пустыни свалился на колени. Веки зашторили весь крик извергающийся. А я только закрывала ладошками все мешающие запятые, не прочитанные знаки восклицания. Закрывала ладошками и верила только в одно. Счастье во мне и оно его спасение. Долго ли он бродил, мне неизвестно. Я не считаю жизнь во времени. Он пришел тогда, когда должно. Тканями льняными я украшала окна белые. Окна эти проводили к небесам. Эти ткани закрывали мне небеса, когда я их знать не желала. Порой слишком дерзкой была. Выводила пальцы свои на растерзание фортепьяно. Глазами выламывала двери. Октябри не выпускали. А я прорвалась. Пустыню закрывала под теплым пальто и шагала. С асфальтом ностальгическим беседуя, была в состоянии ожидания его появления. Тут же притупляя углы острые в сознание врезающиеся. Нет желания успокаивать, оправдания выискивать чужие. Они ни что не спасут. Лишь спрячут глаза на чувства истинные. Я растаптывала свою хмурость вместе с листьями, что уходили в другую сферу жизни. Они внутри выплескивались по жесткости асфальтной, преобразовывая в себе, что нам пока неизвестно. Путешествуя, он видел.
*
Целовала его щеки щетинистые. Счастьем разрывала его тоску одинокую.  Он же уходил понемногу, а я черпала сил глотками из сентября.  Морями переполняясь, я пропускала все его молчание, а он взглядом меня уже отпускал на все четыре стороны. Я не могла быть бдительной, я в нем жила, дышала его переживаниями. Моя интуиция немного дремала. Сочиняя слово за словом, я реками моего сознания выхожу к нему на дорогу. Редактируя все мои пробелы вчерашние, я каблуками, что по тому асфальту стучали, продергиваю тропинку к нему снова. Истинной желая поглотится, я бегу за его правдой. К чертям собачим все переслав в очередной раз, я бегу за запахом его. Губы искусала от неуверенности. Вчера засыпая, вспоминала, как он закутывается в тряпочки, в сон уходя. Под небом искала пророчество на завтра, но к счастью моего счастья его я не заметила. Допивала четвертую уже холодную чашку, терла глаза, освобождая их от мозолей бессонницы. Ожидая за окнами потепления, прокручивала, забывая все то, что так без потерь дарила ему.   Цветами что сохранились, выкладывала все его поступки, это, наверно, неверно было. Строчка за строчкой, словно по фортепьяно расплескивалась, я ему все письма посвящала. Он же сном окутан был, я не смела помешать. Что ж, ожидая неба светлого над головой, я припевала песни ему убаюкивающие. Страница за страницей укладывала его сны под подушками, чтобы он не забывал просматривать. Моя память уже настолько засорена его присутствием, что я даже не понимаю, насколько велика моя воля. Голод утоляя, пропуская запятые, читая все его слова переживаний, пропуская из смысла все свои чувства. Белое заполняя карандашами небелыми, я еле вытаскиваюсь из снов рыжих. На галочку поставив свое сознание, снова мозгую то, что неизвестно. Проигрывать кому-то, тем самым самому себе третью мировую побеждая. Я точки ставлю и через сутки их снова убираю. Наркотиками я его называю, типа магнит он для меня. Не ставлю себе цели любить его. Да и не люблю, наверно. Переламывая все ручки, что о нем прописывали историю, я спасаю свое здоровье. Истерики изводят мое внутреннее царство. На повторы я ставлю все те песни, что меня с той осенью связывают. Сохраняя все шаги и выходы, зачеркивая их же уже завтра с утра. Он мне редко снится. Увеличивая все частички, что он мне послал, я посылаю их на небеса в архив. Мне они не зачем. Узорами по стенам его дома, чтобы просто рядом ощущать. Чтобы все мои эскизы пропитались его запахом. Чтобы я всегда его тепло сохраняла. Чтобы он всегда возвращался.
*
Капроном ступать по траве. Потихоньку…  Нарушая всю последовательность правил выпускающих психические расстройства. Я глазами пленочными истерики встречаю, и мимо прохожих пропускаю их. Они чужие мне, - все эти люди, но в то же время я нуждаюсь в них. Перед кем на сцену выходить.
Я пропускаю многое, не прожевав сначала, поэтому в горле застревает. Давлюсь. Все протекающим через глотку. Его величество сахар успокаивает меня. По щекам гладит ласково, сулит верную смерть от передозировки.
Заглатываю банки сгущенки мне горькой, чтоб улучшить депрессивное состояние.
«Здравствуй…» - ноябрь прошептал по моим ладошкам. Кленовые листья свернулись в комочек, запрятав в венах правду сентября.
Волосы темнеть стали. Приснилось под утро… В зеркале вижу потемневшие в золоте волосы.
Как только я не в ту сторону шагнула, небеса занавес опустили. Сердятся на меня. Хотят удержать мою вечность храбрую. Я сама себе поверив, выпиваю стаканами тоску. Насыщаюсь, а потом уж деваться некуда.
Любила ли я? И что это вообще такое? Смогу ли я полюбить так, что у меня башню сорвет, и все вопросы исчезнут?
Мелодиями выкладывать по паркету пасьянс зомбирующий. Как он пел, шепот не заменит. И усталость моя отчего. Я великого не совершала. Настоящее по венам расходится, летальным исходом решается существование осенней депрессии. Я засыпаю, и снова паузами соединяются бессмысленные потоки воображения. Я вижу его. Он мне снится.
*
Рывками по стужам я урывала химические пропорции ностальгий. Мое настроение не предавалось на других. Голосом тихим пробуждала потоки сладостные. Он мне снился, а мне его видеть не желалось. Он пугал меня. Пугал наглостью своей. Я перекручивала душу через пальцы, протягивала песком через будильник.
*
Зима не желала отпускать мои руки. Держала в них весь смысл моего одиночества. Она будто бы возжелала надо мной посмеяться вдоволь. Вьюгами ночью бродила около моего дома, задумав пробраться через щели какие-нибудь, но к ее сожалению их не было. После днем с ветрами дикими сговорившись, людям близким моим трепала что-то вроде правды, очень похожие на сказки вечерние. Я не верила, что ее продолжение по весне чем-то может мне помочь. Все она уже сказала. Все сны она мне показала и ничего я смыслового я в них не заметила. Ее упрямость била меня по щекам 11 марта ветрами, что хотели утащить счастье, что во мне. Они мне кричали об этом. Провода все перегрызая, утомляли мое состояние чрезвычайно тихое. У меня уже весна на пороге ждала момента, когда же все-таки ей разрешат войти и пригоститься. А я все никак не могла уладить уход зимы чертовой. Она мне своим трепетом ко всему прожитому мозолила мой мозг. Это уже прожила, неинтересно. Я ступала под утро по покровам белым и наслаждалась воздухом прозрачным, он затворялся у меня внутри и расплескивался волнами радужными. И она, эта женщина, что владеет этим зимним императорством, понимала все мое настоящее. Она смотрела в мои глаза и принимала всю правду, исковерканную в ее руках. Она ее принимала, но никак уходить не желала. Она все равно стояла на своем. Она желала добиться своего виденья. Она желала, чтобы все те чувства, что были когда-то в моем сердце, я испытывала и на сей день.
А я ушла. Оставила ее с правдой бесконечной. Я не стала ей что-то доказывать. Я ушла жить так, как мне видится. Мое сердце в счастье!
*
Зима так не желала присоединиться, что топталась на пороге. Прожевывая все то, что и так прожевано и проглотано, она ерзала и терлась боками об косяки. Что же ее останавливало, было ведомо мне одной. Отчего она выбрала меня до сих пор не ясно. Хрупкостью она раздавливала по тропинкам все надежды сладостные. Она не присоединялась, боясь разорвать, что так связано радостью было. А деревья от усталости сломлены были, опечалены не желанием зимних вьюг приласкать да убаюкать их. Они выжигали, вскармливали, выдавливали порой дары свои бесконечные, а она суровая колебалась, не могла этим временем принять верное решение. Я ждала ее. Ждала успокоения небес. Медвежьими повадками успокоение находится между. Я засыпаю, вижу, открываю глаза, в понимание приходит, - все прошло. Она переживает, мнется, разрезает все, что так цепляло когда то. Ничто так не бьет ее, как само ее сознание. Я за руки с ней взялась. Окуталась лишними простынями, глаза спрятала под вьюгами. Я ей все-таки доверяю. Она знает, где остановиться... посмотрим на рассвет

*
Печатаю о том, как скучаю по его песням, по его голосу, по его шагам, по его истории, по нему.
Истериками тихими заросла. Обвила вокруг себя сознание туманом горьким. И выпиваю не до дна, вылакиваю виски. А по вискам хрустит тоска ноябрем рожденная.
*
Он страдает. Никто не разделяет его терзаний. Думами темными заволокло его мышление все подобное. Улыбка с его рук преподносит все, что так колется в горле. Небо вольное хлещет по душе зыбкой. Чувствительными проступками по коже аллергия выстаивается иголками зимними. Воспоминаниями дышит через грудь. По клавишам фортепьяно бьет глотками львиными, уходя, потихоньку шепча имя родное. В своем мире спасаясь, он хоть как-то стабилизируется. На калькуляторе высчитывает глупости подземные. Разъяренными волнами чужих облагораживает. Выпивает горькую, чтоб привычки обновить приходом новых трепещущих истерик. В потолок вглядывается, планы бесценные выстраивает. Заключает в рамки себя только для детей. Напрягается, в ноябре суровом он нашел приют своим беспокойствам и своим бесстрастиям. Снег простирал доброту на успокоению губам до крови искусанным. Понемногу затихал крик львиный. Он больше думал, чем говорил. Многоточие расставлял после каждого разговора, делая тем самым вылазки своему сознанию. Картами пиковыми расстилал ковры бархатные. Белизну стирал мозолями опытом душевным наработанные. Засыпая, а когда это происходило, небо опрокидывало гроздьями цветы белые. Опустошая сны хрупкие  о том, что хрипело, возникал вопрос: «а душа вольная чего желает?» Путешествует по мемуарам телеканалов, по новостям передает в свою голову грозную рецепты приправ жизни. По окнам таял взглядом преддекабрьским. Лишь его шаги, устланные сентябрем, отзывались громкими урывками. Листьями он отрывал все, что можно задержать. Под ветрами, дикостью встречающие, он клятвы бесполезные выговаривал. Грудь разрывала тоска вечерняя, оставалось по потолку расползаться. По глазам зеркальным переворачивать душу на изнанку. Под одеялами тяжкими выискивать спасенье сонное. Увы, бессонница растравливает все пустоты зеркальные. В прятки с самим собой играет, самое главное перед глазами последние минуты держать. Следует по дорогам, которые у него предугаданы были. Пуговицы ломая зубами, жует все, что дано на подносе.  Коробки черные раскрывает, видя в них самое безбрежное, но готовится к самому опасному.
И что же ему будет утешением?
*
Сберегая его под паркетами, умиротворяя сознание обеспокоенное. Не дозваниваться и никогда не желать слышать голос сберегательный. Душа вольная... По небу хлестким шагом продвигаться. Это после будет видно. Ясность его разрушая, перелетать из аэропорта в души свои. Переставая быть кому-либо образцом, перерастать в наилучшую силу храбрости. Зачеркиваю ошибки пройденные. Прочитанное лучше откладывать в сторону, нового ничего не привнесет. Перелистывая строчки, лепестками оставляя интонацию мелодиями жаркими. По птицам, по жизни их протанцевать ходами-матами. Отстригать все бережно выстланное. И информацию, о которой переживала яростно. Королевскими линиями оставаться под крышами. Сносными, лютыми снегопадами с небом зимой сегодняшней разговаривать. Клетки заполняя свободой своей. Красочными листьями сентябрей, что не вернуться ни за что, разукрашивать воспитание родителями  подаренное. Нули вычерчивать, впитывая в них высшее и тяжелое. Стрелки останавливать, претерпевая боль утраты времени. В чужих молитвах путаться, свои посвящать тому, у кого сердца нет. В судорогах межности застревать, преодолевая барьеры на бегу. Сканируют, проверяют, ласкают, играют, живут. Зимой пойму, что заедая сладким слаще мой путь не станет. Сочинения выписывать на черновик. Они после гениальными славиться будут. Невиновные у суда вопросительно ухаживают за судьями. Красными словами выплевывают мимолетные проходные встречи. Пересчитывая на пальцах ног все слова с его губ слетевших. Босоногими струями они пролетали мимо моей души на тот момент беспокойности. Зимним утром укутываясь, покрепче застегиваю все выходы его натиска на мое понимание свободное. Оборону выключила с наступлением нового периода. Стужами глаза замуровать. Время не считая, забывать о пройденном. По простыням укладывать все украшения его босноснословные.  Заостряя внимание на игру его, забывала о том, что асфальты замерзают. Ножницами разрывать все нити, что связывают, что прикрепляют, что разрастаются. Не стоит мыслить глубоко, чтобы тащить его свободу со своей. Северными сторонами оболочку создавая приобретать новую планку из периодов. Размашисто чертить все мои обращения к публике, раскрывая все простыни на мозг свой разумный. Перьями выкладывать пророческие рассуждения твои о моей поездке из этого черного города. Возвращение я сама надумала. Синим цветом небес поглощена моя ностальгия. Мелодичными аллеями, глухими наречиями, часами остановившимися, листами чистыми. Выражаю свою свободу публике безграничным потоком счастья. Зубы скалю без того, что повода не было. Слишком тихими притворяются окружающие брюнеты. Хрустами под осенью, над весной. Солнцами знакомиться с Землей. Она не единственная, она одна. Устилаю, засыпаю, слишком грубыми лабиринты, слишком истерически выкладка океанов происходила. Личное мое. В волосах заплетают ленты красивые, пытаясь отвлечь глаза хрупкие. Наивностью порождают воинственную величавость, порождающую победы за поражениями. Прокусывая сахарные диски, хлебом насыщаясь, кофе вылакивая, живу в наслаждение. Знакомые улочки, только они хитрые расставят по местам то, что разбросано было. Холостятскими повадками охвачено настроение мое ласковое. Заканчивая разговоры зажимать все тексты выученные Шекспиром. Платками лиловыми устилать взоры проворные. Хитростью изображать все свои достоинства без наградные. Шелками подоконники выложены. Засыпаю в кромешной темноте. Под будильники натуральные просыпаться. От здоровья излишки делить на родные руки. В масштабном виде не желать кушанья отменного. Жуткими истинами вдыхать запах цветов то, что когда-то любимы были мной. И подарочными днями окружала свое присутствие рядом. Удивление внимания, удаление негатива. Дрожжами усыплять сны свои пророческие. Видеть и осознавать, что это когда-нибудь ждет меня — невыносимо. Изучая науки жизненные, руки прикладывая  к конспектам, восхищаясь учителями данными. Под решетками быть склонным. Там защита, но там нет свободы. Дышать не смогу.
Когда бумага закончится, я начну говорить. Молчание глубиной засоряет. Говорить нужно, лучше в глаза. Заглушать в себе все то, что так полюбила за его время. Выбрасывать, сжигать, сбрасывать. Все одержимо. Все отступает. Цепляло то, что рядом. Исчезло и пропало. Оставляя для послесловия место, жду проявления чьего-то присоединения. Под литрами снега таять лютыми морозами. Вымывать руки от грязи будничной, омывать все светлые мысли  во мне. Через локти проламывала, ребра выворачивала, узнавая содержимое во мне. Сгибаясь, проламывать все известно — неожиданное.
*
Поисковыми взглядами пробиваться за шинами. Сколько бы не выкидывала, все равно после выискиваю и расцеловываю свои чувства неимоверно честные. За точками, что я пытаюсь спрятаться, нахожу действительно нужное потрясение. В мартовские сквозняки быть простуженной. И выкашливать со всей силой то, что негативно прорастает во мне из-за кнопок стартовых. Ресницами асфальт обласкивать, не сожалея, что от него я никогда эту ласку в ответ не получу. Мои порывы чисты перед небом. То, что влезает, действительно когда-то падало. С силами себя держать, я щедрая, смогу и расплескаться. В чужом взоре высматривать мой же восторг над происходящим и знать все последующие шаги по картам развернутым. Набирая номер телефона, слышать одновременно свои орущие мурашки и длинные гудки, что действительно смогли бы меня загнать в желтые стены дурдома. Набирать его номер и твердо знать, даже быть уверенной, что он не ответит. Хоть бы что-нибудь сказал, а он молчит.
Я сама себе спасательные круги придумываю, которые в конечном счете сдуваются. Разговаривая с другими, перед собой его черты видеть и утолять жажду. Просто чуть-чуть я оголодала по его присутствию. Иллюзиями воспитывать свое сознание, в сон погружаясь, сны исчерпывать ложками, прикусывая губы, истерзывая их в кровь. Движение за движением я приближалась к финишу, не таков вкус сладости, как казалось. Я посадила батарейку на несколько минусов, будто бы доказывая тем самым, что это я герой. Страницы книги, что я старалась приукрасить, зачитывать вслух, признавая наконец-то предписанную в ней правду. Изучая запахи новых ручек, я вылакиваю их на свои нервы. Растекаясь под лужами сугробами под апрель подстраиваясь, я вдруг окунаюсь в новые миры своей публики. Не соблюдая правила разбора текста, я записываю свои чувства на бумажного вида структуру. Тишина проводила меня до истерички, что приходит ко мне по четвергам. В клеточку правописание воспроизводить своими баритонами. Он никогда, скорее всего никогда, этого не прочтет. К его же счастью. Голова моя болит, вирусы застали меня в врасплох.
*
Под испытаниями хрупкими, разрывами наших порывов, проходящих мимолетными полосами начала зарождаться что-то новое и великолепное. Мои глаза с трепетом обращались к каждому, кто в них заглядывал. И они не могли рассказать с точностью переживания, что прокипали у меня  с улыбками.
*
Я не поверив снова, пытаюсь воспроизвести все частички моего доверия его объятьям. Под серостью дней я скрывала улыбку. Под ветрами прятала свои чувства долговременные. Я всеми частичками желала потерять, упустить, не знать. Под тканями взгляды выпивая, по губам проводки ставить, а после теряться в мурашках от электрического шока. Сколько бы я не закрывала веки, хмурые облака все также обволакивали небеса светлые. Что происходило, я так и не распознала, слишком волнуюсь. Под гудками изумрудными я вырисовывала все его ко мне движения. И что-то спасать химией чайной, думаю, не поможет. Под челкой скрывать от него все свои страхи, что снятся. О потерях в пастельных тонах ему не рассказывать. Он не воспринимает. Каждое утро до дрожи пролистывать все исписанные мною рисунки. Они ни к чему. Их можно на выброс. Под лунами дикорастущими, я выкармливаю их сама, засыпать, раскрываясь непринужденно перед ним, перед его взглядами. Лысыми пробелами я выставляю вон из своей памяти все, что так остро действует мне на нервы. Под стрелками все ярче сновидений выравнивать свои разумные прямые линии. Каплями листовыми, от сентября вдруг вернувшихся. Я собираю по мотивам мозаики красочные оттенки пятого вечера пятницы. Заполняя белые клеточки от тишины умиротворяющей, очки снимаю узорами, металлы разрисовывая.
*
Может быть, я когда-нибудь устану его вспоминать, устану ожидать его случайного появления. Может он перестанет быть для меня чем-то родным, серебряным и близким.
Я когда-то слушала его голос по телефонным проводам. Его хриплость передавала мне его сентябрьское настроение.
К чему же нужно было встречать меня, целовать по шее, любоваться и держать крепко за руки. К чему он ушел.

*
Многое изменилось, а сердцебиение осталось прежним.  Я вдруг вспомнила, как юная девочка смотрела ему в глаза, с какой преданностью она ему отдавалась. Вспомнила, как я сначала отодвигалась от него, боялась стать к нему ближе и значительно дороже. А какая дикая энергетика окутала меня ,когда я уже понимала, что мне никуда не деться от этого мужчины. И я не убегала, но и не цеплялась. Он мог бы развернуться и  пойти на все четыре стороны. И как бы я не старалась найти что-то его в ком-то другом, этого человека мне никто не заменит, хоть как бы не старался.
*
Страдать о тебе всеми мыслями. И так же от тебя отказываться. Звонить и слушать, что твой номер отключен. Ненавижу голос автоответчика.
Я бы любила, но сама себе запрещаю. С каждым сном всё меняется. С каждым одиноким утром я настолько рядом с тобой, что меня одолевают мурашки. Я смотрела бы на тебя вечно, любовалась бы твоей не красотой. Насколько преданна я и кому сегодня неизвестно. А когда мне исполнится 62, я уже состарюсь, чтобы вспоминать о страдающих мыслях в твою сторону.
*
Ты мне снился. Очень добрый. Постараюсь никогда не забыть твоё «замолчи». Ты улыбался. Я сегодня слушала твой голос. Я слушала, как ты выговариваешь каждую буковку. И мне было радостно оттого, что наш разговор разливался спокойно и непринужденно.
Я даже не думала, что твой телефон будет включен. Сердце сразу же упало под коленки. Я замолчала. Сколько хочется тебе сказать, а уже ни к чему. Нужно было раньше. Я не знаю, сойдемся ли мы еще раз, поговорим ли,  посмотрим ли мы в глаза друг другу с тем же теплом, что когда-то.
Я знаю, - буду помнить тебя и твою осень.
Я с тобой
*
И я снова тебя видела во сне. Даже нет. Слышала. Ты снова звонил. Твой голос сообщил мне, что ты с ней, с чужой для меня. А если это и так,  то я буду счастлива за то, что ты счастлив.

*
Я бы пошла к нему, да только там никто не ждет.
*
Времени нет, но оно отчего-то ускоряет свой ход. Оно проявляется с каждым вдохом и устраняется с каждой мыслью. Я вдыхаю поглубже по крайней мере сегодня. Осень не остается со мной навсегда, поэтому, я промолчу. Лишние словосочетания никому не возмещат их утраченное время. Тишиной таять на губах в твоих сновидениях, тем самым излечивая твою душу. Сколько было сломано зубов, пока ты сжимал челюсть? На этот вопрос даже ответов не нужно. Страшно узнать точное число, чтобы от него не зависеть. Я вдыхаю поглубже, становится полегче. Губы сохнут на диком ветре запада. Я облизываю их, чтобы хоть как-то сгладить их обеспокоенность.  Мои ручки дрожат каждый раз, когда я пытаюсь хоть как-то рассказать о себе, о своей истории.
*
И глупыми выражениями смущение выискивая. Закрывая глазки правдой ошеломленные, засыпать, прочувствовав всю тоску по простыням обжигающим. Гладкими высказываниями усыплять осенние переживания. Все, что дорого, стало драгоценным. Пробелы выставляя по заснеженным подошвам, проглатывать изжогами все дикорастущие яды небес. Батарейки высаживая по волосам ополаскивать все ласки на меня устремленные. На глазах засыхать ладонями снежинок бесхитростных. Обстригая все локоны божеством наполненные, запоминая все обвенчанные кольца, зацепляющиеся за искорки жизни явной. Прочитывая, вытаскивая самое легкое,- за ним то и стоит сам смысл, что хотели воспроизвести на публику. Принимая все дары за исключение, принимая, и не завязывать узлы. Дожидаясь, вспоминать, что когда то мыслила, потом затерла. Он ко мне пришел. Радостностью ласкала, на чужих растрачивалась, забывая, что ни себе, ни другим на десерт ничего не оставлю. Хлопала стеклами по окнам. Они молчали, терпели, выжидали. Полюбила я их неожиданно. Через небеса глубинами закрывала все свои выходы в обратно. Не разворачивалась, не оборачивалась, закрывала глаза и дышала небесами, дарующими мне счастье, протертое моей душой. Искусственно выплевываю «любовь». Не верила, не видела, не высматривала. Чувствовала и жила. Других приукрашивала сама того не желая. Точки в многоточие превращая, зарывалась в листах чистых. Репетировала, а на сцене читала монолог, монолог, которого сама не видела. Никогда. Ничего не обещая. Прокусывая по коже имена великих людей, стандарт закапывая в гробовом бархатном. Дышать кислым, ногтями выцарапывая портреты. Форточки промерзлые согревая пальцами после фортепьяно.

*
Люди, сломленные под прессингом митингов. Красно-лиловыми хлопьями усыпаны их иллюзии. Под потолками небесными прожевываю всю их нежность неискреннюю. Мучными смесями устилала покрывала бархатные. Кожей грубой изящно подкрадывалась и сбивала ритмы хлесткие. Ручки в узоры смежные превращая, разбиваю всё неверное в душах своих. Их несколько, они близки, они радостны, они со мной. Кофе допивая, улавливать искошенное лицо соседа. Или быть на краю города, истерически поддерживать себя за ноготки, сходя с ума, признаваясь, наконец, в правде.  В душах распотрошено было все, что цепляло, за что сама цеплялась. Точки расставляла. В глаза смотрела. Страх бежал, но только куда, то ли ко мне, то ли от меня, я так и не поняла. Кассовую ленту менять, распечатывая все письмена свои страстные. Во снах уходить и не являться, не возвращаться, хитро обходить углы острые. Обманывать, с правдой за руки держась. Кто поймет, тот роден. В жизни новой буду еще больше знать, чем прежде. Ведь там космосов больше проявится.
Снова лирическая...
*
А что если мы встретимся снова? С  каким настроением ты меня встретишь? А предложишь ли выпить по чашечке чая? С каким взглядом ты посмотришь на мои руки, когда-то прикасавшиеся к тебе? И посмотришь ли вообще на них?

*
глупо придумывать за тебя продолжение всей истории. под небольшими кусочками моей души, я прятала что-то настолько сильное, и настолько слабое. и думать не могла, что зажав ладошки, я с трепетом буду защищать свои порывы. чувства, о которых я умело скрывала на публике, просочились под мое естественное начало. я умоляла, чтобы оно продолжали свое существование внутри, в тишине, провоцирующей на мои всплески эмоциональных подъемов. ветрами-волнами кофе загонялся в мои растрепанные венки, чтобы приободрить мою депрессию, а я закрывала глаза и не могла поверить, что мне придется бороться за саму себя. мое истинное лицо прорывалось сквозь мои истерические схватки. оно зацеплялось за ниточки каких-то малозначительных событий моей жизни, и шептало правду ласково-жестоко мне под ушко. я же криками заглушала ее нервотрепку.

*
По щекам проласкивать свое настоящее, которое иллюзорно только у меня. Воспоминаниями рисовать будущее, основанное только на кусках прошлого. По щекам его не бритым ласкаться, не запрещая себе в искренности своих чувств. Выделяя его повадки за стандарты всех, выискивая его в каждом или любом. И понимать, только время между нами. И тяготеть из-за этого. Под лицами раскрывать всю фальшивость, только его черты во мне. Прослушивая старые мотивы, я с четкостью передаю ему всю себя.

*
Терпкий кофе приглушает всю ласку моих губ. Кофе сделал он. Тот, которого так сильно люблю. Я скучаю. Очень хочу окунуться с плесками в его море запаха. А когда-то недавно смотрела в его глаза. Даже не смела пошевелиться, огромными стуками по грудной клетке билось мое маленькое сердечко. Я не помню, но, по-моему, только с ним мое дыхание сбивается, а сердцебиение учащается в миллионы раз. Когда-нибудь это станет тише и скромнее, но сейчас я желаю запечатлеть те чувства и эмоции, что открывают мое сознание и переформировывают его. Я нежна и ласкова к нему, к этому человеку. Он будто тем августом укротил меня ,а теперь я с трудом пытаюсь освободиться от его осенних переживаний. Мы с ним так близко. Несколько шагов, и я уже могла бы ощутить по своим щекам его дикий запах. Сейчас вспомнила о его щетине. Рыжесть по скулам. Одни небеса слышат мои молитвы о том, чтобы хоть раз еще погладить его по щекам, почувствовать на своих губах его укусы, трепетно задыхаться оттого, что он сильно сжал меня в объятиях. И будто я вижу в нем что-то большее, чем во всех остальных. Он не так уж хорош, чтобы можно было им восхищаться до беспамятства. Может быть, ах! Нет, когда-нибудь я расскажу ему. Глядя в глаза, без каких-либо сомнений, я расскажу без подсказок на листах о том, насколько сильно я сжимала его в сердцах.
*
Тишина моя сказочная, о чем говорит мое сердце в минуты вечерней тоски. В чьи глаза с сумасшедшей жаждой хочу посмотреть, когда проснусь одиннадцатого числа утром. Солнце все также встречает меня рассветными прослойками по небесам. И мои улыбки растворяются в утренней суматохе. Злые, сонные люди представляют ненужных самим себе.
*
Если даже его не будет в моем городе; если даже мое дыхание перестанет сбиваться от неожиданностей; если даже я перестану многократно думать о нем и пропускать мимо все то, за что я так давно цеплялась. Если даже это случится, я не думаю, что это всерьез. А если вспоминать все мои волнения в его сторону, можно утонуть сотню тысяч раз в зеленом море запада.

*
Я готова встретить его еще хоть тысячу раз, но интересовать меня будет только мое отношение в его сторону. Чертовски неожиданно, что мое сердце как и тогда замирает и пропадает под давлением его взгляда. Не так давно, тридцать семь недель назад я признавала это колотящееся сердце счастливым. Все тот же запах, сбивающий и волнующий до мурашек. И вопрос только единственный: случайный он или это свыше предначертано. Встречные билетики летели ко мне с частотой в последние дни. Было ли это моим предупреждением? Мои противоречия сталкиваются, в которой уже схватке, спорившей с моими чувствами. Сколько лет должно пройти, чтобы мое сердце смирилось с существованием этого человека, чтобы посмотрев ему в глаза, не чувствовать в себе трепета к нему. Чтобы не вспоминать все приятности прошлые, если вдруг снова пересечемся. И в моей действительности задаются вопросы: какие нити нас связывают, насколько они крепки, каковы по длине и какого они цвета? Чернильными реками распознавать по тетрадным тюрьмам все свое спрятанное. Я признаюсь, что пытаюсь из всех сил уничтожить его историю из своего настоящего, и оставить навсегда в прошлом. Найду ли я ответ отчего меня яростно трогает его случайное появление. Всему свое время, как говорится. И на мои вопросы найдутся ответы.

*
То ли мое настроение было слишком измученным, то ли я просто не выспалась. И в последнее время сны у меня приносят безумство. Я внезапно просыпаюсь оттого, что мое сердце чуть ли не разрывается под бешеным ритмом, будто изучает мою выдержку. Которая ночь приносит темную неясность в мое продолжение. Мои батарейки разряжаются в самом начале кульминации, и я опаздываю на все рейсы в аэропорту. Чтобы оказаться в том же городе, что и тот человек, нужно преодолеть все острые страхи в голове и забыть о тысячах километрах. Все мои телефоны заполнились изумительной тишиной. Приравнивая свое настроение к плиткам горького шоколада, я тайком начинаю подозревать о приходящем майском счастье. С безразличным холодом проходили мимо меня восемь месяцев зимы. И наконец, проснувшись одиноким солнечным рассветом, обнаруживаю в своих улыбках и глазах утомительную усталость. Как сильно я затосковалась по тем песням, что когда-то праздновали во мне буйство встреч и разлук. И встречая те глаза, с которыми не так давно прощалась, теряюсь в своих раздвоениях. И под пятым бокалом Бакарди находить в своих архивах мелочи, о которых даже никто не подозревал. Но эти мелочи настолько увесисты, на них поди-ка все и держалось. Встречные наши дороги предзнаменовали улучшение концовки нашей истории. Но мой разум не мог соглашаться с таковой действительностью. Слишком сладостно мне все казалось, даже приторно. Как много можно рассказать в бессонницу, и сколько секретов раскрыть в себе самом. Пару дней назад я снова узнала в глазах человека, на что способно мое невыносимое сердце. Сколько раз я пыталась заснуть, а после уже ближе к вечеру  просыпаться, и больше никогда не вспоминать о прошедшем. Неужели так все и останется без изменений. Неужели мои прирученные киты из моего океана, так и будут тянутся только в одну сторону. Их сила и раскрепощенная доброта говорит только о моих верованиях. В этом замкнутом круге никак дышать и совершенно не о чем думать. Двуличный диалог с небесами тоже ни к чему не приводит. Слишком моя искренность безбашена, а моя бунтарность скрывается под дыханием синих китов. Мои океаны не имеют названия, потому что описать их никогда невозможно. И настроение их ложно-катастрофическое никогда не предугадаешь. В какую сторону повернет мое сознание, какие корабли потонут, а какие продолжат свой путь. И скорее я не смогу полностью поверить моим случайно-пришедшим ностальгиям. Смотря в глаза правде и истине, в действительности начинаешь путаться. Скорее начинаешь отталкивать от себя все связующие нити с тем, кто когда-то ушел. Да, вернуть куда  сложнее, чем преобразовать. И отталкивая все доступные соблазны, я решаюсь на действительно решительный шаг. Развязываю все узлы, они уже испорчены годами, разговорами и долговременной неизвестностью. Я их развязываю и отпускаю на дно океана. По завершению, в шестьдесят семь, напишу в своих дневниках все, чем закончилась эта история.
*
Лишь бы она его любила. И мне бы уже стало поспокойней. Только раз бы я увидела ее сияющие восторгом глаза, мне было бы проще.
*
Февральские стужи бродили по моим венам. Я смотрела, а во мне бурлило безразличие. Как давно мы с тобой не виделись, и сколько всего изменилось с тех пор, когда мое сердце пылало в твоих руках. Я могла бы раствориться по небесным сводам, да стало холодно в том сентябре. Ты ушел намного раньше и мне не говорил, да и я не понимала. Я смотрела в твои глаза и сходила с ума. Я не различала по твоим ладоням твое безразличие. Оно меня погубило. Оно меня растоптало. Я смотрела в небеса сиреневые и пыталась вспомнить твои глаза. Все тщетно. То, как я тебя когда-то полюбила, обернулось против меня. Я пыталась вспомнить твои глаза, те глаза наполненные счастьем. Вспомни сам с каким чувством ты смотрел мне в глаза. Я почему-то думаю, что ты был хоть немного, но счастлив, ты был рад встречать мои улыбки. Я пыталась вспомнить, но небеса не позволяли. Они оставили только твою улыбку, твой смех. И только мое одиночество сможет рассказать, как тосковала и изнывала, лишь бы вспомнить твои глаза. А предпоследние дни февральские навсегда сокроют в себе мою позавчерашнюю любовь о тебе. На ветрах восточных я  навсегда запомню свою ностальгию. Сейчас я уже не тоскую, но мне все также не маловажно, чтобы знать, как у тебя там сложилось. Все также не маловажно, с какими мыслями ты засыпаешь, а как ты встречаешь утро. Одновременно я не хотела бы знать тебя, наверное, никогда. И одновременно, я хотела бы знать, как ты поживаешь, о чем тревожишься, и о чем радуешься… Моя странность к тебе вот, что это такое.
*
Я смотрела ему в глаза и читала в них дикую страсть, раздирающую меня в клочья. Я смотрела ему в глаза  и видела пятую галактику, ту самую, о которой мы когда-то разговаривали. Я смотрела и видела, что он мне хотел сказать что-то очень важное. Но все также молчал. Тишина прерывалась только нашим дыханием. Мы вдыхали то, чего мы давно желали. наша встреча, она долгожданная, и как никогда огненная.
Насколько наши пути разные, но насколько они совместные, еще пока неизвестно. Сколько бы не отталкивали друг друга и только из-за того, что нам хорошо, что мы задевали друг друга и кайфовали… мы все равно не узнаем, что нам уготовили небеса. Сколько различных препятствий стояли, и наверно, стоят между нами. Но только в этот раз я не потерплю, чтобы я сожгла свое сердце об его руки. Моя смелость вдруг атаковала. Я проведя множество анализов в своем одиночестве прихожу к выводу о том, что стоит делать, а что нет.
*
Я после твоих поцелуев растекаюсь по простыням жарким, ласковым. Темнота, поглощающая, даже внутри сыплется с черного потолка небесного. Пытаясь тебя останавливать, я сама уже не в силах отказываться. За тебя хватаясь, словно падаю в бездну, с такой силой невероятной, что никогда мне известна не была. Твое рычание разносится по телу мурашками. И все сводится к тому, что ты готов разорвать в клочья, ты готов стать тем единственным и незаменимым, чтобы я никогда не смела от тебя отречься. Но ошибка твоя была в том, что ты не знал, - я выдумывала после и как я с тобой распрощалась.
*
Я хотела уже распрощаться… Нет, я уже распрощалась с тобой. По-моему, уже и навсегда. Порой я была к тебе так сильно привязана, словно ребенок. Ты для меня в моей же иллюзорности становился чем-то родным, далеким, но не таким уж изобильным. Все обратилось в нули с тем твоим выражением, с тем смехом. И правда, это была всего симпатия не переходящая и не перевоплощающаяся ни во что. С восьмого на девятое все мое накопленное богатство сошло на нет. Что могло быть лучше того, что освободилась от того, что так терзало. Как щипало глаза по утрам от бессонных ночей, в которых я оставляла свое живое маленькое трепещущее сердце. Обжигая руки о горячие кружки с любимым горьким чаем. Я могла бы отнестись к тебе проще, неуклюже и без аккуратностей, с некой долей жестокости и сатиры. Не в моих силах было издеваться над тобой. единственное, что было в действительности для тебя невыносимым – это смотреть на меня, на мою мимику, выслушивать мои уже сонные заговорки, ты не мог совладать со своим желанием ко мне хоть как-нибудь прикоснуться. Я ловила твои глаза, наполненные дикой жаждой, а по губам, наполненным вишневой сладостью, проносилась грубая уверенность в своих действиях.
С какой теплотой ты мог бы ко мне относиться…
Если бы не твой звонок, который, как и прежде, меня встряхнул. Если бы не этот звонок, я бы и не вспомнила твой умиротворенный голос, что разносится по телефонным беседам, тот, что поет мне. Я бы никогда и ни за что не почувствовала того стука под ребрами, который с такой легкостью возникает при твоем присутствии и так тяжело успокаивается. Невыносимо становится после, когда обдумываешь твой ни к чему непривязанный ответ на то, что мы с тобой еще почаевничаем.
И я снова тебя обнулевываю…
*
Твой звонок был для меня чем-то напоминающим на раскаты грома. Гудки, что разносились из твоего телефона, никак не расскажут о моих бушующих незнакомых чувствах.
*
Можно было бы бесстрастно смотреть в его глаза и выпытывать под тонкими оболочками его исковерканные планы на мой счет.
*
Если быть точной в своих убеждениях, я припоминаю поздний вечер летний, именно тот, когда мы спрятались у тебя в квартире. Если бы эти стены могли укрыть от всего и навсегда, мы остались бы внутри. С каждой сменой темы разговора солнце уходило все дальше. А мы вдыхали неповторимые запахи. Потолок осыпал на нас миллиметровыми лентами все то, что было накоплено у нас в душах. Как долго возможно выискивать человека, с которым необязательно что-то выяснять, но обязательно знать, что он рядом и близко, настолько, чтобы учуять его замысленные движения в твою сторону.
*
Если упорядочить твои движения в мою сторону, выйдет совсем неплохо. Даже возможно окунувшись в будущее, увидеть мои руки на твоих плечах. Как дороги мне были те мгновения, когда я могла закрыть глаза и со спокойствием не бояться открыть,- я все равно сейчас тебя увижу.
Но если упорядочить мои движения, тебе в первую очередь нужно было утихомириться и ловить на своих щеках мои нежнейшие поцелуи. Мне нравится с тобой разговаривать, и на этом на данный момент я хочу остановиться. Если буду глубже уходить в себя, это будет уж слишком катастрофически выглядеть для других.
Да, мне хотелось бы каждое утро встречаться глазами, расплываясь в улыбке и протягивать к тебе свои теплые руки. Да, мне  хотелось бы просыпаться посреди темной ночи и покрывать тебя поцелуями. Да, конечно же, мне хотелось бы, чтобы твой голос раздавался все чаще,  становился с каждым днем, с каждым разговором моим. Но я останавливаю себя на разговорах о том, узнавая как твое самочувствие, настроение, узнавая с кем проводил время и что ты собираешься делать в дальнейший отрезок времени. И мне, безусловно, понравилось бы принадлежать к тебе. Единственное, что действительно в моих рассказах – это всемогущее «бы».
Я останавливаюсь на том, что отстраняю тебя от себя тихими беседами.
*
Что может быть романтичнее июльских ночей вперемешку с грозами, да со вкусом бархатного полусладкого красного. По телевизионным передают, как обычно, бессмыслицу. Но мое возбужденное восприятие направлено только на тебя одного. Ты делаешь глоток, а по твоим губам растекаются остатки-капельки, которые так и пылают оттого, что желают быть мной поглощенными. Если припомнить все мои приключения, ни одно из них не было настолько увлекательно и завораживающе, как минуты, проведенные в твоей компании. Но я никогда в жизни больше не поддамся на соблазны сделать первый шаг  к тебе навстречу. Ты слишком сладок до приторности. Я боюсь, если пойду дальше, то рискну выплеснуть из себя все самое сокровенное, все самое достойное и по-настоящему чистое.
*
Я ночью просыпалась в безудержной страсти. Я желала найти твои губы под своими простынями. Тело желало прижаться к тебе. Но только я отходила ото сна, как я вдруг понимала, что я без тебя. Ты за километрами…
*
Проникая в каждую частичку ее свежо-выбеленной кожи, на удивление всем своим предрассудкам, он растворялся в каждом ее вздохе. Заглядывая на секунду в ее молчаливые глаза, он не мог удержать всех своих любвеобильных псов. Разглядывая каждое ее телодвижение, он находил аргентинские танцы, расходившиеся у нее по рекам кровным. Он видел, как по телу ее растекались разными волнами мурашки от случайных и никогда неповторимых прикосновений. И он уже не в силах был держать все свои чувства при себе,  прятать их где-то в своих грубых ладонях. Выходя из себя, он уже не скрывал своего  пожирающего взгляда.
В крепких объятиях заключая ее, он ловил себя на мысли, что ему невозможно будет насытится ее любовью вдоволь. Ее дыхание переводилось с минуты на минуту, она все крепче старалась ухватиться, будто бы терялась в этих мятых простынях, пропитанных его запахом. Она могла бы отдать всю себя и все, что ей принадлежало, лишь бы остаться здесь, вместе с ним. Чтобы навсегда быть в его лапах…
*
Дождливые августовские вечера проходили мимолетом в прочтении громоздких книг. Не вылезая из постели сутками: быть в утомлении только оттого, что выглянешь из окна и снова встретишься глазами с этими предсказуемыми человечествами. Дочитывая очередную захватывающую главу, мое молчание разделяется с твоими томными взглядами…