Деревня

        Раз в две недели, по вторникам, приезжала повозка, запряженная двумя лошадьми. Лошади каждый раз были разные, и никто не знал почему. Повозка эта доставляла продукты, производили которые в городе, в нескольких километрах к северу от деревни. Молоко, сыр, мясо, овощи и фрукты - все это завозилось жителям деревни строго по вторникам, два раза в месяц.
Повозка прибывала в  полдень, ни минутой раньше, ни минутой позже. Местные жители выстраивались в очередь еще до восхода солнца, томимые долгим, двухнедельным ожиданием. Высокие и низкие, худые и не особо. И все без исключения несчастные. Люди стояли в очереди, смотрели в землю и не заводили ни с кем разговор. Никто не знал, о чем думает другой. Многие даже не знали, о чем сами думают. Остальные и вовсе не думали - только стояли и ждали повозку с долгожданными продуктами.
На самом деле, такого рода визиты были единственным, что привносило разнообразие в жизнь местных обитателей. Население деревни составляли, в основном, люди творческой, в прошлом, натуры. Художники, которые так и не смогли изобразить ничего путного на своих холстах ценой в целое, по тем временам, состояние. Писатели, издавшие не больше одного очень слабого романа, но разгоряченные мифами о собственной гениальности. Музыканты, которым так и не хватило упорства и настойчивости освоить инструмент нужным образом. Или же те, кто играл музыку, не понятную не только окружающим, но и им самим. Поэты, чьи стихи были ужасны. Произведения были настолько плохи, что со временем сами же поэты возвели их в разряд недооцененного искусства, а высоту слога, по глупости, считали недосягаемой для простого народа.
         Местных жителей объединяло всеобъемлющее чувство горя. Страдание, которое они возложили себе на плечи было тяжелее солнца, которое над деревней не появлялось уже несколько десятков лет. Земля не давала плодов, скрытая от мира темно-серыми тучами, изредка дарившими людям дожди и грозы. Но не только природа сыграла с этими людьми злую шутку. Жизнь отвернулась от них, как они когда то отвернулись от обыденности. Ведомые желанием изменить мир и пролить свет своей гениальности на крыши домов плебеев, эти люди, так и не сыскав народного признания, канули в пучину безызвестности.
         Около ста лет назад эти земли были еще не были освоены человеком. Девственно чисты и прекрасны. Дни недели в времена года не существовали в этих краях - здесь постоянно царила весна. И не та ранняя весна, с только растаявшим снегом и грязной, размытой частыми дождями землей - поздняя весна, с только распустившимися цветами, ярко зеленой травой и легкой свежестью в воздухе.
И стоило только первому человеку, молодому поэту, чья невеста бросила его, узнав о его пристрастии к случайным связям с юными поклонницами, ступить на эту землю, как тучи начали сгущаться над его головой. Земля под его ногами начала умирать, цветы теряли прежние цвета, а воздух пропитался сыростью, могильной вонью и грязью, поднимающейся из самых глубин. Подобно улитке, земля спряталась в кокон, забрав с собой все прелести былой жизни.

         Обреченный на вечное одиночество, молодой поэт нашел временное исцеление в обустройстве жилья - построил дом из подручных средств и амбар, в котором хранил припасы, привезенные еще в момент самого первого визита. Попытался даже высадить огород и вырастить домашний скот, но попытки его были тщетны -земля не позволила зернам прорости, а животные погибали, не прожив и недели.
         Так в деревне появилось кладбище. Со временем там стали предавать земле и людей, со всеми присущими почестями. Художников хоронили в гробах, сооруженных из их собственных бездарных картин. Музыкантов хоронили в гробах, высеченных по форме инструментов, которые когда то давали им надежду на светлое будущее. Только писателям, почему то, почестей было меньше - хоронили с книгами в руках, книгами, которые в свое время их же и погубили.
         Годы шли, и жителей становилось все больше и больше. Сосланные в ссылку обществом, или же те, кого привело сюда желание найти в своем забвении мучительный покой. Дома строились, люди старели, а земля под ногами погибала.
И раз в две недели, в полдень, приезжала повозка с продуктами. Очередь выстраивалась длинная, казалось, что все жители покидали свои дома и выходили в те дни на улицу. И если раньше стук копыт хотя бы на время пробуждал людей от вечного сна, то, со временем, даже это стало для них обыденностью.
Но только не в это утро. Жители деревни стояли в очереди и шумно переговаривались. На их душе было тревожно, привычный порядок был нарушен. Сегодня в очереди было на одного жителя меньше. Пройдя от самого начала до самого конца линии, люди не досчитались человека.
      - Где О. ? - спрашивали одни, и в голосах их чувствовалась тревога.
      - Должен быть здесь, - отвечали другие, вертя головой в поисках недостающего члена общины. Очередь потеряла обычный вид, многие метались из стороны в сторону. Даже старожилы утратили былое спокойствие, выведенные из равновесия отсутствием О.
О. был одним из основателей деревни. Художник, написавший однажды прекрасную картину и продавший ее, к своему удивлению, за неприлично большие деньги, поселился в деревне около шести десятков лет назад.  Проживая в большом городе он, опьяненный удачей, погнался за еще большими деньгами, рисуя одну безобразную картину за другой. О. считал, что звание “художника-однодневки” за ним не останется, променяв количество на качество. После серии провальных сделок по продаже картин он уже не мог прокормить свою семью и был вынужден скрыться от своего позора далеко на юге. Там, где никто не будет знать ни его имени, ни того, от чего ему пришлось бежать. О. переехал в деревню со своей женой и маленьким ребенком, в надежде обрести здесь покой и начать жить новой жизнью.
Однако деревня, с ее смертельной скукой и отсутствием жизни поглотила и его. Художник даже не заметил, как стал мало есть и много спать, как глубоко погрузился в собственные мысли, и как стал, подобно всем жителям, выходить на улицу лишь в полдень по вторникам, два раза в неделю, когда в деревню приезжала повозка, запряженная двумя лошадьми, каждый раз разными.
В то утро отсутствие О. взбудоражило местных жителей. Позабыв о том, что повозка вот-вот прибудет, они бросились в сторону дома, в котором О. жил со своей женой и ребенком. На стук в дверь никто не отвечал, и люди решили войти без разрешения, уже во второй раз за день нарушив вселенский покой. Дверь была не заперта, что вызвало волну негодования у большей части толпы.
Изнутри дом был идеально убран, или же просто создавалось такое впечатление. Дом был практически пуст. Полки, абы как прибитые к стенам пустовали. Стеллажи не хранили за своими стеклянными стенами ничего, кроме столетней пыли. Шторы наглухо закрывали окна, от чего в комнате, если дверь была закрыта, было практически ничего не видно. В самом центре комнаты, на холодом полу сидел сын О. и играл с набором пластмассовых машин, монотонно и бесконечно водя одну из стороны в сторону. Другие машины лежали в коробке рядом с мальчиком так и не распакованные. Еще в городе, шестьдесят лет назад, мальчику при рождении был поставлен диагноз - аутизм. Может от этого он и не обратил внимания на толпу, бесцеремонно проникшую в их жилище.
        А в самом углу комнаты, в кресле, повернутом и придвинутом вплотную к стене сидела жена О. Сидела неподвижно, и с первого взгляда было трудно определить, жива она или нет. Женщина смотрела в угол перед собой, не моргая, изредка дыша и, подобно сыну, не замечала происходящего вокруг.
У входной двери один из жителей деревни заметил рыболовные крючки.
      - О., должно быть, отправился в море! - сказали они, сами не особо веря своим словам.
В паре километров к северу от деревни и правда начиналось море. Некоторые жители изредка выбирались туда в поисках рыбы, чтобы прокормить себя и свои семьи. Однако, окажись рыба ближе чем на километр от берега, как она сразу погибала, обреченная дрейфовать на поверхности воды до конца времен. От того морякам приходилось заплывать в самую даль, и мало кто из них возвращался. Стоило мужьям выйти за порог дома с гарпуном или удочкой в руках, как их жены тут же принимались строить гробы по форме музыкальных инструментов или доставать из подвала самые бездарные картины.
Одним из таких моряков был О. В детстве его отец часто ходил с ним в открытые воды в поисках рыбы. Возможно, именно поэтому О. всегда возвращался из плавания домой. Об этом его таланте знали все жители деревни, и потому нередко просили наловить рыбы и про их душу.
Расталкивая друг-друга, люди прибежали на берег, их головы были вскружены изменениями в привычном ходе вторника, когда в деревню приезжала повозка с продуктами, запряженная двумя лошадьми. И никто не знал, о чем думали другие. Были ли они счастливы, что не стоят сейчас в очереди, или же они были в ужасе - внешне эти люди давно разучились показывать свои эмоции.
- Смотрите, там, вдалеке! - слышан был голос, и палец указывал в сторону моря.
Одинокая лодка, на которую показал один из толпы все больше и больше отдалялась от берега, бортами освобождая себе путь от мертвой рыбы, вот уже целую вечность дрейфующей на поверхности. В лодке сидел О. Капли пота стекали по его лицу, но он не переставал грести, даже когда увидел всю деревню на берегу.
- Куда ты, О.? Повозка с продуктами вот-вот приедет! - кричали ему вслед жители.
- Сегодня же вторник! Ты что, не слышишь стук копыт? - кричали другие, словно ничего вокруг больше не имело значения.
Но О. их не слышал. Как не слышал стука копыт, приближающихся с севера. Как не слышал дыхания своей жены, которую он оставил в углу холодного пустого дома. Как не слышал звука резиновых колес машины своего сына, трущихся о холодный пол. Как не слышал уже даже звука собственных мыслей, с которыми он не расставался даже во сне. Только лодка преодолела линию, где мертвые рыбы оживали, О. бросил весла в воду, медленно встал и повернулся спиной к земле. Люди все еще кричали ему вслед о повозке, о копытах и о том, что сегодня вторник. Однако теперь он бы их не услышал даже сквозь собственные мысли.
Когда лодка уже стала маленькой точкой, едва видимой на горизонте, люди разом замолчали. Их крики прервал оглушительный звук, шедший, словно, отовсюду. И птицы полетели в сторону берега, разом падая в воду на линии между жизнью и смертью. Этот шум даже заглушил стук копыт, который  уже давно был лишь в головах жителей деревни. В недоумении они простояли на берегу еще несколько мгновений, пока некоторые из жителей не отправились обратно к повозке с продуктами, ведомые обыденностью земли, на которой сто лет назад поселились.
Через две недели, во вторник, в полдень, в деревню приехала повозка, запряженная уже новыми лошадьми. Пропустив последнюю повозку, очередь стала в два раза меньше - не многие смогли пережить этот перерыв.
Пока остальные ждали повозку, уже старый поэт, тот самый первый житель, отправился в дом к О., проведать его жену и ребенка. Войдя в дом, дверь которого была нараспашку открыта с прошлого визита, он увидел, что от жены  на кресле осталась только серая пыль, а сын за две недели постарел на шестьдесят лет, которые его семья провела в деревне вечного забвения.