Вроде в четверг

притча-эссе по поводу новой книги Алины Витухновской "Мир как Воля и Преступление" http://shop.pustoshit.com/mir-kak-volya-i-prestuplenie



Сантехник

Сантехник боязливо на нас посматривал. Клацал разводным ключом по трубе, прислушивался. Я читал племяннице стихи Алины Витухновской:

Оторвали мишке лапу,

оторвали зайцу ухо,

угостили Зверееда,

прозвенели погремушкой.


Прозвенели погремушкой,

отодрали звуку визги,

посидели на дорогу,

ели рыбу, пили виски.

К рыбе мы ещё вернёмся. А пока сантехник прервал меня вопросительным кашлем. В вопросе не было слов, но подразумевалось многое. Что именно? Сложно сказать. Что означало это покашливанье? и что вообще оно значит? … Бог весть, не угадаешь. Многое разное значит у русского народа покашливание в кулак. Но я его понял по-своему. Мне почему-то подумалось, что он так же, как и моя племянница, заинтересовался стихами, и не сдержался, желая узнать об авторе. А что я мог рассказать об авторе, кроме биографических данных. Я взял планшет. Поискал в интернете. Зачитал статью из википедии:

Алина Александровна Витухновская — русская поэтесса.

Публикуется с 1993 года, автор нескольких книг стихов и прозы, в том числе «Аномализм» (1993), «Детская книга мёртвых» (1994), «Последняя старуха-процентщица русской литературы» (1996), «Собака Павлова» (1996; 1999), «Земля Нуля» (1997), «Роман с фенамином» (1999) и «Чёрная Икона русской литературы» (2005). На немецком языке вышла книга «Schwarze Ikone» (2002). Стихи переводились и публиковались в немецкой, французской, английской, шведской и финской прессе.

Сантехник со вздохом бросил гаечный ключ, сел на крышку унитаза, достал сигарету без фильтра, закурил. Я продолжал:

Поддерживает связи с нонконформистскими политическими группами. Проповедует в своем творчестве идеи «Уничтожения реальности» и «Диктатуры Ничто».

(- Хм! – задумчиво, но бодро произнёс сантехник)

Участвовала в выставке «Процесс» с Алёной Мартыновой при поддержке Центра Современного Искусства (TV-Галерея) 1997, фестивале «Неофициальная Москва» 1999.

(сантехник сплюнул крошку попавшего в рот табака)

Стихи Витухновской печатались в журналах «Смена» (№ 3, 1994), «Арион» (№ 4, 1995), «Птюч» (№ 9, 1996), «Новый мир» (№ 5, 1997), «Октябрь» (№ 6, 1997), «Лилит» (Латвия, № 12, 1997), «Schreibheft» (Германия, № 55, 2000), «Дети Ра» (№ 4, 2004), «Квир» (№ 4, 2007), газетах «Die Zeit», «Литературные новости», «Комсомольская правда», «Литературная газета», «Независимая газета», «День литературы», «Лимонка», «Литературная Россия», и др.

(сантехник нетерпеливо докуривал)

Статьи Витухновской печатались в журналах «Новое время», «Российский адвокат», «Правозащитник», «Музыкальное обозрение», «Index on gensorship» (Великобритания, № 3, 5, 1996), газетах «Die Zeit», «Известия», «Новые известия», «Независимая газета», «Лимонка», «Завтра» и др.

(сантехник докурил, встал, открыл крышку, спустил окурок в унитаз и следом харкнул. Потом стал собирать инструмент в ящик)

Алина Витухновская — член Союза писателей Москвы, почётный член Русского Пен-клуба. В 1996 году награждена литературной стипендией Альфреда Топфера (Германия).

Лауреат премии «Нонконформизм-2010» в номинации «Нонконформизм-судьба» (по совокупности заслуг) с формулировкой «За бесстрашие и твёрдость в отстаивании своих идей».

Координатор движения «Республиканская альтернатива» (РА). Баллотировалась в Координационный совет оппозиции.

- Не хочешь платить? Так и скажи, – неожиданно обиделся сантехник и пошёл к выходу. Потом, разинув дверь на пороге, добавил,- А вот Алина заплатила бы.

Сказал и вышел, решительно запахнув обдавшую меня ветром презрения дверь.

Рыба

А племянница тем временем с «Детской книгой мёртвых» в руках неразборчиво мямлила:

Ели рыбу, пили виски,

вырезали рыбе глазки,

Рыбья-глазка погремышка,

горемушка для затравки.

- Дядь, тут опять про рыбу.

- Про рыбу это интересно,- выходя из задумчивости, чтобы задуматься вновь, но уже о другом, отзываюсь,- про рыбу это отдельная тема.

Выше я предупреждал, что к рыбе мы ещё вернёмся.

- А зачем ей глазки вырезали? Она же и так немая. Даже если чего-то увидит, всё равно ничего не расскажет.

- Кто её знает. Можно ли быть уверенным? Сантехник тоже ничего не говорил. А потом взял и сказал. Нельзя исключать того, что и рыба только притворяется. Язык-то у неё есть.

- Язык-то у неё есть. Но ведь в воде не говорят.

- В воде не говорят, но на поверхности можно. А в стихотворении её вообще едят. Значит, она на тарелке лежит, наверное, на воздухе, то есть.

- Но если она на тарелке лежит в качестве закуски, тогда я тем более не понимаю. Ведь она тогда мёртвая получается. А зачем у мёртвой рыбы глазки вырезать понадобилось? Она же в таком состоянии не то что сказать, но и указать ни на что не годная, ни плавником ни хвостом двинуть. Это всё равно, что над трупом глумиться. Нет, нет и нет. Категорически отказываюсь понимать.

- Только давай без истерик. И не надо мне сейчас врать.

Племянница округлила глаза и надула щёки. В каждом кулаке у неё возникло по единице. Всего 11 лет. Ей было всего 11 лет. Но вооружённая этим холодным оружием она была готова меня убить.

- Я вррррууу?

- Ты врёшь,- как можно спокойнее дал я отпор.

- Где я сказала нечестное слово?- пропыхтела племянница.

- Все слова честны. Но их сочетания часто лукавы. Ты была не права с самого начала, когда поставила этот вопрос про рыбьи глаза таким образом. Потому что таким образом задала не правильный дискурс. Намеренно или нет, утверждать не берусь. И поэтому пока было простительно. Но теперь, когда ты подошла к разгадке вплотную, когда почуяла её своими задрожавшими ноздрями, ты запаниковала и начала врать уже намеренно и, судя по всему, от страха перед разоблачением собственной немотивированной жестокости. Ведь ты сама не однажды наслаждалась, наступая на хрустящих кузнечиков, дёргая котят за хвосты, отрывая пойманным крабикам лапки. И после этого ты говоришь, что категорически отказываешься понимать, зачем в стихах у Алины кто-то вырезает рыбе глазки? Значит, ты категорически отказываешься понимать себя.

- Но я, действительно, себя не понимаю. Я не готова ответить: зачем это делаю. Сама не знаю.

- Верю. Вот в это верю. Поэтому ты не права, когда пытаешься понять поступок других рационально, а у себя подобные поступки объяснить не можешь. Если не знаешь сама о себе, тогда и про других не спрашивай.

- А как же я тогда узнаю ответ?

- Загляни в себя.

Племянница от сердца расхохоталась. Но сперва шлёпнула меня книжкой по голове.

- Дурачёк! Алина не об этом.

- А о чём?- не рассердился я от удивления.

- В некоторых космогонических мифах рыбе приписываются демиургические функции. А поскольку Алина всегда настаивала на том, что её право не быть было попрано демиургом, осуществившим её здесь, чего она ни в коем разе не желала, то отношение к рыбе-демиургине не может не быть у неё жестоко мстительным. Я полагаю, что она на заклинательном уровне наносит тем самым ущерб творящему началу. Обрати внимание, как часто в её произведениях упоминается рыба.

- Да она буквально косяками через всё её творчество проходит.

- Потому что она её мучает. Потому что рыба тошнотворно воняет жизнью и смертью как результатом жизни. Разве ты сам не чувствуешь эту вонь?

В ноздрях у племянницы появилась вибрация омерзения. Брови её надломило гримасой. Взгляд был слезлив и яростен и, направленный в сторону туалета, повелевал мне пойти туда, чтобы проверить источник. И я тоже почуял запах, который исходил из туалета и разил на своём пути всё, что дышит. И я пошёл ему навстречу. И я увидел там, в проруби унитаза говорящую щуку. Щука скрипела зубами, говорила хриплым шёпотом. И говорила она про волшебную букву Ха.

Буква Ха

- Ем ель,- предупредила щука.
Пришлось угостить её ёлкой. Опилки из-под зубов так и сыпались. Ёлочные игрушки лопались на языке. Сытно перекусив, щука попросила слова и внимания:
- Буква Ха. Ха-ха. Где мы её встречаем? Где только не … (прокашлялась). На Андреевском распятии, одноимённом флаге, в застенке для извращенцев (тремя такими крестами маркируют фильмы для взрослых), на окнах во время войны, в правом верхнем углу виртуальной страницы, на значке её закрывающем, на саморезе с отвёрткой, на гербах и эмблемах со скрещенной парой клинков либо стволов, в уравнениях с неизвестным под именем Икс, а в добытых Одином рунах под именем Гебо, на ромбических решётках шпалер. Везде, где только пересекаются рейки, планки, лучи и отрезки, мы встречаем очертания этой буквы. И удивительно часто мы встречаем её в текстах Алины Витухновской. Единственной и неповторимой, но то и дело повторяющей такие слова и имена, в которых присутствует буква Ха: Уорхолл, Лайбах, Бах, Хайдеггер, Босх, Дахау, хохот, плаха, хаос, страх. Случайно ли?
Нет ли
здесь
какой
закона
мерности?
Я плавала себе спокойно и слепо в мутных потоках канализации, бездумно, как колыбельную, повторяя стихи Алины, укачивая саму себя в уютной слизи каналов, пока меня не поддел за губу рыболовный крючок вопроса. Он пророс кошачьим коготком из мшистой лапки сознания, доселе дремавшего безобидным котом в голове. В голове каждой рыбы спит такой тайный кот, и если его разбудить, он пожирает рыбу изнутри, начиная, как водится, с головы, стоит лишь той задаться вопросом, выходящим за рамки задач животной необходимости. Вопросом, который в контексте обыденной рыбьей жизни принято называть праздным. По мере приближения к ответу, рыба опустошается. А получив, наконец, ответ, исчезает, полностью поглощённая своим внутренним, запредельным котом. И я, кажется, уже близка к этому. На когтистом крючке вопроса меня протащила наверх, по трубам, против сливного течения сила превышающая мою. Мне было страшно, но я не могла противиться. Моё любопытство было сильнее меня. Преодолев невозможное, я вынырнула здесь, где ты меня и нашёл, всё тебе рассказала. Теперь ответь мне: что значит буква Ха в стихах Алины Витухновской?
Мне было жаль щуку, но я не знал, что сказать. Зато я помнил одну хитрость: когда не имеешь ответа, продублируй главное слово вопроса в утвердительной форме. Иногда срабатывает. И надо же, сработало и теперь. Как только я многозначительно изрёк, что буква Ха в произведениях Алины означает букву Ха, щука исчезла, как будто её и не было.
В это время в другой части города состоялся показательный пожар. Горел ледяной дом, умащённый горючей смесью. Чтобы дом не погас, его поливали из пожарного шланга машинным маслом из цистерны с логотипом фирмы, рекламирующей таким образом свой товар. Мой приятель, очевидец фаер-шоу, позвонил мне оттуда, когда я смотрел на себя в зеркало и думал про щуку: не померещилась ли?
- В общем, зря не пошёл,- заключил он после пересказа,- Там ещё пожарники друг в друга горящими снежками кидались, а одна девица закалённая в проруби плавала. И прорубь тоже горела. Она, правда, в каком-то специальном комбинезоне была серебристом, как в чешуе. Щуку изображала.
Я стоял перед зеркалом, поэтому видел, как изменилось моё лицо.
- Щуку?
- Ну да, из сказки. А мужик в тулупе Емелей был и выкрикивал: «По щучьему веленью, по моему хотенью» - и тогда, значит, то вёдра на большом макете двигателя внутреннего сгорания по его хотенью, как поршни в цилиндрах, ходили, то Хаммер, ряженый печкой, его на себе возил. Намёк на то, что масло фирмы чудодейственно, как заклинание. В общем, зря не пошёл. Пропустил фееричное зрелище.
- А Емелю на хаммере, случайно, не мэр показывал?- осенило меня вдруг ясным пламенем.
- Откуда тебе известно?- он был так поражён моей догадкой, что даже пар его рта вышел из трубки моего телефона.
- Хаммер-Хаммер, ха-ха-ха, мэр. Буква Ха, приятель. Волшебная буква Ха.

Мэр

Владимир Ильич Алинин, мэр нашего города, человек эксцентричный и непредсказуемый, появлялся в самых неожиданных местах и самых невероятных обличиях: и в шкуре цыганского мишки на премьере спектакля по пьесе Толстого, и на банкете по случаю открытия ресторана «Дюшес» из торта выпрыгивал, и нарумяненной русской бабой в кокошнике встречал губернатора с хлебом-солью на рушнике, и дедом Морозом детишек на ёлке басовито попугивал, и даже как-то раз уговорил клоуна из шапито отработать вместо него номер (зрители были в ужасе). Ему как будто не доставало себя и своей должности. Когда его страсть к лицедейству подолгу не удовлетворялась, его лихорадило и покрывало испариной. Поэтому он перевоплощался не только по праздникам и не только ради рукоплесканий. У горожан мерцало подозрение, временами почти подтверждённое, что он по примеру Гарун аль-Рашида бродит по городу и общается с простыми людьми переодетый одним из них. Несколько раз его инкогнито чуть было не раскрыли. Он хорошо гримировался, но роль официанта, например, провалил: опрокинул на посетителя поднос с борщом, а извиняясь за оплошность, так нервно чесал свой приклеенный нос, что тот отвалился. Случались у него и другие осечки. Однажды…

Метод

Но хватит о нём. Я припомнил причуды нашего мэра только затем, чтобы стало понятно: Емеля на Хаммере – это как раз для него типично. В моей догадке не было ничего удивительного. Это настолько не удивительно, что даже странно этому удивляться. А вот почему удивился мой друг, то особенная статья, почти медицинская: категорическая не способность анализировать факты и выводить из них вероятности. Что тут сказать. Он бы и ребёнку в шахматы проиграл уже на втором ходу, если бы знал, как ходят фигуры. Зато он помнил наизусть большой объём литературы, а особенно хорошо и много знал Алину Витухновскую, её стихи и прозу, при том, что совершенно их не понимал. Он и сейчас кричал мне в трубку: Не понимаю!
- Не понимаю, какая ещё буква Ха?
- Знаешь что? Пора уже оставить реализм, и посмотреть на вещи абсурдно.
- Ась?
- Ты хорошо знаешь Алину Витухновскую?
- И хорошо и много. А что?
- А что ты можешь о ней рассказать?
- Она, как Маяковский с Вознесенским. Я их по тому же методу заучиваю.
- У тебя есть метод?- слегка не поверил я.
- У меня их шестьдесят пять. Я прибегаю к тому или иному, в зависимости от специфики автора.
- И какова специфика Витухновской?
- Такова, что каждую её фразу надо прижигать кнутом. Приговаривать и бить. Приговаривать и бить.
- Кого?
- Себя, конечно. Я же запоминающий. Она так лучше у меня усваивается.
- И Маяковский с Вознесенским тоже?
- Да. И этим она мне их напоминает. Но это моё личное. За универсальность методики не поручусь.
- А библию ты с помощью какого метода запомнил?
- Я её съел.
- Чего-чего??? Целиком?- (а дружок-то у меня оригинал).
- Да, но не сразу. По нескольку страниц в день. Прочитывал, рвал и ел. Прочитывал, рвал и ел.
- А тебя самого не рвало?
- Нет, но уши мне потом оборвали. Дело было в детстве. А библия была бабушкина.
- Не подозревал, что ты такой оригинал,- второй раз, уже вслух похвалил его этим словом,- И всё-таки, как ты считаешь, почему Алина запоминается у тебя через кнут?
- Ты же знаешь, я не умею отвечать на вопрос «почему?» Так уж получается, само.
- Но как ты пришёл к такому методу? Как ты вообще свои методы открываешь?
- Не я к ним, они ко мне приходят. И не я их, они меня открывают. Приходят и открывают. Приходят и открывают. Затворяются во мне и подсказывают изнутри.
- Шаман ты, брат.
- Да ты на себя посмотри.
Я так и сделал. В зеркале отражался мой друг. Его рот цитировал по памяти:
Перед зеркалом ты рыжий шерстяной,
Словно зверь с чудовищем внутри.
Ты однажды отразишься мной.
Я скажу тебе: «УМРИ, ЛИСА, УМРИ».

Сочинение

Теперь он заглядывает мне через плечо. Читает, что я пишу. По-моему, мой дядя не в шутку занемог. Ему нужен внимательный доктор и пара крепких санитаров в придачу.
Всё началось с того, что он попытался отремонтировать сливной бачок. В это время я подошла к нему, попросила помочь со школьным сочинением (тема: мой любимый современный поэт). Он отвлёкся от работы, спросил:
- В какой день его надо сдавать?
- Вроде в четверг,- говорю,- в следующий.
- Значит, через неделю.
Поглядев на меня, как бы не видя, очевидно, перебирая в уме имена, оглушил восклицательным «О!» и предложил кандидатуру Алины Витухновской. Вытянул книгу с полки, заставил слушать её стихи, принуждал проникнуться ими. Через несколько минут неожиданно остановился, отобрал у меня планшет, поискал в интернете биографию поэтессы, но зачитал её не мне, а обращаясь к кому-то невидимому. Когда дочитал, проводил невидимку до выхода, и остался там без движения, глядя на дверь, которую он открыл и закрыл, как будто кого-то выпустил. Он и тишина простояли так около часа. Было страшно не по себе. Я долго боялась, пока не решилась вернуть его. С того места, где он прервался, я громко продолжила вслух, так чтобы он очнулся. Спросила про рыбу, о которой только что прочитала. Дядя пошевелился, ответил невнятной речью ударенного инсультом. Только лицо его не было перекошено, затруднений с произношением не выражало. Наоборот, он легко управлял языком, чем-то похожим на греческий. В чём-то меня с его помощью очень хотел убедить. Психовал, что не понимаю. Повышал интонацию. Но внезапно перестал, задёргал носом, как суслик на задних лапах, тревожно принюхался. Воображаемый запах увёл его в туалет. А я вернулась к себе, куда он вскоре вошёл, забрал с комода ёлку и снова вышел, хвостом волоча за собой провод гирлянды с постукивающей по полу вилкой. После чего пронзительно заверещал электрический лобзик. Дядя распиливал ёлку крошками в унитаз. Я позвонила родителям. Они сказали: «Хватит выдумывать!» Тогда я убежала на улицу.
В парке кто-то поджёг комнату смеха. Зеркала с треском взрывались. Пламя шумело безветренным ураганом. Пожарные любовались, но без эмоций. Им не привыкать. В комнате смеха кто-то ещё смеялся. В набежавшей толпе я обнаружила дядю. Меня, наверное, искал. По следу вынюхал, собака. Но зрение у него слабое. И пока не заметил, нырнула обратно домой.
А дома опять он. Перед зеркалом по телефону сам с собой разговаривает. Я поняла это, потому что трубка вещала в режиме спикерфона.
Теперь он заглядывает мне через плечо. С осколком зеркала в стиснутых пальцах. Спрашивает, что ты там пишешь? Я говорю: Сочинение.
- Про кого?
- Про Алину Витухновскую.
- То-то же.