Санька при дворе князя Владимира

Глава 1

Где Санька, ничего не подозревая, подходит к гаражному кооперативу «Заря-98».

Есть у меня одна сумасшедшая привычка – раз в несколько месяцев я делаю вылазку в самые неприглядные места города. Лазаю по оврагам и холмам, брожу среди частного сектора или гаражей. А самое главное – я совершаю такие прогулки, когда стемнеет.
Вы спросите – зачем я это делаю? А затем, что у меня скапливается приключенческая энергия, которую надо куда-то выпускать. Уж очень у меня сильны гены авантюризма.
В каких только дебрях я не побывал, каких только страхов не натерпелся! И собаку на меня спускали и чуть свидетелем убийства не сделали, а меня всё равно тянет на прогулку…
В этот раз я и сам не ожидал, что сделаю «большой выход». Просто вышел под вечер из дома, чтобы пройтись по аллее на соседней улице. Но ноги понесли меня вдаль с неимоверной силой, и я им поддался. Слушаясь зова души и ног, я дошел до трамвайной остановки. И стал ждать трамвая. Вообще, я этим видом транспорта не пользуюсь, предпочитаю маршрутки – пусть дороже, но приятней.
Но, видно, соскучился и некогда постылый трамвай стал для меня экзотикой. В подошедшем вагоне всё было непривычно: и жесткие сиденья и тетка-кондуктор. Хотя тётка была знакомой – за прежние годы я изучил всех кондукторов на этом маршруте.
Трамвай тронулся и я почувствовал себя словно в детстве на каруселях. Радость охватила душу, ведь впереди был еще долгий путь через деревья и поля. Вагон ехал в район отдаленных новостроек, который был отделен от города дачами и лесополосами.
По левую руку догорала вечерняя заря, мелькали деревья, по правую тянулись низкие хозяйственные постройки, некогда принадлежавшие одному совхозу. Свет в вагоне то загорался, то, на очередном стыке рельсов, гас. Трамвай уютно покачивало.
От всех этих зарисовок у меня на душе разливался покой, светлый и радостный. Плюс еще и адреналин потихоньку выделялся – в предвкушении вылазки…
Вскоре вдали показалась стена новостроек. Уже стемнело и то тут, то там загорался свет в окнах. Люблю это чувство странной и приятной тоски – когда из темноты и одиночества смотришь на уютные огоньки чужой жизни на темной громаде…
Задумавшись, я и не заметил, как доехал до конечной остановки. Все пассажиры вышли и тут же разбежались кто куда, а трамвай уехал. И я остался один. Царство девятиэтажек здесь подходило к концу и опять начинались хозяйственные постройки, всяческие СТО, стоянки и деревянные домишки. Я пошел налево. По тропочке среди высокой травы я поднялся до дороги и огляделся по сторонам. Дороги как таковой не было – была грязная колея.
В сумраке мелькнула гнусная пятиэтажная общага. В таких обычно обитает криминально-алкоголический интернационал или… молодые семейные пары. У которых нет денег на более дорогое жильё.
Рядом плакат мемориальной компании обещал оказать ритуальные услуги еще при жизни в счет пенсии, пособия, стипендии. Изготовка памятника из камня заказчика.
Наконец, миновав последние осколки города, я приблизился к могучему гаражному государству на краю света. Оно было поистине могучим – ни вправо, ни влево не было видно ни конца и ни края бесконечным гаражам. От удовольствия я даже присвистнул – целое поле для исследований неведомого.
Прочитав на табличке оптимистическое название кооператива «Заря-98», я смело шагнул в ворота.

Глава 2

Где Санька попадает в лабиринт и блуждает в нем без нити Ариадны. Аномально-гаражные явления.

Кооперативчик был ещё тот – темный,  на окраине, без охраны. Да еще и с сумбурно расползающимися улицами. Здесь машину оставить – одна надежда, что воры до утра её не найдут. Прямо, потом тупик, налево – опять тупик, назад по другому проходу. Двери гаража открыты, горит свет. Мужик рядом с машиной подозрительно смотрит на меня. Иду с деловитым видом, позвякивая ключами. Мужик сразу успокаивается – как будто воры должны ходить исключительно в черных масках, с лобзиком в руках!
Я уже окончательно сбился с направления. Но ясно, что зашел уже далеко. 1543-й номер гаража ясно об этом говорил…
Так, когда я зашел, закат еще слабо светился справа. Значит, там запад. А по Полярной Звезде мы легко найдем север. Поглядев на небо, я увидел, что оно затянуто облаками. Просто замечательно.
Я шел в одном направлении уже минут десять. Миновал обрыв, перед которым мужик колдовал электросваркой над своим железным любимцем, потом прошел изрядную свалку всякого металлического хлама. Дорога пошла на взгорок и за ним я увидел, что гаражная улица-кишка упирается в тупик. Что-то меня сегодня в аппендициты тянет?
Дорогу мне перегораживала глухая каменная стена. Идти назад не хотелось, поэтому, помолившись, чтобы на той стороне меня не ждал владелец гаража с монтировкой, я перемахнул через стену.
Там было пусто. И темно. И опять налево, направо, наискосок, из тупика в тупик, из закоулочка в закоулочек…
До этого момента я абсолютно не думал о страхе – шел себе и шел, влекомый геном авантюризма. Но в эту минуту меня пробило – до холодного пота и дрожи в коленках. Я стою черт знает где, в абсолютной темноте, в самом криминальном районе города, а точнее уже и не города, а так – громадного гаражного кооператива на границе с лесом.
А пробило меня, в основном, от вида окружающих меня гаражей. Если раньше они были ухоженные,  с крашеными воротами и аккуратными циферками на них, то здесь… Здесь был ужас и кошмар! Люди здесь не бывают, это точно. Даже тропинки нет, все бурьяном заросло. У гаражей не было ворот, они были то ли полуразрушенные, то ли недостроенные. Зубчатые развалины, шлакоблоки и разный хлам под ногами еще сильнее усугубляли картину.
Что мне делать? Идти неизвестно куда? Возвращаться назад? Я с надеждой посмотрел на небо – но оно все еще было покрыто тучами.
И тут я рассмотрел, что эта улочка упирается прямо в лес – слегка спускаясь вниз, она вела к высоченным деревьям. Лучше идти по опушке леса до края гаражей, чем ломиться через каменный лабиринт.
Подумав об этом, я сделал несколько шагов в сторону леса, как вдруг… Вдруг я услышал многоголосый разговор – группа людей шла из леса ко мне. И голоса были явно неинтеллигентные – слышались протяжные блатные нотки.
Мои волосы зашевелились – вспомнились почему-то милые сводки ГУВД, которые я недавно прочитал: «На свалке в пос. Дальний были найдены части трупа неизвестного мужчины. На правой руке, лежащей в двадцати метрах от головы, имеется татуировка в виде паука…»
Я недолго раздумывал. Очень уж не хотелось, чтобы части моего трупа разбросали по свалке. Назад бежать было недосуг, поэтому я вбежал через пустой провал ворот в ближайший гараж. Крыши у него не было, поэтому я скоренько перелез через дальнюю стенку и спрыгнул на землю. До меня явственно донеслось: «Колёк, глянь, там кто-то шуршит!» Не дожидаясь реакции Колька, я драпанул по открывшейся мне улице. Не успел я отбежать от стены и на пятьдесят метров, как сзади послышался шум – кто-то перелез через стену. Потом я услышал топот ног. Атас! Я помчался как ветер, не разбирая дороги.   
Тупик! А за ним какой-то свет. Лихорадочно вскарабкиваясь на стену я ждал либо доброго кирпича в спину, либо и вовсе выстрела.
По ту сторону я увидел буквально-таки кусок цивилизации – двухэтажное здание, утыканное параболиками на крыше. Двор этого здания освещался прожекторами и был весь обтянут непонятными проводами. Откуда здесь, посреди гаражей это странное здание? Может, режимный объект? Сейчас еще охрана сцапает и доказывай потом, что просто гулял! А, всё ж лучше, чем встретиться с этими, из темного леса…
Я пошел вдоль здания, бочком, бочком, стараясь быть менее заметным. Но, видно, выглядел я как слоненок из мультфильма «Впервые на арене» – неуклюжий, большой в скрещении лучей.
Странно, но охрана до сих пор не среагировала – я прошел уже половину периметра здания. И тут сзади раздался тот самый голос с неприятным блатным акцентом:
- Вот он! Эй, чувак, стой!
Урки последнего разлива! Среди молодежи так давно никто не выражается!
Я прибавил ходу и тут сзади грохнуло! И, кажется, мимо меня просвистела пуля. Вот тут-то я словил адреналин – бежал как заяц петлями, жар ударил в голову. Было, кажется, еще два выстрела. А из здания так никто и не вышел.
Я втиснулся в узкий проход между двумя гаражами, молясь, чтоб он не кончился тупиком. Судорожно рванулся и попал… в аэродинамическую трубу – пол подо мной закачался, от сильного ветра в ушах завыло. Все звуки, кроме воя ветра пропали начисто. Я сделал еще шаг и ветер подхватил меня и понес по темной трубе, кувыркая и подбрасывая…

Глава 3

Где Санька гадает – Мосфильм или реальность?

Что за ерунда? Неужто кто-нибудь из моих родных забыл закрыть окно? Или зима за ночь наступила? Холод продирал просто дикий, хотелось поплотнее закутаться в одеяло. Не открывая заспанных глаз, я пошарил рукой возле себя. Вместо одеяла я наткнулся на какую-то странную поверхность, вроде земли. Резко открыл глаза.
Где я? Почему не в своей постели? Я на природе! Вокруг деревья, а я лежу на голой земле! Потянувшись, я ощутил жесткое покрытие, да еще и со множеством камушков. И тут как в голову ударило! Точно! Значит, эти гаражи, погоня и аэродинамическая труба мне не приснились! Мороз пробрал по коже, и я медленно стал опускать глаза, чтобы осмотреть своё тело.
Я ожидал увидеть всё что угодно – что от меня осталась одна голова, как от профессора Доуэля, а из неё весело тянутся все мои восемь метров кишок или что моё тело напоминает бумажную мишень после рабочего дня в тире. Но мои страшные догадки не подтвердились – я был цел и даже одет.
Я снова вздрогнул – спросонья по страшному глючило. И стал медленно поднимать глаза.  У меня возникла здравая мысль – если я цел, значит, меня оставили на сладкое? Воображение рисовало доброе лицо с лысой макушкой, заботливо стоящее надо мной с ломиком. А рядом еще более доброе, заботливое и лысое с туристическим топориком.
По счастью, подобных лиц поблизости не оказалось. Оперевшись на руки, я поднялся и встал. Меня трясло – было, по всей видимости, раннее утро, выпала роса, и сырой холод продирал насквозь. Поприседав, попрыгав на лужайке, я немного согрелся и стал понемногу соображать.
Что было со мной вчера? За мной гнались какие-то молодцы-прыгунцы, задорно постреливали мне в спину, а потом я попал в какую-то аномалию. Где дул ветер и сбивало с ног. Может, эта аномалия имеет отношение к тому загадочному зданию с параболиками? Может, это какая-нибудь охранная сигнализация, включающая мощные вентиляторы при проникновении на территорию базы? Попахивает фантастикой, но всё же версия.
Тогда где я сейчас? В лесу, причем в довольно дремучем. И воздух необыкновенно свежий. Отнесли заботливые работники секретной базы? И почему я отключился?
Окончательно запутавшись в своих предположениях, я плюнул на них и решил сориентироваться. Вчера закат был справа, а сегодня рассвет слева. Значит, идем назад. Развернувшись, я решительно зашагал в выбранном направлении. Лес около поселка Дальний неширокий, да и не лес это вовсе, а посадки. Километр с небольшим, ну два максимум.
Через полчаса лес и не подумал кончаться. А виды вокруг каковы! Можно подумать, я не в пригородном леске, а в Беловежской пуще. Могучие деревья, прямо как в фильме-сказке Александра Роу про Кащея Бессмертного, окружали меня, наперебой пели птицы. На середине пути я даже увидел зайца, который припустил из-под моих ног. Не хватало только медведей и хрустального ларца, висящего на высоком дубе! Похоже, работники базы постарались – ночью погрузили меня в самолет и отправили моё бесчувственное тело в лесистую Белоруссию.
Так и шёл я, терзался какими-то странными догадками и почти не глядел вперед. И… вздрогнул. Прямо передо мной на здоровенном дереве сидел мужик. Вернее, я лишь догадывался, что это мужик – лицо человека было закрыто чем-то вроде маски, вокруг него вились пчелы, а рукой он шарил в дупле дерева.
Что-то я не припомню, чтобы возле насквозь техногенного, многоэтажного поселка Дальний водились дикие пчёлы! Присмотревшись, я чуть не поперхнулся – не припоминалось также людей в лаптях. Конечно, сейчас все ходят, кто во что горазд, но это уж слишком. На товарище, который лазил рукой в дупле, был полный древнерусский костюм – хоть кино снимай. Длинная, перепоясанная рубаха, холщовые штаны, а от лаптей такая модная шнуровка почти до колен.
Мёд из дупла дяденька лопаточкой аккуратно переправлял в туесок, висящий на поясе. Руки, также как и лицо он предусмотрительно закрыл – на них были рукавицы. Стоял я, смотрел на это чудо заморское – видел, как бомжи бутылки собирают, но чтоб такое? Из памяти всплыло название этого занятия. Кажется, раньше это называлось бортничество.
И тут под моей ногой хрустнула сухая веточка. И дяденька резко обернулся. Увидав меня, он не поленился, оттолкнулся от ствола и с приличной высоты ухнул вниз. Упав, он не оборачиваясь, помчался от меня сквозь лес. Причем, отметьте, бежал он зигзагами. Может, у них тут принято в спину стрелять? Просто так, для профилактики?
Этот самый бортник сиганул метров с четырех. Но туеска не обронил. Наверное, он был примотан к его поясу титановой проволокой.
Пожав плечами, я зашагал дальше – в том направлении, куда помчался странный мужчина. Надеюсь, что он живет в городе, пусть даже как Карлсон, на крыше. Еще полчаса сквозь дебри не прибавили мне оптимизма. Тропинок не наблюдалось ни слева ни справа. Тогда я решил залезть на дерево. Вскарабкавшись на показавшийся мне высоким ствол, я стал смотреть по сторонам. Ничего похожего на многоэтажки я не увидел. Зато прямо по курсу вился дымок. И не один, а штук пять или шесть. Отлично, если не в город, то хотя бы в лагерь бойскаутов попаду. А они мне подскажут, куда идти и где я вообще нахожусь.
Сползши с дерева, я направил стопы в направлении дымков. А если там лагерь бомжей? А в нем все такие же, как давешний дяденька? Если он без слов с высоты прыгает, то они, собравшись толпой, могут меня на колбасу пустить.
Впрочем, двум смертям не бывать, а одной не миновать! Вскоре деревья стали пореже, а потом и вовсе кончились. Я подошел к краю леса и осторожно выглянул из-за кустов.
Мама мия! Да тут явно Мосфильм работает! Причем на декорации и костюмы не поскупились! За лесом было небольшое поле, засеянное какими-то злаками, а за полем виднелись избы. Натуральные, из темных бревен с соломенными крышами. Такие и сейчас можно увидеть, вот только окошки сейчас стали вставлять в основном стеклянные, а не из бычьего пузыря. Но главное было не в этом. На поле работали люди. Несколько женщин в холщовых платьях до земли, с забранными под косынку волосами, пололи сорняки. Прямо иллюстрация к стихотворению Некрасова «Тяжкая долюшка женская»! А рядом на лугу мужички, одетые почти также как и прыгучий бортник, сноровисто косили траву размеренными движениями.
Я пошарил глазами вокруг идеалистической картины из нашего славного прошлого в поисках софитов, оператора с камерой на подъемной стреле, режиссера с мегафоном в руках. Но ничего подобного я не обнаружил. Либо они хорошо замаскировались, либо так нынче модно – стилизовать крестьянский труд под старину.
Немного поколебавшись, я вышел из-за кустов и зашагал к людям. Двигались они вроде адекватно, глаза были ясными, на пациентов психушки не смахивали. Психиатр сказал бы так: «Глядя на них, рука не тянется к шприцу с аминазином».
Увидев меня, девушки смутились, опустили глаза. Мужики тоже потупились, смотрели исподлобья, настороженно.
- Эй, ребят, не подскажете, как пройти к поселку Дальний? – спросил я как можно более непринужденно.
- Не розумеем, - пробасил самый коренастый из мужиков.
- Тогда где здесь поблизости город? – спросил я с терпеливостью психотерапевта.
- Там, - коренастый махнул рукой за избы.
- Далеко до него?
- Верст двадцать будет
Немногословные они, однако. А роль как держат! «Не розумеем», «верст двадцать» - комар носа не подточит.
Я уже собрался было идти в указанном направлении, подальше от этих чудиков, как вдруг услышал сзади топот копыт. Оглянувшись, я увидел троих всадников. Точнее четверых – на одном коне сидело двое. Клуб «Витязь» обзавидовался бы снаряжению этих людей. На том, кто ехал впереди, была блестящая кольчуга, остроконечный шлем, полированные налокотники, на одном боку болтался меч, на другом лук и колчан со стрелами. Снаряжение двух других было победней – на них была одежда, напоминающая сделанное из стеганого одеяла пальто. Один мой  друг, который увлекался рыцарством, кажется, называл такую одежду тегеляем. Она была плотной и была призвана защищать воинов от рубящих ударов. Шлемы были пониже и потускней, на боку болтались лишь мечи. А за одним из воинов ехал… тот самый бортник. Я узнал его по откинутой на спину маске, которая ранее закрывала его лицо и по неистребимому туеску на поясе.
Вся эта славная компания неслась во весь опор ко мне, а мужик в высоком шлеме зычно кричал: «Стой, чужеземец!» Что-то подсказывало мне, что надо бежать, но упрямство не пускало. В самом деле, сколько можно бегать от всяких придурков?

Глава 4

Где Санька разбирается с княжеским тиуном по-пацановски.

Я гордо стоял на холме, выставив одно плечо вперед и ждал, когда же эти «лыцари» до меня доскачут. Доскакали. Чуть не сшибли конями и приставили к горлу меч.
- А, попался, лазутчик половецкий! – вскричал Высокий Шлем. – Вяжи его, ребята!
Ребята на полном серьезе выдвинулись меня вязать, один даже стал слезать с коня. И тут я не выдержал – долго терпел:
- Эй, чмошники, вы что, обкурились все тут? Один дебил с деревьев прыгает, другие в жатву играют, а третьи в латах бегают. Не пора ли к наркологу?
После моей речи рыцари немного поубавили прыть, меч от горла убрали и недоуменно переглянулись.
- Кажись, из ближних князя парень, - неуверенно протянул один из подручных Высокого Шлема, - горделивый какой!
- Да нет, лопочет-то он непонятное и одет не по-нашему. Бродник он, небось половцы подослали наши рати выглядывать, - отрезал Шлем и обратился ко мне:
- Ты зачем за бортником Микитой подглядывал, чужеземец? Шпионишь?
Эта клоунада начала мне надоедать. Поиграли и хватит.
- Всё, мужики, хорош. Почумились и хватит. Скажите мне, как дойти до города побыстрей, и я пойду.
- Это где ты мужиков увидел, смерд? – взбеленился ранее молчавший подручный. – И как смеешь княжескому слуге на вопрос не отвечать? – последние слова он буквально прорычал, но, видимо, эффект его не удовлетворил, и он выхватил из-за пояса плётку с тремя хвостами.
Не успел я и глазом моргнуть, как левую щеку и спину буквально обожгло ударом. И моя «планка» упала с глухим стуком, что случалось нечасто…
- Ах ты, …! Тварь нехорошая! – заорал я, вцепляясь в это самое стёганое пальто-тегеляй. – Щас ... вырву, на сосну заброшу, рыцарь недоделанный! – выпалив этот высокоэмоциональный текст, я стащил заигравшегося мужика с седла.
Он рухнул на землю с внушительным звуком рулона рубероида. Но этого мне показалось мало, и я пнул его ногой в бок. Мужик согнулся, а я мстительно наклонился над ним и прошипел в лицо:
- А твоей плеткой я тебя сейчас выпорю! – выхватив плетку из его судорожно сжавшихся пальцев, я намеревался выполнить обещанное, но успел заметить сбоку какое-то движение воздуха…
Я еле успел отклониться от реально просвистевшего над моей головой  меча. Вуух! Но даже это меня не смогло сбить с настроя покончить со всеми дебилами в округе. Шагнув к  Высокому Шлему, я толкнул его в живот двумя руками. Его и так от взмаха занесло да и силушкой меня Бог не обидел – досталась по дедовой линии – Шлем вылетел из седла и повис на стременах, прилично приложившись головой об землю.
Лицо третьего поклонника старины вытянулось и побледнело, а бортник за его спиной и вовсе пожух, как брюква от зноя.
- Ты ударил княжеского тиуна! – еле вымолвил он трясущимися губами.
Мой вид был недобрым, когда я шел к нему с плеткой. Даже конь стал пятиться назад.
- Слышь, ты Муромец липовый! Я теперь здесь тиун, понял? А ты вали обратно в гримерку переодеваться! Понял?! – последние слова я проорал с такой силой и так зычно, что бедолага моментально развернул коня и галопом поскакал к лесу.
И в этот момент я ощутил страшную усталость. Высокий Шлем недвижно висел в стременах, второй еще корчился на земле, а меня запоздало начало трясти. Тут только до меня дошло, какой опасности я подвергался. Мне чуть не снесли голову настоящим мечом, хлестали плеткой, теснили конями! Внезапно коленки задрожали так сильно, что я буквально рухнул на траву. Слабость была так сильна, что я еле переводил дыхание, в глазах потемнело.
- Добрый человек! – меня потрясли за плечо.
Я поднял глаза. Передо мной стоял давешний мужик с поля.
- Добрый человек, - сказал он, подавая мне руку, - давай я тебе подсоблю.
Не раздумывая, я оперся о его руку, поднялся. Он повел меня в сторону тех самых «древнерусских изб». Оказывается, за кустами прятались почти все, кого я видел на поле – две девушки, молодой парень и хлипкий чернявый мужичонка. Они, увидев что я подхожу, прекратили перешептывание и во все глаза уставились на меня.
- Ну что уставились? – рыкнул на них коренастый. – Не видите, поплохело человеку! Помогите довести!
- Не надо, я сам дойду, - отдышавшись, я понял, что вполне оправился от испуга.
И мы пошли к избам. Остановились возле одной из них, коренастый пригнулся и вошел. Следом вошел и я. Вот это да, такую избушку я видел в краеведческом музее – она стояла там без передней стенки, демонстрируя русскую утварь и быт. Всё было точно как там – земляной пол, лавки, печка, прялка и невысокий массивный столик. И еще стояло несколько глиняных кувшинов.
За мной зашли остальные, в избе стало тесно. Я затравлено обернулся – выход был отрезан.
- Ребят, вы что, все из одной команды? С этими, на конях?
- Что? Нет, ты что ж мужика от людей княжеских отличить не можешь? – удивился коренастый.
- Так! – я резко хлопнул в ладоши. – Хватит комедию ломать, говорите сейчас же, что тут происходит! Я с утра не могу до дома дойти, два часа по лесу чапал. А тут еще нервы треплют всякие сумасшедшие!
- Непонятное ты говоришь, неладное, - вымолвил тщедушный мужичок, - с ума тут никто не сошел. Ну да ладно, после такой рати-то простительно околесицу нести. Ладно ты тиуна с его молодцами поколотил!
Я почувствовал, что сейчас взорвусь. И это будет совсем нехорошо, потому что мужички агрессию ко мне не проявляли. Поэтому я несколько раз крепко сжал и разжал кулак. Спокойно, это просто сборище психов, вроде неформалов, которые собрались в пригородных посадках и прикалываются по-своему.
- Скажите, как мне пройти к городу, и я пойду, - сказал я глухо, - а то я немного заплутал.
- Да ты сперва, мил человек, отдохни, хоть поговорим с тобой, - засуетился коренастый, - не побрезгуй, раздели с нами стол.
Деваться было некуда, я присел на лавку возле стола и вскоре на стол водрузили большой, только что вынутый из печки котел. Все дружно уселись вокруг стола, одна из девушек подняла крышку и из котла повалил пар. Хозяин выдал нам всем большие деревянные ложки и эту деталь я тоже отметил. Тарелок не дали. Все стали по очереди тянуть из котла большие белые кругляши, похожие на крупную картошку. Коренастый сделал мне приглашающий жест. Я тоже засунул ложку в котел и зачерпнул. Подул на «это» и попробовал. Было похоже на варёный кабачок и немножко отдавало редькой.
- Что это? – спросил я недоуменно.
Сидящие за столом переглянулись с плохо скрытыми улыбками.
- Это пареная репа, мил человек, - пояснил коренастый.
- А хлеба нет?
- Не обессудь, сегодня не успели испечь!
За едой больше не говорили. Только жевали. Да уж, от такой диеты можно коньки отбросить. Без хлеба репа набивала желудок, как огурец – быстро, но ненадежно. Но вот котелок выскребли до донышка, откинулись на лавках и уставились на меня. Словно я был заядлым сказочником.
- А ты молодец, славно отколотил Сеньку-ирода, - сказал коренастый, пытливо вглядываясь в моё лицо, - а то он нас всех прямо измучил. Орет, придирается, чуть что – кулаки распускает! Вот третьего дня к Ивану приложился, - он кивнул в сторону парня, - не так поклонился, как надо, ишь ты!
Только сейчас я заметил, что лицо парня украшает расплывшийся светло-желтый синяк под глазом. Фингалы – они такие, прежде чем сойдет, все цвета радуги поменяет.
- А ты славный ратник, - продолжил коренастый с уважением, - небось в дружине  княжеской служил?
Я промолчал, потому что не знал, что ответить. Я просто решил перетерпеть, перекусить (я действительно был голоден) и идти домой. А что они говорят – неважно.
- Не хочешь, не говори, - не обиделся хозяин, - не наше это дело. Я вот к чему говорю – вижу я, человек ты благородный, да и сильный к тому ж. Князь таких любит. А Сенька теперь позору не оберется – с дружиной вооруженной не смог безоружного победить. Будь нашим тиуном – мы тебе верно служить будем.
- А как я им стану? – подыграл я.
- Иди, мил человек, в стольный город, на поклон князю и скажи: «Так мол и так, князь-батюшка, смерды смеются над тиуном твоим, не хотят его видеть больше. Дозволь я стану ими от твоего имени править?»
- Ну ты простой, как пять копеек! – восхитился я. – А князь меня – вжик и на кусочки нарежет!
- Да нет, он добрый у нас, князь-батюшка. Это слуги у него дурные бывают, доброе имя позорят. Ступай, не бойся.
- Хорошо, - «согласился» я, - показывайте дорогу.
Меня вызвался проводить Иван. Он повел меня сквозь лес по еле заметной тропочке. Вскоре мы вышли на неширокую грунтовку, причем по ней явно ездили на телегах, а не на автомобилях, судя по узким колеям. Отпустив проводника, я пошел к городу. Не помню я такого пути к моему родному городу. Ну да всех путей не упомнишь – обязательно найдется какой-нибудь нетипичный подход, да еще на самом заметном месте. Небось сейчас выйду опять к каким-нибудь гаражам. И всё-таки, куда меня занесла та самая «аэродинамическая труба»?

Глава 5

Где Санька наконец-то добирается до города.

Грунтовка вела меня то через чащу, то через луга и овраги, но еще ни разу не вывела на такое место, откуда можно было бы посмотреть вдаль. Я уже изрядно запыхался, когда увидел впереди невысокий холм. Когда я поднялся на него, то некоторое время стоял в оторопении…
Передо мной расстилался натуральный древний город. Я не видел такого даже во время экскурсии по Золотому Кольцу России. Нельзя даже и сравнивать – город имел жилой вид. Да и выглядел он совершенно новым, только что отстроенным.
Вначале я увидел стены – здоровенные, высотой с пятиэтажку, в которой я живу. Или даже не стены, а земляные валы. А на них уже небольшие бревенчатые пристройки со сторожевыми башнями. Я задумался: как же насыпали такие крутобокие валы? Почему они не рассыпаются? Память подкинула решение – сперва сложили стену, а потом обложили её землей, чтобы нельзя было поджечь.
За стенами виднелись крыши домов и храмов – самые высокие здания города, а в сторожевых башенках, едва заметные с моего наблюдательного пункта, стояли часовые. Так, нормально, город охраняется, ведь памятники архитектуры нужно беречь.
Я тихонько, бочком пошел влево, вдоль крепостного вала, не отрывая глаз от этого чуда. В голове вспыхивали и вертелись разные мысли. В частности, я думал, куда же меня занесло. В радиусе пятисот километров от моего степного города не наблюдалось ничего подобного – тысячелетие моя родина справит лишь через шестьсот лет. Поэтому подобных раритетов в области, к сожалению, нет.
Так, бочком, словно черноморский краб, я прошел метров двести. И тут мне всё стало ясно. Или почти всё.
Во-первых, мне открылась река. Не очень широкая по сравнению с Волгой. Но в Европе она считалась бы большой. Город стоял на крутом берегу этой реки. Но главное было не в этом.
Главное было в том, что у города имелись ворота. Да-да, настоящие такие древние ворота, где путник может попасть внутрь по опускающемуся на цепях деревянному мостику. А над воротами… Над ними была построена церковь. Деталь, казалось бы незначительная для неизощренного глаза. Но мне она сказала многое.
Дело в том, что подобные ворота были, как мне помнится, только в славном граде Киеве. Сегодня они имеются лишь в реконструированном виде — то бишь, их возвели заново, руководствуясь древними изображениями.
И как окончательно добивающая деталь – далеко за стеной, в гуще застроек, я увидел высоченный храм, пирамидально вздымающий свои купола высоко над всеми остальными зданиями. И куполов было совершенно случайно тринадцать.
Конечно, тринадцать – это число апостолов вместе с Христом. И немудрено, что многие храмы имеют именно такое количество куполов. Но река, похожая на Днепр, ворота, похожие на уже давно разрушенные Золотые, говорили мне, что этот храм – знаменитый Софийский собор.
Приметы Киевской Руси меня не обрадовали – как-то больше хотелось увидеть сейчас пусть неприметную, но всё-таки свою хрущевку. А вместо этого я сидел сейчас неведомо где и глазел на неведомо что. А тут еще, приглядевшись, я увидел людей, которые заходили в ворота – они казались мне совсем маленькими фигурками, и чуть не взвыл от отчаяния. Это были вовсе не японцы с японскими фотоаппаратами. И даже не американцы опять-таки с японскими фотоаппаратами. Это были всё те же, одетые как и полагается в старину «бортники». Лапти, шнуровка, холщовые рубахи, кое-где мелькали нарядные кафтаны. В общем, хана.

Глава 6

Где Санька колеблется и вспоминает о Гламдринге

В этот момент я почему-то вспомнил о своём сотовом телефоне. Обычно я не слишком уважаю эту назойливую машинку, готовую ежесекундно вывести тебя на разговоры о пустяках. Но сейчас мобилка показалась мне чем-то родным, связывающим меня с внезапно ставшей зыбкой реальностью. Слишком далеко я зашёл сюда, в эту страну любителей исторических игр…
Так и есть. Абсолютно нет связи. Да и батарея разряжена. Внутренний голос подсказал мне, что я вряд ли найду здесь зарядку для «Нокии». Впрочем, как и розетку. Поэтому я выключил телефон — про запас.
Трудно было решиться сделать первый шаг в сторону города, который я идентифицировал как Древний Киев. Съёмочных стрел «Мосфильма» или «Уорнер Бразерс» поблизости причудливых строений по-прежнему не наблюдалось, также не было видно ни Михалкова, ни Спилберга с рупорами в руках.
Впрочем, не исключено, что всё это — обыкновенная историческая реконструкция. Я сам знавал многих толкиенистов, которые, хлебнув лишку тёмного пива с гордым названием «портер», носились по лесу полчищами с воплями: «О Элберет Гилтониэль!» Ведь брали же они где-то «эльфийские доспехи» и многочисленные мечи, каждый из которых претендовал на роль «Гламдринга».
Не обращая внимания на мои утешительные размышления, в ворота города заходили толпы людей в разнообразных эксклюзивных костюмах. На конях и пешие, иногда попадались целые караваны, гружёные тюками, перемежаемые простыми телегами. Из города выходили, как правило, налегке, с довольными лицами, похлопывая себя по поясу, где звенели монеты в кошельках-мешочках. Знатные и простолюдины двигались зачастую бок о бок, но не наблюдалось, чтобы кого-то втаптывали в грязь при движении очередной «vip-колонны».
…Сделав глубокий вдох, я пошёл к дороге, которая была от меня в каких-то пятидесяти метрах. Даже если это розыгрыш, трудно придумать лучший способ его раскусить, чем оказаться в самом большом скоплении ряженых.
Ступив на грунтовку, я оказался поблизости двух благородного вида персонажей, в чёрных бархатных одеждах, которые неторопливо шествовали верхом. Слегка покосившись на меня, они продолжили прерванный разговор. Прислушавшись, я понял, что эти господа разговаривали по-немецки. Что ж, историческая игра становится международной…
Нас легко обогнал смуглый, горбоносый юноша в тюрбане на великолепном арабском скакуне. «О дивная ночь, о славный Восток! Здесь яд и булат погибель сулят, смотри, не зевай!» – почему-то вспомнилась песня из дурацкого диснеевского мультфильма. Уж больно этот всадник был похож на Аладдина.
Что-то в моей голове не стыковалось с Древним Киевом. Какие-то шейхи, немцы в бархате — мне казалось, что в столицу Русской земли должны въезжать исключительно славные ратники с красными щитами, да крестьяне в сермяге.
В этот момент с нами поравнялась телега, запряжённая крепкой, серой в яблоках, лошадью. Правил ею молодой здоровый парень, а в телеге, на рогожке, покрывавшей груз, лежал мужик с бородой и жевал яблоко. Одеты они оба были весьма нарядно — на ногах не лапти, а красные сапоги, рубахи и штаны были опрятными. Любопытный взор парнишки буквально рентгеном прошил сперва камзольных немцев, а потом и меня. Оглядев мои джинсы и свитер, возница обернулся к своему спутнику:
- Так и прёт немчура в Киев! Эти, – кивнул он на всадников, – небось послы какие-нибудь!
- Это точно, Николка, – отозвался мужик, управившись с очередным куском яблока. – Небось, опять будут князю-батюшке челом бить — либо денег взаймы попросят, либо дружинников наших — их лыцарские свары расхлёбывать!
- А этот, Нифонтыч, – кивнул в мою сторону парень, нисколько не смущаясь, – кажись, ихний учёный. Будет всё у нас замерять, вынюхивать.
Нифонтыч скосил на меня глаза и с некоторой задумчивостью продолжил вгрызаться в сочную мякоть. В этот момент в моей голове родилась шальная идея…
- А вот и врёшь ты, Николка! – громко воскликнул я. – Не немчура я, а русский человек, такой же, как и ты!
Возница едва не рухнул с облучка, а его пассажир плотно подавился яблоком. Потребовалось некоторое время, чтобы они пришли в себя от неожиданности.
- А чего это ты, – наконец выдавил из себя Николка, – одет как-то не по-нашенски?
- Ездил я, друг, в земли чужедальные, наукам всяким заморским обучался, – с этими словами я залез в остановившуюся телегу.
Нифонтыч посмотрел на меня недовольно, но всё же подвинулся:
- И чего тебе дома не сидится, паря? Небось, в стольном граде любому ремеслу научат!
Да я… – я замялся, столкнувшись с непривычным для меня неприятием модного зарубежного образования. – Я это… с детства к языкам способный. Толмачом у князя хочу быть.
- Фью-ю! – присвистнул бородатый. – Нашёл, чем удивить! Да у князя этих толмачей — как грязи! Небось, не чета тебе!
- Ну ладно тебе, Нифонтыч! – оборвал своего спутника Николка. – Может, у парнишки всё получится, не ворчи! Как тебя звать-то, толмач?
- Санька, – почему-то я представился именно таким образом.
- Ну-ка, Санька, скажи чего-нибудь, как неметчина! – улыбнулся возница.
Вот те раз! Вляпался, лингвист несчастный! Я же по-немецки ни слова не знаю, кроме «Айн, цвай, полицай» и «Гитлер капут»! Я в школе английский учил, причём, так и не выучил…
- Май нейм из Саша, – бодро залопотал я привычную школьную скороговорку, – май фэмили из нот вери биг, бат ит из нот вери смол. Май еарз олд из соти…
- Во ладно лопочет! – восхитился Николка, а старый ворчун Нифонтыч усмехнулся.
В этот момент телега подъехала к внушительным воротам города.

Глава 7

В которой Санька наблюдает и сражается
 
Выяснилось, что я не зря присел на телегу к мужикам. Вход в этот клуб любителей истории был по флаерам. Фэйсконтроль в виде двух давно ожидаемых мною славных ратников остановил неспешных немцев, которые незамедлительно предъявили какие-то бумаги.
Наш экипаж подъехал к строгим контролёрам. Я на всякий случай засунул ноги в джинсах под рогожу. Но воины на меня даже не посмотрели:
- Что везёшь? – старший копьём слегка приподнял край ткани.
- Яблоки торговать! – бойко ответил Николка.
Нас пропустили внутрь. За внушительным крепостным валом было весьма уютно — здесь высились красивые храмы и крепкие жилые дома, а мостовые были вымощены бревнами — почище иного паркета.
- Княжеские палаты там, – показал Никола вглубь города, – князь сегодня в Южных хоромах должен быть. Ну, бывай! Нам торговать надо.
- Удачи тебе, Санька-толмач! – неожиданно улыбнулся Нифонтыч.
…Простившись с этой парочкой, я осторожно зашагал по мостовой. Тут только до меня дошло, что я сам, неведомо для себя, играл сейчас по правилам этого «клуба». Как будто и впрямь оказался в Древнем Киеве. Постой-ка! А ведь тот идиотский набор английских слов, которые я им сейчас выдал, знает, пожалуй, каждый. А у них — даже тени сомнения в глазах не мелькнуло.
Прокручивая в памяти недавний разговор, я с удивлением убедился, что мужики были какими-то странными. Могу сказать наверняка — они не играли. А самое главное — в них не было привычного для каждого моего современника лукавства.
Мимо меня по улице то и дело проезжали всадники, прохожие несли корзины со съестным, мешки, тащили кур и гусей. Я обратил внимание на двух женщин — одна, совсем молодая, тянула вязанку дров к себе на крыльцо, а другая, постарше, поодаль выбивала коврик об угол дома. Что-то в этих дамах было не так…
Сперва я не мог сформулировать, а потом понял. В них не было той привычной доли распущенности, которая, в той или иной степени, присуща женщинам 21 века. Во взгляде этих двух девушек не было чрезмерного любопытства, оценочности. Они не сделали ни одного жеста или движения, которыми дамы, обычно любят отрабатывать модный тренд под названием «сексуальность».
Скромный, но не подавленный взгляд, нет затравленности, тем не менее, женственность бьёт ключом — просто и естественно. Это называется — первозданная чистота, будто набрёл случайно на прозрачно лесное озеро, которое и не ведает, как оно прекрасно…
Вскоре я дошёл до перекрестка. Здесь строили храм. Чернявый мужчина, похожий на грека, с мастерком в руках, аккуратно складывал стену из больших кирпичей. Другой, похожий на первого словно родной брат, висел в «люльке», подвешенной на верёвках на изрядной высоте — он корпел над фресками на фасаде церкви. Оба были странно одеты — в нечто, напоминавшее хитон или тунику. Как в фильмах про Древнюю Грецию или Византию.
Строители заметили, что я за ними наблюдаю — чернявый с мастерком что-то крикнул мне на незнакомом языке, белозубо улыбаясь. На ум почему-то пришла единственная знакомая мне фраза на латыни – «Зик транзит глория урбис». Посчитав её неуместной, я, глупо улыбаясь, сказал:
- Я не понимаю!
Потом, зачем-то, добавил:
- Ай эм нот андерстенд!
Грек махнул мне мастерком и отвернулся. Оглянувшись я увидел, как двое рабочих тащат к стройке какую-то кадку. В ней было что-то вязкое, вроде раствора для скрепления кирпичей. Мужчина, как сейчас принято говорить «славянской внешности» зачерпнул массу рукой, растёр пальцами, поморщился:
- Опять яиц пожалел, Онаксимандр? Говорил я тебе, не дом строим, а храм — на века! Эх, греческая твоя натура!
- Да клал я, Ростислав, честное слово! – залепетал его курчавый напарник.
…Решив, что довольно посвятил времени этому зрелищу, я последовал дальше. Мостовая заметно расширилась, по бокам возвышались настоящие терема — затейливые, расписные. Вдали улица упиралась в самый настоящий дворец, украшенный резьбой, фресками, башенками. Наверное, это и есть те самые «княжеские хоромы».
Я задумался. Честно говоря, я никак не мог отойти от беспрерывных потрясений. Я был и раньше в старинных городах. К примеру, в Несебре, в Болгарии, где сохранилась крепостная стена римской кладки и повсюду встречаются памятники античности. Но там, среди всей этой старины, по булыжной мостовой ходят люди в шортах и джинсах, а на каждом углу — торгаши сувенирами. Да и в России, скажем, в городах Золотого Кольца — нигде нет такого количества целых и выглядящих абсолютно новыми памятников архитектуры.
Да, предположим, все жители такого города для привлечения туристов решили провести у себя такой вот маскарад. Но при игре кто-нибудь обязательно «прокалывается» – или хихикнет невпопад, или начнёт изображать «древнего русича» уж слишком усердно. Я же до сих пор видел совершенно органичный быт наших предков — все что-нибудь деловито тащили, работали старинными инструментами, а босоногие детишки в длинных рубахах гонялись друг за другом, не акцентируя внимания на одежду окружающих и на своё облачение. Современные дети наверняка стали бы ехидно комментировать: «Глянь, какой покемон прошёл!»
В общем, всё это очень странно. Я вспомнил «аэродинамическую трубу», бескрайний гаражный кооператив, свою потерю сознания и пробуждение в глухом лесу. Куда занесла меня эта странная «труба»?
Несмотря на глубокую задумчивость, я почувствовал чей-то очень неприятный и враждебный взгляд на своей спине. Оглянувшись, я увидел старого знакомого — человека, которого я прозвал про себя Высоким Шлемом. Наша последняя встреча на опушке леса была так незабываема, что не хотелось снижать её градус пошлыми частыми встречами.
«Тиун» смотрел на меня с минуту с отвисшей челюстью. Потом он истошно заорал:
- Прошка! Тихон! Ко мне! Тут этот, из леса…
Зная по опыту, что эта чудесная компания любит почем зря размахивать автомобильными рессорами, стилизованными под мечи, я не стал ждать, когда к «тиуну» прибудет подкрепление в виде Прохора с Тихоном. Я пустился бежать, прекрасно понимая, что эти серьёзно настроенные ребята вполне могут нарубить меня в капусту, в разрез с законодательством РФ. Приёмы каратэ-до вкупе с добрым словом их вряд ли остановят.
- Спускай Хвата! – услышал я за спиной не слишком приятные слова.
Что ещё за Хват? Остервенелый лай позади заставил меня похолодеть. Что ж, опасность надо встречать лицом к лицу…
Обернувшись, я увидел, как здоровенная псина непонятной породы мчится ко мне огромными скачками. В считанные мгновения я вспомнил всю свою прошедшую жизнь. Сейчас Хват будет меня есть, а хлопцы — шинковать.
Собака, широко разинув пасть, подскочила ко мне. Повинуясь какому-то наитию, я со всей силы пихнул свою руку ей чуть ли не в глотку. Другой рукой железно взял за загривок — откуда только силы взялись? Челюсти псины так и остались раскрытыми. Сомкнуть их собака не могла, ибо моя рука вклинилась до самого основания пасти. Секундной паузы хватило — я выдернул руку из пасти, после чего прижал Хвата головой к земле.
В этот момент подбежали мои «доброжелатели» – у одного в руках был меч, у двух других — увесистые топоры. Высокий Шлем размахнулся над моей головой…
Жить захочешь, не так раскорячишься! Двумя руками я поднял перед собой, как живой щит, отчаянно вырывающуюся собаку. «Тиун» опустил меч. Тут на меня слева начал надвигаться парень с топором. Но его остановил гневный оклик:
- Не смей, Прошка! Я Хвата для охоты берегу!
Незадачливая троица начала совершать вокруг меня обходные маневры. Ещё секунда, и они меня возьмут в кольцо!
В это отчаянное мгновение я услышал мощный, чёткий стук множества копыт. Не знаю, почему, но я сразу понял, что пришло моё спасение.В память надолго врезались алые развевающиеся плащи статных дружинников, их блестящие кольчуги и шлемы.
Моих обидчиков мгновенно разметало в разные стороны — как котят. Меня тоже сшибло с ног, чем Хват не замедлил воспользоваться — вцепился-таки мне в руку. Вся эта катавасия продолжалась несколько секундд, после чего раздался властный, но очень спокойный голос:
- Сеньку ко мне на суд, немедленно! Незнакомца освободить, полечить!
Этот голос завораживал — он был полон силы и в то же время — доброты. Воины расступились и я увидел его — князя-батюшку. В том, что это — самый настоящий князь, я ни минуты не сомневался.

Глава 8

Где Санька наблюдает княжеский суд

Могу сказать с уверенностью — дружинники, которые сопровождали нас во дворец князя, были не слишком похожи на тех людей, которых я знал в своей жизни. Во-первых, они держались с каким-то естественным благородством и достоинством, причём без тени надменности или самолюбования. Во-вторых, они были очень добрыми и крайне бережно относились к задержанным — никого не пинали и не толкали. В-третьих, в них чувствовалась реальная сила — видно было, что они люди бывалые и опытные. Но они этой силой не бравировали, а лишь обладали.
А князь... Он был средоточием всех вышеописанных добродетелей. Его лицо, мужественное и красивое, то и дело освещала какая-то необычайно приятная улыбка. Он шла из глубины сердца — несмотря на то, что он ехал вроде бы вершить суд над нарушителями спокойствия и порядка. Видно было, что и дружина подобралась ему под стать, освещаемая его духом.
Я всегда был уверен, что рыба, согласно пословице, гниёт с головы. То есть, моральный климат в коллективе всегда зависит от шефа. Могу поручится, что в этом княжестве «рыба всегда свежая», от головы до пят. То бишь, здесь отличный моральный климат. За исключением, конечно, отдельных уродов вроде этого Сеньки.
Стоп! Выходит, я уже признал, что оказался каким-то образом в прошлом? А что? Вполне вероятно — давешняя «труба» могла оказаться какой-нибудь засекреченной машиной времени. Или какой-нибудь аномалией. Да что мы вообще знаем о природных явлениях?
Доложу вам, что только в художественных книжках и фильмах люди с лёгкостью принимают на веру тот факт, что они попали в иное время — в прошлое или будущее. В реальности поверить в чудеса очень сложно. Даже когда они очевидны. Если только я сплю? Я ущипнул себя за руку — больно. Да нет, уж больно много мелких подробностей и ощущений. Во сне всё фрагментарно. Да и укус Хвата ноет — хорошо, что он не прокусил мою куртку, а только наставил синяков на руке своими клыками. Кстати, надо поинтересоваться подробностями...
- Мил человек, - обратился я тихонько к везущему меня дружиннику, - не посчитай за сумасшедшего! Как князя-батюшку зовут и как называется сей славный град?
Воин удивился, но довольно приветливо ответил:
- Князь у нас Владимир, а град — стольный Киев!
- А год какой?
Воин бросил на меня изумлённый взгляд, я поспешил оправдаться:
- По голове мне крепко съездили, ироды, всё вылетело из неё! Так какой год-то нынче, мил человек?
- Шесть тысяч шестьсот двадцать четвёртый! - отчеканил дружинник.
В моей голове произошло короткое замыкание. Я даже подумал, что оказался в будущем. Потом возникла мысль, что я всё-таки нахожусь в филиале больницы имени Кащенко. Общаюсь с вольноотпущенными. Правильная догадка пришла самой последней:
- Это ты от сотворения мира? А от Рождества Христова?
Дружинник приуныл. Он уже понял, что ведёт во дворец самого настоящего психа. Однако, несмотря ни на что, он так же ровно назвал год:
- Одна тысяча сто шестнадцатый!
Путём нехитрых подсчётов я определил, что нужно отнимать 5508, чтобы получить привычную для нас хронологию. Это, выходит, я живу в 7520 году от сотворения мира?
Пока я занимался этой научной работой, Сеньку-ирода больше интересовали политические интриги. Он то и дело поглядывал на князя и всё пытался с ним заговорить. Но князь явно витал в облаках, думая о чём-то своём. Прохор с Тихоном ехали спокойно — им явно было нечего бояться. Они всего лишь выполняли поручения хозяина. Хотя их отличие от княжеских дружинников было налицо — у подручных тиуна чувствовалась иная нравственная начинка. Видно было, что они готовы исполнить любой приказ. Ну, что-то вроде «быков», появившихся в 90-х годах в России.
Мы подъехали ко дворцу. Изрядных размеров здание было чуток поменьше школы, где я учился и представляло собой причудливое скопление отдельных «избушек», соединённых между собой переходами или просто плотно слепленных друг с другом. По углам высились терема, во дворе было несколько хозяйственных построек, а самое большое помещение находилось на втором этаже этой сложной конструкции. Память выталкивала откуда-то из глубин странные слова «клети», «гридница», «медовуши». Кажется, гридница — это нечто вроде актового зала, где происходят всякие пиры и торжества. А клети — это такие «корпуса» дворца, его отдельные помещения. В медовушах хранится мёд и медовуха — вон как сладко пахнет! Радует, что курс школьной истории не прошёл для меня даром. Наверное, это потому, что эта наука мне всегда нравилась — вот и не выветрились знания до конца...
Помимо крытых переходов здания соединяли различные лесенки и мостики, там и сям выступали балконы, радовали глаз причудливые окна. Повсюду высились резные столбы, которые были не только украшением дворца, но и поддерживали нависающие сверху строения.
Стража дворца расступилась, пропуская дружину вместе с нами на внутренний двор. Князь спешился, его коня сразу же увели за дом. Из дворца начали выбегать люди. Все радостно воклицали — видно было, что князь был в отъезде достаточно давно. Обнявшись и расцеловавшись с доброй половиной двора, Владимир призывно посмотрел на дом. Наконец, оттуда выбежала его симпатичная молодая жена и кинулась на грудь князю. Она словно бы стеснялась проявления своих чувств, потому что припав на секунду к своему возлюбленному, она отстранилась. Князь нежно взял её за руку и погладил по щеке. Княгиня покраснела и опустила глаза.
Слуги стали носить воду в деревянных кадках — дабы дружина могла умыться с дороги. Азартно пофыркивая, князь ополоснулся, обтёрся расшитым рушником (я вспомнил это слово!) и пошёл к высокому деревянному креслу, которое вынесли из дома.
- Я сейчас, милая, - кивнул князь своей супруге, - покончу с делами. Тут нужно небольшой суд совершить. Распорядись пока насчёт пира для дружины.
Меня и Сеньку с его подручными подвели к этому «трону». Нас окружила дружина и несколько слуг Владимира.
- Давайте приступим к делу, - посерьёзнел князь. - Властью, данной мне как главе стольного града Киева, прошу тебя, Семён, объяснить, зачем ты напал на этого чужеземца?
Высокий Шлем долго ждал этого момента. Он бросился в ноги к князю и залепетал:
- Не вели казнить! Это не простой чужеземец! Это шпион! Я видел, как он шпионил за бортником и за моими крестьянами в Горловке! Высматривал и вынюхивал что-то!
- Да брось! - сморщился князь. - Зачем что-то вынюхивать тайно, да ещё следить за каким-то бортником? Сюда, в стольный град, ежедневно несколько сот человек приезжает, из дальних и ближних стран. Всё, что можно высмотреть, уже давно высмотрено!
- Да ты посмотри на него, князь-надежа! - возопил Сенька. - Одет он совсем не по-нашему! Ни немец, ни половец так не одевается. Точно, шпион.
И он рассказал строгому судье о нашей чудной встрече. В его рассказе я выглядел нарушителем границы в военное время. Которого нужно сейчас же, на заднем дворе, расстрелять из луков. Впрочем, князь не спешил с выводами.
- А ты что скажешь, мил человек? - обратился он ко мне. - Как тебя звать-величать? И откуда ты сам будешь? Зачем пришёл в Киев?
- Зовут меня Александром. Я всё расскажу, - вздохнул я, - только вы мне не поверите.
- Почему же не поверим? - удивился князь. - Поверим, особенно если твои слова кто-то подтвердит.
- Только поклянитесь мне, что всё это правда! - выпалил я.
- Что правда? - недоумённо спросил Владимир.
- Всё это, - я обвёл рукой кругом. - древний Киев, год, в котором я сейчас нахожусь...
- Неладное он что-то говорит, - заголосила дружина, - что-то с головой у него.
Князь внимательно посмотрел на меня:
- Да нет, ратники мои славные, вижу, с головой у него всё в порядке. Но не пойму никак, чего же он хочет.
- Поклянитесь, что вы не разыгрываете меня! Что я действительно нахожусь в 1116 году от Рождества Христова в граде Киеве. И что передо мной — действительно князь Владимир Мономах!
- Подтверждаю это тебе, - серьёзно и с достоинством сказал князь, - никто и не думает шутить с тобой. А теперь расскажи, путник, свою историю.
Я набрался смелости и начал рассказывать о своих странствиях. Труднее всего было объяснить людям Святой Руси словосочетание «я из будущего». Это для нас, детей современности это - банальный сюжет фантастического фильма. Тогда же и помыслить такое не могли.
- Ну вот смотрите, - растолковывал я, глядя в открытые рты собравшихся, - я ещё не родился. У ваших внуков будут внуки, а у тех внуков — прапраправнуки. И так далее. А потом на свет появлюсь я — через девятьсот лет.
- Эк, заливает, - воскликнул молодой воин, - врёт и не краснеет! Да как же ты здесь стоишь, ежели ты ещё не родился?
Всё дружно грохнули хохотом, а я принялся объяснять дальше.
- О чём я и толкую вам! Бежал я, значит, от тех злодеев, они стреляли мне в спину из... ну, в общем, стреляли. И я попал в такое место, где всё кружилось и крутилось, дул сильный ветер и было тёмно. Меня закувыркало, в итоге я очнулся уже у вас...
Князь пристально смотрел мне в глаза. Сейчас было видно, что он гораздо умней своих дружинников. И проницательней. Пока крепкие парни дивились моему рассказу и потешались надо мной, он словно бы сканировал моё лицо, крепко размышляя о чём-то.
- А нет ли у тебя, досточтимый Александр, какого-то доказательства твоему рассказу? Ну, наверняка, люди через столько лет станут жить по-другому. Что одежда у тебя непривычная, я вижу. Но это ещё не доказательство. Так могут сшить и на Востоке. Да и немцы чудно портняжат для нашего глаза.
- Да нет, князь, - возразил я, - так в ваше время не шьют. Посмотри на ткань, на то, как сшито. Да у вас даже швейных машинок нет — всё вручную портные делают.
Пока я объяснял, что такое швейная машинка, мою одежду тщательно осмотрели и пощупали десятки рук. Воины дивились моей странной одежде — ярким буквам на рубашке, джинсовой ткани, обуви. Но князь всё же сомневался. И тут я хлопнул себя по голове. Как же я мог забыть про сотовый телефон! Таких штучек в их время точно ещё не изобрели!
- Вот, гляди, князь-батюшка, - я вынул телефон из кармана и включил его.
Заиграла музыка и засветился экран — один из воинов дёрнулся было, чтобы отгородить князя от меня, но тот остановил своего телохранителя.
Ситуация была сюрреалистичной: древнерусское княжеское подворье, полное вооружённых воинов в кольчугах, а в середине этой толпы парень в джинсах хвастается своей мобилой самому Владимиру Мономаху!
Хорошо, что я вовремя выключил телефон и сохранил немного заряда батареи. Князь ещё сомневался поначалу, но когда я показал ему видео и фото, у него, выражаясь современным языком, отпала челюсть. Потом мобильник пошёл по рукам, все смотрели видео, снятое на фоне бизнес-центра, сооружённого из стекла и металла. И ещё много других роликов, пока батарея не села.

Глава 9

Где Санька вводит князя в состояние лёгкого ступора

Уже несколько часов я работал музейным экспонатом. Или слоном в зоопарке. Приходилось стоять почти неподвижно, сохранять приветливое лицо и не чесаться при этом в неприличных местах. Весь княжеский двор уже внимательно осмотрел меня с ног до головы, мою одежду и обувь пощупали во всех местах, вывернули наизнанку и едва ли не попробовали на зуб. Хорошо ещё, что не заставляли открывать рот и не выстукивали череп на предмет обнаружения мозга.
Осмотр происходил циклично — те, кто недавно отошёл из природной скромности, вскоре вновь возвращались поглазеть. Честно говоря, меня это уже начинало напрягать. Я дико устал, сказывались перенесённые стрессы и нагрузки. Хорошо ещё, что князь-батюшка запретил кому-либо рассказывать эту историю за оградой двора. Мой телефон отключился, и я чувствовал, что это, вполне может быть, навсегда.
Наконец нас всех пригласили в гридницу — был готов пир на весь мир. Князь милостиво посадил меня возле себя, что наверняка было большой честью. Стол был густо уставлен яствами — жареными утками и поросятами, всевозможными соленьями и сладостями, чашами с икрой и мёдом. Вот уж поистине экологически чистые кушанья! Ведь ещё никто не придумал ГМО и всяческие Е-добавки. А нефтепродукты и канализационные стоки ещё не стекали в то время в Днепр.
Если сказать честно, то вкус многих блюд мне показался непривычным. За девять веков, которые прошли над Землей до моего рождения, изменились не только кулинарные пристрастия, но и сам способ готовки.
Я отметил, что древние русичи особенно налегали на всевозможные соления и квашения, а пили легкий медовый напиток или клюквенный морс. Спиртного на этом пире я не увидел вовсе.
Князь ел меньше всех — всё больше ухаживал за гостями и за супругой. Он подходил к каждому с лаской и улыбкой, часто обходил стол кругом, высматривая, кто ещё остался голодным или без внимания. В итоге довольными остались все. Естественно, что все косились на меня, как на какую-то диковину. Но разговоры всё же шли своим чередом. Я отметил, что обстановка на этом пире сильно отличалась от ауры тех посиделок, к которым мы привыкли в 21 веке. Во-первых, никто здесь не сквернословил и не подкалывал друг друга, даже дружески. Все общались очень плавно, миролюбиво, говорили медленно и напевно, будто впереди было ещё трое суток. Впрочем, не исключено, что старые друзья в то время вполне могли потратить и неделю на застолье. Времени было не жалко, оно, в отличие от нашего заполошного века, текло как-то медленно и вольготно.
- А я тебе и говорю, Васятка, - горячился жилистый седобородый старик, беседовавший с румяным и немного дородным юношей, - что пока мы с батюшками Владимиром Всеволодовичем и Святополком Изяславовичем не сходили в поход супротив половцев полтора десятка лет назад, выйти в степь погулять нельзя было. Налетали эти аспиды, да сразу в полон вязали!
- Ох, пользуешься ты моей молодостью, дядя Дорофей, - басил Васятка, - стращаешь! До вовек не поверю, что половцы возле самых стен киевских бегать смели!
- Отчего ж ты не веришь? - неожиданно появился у него из-за спины князь. - После того похода ещё четвёрик лет прошёл — хан Боняк пришёл нам грозить. Мы вместе с Олегом и Святополком его разбили наголову. А ведь было время, когда Боняк почти Киев брал...
Я слушал эти неспешные речи и тут мне неожиданно стало страшно. Так сильно, как бывает только ночью, в полном одиночестве. Когда дышать темно и воздуха не видно. Я вдруг полностью осознал, где я оказался. В чужом времени, где у меня нет ни одного друга, родственника или коллеги. Здесь я не могу позвонить своему другу и однокласснику Серёге, с которым мы сидели за одной партой. Да что там говорить — мои родители и жена остались там, в далёком 21 веке! И я их вряд ли когда-нибудь увижу! Не исключено, что мои кости найдут археологи, а родня даже не поймёт, что это мои останки! Наверняка за девятьсот лет даже мобильник сгниет до неузнаваемости. Если его ещё раньше не разобьют какие-нибудь половцы...
Хотелось бежать куда-нибудь без оглядки, с диким воплем. Мамочки! Да что же это такое делается! В эту секунду меня кто-то мягко взял за локоть.
- Успокойся, мил человек, - услышал я негромкий голос князя, - вижу, взволнован ты. Знаю, страшно тебе у нас оказаться. Дивное ты путешествие совершил — не каждому такая судьба выпадает. Вспомнил я семь отроков эфесских, на тебя глядя.
- А что это за отроки? - удивился я.
- Те, что заснули при нечистом императоре Траяне, который христиан гнал, а проснулись через две сотни лет, когда правил христианин Феодосий Младший.
- Реально такое было? - поразился я.
- Даниил Паломник, игумен, ходил во Святую землю двенадцать лет назад. И видел святые мощи этих отроков, лежащие в пещере.
...Как-то так получилось, что князь отвлёк меня от страха, в итоге я совсем о нём позабыл. Вот благой человек — рядом с ним было как-то хорошо и спокойно. Князь слегка сжал мою руку и прошептал:
- Жду тебя после пира — хочу беседовать с тобой с глазу на глаз, наедине.
Пиршество продолжалось — Васятка был полностью убеждён свидетельством Мономаха, но темы для дружеского общения на этом не исчерпались. Между делом я узнал, что жену князя зовут Ефимией, и что она — бывшая половецкая княжна, принявшая новую веру и имя. Похоже, что эта скромная и симпатичная девушка была вполне довольна своей новой судьбой.
Кстати, а где столь рьяно преследовавший меня Сенька со своими сподручными? В этой суете я совсем забыл о нём — да и где тут упомнить, ежели тебя, словно развалины Колизея оглядывают и ощупывают толпы зевак. Тревожась за печальную судьбу тиуна, я спросил о нём у дяди Дорофея, бывалого рубаки. Он махнул рукой:
- Князь батюшка его в пещеры послал. Вместе с костоломами. Авось исправятся.
- А что за пещеры? - поинтересовался я.
- Ты не знаешь? Ах, ну ты ведь ничего у нас не знаешь, - улыбнулся дед. - Монастырь великий, где монахи в пещерах подвизаются. Послужат братиям там, помолятся — глядишь, поумнеют. Князь о Сеньке у крестьян справлялся — ты его внимание обратил на сего ирода. Замучил совсем людей подневольных своими причудами.
В моей голове никак не могли уложиться слова о «монастыре пещерном великом». Да это же знаменитая Киево-Печерская Лавра! Может быть, ещё живы знаменитые на весь мир святые — Антоний и Феодосий Печерские! Если честно, то я не помню даты их смерти. Я аккуратно поинтересовался у деда:
- Дядя Дорофей, скажи, а преподобный Феодосий ещё жив?
- Эва куда махнул, - присвистнул старик, - уж сорок лет как закатилось солнце наше красное. Я юнцом был, ещё помню его, да чудеса, которые по молитве его делались...
Старик взгрустнул. Потом приосанился:
- А что? У вас в этом, как его? В будущем, что ли? Неужто, будут знать о преподобном?
- Не только, - улыбнулся я. - И о князе вашем память сохранят. Только вот не всем эта память впрок пойдёт...
Разошлись далеко за полночь. Но это только предположительно, ибо время можно было определить лишь по звёздам — наручные часы я не носил. Все потянулись по комнатам, челядь ушла спать на первый этаж, а дружина расположилась на втором.
Князь повёл меня в свою комнату. Обернулся в коридор, посветил свечой, тщательно запер дверь за собой. Посадив меня в кресло напротив себя, приготовился слушать:
- Не забавы ради я позвал тебя. Многих тайн нельзя знать простым людям — они могут их соблазнить и привести на путь грешный. Посему изложи мне всё, что можешь сказать о своём времени. Есть у меня и сокровенная мысль — ежели ты русский человек и обладаешь секретами военными, расскажи их мне. Ибо государство наше постоянно страдает от набегов половецких, разоряют они села и нивы. А твёрдой управы на них нет.
И тут я глубоко задумался. А ведь я ничего особенного не знаю. Это в книге Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура», главный герой знает, как добывать железную руду, как её превращать в сталь, как изготовить порох и ружьё, как делать те или иные станки и приборы. А я знаю, куда воткнуть видеокарту компьютера, но как и из чего её делают, не имею никакого представления. Вот оно — обрывочное образование моего времени! Наши отцы и деды ещё имели энциклопедические познания, мы же почти ничего не знаем без Интернета. Да и с Интернетом немногое можем — не хватает дерзости и желания трудиться.
Несмотря на эти размышления, я всё-таки хотел начать свой рассказ в бравурном тоне — как человек светлого будущего представителю тёмного прошлого. Но сам не заметил, как начал жаловаться князю. Располагал он к этому, что ли...
- Понимаешь, князь, живём мы в таких домах, ровных, как коробка и многоэтажных. Ну, то есть, как у тебя во дворце два этажа, так у нас десять или и вовсе двадцать.
- А где же у вас огороды, земля?
- Да в том-то и дело, батюшка, что земли в наших городах нет. Живём на голове друг у друга, вокруг один бетон да асфальт. Один двор крошечный на пятьсот человек, да и тот собаками загаженный. Не знаем мы, князь, тех, кто с нами на одном этаже живёт, не говоря уж про дом и подъезд.
- Это как же так?- недоумевал Мономах
- Да вот так! Утром уходим на работу, максимум, в лифте, ну в таком ящике, который на верёвке нас вниз опускает, столкнёмся. И дела нет до этого человека.
Рассказывая о технических достижениях нашей эпохи, я тоже хотел было возгордиться. Но опять не получилось:
- Эти телефоны мобильные — в любой точке ты можешь поговорить с нужным человеком, в любую секунду. Эх, князь, вот бы в ваше время так дружины координировать! Впрочем, знаешь, как утомляет, когда тебя каждую минуту дёргают? Хотелось бы вовсе без телефона — чтобы о своём подумать, в одиночестве побыть. То же самое и Интернет — это вроде бумаги такой, которую за секунду можно на край света переслать — на экране видно, вроде как у телефона, который я тебе показывал. И смотреть на эти бумаги не хочешь, а всё равно — тянет. И пишут мои современники с делом или без него — даже говорить друг с другом вживую забывают.
Про машины, «колесницы без лошадей», у меня тоже вышло как-то невесело:
- Всё куда-то спешим, несёмся... Дела у нас, видите ли! Время наше как будто кто-то нахлёстывает! Как будто оно вот-вот кончится. Сел на машину и мчишься. Удобно — не нужно ногами ходить. И быстро, и комфортно. Вот только теперь на улице страшно ходить — того и гляди, собьют. А когда я был маленький и ещё не было столько машин, мы пускали кораблики в весенних ручьях на шоссе. Попробуй это сделать сейчас! Сегодня детей вообще не отпускают гулять одних до двенадцати лет — боятся, что собьют. Или маньяков боятся...
Когда я объяснял князю, кто такие маньяки, он не в силах был сдержать своего гнева:
- Тьфу, что за время у вас отвратительное! Святый Боже, огради нас от такого! Дожили, докатились, потомство наше, ничего не скажешь!
- Это ещё что, батюшка, - махнул я рукой, - маньяки хотя бы вне закона. А разврат и гомосятина всякая — это в моё время едва ли не норма. По телевизору такое показывают...
Я попытался растолковать Мономаху, что же такое телевизор. Про гомосексуальные отношения он знал, но в его время «мерзость греческая» была редкостью несусветной. «Лично бы засёк таких, если б узнал», - в сердцах бросил князь.
- По телевизору с утра до вечера идёт такой шлак, что включать не хочется, - неожиданно для себя я едва не плакал. - Я лично телек не смотрю, но ведь другие смотрят. Бесстыдство, пошлость, тупость — всё это льётся с экрана, как водопад. Страшно за народ, который видит такое. Результаты мы уже видим на улицах. Воспитан потребитель, для которого слова «честь, совесть, Родина» ничего не значат. Он плюёт, бросает банку, матерится — другие уберут, обслужат.
- А Бог? - оживился князь. - Верят ли у вас в Бога?
- В Бога? - задумался я. - У нас верят, что всё на свете образовалось случайно. Что человек от обезьяны произошёл, а та образовалась от слипания молекул. Которые, в свою очередь, получились от удара молнии и подогрева всяких химических элементов. В общем, такие дела, князь...
- Как же так? - недоумевал властитель Киевский. - Как можно верить в такое? А дворцы у них сами собой не строятся? Что если они увидят статую красивую или мозаику в церкви? Тоже подумают, что они случайно вытесались из камня? А ведь и человек и животное намного красивше и сложнее статуи!
Вскоре мы подошли вплотную к военной теме. Здесь мне, как сыну своего времени, было чем «похвастаться»:
- В будущем, дорогой князь, наука убиения себе подобных достигнет невероятного развития. При общей гуманности людей станут убивать оптом и в розницу, то бишь, по одному и пачками. Иногда за деньги, а иногда — за просто так. Причём теперь на войне станет неважно — доблестный ли ты человек, сильный ли воин. Любой чахлик с автоматом в руках с лёгкостью пришибёт верзилу, а иной очкарик отправит на тот свет целый город, нажав на кнопку.
Вкратце объяснив князю, как действует стрелковое оружие, танк, самолёт и ядерная бомба, я добавил:
- Впрочем, я даже рад, что не знаю, как изготавливать эти смертоносные вещи. Поверь, княже, что к добру они в вашем времени не послужат. После тебя будут князья не столь добродетельные, и они на полную катушку воспользуются этими страшными предметами...
- Ты прав, Александр, - пробормотал князь Владимир, - ни к чему нам ужасы твоего времени. Мы уж лучше так, по старинке — мечами да копьями... Кстати, - Мономах пристально посмотрел на меня, - а что это за боевая наука, которую ты применил к Сеньке и его подручным? Пока тобой мой двор дивился, я послал за крестьянами из Горловки — они мне всё рассказали. Думаю, умение хорошо драться без мечей нашему времени не помешает.
Честно говоря, мне стоило труда убедить князя, что я не владею каратэ и джиу-джитсу, а также не проходил практику в Северном Шаолине:
- Мне помогла наглость. Честно говоря, я думал, будто Сенька вместе с помощниками — ряженые или сумасшедшие. Сейчас, зная, что они могут меня нарубить на куски, я бы не осмелился так нападать. Да и они не ожидали от безоружного пешехода такой прыти.
Поразмыслив, князь согласился со мной. И внезапно задал мне самый сложный вопрос:
- А что будет с Киевом? Сохранится ли сей град до твоих дней?
- Сохранится, - нахмурился я, - а остального лучше тебе не знать, князь. Лучше дожить свой век спокойно и не ведать того.
Но князь так решительно просил меня поведать ему правду, что я не смог отказать. С удивлением я узнал, что во времена Мономаха название «Москва» уже было известно:
- Да быть того не может, чтобы эти деревушки болотные стольным градом стали! - поразился князь Владимир. - Там же сырость вечная, да леса непроходимые!
Пользуясь моментом, я поспешил узнать от сведущего человека, откуда происходит загадочное название русской столицы.
- Московь? - прищурился князь. - Это так наши деды и прадеды говорили — вроде как это значит «болотная или мокрая». Древние русичи «московью» всякую сырость кликали.
Вот тебе и раз! Выходит, никакие «Мосох» и «Ква» здесь ни при чём, также, как неверна и гипотеза финского происхождения слова! Вот только... Не исключено, что я никогда не донесу это славное открытие до своих современников.
- Там сегодня много деревушек, - рассказывал князь, - Воробьево, Симоново, Высоцкое. Был я там проездом, когда в Ростов ездил, храм закладывать.
Лично я всегда был противником теории, что вмешательство в прошлое необратимо изменит будущее. Мне кажется — чему быть, того не миновать. Посему я говорил с князем без страха, что с карты современной мне России исчезнет мой родной город, а вместо него появится какой-нибудь Нижнеплюйск-Залесский. И всё-таки, рассказывая князю о будущем значении Москвы, я подумал, что именно его сыну, Юрию Долгорукому, приписывают основание крепости на Москва-реке в 1147 году. Впрочем, если я попал в это время, значит так было надо...
Я долго втолковывал князю, что русские люди разделятся в будущем на украинцев, белорусов и «москалей». И что именно «москали» по версии случайных правителей Киева, «зробили» на Украине «голодомор».
Князь, слушая всё это, рвал и метал. Казалось, что он сейчас пробьёт посохом стену и повелит немедленно привести к нему тех, кто разделил некогда единую Святую Русь. На лютый, но справедливый правёж, то бишь взыскание долгов.
Я поведал о Чернобыле, о том, что Киев тоже будет страдать от аварии на АЭС. Радиацию я описал, как «незримую смерть», которая проникает сквозь стены.
Князь сидел, понурив голову, зажав её между рук:
- Ой, в страшное время ты живёшь, путник, в страшное... Лучше мне того бы не знать. Мы же все трудимся, верим, что будущее будет светлым для Руси.
Тут он встал, глубоко вздохнул и вперил в меня свой указательный палец. Глаза князя пылали:
- Но знай, странник — будет жить Русь! Ещё всем ворогам, её окружившим в твоё окаянное время, мы докажем — будет жить! Ещё задрожат все умышляющие зло и одного имени Руси убоятся! Знай это!
У меня, если честно, мурашки по спине побежали от этих слов. Я чуял, что это не просто слова — это пророчество. Как бы я хотел увидеть родную страну сильной, как встарь, а самое главное — без погани, занесённой извне, без этих порнушных передач и журналов, без политического словоблудия и международной слабости, с сильным и решительным главой, реальным защитником народа и его исконных ценностей. На тот день, когда я покинул своё время, такой триумф России виделся мне проблематичным. Хотя... Не исключено, что мои современники, устав от мерзостей так называемой «демократии», воспитают своих детей совершенно в ином духе.
- А что будут делать мои дети и внуки? - улыбнулся Мономах. - Хоть они не отойдут от отцовых постановлений?
- Прошу тебя, князь, не спрашивай меня об этом! - взмолился я. - Хоть это дай сохранить в тайне. Скажу тебе, что твоё «Поучение» сохранится до моих дней. И каждый русский сможет прочитать его в Интернете. Скажу, что земля русская в конце концов соберётся под одним началом, но только после испытаний. Моё время, как мне кажется — это тоже испытание.
Мы окончили наш разговор, когда уже начинало светать. Вот что значит — государственный человек. Не пожалел времени и сил для разговоров о далёком будущем. Разошлись мы оба со светлым настроением. Меня ободрило пророчество князя, а Мономах нёс в сердце радость о грядущем укреплении Руси. Хорошо, что он никогда не узнает о распрях между князьями, которые начнутся сразу же после смерти его сына Мстислава, о грядущем татаро-монгольском иге...

Глава 10

Где Санька вкушает все прелести вольницы

Вот это кайф! Запахи разгорячённой степи ласкали ноздри, а топот копыт совершенно не нарушал вселенской гармонии, царящей здесь. Как же не хватает нам, мужикам, этой небывалой вольницы, этих просторов, этого ощущения полной оторванности от повседневной жизни! Мы заперты в комнатах обыденности, вырываясь из них разве что на рыбалку или на время утренней пробежки в ближайшем парке.
Воистину, 21 век — это век женщины. Женщина — это комнатное существо, как бы самим Богом предназначенное для существования внутри всевозможных помещений. Плотная застройка нашего беспокойного века почти не трогает дам, ибо они получают прекрасную возможность переходить из дома в дом, почти не соприкасаясь со слишком холодным или чересчур жарким внешним воздухом. А что ещё нужно женскому полу? Смена интерьеров и вещей, да возможность посудачить с далёкими подругами по Интернету или сотовому телефону.
А вот мужчины... Видно, сильно мы накосячили в предыдущих веках, надолго оставляя своих подруг в одиночестве во время походов и войн. Двадцать первое столетие — это век бесконечного стресса и сдавленного существования для мужика. Он терпит, смиряется, делает вид, что его интересует шоппинг или другое чинное времяпрепровождение. А сам жаждёт уйти в леса, забуриться на природу, потерять сотовый и затаиться, словно беловежский партизан. Вот откуда растут ноги у всех этих пьянок и рыбной ловли в каждые долгожданные для жён выходные. Это желание потеряться. И хоть немного расслабится. Потому что один вид горизонта, окружённого многоэтажками — это подспудный стресс, который имеет свойство накапливаться.
Да, кстати, я забыл рассказать о том, что мы с князем отправились в большой поход. Перед этим мне присвоили почётное звание княжеского советчика. За что? Да кто его знает! Я ведь ничего толком и не умею. В своём времени трудился журналистом, марал потихоньку бумагу, что лично я не считаю созидательным трудом.
Мы едем, вы не представляете куда! Во Францию! Да-да, в средневековый Париж. Вот ирония судьбы — в далёком будущем я всё никак не мог выехать в это государство, хоть жена всячески мечтала попасть в столицу моды. Она вообще фанатеет от всего французского. В моё время я попал бы сюда за несколько часов — на самолёте. А вот теперь, как предрекают бывалые дружинники, мы будем ехать туда целый месяц.
Цель нашего путешествия - отдать замуж младшую дочь князя Агафью. Она, кстати, едет не верхом, а внутри эдакой «русской кареты» - крытой кибитки, набитой всевозможными подушками и одеялами. Рядом ковыляют ещё две кибитки — с мамками-няньками и разношёрстным гардеробом. Приданое везут на повозках поменьше.
Бедные женщины! В те годы никакие «вип-персоны» не были ограждены от тягот дороги - комфортабельных лайнеров и самолётов ещё не придумали. Поэтому княгиня и другие дамы в нашем походе чрезвычайно мучались. Между тем, на мой взгляд, если бы они сели верхом, им стало бы гораздо легче. Трястись час за часом в пыльной кибитке — я бы и сам сошёл с ума.
До похода я ездил на лошади целый один раз. Это историческое событие произошло на Чёрном море, в горном посёлке Прасковеевка. Минут сорок я плёлся верхом на хромой кобыле со скоростью пять километров в час и наслаждался чудными пейзажами. Хорошо хоть запомнил, как садиться на лошадь и как правильно держать поводья.
Благо, из-за наличия обоза воины князя ехали довольно медленно. Но даже на такой скорости я едва держался в седле. Самая лучшая учёба — это практика. К обеду я считал себя едва ли не асом верховой езды. По крайней мере — искренне наслаждался процессом. Но я сильно себя переоценивал. Князь попросил меня и ещё нескольких дружинников съездить в ближайшее село — дабы пообедать с уютом, а не в чистом поле. Хлопцы так припустили, что только пятки засверкали. Мой конь, разгорячённый резвым аллюром «коллег», тоже рванул с реактивной скоростью. Я вцепился в поводья как клещ, и без перерыва молился, чтобы не шлепнуться с коня. От скачки все мои органы тряслись с такой силой, что грозили выскочить через рот. К счастью, эта пытка завершилась через пять минут — мы въехали в село.
- Что ты, добрый человек, как мешок болтаешься в седле, - добродушно молвил Василько, румяный и мощный воин. - Не ездил, али, ни разу?
- Да ты думай, что говоришь! - цыкнул на него дядя Дорофей, который тоже отправился с нами в этот тяжёлый поход, хоть князь и хотел оставить старика дома. - Али забыл, откуда наш Санька прибыл?
...В деревне начался такой аврал, что только держись. Видно, князь ещё никогда не посещал это захолустное местечко. Чтобы представить себе страх этих людей, представьте, что современный нам президент посетит какой-нибудь провинциальный городок без предупреждения...
Князь взял с собой довольно большое войско — три сотни дружинников. Мало ли — путь лежит через всякие не слишком дружелюбные земли, да и разбойного люда везде хватает. Каждый воин вёл в поводу две, а иногда и три лошади, а ради княгини с её обозом пришлось брать с собой десятка два лошадей. В общем, когда вся эта армада въехала в деревню, старейшине явно поплохело. Местные мальчишки сразу повели лошадей поить на речку, а взрослые разжигали огромный костёр для готовки пищи. В нашу честь забили здоровенного быка, но готовили его вовсе не тем способом, который показывают в мультфильмах. Быка разделали на части и изжарили на углях, почти так же, как делают обыкновенный шашлык. Никакой вертел не применялся — как сказал мне дядя Дорофей, готовить таким методом «слишком неспешно».
Скажу вам честно — после того, как я провёл каких-то полдня на лошади, я еле ходил. То место, что откровенно называется промежностью, болело, словно там был сплошной синяк. В итоге я ковылял, словно раненый, в раскоряку. Ещё эта кольчуга, которую князь заставил одеть, звенела, как бубенчики, при каждом шаге.
Князь, перед тем как выехать, вручил мне полное обмундирование — кольчугу, меч, шлем и щит. Всё как полагается. Только лук не дал — да оно и к лучшему, лишнюю тяжесть с собой таскать. Доложу я вам, что весь этот прикид весил килограмм десять. «Рубашечка» одна тянула на три кило, да ещё шлем со щитом были весьма нелёгкими. Хорошо, что на марше допускалось снимать шлем и покрывать голову платком, а щит можно было повесить на бок своей коняшки. Меч болтался справа и постоянно задевал за ногу. В общем, издержки военного времени — тогда без такой экипировки путешествовать в степях было большим легкомыслием.
Во время «обеденного перерыва» я с удовольствием осматривал быт русских крестьян того времени. Отметил, что дома были добротные, а люди не забитые, а держащиеся с достоинством. В их взглядах читалось: «Ну да, князь, и что дальше? Такая профессия, никуда не денешься. А мы — крестьяне». Это в дальнейшем всяческое человеческое достоинство в нашей стране будет уничтожаться жестокостью и самолюбием властьимущих, а также всяческими жуткими набегами чужестранцев.
В глазах крестьян, конечно, мелькнул страх, когда они услышали слово «князь», но имя Мономаха их совершенно успокоило — Владимира Всеволодовича здесь явно уважали и не боялись.
Я заметил, что крестьян тоже пригласили к трапезе, причём князь распорядился угостить их хлебом из своего обоза. Деталь, конечно, невозможная для более поздних времен — когда на Руси усилилась государственность, но улетучилась святость.
Княгиня Агафья не выглядела весёлой. И я её отлично понимал — ехать на чужбину к жениху, которого никогда в жизни не видела, это не на борщ к тетке пожаловать. Но что ж поделаешь — политика...
Агафью везли выдавать замуж за Людовика VI, короля Франции, прозванного Толстым. По свидетельствам многих, этот самый король был вовсе неплохим парнем — воспитывался в монастыре, благодаря чему имел незлобивый нрав и испытывал особый трепет к церкви и священнослужителям. Такой брак несомненно послужил бы сближению двух держав, тем более, что на Западе в этот период Русь уже начали усиленно отторгать. По сути, это была ещё одна отчаянная попытка князя «задружить» с Европой. Которая уже разнюхала растущую силу «русов». Не исключено, что именно здесь закладывался раскол между Востоком и Западом, между тягой к духовной жизни или к земному уютному обустройству.
Перед походом князь вкратце рассказал мне о животрепещущих подробностях византийского быта. Русь забирала от умирающей империи драгоценную веру, а вот от остальных мерзостей стремилась откреститься:
- Есть у них судебный сборник, - сморщился князь, - «Эклога» называется. Так там сплошное членовредительство. Руки, ноги рубят, ослепляют. Не по-русски это. Я Бога боюсь — всё у нас штрафами заменено, в крайнем случае, всыпят провинившемуся плетей. Но ноздри вырывать — это пусть оставят себе!
...Уезжая, князь одарил крестьян серебром. Плата за быка была столь щедрой, что старейшина не хотел брать и всячески отказывался. Ещё одна выразительная деталь нравов наших предков, которых спустя века станут считать жестокими...
...Семь дней в конном походе закалят любого человека. Первые несколько дней я не мог уснуть вечерами — ломило всё тело. Руки, вынужденные весь день держать поводья, отваливались, спина ныла, а про ноги и вовсе говорить не буду. Однако, ежедневная тренировка сделала своё дело — теперь я прекрасно держусь в седле, а Василько за несколько обеденных привалов научил меня «русской джигитовке». Другой дружинник, Игнат, суровый мужик саженного роста, по вечерам учит меня обращаться с копьём и мечом. Выходит плохо — после короткой сшибки Игнат угрюмо констатирует: «Убит». Иногда он лупит меня мечом плашмя по спине — для пущей науки. Это весьма больно, доложу я вам — меч увесистый, да и рука у воина мощная.
Меня поразило, как двигается этот дружинник во время тренировок. Современные спортобозреватели наверняка применили бы к нему знаменитую фразу: «Порхает как бабочка, а жалит как пчела». Он молниеносно уклонялся от моих выпадов лёгкими движениями — попасть в него было почти нереально, словно в трепыхающуюся на ветру тряпку.
- Работают меч и щит, - наставлял он меня, - щит закрывает, если не можешь увернуться, меч разит. Ноги лёгкие, готовы к прыжку, как у зверя.
На шестой день я пару раз смог коснуться Игната мечом. При этом у меня было ощущение, что он поддался. До его уровня мне пока — как до Пекина на карачках. Зато в «конной школе Василька» есть существенные успехи — мы учимся скакать во весь опор, работая мечом направо и налево. Я всегда любил лошадей — без фанатизма, но уж больно эти животные красивы и грациозны.
Во время последнего дневного перехода, князь, почему-то воспылавший ко мне доверием, поведал мне полную боли и разочарования историю замужества двух своих дочерей.
- Понимаешь, Санько, - объяснял он, - у нас, князей, жизнь не такая сладкая, как думается. Всюду только и ишешь выгоду для земли русской, даже личную жизнь, своих родных отдаешь для этого. Сколько я сил положил, чтобы укрепить отношения с соседними державами!
Владимир Всеволодович рассказал о замужестве своей старшей дочери Марии. Он выдал её за наследника византийского трона Льва Диогена, которого впоследствии многие историки посчитали за самозванца:
- Сами же интриганы византийские и распространили эти слухи. Он имел права на трон, как законный сын своего отца, убитого заговорщиками.
По словам князя, византийский царевич сейчас правил в болгарском городе Доростоле:
- А доченька моя, Мария, в Киеве одна. Да и что за жизнь у них? Царевич всё время в походах, воюет без конца. Я почему за него дочь отдал? Да потому, что он  настоящий человек — прямой и честный. С ним можно иметь дело. А сегодня Византия — это гнездо змей. Они своих не жалеют, да пытаются всем миром управлять. Мы уже несколько раз их укорачивали, но видно мало...
История второй дочери князя была ещё более трагичной. Она была выдана замуж за Кальмана I, короля Венгрии. Но Кальман начал искать сближения с Византией, дабы противодействовать влиянию папы. А отношения с Византией у Мономаха тогда были очень плохими — греческая империя, словно нынешняя Америка, активно вмешивалась во внутренние дела других стран.
- Нос эти греки суют, куда не надо, да всё указывать норовят, - проворчал князь, - да это бы ещё полбеды, ежели бы не интриговали, да не ссорили князей русских. Вечно посулами да подарками кого-то купят, а кого не купят — улестят речами сладкими.
 В итоге дворцовых интриг Евфимия была обвинена Кальманом в супружеской измене и выслана домой. Князь и сейчас, рассказывая об этом, не мог удержать слезу:
- Моё непорочное дитя в такой гадости обвинить! Да она в жизни даже мыслей таких не ведала — воспитывалась, как в монастыре!
Обмолвившись, что деяние не осталось для Кальмана (князь назвал его Хромым) безнаказанным, Мономах вздохнул:
- Может хоть у младшей доченьки судьба сложится...
Ночью я впервые стоял в дозоре. По лагерю каждый вечер выставляли четырёх часовых — по всем сторонам света. Стоять мне выпало во вторую смену — с полуночи до двух часов. Вы спросите, как же древние русичи определяли время, да ещё ночью? Да очень просто: дядя Дорофей научил меня этому нехитрому искусству. Для этого требовалось найти на небе Большую Медведицу и провести прямую линию между двух звёзд, образующих правый «борт» Ковша. Эта линия неминуемо упиралась в Полярную звезду и заодно служила «стрелкой» небесным часам. Большой Ковш крутился вокруг Полярной звезды, за сутки проходя полный круг. Вот только эта титаническая «стрелка» вертелась не как на обычных часах, а в обратную сторону.
По моим подсчётам уже можно было смело будить своего сменщика. Кстати, им был Игнат. Оглядев нереально пылающее звездами небо, я сладко потянулся. Путешествия в 12 веке — это совсем не то, что в 21-м. Нигде не валяются пластиковые бутылки и банки, нет пыльных трасс и запаха бензина. Да что там говорить — даже признаков людей нет, хотя мы идём сквозь достаточно густонаселённые для того времени места. А воздух... Это просто с ума можно сойти, какой здесь воздух! Я осмотрел мириады миров, мирно почивающие над моей головой и внезапно ощутил всю ничтожность человека. Мы даже не муравьи рядом с этими расстояниями — мы пыль, прилипшая к самому мелкому из электронов Вселенной...
Мне показалось, что в полусотне метров от меня качнулась ветка. Что это? Летучая мышь, зверь или... Я внимательно всматривался туда, покрепче сжав меч и щит. Нет, наверное это от ветра. Желая удостоверится, что там никого нет, я отошёл от княжеского шатра шагов на двадцать.
В эту секунду словно из-под земли возле меня нарисовался мужик с кинжалом в зубах и верёвкой в руках. Меня спасла моя нервическая привычка постоянно оглядываться по сторонам — иначе этот персонаж непременно одел бы на меня этот «галстук». Обычно от неожиданной опасности я цепенею — сколько ни ругал себя за эту особенность, но ничего с собой поделать не мог. А тут рука сработала быстрее мозга — я сделал резкий выпад в живот незнакомца. Меч, ушёл ему в брюхо, словно в мешок с соломой. Никогда не забуду этих выпученных глаз и жуткого хрипа...
И тут я заорал, как припадочный. Мужик хрипел, пучил глаза ещё сильнее, тянул ко мне руки с верёвкой. Соседние кусты начали шевелиться как при сильном грозовом ветре, но оторваться от своего неожиданного «партнёра» я не мог. Лишь орал без перерыва, как сирена, объявляющая воздушную тревогу. Один из пробегавших мимо лазутчиков попытался рубануть меня саблей на ходу, но я закрылся щитом. И в эту минуту я увидел, как справа от меня появился Игнат. Он орудовал мечом, как вентилятор. Он бился так, что «Матрица» отдыхает — враги разлетались в стороны, как щепки. В это время подтянулись и основные силы дружины — воины на ходу надевали шлемы и вступали в бой плечом к плечу.
Моего лазутчика давно сшибли с ног, и я стоял как дурак, в тылу битвы, с окровавленным мечом в руках. Тут только я увидел, как много было нападающих. Если бы я ещё чуток засмотрелся бы на звёзды, нас бы всех перерезали во сне. Впрочем, я об этом уже не узнал бы.
Дружинники махались, словно боги войны — пришёльцы в чёрных одеждах отступали по всем фронтам. Тут прискакали на лошадях припозднившиеся воины из нашей «бригады» и ударили по незнакомцам с фланга. Налётчики моментально смешались и побежали. Их гнали до леса, при этом уйти удалось немногим. Человек десять скрутили верёвками и потащили на допрос к князю.
Дядя Дорофей оглядел моё бледное лицо и меч, после чего криво ухмыльнулся:
- Не переживай, у воина рано или поздно такое случается...
А Василько похлопал меня по плечу:
- А ты молодец! Разглядел супостата!
...Пленные выглядели по-европейски, а при допросе выяснилось, что они — подданные того самого венгерского короля Кальмана, опозорившего дочь Мономаха.
- Ишь, окаянные, рыщут по краям Руси, - процедил сквозь зубы князь Владимир. - Всё хотят кусок пожирнее отщипнуть.
К рассвету выяснилось, что убито полтора десятка чужаков, а один из наших дружинников серьёзно ранен. Следы, уходящие за ручей, показывали, что немало ночных разбойников скрылось. Впрочем, после такого приёма они вряд ли сунутся к нам снова.
Мономах дивился:
- Ума не приложу — зачем они полезли на нас? Мы ж не женщины с детьми малыми, а три сотни ратников. Неужто ради грабежа на такую вылазку сподобились?
Князь едва заметно кивнул Игнату — тот выбрал из венгерских налётчиков самого юного и хлипкого на вид, с большим синяком на лбу. В это время как раз поспела вода в большом походном котле — забурлила ключом от жаркого костра. Толмач Поликарп, знавший почти все европейские языки, объяснил пареньку, что сейчас свирепые русы сварят его живьём, если он не расскажет об истинной цели нападения на наш лагерь ночью.
Дядя Дорофей нагнулся к моему уху и жарко зашептал:
- Наш князь и мухи обидеть не способен, не то что пытать. Вот и пугаем, как дети малые.
Но пареньку такой неслабой «пугалки» вполне хватило — он тут же принялся во всём сознаваться. Что они совершали вылазку на Русь с целью разведки и тут случайно обнаружили, что в Европу едет не кто-нибудь, а сам Мономах. Их предводитель Миклош возмечтал, что привезёт королю такой знатный подарок — голову самого Владимира Всеволодовича, а то и вовсе захватит князя живьём...

Глава 11

Где Санька впервые применяет технологии 21 века

Ратник Борис был совсем плох — его знобило, лоб покрывала испарина. Рана на правом боку была не слишком глубокой, но лично я опасался заразы. Поскольку дружина и князь с надеждой смотрели на меня, я решил напрячь все свои медицинские способности. Помнится, после школы у меня были мысли поступить в мединститут, а потом я иногда жалел, что не сделал этого. У меня цепкая память на названия лекарств и симптомы болезней, есть определённая доля хладнокровия и рассудительности в тех случаях, когда остальные просто визжат и отворачиваются.
Первым делом я решил обеззаразить рану. В нашем веке это не составило бы труда — у кого-нибудь в столь большом сообществе наверняка нашлась бы бутылка крепкого спиртного. У подручных Мономаха хмельных напитков с собой не оказалось. В итоге я полез шарить по кустам в поисках подорожника или чистотела. Нашёл то и другое — в итоге мы сделали отвар для промывания раны Бориса. Княгиня Агафья повелела дать нам белой льняной ткани из своего приданного — на мой взгляд, отличный перевязчный материал. Сперва я оттирал засохшую кровь, затем омывал рану, просто поливая её холодным отваром. Потом приложил вчетверо сложенную тряпку с целебными травами и забинтовал.
...Весь день мы ехали гораздо медленней, чем обычно. Повозку с Борисом старались не трясти, да и все мы чувствовали себя разбитыми после бессонной ночи. Это был тяжёлый переход. Лично я, ежели недосплю пару часов, буквально умираю на ходу.
К вечеру Борису стало хуже. У него начался сильный жар, он то и дело терял сознание, бредил. Случилось то, чего я больше всего опасался — инфекция, внесённая мечом чужеземца распространялась по организму. Всё-таки, колотую рану, хоть и неглубокую, трудно хорошо обработать в таких условиях...
- Даст Бог, выживет, - сказал я, поймав вопросительный взгляд князя. На душе было, если честно, тяжело. Что я могу сделать? Пусть я даже из 21 века...
- А нет ли у тебя, Александр, чего-нибудь с собой ОТТУДА? - неожиданно молвил князь, проницательно глянув на меня. - Поищи, авось в карманах что-нибудь найдёшь.
Под кольчугой на мне по-прежнему были джинсы, с которыми я не пожелал расстаться. Я похлопал себя по бедрам — тут только кошелёк и сотовый телефон. Потом вспомнил, что на мне под кольчугой одета рубашка с нагрудными карманами. Пришлось снимать доспехи. Дружина глядела на меня напряжённо. В левом кармане что-то загремело. Я полез туда и обнаружил... коробку с лекарством. Не веря своим глазам, прочитал название: цефтриаксон. Да как же ты уцелел, милый цефтриаксончик? Это удивительно! Каким только воздействиям я не подвергался, попав в Киевскую Русь! А пять пузырьков  внутри коробки уцелели! Да ещё и шприцы впридачу.
Как же я мог забыть об этом? По пути на трамвай, который, по сути, отвёз меня в это затерянное время, я купил сей весьма мощный антибиотик для тещи — она попросила перед выходом. Теперь я вряд ли принесу его домой...
Если честно, не люблю пользоваться лекарствами — в своё время съел их полтонны и пришёл к тому, что нужно вести здоровый образ жизни. То бишь, заниматься спортом, есть полезные каши, супы и овощи с фруктамм, а ещё, если есть возможность, закаляться. И будет вам здоровье — не сразу, правда, а за него придётся немного побороться. Но организм, как и бизнес, в который вкладывают много сил, рано или поздно даст свои дивиденты. Увы и ах, большинство моих современников, несмотря на эту очевидную мысль, продолжает есть таблетки, как высшее достижение цивилизации. Но тело — это совокупность органов, а не суповой набор, где всё по отдельности. Глотая «колёса», сажаем печень, в итоге опять приходим к болезни...
Единственное, в чём приуспела современная мне медицина — это купирование неотложных состояний. Здесь медики и учёные и впрямь достигли высот. А вот как быть здоровыми и энергичными без лекарств — этому лучше поучиться у тех же дружинников. Вон какие хлопцы — любого из них оглоблей не перешибешь!
...Пока я набирал в шприц кипячёную воду и разводил белый порошок в пузырьке, на меня смотрели как на колдуна. Хотя по сути я был эдаким болванчиком, который делает нехитрое повседневное дело.
Борис глянул на меня с тревогой, однако подчинился моей просьбе. Уколы я делать давно умею — стаж «медбрата» уже давно перевалил за две трети моей недолгой жизни. После укола я был спокоен за судьбу воина — такой мощный антибиотик широкого спектра действия словно по волшебству оказался в моём кармане. Самое то при различных ранах. Тем более, что в их времени микробы ещё не имеют устойчивости даже к простому пенициллину.
...К середине ночи температура у Бориса спала. Он почувствовал, что смерть отступила и послал за мной.
Честно говоря, ужасно не люблю, когда меня будят посреди ночи. Но в данном случае я был очень рад.
- Сашко, - Борис глянул на меня своими ясными глазами, - я не знаю, что ты за колдовство ко мне применил, но я здоров!
- Да никакое это не колдовство, - махнул я рукой, - обычное снадобье, которым лечат больных в моё время.
- Хорошо, - заметно успокоился Борис, - я греха боюсь. Главное — это душу дьяволу не продать. Боюсь не того, кто тело убивает... Теперь я перед тобой в долгу.
- Да какой долг! - махнул я рукой. - Можно подумать, что ты поступил бы иначе на моём месте!
Наутро мне уже была уготована особая роль. Если раньше я был немного чужаком и чудаком, который не умеет толком скакать на лошади и владеть мечом, то нынче воины демонстрировали полнейшие «респект и уважуху». Я снова объяснил им и князю, что никакого колдовства нет:
- У нас есть специальные заводы, ну, вроде как дома, где сидит много ремесленников. Они смешивают разные травки и вещества. И получается вот такое лекарство, - втолковывал я.
- Вроде знахарей наших, - отметил князь.
- Никакого колдовства тут нет, - продолжал я. - Просто люди учёные, умные. Знают, что да как подействует.
Борис резко пошёл на поправку. В обед я сделал ему ещё один укол и предупредил:
- В желудке может нехорошо стать. Но ты потерпи. Будем села презжать — купим простоквашу или сметану.
После обеда князь поехал возле меня и стал усиленно распрашивать о современной мне медицине. Перечислив позитивные моменты, я перешёл к негативу:
- Да у нас все дохлые! Целый день сидят на стульях, в компьютер смотрят. Ходят и бегают мало, мышцы не напрягают почти. Да ещё едят всякую дрянь — напитки газированные, да булки сладкие. И быстрые супчики, которые кипятком заваривают. А вечером к телевизору перетекают. Ну а лет через пять бегут к доктору — спасите! Организм разваливается! А доктор и рад стараться — иди, говорит, в аптеку налево и купи лекарство такой-то фирмы не дешевле пятисот рублей! И будет тебе счастье!
Описывая действия нынешней фармацевтической мафии, я не на шутку разошёлся. Ведь в своё время я отдал им десятки тысяч рублей. А может и сотни. Машину-то уж точно можно на эти деньги купить.
- А всё лень-матушка! - припечатал я. - Попу боимся со стула приподнять, да в прорубь опустить!
Как ни странно, князь прекрасно понимал мой сленг. По крайней мере, не спрашивал о значении отдельных слов. Он поддержал моё возмущение:
- Да ежели кровь не разгонять, то и болезни начнутся! Надо каждый день себя утруждать, до пота. Либо на воинских учениях, либо в поле, либо потаскать тяжёлое. Да так, чтобы рубашка мокрой стала. А если уставать не будешь, быстро загниешь живьём!
Когда я обмолвился, что лекарство, введённое мною Борису, производят из обыкновенной плесени, князь оживился. Я узнал, что обычно с дружиной в походы ездит лекарь — он лечит разными травками, а раны мажет зелёной плесенью:
- Конечно, не так быстро, как после твоего лечения, - усмехнулся князь, - но заживает. Но на Запад я не стал Миколу-лекаря брать — у нас опасно считается только на Восток ездить. Что гонять старика без толку! Кто ж знал, что всё так получится...
У лекаря всё никак не случалось хорошего ученика. Поэтому разменяв седьмой десяток лет, он всё ещё был в одиночестве:
- Были разные люди, учились. Но у Миколы такой характер чудной, что все разбежались.
Удивительное дело! Я слышал, что плесень применялась ещё в Древнем Египте, но не знал, что это искусство врачевания дошло до Руси. Впрочем, князь тут же раскрыл эту тайну:
- Он с тех пор, как с Востока вернулся, немного умом тронулся. Дело своё знает, а вот с головой в ссоре. Учился на Тибете, в Египет ходил — каких только приключений не натерпелся.
Вот тебе и на! Это ж за четыре сотни лет до Афанасия Никитина! Я давно подозревал, что далеко не все приключения людей запечатлены на бумагу. Один только Бог ведает, какие чудные странствия были во все времена и поколения.
- К причастию не ходит, не исповедается, - продолжал князь, - в церковь его на верёвке не затащишь. Всё бормочет что-то про наше тёмное невежество. Три раза его в монастырь отправляли, в смирительной рубашке, во время приступов, просветлённого нашего. Бился в путах так, что удержать не могли, да орал что-то невнятное. Убил бы себя, да вовремя каждый раз подмечаем. Видать, даже славной пещерной братии отмолить его не по силам! Даже Бог против желания человека ничего не сделает!

Глава 12

Где Санька пересекает две границы

Борис уже ехал верхом, хотя прошла всего неделя после его ранения. Дисбактериоз, который бывает после курса антибиотиков, мы и в самом деле поправили с помощью простокваши, творога и сметаны, которые закупали в селениях и городах по пути. Если сказать честно, то города в то время были меньше нынешнего самого захудалого райцентра. При этом от современных сел и провинциальных городков их отличало одно существенное «но»: дома были крепкими и чистыми, а люди — опрятными и держащимися с достоинством. Валяющегося в луже или под забором персонажа было и вовсе не сыскать. Что и говорить про дух, который царил над этими местами — тут совершенно не было атмосферы всеобщего тления и распада, в которой я вырос. Глядя на крепких, плечистых мужчин со светлыми глазами и статных женщин, я видел, какой потенциал в них скрыт. Эти люди умели и любили работать, были скромны и полны надежд. Я впервые задумался о том, что и вовсе не знал нормальной жизни — юность пришлась на 90-е годы, когда по телеку показывали беспросветную чернуху, а на улицах были бесконечные бандитские разборки. Я как-то свыкся с мыслью о том, что мы — дегенеративная нация, где большинство составляют пьющие и мусорящие граждане.
Впрочем, последнее время я начал понимать, что дегенераты всегда на виду — они бросают бутылки в парках и ломают качели. А вот у работяг, коих всё-таки большинство в России, нет времени слоняться по улицам.
Мы все устали. Устали от всех этих передряг и больших переходов. Я читал, что похожие настроения были после Смутного времени — когда люди на протяжении длительного срока не продумывали стратегию развития своей страны, города, села, а мыслили лишь о том, как бы выжить сегодня.
Ну ничего — ведь прорвались. И в 21 веке пробьёмся, хотя передряги 90-х морально опустошили россиян сильнее, чем последствия революции, гражданской войны и голода. Ведь война, которая идёт в душах сограждан и по сей день, убивает надежней установки залпового огня.
Чем дальше мы пробирались на запад, тем гуще становилась сеть людских поселений. В небольшом городке со странным названием Теребовля нам оказали весьма теплый приём — тамошний князь Василько Ростиславич устроил в нашу честь пир. Казалось, весь город вышел навстречу нашей дружине — если честно, было очень приятно оказаться среди друзей после перехода по дикой степи.
Князь Василько был слеп, причём, как я заметил, у него вовсе не было глазных яблок. Несмотря на увечие, он двигался очень легко, нащупывая дорогу лёгкой тростью, а окружающие старались никак не подчёркивать слепоту князя.
- Ослепили брата моего во Христе, - вздохнул Мономах, предвидя мой вопрос, - да никто иной это сделал, как предшественник мой на киевском столе, Святослав Изяславич. Точнее, он одобрил, а сделал Давид Игоревич, князь Владимиро-Волынский.
- За что? - ахнул я, смутно вспоминая, что подобные зверства в то время не были редкостью в княжеских разборках.
- Интриги, друг мой, интриги, - нахмурился князь-батюшка, - вечно злую сеть свою сплетают. Мы и не ждали, что после любечского сбора, где все властители земли русской для мира собрались, такое злодейство последует.
А ведь в нашем, «цивилизованном» веке злодеяния в эшелонах власти стали ещё страшней — одним росчерком пера под всеобщий одобрямс «развитых» держав в утиль отправляются целые страны вслед за своими лидерами. Видимо, власть изначально притягивает зло, поскольку является пастырем, способным утянуть побольше вверенных ей овец на самое дно...
Я впервые был на подобном празднике — князь с милым для русского уха именем Василько устроил самые настоящие народные гуляния. Все жители принарядились в праздничные одежды, всюду слышались песни, молодежь то и дело пускалась в пляс, всюду проводились различные конкурсы и забавы. В общем, атмосфера праздника затягивала всех — лично у меня через пятнадцать минут растянулась улыбка до ушей, которая не сходила весь вечер. Всё-таки я дождался долгожданного быка на вертеле — он издавал аромат покруче десятка торговых точек по торговле шашлыком и шаурмой.
Внутрь освежеванной туши быка ушлые повара князя Василько положили барашка, в барашка запихали изрядных размеров индейку, в индейку затолкали утку, а в утку - цыпленка. Мне, если честно, стало даже неловко, что ради нас готовят такое царское блюдо. Я же не народный артист РСФСР, а простой парень из 21 века!
В промежутки между животными набили разные пряные травы, лук-порей, чеснок, орехи. Для этого гигантского жаркого спалили невероятное количество дров — угольная куча была размером почти с быка, к тому же туда постоянно подсыпали углей. Жарилось всё это чудо часов шесть или семь — снаружи бык стал весь чёрным и изрядное количество мяса пропало. Но вот то, что было внутри — это, доложу я вам, улёт полный! Такой сочности и пропитанности мясных кусков, такого концентрированного мясного вкуса я ещё не пробовал в своей жизни!
Отмечу ещё одно приятное отличие древних торжеств от нынешних — праздник в Теребовле пробуждал лихое веселье, освобождал творческие силы, сближал всех, открывая новые грани людей. Весёлый хоровод нарядных людей поднимал настроение, отвлекая от реальности — вряд ли это можно сравнить с  сегодняшними унылыми наливаниями водкой под салат у телевизора.
...Василько не мог отпустить князя без подмоги. Прознав о нападении на дружину, он пришёл в ужас:
- Да как же так, князь батюшка! Через германские земли с тремя сотнями ратников поедешь? И не боязно тебе за дочь свою?
В итоге с нами поехали две сотни дружинников — больше князь теребовлянский дать не мог:
- Не вели казнить, батюшка — дабы не оголить свои стены от ворогов.
- Да мне и того не надо, - отмахивался князь, - чай не на войну едем, к половцам в стан, а на запад!
- Бережёного Бог бережёт, - князь Василько словно всматривался в Мономаха своими пустыми глазницами, - и там у нас друзей нет и вряд ли будут.
Территория современной мне Польши не отграничивалась от Киевской Руси полосатыми столбами и перекопанной землей. У меня сложилось впечатление, что какой-либо границы вообще не существовало. В селениях, которые встречались по пути, были как православные храмы, так и костёлы. Враждебности к русским я не заметил. В городе Ряшев мы закупили хлеба, при этом я подметил, что здесь царствует вполне русский дух. Оно и немудрено — совсем скоро эта местность обособится в Галицко-Волынское княжество, которое будет соперничать с Киевом.
А вот Тарнув и Краков уже были явно западными городами, здесь было много немецких и чешских купцов, а на дружину князя косились с опаской. Гортанная резкая речь чередовалась здесь с быстрым польским языком. Впрочем, долго задерживаться мы не стали, лишь купили немного свежего продовольствия.
Я отметил, что здесь уже поднимает голову дух рационализма. В то время как в Киеве и окружающих его городках и сёлах я чувствовал, что главное здесь — общение с людьми, ради которого жители готовы бросить все дела, то в Кракове я почуял, что тут на первом месте дело. А уже потом человек. Почти как в родном мне 21 веке, только, пожалуй, не в таких масштабах.
Хорошо, что нам не пришлось форсировать Вислу — возле Кракова через эту небольшую речушку был крепкий мост.
Наш маршрут через Моравию и Чехию пролегал таким интересным образом, что мы практически не въезжали в населённые пункты. Я подметил, что здесь люди выглядят напряжёнными — они словно бы ждали плохого каждую минуту.
- У них тут раздрай страшный, - пояснил князь, - каждый сам за себя, да ещё прусаки свою игру ведут.
Если честно, то мне в Чехии очень понравилось — природа здесь изумительная. В одном из селений князя слёзно просили вступиться за них перед землевладельцами. Язык был вполне понятен, кроме некоторых слов. Староста села умолял:
- Русский король, защити нас! Землю нашу окрадэны, сеять негде. Если вступишься, вэлми добрже будет!
Видно было, что князю неприятно отказывать, однако он был ответственен не только за свою дружину, но и за целую страну.
- Если короля вашего встречу, то вступлюсь за вас! - пообещал князь. - А войском помочь не могу — это же война большая начнётся. А у нас воинов мало.
- Мало? - ахнул староста Гануш. - Да Вы с такой ратью Прагу возьмёте! У нас каждый сам за себя, а король с вассалами не справляется.
...В целом, поход через Чехию был довольно сложным. Приходилось обходить горы и холмы, часто по пути попадались ручьи, которые мы переходили вброд. Как сказали бы сегодня, местность была пересечённой. В итоге путешествие через эту страну растянулось на десять дней, причём проведённых почти без приключений. Если не считать небольшого инцидента, когда нас нагнали закованные в латы воины, требуя остановиться. Оказалось, что это вроде дозора, разъезжающего по стране в поисках чужаков. Впрочем, когда они выяснили кто мы и куда идём, нам дали зелёный свет. Но лично мне показалось, что рыцари и сами рады нас пропустить — наша дружина была раз в пять больше их скромного отряда.
Я уже давно чувствовал себя своим в этом времени. В седле держался как влитой, тяготы походной жизни переносил терпеливо. Каждый вечер мы ставили шатры — я уже стал докой в этом деле. Это не слишком похоже на собирание палатки — всё-таки, увесистые палки нельзя соединить также просто, как аллюминиевые трубки. Потом искали дрова — с таким количеством воинов это было легко. Зажигали порой, до двадцати костров сразу — дружинники варили похлёбку, затем жарили узкие полоски мяса на углях. Женщин почти не было видно — еду им относили в отдельный шатёр.
Если сказать честно, каждый день я садился в седло с помощью изрядного усилия воли. Первые дни внутренняя часть ног, натёртая в кровь, саднила нещадно. Мускулы болели, я чувствовал себя разбитым и усталым. К тому же, к моим мукам прибавлялось расстройство желудка — мой непременный спутник в путешествиях. Меняя воду, местность, я всегда болею несколько дней, а тут мы постоянно пили из нового ручья или реки.
Правда, к концу второй недели всё как-то наладилось. На ногах набилось некое подобие мозолей — кожа больше не реагировала на трение так трепетно, как в начале пути. Боль в мышцах вошла в привычку, да и болеть стало поменьше. Уверен, сейчас я был гораздо сильнее себе самого, но только что вошедшего в Киев.
Меры безопасности после случая с бандой Миклоша усилились. Теперь лагерь по ночам охраняло полтора десятка человек. Мы не болтали, но время от времени перекликались, в итоге стоять было не так страшно и не очень скучно.
Иногда ночами снилось, что я дома, что сейчас я встану с дивана, пойду на кухню жарить себе яичницу... В этот момент я, как правило, просыпался, слышал всхрапывание пасущихся коней и чувствовал приступ сильной тоски. Знаете, так бывает посреди ночи — когда никого из близких рядом... Кто знает, увижу ли я когда-нибудь своё время? Доведётся ли мне когда-нибудь ездить на трамваях и жарить пищу на газовой плите? Что думают мои близкие сейчас? Бедные мама с женой! Они, наверное, не чают увидеть меня в живых...

Глава 13

Где Санька знакомится с нравами цивилизованной Европы

Мы уже второй день едем по территории Германии. Точнее сказать — по Баварии, южным и весьма плодородным землям. Впрочем, в то время в политическом устройстве этих земель была такая неразбериха, что никакой политолог не разберётся. Вроде, номинально существовала пафосно звучащая Священная Римская империя, а на деле, железной рукой канувшего в Лету Рима здесь даже и не пахло. Как поведал мне Мономах, каждый городок или даже деревня управлялись на свой лад местными князьками или курфюрстами, а император часто даже не получал налоги в казну. В настоящий момент империя переживала особенно тяжёлый момент — светская власть боролась с церковной, в результате чего сепаратистские настроения только усиливались.
Впрочем, деревеньки, которые мы проезжали, выглядели довольно опрятно. На нас глядели со страхом — настолько непривычным для этих мест был вид нашей дружины. Когда мы въехали в крупный посёлок с затейливым названием Ингольштадт, местные жители в панике разбежались. Осталось лишь несколько наиболее смелых. Наш толмач Поликарп объяснил им, что мы пришли с мирными намерениями. И что неплохо было бы купить молочка и хлеба — мы третий день грызли самые настоящие сухари.
Вскоре немцы к нам привыкли и перестали бояться. Мы купили продовольствие и принялись готовить обед. Между делом я наблюдал за жизнью деревни. С  Дуная, водное пространство которого нам ещё предстояло преодолеть, дул ласковый ветерок, поэтому наш «бивуак» был особенно приятным. Многие сельчане возились на огороде. Один мужчина чинил бочку, другой постригал виноградник. Покоробил один момент — когда молодой розовощекий парень стал мочиться на землю прямо в присутствии женщин, которые особо не смутились при виде этого явления. Стоит отметить, что от местных жителей пахло вовсе не ландышами — от старика пахнуло кислятиной, а от дамы, которая продавала молоко, так дохнуло чесноком и потом, что только держись. Наше войско, не в пример этим неопрятным инострацам, не издавало сильных ароматов. На каждой стоянке, возле каждой речки, ручья или пруда наши парни шли купаться, оттирая себя пучками травы. А женщины устраивали постирушку по крайней мере каждые три-четыре дня. Мало того — на одном весьма длительном привале князь приказал сделать полевую баню — мы натаскали гладких валунов в шатёр, нагрели, а затем лили на них воду и хлестались вениками.
Напившись молока и отведав свежего хлеба, воины изрядно расслабились. Кто-то начал плескаться в реке. Князь, между тем, думал над переправой — река была довольно широкой и глубокой, поэтому нечего было и думать над тем, чтобы перейти её вброд. Доселе нам попадались реки, которые при попутном ветре можно было легко переплюнуть — мы переходили их вброд. Но Дунай, был не таков. Один из местных сказал, что лодок в деревне немного — штук десять-пятнадцать, причём почти все они двух или четырёхместные.
Да уж, переправа лёгкой не будет — придётся мотаться туда-обратно добрый десяток раз...
Отдохнув, мы принялись за работу. То, что наши телеги превращаются в лодки лёгким движением руки, я ещё не знал. Впрочем, неуклюжие квадратные посудины, с которых сняли колёса, служили только для транспортировки обоза. Княгиню с мамками и няньками отправили на обычных лодках, правда сперва на тот берег перекочевали полсотни воинов. Кони плыли рядом с лодками.
...Прошёл час. Почти всё наше войско переправилось, осталось человек пятьдесят. Если честно, то не хотелось колготиться, куда-то спешить. Уж больно привлекательная местность кругом да и погода не жаркая. Я дожидался своей очереди у реки, как вдруг... Топот десятков копыт взорвал тишину — резко оглянувшись, мы увидели, как сквозь деревню на нас скачет большой отряд непонятных личностей. Причем отряд изрядный — две сотни, не меньше. Эх, как обидно, что половина наших отделена Дунаем!
- Ну, братухи, как один умрём?! - невольно вырвалось из моей глотки.
Тревожно переглянувшись, дружинники вскочили на коней. Князь крикнул:
- Сплотить ряды!
Выстроившись полукольцом возле князя, мы выставили копья вперед. Лучники, расположившиеся сзади, заскрипели тетивой. Видно, столь быстрая метаморфоза, произошедшая с бесструктурной толпой у переправы, смутила резвых конников. Они сбавили прыть своих скакунов, после чего грозная «свинья» рассыпалась возле нас и остановилась. Это вовсе не были закованные в броню рыцари — вооружение и обмундирование у них было весьма разномастное. У кого-то кольчуга и топор, у другого вообще ничего. И ещё одна деталька — они вели себя, как самое натуральное быдло или братки. А на них я насмотрелся в своей юности досыта. И знал, что они могут и когда их следует опасаться.
По сути перед нами было наёмное, собранное из случайных людей войско. Самая главная цель у них — поглумиться да поживиться. Чем они и занимаются при каждой удобной возможности.
Головастый крепыш с пикой в руке выехал вперёд и что-то гортанно выкрикнул. Эх, какая досада! Ведь Поликарп уже переправился на тот берег! Так что переговоры обречены на провал! Наш князь пожал плечами: «Не понимаю!» Немецкие «братки» захохотали, а наши дружинники нахмурились. Не по нраву им было такое поведение. Один вояка из их стана выкрикнул ещё одну явно сальную шуточку, все опять грохнули смехом. И тут произошёл один неприятный инцидент — из задних рядов левого фланга кто-то плюнул в сторону наших воинов. Видимо, в порядке хохмы. А Игнат, человек по натуре довольно горячий, дал с ноги в живот близлежащему шутнику. Ещё секунда и началась бы бойня, которая стала бы для нас катастрофой. Численный перевес был на стороне этой глумящейся своры, а отчаянно гребущие в лодках наши достигнут берега только через несколько минут...
- Стойте! - я сам не ожидал от себя столь звонкого дисканта.
Выбежав на пятачок между войсками, я развёл руками в стороны. Почему-то в это тревожное мгновение, под мечами и копьями в голове родилась трезвая мысль: перевести вооружённый конфликт в спортивную плоскость. Один из вражеских хлопцев уже замахнулся, чтобы снести мне голову, стрелы наших лучников готовы были разить без пощады, а Игнат раскорячился в дальнем прыжке, чтобы прикрыть меня... И тут главарь разношёрстной банды крикнул:
- Хальт!
Это словечко за века не изменилось. И это было единственное, что я понял. Впрочем, у меня всё равно были секунды, чтобы донести свою мысль...
У нас был мяч. Мы с ребятами сделали его на привале из кожи, набили конским волосом. Я показал дружине, как играть в футбол и волейбол, в итоге мы иногда резвились на обеде, если оставались силы.
Взяв мяч, я с помощью жестов и рисунков на песке стал объяснять суть игры. Потом показал на пальцах количество игроков — 11. Главарь кивнул. Но он всё ещё не понимал, что я хочу. Я изобразил ход игры, рисовал цифры, когда кто-то из рисованных фигурок забивал гол. Похоже, до немцев начало доходить.
Я показал пальцем сперва на них, потом на нас, после чего выразительно потряс кошельком с монетами. Радостные вопли «братков» показали, что они в восторге от моей идеи. Рубиться насмерть с весьма серьёзными воинами они тоже не хотели — даже в случае победы от их войска мало бы что осталось. Да к тому же к нам постоянно прибывали бы подкрепления с того берега. Кстати, три десятка запыхавшихся воинов вместе с толмачом подбежали к нам в эту уже не столь драматическую минуту.
Благодаря Поликарпу, мы обговорили тонкости игры, после чего отобрали игроков. Никогда ещё ни у одной команды не было столько запасных! Матч начался при бурном одобрении сторон. Уверен, что это был первый футбольный поединок сборных Германии и России!
Вы когда-нибудь видели мультфильм «Необыкновенный матч»? В этом чудном советском мультике две команды игрушек тоже играют в футбол. С одной стороны - свирепые дуболомы с кровожадными лицами, а с другой — симпатичные белокурые пупсики. Вот нечто подобное представлял собой наш матч...
Поначалу баварцы вообще принялись играть в некую смесь боя без правил с американским футболом. Приходилось то и дело останавливать игру, объяснять. Стоит признать, что правила игры они принимали охотно, правда всё равно продолжали «подковывать» наших. Фома, Иван, Варфоломей и Сергий изрядно пострадали от их ударов, но в драку не ввязались. Хорошо, что никто не трогал Игната — видимо наш верзила выглядел угрожающе.
Ворота обозначили хворостинами, центр поля отметили условно, а время условились отсчитывать по импровизированным солнечным часам. Судили состязание мы с князем — каждый на своей половине поля. Эх, как жаль что нет свистка! Каждое замечание приходилось орать истошным голосом, да не по одному разу.
Больше всех косячил главарь немецкой банды. Он пытался играть одновременно и в защите, и в нападении, часто сшибал с ног и своих и чужих, плевался и орал, пытался распускать руки. В общем, не слишком хороший образец для поведения — немудрено, что вся его бригада подобралась под стать командиру. Кстати, в ходе игры я узнал у иностранных «болельщиков» с помощью Поликарпа, что их небольшое войско — нечто вроде пограничного отряда, защищающего Ингольштадт и ещё несколько окрестных селений, от посягательств других княжеств. Эта новость была не слишком приятной — выходит, нас могут ждать впереди другие подобные встречи? Впрочем, с этим бы рандеву разделаться до конца...
Счёт был 3:2 в нашу пользу — несмотря на грубую игру, они проигрывали. Я порадовался, что наша дружина хотя бы с десяток раз потренировалась перед этим опасным матчем. Недостаток опыта у немцев сказывался — представьте себе, что они впервые в жизни увидели мяч. В двадцатом веке, в годы моего детства, мяч сопровождал каждого пацана едва ли не с колыбели, а здесь моднее было холодное оружие и лук со стрелами. Однако, все игроки были воинами, людьми быстрой реакции, тренированными и ловкими, поэтому футбол получался зрелищным.
Игнат обвёл двух немецких защитников, передал пас Фоме, а тот вколотил четвёртый мяч в ворота хозяев поля. И тут произошёл вопиющий случай — раздосадованный главарь шайки сильно ударил нашего форварда Фому в нос. Молодой дружинник, не ожидавший такого «подарка судьбы», упал навзничь. Я уже предвидел реакцию Игната, но отреагировать не успел. Если честно, я такое видел только в кино — наш добрый молодец крутанул самую настоящую «вертушку», словно практиковал карате с детства. Командира баварцев просто снесло — Игнат забил этого крупного мужчину в его же ворота.
Далее события разворачивались стремительно, как в плохом гонконгском боевике. Немцы повыхватывали оружие, футболисты разбежались кто куда. И вот тут наши соперники обнаружили, что теперь они были в меньшинстве - за время игры наша дружина успела переправиться на сторону Ингольштадта. Баварские «пограничники», увидев, что окружены, растерялись. Они поглядели на своего главаря — он поднялся, вытер кровь с лица, осмотрелся. И тоже понял, что дело пахнет керосином. В абсолютной тишине он поднял руку и что-то сказал. Выяснилось, что он признал свою неправоту. Уж не знаю, насколько искренне, но обоюдная резня не состоялась.
После этого инцидента продолжать игру было довольно тяжело. Прежнего воодушевления уже не было, однако каждая из сторон ещё умудрилась вколотить по голу в ворота противника. И тут тень от воткнутой в землю палки перешла через обозначенную заранее отметку...
Переправлялись мы с некоторой тревогой. Знакомство со здешними нравами внушало опасения — не исключено, что «пограничники» вновь нападут, когда наши останутся на их берегу в меньшинстве. К счастью, этого не произошло и мы очутились на другом берегу Дуная. Что же ждёт нас дальше?

Глава 14

Где Санька находит нечто интересное

В то время в Европе вообще всё было запутано. Западных стран, в их привычных для нас границах вообще ещё не существовало. Само понятие «Франция» ещё не окрепло до такой степени, чтобы претендовать на название государства — был просто набор графств и герцогств. Одно из них, со временем и дало название всей стране. Но пока каждый сверчок знал лишь свой шесток. Впрочем, набеги сарацин и норманов не давали спокойно жить — вот поэтому эти ребята и начали волей-неволей объединяться.
В целом, поход по территории Баварии получился достаточно спокойным. После переправы через Дунай больше приключений не было — мы заходили в села и городки, покупали свежий хлеб, мясо и молоко, общались с вельможами, ремесленниками и крестьянами. В целом я подметил, что организация жизни и общий уровень культуры здесь были на порядок ниже, чем на Руси. Для меня это было удивительным — ведь в моё время было принято дышать «просвещённой Европе» в одно чуткое место, восторгаясь их образованностью, склонностью к порядку и просвещённостью.
Когда мы перешли Рейн по мосту возле пограничного города Страсбурга, вскоре вокруг нас зазвучала совершенно другая речь — не резко-чеканная, а напевная, торопливо-округлая.  Наш толмач-полиглот знал и этот язык. Кстати, очень интересно, а где же Поликарп выучился европейским языкам? Когда я спросил его об этом, он охотно пояснил:
- Да всё в стольном граде, в Киеве.
- Неужто по книгам? - удивился я.
- Зачем по книгам? - улыбнулся Поликарп. - С купцами и послами разговаривал — они в Киев завсегда толпами валят.
- Мы торговлю со всей Европой ведём, - с гордостью молвил князь, - и запад и восток у нас в гостях каждый день. Мой отец, Всеволод, пятью языками владел. Выучился, никуда не выезжая.
Вот те раз! В принципе, я знал, что Киевская Русь была продвинутым государством, но не подозревал, что настолько. Впрочем, когда князь стал рассказывать о русских успехах дальше, меня ждали новые потрясения...
- По сути, король Людовик Толстый, к которому мы сейчас едем — мой племянник. Его папа, Филипп I, мне двоюродным братом приходился.
Я чуть не упал с лошади! Ничего себе новости! Я не представлял себе, что  династические связи Руси и Франции установились в это немыслимо древнее время!
- А как же... - у меня пересохло горло, - как же вашу родню туда занесло?
- Дочь моего деда, Ярослава Мудрого, - улыбнулся князь, - Анна Ярославна, тётка моя, вышла замуж за Генриха I. Но с тех пор воды много утекло, надо отношения укреплять...
- А надо ли их укреплять? - невольно вырвалось у меня. - Вон они как далеко, да и дикие они какие-то...
- Сегодня, может, и дикие, а завтра нас переплюнут, - мудро рассудил Мономах. - Чую я, что будут эти земли шибко развиваться. Больно у них всё тут плодородием дышит, тепло. Да и народу здесь немало живёт.
А ведь прав князь! И я это знаю, как никто иной. Европа, подогретая Гольфстримом и закрытая от восточных вторжений Русью, ой как разовьётся. Вот только наши с ней отношения, несмотря ни на что, останутся своеобразными. Как они на нас, так это «превентивные меры» и чуть ли не «окультуривание», а когда мы сдачи даём, так сразу «варвары полезли». Хотя кто из нас варвары, стоит разобраться...
Местность вокруг цвела и пахла, виноградники оплетали дома, в воздухе витал аромат чего-то непривычно вкусного. В первом же местном селении нам удалось купить фруктов, овощей и уток. Вечером, на окраине леса, мы отметили приход на эту землю, затеяв грандиозное жаркое. До заветного Парижа оставалось чуть меньше недели пути. Воздух был прохладным и свежим, в глубине леса пели соловьи, поэтому спать здесь было очень славно. Как хорошо, что я сегодня не дежурю...
Утром меня разбудил запах дыма и разогреваемого жаркого - ребята грели вчерашних уток. Позавтракав, я отправился, если сказать по культурному, «до ветру» - благо, здесь было где спрятаться. У нас вообще все уходили от лагеря на изрядное расстояние — стеснялись княжны и её служанок.
Широкая листва сомкнулась за моей спиной. Вроде бы, здесь никто не потревожит. И тут мой взгляд коснулся чего-то странного. Это что-то лежало в кустах и было синего цвета. То, что было доступно глазу, напоминало по текстуре блестящий пластик. У меня моментально вспотело всё тело, а сердце заколотилось как бешеное...
Когда я подошёл поближе, то ахнул — передо мной лежал самый настоящий скутер. Я похлопал себя по щекам, протёр глаза — нет, это был продукт 21 века, а не нечто похожее! Я аккуратно поднял этот маленький мотоцикл и выкатил его на свободное от кустов место. Удивительное дело! Откуда он тут мог взяться? Впочем, моё появление здесь — тоже чудо.
В замке зажигания торчали ключи. Я ездил на скутере, поэтому знал, что с откинутой подножкой его не заведешь. Нажав на тормоз, я провернул ключ... и скутер завёлся! Ровненько так затарахтел, без перебоев. Судя по звуку мотора, стокубовый, мощный.
Заглушив мотор, я открыл бардачок под сиденьем. Там лежал синий шлем с тонированным стеклом, перчатки и маленька бутылка минералки. Я понюхал, потом глотнул — газированная! Сколько же я не пил газированной воды! Стоп! На дне лежало что-то важное. Это было портмоне с документами и деньгами. Документы оказались французскими, на имя Жака Эсселя, тридцати двух лет от роду, жителя Орлеана. Права на мопед были получены в 2008 году.
Некоторое время я колебался, мучаясь нравственной проблемой — брать или не брать мопед с собой?
- Ау! - нерешительно крикнул я в лес.
Ответом было молчание, поэтому, недолго думая, я опять завёл машину и тихонько покатил её в сторону своих. То-то удивлю всю дружину — они в обморок упадут! Кстати, бак у скутера был почти полный — 7 литров. Хватит километров на двести с гаком...
Когда я выехал к нашему лагерю верхом на мопеде, Фома, охранявший стан с этой стороны, вздрогнул и схватился за копьё. Но когда он узнал меня, оружие опустил. Вместе с нижней челюстью:
- Что это у тебя, Санька? - охнул дружинник. - Как это оно само едет?!
В ответ я загадочно улыбнулся и сильно крутнул ручку газа, стиснув левой рукой тормоз. Скутер взревел, выплюнув облако сизого дыма, а Фома от испуга даже присел. Утихомирив своего железного «коня», я пояснил:
- Из моего времени машинка. Видать, кого-то ещё к вам сюда забросило.
На звук к нам стали сбегаться другие воины, и вскоре я стоял, окружённый целым войском. Честно говоря, я был польщён таким вниманием — есть у меня что-то от артиста, люблю быть на сцене и при этом — на коне! Я демонстрировал возможности своего нового «друга» - газовал, пускал клубы дыма, резко срывался с места, разворачивался. Дороги тут, конечно, ужасные — явно не для автотранспорта. По бокам узкие колеи от телег, а посередине всё истоптано копытами лошадей. В итоге я предпочёл демонстрировать возможности «техники будущего» на гладкой обочине. Первые десять минут все, включая князя, дивились и ахали, не веря своим глазам. И тут моему учителю конной езды Васильку пришла в голову славная мысль: сравнить технику будущего и возможности горячих скакунов прошлого. Конечно, на ровной асфальтовой трассе я бы просто накрутил ручку газа до максимума, в итоге лошадь осталась бы далеко позади. Впрочем, из моего скутера можно выжать 80 километров в час, в то время как хороший скакун может дать все семьдесят км/ч. Тут, по пересечёнке, все преимущества явно были на стороне лошади...
Но отступать было поздно — пришлось встать на старт, дабы отстоять честь 21 века. Конь Василька всхрапывал, рыл землю копытами, а я газовал, сдерживая движение тормозами. Сердце колотилось, было дико страшно — мне доводилось падать со скутера и на весьма ровной дороге, не говоря уж о таких буграх и перекатах.
Князь дал отмашку и мы сорвались с места. Я тронулся с пробуксовками, выкидывая сзади вырванную колёсами траву, Василёк тоже набрал свою «максималку» не сразу. И вот мы вдвоём вылетели в чисто поле — сперва я опережал соперника на полкорпуса, но мне то и дело приходилось снижать скорость, маневрировать, чтобы не полететь кувырком.
Вскоре я уже дышал в хвост коню, опасаясь переломать рёбра при падении. Но тут вспомнил песенку «Скорости не сбрасывай на виражах», которая мне всегда помогала в подобных случая. «Навалив» до максимума, я быстро обогнал Василька и въехал в деревню первым. Жители, завидя нашу парочку, разбегались в разные стороны, кто-то и вовсе ложился в кювет...
Всё! Мы пересекли условленную заранее линию. Я победил, точнее говоря, техника 21 века, не ведающая усталости, пересилила запыхавшуюся плоть. Василёк был огорчён, но руку мне пожал с уважением. Войско встретило меня радостными воплями, а князь улыбнулся:
- Хорошую ты  вещь нашёл! Только ума не приложу — почему вдруг от вас к нам такой заброс людей и предметов?
Тот же вопрос мучил и меня. Если честно, хотелось домой, в своё время. Нет ли поблизости какого-нибудь портала, вроде той «трубы», что забросила меня сюда? Сперва я даже хотел пошарить в тех кустах, где нашёл мотоцикл, но внутренний голос подсказал — чаша моих приключений ещё не выпита до дна. Я же авантюрист, всегда слушаю зов сердца — послушаю и на этот раз...
Когда мы проезжали деревню, она была почти пуста. Окошки занавешены, никого нет на улице. И тут один человек, выскользнув откуда-то из-за угла замахал нам руками. Я дал знать об этом князю и вскоре всё войско остановилось. С помощью Поликарпа мы поняли друг друга. Староста села Себастьян сразу понял, что мы русские — он общался с нашими соплеменниками и знал, что нас не следует опасаться.
- В Париже неспокойно, - нахмурился Поликарп, слушая сбивчивую речь Себастьяна. - Есть люди, которые оспаривают власть короля.
Хорошенькие новости! Князь тоже погрустнел — приехать с дочерью аккурат к войне ему совсем не улыбалось. Да, нас пять сотен, но в серьёзной заварухе в целой Франции найдётся гораздо больше воинов...
- Но главное, - продолжил переводить Поликарп, - до вас здесь был странный человек, который был чудно одет и утверждал, что он из будущего. Он искал что-то в окрестных кустах — по его словам, он потерял такую штуку на двух колёсах.
Себастьян показал на мой мотоцикл.
Вот это новости! Я моментально вклинился в разговор:
- А куда пошёл этот человек?
Выяснилось, что Жак Эссель отправился в Париж на попутной телеге купца. Что ж, ежели второй пришелец из будущего не побоялся отправится в столицу, то не испугаемся и мы. Посовещавшись с нами, князь всё же решил ехать дальше — не поворачивать же обратно в самом конце пути!
Дальнейшую судьбу похода князь вверил в руки Пресвятой Богородицы — мы всей дружиной помолились за удачный исход нашего мероприятия. Кстати, только здесь мне пришло в голову, что с князем не поехал ни один священник.
- Поход в Европу у нас доселе безопасным считался, вот и не взяли. - пояснил Мономах. - А дочери придётся в церковь латинскую к Причастию ходить — здесь византийский обряд не жалуют.
Скутер я решил пока не использовать — по здешним дорогам удобней ездить на коне, к тому же зачем зря жечь бензин? Вдруг этот агрегат пригодится в какой-нибудь непредвиденной ситуации. Мы положили мопед на телегу — он не занимал много места, а весил как лишний седок. Попрощавшись с мужественным Себастьяном, мы отправились в Париж.

Глава 15

Где Санька ощущает истинный дух Европы

Если честно, то я волновался перед встречей с Парижем, который уже показался на горизонте. Всё-таки, это особый город, в котором так много слилось не только для французского, но и для русского сердца. Не знаю, как так получилось — из-за старинной архитектуры, богатой истории или просто благодаря хитрому пиару, но в моё время Париж и вообще Франция воспринимались как нечто априори стильное и утончённое, как образец безупречного вкуса. Впрочем, на всякий случай я нёс в сердце немного скепсиса: не так давно прочитал повесть «Рим», принадлежащую перу весьма почитаемого мною Гоголя. В ней Николай Васильевич замечает, что суета, быстрота жизни и шум блестящих идей французов заглушают собой звенящую духовную пустоту города...
Каменная стена отгораживала от нас небольшой кусок города, расположившегося перед Сеной. Я слышал, что археологи так и не нашли следов этого сооружения, несмотря на письменные свидетельства — и вот, я вижу его воочию. Кстати, стена была не слишком высокой: если в Киеве крепостные валы возвышались над путником, как пяти, а иногда и семиэтажный дом, то здесь укрепления были вдвое ниже. Однако перед стеной был ров, наполнявшийся водой из реки, поэтому попасть в Париж с наскока никому бы не удалось.
Жители окрестных сёл, завидя нашу маленькую армию, прятались или разбегались — мы не смогли найти никого, кто смог бы прояснить нам ситуацию в столице. В итоге нем не оставалось ничего иного, кроме как провести «разведку боем».
Примечательно, что ворота города были закрыты, а подъёмный мост через ров не перекинут. Мы довольно долго кричали, прежде нежели в воротах открылся «глазок» для осмотра и переговоров. Встретили нас неприветливо:
- Кто такие и чего вам надо? - крикнул «нос», закованный в железные латы, высунувшись из «форточки».
Поликарп пояснил, что мы русские, приехали из Киева, выдавать замуж дочку князя Владимира Мономаха. Дверца без дальнейших объяснений с лязгом захлопнулась. Мы стояли в недоумении. И тут кто-то из наших заметил, что нас оглядывают сверху. Рыцарь посчитал наше войско, после чего довольно кивнул головой и крикнул:
- Я доложу королю! Ждите!
Такая встреча не понравилась никому. Но делать нечего — видимо, военное положение обязывает. Впускать пять сотен незнакомых воинов в город — большая опасность...
Ждать нам пришлось где-то полчаса. Войско уже начало роптать — дружинники предлагали расположиться перед воротами лагерем и приготовить обед. И тут за воротами наметилсь движение — с шумом отодвинули стальной засов, потом со скрежетом начали спускать мост. Два десятка воинов с натугой крутили два огромных барабана с  цепями — вскоре мост лёг к нашим ногам. Но это была не последняя преграда: после начали поднимать тяжёлую решётку. Да, серьёзная тут у них система безопасности!
Немного оробев, мы начали въезжать внутрь. Нас встретили полсотни пёстрых рыцарей на конях — их шлемы были украшены перьями, а кони покрыты затейливыми попонами, на кончиках копий тоже висели какие-то цветные лоскутки. В итоге вид у парижского патруля получался и красочный и грозный одновременно. К князю подъехал пожилой чернявый мужчина, представившись королевским герольдом Николя де Брюи. Он извинился за столь нерадушный приём и пригласил нас всех проехать в королевский дворец, располагающийся на острове Сите. Что-то мне этот французский «Колян» не понравился — мутный он какой-то. Глазки так и бегают, губы без конца облизывает. У меня на таких людей чутьё — с таким я и до ветру бы не пошёл, не говоря уж про дела. Впрочем, это не моё дело — пусть французский монарх приближает к себе, кого хочет.
Мы ехали по городу, а мой пытливый глаз отмечал подробности местного бытия. Я и в своём времени постоянно вёл в газете рубрику о состоянии домов, тротуаров и памятников архитектуры, поэтому мог считаться экспертом в этой отрасли. С первых шагов я почувствовал, что под ногами наших лошадей вовсе не тротуар. Улицы представляли собой скользские глинистые тропы, где грязь была основательно вспахана ногами коней и людей. Нас окружали какие-то лачуги — за десять минут не встретилось ни одного хоть сколько-то значительного здания. Узкие кривые улочки, вторые этажи некоторых строений нависали над первыми. Я вспомнил бревенчатый тротуар Киева, его соборы, которые возвышались каждые пятьдесят метров — здесь чего-то подобного не было и в помине. Князь, заметив моё кислое лицо, шепнул вполголоса:
- Вот и Анна Ярославна, тётка моя, жутко загрустила, когда сюда попала. Писала домой, что Париж — настоящая деревня по сравнению с родным городом.
Мой нос уже не первый раз тревожили не слишком благородные запахи. Но тут завоняло так сильно, что наше войско зажало носы и скривилось. Складывалось ощущение, что мы, пардон за мой французский, едем по дерьму. Николя, заметив наши гримасы, усмехнулся:
- На острове и посильней пахнет — хорошо, что там ветром выдувает.
Что-то не больно-то королевский герольд смутился перед гостями. Я бы, ежели вёл зарубежную делегацию по родному городу, в подобном случае сгорел бы со стыда. Впрочем, запах не был разовым явлением — «ароматы Франции» то и дело раздражали наше обоняние. Похоже, выливать ночной горшок за окно у них было в порядке вещей...
Переехав по мосту через протоку Сены, мы вступили на остров Сите. Здесь с архитектурой было получше: встречались красивые каменные строения - в основном, дома богатых горожан или государственные учреждения. Я так понял, что всё основные достопримечательности Парижа будут построены позже — город начал усиливаться лишь с недавним приходом к власти династии Капетингов.
Мы проехали базилику святого Стефана — единственное здание, которое выглядело старым. Стоять этой церкви осталось недолго — вскоре она уступит место величественному Собору Парижской Богоматери.
Несмотря на то, что внешний вид улицы стал более строгим и официальным, наши ноздри то и дело беспокойно вздрагивали. Наконец искренний Василёк не выдержал:
- Да что же это такое? Неужто яму выкопать отхожую трудно?! Что же за люди такие — прямо на улицы гадят!
Дружина грохнула хохотом, а импортные рыцари с тревогой посмотрели на нас. Князь жестом успокоил Николя, а сам в это время едва сдерживал смех.
Кстати, довольно подозрительно, что улицы города были абсолютно пусты. Торговка не тащила свои корзины, ремесленник не мастерил корзины или обувь на виду у всей улицы, а весёлые прохожие не щурились под летним солнышком. Окна были задернуты занавесками, а двери плотно заперты. Лишь однажды нам попался случайный прохожий, который, услышав стук копыт, поспешил юркнуть в подворотню.
Наконец мы увидели дворец — самую огромную постройку этого города. Пожалуй, сюда могла, в случае чего, спрятаться добрая половина жителей города. Стены здесь были повыше городских, сложены из серых, тщательно обработанных камней. Нас окликнули со стены, герольд Николя ответил. После чего огромные ворота, укреплённые полосами кованого железа, распахнулись. Мы въехали в просторный двор, который представлял собой утоптанный грунтовую площадь перед, собственно, королевской резиденцией. Дружина явно почувствовала себя здесь неуютно — тем более, что ворота за нами закрылись. Николя поспешил от нас отъехать, при этом на его лице появилась какая-то странная усмешка. Я хотел было обратить внимание князя на все странности, как вдруг...
Взвыли трубы, да так, что я совершенно оглох. Звук, многократно отразившись от окружающих стен, стал нестерпимым. Даже бывалые воины оторопели. Отняв руки от ушей, мы увидели, что окружены со всех сторон — с разных этажей и платформ крепостной стены в нас целились многочисленные лучники. Князь не потерял присутствия духа: спокойно оценив силы врагов, он поднял руку. Сотни луков и арбалетов задрожали, предвкушая бойню, но Мономах не отдал гибельный приказ.
- Опустить оружие! - гаркнул князь и всё моментально послушались. - Их более тысячи, нас перестреляют за минуту!
Поликарп перевёл, что мы сдаёмся. И наши воины стали кидать на землю мечи, копья и луки. Со стен донёсся довольный гогот, а рыцари, толпившиеся у ворот, поспешили забрать наше оружие себе.
Я понимал, что князь, обремененный обозом с женшинами, не мог отдать другой приказ. Биться в такой засаде было самоубийством. Но ситуация была аховая: ведь мы оказались в руках неизвестно кого...

Глава 16

Где от успеха мероприятия Саньки зависит будущее России и Франции

То, что нас пленил самый настоящий сброд, даже отдалённо не напоминающий королевские войска, стало очевидно через несколько минут. Глумливое поведение, манеры, по сравнению с которыми русские бандюки выглядели истинными джентльменами – всё говорило о нашем весьма печальном будущем. Наше оружие уже разобрали по рукам, а луки оставались натянутыми. Лично я каждую секунду ждал, что нас всех перережут и уже мысленно просил прощения у Бога за всё плохое, что я совершил в своей жизни. Прощайте, родители! Жаль, что в этом мире вам так и не приведётся узнать, где пропал ваш сын! Прощай, любимая супруга! Надеюсь, ты взгрустнёшь обо мне? Прощайте, друзья! Хочу остаться в вашей памяти человеком-праздником, который раскрашивал ваши будни…
И тут мы услышали какой-то гортанный возглас со стороны дворца. Я скосил глаза и увидел, что оттуда к нам идёт высокий дородный мужчина, окружённый свитой. В нём, в отличие от окруживших нас лучников была видна порода – на лице выделялся крупный нос, подчёркнутый резкими высокими скулами и густыми тёмными бровями. Он сделал знак солдатам, и они опустили луки.
- Есть ли среди вас переводчик? – сказал главарь этой своры.
Поликарп начал переводить, в итоге мы узнали, что перед нами граф Гуго де Пюизе, не желающий смиряться перед «выскочкой из клана Капетингов», то бишь, перед здравствующим королём Людовиком VI. Разбойному графу, захватившему Париж в отсутствии хозяина, мы были не особенно-то и нужны – просто он опасался, что мы уедем разыскивать Людовика и в итоге присоединимся к его войску.
- Вы, я смотрю, знатные воины! – ощерился граф. – Хорошо, что мы вас заманили в ловушку, иначе изрядно бы с вами попотеть пришлось!
Он захохотал, а вместе с ним захохотало всё войско. Всегда замечал, что в смехе человека заключена его душа. И от того, как человек смеется, сразу становится ясно, кто он. Граф грохотал тяжко, хрипло, как всякий любитель власти и земных утешений. А вот войско его подвывало словно стая бандерлогов – если закрыть глаза, казалось, что ты оказался в джунглях…
Нас разбили на группы и развели в разные стороны под сильным конвоем. Никакие уговоры князя отпустить нас не действовали – Гуго был непреклонен, уверенный, что верить никому нельзя. Коней увели в королевскую конюшню, а телеги оставили посреди двора.
- Не трогать! – показал на них граф. – Голову сниму, если кто туда прежде меня залезет.
К счастью, я попал в ту группу, где был князь-батюшка. Не хочется с ним разлучаться в заточении. Когда нас с полусотней воинов уводили в подземелье, я нечаянно уперся взглядом в ногу одного из мужчин, окружавших графа. На ноге был не какой-нибудь заскорузлый сапог, а самый натуральный лакированный ботинок, из тех, что продаются в моём времени в любом магазине! Ветерок отогнул полу длинной одежды незнакомца, и я увидел обыкновенные джинсы!
- Жак! – заорал я, неожиданно для себя. – Жак Эссель, это вы?
Мужчина дёрнулся – его явно поразило, что в этом времени его кто-то кличет по имени. Он что-то сказал графу, и наша колонна остановилась.
Я торопливо объяснил моему современнику, что я тоже из будущего, что я нашёл его бумажник в лесу (о скутере я пока умолчал). Француз был поражён:
- Выходит дело, я не один здесь!
Он переговорил с Гуго де Пюизе, в итоге нас с Поликарпом не увели в темницу.
Мы обсудили особенности заброски в седую старину – Жак попал сюда, когда вечером поехал по незнакомой трассе на мотоцикле. По его словам, всё вокруг заколыхалось, подул сильный ветер, стало непонятно, где верх, а где низ.
- Теперь я даже не знаю, суждено ли мне будет вернуться домой, - вздохнул Жак. – Я несколько раз ходил вдоль того места, где был выброшен, но безрезультатно… И через несколько дней я смирился.
- Я тоже, - хмыкнул я, - силы, которые нас сюда забросили, действуют по своему усмотрению. Поэтому приходится привыкать к здешним порядкам.
- Мне повезло, я встретил графа де Пюизе, - рассказал Жак, - сперва меня хотели казнить, как шпиона, но потом я показал ему свой сотовый телефон,  он поверил, что я из будущего.
- Тоже самое и со мной, - засмеялся я. – Почти один в один история!
- В нашем положении есть два плюса, - улыбнулся француз. – Во-первых, здесь прекрасная экология.
- А во-вторых? – заинтересовался я.
- Я понял, что смогу послужить Родине и в этом времени. Как и вы, мой друг! Ну что, - улыбнулся француз, сжимая моё предплечье, - вы с нами?
- В каком смысле? – я улыбался в ответ, но явно недопонимал, чего от меня хотят.
- В смысле, вы будете вместе со мной ускорять приход Великой Революции?
Поликарп не смог перевести это слово, но я прекрасно понял его смысл и на французском. Я не сдержался и хмыкнул:
- Ну и как вы, уважаемый, собрались ускорять? Ведь здесь, как я понял, верхи пока ещё могут, а низы ещё не хотят.
Поликарп несколько затруднился с переводом, но француз понял:
- А-а, это Ленин? - не заметил он скепсиса. Вы, я вижу, мой друг, много знаете! Впрочем, наверное всех русских заставляли читать Ленина... Мы с вами можем способствовать свержению монархии, - заторопился Жак, - служа делу прогресса и равенства. Кстати, не знаю, кто вы по профессии в своём времени?
- Я журналист, - нехотя произнёс я.
- Вот так совпадение! - ахнул француз. - Я тоже работаю в интернет-агентстве, которое принадлежит социалистам. Вот мы с вами и приблизим тот момент, чтобы низы захотели!
Я стоял и молчал, не зная, что сказать французу. Всё дело в том, что незадолго до моего попадания в прошлое, Бог постучал в моё сердце. И оно открылось. Как это происходит? Трудно описать словами. Я был увлечён эзотерикой, тайными учениями, поглощал все знания на этом пути, чувствуя, что материей всё на земле не кончается. Но покоя я на этом пути не сыскал — карму изничтожал, энергетические потоки гонял, путём воина шёл, а нервы становились всё тоньше... И тут — случайная поездка к святым местам, даже не ожидал от себя, что поеду. К Церкви до этого я относился довольно спокойно, просто не понимал языка, традиций, песнопений. Я честно считал, что это — просто место, где соединяется энергия людей, оттого там так хорошо и спокойно. Да-да, я уже тогда замечал, что в храме особая атмосфера. Но вот путь в Церкви казался мне неглубоким, недостойным интеллектуала. Как я тогда ошибался...
И вот, искупавшись в святом источнике, я приложился к мощам преподобного Серафима Саровского. А затем, к иконе, которую любил чудотворец. Помню только, что на ней горели золотом нимбы многочисленных святых. И я улетел... Другого слова не подыщу. Улетел в какую-то сладостную и родную страну покоя, где сердце умиляется и трепещет от избытка слёз...
Домой я уезжал на туристическом автобусе, унося с собой этот невероятный покой. Бог мне дарил так много и щёдро эти ощущения, что я, по приезду, огорошил всю семью своей неожиданной верой. Святая вода из источника и земля, набранная возле Канавки Пресвятой Богородицы грели душу — тогда я, кажется, всю семью переумывал этой водой, прикладывая к больным местам ошарашенных родственников пакетик с землей.
Хорошо, что на этом пути меня ждали добрые проводники — духовник, обретённый чудесным образом, толковал трудные места из Евангелия и мудро обучал, как правильно жить женатому мирянину, какие приоритеты в жизни нужно иметь, как радовать Бога через любовь к своей половинке...
Года три назад это было. Я уже давно стал ходить в храм, на досуге читаю Библию, жития святых. Моё отношение к политике и истории менялось вместе со мной. Честно говоря, революцию я никогда особо не жаловал — всегда казалось, что можно было обойтись без потоков крови и особенно — без убийства царской семьи и Григория Распутина. А вот с Божьей помощью я и вовсе увидел с болью в сердце, как оболгана была царская Россия, как торопливо заклеймлена и запятнана ловкачами-идеологами, которые спешно меняли названия городов и улиц. К демократии я тоже последнее время охладел — профессия помогла. Мне нравится фраза мудреца Платона, которую я выписал из книжки и ношу с собой в кошельке: «В демократическом государстве больше всего почитают свободу, но понимают ее весьма своеобразно: граждан, послушных властям, смешивают с грязью, зато правителей, похожих на подвластных, и подвластных, похожих на правителей, восхваляют и почитают; отец уподобляется ребенку и страшится своих сыновей, а сыновья ведут себя подобно отцу и перестают бояться родителей; учитель боится школьников, а школьники ни во что не ставят своих учителей и наставников; все принудительное у граждан вызывает возмущение как недопустимое, и кончают они тем, что перестают считаться с писаными и неписаными законами».
Удивительно получилось: чудное Провидение забросило в прошлое людей совершенно разных убеждений. Жак что-то мне доказывал, Поликарп с трудом переводил, а я витал где-то в облаках, почти не слушая его умозаключений. Не первый раз замечаю, кстати, что перекраивать мир, желая подарить ему немыслимое счастье, стремятся, почему-то, чудики, которым недосуг даже одежду погладить. Трудиться нормально у них не получается, личная жизнь тоже иногда не клеится — поэтому они и кидаются строить новый мир. Судя по  всему, Жак был примерно таким типом.
- Я так полагаю, что ваш патрон — и есть самодержец русский? - неожиданно спросил Эссель.
- Ну можно сказать и так, - растерялся я. - Хотя Владимир Мономах ещё не царь, а князь, но считается старшим среди князей русских.
- Тогда, - улыбнулся француз, - у нас есть прекрасный шанс!
Жак радостно потёр руки, а я всё ещё не понимал, чего он от меня хочет.
- Мы заточим вашего самодержца, с помощью милостивого графа Гуго де Пюизе, - он поклонился в сторону хозяина положения, - в результате в России начнётся смута и борьба за власть.
Граф глянул на меня из-под дремучих бровей, поглаживая себя по внушительному брюху:
- Выпускать вашего князя — это давать союзника выскочке Капетингу! - прорычал он. - На это мы не пойдём. Вот разобьём короля, тогда и посмотрим, что с вами делать. Может, и поиграем в такие игры.
Мне, честно говоря, поплохело от таких идей:
- И что же дальше? Зачем вы подбиваете графа на такое? - взволновался я.
- А дальше, - довольно захихикал Эссель, - появимся мы, организуем СМИ, начнём подготавливать массы.
- Здесь интернета нет, - усмехнулся я, - придётся ехать на место. И тут один князь, во дворе которого вы будете жить, проиграет другому, а победитель захочет посрубать головы всем проигравшим. В итоге прогресс и равноправие падут, не успев зародиться.
Похоже, над таким раскладом француз не задумывался. На некоторое время его политизированная болтовня прекратилась — парня замкнуло. Между делом я выведал у Жака, что король, согласно разведданным графа де Пюизе, уехал в Бурж.
- Бурж? – спросил я с невинным видом. – А где это?
- За последние тысячу лет ничего не изменилось, - улыбнулся француз, - Бурж находится на юге, в двухстах километрах от Парижа.
В этот момент в моём мозгу что-то сработало: я вспомнил, что бензина в скутере хватит как раз на двести километров. Сейчас мы стояли на втором этаже, на террасе, выходящей на внутренний двор, рядом со мной был лишь Жак, позёвывающий граф Гуго и два воина. Остальные разошлись по своим делам. Двор был абсолютно пуст! В этот момент два привратника принялись открывать ворота – в них въехала телега, запряжённая сонным мерином.
- Наконец-то мясо для жаркого привезли! – почесал себе живот довольный граф.
Я понял, что мой разговор с Жаком ни к чему хорошему не приведёт. Этот парень на полном серьёзе хочет свергнуть династию Капетингов, которые, кстати, объединили его родную страну.  Конечно, революция не свершится – просто воцарится другая фамилия. Или Франция и вовсе попадёт в руки воинственных норманнов, пока такие вот пузаны будут здесь делить власть.
Да и князя-батюшку нужно спасать вместе с княжной и воинами — сдаётся мне, что эта сладкая парочка на полном серьёзе хочет извести надежду Киевской Руси...
Неожиданно для себя самого, я прыгнул с террасы вниз. Я отлично помнил телегу, в которую мы положили скутер, укрыв его рогожей. Я скинул ткань, стащил увесистый мопед на землю и отчаянно провернул ключ в замке зажигания. «Японец» завёлся безотказно. Доселе молчавший Жак завопил что-то за спиной. Оторопевший граф некоторое время не понимал, чего я добиваюсь, поэтому не отдавал никаких приказов. И только когда я прыгнул на мотоцикл и выкрутил газ до упора, он хрипло заголосил. Копьё одного из воинов с железным звоном брякнулось справа от меня. Очень добрый день! Ворота начали закрываться – мне удалось влететь в щель шириной чуть больше полуметра.
Я погнал по кривым парижским улочкам, наращивая отрыв от неминуемой погони. В этот момент мысль посетила мою голову с дружеским визитом: внешние ворота города наверняка закрыты, а мост поднят! От этой мысли в жилах застыла кровь – я почему-то представил себе, какие пытки могли ко мне применить милые подручные графа. И всё же я не терял надежды – доедем туда, а если и там закрыто, поеду в другой конец города. Авось там тоже есть какой-то выход…
Тот путь, что мы неспешно проделали минут за двадцать, когда ехали сюда, я пролетел за три минуты. И узрел, что ворота открыты – по мосту в город въезжали какие-то всадники с копьями наперевес. Человек двадцать, не больше. Я слегка приглушил свой мотоцикл – он катился почти бесшумно. Но когда я вышел на финишную прямую, втопил на полную, помолившись Богу и Богородице, чтобы меня не насадили на копья эти добрые люди.
Сперва воины даже не поняли, откуда идёт этот странный звук. А когда до них дошло, то было уже поздно – я со скоростью молнии проскочил чуть ли не под брюхом у их коней.
Когда я уже был на расстоянии сотни метров от парижских стен, сзади началось какое-то нездоровое движение. Запоздавшая погоня из дворца достигла ворот, при этом подъехавшим всадникам, которые до сих пор не могли отделаться от испуга и удивления, было приказано гнаться за мной вместе со всеми.
Я понял, что эти люди не будут щадить коней и загонят их насмерть, если нужно. Как хорошо, что между нами есть дистанция! Скутер нещадно трещал и прыгал на кочках, как безумный – но сейчас ставка была дороже, чем во время безобидных состязаний с Васильком. Бешеный топот копыт подстёгивал – не нужно было богатого воображения, чтобы представить себе, что со мной сделают, если догонят. В лучшем случае просто затопчут. Измятая телегами дорога петляла, поэтому я поехал напрямик через поле. Если бы вы знали, как трудно держать равновесие на пыльном и рыхлом грунте!
Справа и слева начали сыпаться стрелы. Чудесно – это кто там такой Чингачгук, что стреляет на ходу? Не оборачиваясь, я выжал максимум из своего «коня». Стрела звякнула о левый задний амортизатор и оцарапала мою ногу, отскочив. Менять направление и петлять на такой скорости было опасно, поэтому я продолжал ехать вперед и только вперед. Прошла одна напряженная минута, показавшаяся вечностью, потом вторая – постепенно копыта за спиной стучали всё тише и тише. Кони устали и начали отставать. Наконец, когда всё стихло, я обернулся назад. Рыцари на взмыленных лошадях сгрудились на лесной опушке, потрясая кулаками. И тут я сделал не слишком достойный жест – положив одну руку на сгиб другой, заорал:
- Накося, выкуси, хрен заморский!
Самое удивительное, что рыцари поняли! Они завопили что-то в ответ, потрясая мечами и копьями. Некоторые даже выпустили стрелы в мою сторону, заранее зная, что они не долетят.
Развернувшись, я начал уезжать от них и тут же поплатился за свою заносчивость. Руль как-то неловко скривился, в итоге я рухнул на него грудью со всего маху. Упасть не встать! Согнуться не разогнуться! Было дико больно, я вскочил и пробежал несколько метров, будучи уверен, что переломал себе рёбра и сейчас нахожусь в состоянии болевого шока. Сзади радостно завопили и припустили загнанных лошадей из последних сил. Первый шок от удара прошёл, и я понял, что зря волновался – всё цело, разве что синяков на теле понаставил. Главное, чтобы скутер был цел. Я подбежал к нему, увидел, что он почти не поврежден – так, защелки, соединяющие пластмассу разошлись. Под горестные вопли своих врагов я тронулся с места и постарался набрать скорость побольше. Всё! Больше эти гады меня не волнуют! Но ситуация, конечно, продолжала быть пикантной...

Глава 17

Где Санька вспоминает Кису Воробьянинова

После всех потрясений минувшего дня меня охватила страшная усталость. Так всегда бывает, когда опасность проходит. Выключается «атомный реактор», который задействует все ресурсы организма, и ты понимаешь, что тебя ноги не держат. Я едва удерживал руль в руках, навалившись грудью на приборную доску, но всё же не останавливался — было страшно, что рыцари не поленятся и продолжат погоню с новыми силами. Поэтому я ещё минут десять ехал из последних сил, едва не засыпая на ходу. Потом я понял, что сейчас просто рухну на дорогу и замедлил ход. Въехав в густые кусты у дороги, я остановился и выключил зажигание. Поставив скутер на подножку, я упал в траву и моментально уснул...
Меня разбудило движение воздуха возле лица. Мне снился дом, мама, друзья — мы все отмечали какое-то событие, сидели за столом, балагурили. И тут эта картинка прервалась — меня выдернуло из сна. Кто-то дышал мне в левую щёку. Я чувствовал себя абсолютно разбитым, неспособным шевелиться. Да и пить хотелось ужасно — наверняка это последствия вчерашнего застолья...
Щеки коснулось что-то влажное — как будто меня кто-то лизнул. Опять жена хулиганит, спать не даёт!
-Зайка, отстань пожалуйста, - простонал я, - люблю тебя, но сон дороже...
Меня лизнули сильнее. Площадь влажного предмета, который прислонился к моему лицу, была подозрительно большой! Я открыл глаза, плохо понимая, что происходит вокруг и где я нахожусь. Надо мной нависала какая-то непонятная морда, которая сопела, жевала и постоянно тыкалась мне в лицо.
- А-а-а! - заорал я и моментально проснулся.
Мои руки судорожно шарили кругом в поисках какого-нибудь оружия, но натыкались на холодную траву. Тьма была кромешная, но постепенно я понял, что рядом со мной стоит какое-то рогатое животное, вроде лося. Хорошо, что лось не поддел меня рогом, когда я закричал, а продолжал апатично жевать.
Мозги постепенно прояснялись, в итоге я вспомнил всё. Я во Франции, в каком-то лесу в окрестностях Парижа, в 11 веке от Рождества Христова. А ведь сон был такой хороший! Как же я соскучился по своему времени!
Тишина, которая царила над этой теплой июньской ночью, была абсолютной. Я давно не слышал такой тишины — всё-таки в походе с дружиной меня окружали какие-то звуки. Всхрапывали кони, кто-то говорил вполголоса. А тут — как в погребе. Разве что чавканье лося раздаётся. Да сверчок неподалёку стрекочет. Кстати, почему животное не пугается меня? Не охотятся, что ли тут на них?
Я где-то читал, что в период гона лоси могут быть опасны. Вспомнились рассказы Бианки о том, как этот зверь загнал на дерево двух охотников, а потом рыл копытом корни. В животе похолодело — стараясь не делать резких движений, я сел. Лось покосился на меня, после чего спокойно оборвал листья с куста мягкими губами и продолжил жевать.
- Ты мой хороший, - как можно ласковей сказал я, - не бойся, я тебя не обижу.
Рогатый дёрнул два раза ухом, фыркнул и приблизился боком ко мне. Не веря своим глазам, я аккуратно погладил этот шерстяной бок. В принципе, у меня уже был такой опыт — когда две огромные собаки накинулись на меня в безлюдном месте, я также успокоил их голосом. Тогда, помню, я молился внутри себя и говорил тоже ласково — они моментально завиляли хвостами, хотя только что готовы были растерзать меня.
Недаром Библия говорит, что человек поставлен над всеми зверями земными и морскими. Как мы к братьям нашим меньшим, так и они к нам. Если ты берешь ружьё, нож и собираешься убивать, они это чуют и ведут себя соответствующе. А ведь к первым людям даже львы со слонами подбегали, прося погладить...
Никогда не любил охоты или рыбной ловли — жалко зверей, рыб и даже дождевых червяков. А уж глядеть на скотобойные дела в мясном цеху — увольте! Мясо ем, но стараюсь не думать о его происхождении. Поэтому, наверное, животные меня и не боятся...
Я сидел, гладил лося по боку и думал о своём положении. А оно было незавидным. Я сижу фиг знает где, в чужом времени, чужой стране, в непонятном лесочке на краю света. Еды нет, воды... Кстати, в багажнике скутера оставалась минералка. Так и есть! Я с жадностью допил воду, которой было так мало. Пошарив по дну багажника я с радостью обнаружил чипсы. Еда не ахти какая, но хоть что-то в рот закинуть.
От чипсов захотелось пить ещё сильнее, но воды уже не было. Ничего, вот найду какой-нибудь ручей и напьюсь. Здесь экология идеальная — ещё никто не сливает в воду канализацию.
Я помню, что когда мой современник Жак невольно указал направление моего бегства, закат пламенел справа. Следовательно, городок Бурж, в который уехал король Людовик VI, был на юге от Парижа. Вот только как я приведу короля на подмогу своей дружине, даже если мне удастся добраться туда живым и невредимым? Ведь я по-французски ни бум-бум! «Шерше ля фам», «парле ву франсе» - вот и все мои языковые познания. Нет, ещё, пожалуй, «же не ман шпа сис жур» - фразочка Кисы Воробьянинова из «12 стульев», которая вполне может пригодиться. Ведь это, кажется, означает, что «я не ел шесть дней». Когда буду побираться по дорогам Франции, может, подкинут хлебца. Хотя, скорее, кинут кирпич в мою «шайтан-телегу», считая меня кем-то вроде дракона.
Впрочем, древние люди вовсе не такие дураки, как мы думали, почитывая уроки истории. И мало чем отличаются от нас. Если только большей спокойностью и уравновешенностью. Ведь мы, живущие на предельных скоростях, стали окончательными неврастениками, а в том веке никто и никуда не торопился.
Мириады звёзд над моей головой постепенно блекли — светало. Я нашёл Большой Ковш, а затем и Малый, определил по Полярной звезде, где север и юг. Лось мирно пасся рядом со мной. Становилось прохладно — перед рассветом на листья выпадает роса. Вместе с холодом меня охватил страх. А что если рыцари, пока я спал, проехали мимо, разыскивают меня выставили засады на дорогах? Впрочем, не стоит ожидать такой предусмотрительности от этой банды. Скорей всего, они приехали к графу, развели в сторону руками, а после получили свою порцию ругани. Этот Гуго не слишком-то боится короля — иначе и не захватывал бы Париж. Наверняка он готов к визиту монарха.
Но всё равно надо спешить. Двести км я должен одолеть за полдня, учитывая пересечённую местность, переправы через речушки и различные весьма вероятные опасности. Когда рассвело настолько, что стало видно далеко, я выкатил скутер из кустов, попрощавшись с добродушным лосем. Жутко хотелось попить и умыться, но придётся потерпеть до ближайшей речки. Природа предстала передо мной в  дымке предрассветного тумана — в низинах он был густым, как молоко, а возле моего перелеска туман плавал клочками.
Скутер завёлся с лёгкостью — тихо заурчал, готовый отправиться в путь по моему приказу. Умеют же эти японцы делать технику! В утренней тишине даже лёгкое тарахтение раздавалось по всем окрестностям. Больше всего я боялся, что разбужу каких-нибудь недругов...
К восходу солнца я уже был достаточно далеко от места своей ночёвки. Мой железный конь неутомимо карабкался на холмы, преодолевал впадины и кочки полей, продирался вместе со мной через рощи и сады. Я оставил позади две деревни, стараясь объезжать их стороной. Но всё равно собаки брехали, а две особенно упорных кинулись за мной в погоню. К счастью, дорога была довольно гладкой, поэтому они скоро отстали. Теперь во французских селениях из поколения в поколение будет передаваться страшный сказ о тарахтящей предрассветной нечисти.
Хорошо, что я держался дороги, а не ушёл куда-нибудь в поля. Речка, которая преградила мне путь, была довольно широкой. Не представляю, как бы я преодолел её без моста. Наконец-то я смог напиться вдоволь — жадно припав к воде, не отрываясь пил минут пять! Намочив голову, я въехал на горбатый деревянный мост. И тут я увидел телегу, которая ехала к переправе метрах в пятидесяти от меня. Миновать её не было никакой возможности.
Все мы думаем, что жители прошлого, увидев незнакомый им агрегат из будущего, будь то танк, поезд, самолёт или мотоцикл, просто-таки обязаны пасть ниц, ожидая неминуемой гибели. Ничего подобного с современниками Людовика VI не произошло. Правил лошадью рослый румяный парень, чуть помладше меня, застенчивый и немного пухлый. Второй, чернявый и скуластый, сидел в телеге и внимательно смотрел на меня. Никто не ахнул, не выронил поводья — ребята лишь немного напряглись. Подкатив к ним, я заглушил двигатель. Эх, была не была!
Чернявый что-то спросил у меня, я лишь пожал плечами. Оба крестьянина буквально впитывали глазами мою одежду и мотоцикл.
Я знаками попросил их поглядеть на землю. Взяв палочку, я нарисовал, в силу своих художественных способностей реку, башню с зубчатой верхушкой. Потом я сказал:
- Пари! Пари! - памятуя, что столицу Франции правильно называть без привычной нам буковки «ж» на конце.
Парни кивнули. Тогда я нарисовал всадников, которые держали копья в руках. Я изобразил, как в меня кидали копья, как они оцарапали ногу.
- Гуго де Пюизе! - возгласил я трагически, а чернявый сочувственно покачал головой.
После чего выразительно сказал, ткнув себя в грудь:
- Людовик, Бурж!
После чего изобразил, будто еду на скутере. Румяный меня не понял, а вот чернявый сразу скумекал, что к чему. Он взял у меня палочку и принялся рисовать. Француз начертил реку, мост, где мы встретились. Потом, согласно этому импровизированному «атласу дорог», тропинка, по которой я сейчас ехал, вливалась в какую-то большую дорогу. Нарисовав три села справа, потом два слева, чернявый сказал:
- Орлеан!
Я кивнул. После Орлеана нужно было свернуть влево, миновать несколько сел, выйти на большой тракт и ехать прямо. Улыбнувшись, парень отдал мне палочку. Я приложил руки к сердцу и поклонился, французы улыбнулись. Чернявый ткнул пальцем в скутер и жестом спросил: «Что это?» Я объяснил, что сюда наливают воду, которая горит (открыл бак и дал понюхать), потом завёл. Парни, оглядев мою машину, были восхищены. Воспользовавшись моментом, я жестом показал, будто ем, затем взялся за живот, скорчив жалобную мину на лице. Румяный засмеялся, после чего достал из телеги небольшой холщевый мешочек. Отломив мне изрядный кусок каравая, добродушный крестьянин порылся в мешке и прибавил к хлебу огурец. Вот и славненько, а то в желудке уже началась самая настоящая война от голода!
Отъехав от французских парней, я задумался — а ведь простые люди, русские, китайские или немецкие крестьяне всегда могу по-простому пообщаться, у них много общего и нечего делить между собой. В сущности, все войны затевают завистливые и амбициозные властьимущие. И вовсе не из-за ресурсов, как это потом хотят выдать...
Тракт и впрямь оказался широким и удобным. Выйдя на оперативный простор, я, наконец, накрутил ручку газа почти до упора. Нельзя терять и минуты, ведь я и так потратил массу времени на сон. Каждую минуту взбалмошному графу могут прийти в голову плохие мысли насчёт моих друзей.
Когда солнце достигло своего полуденного положения на небосводе, я уже преодолел почти сотню километров, а бак скутера опустел больше, чем на половину. Плохо дело! По пути я не раз встречал телеги с товарами, пеших людей с корзинами и всадников. Но опасаясь неправильной реакции этих людей, я не замедлял ход, в итоге они оставались стоять с открытыми ртами. Один встречный рыцарь едва не поднял меня на копьё, но благо, что он среагировал слишком поздно — мне удалось увернуться от смертельного удара.
По моим расчётам было около двух часов дня, когда на горизонте показался Орлеан. Я достал из багажника бутылку, предусмотрительно наполненную в реке и выпил последние глотки воды. Солнце пекло нещадно, жутко хотелось спрятаться в кусты и переждать жару. Но я вспоминал глаза князя, которого уводили в темницу и снова гнал вперед.
Орлеан я предпочёл объехать стороной. Кто знает, какая власть в городе, который всего через три столетия освободит от англичан святая Жанна д;Арк? Даже если в городе есть королевские войска, въезжать туда опасно — задержат дня на три, до выяснения обстоятельств, да забудут доложить королю.
С трудом пробившись сквозь сеть сельских дорог, я вновь выехал на крупный тракт. Здесь я осмелился спросить у крестьянина, правильно ли я еду к Буржу. Он настолько оторопел при виде воина в русской кольчуге верхом на мотоцикле, что смог только покачать головой и ткнуть пальцем на юг.
Теперь можно вообще не останавливаться. Я нёсся по неровной дороге, надеясь, что бензин не кончится до заветного Буржа...

Глава 18

Где Санька играет в «Матрицу» и едет на одном колесе

К счастью, бензина хватило до пункта назначения. Правда, после этого шального путешествия я был похож на бедуина — лицо и одежду покрывал толстый слой пыли, а во рту всё запеклось от жажды. Но ставка в этой гонке была больше, чем эти мелочи...
С первого взгляда Бурж не особенно уступал Парижу, а по высоте стен, пожалуй, превосходил его. У ворот была густая толчея — пешие и конные, кареты и телеги заезжали в город. Здесь не было рва и подъёмного моста, но окованные железом ворота выглядели несокрушимыми. И вот тут передо мной во весь рост встала диллема: что делать дальше? Если подъехать к страже, то как я с ней буду объясняться? Я даже не знаю, как звучит слово «король» на французском. К тому же, я не уверен, что мне дадут что-либо нарисовать на земле: скорей всего, скрутят руки для пущей безопасности и запрут где-нибудь. А даже если и не так, то далеко не факт, что мне удастся быстро попасть к королю.
И тут в моей голове родился озорной план. Впрочем, всё моё путешествие, начиная с побега, было безбашенным, так что завершение просто обязано быть таким же. Проследив за кавалькадой пышно одетых всадников, въехавших в ворота, я выждал минуту, после чего накрутил ручку газа и ринулся за ними. По моим подсчётам, за это время они ещё не должны были скрыться в лабиринте улочек, но направление ко дворцу указали бы наверняка.
Стражники, услышав стрёкот скутера, завертели головами, пытаясь понять, откуда идёт этот странный звук. В итоге, когда они посмотрели на дорогу, я с дикой скоростью пронёсся мимо них. Алебарды скрестились за моей спиной, но мне повредить они не могли. На ходу осматриваясь, я увидел спины давешних всадников и втопил за ними. Все шарахались от меня, будто я ехал, по крайней мере, на танке. Лошадь, ещё непривычная к звукам автотранспорта, так взбрыкнула ногами, что опрокинула телегу, в которую была впряжена. Торговка яблоками раскрыла рот, в итоге целая корзина её товара покатилась мне под ноги. Я резко дал по тормозам, едва не перелетев через руль: под ноги мне кинулся маленький босой бутуз лет пяти в длинной рубашке. К счастью, никто не напал на меня во время этой остановки.
Я почти нагнал всадников, которые даже не оглянулись на суматоху позади себя. Впереди довольно широкой улицы открылся красивый дворец. Теперь провожатые мне были не нужны — я проехал между боков лошадей на высокой скорости и смело вкатился через распахнутые ворота. Покрутив головой, я заметил, что на открытой террасе стоит длинный обеденный стол, за которым сидит множество людей. Не мешкая, я ринулся туда.
К счастью, ступени были невысокими и покатыми — мой железный конь с лёгкостью преодолел подъём. Выйдя на оперативный простор галереи, я наддал газку. За мной уже гнались — топот железных ног за спиной не внушал оптимизма. И тут со стороны двора в меня метнули изрядное копьё. Честное слово, я никогда не думал, что время может замедлиться до такой степени: я видел, что копьё плавно летит прямо мне в бок, как пули в фильме «Матрица». В итоге я ускорился и разящее оружие со звоном ударило в стену за моей стеной. Скутер встал на заднее колесо, а отскочившее копьё больно ударило древком мне по ноге. Обедающие граждане встали, многие повыхватывали мечи, кто-то догадиво повалил массивную скамью и преградил мне путь.
Честно говоря, я не думал, что мой финальный рывок будет настолько опасным. Смерть буквально витала в воздухе. Знаете, как неприятно скрипит тетива лука, натянутая против тебя? Метров за пять я резко затормозил, бросил мотоцикл и сделал один шаг в сторону стола. Повалившись на колени, я, сам не ожидая от себя, воздел руки к небу и завопил:
- Не вели казнить! Вели слово молвить!
Вот она — сила кино! Врезаются в память эти фразочки, и вот так неожиданно выпрыгивают наружу. Сзади набежали воины, сбили с ног, приставили к горлу меч. Несколько мечей больно упёрлись в тело, всё орали как сумасшедшедшие. В этой толчее мне слегка порезали кожу на шее, потекла кровь. Честно говоря, я уже начал прощаться с жизнью, как вдруг послышался резкий и властный окрик. Давление доброго десятка рук, придавливавших меня к земле, моментально ослабло. Тот же голос сказал ещё что-то — и те же руки поставили меня в вертикальное положение. Я увидел высокого дородного мужчину с благородным лицом, который с любопытстом взирал на меня. Он был достаточно молод, розовощек, но на нём явно лежала печать избранничества — уверен, что короли не просто так становились королями. Это нечто энергетическое — рядом с такими людьми невольно дисциплинируешься, доверяясь их власти и внутренней силе. Такая же сила, кстати, была и у Мономаха...
В том, что передо мной Людовик VI, прозванный Толстым, я не сомневался. Он подошёл вплотную ко мне и долго глядел мне в глаза. Наконец он открыл рот...
- Как твоё имя? - сказал он на русском языке с небольшим акцентом.
Пребывая в шоке, я еле выдавил из себя ответ. Откуда французский монарх может знать язык чужого и далёкого государства? Впрочем... Его бабушка была русской, поэтому немудрено, что внук может изъясняться со мной.
Глядя на мою изумлённую физиономию, король пояснил:
- Я знаю русский язык. Моя бабушка Анна в детстве учила меня ему.
Кивнув, я кратко изложил всю предисторию моего побега, исключая тот факт, что я из будущего. Узнав, что граф Гуго де Пюизе захватил Париж, Людовик был раздосадован. Он что-то гортанно сказал своим спутникам — они начали сыпать ругательствами, а солдаты заголосили, потрясая мечами.
Про скутер я тоже не стал распространяться — сказал лишь, что такие машины делают на Руси. Придворные и король осмотрели машину со всех сторон, охая и щёлкая языками, но подвергать сомнению мои слова не стали — им и в голову не могла прийти мысль про будущее.
Я заметил, что король часто посматривает на мужчину в монашеском одеянии с проницательными глазами. Наверное, это и есть тот самый аббат Сугерий, который воспитывался вместе с Людовиком в одном монастыре. Князь рассказывал, что ни одного важного решения король не принимает без его совета.
Мою одежду почистили, дали воды умыться и посадили за стол справа от монарха. Король рассказал мне, что ожидал визита Мономаха, но немного позже, поэтому и укатил в Бурж, в гости к герцогу Беррийскому.
- Что же мы будем делать? - спросил я с тревогой. - Есть ли надежда отбить Париж обратно? Ведь этому чудаку может просто прийти в голову мысль перерезать всех наших!
Король ответил не сразу. Его глаза были направлены внутрь себя. Потом он всё-таки молвил:
- Сейчас в стране сложное положение... У графа много воинов — почти столько же, сколько у нас, если не больше. Тем более, его будут защищать стены. Может быть, стоит подождать, когда он нападёт на Бурж...
На мой взгляд, налицо было явное малодушество. Помню, однажды, ещё в своём времени, я спорил с французом о Второй мировой войне. Иностранец едва ли не гордился, что Франция позволила себя оккупировать так быстро: «Зато страна осталась целой и люди уцелели». А мы, по мнению француза, «зря сопротивлялись». Пришлось просветить «импортного», рассказать о плане «Ост». Не поверил — сказал, что это советская пропаганда. Донести до человека мысль о том, что от целых деревень оставались одни лишь печи, оказалось нереальным...
- Ваше сиятельство, - заволновался я, - мы просто обязаны отбить Париж! Судьба всей страны висит на волоске! Если этот варвар Пюизе сохранит за собой город, провинции отвернутся! Всё то, что сделано для объединения страны, пойдёт прахом!
Я и сам не ожидал от себя такой страстной речи. Стараясь всячески избегать некорректного в данном времени слова «Франция», я взывал к сердцу Людовика. И оно откликнулось!
- Да! - воодушевился он. - Мы не можем презреть интересы народа! Гуго варвар, он грабит церкви и простых крестьян, не гнушаясь ничем!
И вот тут я выдал козырную карту: поведал Людовику, что я из будущего. Показал сотовый телефон, джинсы, шприцы, которые я не стал выкидывать. Да и мотоцикл был неслабым доказательством. В общем, король поверил мне. Я пообещал, что помогу его войскам своими идеями из будущего.
В итоге Людовик воодушевился настолько, что приказал немедля трубить военный сбор. Тем более, что государственно мыслящий аббат Сугерий одобрил это решение. Герцог Беррийский в этой войне выступил также на стороне короля. Спустя несколько часов главная площадь Буржа была похожа на восточный базар. Здесь выдавали оружие собранным с окрестных сёл крестянам, которые охотно шли на войну за веру и короля. Кадровые военные следили за всем этим с ухмылкой.
Всё это время я судорожно пытался сообразить, как же выполнить своё обещание насчёт технологий будущего. Вообще руки у меня воткнуты тем концом, каким надо, но вот никакой технической фантазией не обладаю. Чистый гуманитарий-писака. А на войне это не нужно — если только хроники по итогам побоища составлять...
И тут в голове почему-то появился Георгий Константинович Жуков. Он бил кулаком по столу и кричал: «Стоять насмерть!» Уцепившись за эту мысль я вспомнил фильм-эпопею Озерова «Освобождение». Так-так-так... Чем же это может нам пригодиться? Эврика! Я хлопнул себя по лбу, вспомнив ночное наступление Жукова на Берлин! Это может пригодиться и нам!
Разыскав короля, я стал излагать ему свою идею. Она заключалась... ну, скажем так, в элементарном психическом давлении на наших соперников, на их устрашении. Король понял меня достаточно быстро и велел позвать лучших ремесленников города — кузнецов, столяров, плотников. Я рисовал свои «изобретения», а король переводил мою речь. Почему-то в этот момент я вспомнил анекдот про президента, который поменялся местами со своим водителем и был остановлен гаишниками. Я чертил свои схемы на песке, а в голове вертелась фраза: «Не знаю, кто он, но водитель у него президент!» Вот и я так же: сам никто, а в переводчиках — сам король Людовик VI!

Глава 19

Где прогресс борется с гидрой революции

- Ваша светлость, - неуверенно начал Жак Эссель, уныло плетущийся позади Гуго де Пюизе, - вам не кажется, что настало время решить вопрос с этими русскими?
Граф явно переел за ужином, поэтому в данный момент его гораздо больше беспокоили отрыжка и изжога, чем какие-то проблемы. Он нехотя осматривал сторожевые посты на парижских стенах:
- Какой вопрос, Жак, о чём вы говорите? После того как сбежал этот ваш русский друг, у нас и без того — одни сплошные вопросы. Вместо того, чтобы отдыхать после еды, я вынужден таскаться по холодным стенам и расставлять лучников! - граф икнул, после чего болезненно сморщился, поглаживая себя по животу.
«Да тебя, старая тыква, нужно отправить в утиль следом за этим Мономахом, - раздражённо подумал Жак, - не жрал бы ты столько, был бы как огурчик».
Впрочем, в этот момент Жаку пришла в голову отличная идея. Он похлопал себя по карманам и вскоре нашёл пачку таблеток:
- Ваша светлость, - улыбнулся он, - технологии будущего пришли вам на помощь! Нужно выпить пару-тройку таблеток, после чего ваш живот придёт в норму через полчаса!
Граф недоверчиво осмотрел упаковку, повертел её в руках, поглазел на инструкцию:
- А если ты меня отравить хочешь?
- Ваша светлость! Во-первых, это будет слишком явно, а во-вторых, я могу выпить таблетку вместе с вами.
- Хм... - Пюизе недоверчиво скривился, - а если ты уже выпил противоядие?
- Ваша светлость! - укоризненно воскликнул Эссель. - Как вы можете про меня такое думать?
Желание прекратить желудочные боли взяло верх — граф запил таблетки из фляги на поясе, после чего продолжил проверять лучников. Не успели они осмотреть четвёртый пост, как граф явно приободрился:
- Что ты мне дал, колдун из будущего? - улыбнулся он. - Я словно и не ел того поросёнка, так мне стало легко.
- Это желудочный фермент, - приосанился Жак, - то, чего не хватает вашему желудку.
- Так что ты там говорил про русских? - когда граф бывал в таком прекрасном расположении духа, его можно было просить о многом.
- Я думаю, - осторожно начал Эссель, - что сейчас мы находимся в весьма опасной ситуации. Войска короля вот-вот могут подойти к Парижу, а у нас в тылу три сотни прекрасно подготовленных воинов. Которые могут вырваться из тюрьмы в самый неподходящий момент...
- И что ты предлагаешь? - заинтересовался Пюизе.
- Я думаю, что нужно с ними покончить. Нам ни к чему держать в плену представителя монархии.
- А если они послужат козырем для нас? - засомневался граф. - Если мы будем в сложном положении, мы возьмём русских в заложники, пригрозим убить...
- Зачем французскому королю русский князь? Погиб в результате мятежа — и весь разговор! И спросить не с кого! К тому же... - Жак нагнулся к уху Гуго де Пюизе, - есть данные, что этот князь послужит к укреплению Руси. То есть он наш геополитический соперник!
- Гео... что? - растерялся граф.
- Враг страны. Окрепнет ещё больше, глядишь — войной на нас пойдёт.
- Тогда ладно, - граф махнул рукой, - как вопрос решать будем? Головы срубим?
К графу подбежал начальник охраны, готовый выслушать распоряжения.
- Нет, - сморщился Жак, - это некрасиво. Не по-европейски, - он снова приблизил рот к уху графа. - У вас есть в штате какой-нибудь опытный отравитель?
- Яд? - ощерился граф. - Что ж, это идея! Чисто, тихо, без шума.
Пюизе подозвал начальника охраны и что-то бурно зашептал ему на ухо. Тот кивал, улыбался и снова кивал.
Начальник выслушал распоряжения и убежал. А граф с довольным Жаком пошли дальше инспектировать оборону города.
«Сейчас русских отравят, потом, скорее всего, будет бойня с королевскими войсками, - мысли Жака метались, как тараканы под столом, - и не факт, что воины графа победят. А кого король казнит в первую очередь?»
- Ваша светлость! - кликнул он графа. - Что-то живот скрутило, разрешите сходить по нужде.
- Иди уж, - хмыкнул Пюизе, - больно надо мне, чтобы ты стены обгадил! - граф захохотал, а его телохранители с готовностью подхватили.
Жак криво хмыкнул, после чего, поглядывая в темноту за стеной, боком проскользнул к лестнице.
Граф проводил его взглядом, после чего встретился глазами со своим камердинером:
- Скользкий тип этот Жак, - пробурчал Пюизе. - Я бы с ним тоже вопрос решил, ежели он не был бы так полезен. Много знает, собака.
...Тем временем Жак пробирался по узким улочкам Парижа к давно запримеченному месту. К таверне, которая работала даже в это тревожное время. Ещё днём Жак отметил, что здесь дают ночлег для всех желающих.
В лица посетителей Эссель старался не смотреть. Они были пугающими. Выпив кружку эля, Жак попросил у хозяина ночлега. Тот смерил клиента испытующим взглядом, после чего жестом показал следовать за собой. Они спустились по лестнице в подвал, после чего взору Жака открылась небольшая сырая комната.
- Других нет, - буркнул хозяин таверны, - пусть под землёй, зато тихо.
Оставшись один, Жак тщательно проверил засов — мало ли кто-то захочет ограбить странного ночного посетителя. Окно было крошечным и располагалось под самым потолком — сюда не то что воин, ребёнок не пролезет.
«Доехать до Буржа на скутере — несколько часов. Войска дойдут за два с половиной дня. Так что, я думаю, штурм случится сегодня ночью, а я пока подремлю». Решив действовать утром, исходя из обстоятельств, Жак лёг в постель одетым и удоволетворённо улыбнулся. Совесть пламенного революционера была чиста — он чувствал, что сделал полезное для цивилизации дело. Эль подействовал, в итоге Жак, не успев толком обдумать стратегию действий на завтра, моментально уснул.
...Граф Гуго де Пюизе гулко хлопнул лучника по жестяной спине, после чего усталый военачальник готовился пойти полежать часок-другой.
- Крикнешь меня, если что, Этьен, - граф грузно развернулся, готовясь спуститься вниз. - Хотя, сегодня, скорее всего, они штурмовать город не будут. Виданное ли дело — лезть на стены ночью.
Граф кинул сонный взор на абсолютно тёмный горизонт:
- Что за чертовщина?! - в тревоге он схватился за рукоятку меча.
В темноте, везде, куда только можно кинуть взор, появлялись маленькие, трепещущие огоньки. Они двигались, из-за горизонта выдвигались новые — вскоре густой мрак, окружающий Париж, стал похож на звёздное небо.
- Пусть разбудят всех солдат! - заорал Пюизе, бешено жестикулируя. - Лучники, проснулись! Оружие к бою!
После этого начальственного крика началась такая неразбериха, что и представить сложно. Железные ноги топотали вверх и вниз, все вопили и ругались.
- Живо! - истошно орал граф. - А не то вас зарежут тёпленькими прямо в постелях!
Через пятнадцать минут после обнаружения блуждающих огоньков весь военный контингент мятежного графа уже торчал на крепостной стене. Опытные воины разжигали костры, чтобы топить смолу, кто-то тащил наверх булыжники, чтобы бросать на головы нападающих. Граф вместе с приближенными к своей персоне особами, с тревогой смотрел в темное пространство за стенами. Впрочем, его уже трудно было назвать тёмным — там колыхалось настоящее безбрежное море из огоньков. Вскоре стало видно, что к Парижу идут и едут верхом суровые воины с факелами в руках. Их плотные ряды полукругом охватывали город.
Графа била крупная дрожь — он с изумлением оглядывал это море огней:
- Откуда они взяли столько воинов? Откуда? За ним идёт вся страна!
...Жак неожиданно проснулся. Эль выветрился, было темно, хоть глаз коли. Внезапно революционера объял ужас — он почувствовал себя одиноким в этом затерянном времени. Сырой воздух подвала напоминал могилу. Эссель попытался встать в постели, но не смог. Он ощутил на своей шее холодный металл.
- Лежать! - просипел голос из темноты. - Голову отрежу на раз!
Жак попытался завопить нечто среднее между «мама» и «помогите», но жесткая ладонь больно ударила его по губам и зажала рот.
- Тут тебя никто не услышит, перебежчик, - проскрипел тот же голос. - Хоть тресни. Николя, дай света.
Со стороны стены неожиданно появился сгорбленный мужчина в накинутом на голову капюшоне. В руке у него трепетала свеча. Жак увидел, что в стене есть потайная дверь, которую он не заметил вечером. Оптимистичный человек из будущего с ужасом узрел темную фигуру, прижимающую к его горлу изрядных размеров саблю. Николя тем временем поставил свечу на столик возле кровати и принялся обшаривать одежду Жака.
- Да что ты там копаешься! - прикрикнул на него сиплый. - Возьмём её себе, вместе с карманами.
Пока ужасный незнакомец хохотал, Жак трясся от страха: «Вот как это бывает. А я думал, что этого никогда не будет со мной. Сейчас меня, кажется, зарежут».
Жака раздели до трусов, связали колючей верёвкой.
- А сейчас закрой глаза, красавчик, - просипел владелец сабли.
- Нет! - завизжал Жак. - Нет, господа, прошу вас! Я из будущего, меня нельзя убивать. Я много знаю, я научу вас делать деньги из воздуха!
Ответом на этот визг был тяжкий удар слева — Николя приложил Жака грузным сапогом в висок.
- Замолчи уже, пищишь как баба! Веди себя как мужик!
Сиплый добавил Жаку увесистым эфесом сабли по макушке, отчего посланник из будущего окончательно обмяк.
- Пошли, Николя! - приказал сабельщик. - Надо выкинуть этот мусор куда-нибудь подальше. Нельзя портить добрую репутацию моего заведения! - спилый снова хрипло захохотал.
Они выволокли голого Жака на лестницу и с трудом потащили наверх.
- Может, бросим в Сену? И следов никаких? - предложил Николя.
- Нам бояться нечего, - оскалился владелец таверны. - Мы пришибли врага короля. Главное — не попасться патрулям этого жирного Гуго.
...Мономах уже несколько часов без перерыва молился. С ним молились полтора десятка сокамерников. Он клал земные поклоны, насколько позволяли цепи.
- Живый в помощи Вышняго... - слышался его горячий шёпот — вновь и вновь неутомимый князь читал заветный псалом.
Внезапно за дверью послышались гулкие шаги, потом кто-то завозился ключом в замке. Французы внесли котелок с каким-то варевом, жестяные миски и ложки. Глаза всех собравшихся так и впились в заветную пищу, ведь за прошедшие два с половиной дня с момента ареста, русских дружинников никто так и не удосужился покормить. Один из охранников небрежно, разливая похлёбку на пол, разлил варево по мискам и раздал заключённым.
Все приготовились есть, но Мономах остановил своих воинов жестом руки:
- Стойте, братия! Очень подозрительно, что нас кормят сейчас, на ночь глядя! Давайте испросим у Госпожи нашей, Пресвятой Богородицы, можно ли есть эту пищу!
Воины, прикованные к стенам тесной, сырой камеры, безропотно опустились на колени. В это время из угла выбежала шальная мышь — она безбоязненно приблизилась к разлитой на пол еде и стала жадно лакать. Мономах поднял палец, призывая дружинников хранить тишину. Мышь лакала несколько минут, потом её тело несколько раз согнулось в судорогах. Зверёк перевернулся кверху лапками.
- Отравлено! - завопил князь неистово. - Стучите братьям в стенку!
Десятки рук стали молотить в соседнюю камеру, кто был близко к двери, стал кричать в окошко. Вскоре весь коридор словно взбесился — охранникам, которые разносили еду, выплеснули варево прямо на одежду, их сшибли с ног. Затевалась изрядная драка, но положение было безнадёжным — биться в кандалах с превосходящими силами противника было явным безумием.
В этот отчаянный момент в коридоре раздался гулкий топот:
- Осада! Осада! Всем покинуть камеры! На стену, немедленно на стену!
Уже приготовившиеся к резне тюремщики, мгновенно выбежали в коридор и захлопнули за собой дверь. Топот их удаляющихся ног был для несчастных узников как музыка. Князь бессильно откинулся на стену и вытер пот со лба:
- Я думал, последний час наш пробил!
Воины шумно обсуждали случившееся, как вдруг князь выпучил глаза на противоположную стену:
- Смотрите!
Все резко обернули головы и замерли от неожиданности. Там в ореоле света появилась призрачная женская фигура:
- Ободритесь, возлюбленные! - раздался неземной по красоте голос.
Солдаты, раскрыв рот, глядели на свершающееся на их глазах чудо. В камере явно запахло какими-то райскими ароматами — весенними фиалками и утренней росой.
- Боже, как хорошо, - пробормотал Игнат, потягиваясь в кандалах, - мне давно не было так хорошо...
- Пришло ваше спасение! - возвестила чудесная незнакомка, чьи одежда и лицо сияли как солнце или электросварка, но не ослепляли глаз.
Не успела она произнести последние слова, как оковы со звоном упали с рук узников. Двери, щёлкнув замками, отворились. Ошеломлённые воины стали подниматься с земли...
- Кто ты, прекрасная госпожа? - только и сумел вымолвить ошеломлённый Мономах.
- Я — святая Женевьева! - вымолвила необычная заступница. - Ваши доспехи и оружие в комнате в конце коридора!
Воины ринулись в открытую дверь, со всех камер в коридор выбегали дружинники и вскоре там образовалась изрядная толпа. Отец притиснул с груди свою ненаглядную дочь, которая была заточена в самом крайнем каменном мешке вместе со своими служанками.
- Спасите Париж! - услышали все из облака света, которое тут же исчезло.
Воины словно очнулись:
- Кто это был, князь-батюшка? - спрашивали они наперебой.
- Святая Женевьева, покровительница Парижа, - молвил князь. - А сейчас не время для разговоров!
Три сотни воинов кинулись к своему оружию. Тяжёлая дверь оружейной комнаты была распахнута — князь встал возле неё и стал распоряжаться. Воины заходили внутрь группами по десять-пятнадцать человек, быстро облачались в кольчуги и шлемы, после чего их сменяла следующая группа. Через полчаса от разрозненной безоружной толпы не осталось и следа - «в чешуе, как жар горя», стояло три сотни вооружённых до зубов славных ратников. Княжну и служанок было решено оставить в крепости под охраной трёх десятков дружинников — их защищали сами стены сурового каземата.
Игнат с Васильком разведали обстановку в городе — выяснилось, что на улицах нет ни одного воина, поскольку все ушли оборонять стены.
- Думаю, нам нужно открыть ворота, - задумчиво сказал князь. Будем пробираться до них скрытно, насколько будет возможно. А потом примем бой. Сколько человек, кто помнит, открывало нам ворота?
- Не больше двух десятков! - бойко ответил Василёк. - Кто-то мост спускал, кто-то решётку поднимал.
Князь дал последние боевые распоряжения:
- Игнат, Василёк — вы снимаете часовых. Отряд Сергия — опускаете ворота. Остальные — бьёмся с врагом, не пропуская к воротам. В колонну по два становись, в тени домов бегом!
...Гуго так и не смог остановить свою дрожь. Он прекрасно знал о нравах средневековья и о том, что полагается делать с посягащими на трон. Когда граф начинал всю эту заваруху, он не рассчитывал на столь серьёзный ответ короля. Он надеялся оставить Париж себе, будучи уверен, что владыка страны не осмелится на прямой штурм.
Везде, сколько можно было охватить взором горизонт, пылали факелы. Вражеские воины  устрашающе стучали копьями в пол — от этого стука сердце Пюизе уходило в самые пятки. Внезапно он схватился за сердце — в тылу врага словно вспыхнули десятки ослепительных солнц. Под этими слепящими лучами не видно было ровным счётом ничего — крепостные стены словно озарились прожекторами.
- Именем короля! - завыли нечеловеческие голоса со всех сторон. - Отворите королю! Сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь!
Этот стоголосый призыв звучал словно трубный глас архангелов — Гуго де Пюизе никогда ничего подобного не слышал.
- Спасайся! - вопили воины на стенах. - С ними Бог! Откроем ворота и будем жить!
- Стоять! - хрипло заорал Гуго, бросаясь к оробевшим лучникам. Он рубил мечом направо и налево, его воины валились, как подрубленные снопы. - Всех переубиваю, предатели! Биться до последнего!
Слепящий свет и стоголосый крик приводили всех в ужас, гораздо больше меча графа. Гуго понял, что сейчас его заколят собственные же солдаты. Навести порядок пытался начальник охраны и десяток другой высокопоставленных офицеров. В этот момент от ворот стали раздаваться истошные вопли и звон оружия.
Граф Гуго, офицеры и полсотни не потерявших голову от страха солдат кинулись туда. Их взорам предстало страшное зрелище — блестящий в свете факелов строй русских дружинников. В полном обмундировании. Мономах грозно взирал на графа:
- Не опозорьте Русь, ратники! Бейтесь до последней капли крови!
Гуго схватился за сердце и упал прямо в придорожную пыль. Его запущённый организм, разношенный ежедневным пьянством и обжорством, не выдержал видения воинов, которых он уже давно причислил к покойникам. Издав короткий хрип, он выпучил глаза и замер.
Впрочем, эта неожиданная смерть не могла предотвратить схватку — противники короля бежали к русичам прямо по трупу своего патрона. Впрочем, они ещё не знали, как бьётся отборная дружина Мономаха...
Быстро разобравшись в том, что им противостоит пять десятков напуганных солдат, ратники бились в щадящем режиме — соперников всё больше стремились оглушить, а не заколоть. Пяти минут для обевреживания этих вояк вполне хватило. Тем временем воины сотника Сергия подняли решетку и опустили мост через ров. И вот тут наступил самый опасный момент сражения — ведь никто не предупредил солдат короля, что внутри их будет встречать русская дружина во всеоружии. Людской поток устремился к воротам, проходила секунда, вторая, а заветного приказа от Мономаха всё не поступало. Бросить оружие? А вдруг войско короля, разгорячённое штурмом, будет рубить направо и налево? Остаться с мечами в руках? Многотысячная рать всё равно сомнёт сопротивление за одну минуту...

Глава 20

Где Санька знакомится с бытом французского дворца

Славно мы потрудились, что и говорить. Сделали десять огромных жестяных рупоров, порепетировали, что и как будем говорить — чтобы получилось хором и было жутко. А размещение войск? Я мог смело гордиться своей первой театральной постановкой такого уровня — все дело в том, что, собственно войска располагались лишь в первых рядах бескрайнего «моря огоньков». Дальше факелы были установлены на платформах на базе обыкновенных телег. Одна лошадь давала видимость десяти воинов!
А прожекторы? Это же верх средневековых технологий! Мы сделали вогнутую зеркальную поверхность из отполированной стали — из которой делают парадные латы для рыцарей. Эти рефлекторы стократно усилили вспышку арабского фейерверка, который по счастливой случайности оказался в Бурже — герцог Беррийский собирался праздновать день рождения дочери и случайно наткнулся на эту диковинку, ещё неведомую в Европе.
...Честно говоря, я не удивился, когда ворота распахнулись, а мост начал опускаться. Ведь всё прошло на высшем уровне, на месте солдат графа де Пюизе я бы и вовсе испортил штаны от таких потрясений. Так получилось, что король Людовик VI, аббат Суггерий и я оказались напротив открывшихся ворот, чуть позади основной массы королевских войск. В эту минуту я сильно тревожился за своих друзей, томящихся в тюрьме. Живы ли они? Или их давно приказал прирезать этот взбесившийся пузан?
Воины короля устремились к воротам, а я с удивлением узрел блестящие русские кольчуги, щиты и мечи... Это либо переодетые солдаты Гуго де Пюизе, либо Мономаху и соратникам удалось вырваться из плена... В эти роковые секунды все были растеряны — войска короны никогда не видели такого обмундирования, я не знал, как действовать. К счастью, свет нашего «прожектора» осветил воинов, стоявших в воротах — это были мои товарищи, с которыми мы «пол-Европы прошагали».
- Не трогайте их! - завизжал я неожиданно пронзительно для себя. - Это друзья!
Людовик дублировал и перевёл мой крик зычным голосом, в итоге сшибка войск так и не состоялась. Солдаты принялись... брататься! Реально, у меня даже слёзы на глазах выступили — рыцари двух стран обнимались, гулко постукивая друг друга по могучим спинам!
- Сложить оружие! - завыли жуткие голоса из громкоговорителей — по сценарию мои глашатаи должны были возвестить это после открытия ворот.
Соединённая русско-французская рать въезжала в столицу Франции. Солдаты графа со звоном бросали мечи, отдельные участки сопротивления были подавлены в считанные минуты.
Через час всё было кончено — пленников распределили по тюрьмам, расставили посты, а над приближёнными к графу лицами учредили особо строгий контроль. Его величество король Людовик VI был весьма раздосадован, что мятежный граф не дожил до возмездия. Впрочем, с моей точки зрения это было даже хорошо — жутко не хотелось видеть кровавую казнь. Честно говоря, меня уже мало волновали любые события — хотелось спать. Обнявшись с Мономахом и ребятами, обменявшись впечатлениями, я отправился на боковую. Всё вопросы к Яндексу, а мне дайте отдохнуть...
...Проснулся я аккурат к пиру. Вино лилось рекой, царственные особы обнимались, под столом сновали гончие собаки короля. Без конца поднимались тосты за короля и князя, за русскую невесту Агафью и за победу над графом де Пюизе. Впрочем, присмотревшись, я отметил, что пьют далеко не все — наши воины кубки поднимали с удовольствием, после чего, выбрав момент, аккуратно ставили их на стол. Французы пили вино, как ключевую воду или чай. Аббат Сугерий посматривал на тех и на других благосклонно, но его глаза всё равно оставались строгими.
Княжна сидела, потупив глаза долу. Её чувствительные щёки то и дело вспыхивали стыдливым румянцем — она не смела даже взглянуть на своего потенциального мужа.
Завидев меня, ратники заголосили:
- Санька пришёл! Пойдём к нам!
Пожав десятки рук, я присел за столом. Мне тут же удружили — дали баранью ногу, на которой был недельный запас мяса. Кубок, в который тут же бодро наплескали бургундского, имел объём литра полтора, не меньше. Князь с королём, завидев меня, заголосили на двух языках мира. После чего меня немедля пересадили к ним — сегодня явно был день моего триумфа. Беседы лились как песня, а песни не смолкали. Я отметил, что русские песни были тихими, с налётом грусти, а французские — лихими и даже немного задиристыми. Было весело, но веселье не могло отвлечь органы чувств от постоянных потрясений. В зале королевского дворца пахло... Смесь запахов была, доложу я вам, потрясная. Сырая собачья шерсть, немного мочи, пота, вино и сыр, жаркое — всё это давало такое амбре, что баранина временами застревала у меня в горле. Особенно когда мой сосед здоровяк Жак нагибался ко мне, чтобы рычащим шёпотом отпустить очередную шутку. От него разило похлеще, чем от бомжа на Павелецком вокзале, к тому же я абсолютно ничего не понимал — но приходилось вежливо хмыкать.
Воины не церемонились с объедками — их кидали прямо под стол. Собаки рычали и дрались за кости где-то возле моих ног. Изредка было ощущение, что следующей костью станет твоя нога.
Где тонкие манеры? Где хвалёная французская утончённость? Всё это, видимо, ещё не придумали. Я оглядывал тарелки и видел, что воины Мономаха аккуратно складывали объедки на край своей посуды. А сам князь и вовсе не притрагивался к еде — лишь улыбался, оглядывая свою дружину. Но изредка его лицо хмурилось: когда князь взирал на собственную дочь. Что-то Агафья сегодня не в ударе. Ни разу не засмеялась. Хотя обычно это довольно приветливая девушка. Не хохотушка, но и не молчунья.
...Когда мне в нос ударил запах откровенных собачих экскриментов, я не выдержал и отправился подышать свежим воздухом. С облегчением распахнув резные двери большого зала, я вышел в коридор. Поплутать по лабиринтам Консьержери, королевского дворца, мне пришлось изрядно. Что и говорить, здание величественное — в дальнейшем его будут достраивать многие поколения французских королей, а в итоге дворец станет тюрьмой...
Колонный зал, подсвеченный коптящими потолок факелами впечатлил — было впечатление, будто одна колонна бесконечно отразилась в системе зеркал. Мне всегда было неуютно в столь масштабных помещениях — если честно, то я предпочитаю уютные комнаты современных квартир всем этим масштабным замкам. Как они тут жили? Да пока дойдёшь ночью по нужде, за каждым закоулком представишь киллера с секирой... Наконец, я увидел красивые двери с цветными стеклами, за которыми брезжил дневной свет. Толкнув в эти сказочные «ворота», я оказался на балконе, выходящим на реку. Впрочем, к умиротворяющему пейзажу Сены прилагался стражник, прислонивший алебарду к стене и преспокойно писающий прямо с балкона. Честно говоря, я немного обалдел от такого славного зрелища — столь фривольного поведения дворцовой стражи я не ожидал. Я попытался представить солдат из кремлёвского полка, отливающих со Спасской башни, но не смог.
Господин стражник нисколько не смутился моему появлению на балконе. Он даже не испугался, а продолжил своё чёрное дело с тем же молодым задором.
Я постучал согнутым пальцем по его шлему:
- Ау, братан! Ты совсем, что ли, ку-ку? - я выразительно покрутил пальцем у виска. - Ты бы ещё нагадил в реку!
Стражник аккуратно завершил процесс, после чего повернулся ко мне и добродушно развёл руками. Я изобразил то, что он сейчас делал, потом снова покрутил пальцем у виска. Солдат опять недоумённо пожал плечами и робко улыбнулся. Осознав, что нас разделяет не только языковой барьер, но и века, я махнул рукой и пошёл обратно в большой зал.
Найти путь назад оказалось не столь лёгкой задачей. Я изрядно поплутал, дважды свернул куда-то не туда, в итоге вышел один раз к какой-то винтовой лестнице, ведущей на сторожевую башню, а в другой раз — к какому-то огромному и полутёмному залу. Пару раз в нос ударил аромат не хуже, чем в общественном туалете, но после стражника я уже ничему не удивлялся. Видать, так модно у них. В этот момент я почему-то вспомнил замечательную надпись, найденную на стене древнеримской бани — термы: «Не мочись и не гадь здесь, иначе тебя накажут 12 богов, Диана и даже всемогущий Юпитер!»
...Пирующие французы уже изрядно напились. Они обнимались, горланили песни, парочка персонажей даже свалилась со стульев и спали на полу. Наши парни были явно смущены — они были похожи на спорсменов сборной по хоккею, которые случайно оказались среди разгула и разврата. Король, распираемый чувствами, что-то бурно объяснял нашей княжне, пытаясь взять её за руку. Мономах взирал на это строго и уже с некоторой усталостью. Видно было, что разудалые хозяева дворца его сильно утомили. Аббат Сугерий куда-то подевался — видно решил, что столь бурное пиршество не сочетается с его саном. Княжна отдёргивала руки, король едва не наваливался на неё всем телом, когда его в очередной раз «штормило» от вина. В один прекрасный момент Мономаху это всё надоело, и он встал и похлопал короля по плечу.
- Да простит нас Ваше Величество, - учтиво сказал князь, - но мы с княгиней, пожалуй, пойдём отдыхать. Негоже юной девушке быть на пиру среди пьяных рыцарей.
Это высказывание балансировало на грани международного скандала — когда Поликарп перевёл слова князя королю, лицо владыки Франции на миг помрачнело. Впрочем, король тут же вспомнил, как был встречен русский князь в столице королевства и какую помощь оказали ему русские в войне с мятежным графом. В итоге нас милостиво отпустили с пира — кажется, вся дружина восприняла эту весть с облегчением.
...«VIP-персон» разместили по небольшим комнатам, а дружину в трёх просторных помещениях, которые, по всей видимости, служили казармами для дворцовой стражи. Меня, по счастью, причислили к «випам» - вскоре из казармы стали раздаваться крики и проклятия: количество блох в соломенных тюфяках не поддавалось исчислению. Честно говоря, спать не хотелось — я выспался как следует. Поэтому я стал прогуливаться по коридору назад и вперёд, размышляя о промелькнувших, как в калейдоскопе, событиях. Внезапно моё ухо уловило женский голос, который кого-то о чём-то умолял. Я невольно прислушался:
- Умоляю, отец, не отдавай меня сюда! Я не смогу здесь! Я здесь зачахну! Они такие дикие! А этот король? Да он же воняет так, что даже в глазах слезится!
- Но доченька, пойми — отказываться будет поздно. Да и некрасиво как-то. Опять же — интересы Руси...
Я знал наверняка — это были голоса княжны Агафьи и её отца. Дело принимало очень интересный оборот. Неужели вся наша столь многотрудная и опасная экспедиция окажется напрасной?

Глава 21

Где Санька беспокоится за русскую миссию в Париже

Ночь прошла в тревожном ожидании. Я спал плохо, постоянно просыпался, пытаясь понять, где нахожусь. Мучили мысли о том, что же будет, когда антипатия княжны к королю раскроется. Интересно, нас сразу зарубят или оставят на сладкое? И вообще, зачем мы ехали сюда столько времени, тратили силы, калории, рисковали жизнью? Неужели моя дерзкая вылазка на скутере окажется бесполезной?
Правда, пораскинув немного мозгами, я пришёл к выводу, что ничто не проходит даром. Может быть, я послужил инструментом истории — Провидение, забросив меня сюда, жаждало именно таких действий по спасению французской монархии. А княжна... Что-то я не припомню, чтобы кто-нибудь из русских княгинь, кроме Анны Ярославны становился королевой Франции... Кстати, очень интересно — я реально могу менять ход событий? Или всё предрешено? Я замечтался, представив себе, как меняются школьные учебники из-за моих скромных поступков. Вдруг я прилечу обратно в своё время, а там меня ждёт монархия, которая никогда не прерывалась? И в моей стране живёт триста миллионов человек, Великой Отечественной войны, гражданской войны, революции и эммиграции не было, а Соединённые Штаты боятся, что их сделают губернией Российской Империи...
- Вставай, Санька! - Поликарп активно тряс меня за плечо. - Пора на службу идти! Князь зовет.
- Какую службу? - не понял я спросонок. - Мы же отдыхаем после похода...
- Латинскую службу. Месса называется. Нужно нам всем быть. О мире и единении молится будем.
- Как так? - от удивления я моментально проснулся, сел на кровати и стал тереть глаза. - Разве могут православные с католиками вместе на одной службе быть?
Поликарп недоумённо пожал плечами:
- Не понимаю я, о чём ты говоришь, друг. Мы братия во Христе, что нам может помешать?
- А как же раскол 1054 года? - воскликнул я. - Византия и Рим друг друга прокляли и всё такое...
- Дела Византии, - поджал губы Поликарп, - мы разбирать не будем. Хватит рассуждать, богослов! Пойдём! Покуда ты князю служишь, должен с ним быть.
Честно говоря, пока я одевался, у меня был культурный шок. Я давно размышлял над тем, что разделяет две великие церкви. И не мог найти ответа. Таинств и там и там семь, и католики и православные верят в Пресвятую Троицу, Христа и Богородицу, в святых и почему-то до сих пор не могут соединиться. Всё ищут блох друг у друга, какие-то недочёты и ошибки выискивают.
Внезапно я вспомнил одну статью, которую читал когда-то в Интернете. Там говорилось о том, что те места, где великие православные святые хулят католиков — это позднейшие вставки текста, сделанные в 15 веке. Когда, собственно, и появилась идея Империи, преемницы Византии. Трудно себе представить преподобного Феодосия Печерского, который плакал, когда вынужден был делать замечания братии, столь нелюбовно клеймящего «латинян»...
А куда спрятать высказывания великих восточных святых, которые во всеуслышания исповедовали первенство римского папы? Да что там и говорить — сам Господь сказал своему апостолу: «Паси моих овец, Петр». Думаю, это была не игра слов, а конкретное назначение видимого главы земной церкви. Конечно, можно найти массу хитрых, многословных и даже внешне благочестивых аргументов против этого, но... Когда два брата хотят помириться, нужно мириться, а не считать обиды и различия.
Все эти мысли молнией промелькнули в моей голове. Если честно, сходить на мессу мне всегда хотелось, но было страшно. В моём городе был костёл, но я туда ни разу не заходил. Вдруг выгонят?
...Король выглядел сегодня гораздо лучше, чем вчера. Он был свеж и подтянут, а его глаза так и стремились куда-то ввысь. Видно было, что вера для него — не пустой звук и не церемония. Суровый епископ Сугерий шёл по правую руку короля, одарив нас своим рентгеновским взглядом. Княжна была нынче гораздо веселей, чем вчера — в уголках её глаз притаились задорные морщинки, она вся словно светилась. А Мономах казался постаревшим и не таким величественным, как обычно. Он немного горбился и волочил ноги. Недобрый знак. Как бы нам не ждать сюрпризов в ближайшее время...
- Готовьтесь! - прошептал я Игнату и Васильку. - Сдаётся мне, что сегодня нас ждут некоторые потрясения.
- В смысле? - удивился здоровяк Игнат. - Что за потрясения?
- Пока сказать не могу. Просто будьте начеку. Не расслабляйтесь.
Мы вошли под своды базилики Святого Стефана. Спустя некоторое время её не станет — здесь воздвигнут знаменитый собор Парижской Богоматери. Так что я вижу, так сказать, эксклюзивные кадры. Жаль, фотоаппарата нет — вот было бы открытие для научного мира. Впрочем, никто бы не поверил.
Возле дверей все стали креститься, смочив пальцы в небольшой чаше, укреплённой на стене. Крестились непривычно, слева направо, всей ладонью. Внутри был полумрак, горели свечи, видно было внушительное деревянное распятие над Престолом и длинные ряды скамеек. Сидеть в церкви для меня было непривычно, но... Король и его свита смело двинулись вперед, а мы пошли за ними.
Служил сам епископ — он вёл мессу по-латински. Прихожане, в том числе и сановные, принимали активное участие. Говорили что-то в ответ священнику хором, жаль я не понимал, что именно. Пели какие-то мелодичные гимны, вставали и садились в нужных местах, накладывали на себя крёстное знамение. Потом было чтение святого Евангелия — все встали, а мальчики в белых плащах до пят подали епископу кадило. Он покачал кадилом над книгой, после чего перекрестил себе лоб, рот и сердце.
В принципе, части мессы были мне вполне понятны — они мало чем отличались от православной литургии. Та же последовательность молитв и песнопений. Правда, здесь не было разделения зала Царскими вратами, поэтому процесс пресуществления Хлеба происходил на глазах народа.
Когда прихожане отправились причащаться, я во все глаза смотрел, пойдёт ли наш князь к Престолу. Князь пошёл, а многие воины из нашей дружины — нет. Я прошептал Васильку:
- Ты пойдёшь?
- И рад бы причаститься Телу и Крови Христовой, да грехи не дают. Душегубствовал я.
- Так то ж в бою...
- Всё равно.
По окончании мессы князь отозвал короля в сторону и позвал поговорить куда-нибудь в отдельные аппартаменты. Я всё слышал, поскольку находился недалеко от них. Ну вот, начинается! Теперь жди беды! И чем только думают эти женщины? Что хотела увидеть Агафья, когда ехала в далёкую чужую страну? Удальцов в косоворотках и лаптях? Что тут все будут плясать вприсядку и петь русские народные песни? Ясно же было, что тут чужие обычаи, другой язык. Думаю, что князь вряд ли заставлял княжну ехать сюда. Это вам не времена Ивана Грозного, когда мнения женщин уже перестали спрашивать и когда вовсю расцвело «теремное» заточение жён. Здесь, в домонгольской Руси женщина была подругой и спутницей жизни, а не рабыней.
Король с князем пошли во дворец. Я кинул взгляд на Василько и Игната. Они едва заметно кивнули, Игнат многозначительно погладил рукоять меча. Я оглядел других ратников — видно было, что весть о том, что нужно быть настороже, уже разлетелась среди дружины.
Что же делать? Сейчас король разгневается, придёт в неистовство, прикажет нас всех хватать... Впрочем, Мономах — мудрый дипломат, умеет так сказать, чтобы другого не обидеть и себя не потерять. Да и королю ни к чему ссорится с заезжими подданными достаточно сильной страны. Надеюсь, переговоры пройдут на высшем уровне...
Минуты тянулись как часы. Когда, наконец, двери Консьержери распахнулись, я невольно дёрнулся. Оглядев лица Мономаха и Людовика, я отметил, что обе царственные особы довольны до соплей. Король улыбался как человек, сбросивший тяжкий груз с души, князь Владимир и вовсе лучился радостью, словно солнце. Князь, проходя мимо нас, хлопнул меня по плечу, а Игната ткнул в живот, не в силах сдержать веселья.
После мессы был чинный обед, непохожий на тот разудалый пир, что состоялся после взятия Парижа. Король и сановники были учтивы и даже демонстрировали вполне хорошие манеры. Конечно, до небывалых тонкостей этикета им было далеко, но, по крайней мере, они не напоминали дикарей из леса, одетых в камзолы.
Агафья по-прежнему не поднимала глаз, его Величество старался не смотреть в её сторону. Как сказали бы опытные свахи, «молодые смущались». Впрочем, сдаётся мне, что это смущение отнюдь не предбрачное...
Когда обед закончился, мы отправились в свои аппартаменты. По дороге князь склонил мою голову к своей и шепнул:
- Зайди ко мне.
Обождав, пока все улягутся отдыхать после еды, я отправился к Мономаху. Он доверительно зашептал:
- Дочери моей жених не по сердцу пришёлся. Не занравилось ей, как здесь себя люди ведут...
- Но ведь сейчас они себя вели хорошо, - пробовал возразить я.
Князь хмыкнул:
- Такие повадки можно приглушить, но не скрыть. Я и раньше всё знал, но дружба нам в Европе позарез нужна. Думал — стерпится-слюбится...
- А ведь я всё слышал, князь-батюшка, - не сдержался я. - По коридору гулял и подслушал нечаянно. Сегодня весь извёлся — думал, что нас прирежут в полном составе...
- Да всё обошлось! - хлопнул меня по руке князь и захохотал. - Я и сам как на иголках был, покуда мне король не объяснил кое-что...
- Что именно? - насторожился я.
- Да есть у него возлюбленная, графиня Аделаида Савойская. Сохнет наш король по ней, сам не свой ходит. Даже не знал, как нам сказать — ведь сперва мы сватов послали, а уж потом он в неё влюбился...
Эти древние времена — самая настоящая засада! Целый месяц хреначить по полям и лугам, махаться с венгерскими боевиками, чуть не сложить головы от немецкой гопоты, ползти по чешским горам и дубравам, переправляться через бурные реки и ручьи... А всё для чего?! Чтобы услышать, что его Величество втюрились в какую-то там графиню! В моём времени достаточно было лишь поставить статус в «Одноклассниках» - «влюблён в Аделаиду Саксонскую». И через три минуты об этом знала бы каждая собака в радиусе земшара.
...Уходя от князя, я услышал негромкий блезненный стон из комнаты, где, по моим подсчётам, должны были жить телохранители Мономаха. Что за дела? У нас есть раненые? Я решительно распахнул дверь... И обомлел — на меня смотрели страдальческие, глубоко запавшие глаза моего современника Жака. Напротив него сидел княжеский телохранитель Федот. У Жака была перевязана голова, а Федот явно старался помочь несчастному.
Я раскрыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но тут позади я услышал какой-то шум. Резко обернувшись, я увидел князя Владимира. Он испытующе посмотрел на меня, потом пояснил:
- Мы нашли его на улице. Раздетого, без сознания.
- Но ведь он...
- Я знаю. Он ратовал за то, чтобы нас отравить. Заключенные воины графа де Пюизе во всём признались. А камердинер указал именно на Жака.
- Но зачем тогда...
- Не могли же мы оставить его умирать, как собаку? Потом, все мы заблуждаемся. Кто знает, может Бог рано или поздно осветит сердце этого человека...

Глава 22

Где Санька вместе с князем отправляется домой

Мы уже четвёртые сутки едем домой. Проводы были длинными, я бы даже сказал — затянувшимися. И чрезмерно учтивыми. Король чувствовал свою вину перед княжной и был признателен за помощь во взятии Парижа, поэтому всяческие чествования и пиры продолжались целую неделю. Честное слово, такое повышенное внимание начало напрягать с первого дня, а уж к концу князь и вовсе был готов сбежать ночью из столицы со всей дружиной.
Всё это время Жак тайно жил в комнате телохранителей. Ни с кем не говорил, был замкнут. А я, впрочем как и все остальные, не горел желанием его разговорить...
Наконец, настал день прощания. Провожать храбрых русичей вышел весь Париж. Нам рукоплескали, бросали цветы под ноги — я чувствовал себя так, будто получил «Оскара» за постановку с непритязательным названием «Штурм». Добрый король решил обезопасить нас хотя бы на территории подведомственного королевства — выслал своих гвардейцев в количестве тысячи человек охранять нас. До границ Священной Римской империи, то бишь, в понимании моих современников, конгломерата Германии, Италии и Бургундии.
Князь отмазывался, как мог. Он совершенно вымотался от участия в бесконечных пирах, поэтому превращать каждый вечер похода в шумный «Open Air» ему совсем не улыбалось. Но любезность победила — нам навязали целую толпу шумных и разукрашенных рыцарей, которые галдели с утра и до вечера, без перерыва на обед. Кстати, мы и без них были бы в безопасности, поскольку после бурных событий последних дней, каждый крестьянин в радиусе трёхсот километров знал о нас, а воины графа Гуго де Пюизе были пленены в полном составе в Париже.
Терпеть французов вечером не было никакой мочи, поскольку лагерь, подсвеченный кострами, превращался в разудалое гульбище — вырвавшиеся на свободу вояки без конца поднимали тосты в честь короля и князя, в итоге Мономах был вынужден прикинуться больным.
Какое счастье мы все испытали, когда на границе эта банда, наконец, отстала! Я готов был сделать тройное сальто, если б умел. Хотелось бить кулаками по боксёрской груше и материться, чтобы хоть немного выпустить пар. Отъехав на пятьдесят метров от девственных ушей моих предков, я с жаром проорал заковыристое тюркское ругательство, спешился и стукнул кулаком в сыру землю. Я боялся, что на меня посмотрят, как на сумасшедшего, но дружина в полном составе завопила-заголосила: кто-то стучал копьём по земле, кто-то пустился в пляс, а Игнат и в самом деле крутнул сальто. Я со страхом взглянул на князя: вдруг заругается? Но князь-батюшка заулыбался:
- Ну вот и скинули с плеч этих супостатов! Теперь отдохнём в тишине и благодати...
Все эти дни Жак прятался в телеге под дырявой рогожей. Наружу он выбирался только по нужде — глубокой ночью. Знал, чертяка, что свои соотечественники, в отличие от милосердного русского князя, его не пожалеют. Ему бы тоже сейчас порадоваться окончанию своего подпольного положения. Но он так и не вылез из телеги. Что ж, его понять можно. Я бы тоже не смог смотреть в глаза людям, которых уже мысленно пустил «в расход»...
И вновь мы на берегу Дуная, возле селения Ингольштадт, где когда-то (кажется, что в прошлой жизни!) состоялся первый в истории футбольный матч между сборными Германии и России. Нам повезло, что на нашем берегу было несколько лодчонок и даже небольшой парусный корабль, похожий на яхту. Нас узнали, поэтому процесс переговоров был недолгим. В лодки и яхту погрузилось пятьдесят воинов за один раз, а вторым рейсом перевезли всю дружину — присоединились рыбаки с того берега.
Провести матч-реванш на том берегу нам никто не предложил. Местные жители улыбались, завидя нас, во весь рот. Помнили ту незабываемую игру — первый футбольный матч во всей истории человечества. Когда мы ехали через посёлок, где всего-то через каких-то девятьсот лет будет штаб квартира автоконцерна «Ауди», нам то и дело подносили разнообразные гостинцы. И пусть наш обоз ломился от всякой снеди, преподнесённой королём, отказывать нашим болельщикам мы не могли. Да и разве когда-нибудь помешает еда в пути?
...Сперва мы миновали низину, потом дорога пошла в гору, вокруг возвышались крепкие дома, заслоняя обзор. Так и получилось, что когда мы, расслабленные всеобщим теплым приёмом, вышли на холм, то буквально нос к носу столкнулись с гигантской ордой, другого слова я подобрать не могу. Прямо на нас двигалось чудовищных размеров сборище воинов всех мастей и калибров. Рядом с пешим лучником брёл рыцарь в латах и с копьём, недалеко от них устало волочил алебарду босой оборванец, на грязном коне ехал «ковбой» в невообразимо ярком и столь же грязном камзоле... Вся эта ватага заполняла всё пространство до горизонта. Сколько их тут? Тысячи? Десятки тысяч?
Наша встреча была, коротка, почти как в песне. Только поезда, чтобы унести нас подальше от этого сброда, не было. Нас просканировали сотни глаз, потом, спустя пару секунд, бородатый жирный мужик, видимо, командир передового отряда, что-то заорал. И передние ряды этих голоштанных устремились на нас, размахивая кто чем. Наверное, решили, что мы захватчики, разграбившие мирный Ингольштадт. Естественно, что в глубине войска нас видеть не могли — солдаты узрели лишь тот факт, что передние ряды с кем-то сражаются. В итоге вся система пришла в движение, которое было трудно остановить.
- В круг! - заорал князь так зычно, что оглушил меня. - Повозки в стену!
До надвигающихся, как снежная лавина воинов оставалось метров тридцать, не больше. Я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь действовал с такой быстротой, как наши дружинники. Они моментально спешились, затем очень организованно и без толчеи схватили телеги из обоза и в момент соорудили из них самую настоящую баррикаду. Видно было, что все эти манипуляции были неоднократно отрепетированы — через десять секунд вместо растерянно колышушейся толпы всадников взору нападающих предстала самая настоящая «черепаха», накрытая сверху щитами и ощетинившаяся копьями. Сзади ратники спешно замкнули круг из телег. И сделали это вовремя — не решившиеся напасть сразу импортные вояки обтекли нас со всех сторон. Вскоре мы стояли посреди людского моря. Поликарп истошно орал на всех европейских языках о том, что мы не захватчики, а воины русского князя, шествующие с мирной миссией. Но было такое ощущение, что нас не слышат. Либо действительно, «моя твоя не понимэ», либо так хочется пограбить, что невмоготу.
Нарушить сложившийся паритет никто не решался — с нашей стороны это было безумием, а со стороны противника все явно хотели лёгкой добычи, которая за две секунды поднимет лапки кверху. Лезть на колючую «черепаху» явно никто не желал. Жирный бородач вновь что-то хрипло заорал, явно подстёгивая воинов к атаке.
- Германский! - завопил Поликарп. - Это точно германский язык! Почему они не понимают?!
Он вновь завопил что-то на немецком, но несмотря на его вопли, шеренги наших невольных врагов пришли в движение — их явно теснили сзади. Секунда, вторая... В этот отчаянный момент я почему-то вспомнил фильм «300 спартанцев», где воины царя Леонида вот так же сложили из щитов «черепаху». Они все погибли, поэтому не будем о плохом...
И тут рогожа одной из телег слетела и оттуда выскочил человек. Жак! Как же мы забыли о нём? Я с тревогой ждал любого номера с его стороны. Предать нас невозможно — положение и без того аховое. И тут Жак... затанцевал. Он кривлялся удивительно смешно: в журналисте-социалисте явно погиб комик. Он дёргался, как паяц, причём я узнал, что танцует он модный в моём времени «Гангам стайл». Это было настолько неожиданно, что обе стороны впали в ступор. А Жак тем временем снял штаны и принялся вертеть голой задницей перед предполагаемым соперником. По рядам «ободранных берсерков» прокатился сдержанный смех, который всё нарастал. Эссель развернулся, надул щёки, состроил немыслимую рожу, потом снова начал отплясывать...
Хохотали все. Смех был абсолютно интернационален. Для хохота не нужны были переводчики — он был одинаков у француза, русского или немца. Этот неожиданный трюк сбил нарастающую волну агрессии и всеобщего напряжения. Сквозь толпу протолкался, наконец, какой-то видный военачальник, который выглядел вполне прилично. Он гаркнул на своих подданных, после чего крикнул что-то в нашу сторону. Поликарп ответил, в итоге вельможа прикрикнул на воинов и те опустили оружие.
Слава Тебе, Господи! Я уж в очередной раз распрощался с жизнью. А всё благодаря кому? Жаку! Вот уж никто не ожидал от него такого шутовства! Я кинул взгляд на француза — он всё ещё стоял на баррикаде, правда поспешил одеть штаны. Жак глянул мне в глаза и одними губами прошептал «Пардон». После чего случилось странное: сверкнул яркий свет, подул ветер, вскоре превратившийся в вихрь, что-то грохнуло и запахло озоном. И... Жак исчез! Вместе с джинсами и футболкой, а вот местная одёжа, накинутая на современный прикид, осталась на месте! Я лично видел, как камзол и шапка опустели и медленно упали на телегу!
Вот это действительно был номер, покруче «гангам стайла» без штанов! Все так и остались стоять с разинутыми ртами. Один я подозревал, в чём было дело. Сдаётся мне, что Провидение забрало этого человека обратно, как только он что-то изменил в себе и совершил неожиданный и героический поступок. Ибо паясничать перед кровожадными оборванцами — это действительно подвиг, который он совершил для того, чтобы отвлечь внимание противника. Эдакий флэш-моб под прицелом копий.
Между тем обе стороны пришли к поспешному выводу, что это «нечистые» поработали. В принципе, я также слышал о том, что злые силы способны перебрасывать человека в пространстве... Но время... Время подвластно только Богу...
Как-то незаметно обе стороны перешли к конструктивному диалогу. Бородачу досталось по пятое число — вельможа долго орал на него, после чего снял с сотника шлем, кинул на землю и дал смачного пинка вояке. Чужие воины всё прибывали — вскоре мы узнали, что это возвращались из Иерусалима германские крестоносцы. В многочисленных битвах они поистрепались, поэтому у некоторых нечистоплотных граждан сильно было желание поживиться. Начальники не всегда успевали контролировать своих лихих хлопцев. Видно, преподнести за проступок войска барону Готфриду было нечего, поэтому с нами просто учтиво раскланялись. Что ж, мы и этому были рады — всё же лучше, чем болтаться на копьях. По счастью, Готфрид вызвался нас проводить вдоль безбрежного войска, для того, чтобы не возникло новых инцидентов. Да, дисциплинка у них явно хромает...
Миновав многотысячные полчища, мы пришпорили коней. Впереди, если повезёт, нас ждёт родная Русь. И, возможно, новые приключения.

Глава 23

Где Санька парится не по-детски

В целом путь обратно прошёл относительно спокойно. В Чехии мы наслаждались пейзажем, пили свежайшую воду из здешних рек и ручьёв, купались и даже загорали. Впрочем, князь не давал войску сильно расслабляться — он переживал из-за того, что надолго оставил русскую столицу.
- Как там дела у нас в Киеве? - приговаривал он с тревогой. - Как сынки мои буйные поживают, дружат ли с князьями окрестными, не сцепились ли с кем в междоусобице?
Раз было курьёзное происшествие, когда ночью в княжеский шатёр забрался воришка. Его поймали на выходе, но серьёзно наказывать не стали — отняли «добычу», дали «леща» и отпустили на все четыре стороны. Я представил себе такое событие в моём веке — наверняка завели бы уголовное дело, началась бы тягомотина. Как же так — августейшую особу обокрали...
Когда мы въехали в Польшу, Мономах очевидно насторожился и призвал дружинников быть бдительными:
- Никогда Болеслав Кривоустый не был к нам дружелюбен. Поэтому держите ухо востро! Он молчит, когда дела не в его пользу складываются, но только слабину увидит или какую выгоду для себя — сразу ужалит!
Когда взору открылись родные степи, покрытые высокой травой, все вздохнули с облегчением. И даже я, хоть здешние края и не были моей малой родиной. Всё-таки, Русь — всеобщая матушка, всем дарит тепло своей любви. Два с лишним месяца мы скитались по чужбине, терпели невзгоды и опасности, устали и пообносились. Как хорошо, что скоро мы окажемся среди друзей, где защитой будут стены и копья целого войска!
Когда до Киева, по подсчётам бывалых дружинников, остался один конный переход, я увидел, что в Древней Руси тоже есть своеобразная «электронная почта». Под вечер, когда мы уже стали лагерем, воины распалили с десяток изрядных костров. А потом положили сверху по огромной охапке сухой травы. В небо тотчас поднялись столбы дыма.
- Это зачем? - недоумевал я.
- Знак нашим подаём,- улыбнулся князь, - чтобы пир на весь мир готовили, да баньки истопили.
Вот уж «твитнули» так «твитнули»! Сложно у них тут со связью — не всегда и дров наберешь на такую смс! Вот времена были: ушёл в путешествие, а жена вся изводится. Не то что сейчас — скорее, благоверная изведёт мужа-моряка своими письмами и бесконечными звонками...
- У нас такая связь на разные случаи, - пояснил Мономах. - Ежели дозорные на границах видят супостатов, сразу факел в дрова суют. У них там заготовки специальные, чтоб дымило до небес. Так что Киев врасплох не взять!
- А если ложная тревога?
- Лучше лишний раз спохватиться, чем от половцев в ночной рубашке оглоблей отмахиваться! - хмыкнул князь.
...В Киев мы въезжали в послеполуденное время. Встречу нам устроили запоминающуюся — звонили колокола всех церквей, дети подпрыгивали, плясали и вопили во всё горло, а девушки посыпали дружинников просом. Из града вышли бояре в праздничных одеждах и стояли, низко склонившись.
Правда, завидев княжну, русичи делали такие лица, будто укусили лимон. Не выдержав немого вопроса, Мономах во всеуслышание гаркнул:
- Не по нраву нам жених заморский пришёлся! Кривой, косой и чесноком воняет!
Все захохотали, особенно были довольны киевские дамы. А я в очередной раз заценил близость князя с народом. В наше время земля бы полнилась слухами три года, но до правды бы так и не докопались. Разве что, какой-нибудь «журнализд» придумал бы версию о том, что Людовик VI оказался киборгом или инопланетянином, посему брак и не состоялся...
...Бани стояли прямо на Днепре. Сказать, что их раскочегарили до состояния преисподней — это ничего не сказать. Раскалённые камни освещали дымную мглу, как ночники: у меня, честно говоря, даже дыхание перехватило с непривычки, когда я сюда зашёл. Как давно я не испытывал такого удовольствия! Только сейчас я почувствовал, как ноют все мышцы моего тела, измученные долгим походом. Но вот удивительно — несмотря на всевозможные приключения, погони и битвы, нервы мои настолько успокоены, будто я отлечился в психоневрологическом санатории с лечебными грязями. Вот он, бич нашего времени — малоподвижность и перенасыщенность ненужной информацией. А тут, во времени Мономаха, тревожиться попусту не принято. И... дух здесь какой-то другой. Трудно описать это чувство, но всё же попробую. Думаю, что есть такая штука, как суммарный эмоциональный фон. В нашем времени все куда-то бегут, боятся не успеть, не выдержать, страшатся стать неуспешными, беспокоятся о том, что вот-вот в мире что-то бабахнет или кончатся деньги в кошельке. А здесь... Здесь всюду царит такая ленивая неспешность, эдакий естественный природный ритм жизни. Первую неделю из меня выходил техногенный стресс, меня колбасило, а затем... Затем всё вышло. Все «осколки города» выскочили без следа. Чувство было — как будто вернулся в детство.
А что здесь за народ? Если в моём времени русские люди в своей массе уже давно боятся проявлять яркую индивидуальность и инициативу, то здесь... Что ни типаж, то Тарас Бульба отдыхает. Тут почти каждый уважает Родину, князя и себя, хваток, мастеровит, за словом в карман не лезет, но и нарываться на ссору не спешит.
Я так отвлёкся за этими мыслями, что не заметил, что по мне ручьями течёт пот.
- Дозрел! - крикнул Игнат. - Ложись на полок, дурь из тебя выбью.
Он устрашающе вращал глазами и тряс огромным дубовым веником. Мне и в самом деле было страшно, но на самом деле воин лупил по спине не сильно. Э-эх! Я выскочил из клубов пара и бухнулся в прохладые воды Днепра. Как не бывало усталости и зажимов в теле — только есть хотелось дико...
А потом был пир, бесконечные теплые беседы, улыбки соскучившихся друг по другу людей. Но князь не расслаблялся - ждал момента, чтобы взяться за дела. Я, как один из советников Мономаха, сидел рядом с ним, поэтому всё слышал. Князь-батюшка нагнулся к уху своего ближнего боярина — Ратибора Киевского:
- Давай, Ратиборушко, докладывай мне, что да как делается в земле Русской. Не щади князя! А то уж невтерпёж.
- Не прогневайся, отец родный, - взмолился боярин, - давай, может, до завтра отложим? Устал ты с похода. Хоть выспишься!
Князь нетерпеливо махнул рукой и боярин стал излагать...
Проблем было много: взбунтовались городские купцы и ремесленники, придавленные непомерными, как бы выразились сегодня, процентами за кредиты. Еле удалось их успокоить — в городе начались было грабежи и беспорядки, но авторитет Мономаха был силен. Насилу удалось успокоить горожан, пообещав, что князь по приезду рассудит все проблемы.
- Давно я хотел с ростовщиками этими разобраться. Святополк Изяславич уж больно с ними сроднился, с кровососами... Что там ещё у тебя? Чую, не самая это большая проблема...
- Глеб, князь минский, отказался тебя, отца нашего в правду, слушать! Сжёг город твой, Слуцк, пока ты Агафью сватать ездил!
- Что-о?! - почти закричал князь. - Опять Глебко за старое взялся?!
- Будь спокоен, князь! - заспешил Ратибор. - Твой сын Ярополк с дружиной немалою туда отправился, усмирять супротивника...
Очень хорошо! Вот уж успокоил, так успокоил! Как в песне «Всё хорошо, прекрасная маркиза»! Мало того, что соседний князь начал военные действия, так ещё и родной сын на ту войну поехал! Зная характер Мономаха, я почуял, что наш покой закончился...
- Мы сейчас же отправляемся туда! - воскликнул князь, вскакивая.
- Я так и знал, - понурился воевода, - оттого и не хотел говорить...
Между тем в залу вбежал запыхавшийся гонец.
- Костры с севера! Совсем близко! Княжич Ярополк едет!
- А если это не Ярополк? - крикнул Мономах. - Закрыть ворота! Всех воинов на стены!
Одним словом, вместо мирного пира получился большой переполох. Все бегали назад и вперед - воины помчались в оружейную комнату, а женщины поспешили укрыться в безопасном месте. Впрочем, толчея продолжалась недолго — князь громовым голосом отдавал чёткие приказы, да к тому же у жителей города чувствовалась явная сноровка в подготовке к осаде. Ворота закрыли и укрепили толстенными брусами, на стены натаскали камней, а лучники готовили стрелы. Через час Киев выглядел вполне грозно — на его крепостных валах вышиной с пятиэтажку сидело всё мужское население города, вооружённое до зубов. Там и сям загорались костры, чтобы варить смолу или греть воду.
Путешествуя с малой дружиной князя, я никогда не подозревал, что у Владимира под рукой столько воинов. Сейчас на стенах сидели тысячи ратников, а возле ворот, на случай прорыва неприятеля, стоял целый полк во всеоружии. Десятки подростков носили камни и воду в вёдрах наверх, а женщин на улицах не было вовсе. Наконец, тревожную тишину прервал истошный крик дозорного на вышке:
- Едут! Едут! Вижу пыль на горизонте!
Минуты проходили в тревожном ожидании, наконец дозорный вновь завопил:
- Едет войско! Большое!
Я и сам углядел тёмную массу, двигавшуюся с севера. Честно говоря, в этот момент у меня в животе всё похолодело и даже забурлило. Помню, в детстве, когда я ходил к стоматологу, у меня случалось расстройство желудка от страха. Так и теперь... До этого все мои приключения были неожиданными — не было времени обдумывать или бояться. Разве что когда мы шли к Парижу, было страшновато, но не настолько. Наверное, потому, что можно было уйти в любой момент, никто не окружал. К тому же никто не заставлял лезть в первые ряды. А здесь... Обороняться — это всё время быть на передовой. А даже если и не так, то потом тебя могут выковырять даже из подвала и казнить. Странно всё это — в детстве, когда я читал книжки про осаду средневековых городов, я никогда не думал, что придётся принимать участие в чём-то подобном. В этот момент меня посетило чувство нереальности происходящего и какой-то отстранённости. Так иногда бывает, когда смотришь на себя в зеркало: «Неужели вон тот — это я? Да не может быть!» Я похлопал себя по щекам, встряхнулся. Сейчас не время трусить и сходить с ума!
Между тем войско всё приближалось. Было видно, как тянется бесконечная вереница воинов от горизонта и до середины степи. Странно, почему они до сих пор не выстроились в боевой порядок? Напряжение на стенах усиливалось и тут зоркий часовой на башне завопил:
- Это наши! Воины Ярополка едут! Я вижу их щиты и кольчуги!
По стенам пронёсся вздох облегчения, но княжеского приказа пока не последовало. Мы ждали ещё минут двадцать, то тех пор, пока дозорный не узрел самого Ярополка. Княжич, узрев на стенах воинов во всеоружии, приложил руку ко рту:
- Что, струхнули, заячьи души? Батько велел ворота от сына закрыть — где ж это видано?
Все заулыбались, видно княжич был большим шутником, которого любили все воины. Стены вмиг опустели, ворота распахнулись и в Киев стала въезжать бесконечная «змея» из запылённых ратников. Их тут же кидались обнимать родные, матери, дети — воины гулко хлопали друг друга по спинам и обменивались новостями.
Увы, но некоторые кони были без всадников. Немного, но всё же... Как там у Гоголя? «Много пройдет через город всякого  войска, и вечно не будет между ними одного, милейшего всех...» Потеря даже одного-единственно ратника — невосполнима.
Мономах, видя коней без всадников, нахмурился и тут же повёл сына во дворец. Ярополк долго рассказывал о том, как преследовал Глеба, который пытался разрушить единство русское и брал в плен подданных киевского князя. Главная битва призошла у Друцка:
- Спалили мы тот град, а Глеб в Минск ушёл. Мало сил у меня было, батька, а то бы я ему...
- Постой-постой, - прервал сына Мономах, - ты что ж, вместе с людьми град сжёг?
- Да нет, мы просто стены подожгли, а Глеб убёг. Все жители вышли, живые и невредимые.
- А град?
- Град разгорелся, уж не потушить было. До тла выгорел. Да ты не беспокойся, отец, я твои заветы помню. Простых людей не обидели. Я почему так задержался? Выстроили новый град, там теперь люди живут! Благо, у нас в войске не только мечами махать умеют, но и мастерить.
Несмотря на небывалое восстановление ущерба (виданное ли дело, чтобы ратники избы складывали?) Мономах остался недоволен. Он ворчал:
- Не нужно было вовсе стены поджигать. Сколько имущества пропало, утвари. Мог бы меня подождать немного — соединились бы с Ольговичами да с Давидом Черниговским, да ударили бы по Глебу. Эх, Глеб, Глеб! Что же ты наделал? Зачем раздираешь землю Русскую?

Глава 24

Где Санька наблюдает, что такое правёж по-русски

Суета, вызванная приездом князя, а затем и его сына с войском, продолжалась три дня. Весь город бурлил, обсуждая последние события, а кто-то, потерявший сына, брата или отца, скорбил. Но постепенно шумиха стала утихать и город потихоньку стал возвращаться к размеренной жизни. Я, если честно, всегда больше люблю будни, ровную обыденную жизни, чем всякие праздники и иные потрясения. Наверное, особенность нервной системы такая: Новый год, 8 марта и любая другая канитель и беготня вызывают у меня лишь одно желание — спрятаться в какое-нибудь бомбоубежище и отсидеться, пока всё не закончится.
...Сейчас, после похода, общаться с людьми, ходить по городу и делать хоть что-нибудь не хотелось. Я целыми днями лежал на кровати, вставая лишь для того, чтобы поесть. Но постепенно я начал вставать и выходить для прогулок по Киеву. Тем более, что окружающая меня реальность была интересней всякого кино. Несмотря на предупреждения дружинников об опасности таких вылазок, я почти каждый день спускался в Нижний город — в Подол, где глазел на киевские торговые лавки, на кожемяк, кузнецов, сапожников и ювелиров. Верхний город был чем-то вроде административного центра не только Киева, но и всей Руси — здесь располагались усадьбы богатых бояр, княжеский дворец и самые красивые храмы. Но меня почему-то неудержимо влекло в Подол, поближе к крутому и частенько оползающему берегу Днепра.
Я ходил среди местных «бутиков», где продавались женские украшения весьма тонкой работы и дивился. Вот тебе и на! Вот тебе и предки, расчесывавшиеся пятерней и живущие в землянках. Дома были добротными и крепкими, красиво сложенными из сосновых брёвен — в моё время стало модно строить дачи из этого экологически чистого материала. Заявляю со всей ответственностью: древние избы не уступали современным в нарядности! Я заходил в лавки, где продавалось буквально всё — бронзовая и керамическая посуда, деревянные и бронзовые ложки, орудия труда. Количество всевозможных инструментов, которые я обнаружил в одном таком «магазине», зашкаливало за узкие рамки моих представлений о древности. Щипцы десятка форм и размеров, напильники, стамески, молоточки, топоры — не хватало, разве что, электроинструмента.
На широкой улице, которая была здешним «Бродвеем», всё время толкался народ. Мужчины и женщины приезжали сюда издалека, чтобы купить необходимое в хозяйстве. Все были одеты ярко, празднично, чисто. И было одно существенное отличие от моего времени — все люди здесь были приветливы, радостны и светились чистотой нравов и помыслов. Здесь не было пьяных, агрессивных или сквернословящих.
Пол в избах купцов был гладким, сложенным из прекрасно подогнанных досок, на стенах висели всевозможные вязанные и плетёные украшения, а иногда и вышивки. На улице, также, как и в Верхнем городе, под ногами был бревенчатый тротуар, но далеко не везде, а только возле торговых точек. Ярусы Подола соединялись крепкими и широкими деревянными лестницами. Я спустился ещё ниже и отметил, что здесь интерьер был победней. Тут обитали ремесленники, которые трудились как в одиночку, так и целыми артелями. Я наблюдал за работой кузнецов, которые изготавливали из раскалённого металла самые настоящие произведения искусства, глазел на плотников и столяров, делающих добротные столы, скамьи, табуреты и даже... трон! Да-да, один краснодеревщик вытачивал резные ножки для самого настоящего трона.
Артель лихих хлопцев заканчивала сборку немаленькой ладьи: я подивился насколько ладным был этот корабль — гладкий и тщательно обработанный, как игрушка.
- Не проходи мимо, заходи, добрый молодец, сапоги сафьяновые, одёжа царская — будешь как княжеский советник! - выпалил мне в лицо розовощекий парень.
Я улыбнулся его задору, а потом подумал: «Ведь я и есть княжеский советник». Правда о последнем я предпочёл умолчать.
Меня тем временем довольно бесцеремонно втащили в лавку, где парень принялся крутить передо мной красные сапоги из кожи очень тонкой выделки. Право, я бы подумал, что передо мной дермантин, но его ещё не изобрели.
- Я, наверное, пойду... - неуверенно двинулся я к выходу.
- Такой видный жених, да без товара уйдёт? - пресёк мои поползновения зазывала. - Невесты на тебя не посмотрят — век в холостяках проходишь!
Передо мной начали крутить одежду. Она была совершенно разнообразной — от рубашек и штанов из холстины до немецких камзолов.
- А это-то здесь зачем? - ткнул я пальцем в импортную одёжу.
- Как зачем? - недоумевал купец. - А ежели немчура зайдёт, да мошной трясти начнёт? Их тут много у нас. Али ты не местный?
...Ещё проходя по «Бродвею», я отметил что продавцы напирали недуром... И что были они, в основном, славянской наружности. Хотя разных наций и здесь хватало. Были экзотические «принцы Востока» в чалмах, армяне и немцы, правда, основную массу покупателей и продавцов, всё же, составляли коренные киевляне. В наше время на рынках редко встретишь брата-славянина, да ещё и активного, который бы что-то громко, во весь голос, рекламировал. Вообще, нынче мало колоритных персонажей — всех, кто хоть как-то поднимал голову над общей массой, за последнее столетие выбили. Впрочем, не только последнее столетие тому виной — активно закабалять простых, не принадлежащих к аристократии трудяг начали ещё при Петре I...
Кое-как отбившись от навязчивого торговца шмотками, я спустился к Днепру. Здесь суета была не меньше — вся акватория была заставлена ладьями, лодками и лодчонками, которые либо загружались товаром, либо разгружались. Наверх, к складам и торговым лавкам тащили тюки с тканями, ящики с посудой и продовольствием, вниз тянули мешки с зерном и мукой. Я купался в Днепре выше по течению, там, где стояли бани для князя и дружины. Здесь вода была мутной, потому что суда постоянно баламутили глинистое дно.
Понаблюдав немного за здешней суетой, я решил, что пора возвращаться домой. Мозг устал от впечатлений, если честно. Поднявшись до ремесленников, я немного отдышался, а затем отправился на «Бродвей». Однако взмокнешь лазать по здешним склонам...
На «улице древних бутиков» по-прежнему было людно и шумно. Я стал проталкиваться туда, где, как мне помнится был выход в Верхний город. Внезапно я увидел организованную группу людей с довольно неприятными физиономиями. Они рассекали толпу как корабль — люди, завидя их, шарахались в разные стороны. Посередине шествовал пухлый, как младенец, мужчина с редкими зубами и широко посаженными глазами. Его лицо выражало самодовольство и упоение властью. Ох, что-то мне напомнила эта картина... Такое хорошо позабытое мною в здешнем благом времени... Точно! Да это ж натуральные рыночные братки, которые шерстили лоточников в лихие 90-е... Один в один, только наряды и вооружение другое — на поясе у тутошних гоблинов болтались короткие мечи.
Между тем «бригада» подошла к магазину давешнего румяного купца. Тот заметно побледнел, оглядывая крепких парней.
- Ну что, Борис, - прищурился жирный, - пришла пора третные росты отдавать.
- Так ведь год ещё не прошёл, - купец старался держаться спокойно. - Да и князь ещё не разрешил наш спор с вашим братом! Может, не будет никаких третных ростов вовсе!
- Ишь, как заговорил, - угрожающе скривился толстяк, - думаешь, князю есть дело до ваших долгов? Как было при батюшке Святополке Изяславиче, так и будет! Князю тоже нужно казну пополнять, да с нами дружить.
- А вот твоя неправда, жаба ты эдакая! - из-за спины «братков» неожиданно выскочил чернявый крепкий мужчина в рабочей одежде, запорошенной мукой. - Князь-батюшка тебя, Тамир, не жалует! Не вхож ты к нему во двор! И подарки твои поганые он не принимает! Это Святослав падок был на монету звонкую, потому и жил ты припеваючи!
- Что-о? - толстяк весь изогнулся, угрожающе придвинувшись к самому лицу мельника. - Да как ты со мной разговариваешь? Да знаешь ли ты, что стоит мне только пальцем пошевелить, как ты в остроге сгниешь!
- Долой третные росты! - завопил дородный купчина, продававший инструменты. - От месячных ростов мы не отказываемся. Но третные больше истинника, что ты взаймы давал!
- Долой! - орали со всех сторон.
Наглое поведение ростовщика взбесило толпу до крайности. Это вам не забитые лоточники 90-х — испуганные «братки» жались друг к другу, схватившись за рукоятки мечей. Вокруг них бушевало разгневанное людское море. Но Тамир явно верил в свою звезду и так просто отказываться от денег не собирался:
- Всё правёж рассудит! Поведу вас к судье киевскому, всё до копейки отдадите!
В этот момент незадачливому банкиру прилетело в левую щеку — один из горячих парней-лавочников не выдержал. Тамир опрокинулся навзничь, а «гоблины» выхватили мечи.
- Вяжи их, ребята! На правёж к князю пойдём!
Я понял, что сейчас начнётся побоище и начал резво выбираться из толпы. Купцы вовсе не были безоружны — хозяин оружейной лавки быстро раздал всем мечи, копья и кинжалы. Бросив последний взгляд на толпу, я увидел, что ростовщик и его люди стоят, зажатые со всех сторон. После чего я кинулся бежать в Верхний город.
По счастью, до дворца было не так далеко. Через десять минут я ворвался в гридницу и припал к трону князя:
- Выручай, князь-батюшка, - я не мог отдышаться после бега, поэтому вынужден был сделать паузу.
- Что случилось? - Мономах был по-отцовски встревожен. - Тебя кто-нибудь обидел?
- Там, в Подоле, купцы ростовщика сейчас зарежут. Он третные росты требовать пришёл. Разберись батюшка, не обидь людей!
- Ох уже мне эти кровососы, - князь резко встал с трона. - Давно я хотел их укоротить, да всё руки не доходили. Сам видишь, как живём — ни дня свободного нет!
...Через десять минут мы во главе славной дружины уже мчались в Нижний город. Но поздно — нам навстречу разливалось самое настоящее людское море. Избитых и окровавленных телохранителей Тамира несли на руках, как кульки с мукой, а сам заимодавец был привязан к шесту и вывалян в перьях. Рассвирепевшая толпа явно жаждала княжьей справедливости. Давно копился этот гнев, да всё не находил выхода...
- Стойте, люди добрые! - громовым голосом молвил князь. - Отпустите ваших пленников на землю. Обещаю, что все сейчас пойдём на правёж.
Тамира и его людей и впрямь отпустили — они побрели на городскую площадь под охраной конников князя. Все наперебой пытались рассказать Мономаху, в чём дело, но он лишь морщился и отмахивался.
На площади неподалёку от дворца всё обставили чинно и мирно. Вынесли трон, два стола для писцов. Каждой стороне дали высказаться. Всякий галдёж и беспорядок были жёстко пресечены.
- Ежели будете говорить наперебой, велю хватать вас, да в Днепр головой остужать! - отрезал князь, после чего всеобщий гомон утих.
Тамир жаловался долго и плаксиво, но князю он явно был неприятен. Наконец, он прервал ростовщика:
- Хватит плакать и скорбеть! Жил ты сытно, трудами себя не обременял, а лицо отъел широкое. Никто капитала твоего не отнимает! Постановляю, пиши, Семён: отныне третные росты не взимать! Только месячные! Пора заканчивать этот грабёж. А вот народу, что беспорядок учинил, я штраф присуждаю, сто гривен. Пусть выплатят на поправку здоровья этим людям! - князь показал на «гоблинов». - И впредь знайте, что нельзя так делать. Всё решить через князя можно.
- Да мы ж посылали к тебе, князь-батюшка, - молвил давешний мельник, - да ты всё никак до нас не снизойдёшь.
- Али не видел ты, - нахмурился Мономах, - что я из похода вернулся, да за дела только взялся?
- Видел, князь-батюшка, - опустил голову купец, - да этот кровопивец не хотел обождать — пришёл нас обдирать, как липок.
- Зачем и берёте? - недоумевал Мономах. - Коли знаете, что отдавать нужно? Нежто на свои нельзя богатеть?
- Да вот ладью новую построить, дружинников нанять товар охранять, сколько трат, батюшка! - заголосили купцы. - Не всякий может без долгов-то разбогатеть!
Вот так-то, господа! Я сейчас лично присутствовал при рождении очередной статьи «Русской правды». Вам ни разу не доводилось? А я вот лицезрел, как князь Владимир Мономах лично отменил чрезмерные проценты за взятые кредиты. В наше время такого правителя явно бы ждала судьба Кеннеди.. Но князю это не грозит...

Глава 25

Где Санька узнаёт, что не всё так гладко на Руси

- Все мы родня по прадеду — святому Владимиру, - рассказывал мне Мономах, сидя на приземистом табурете в своём, как бы это назвали сейчас, кабинете.
Князь вообще не любил сидеть высоко — на трон садился только по долгу службы. Я с удовольствием слушал историю конфликта между киевским престолом и полоцкими князьями: это тебе не на скучном уроке сидеть, да предположения историков слушать.
- Прадед наш, Владимир, не всегда был святым, - сбавил голос до шёпота князь, - до того, как Христос осветил его сердце, мог всякое вытворять. Рогнеду, прабабку мою, силой взял, да отца её с братьями при ней же жизни лишил. А всё отчего? Оттого, что отказалась она за него замуж идти, сыном рабыни называла.
- Как же так? - удивился я. - Ведь в народе его, насколько я знаю, Красным Солнышком называли...
- Так и стало, когда он святое крещение принял. Меняет это таинство людей, иногда всю жизнь они потом каются за содеянное...
- А что же было потом? - напомнил я.
- Рогнеда родила Владимиру трёх сыновей и трёх дочерей. Но обиды не позабыла...
- Есть женщины в русских селениях! - вырвалось у меня.
- Да, прабабка была женщина с характером, - улыбнулся князь, - и однажды она попыталась убить князя. За покушение ей грозила смерть, но семилетний сын Изяслав вступился за мать. В результате прадед выслал Рогнеду с Изяславом в Полоцкое княжество... С тех пор там и обособилась враждебная ветка нашей родни...
- Но им и в самом деле есть, на что обижаться, - робко вставил я.
- Истину говоришь, Санька, истину... Изяслав рос в обиде великой, да мать его тоже обижена была. Владимир-то после крещения не раз и не два примириться с ними пытался. Ездил в княжество полоцкое, унижался, дары присылал, прощения просил у Рогнеды и сына. Но не простили они... Им вообще было неведомо прощение — прозябали они в тьме языческой, волхвов слушали, да сами волховать пытались... Так и пошло с тех пор, что полоцкие князья престола киевского не признают, да враждуют всё время с нами. Дед Глебов, Брячислав, Новгород воевать ходил, урон большой нанёс, да Ярослав, дед мой, его усмирил. А Всеслав Чародей — это и вовсе отдельный разговор...
- Всеслав Чародей? - ахнул я. - Расскажи князь-батюшка про него что-нибудь. В моё время он уж больно сказочным представляется... Говорят — от волхования рождён...
- Не бывает людей от волхования, - сморщился князь, - рождение детей только сам Бог даёт. Но вот метка у него на голове была...
- Что-то припоминаю, - я судорожно прокручивал в голове остатки школьных знаний, - говорили, кажется, что из-за этой метки он был немилостив на кровопролитие. А также умел превращаться в волка, в медведя...
- Ерунда это всё! - отрезал Мономах. - Бабьи басни! Была у него язва на голове — лысое место небольшое, с родимым пятном. Он среди колдовства языческого  с детства рос. Заклинания всякие, да заговоры, жервоприношения — кровью животной да человеческой губы идолам мазали. Вот отсюда и немилость, ибо мутится разум человеческий без веры истинной. Много зла он Руси соделал — ходил на Псков, Киев, половину Новгорода сжёг, да колокола с тамошнего собора снял...
- Вот те раз! - поразился я. - А зачем ему колокола понадобились?
- Да всё хотел Киевскую красоту да могущество оспорить. Построил у себя в Полоцке собор святой Софии, да новгородской утварью украсил. Отец мой с братьями воевать его за это ходили. Мальцом я совсем был тогда, 14 лет всего. Но отец меня на ту битву взял... Тут глаза князя заволокла пелена, и он негромко и мелодично пропел, на манер гусляров-сказителей: «На Немиге снопы стелют из голов, бьют цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу из тела…»
- Постой, князь-батюшка, - поразился я, - это ж «Слово о полку Игореве»! Ты же просто не можешь этих слов знать! Это ж после тебя будет!
- Почему не могу? - удивился князь. - Не знаю я никаких полков Игоревых. Сии слова — из песни сказителя. Полегло в той страшной междоусобице на реке Немиге пол-Руси. На отце кольчугу рассекли, половину наших телохранителей поубивали. Меня, малого, едва не зарубили. К счастью, войска Чародея дрогнули да побежали... А самого Всеслава, да двух его сыновей пленили через четыре месяца.
Я в очередной раз испытал шок. Вот и верь после этого всяким «исследователям», которые утверждают, что «Слово» было написано не в 12-м веке, а в 16-м! Выходит, что неизвестный автор этого гениального творения включил в поэму немало народных песен! Ох, сколько желающих принизить таланты умельцев земли Русской, да всё в лаптях да в землянке нас изобразить...
- А дальше, - продолжал князь, - отец мой с братьями посадили Чародея в поруб, где он с двумя сыновьями и просидел больше года...
- Неужто сбежал колдун? - усмехнулся я.
- Не сбежал, - отмахнулся князь, - взбунтовались киевляне. Да посадили Всеслава на престол киевский. Семь месяцев он там продержался, да потом сами горожане были не рады, что пустили колдуна собой править. Так и ушёл он в Полоцк. А сын его, Глеб, с ним вместе в порубе сидел. Таким же мальцом был он тогда, как и я — одногодки мы. Сколько раз я ему руку дружбы с тех пор протягивал — не в счёт. А всё без толку. Всё мечтает Русью коноводить. А тут не коноводить нужно, а любви братьев содержать, да мирить всех вовремя...
...Мы ждали подхода союзных войск — вместе с нами в поход против Глеба должны были поехать сыновья Мономаха, а также черниговский князь Давыд и сыновья новгород-северского князя Олега Святославича. Мономах, находящийся в томительном ожидании, скоротал время рассказом о своей дальней родне.
- Нам бы не воевать, а крест на дружбу целовать! - в сердцах сказал князь, вставая. - Мне престол киевский не для своего величия нужен — видит Бог, я не хотел его вовсе занимать! Была бы Русь жива.
Честно говоря, такого количества воинов я и вовсе не представлял. До этого я думал, что все битвы Древней Руси, не считая Куликовской, были своего рода «стрелками», где бились чрезвычайно мизерные по нашим понятиям группы людей. Но тут я увидел, что степь до горизонта наполнялась крепкими да ладными ратниками в кольчугах и с крепкими щитами. Причём, тут было несколько родов войск — копейщики, лучники, могучие воины с тяжёлыми топорами, конники... Войска всё прибывали, слышался вой боевых рожков, всхрапывание встревоженных коней, многоголосый гомон толпы. Киев при всём желании не вместил бы всей этой массы. Наконец, мы во главе длинной вереницы воинов стали выезжать из ворот стольного града. Нас приветствовали радостными криками, гудением рожком и стуком оружия о щиты. Мы отвечали тем же. Шум получился изрядный.
Итак, мы едем на войну. Насколько я помню из истории — не безнадёжную и достаточно успешную. Но кто знает, вернусь ли я оттуда живым? Как не хочется сложить голову в чужом времени, к тому же — в русской междоусобице...

Глава 26

Где Санька знакомится с воинским искусством русичей

Ехать на войну с такой стальной армадой было не слишком страшно. Я подмечал, как построено войско и понимал, что научить чему-то этих опытных стратегов вряд ли сумею. Это во Франции, что называется, «на дурика прокатило» моё «фаер-шоу». Здесь же хлопцы Мономаха и компании были подготовлены серьёзней, чем я мог себе представить. Оставалось наблюдать и дивиться...
Мы шли в боевом построении, которое, безусловно, впитало в себя лучший боевой опыт всех времён и народов — начиная от фаланг Александра Македонского и заканчивая византийской конницей. Центральную часть войска составляла пехота. Причём состав её был далеко неоднороден. Впереди сомкнутым строем шли тяжеловооружённые копейщики. На них были надеты «брони дощатые» - особый доспех, состоящий из пластинок, соединённых кожаными ремешками. Руки до локтя сверкали полированной сталью — налокотники воинов по виду напоминали европейские латы.  На головах были шлемы со свисающей до плеч кольчугой, в руках длинные копья и щиты до земли. При любой опасности копейщики смыкали высокие каплевидные щиты и выставляли вперёд копья — их строй превращался в неприступный и колючий «забор». Тяжёлая пехота состояла из десяти-пятнадцати рядов воинов. За ними, на случай прорыва противника, шли вооружённые топорами богатыри — они были непобедимы на близкой дистанции.
За столь мощным прикрытием располагались лучники. Честно говоря, до этого я был уверен, что на Руси стрельба из лука была не развита. Я слышал об арбалетах времён столетней войны между Англией и Францией, которые «заводились» двумя ручками, похожими на «кривые стартёры» и били на триста шагов. Слышал о грозном монгольском луке. А вот отечественные луки как-то выпали из сферы моего внимания. Почему-то я считал, что русские лучники были «середнячками». Между тем, луки на плечах местных воинов сразу же поразили меня своим затейливым дизайном. Я заинтересовался и стал беседовать с лучником на предмет устройства его немудрящего, казалось бы, оружия. Оказалось, что оно склеено из двух планок — можжевеловой и берёзовой, имеет костяные вкладки, обмотано сухожилиями и обклеено берестой.
- А как далеко бьёт твой лук? - продолжал я выспрашивать усатого коренастого воина.
- Да шагов на триста, ежели со всех сил тетиву натянуть, - улыбнулся лучник.
Вот те раз! Не каждое огнестрельное оружие так стреляет! Сдаётся мне, что нас победили монголы только благодаря русской разрозненности, а вовсе не из-за слабо развитых стратегии, тактики и вооружения... Недаром ещё дед Мономахов, Ярослав Мудрый завещал, словно предвидя будущее: «Если будете в ненависти, в распрях и междуусобиях, то погибнете сами, и погубите землю отцов и дедов ваших, которую они добыли трудом своим великим».
За профессиональными воинами ехало ополчение — здесь и вооружение и доспехи были попроще, однако у каждого были кольчуга, щит, шлем, меч или копьё.
С флангов войско сопровождала конница, причём тоже далеко неоднородная. Впереди, как водится, ехали самые защищённые — тут даже кони были в кожаных стёганых попонах, а то и в кольчужной накидке. Далее всадники были попроще и победнее, но опять же, у каждого в руках было копьё, а на поясе болтался меч. Думаю, что такое размещение войска было весьма разумным, ибо подвижная конница, в случае нападения на центр, охватывала противника по бокам и с тыла.
За нами многочисленные лошади под руководством, как бы это сказали ныне, инженерных войск, тянули огромные конструкции — две осадные башни, обитые медью, которые в походном положении напоминали ракеты, влекомые на космодром. Здесь были также два массивных тарана, которые представляли собой брёвна, окованные сталью и подвешенные на цепях. Кстати, тараны имели крышу из толстых досок, обитую медью — весьма благоразумное изобретение, учитывая тот факт, что со стен штурмуемого города кидались тяжёлыми, а изредка и горящими предметами...
Были здесь и катапульты, именуемые «воротниками», а также баллисты изрядных рамеров, которые русичи кликали просто «самострелами». Эти милые устройства могли метать огромные камни, бочки с горящей смолой и стрелы, изготовленные из целикового ствола вековой сосны...
Оглядывая всё это военное великолепие, я всё больше уверялся, что русская армия того времени могла с лёгкостью покорить себе всю Европу. Если бы князь захотел, конечно. Я видел разрозненную и недисциплинированную французскую армию, а также разноплемённые орды крестоносцев. Все они не ведали столь сильного противника, как половцы, которые веками тренировали русичей. Не ходили они на Царь-град просто ради удали молодецкой! Вот бы сейчас направить наши чёткие полки на Запад! Глядишь, не было бы Бородино, Сталинградской битвы, а также дальнейшего внедрения «общечеловеческих ценностей» на нашей территории. С норманнами, конечно, пришлось бы повозиться, но овчинка стоит выделки — покорили бы европейцев, воспитали бы, научили всему, а там, глядишь, ударили бы соединённым кулаком по татаро-монгольским войскам...
Воображение рисовало радужные перспективы — русская Америка, никаких конкистадоров и янки, уничтожающих индейцев. Русские никогда так не поступают с малыми народами. Они их учат, лечат, строят инфраструктуру...
Эх-ма! Я окончательно размечтался, в ноздри ударил адреналин, а в ушах зазвучало что-то маршево-боевое. Рядом звенели кольчугой и гулко топали многочисленные ратники, а мне хотелось вот сейчас немедленно помчаться и совершить подвиг. Я вообще человек заводной, умею зажечь людей, правда не всегда результативно. Помню, когда на корпоративной вечеринке в лесу у нас застрял автобус, мы всем коллективом его пытались вытолкать. Все готовы были сдаться, но один я, «гордый варяг», не сложил оружия. В это время один умный человек из нашей тусовки потихоньку сходил в ближайшую деревню за трактором. Который, в конце концов и выдернул наш транспорт из грязи...
...Грудь теснили чувства, которые я сам оценивал как высокие и благородные. Хотелось подвига, рамки земного существования, такие как необходимость четыре дня ехать до противника, мешали, буквально растирали душу до крови... В чувство меня привело негромкое бормотание Мономаха, который ехал справа от меня. Князь сетовал себе под нос:
- Ээ-х! Душегубцы мы, душегубцы! Пост Богородичный идёт, а мы на войну - детей обездоливать, вдов плодить! Ох-хо-хо, доля моя тяжкая...
В этот момент моя грудь мгновенно освободилась от всего «высокого». Я пришёл в себя и понял, что именно такие «благородные» мотивы двигали Тамерланом и Гитлером. А русская идея в другом: нам чужого не надо, но своё не отдадим! Недаром наша армия так никогда и не прославилась захватническими походами. Всегда мы либо что-нибудь освобождали, либо спасали другие народы, либо просто отстаивали грудью родную землю...
...Мы ехали долго, почти не разговаривали в пути. Я начал размышлять над тем, чем я, человек из будущего, могу помочь соотечественникам из прошлого. В принципе, я в самых общих чертах представлял себе, как устроено огнестрельное оружие. Я вновь вспомнил книгу «Янки из Коннектикута» Марка Твена, где главный герой наладил в Средневековье выпуск оружия, организовал телефонную связь и прочая... Помнится, когда я читал эту книгу, уже тогда засомневался в универсальности знаний героя. Слишком много тонких аспектов. Да, к примеру ты знаешь, как собрать автомат. Но! Нужна ещё сталь определённого качества. А для этого уже нужно быть металлургом. Мало того, нужно быть ещё и геологом, чтобы добывать руду необходимого качества. Ну и иные компоненты. А оборудование для литья и штамповки определённых деталей? Нужно знать досконально, как его собрать...
Так же теоретически я знаю, из чего состоит порох. Из селитры, угля и серы. Но вот где добыть эти компоненты? Как получить селитру и в каких пропорциях всё смешать? Тут опять же вопросы химии и геологии...
И тут же мне пришла в голову мысль, что даже если бы я и знал, как сделать самое завалящее ружьё, я бы не стал этого делать. Сварганишь здесь громоздкий мушкет, а в своём времени обнаружишь по возвращении ядерную пустыню... Внезапно я вспомнил малоизвестную страницу истории - как инженер Дю Перрон представил молодому королю Людовику XVI так называемый «военный орган», прообраз пулемёта, способный выбрасывать одновременно 24 пули. Машина показалась королю и его министрам такой убийственной, что была отвергнута, и ее изобретателя сочли врагом человечества...
К вечеру мы доехали до местечка под названием Чернобыль. Но в сам город мы въезжать не стали, а просто окружили его лагерем. Местные жители приветствовали нас с радостью, а местный воевода хотел было приказать закатить пир на весь мир в нашу честь. Но был остановлен князем:
- Пост ведь, негоже нам плоть тешить. Попостимся — глядишь, Бог дарует победу бескровную, без братоубийства.
Честно признаться я с грустью смотрел на этот небольшой город и его цветущие окрестности. Тысячу лет осталось до страшной аварии: помню, однажды меня поразила фотография, которую я однажды увидел в Сети — на ней было изображено так называемое «кладбище деревень». Огромное пространство, заполненное табличками с названиями населённых пунктов, где уже никогда не будут жить люди...

Глава 27

Где Санька понимает, что милость лучше, чем жертва

Мы уже второй день едем по территории Белоруссии. Во времена Мономаха эти земли в простоте душевной также звались Русью, а большинство местных жителей признавали киевского князя как «отца в правду». И всё-таки я подмечал едва заметные глазу отличия в одежде, способах строительства жилищ и даже во внешности. Честно говоря, последнее время я склоняюсь к мысли, что все люди и впрямь произошли от одного корня, от одной пары — Адама и Евы. А отдельные народы — от непохожих друг на друга братьев одной семьи. Один брат, тяготеющий к ремёслам и аккуратности, пошёл с женой на запад и стал прародителем немцев, а другой, любитель вольной жизни, труда на земле и приключений, свернул на восток. Дробление шло и дальше - к примеру, во всех поляках есть что-то неуловимо общее в лице, в характере. Все они неудержимые патриоты, любители искромётного юмора, но по менталитету ближе к Западу...
Местные жители были, как правило, высокими, светловолосыми и... сдержанными в проявлении своих чувств. Чуть менее разухабистыми, что ли, чем воины Мономаха. Лица были такими, что хоть сейчас русскую народную сказку снимай, без всякого кастинга. Но не «ваньки», нет. В духовный «клинч» не лезут, соблюдают дистанцию... Дома и огороды устраивают с почти немецкой аккуратностью, но если улыбаются, то в этой улыбке так и светится доверчивая русская душа...
Мономаха все местные встречали с радостью, как спасителя. Жаловались на Глеба:
- В полон многих забрал, бесчинствовал, Слуцк и вовсе огнём пожёг. Не хотим мы Глебке кланятся, он идолам губы кровью мажет!
В ответ Мономах только пришпоривал коня, да приговаривал:
- Нам бы Глеба где-нибудь в поле прихватить, пока он в град за высокие стены не убёг! В поле он нам не соперник, нет у него столько войска!
Дальше нам и вовсе стали попадаться пепелища - разорённые селения, где от изб, почти как во время немецкой оккупации, оставались только каменные печи. Таких деревень мы насчитали пять штук, в некоторых почти совсем не осталось жителей — женщины, дети и старики, завидев русское войско, вылезали из зарослей и с плачем рассказывали о своём горе. О том, как их мужей, сыновей и отцов забрали в плен.
Мономах совсем потемнел лицом, играл желваками:
- Ну Глеб, совсем берега потерял... С женщинами да с малыми детьми сражается. Посмотрим, как ты запоешь при виде нас...
До Слуцка мы добрались к обеду пятого дня. Осадные орудия замедляли наше путешествие, поэтому мы двигались гораздо медленней, чем хотелось. С виду город пострадал не слишком сильно — выгорело три четверти крепостной стены, а также часть изб по периметру. Деловитые жители уже вовсю вели работы по восстановлению: пусть половину из них забрали в полон, но оставшиеся тесали бревна и складывали срубы с удвоенной энергией. Завидев нас, случане закрыли обновлённые ворота и спрятались за стенами. Впрочем, недоумение скоро разрешилось — нас приветствовали бурными криками и высоко подброшенными шапками. Город, где через четыре века родится Анастасия Слуцкая, русская Жанна д`Арк, порадовал нас задором и несгибаемостью своих жителей. Мономах, сочувственно осмотрев разрушения, громогласно пообещал:
- Вернёмся от Глеба, даст Бог, поможем вам с обустройством.
...Отсюда до Минска, по расчётам князя, был аккурат один конный день. Завтра, в это же время мы должны будем подойти к стенам города. Впрочем, действительность оказалась не такой гладкой, как хотелось бы — наше войско шло по довольно пересечённой местности, мы поднималось на холмы, обходили озёра, переходили вброд ручьи и речушки. Обоз постоянно отставал, а князь нервничал. В итоге к вечеру мы проделали лишь три четверти запланированного пути.
- Будем у Глеба в гостях позже, чем я рассчитывал, - усмехнулся князь, - я сюда доселе лишь налегке ездил, вот и не рассчитал...
Ночёвка была тревожной — вокруг всхрапывали кони, да позвякивали оружием дозорные. Несмотря ни на что, я твёрдо решил выспаться. Но только я проваливался в сон, как очередной резкий звук выводил меня из сладкого небытия. Под утро я проснулся от холода — зуб на зуб не попадал. Выпала ледяная роса, я промёрз насквозь. Вот тебе и август! Днём такая жара, а ночи дышат осенью. Впрочем, я уже знал, что делать: нужно укутаться поплотнее в одеяло из овчины и надышать туда тёплым воздухом. Только я согрелся и уже приготовился к сладкой отключке, как вдруг кто-то грубовато ткнул меня ногой в бок:
- Поднимайтесь, сони! Князь рано в путь сбираться велит!
Через каких-то двадцать минут разбудили всех. Впрочем, наш стан представлял собой довольно жалкое зрелище. Дежурные разводили костры, а к огню со всех сторон стекались заспанные и дрожащие от холода «тела». Похлебав кипяточку и закусив хлебом, я пришёл в себя. Светало, поэтому Мономах торопил войско — он хотел выехать ещё в сумерках.
- Торопитесь, ратники! Рано выйдем, к обеду в Минске будем!
...Ехать в тающих утренних сумерках было приятно. Обожаю утреннюю тишину природы — она дарит тишину духа и надежду на что-то грядущее, приятное и несбыточное, как в детстве.
Через пару часов рассвело окончательно, а мы основательно размялись и отошли от сна и утреннего холода. На горизонте показалось какое-то село, судя по всему, довольно крупное. Мы подъезжали к нему всё ближе и до наших ушей начала доноситься какая-то нездоровая суета. Словно кто-то бегал, гремел утварью, звенел железками. Князь напряг слух и несколько секунд сосредоточенно вглядывался вперед:
- Эх, глаза уже не те! Василько, сгоняй мухой, глянь, что там?
Василько пришпорил коня и бешеным галопом поскакал к селу. Отъехал от нас метров на сто, после чего так же быстро вернулся. Ещё издалека он заорал во всё горло:
- Дружина там малая, человек двести! Драпают от нас!
В этот момент князь открылся мне с другой стороны. Я увидел в нём истинного, азартного воина. Он приподнялся в стременах и издал громкий клекокущий звук, нечто среднее между «геч!» или «кич!» Он хлестнул коня, выхватил меч и помчался к селу. Всё войско лавиной покатилось за ним.
- Охватывайте с боков! - бешено кричал князь. - Не дайте им уйти!
Я тоже хлестнул свою верную Птаху, с которой за время парижского похода мы  почти сроднились. Лошадь недовольно покосилась на меня, но в галоп, тем не менее, перешла. Эх-ма, тут и мысли о страхе нет, кровь бурлит! Только бы не рухнуть на землю — свои же вмиг затопчут!
Когда мы подскакали поближе, стало видно, как снимаются с места и вскакивают на коней захваченные врасплох воины Глеба. Мы уже ворвались в село, когда последние из них вскочили на коней. Я ожидал, что отставших будут рубить на ходу и потихоньку приготавливал себя к этому малоприятному зрелищу. Но нет — на тех, кто отстал, направляли копья, связывали и вели за собой на верёвке. Сопротивляться почти никто не стал: смертников среди подчинённых Глеба не нашлось.
Всего из пары сотен воинов удалось переловить почти половину, потому что у князя в войске было гораздо больше отборных скакунов, чем в малой дружине Глеба. Вместе с простыми ратниками в плен попал и княжеский боярин Вышата, в богатых доспехах и на славном коне. Воевода пытался отмахаться мечом с красиво инкрустированной ручкой, но его быстро «принудили к миру» - приставили к горлу и груди с десяток острых копий.
Через пятнадцать минут всё было кончено — пленных связали и согнали на пустырь посреди села. Поскольку возиться с пленниками было некогда, князь немедленно приступил к допросу:
- Ты, Вышата, княжий слуга, всё должен знать. Говори сейчас же — сколько войска у Глеба и где оно сейчас?
Боярин поджал губы и гордо отвернулся.
Мономах выхватил меч и грозно подошёл к связанному военачальнику:
- Ах ты, собачий сын, молчать тут у меня вздумал? А когда села сжигал, да малых деток обездоливал, небось разговорчивей был? Велю тебя казнить в сию минуту! А коли скажешь, что прошу — отпущу на все четыре стороны.
Боярин явно испугался. А зря. Я, как человек, съевший с князем Владимиром пуд соли, ясно видел, насколько тяжело ему давалась роль «злого следователя». В пылу битвы, сражаясь с врагом он мог употребить оружие, знал воинское искусство досконально, но вот ударить безоружного и пленного... Вышате нечего было бояться, но за актёрское мастерство Мономаху можно было ставить «пятёрку».
- Полторы тысячи ратников у нас, - нехотя вымолвил Вышата. - О твоём выезде наш князь уже знает, посему в Минске он. К обороне город готовит.
Князь подмигнул Игнату, а дружинник дал сигнал другим воинам. Пленников тут же растащили в разные стороны, так, чтобы одной группе не было видно другую. Я сидел на лошади и видел, как из каждой группы выделяют, как бы это выразились в моём веке, «самое слабое звено». Выбирали либо самого пожилого, либо совсем пацанов. Выбранных тут же отделяли стеной из ратников. Продолжалось это минут тридцать, после чего всех пленников, целых и невредимых, отпустили. Правда, оружие и коней забрали себе.
- Уж не обессудьте, - развёл руками князь, - ежели Глеб сдастся, да на мировую с нами пойдёт, получите своё снаряжение в Минске...
Когда мы отъехали на приличное расстояние, я спросил у Мономаха:
- Что это были за телодвижения?
- Ты о чём, Санька? - лукаво улыбнулся князь.
- Ну вот эти перестроения сложные. Людей разделяли...
- Нужно было их начальника прилюдно сломать, - хмыкнул Мономах, - а уж затем простой люд допрашивать. Выбрали молодёжь зелёную, да нажали как следует. Кстати, надо спросить...
Князь поднял руку и к нему немедленно подъехал Игнат. Они о чём-то пошептались, после чего Мономах весь засветился от радости.
- Слабые места мы в обороне выспрашивали, - вполголоса сказал он мне, - теперь, кажется, мы знаем кое-что нужное...
...Всё-таки история с захватом пленников и допросами прилично нас задержала. Поэтому к Минску мы подъезжали, когда солнце клонилось к закату. Наше войско даже не пыталось подойти скрытно или ускорить продвижение. О том, что мы идём на Глеба, знала каждая собака в округе. Уверен, что минский князь уже имел вполне точное представление о числе наших ратников и их вооружении...
Ворота града были захлопнуты, а стены ощетинились копьями. Увидев такую боевую готовность, Мономах вздохнул:
- Эх, смертоубийства, видать, не избежать... Вон как нас ждут, каменья для наших голов запасли!
Наше войско тем временем заполнило всю равнину перед городом, а инженерные войска принялись готовить осадные орудия к бою. Башни с помощью верёвок поднялись выше минских стен, а катапульты и самострелы выстроились в одну линию. Тараны, освобождёные от рогожи, тоже выдвигали вперёд. Вся эта техника выглядела очень грозно. Думаю, что и горожане и их князь прекрасно понимали безнадёжность сопротивления...
Впрочем, в этот момент я почему-то вспомнил, как миниатюрный городок Козельск сопротивлялся сорокатысячному войску Батыя целых семь недель. Но у обороны Козельска было несколько нюансов. Во-первых, его жители поклялись «главы своя положити за христианскую веру», а во-вторых бились они с беспощадным и не знающим милости соперником. Здесь же порядком накосячивший князь-самодур пытался спрятаться от безмерно милостивого киевского князя Владимира, который легко прощал и миловал. И вовсе не хотел убивать земляков.
Моральный настрой перед боем — вот главная сила русского войска. Мы готовы костьми лечь, если кто-то чужой пытается нам что-то навязать и поработить. Аджимушкайские каменоломни, Брестская крепость, так называемая «атака мертвецов», защищавших маленькую крепость Осовец — здесь наиболее ярко проявилась эта русская особенность. А вот ложиться грудью на меч брата... Сомнительный подвиг. Если русский видит, что он бьётся не за правду, то у него сразу слабеет рука. И вроде бы он воюет, послушно исполняет приказ командования, но — словно из-под палки. И сразу куда-то деваются харизма и задор...
Тем временем, Мономах, оставив войско, смело двинулся к городской стене. Телохранители-гридни дернулись было, чтобы поехать с ним, но были остановлены нетерпеливым движением руки. Я так и видел, как скрипит натянутая тетива лука, и, честно говоря, ожидал самого печального исхода из-за безрассудной смелости князя. Но нашему предводителю, видать, не был ведом страх. Помню, он всегда говорил, что  Божие обережение лучше человеческого и считал, что никто не убережёт от смерти, ежели она уготована. Но тут, как мне показалось, было явное презрение опасности...
- Я хочу слышать Глеба! - крикнул князь зычно.
После недолгого молчания на стену вышел минский князь. Был он рослым, немного сгорбленным, с уставшим и обветренным лицом. Он встал, уперев руки в бока:
- Чего ты хочешь, Владимир?
- Не хочу кровь христианскую проливать, хочу миром вопрос решить!
- А нам и не зачем с тобой воевать! - скривился Глеб. - С какого рожна ты в мою землю пришёл?
- Не криви душой, Глеб! Не я к тебе пришёл, а ты мои земли ходил воевать, села жёг! Никогда я на тебя не давил!
- А с чего ты решил, что это твои земли? - усмехнулся минский князь. - Лежат они к югу от моих владений, от Киева до них дальше, чем до Минска...
- Опять неправда твоя. Коли это твои села и города, почему жители тебя признавать не хотят? Али неведомо тебе про Любечский съезд, где все князья полюбовно русскую землю хранить договорились?
- Не знаю я никаких ваших съездов, - буркнул Глеб, - знаю лишь свою землю, да усмиряю непокорных, как мне надо.
- Ну коли ты голоса совести не слышишь, - прищурился Мономах, - то хоть голос крови родной услышь. Мы же братья с тобой, по деду нашему, Владимиру Святому. Негоже братьям воевать, да кровь проливать.
- Даже и не упоминай про деда своего, - Глеб опустил на лицо стальную маску, - в нашем роду всякую память о нём искоренили!
- А зря искоренили! - ещё пытался что-то исправить Мономах. - Чтили бы дедову память, град бы ваш в благословенной дружбе со всей Русью процветал. Думаешь, выживешь порознь, без нас, ежели половцы придут, али другой враг, похуже?
- Сами справимся, - закончил разговор Глеб, - если ты всё сказал, уходи с моей земли подобру-поздорову.
Противник Мономаха скрылся за стеной, а наш князь поскакал к войску. Если честно, я ожидал увидеть его убитым горем, раздавленным. Но в его глазах я увидел что-то такое... Какую-то мысль, надежду, которая владела всем его существом...
Тем временем завыли боевые рожки, а наши воины грозно застучали мечами о щиты и стали надвигаться на Минск. Первыми в бой двинулись осадные башни, набитые внутри отборными ратниками. Пользоваться катапультами против собратьев, да метать им на голову камни князь явно не хотел. На стенах града тоже всё пришло в движение. Воины взяли в руки камни, лучники натянули луки, а остальные готовились к стычке, сжимая в руках древко копья или ручку меча. Лица у всех были растерянными — видно, что умирать из-за ослиного упорства предводителя не хотел никто.
В этот момент во вражеском стане послышались какие-то крики, шум, звон металла. Мы с князем переглянулись — в его взгляде тревога смешалась с радостью. Чего он ждёт?
На стенах все заголосили, лес копий заколыхался, как от сильного ветра. Воины Глеба, один за другим, начали спускаться вниз, в город. Тем временем Мономах закричал:
- Конница, к бою!
Звон металла о металл и вопли в стане врага становились всё громче. Потом за стеной послышался какой-то скрежет и в ту же секунду тяжёлые, обитые кованой сталью ворота, распахнулись. Я узрел, что за воротами идёт отчаянная рубка — откуда там взялись наши дружинники?!
- К воротам, воины! - завопил Мономах и сам устремился вперёд. Конница достигла распахнутых дверей города за считанные секунды. Те, кто противился нашему десанту, пытаясь захлопнуть ворота, были сметены могучим потоком. Я ожидал масштабной бойни, но Владимир поднял руки и закричал:
- Братия! Не будем проливать крови понапрасну! Мы не хотим братоубийства!
Подданные Глеба, зная авторитет и репутацию Мономаха, не стали упорствовать. А вот сам минский князь заперся во дворце с небольшой группой приближённых. Что ж, с ним мы разберёмся позже...
Побеждённые в считанные минуты сложили оружие. Выяснилось, что наши дружинники пробрались в Минск по тайному подземному ходу, пока князь вёл переговоры с Глебом. Об этом ходе рассказал один старик из дружины Вышаты, явно симпатизировавший Владимиру, а не своему патрону. К счастью, к воротам  наши лазутчики подошли практически незамеченными и лишь в конце вынуждены были сражаться.
- Эй, Глеб, не проливай кровь своих воинов. Давай начнём переговоры. Обещаю безопасность тебе и твоим ближним, - крикнул князь из-за щитов телохранителей. Сейчас он был осторожен — загнанный в тупик Глеб был способен на что угодно.
Ответом была тишина, потом массивные двери дворца медленно стали отворяться. Глеб, выехавший оттуда на белом коне, был чернее тучи:
- Твоя взяла, хитрец. Не буду губить своих людей. Диктуй условия.
И князья немедленно сели, как это говорится сегодня, за стол переговоров. Для этого свита обоих князей прошла во дворец. Писцы приготовили бумаги и чернильные принадлежности, а если этот светский раут и не снимался на плёнку, то не вините в том придворных...
Переговоры длились недолго — каких-нибудь пару часов. Если честно, итог, объявленный войску, для меня был неожиданным. Глеб подписал обязательство не воевать города Мономаха. При этом минский стол оставался за ним, безо всяких изменений.
Вы когда-нибудь видели что-то подобное? Лично я — нет. Так удачно победить и не взять в плен столь опасного, а главное — непримиримого соседа? Но Мономах был доволен. Он всё приговаривал:
- Пусть не в любви, но в уважении прибудем. Я брата уважил, не отнял стол. Глядишь, и он образумится.
Сыновья князя-батюшки укоризненно качали головами.
А нетерпеливый Ярополк и вовсе высказал то, что на сердце:
- Ох, отец, наплачемся мы ещё от него. Пленить его надобно, да в поруб надежный посадить.
- Не знаешь ты, сын, - возразил Мономах, - как милость на сердца человеческие влияет. И всплывёт неожиданно, когда его сердце не ждать того будет. А вражда лишь враждой разжигается...

Глава 28

Где Санька чуть не превращается в зимние припасы

И как князь сумел провернуть такую чёткую операцию? Ума не приложу! Вроде бы он надолго не отлучался, я всегда ехал рядом с ним. Каких-то серьёзных перестроений войска я не заметил. Откуда взялся этот десант, и когда они успели пролезть в Минск по подземному ходу? Вопросов было явно больше, чем ответов. И тут мне вошла в голову не слишком приятная мысль. Я подумал, что князь мне не доверяет, коли не посвятил в подробности готовящейся вылазки. Странно, очень-очень странно! Вроде в Париже он имел достаточно поводов, чтобы не сомневаться в моей верности. Я вполне мог бы уехать домой после бегства, а не лезть под копья и топоры французов, пытаясь освободить Мономаха и дружину. Да и потом... Я всегда был приближён к его особе, он всегда делился со мной самым сокровенным!
Помимо своей воли я почувствовал, как душу захлёстывает нарастающая обида. Вот вы как! Я тут, понимаешь ли, живота не жалею своего, во все походы, битвы хожу, а мне не доверяют...
Так, стоп! Нельзя поддаваться этим чувствам. Надо пойти и всё самому узнать у князя. Кстати, князь сейчас отдыхал во дворце Глеба вместе с сыновьями, Давыдом Черниговским и Ольговичами. Войско расположилось станом вокруг Минска, потому что город при всём желании не смог бы вместить такое количество воинов. Лишь три сотни верных телохранителей князя разместились вместе с ним во дворце и в зданиях вокруг него. На дверях стоял Игнат, со своей обычной брутально-свирепой физиономией. Не знаю, может быть у него случайно так получилось, но когда я сунулся пройти во дворец, то наткнулся на твёрдое древко копья.
- Куда? - рявкнул часовой.
Честно говоря, я оторопел. Поэтому смог лишь промямлить:
- Ты меня не узнаёшь? Это же я...
Отрешённое лицо Игната вмиг просветлело:
- А, это ты, Санька? Извини, задумался.
Копьё было моментально поднято, и я прошёл внутрь. Случайность? Или я тут уже персона нон-грата, за которой особый контроль? Грудь, ушибленная о копьё, побаливала, а вместе с болью росла досада. Что ж я такого сделал-то?
Буквально ворвавшись в помещение, где за дубовым столом сидели князья, я застал их за каким-то важным разговором. Самое интересное, что давний недруг Глеб сидел тут же, понурившись...
- Да ты хоть понимаешь, что ежели по рекам Русь делить, ничего от нас через век-другой не останется! - увещевал Мономах.
Увидев меня, князья моментально замолчали. Мономах зыркнул на меня из подлобья, как мне показалось, не слишком приветливо. Момент был не самый лучший, но обида жгла, поэтому я всё же дерзнул начать разговор.
- Князь-батюшка, разреши... - начал я несмело.
- Не обессудь, Александр, - прервал меня Мономах, - но ежели можно твой вопрос перенести, давай попозже поговорим. А сейчас, если можешь, оставь нас.
Хорошенькое начало! От обиды мне даже перехватило горло. Внутри я словно разделился — какая-то часть вполне себе осознавала, что обида яйца выеденного не стоит и целиком надумана мной. Но вторая часть, гораздо более властная и нахрапистая, диктовала свои условия. Не видя дороги, я кинулся прочь из дворца. Но пороге Игнат решил меня о чём-то спросить, но я лишь отмахнулся и пошёл в город.
Я пошёл по довольно тёмной и пустынной улице. По пути мне попался лишь  лавочник, закрывающий ставни своего магазинчика. Он настороженно посмотрел на меня сквозь мохнатые брови и постарался побыстрее закрыться изнутри. Дальше я пошёл в полном одиночестве. Постепенно, когда эмоции слегка отступили, я начал осознавать опасность такой прогулки. Всё-таки, это не Киев, здесь могут встретиться не слишком дружелюбные к воинам Мономаха люди. А среди приближённых Глеба есть те, кто поджигал города и сёла...
Улица повернула к реке Свислочи, а меня, если честно, бросило в холодный пот. Я почему-то вспомнил те самые гаражи возле окраинного посёлка Дальний, из которых началось моё путешествие во времени. Здесь было так же тихо и тревожно. И попасться на пути мне могли не какие-то гопники с ножами-«бабочками» в руках, а реальные пацаны, виртуозно владеющие длинными, гораздо большими, нежели разрешает законодательство РФ, мечами. Но тем не менее, я не свернул со своего пути. Обида уже полностью утихла, её перебили более острые ощущения. Я понял, что делаю «большой выход». Да-да, у меня созрела такая потребность. Несмотря на то, что последние месяцы были плотно наполнены событиями, помогающими мне вырабатывать адреналин литрами, я давненько не был в полном одиночестве. Всё время, с утра и до вечера, я был с людьми, причём приходилось держаться с соответствующим положению достоинством. Как-никак, я советник князя, поэтому нельзя горбиться, ковырять в носу, делать глупое или даже просто усталое выражение лица.
Я вышел на берег Свислочи и постепенно почувствовал, как меня «отпускает». Эх, тишина-то какая кругом, лепота! Ни огонька кругом, нет зарева от электрических фонарей, лишь звёзды отражаются в тёмном зеркале воды. Честно говоря, я всерьёз начал подумывать над тем, чтобы искупаться, но потом раздумал. Для этого нужно было снять кольчугу, ножны... Слишком много всего снять. Да и не факт, что эти вещички тут же не подхватит какой-нибудь симпатичный бородач, твёрдо задумавший загарпунить неосторожного купальщика.
...Слушая плеск воды, я внезапно различил среди шелеста волн какое-то странное бормотание. Словно кто-то причитал или молился. Иногда в голосе слышались подвывающие нотки, да такие, что у меня пробегал мороз по коже. Я невольно схватился за рукоять меча. Что за ерунда? Осмотревшись кругом, я обнаружил, что слева, на границе с лесом, виднеется нечто тёмное, вроде частокола из брёвен. Странное сооружение, причём у самой воды. Приглядевшись, я увидел, что на воде играют отблески костра. Очень добрый день! Выходит, у этой конструкции нет одной стены — той, что выходит на реку?
Я просто заледенел от страха. В этот момент я вспомнил, что языческие капища были устроены как раз таким образом. И что возле истуканов, изображающих «богов», иногда совершались человеческие жертвы... Но мою любопытную натуру было сложно усмирить. Интуиция подсказывала, что впереди меня ждёт нечто весьма интересное. Переборов первый страх, я потихоньку стал красться к капищу.
Чем ближе я подходил, тем громче слышались завывания. Подойдя вплотную к частоколу, я с радостью отметил, что между брёвнами были щели. Припав к одной из них, я узрел трёх истуканов, перед которыми распростёрся на коленях седой мужчина. Рядом горел яркий костёр, обложенный белыми камнями, отблески которого придавали зловещий вид всей картине. Я отметил, что к воде вели деревянные мостки, которые проходили мимо огромного валуна. Я попытался разобрать, что бормочет коленнопреклонённый господин, но не смог. И тут он остановил свой речитатив и повернулся в мою сторону. Меня аж до костей от страха пробрало, когда его горящие огнём пронзительные глаза встретились с моими. Первым порывом было желание убежать, но потом я заметил, что возле стены сидят незамеченные мною ранее двое людей.
- Перун услышал меня! - провозгласил огнеглазый старик. - Я получил знак, что у нас всё получится.
- Ты уверен, Булгак? - раздался голос в двух шагах от меня. - Мы не можем рисковать. Слишком дорогой может быть цена!
У седовласого молитвенника даже перехватило дыхание от такой наглости:
- Да как ты... да как ты смеешь сомневаться во мне? Во мне, верховном жреце перуновом? Это дерзость несказанная, Бажен!
- Пойми, - сидящий на бревне Бажен заговорил примирительно, - мы рискуем всем. Если не удастся убить князя киевского и его родню, нас всех жестоко покарают. И у Глеба Всеславича отнимут стол минский...
Старик вперил в него свой взор. Седые волосы и длинная борода развевались на ветру, а палец с длинным ногтем вознёсся в небеса. В общем, видок был ещё тот.
- Иди, Бажен, ничего не бойся. Перун с тобой, да охранят тебя боги! Иди к тайному ходу во дворец княжеский.
Скумекав, что дело дрянь, я начал потихоньку уходить от капища. В этот момент, как назло, под ногой у меня треснула ветка!
- Там кто-то есть! - крикнул чуткий жрец. - Поймайте его!
Я опрометью кинулся в город. Никогда ещё я не бегал так быстро! Тут уж сомневаться не приходилось — коли догонят, убьют! Причём немедля! Даже когда за мной гнались французские сепаратисты, такой уверенности не было. Ну, попытают, побьют и отпустят. Но эти, с горящими глазами... Прирежут на месте.
Сперва я слышал топот ног сзади, потом он стих. Ворота города были открыты и не охранялись. И почему я не обратил внимание на эту странность, когда шёл сюда?Значит те, кто вышел из них передо мной, для минчан свои в доску -  возможно это и есть стражники, стерегущие вход в город с реки.
Я побежал по улице, которая вскоре должна была повернуть ко дворцу. И тут внезапно у меня зажало сердце. Иногда так бывает, когда перенервничаю. Вступило так, что шагу ступить нельзя. Да что там шагу! Невозможно даже вздохнуть. А валидола, как назло, с собой нет — в какой-то момент, когда я начал вести здоровый образ жизни, я перестал носить в кармане эти таблетки.
Постояв минуту, я понял, что могу идти дальше. Я тихонько дошёл до поворота...
Не знаю, что заставило меня слегка склонить голову набок! Хрясь! Что-то тяжёлое и твёрдое врезалось в моё правое плечо. И если бы не кольчуга и подплечники, наверняка сломалась бы ключица. Рука буквально отсохла, но я немедля выдернул меч из ножен левой рукой. Это было жутко неудобно, но от страха я проделал манипуляцию за долю секунды. Обернувшись, я столкнулся с огнеглазым. Он размахивался сучковатой дубиной для второго удара. На размышления не было времени... Меч ушёл ему в живот, как в тесто, но медлить было нельзя — я выдернул оружие и повернулся к подбегавшим воинам. От увиденного они немного припухли:
- Ты убил Булгака?! Бойся гнева богов!
В темноте блеснули мечи, но никто не скрестил их со мной. Меня начали теснить во двор дома, а я поневоле отступал. Нельзя, нельзя сюда! Надо бежать, кричать.
- Помогите! - заорал я, что было силы.
И в этот момент в меня врезался раненый жрец. Я как-то выпустил его из вида, уверенный, что он больше не опасен. Но живучий дедуля про себя так не думал — он грудью пихнул меня куда-то вглубь двора. Я хотел было стряхнуть его с себя и продолжить обороняться, но внезапно мои ноги соскользнули в какую-то яму...
К счастью, я упал на нечто мягкое, да и лететь было недолго. Но вот затем мне на голову сверзился истекающий кровью жрец. И слегка оглушил. Тем не менее, адреналин придавал сил — я столкнул деда с себя и вновь взялся за меч. Сверху послышались голоса:
- Слезть, добить его, что ли?
- Ты полезешь? - усмехнулся второй. - Небось он там наготове сидит.
- Давай просто закроем его и всё! Задвинем засов — не вылезет никогда. А потом добьём, если нужно будет.
Они со скрежетом захлопнули массивную крышку погреба, задвинули засов и ушли. А я остался один на один — с умирающим жрецом, в самой настоящей могиле без искорки света. И с паникой в душе. Что же будет с князем? Неужто эти душегубцы исполнят свой замысел?

Глава 29

Где Мономах думает о завершении своего пути

Князь Владимир остался один. После разговора с родственниками на душе было смутно. Он видел, что некоторым князьям не хватает мудрости и самопожертвования. Хорошо, что на сыновей всегда можно положиться. Вот взять хотя бы Ярополка. Он мужественный полководец, незаменимый в гуще любого сражения. Как он умеет завести народ своей речью, повести на противника! Как он ориентируется в ходе битвы — обзавидуешься. Но вот с дипломатией у него проблемы — не умеет просчитывать ситуацию на несколько ходов вперёд. В иных вопросах слишком горяч, а иногда медлит чрезмерно, не может выбрать правильное решение.
Мстислав более рассудительный. Если быть честным, его способность всех умирять иногда удивляла Мономаха. Откуда у него такая черта характера? Наверное, это от его мамы, ныне покойной английской принцессы Гиты. Князь вспомнил свою бывшую жену с теплом — она хоть и казалась порой холодноватой, зато всегда была предельно честна и бесконфликтна. Да, на Мстислава можно оставить Русь. Он не подведёт.
А вот Ольговичи... Слишком много у них гонору, о себе лишнего думают. Сейчас, покуда крепка Русь единством, они с нами союзники, а чуть только ослабеет стол киевский, сразу распри начнутся. Мономах с благодарностью подумал о Божией благодати, охраняющей Русскую Землю. Не было ещё в земной истории такой страны и вряд ли будет когда. Вот уже почти 80 лет жила Русь в мире и спокойствии, но не на принуждении, не на жестоком законодательном подчинении зиждилась эта стабильность. А только на взаимной любви и уважении князей друг к другу. Такой способ взаимного сожительства можно было бы назвать конфедерацией, то бишь, содружеством независимых государств, но такое название не было бы правомерным. Здесь не было ничего от холодного европейского слова «содружество». Здесь было нечто большее. Киевского князя почитали, как «отца в правду», споры старались разрешить взаимными уступками, а если и ссорились иногда, то мирились, наступая на горло собственной песне...
Не поймут светские историки будущего этой смиренной любви братьев и самых драчливых и непримиримых сгибателей чужой воли окрестят «великими». А самых скромных, в сердце своём хранящих тайну терпения, будут высмеивать за робость...
Хорошо, что впервые удалось пообщаться с Глебом так близко. Мономах увидел, что минский князь — человек добрый по натуре, искренний. Вот только, по выражению апостола Петра, «исполненный горькой желчи и в узах неправды». Его с детства воспитали в неприязни к киевским князьям, в языческой вере. А иногда человеку бывает крайне сложно преодолеть воспитание. Все мы готовы до смерти, с пеной у рта доказывать правоту своих предков и нечестивость чужих... Впрочем, как показалось Мономаху, до сердца Глебова всё же удалось достучаться. «Не за себя прошу, не ради величия своего как правителя, - убеждал киевский отец в правду, - а за землю отцов наших, Русь-матушку. Коли делить будем, кто старше, потеряем Русь». Глеб доказывал что-то, спорил: «А кто сказал, что ты должен быть отцом в правду, а не князья полоцкие?» Владимир убеждал, уверял, что духовный центр Русской Земли в Киеве, где расположилась великая Лавра: «Не нужна была мне власть, видит Бог. Призвали меня люди русские, вот им и служу. А над Лаврой не насмехайся. Брат мой родной, Ростислав, глумился над святым Григорием Печерским, утопил его в реке. А через некоторое время и сам смерть в волнах нашёл... Вот так-то! Всё возвращается на этом свете. Иногда скоро, а иногда — лишь в потомстве.»
Вновь и вновь вспоминая подробности недавнего разговора Мономах вдруг почувствовал тревогу. А где же Санька? Он зашёл во время беседы князей, был каким-то расстроеным, убежал как-то скоро и нелепо... Князь Владимир так прикипел душой к этому парню из будущего, как к родному сыну. Вот чудеса приключаются на свете — прислал Бог нового сынишку на старость лет!
Мономах встал и пошёл к двери. Пройдя через длинный коридор, князь обнаружил двух дружинников, дремлющих на полу в причудливых позах.
- Подъём! - крикнул Мономах. - Дух животворит, плоть же не пользует ни мало! Поднимайтесь, ратники! Чай, не у себя дома, чтобы спать!
Воины испуганно вскочили и принялись извиняться за свою расслабленность.
- Не ожидал от вас, - покачал головой князь, - вроде, опытные ратники, не первый год с вами странствуем. Перерезали бы вас, как котят... - Мономах потянул носом. - Постой-ка! Вы пьяные, что ли? Это что ещё такое?!
- Да мы, князь-батюшка, - оправдывался Василько, - чашу сладкого вина выпили всего, да так сморило, что глаза открыть не могли...
- Так, что за вино? - насторожился Мономах. - Откуда взяли? Из наших запасов, али местное?
- Местное... - сладко потягиваясь, пробурчал юный атлет Андрей, - нам его тётушка из местных дала попробовать. Вот крепкое, зараза! По два глотка на брата досталось, до сих пор очнуться не могу!
- Что за тётушка? - почти выкрикнул князь.
- Да вот, вертелась тут, - простодушно развёл руками Василько, - как мать, всё гладила нас, да всяко радовалась, что мы — воины Мономаха...
- Оружие к бою! - прохрипел князь. - А вы, олухи, благодарите Бога, что тётушка вас насмерть не отравила...
Вконец сбитые с толку и перепуганные дружинники выхватили мечи и стали тревожно оглядываться по сторонам. Князь тоже вынул меч и махнул в сторону двери:
- Надо прорываться к нашим!
Вид трёх напуганных мужчин, полукругом идущих к двери с мечами в руках был комичен. Впрочем, сейчас было не до смеха — в любой момент могли появиться, как бы это сказали сегодня, киллеры по душу князя и всех собравшихся. В этот момент в небольшой «подсобке» за поворотом коридора послышался какой-то странный шум. Что-то зашуршало, зашелестело — будто кто-то лез через бумагу или ткань. Мономах прижал палец к губам и велел всем следовать за ним. Окружив князя, телохранители бесшумно устремились к источнику звука. В этот самый момент из дверей подсобки вышел самый настоящий «ниндзя», с мечом в руках и с закутанным в чёрную ткань лицом. Парни Мономаха явно были лучше подготовлены к такой встрече - «ниндзя» пикнуть не успел, как его аккуратно оглушили и тихонько положили у плинтуса. Князь показал на подсобку. Оттуда через несколько секунд вылез второй «японец», которого так же технично отключили и сложили в уже наметившуюся поленницу. Ситуация начинала напоминать чаплинские фильмы, особенно если ускоренно прокручивать плёнку под весёлую музыку. Из дверей, тем временем, вышел ещё один душегубец, потом четвёртый. После чего наступило затишье. Но воины не торопились уходить. И как выяснилось, не зря. Из комнатушки, где, по всей видимости, имелся потайной ход на улицу, молча выскочили сразу трое рослых молодцев. Они без лишних слов принялись рубиться с телохранителями Мономаха. Один, особенно здоровый, так и норовил пробиться к князю...

...Тьма была густой, как чернила — казалось, она была осязаема. В такой темноте начинаются глюки. Тебе кажется, что параметры твоего тела изменились, и коротенькие ножки прикреплены где-то в районе подбородка, минуя тело. То брезжится, что голова стала огромной, а руки — пятиметровыми. Все понятия о расстояниях становятся расплывчатыми — кажется, что сейчас вот встанешь и дотянешься рукой до крышки погреба...
Кто долго был в полной темноте, тот меня поймёт. Нечто подобное описано в «Приключениях пилота Пиркса» Станислава Лема — когда молодой пилот плавал в солёной ванне, с маской на лице, изолированный от всех внешних ощущений...
Внезапно слева от меня раздался хрип. Если честно, меня ничто так давно не пробирало до кишок, как этот хрип. В темноте проходила вечность за вечностью — я находился тут уже многие тысячи лет и совершенно забыл, что я здесь не один. Хрип старика-жреца вернул меня в реальность. Я понял, что лежу на соломе в погребе, причем не больше десяти минут. И что я немного оглушён падением.
- Мил человек, ты слышишь меня? - прохрипел Булгак.
- Слышу, - неохотно буркнул я, на всякий случай стиснув покрепче рукоятку меча — кто знает, может этот огнеглазый применит ко мне какой-нибудь цыганский гипноз.
- Не бойся, - старик чуял чужие чувства, как легавая собака — след зайца, - я скоро отойду к праотцам...
- И что ты хочешь от меня? - прервал его я. - Я на тебя не нападал. Я лишь оборонялся. И сейчас я в худшем положении, чем ты. За тобой придут твои друзья, а ко мне...
- Подожди, - перебил дед, - я не об этом хочу говорить. - он заторопился. - Мне очень страшно. Они приходили за мной.
- Кто они? - не врубился я.
- Те, кому я служил всю жизнь. Перун и его друзья. Я никогда не думал, что они реальны. Я всю жизнь обманывал людей, изображал, что я слышу нечто... Но я ничего не слышал. И вот они пришли за мной... Как тебя зовут, друг? - он говорил с явным трудом, дыхание то и дело прерывалось.
- Александр, - представился я официально, всё ещё опасаясь коварного деда.
- Зря боишься меня. У меня и оружия-то нет. И я старше тебя... лет на пятьдесят. Так вот, - выдохнул Булгак, - Александр, они реальны. Они злые, они хватали меня за руки и пытались увести с собой. Они хохотали так, что мурашки по коже... Желаю тебе никогда не узнать этот хохот...
- И что же дальше? - заинтересовался я.
- Я вспомнил, что бабушка моя в старости уверовала в Бога Живаго, в Христа. Я тогда смеялся над ней. А сейчас стал молиться. И злые убежали! Странно, я никогда не думал всерьёз, что я когда-нибудь умру...
Все мы живём так, будто впереди — бессмертие. Мне было жаль деда, который умирал в двух шагах от нас и слишком поздно понял, что смертен.
- Чем я могу тебе помочь?
- Выслушай то зло, которое я сделал за свою жизнь...
- Но я не священник, и я не могу принимать исповедь... Вот крестить может каждый, но здесь нет воды...
- Всё равно... - дыхание старика слабело. - Выслушай меня и мне станет легче. Во имя Бога Живаго!
Он рассказывал мне такие ужасы, от которых кровь становилась в жилах. Я всегда был небольшой любитель криминальных сводок и стараюсь пролистывать эту рубрику в газетах и на сайтах. А тут... Чего только не было в «коллекции» жреца Перуна Булгака! Коварство, обман, жертвоприношения, в том числе и детские — дедушка, хрипевший в двух шагах от меня на соломе, не скупился на красочные описания, от которых меня начинало тошнить...
- Они снова пришли! - завопил он вдруг, схватив меня своей жёсткой ладонью за руку. - Молись обо мне, воин!
И мы начали вместе молиться. Читали «Отче наш», «Богородицу», «Символ веры». Дед явно не знал ни одной молитвы, поэтому старался повторять за мной. Я не сразу заметил, что бормочу заветные слова в одиночестве... Прислушавшись, я понял, что Булгак умер...
И в этот момент крышка погреба поднялась. Я моментально стряхнул с себя начинающую коченеть ладонь старика и поставил меч торчком. Чего бы это ни стоило, я так просто не сдамся!
- Санька! - послышался до боли знакомый и ставший родным голос. - Ты здесь?
- Игнат! - не помня себя от радости, я заорал, словно потерпевший. - Как ты меня нашёл?
Меня вытащили из погреба, помогли отряхнуться. Я огляделся и увидел, что вместе с Игнатом было десяток воинов.
- Заподозрил я, что с тобой что-то случилось. Пошли тебя искать, да наткнулись на чудика какого-то. Он ко дворцу бежал, да все кричал, что деда с воином в погребе заперли.
Тут я рассмотрел, что за воинами стоял какой-то парень, робкий и улыбчивый. Он радостно кивнул мне. Я махнул рукой:
- Спасибо, друг! Без тебя бы мне сидеть здесь до самой смерти!
Внезапно я вспомнил, какую тайну знаю. А мы тут лясы точим!
- Быстрее! - заорал я так, что воины дёрнулись. - Князя хотят убить! Враги пойдут через подземный ход!
...Мы бежали словно группа спорсменов-спринтеров, соревнующихся в быстроте на дистанции сто метров. В голове пульсировала лишь одна мысль: «Только бы успеть!» Несмотря на вывихнутое плечо, мне удавалось удержаться в первых рядах бегунов.

Глава 30

Где Глеб ведёт себя неожиданно, а новости с Родины не сулят покоя

Наша ночная пробежка по городу взбудоражила весь Минск. В окнах появлялись зеваки, открывались двери, нам вслед смотрели десятки любопытных глаз. Оно и не удивительно — не каждый день увидишь дюжину мужиков, несущихся по тёмной улице галопом.
Ко дворцу мы подбежали через пять-десять минут. Двери были закрыты изнутри и это было крайне подозрительно. Игнат не стал стучаться и ждать ответа:
- Построились, ребята! - скомандовал он.
Выстроив нас наподобие тарана, Игнат дал отмашку, после чего мы мощно и синхронно врезались плечами в массивные двери. Непонятно, что хрустнуло сильнее — наши плечи или толстые деревянные доски, обитые железными полосками.
- Нет, это не дело, - я скорчился от боли, ведь плечо, отбитое Булгаком, ещё не отошло, - надо попробовать в окно.
Мы пошарили глазами по стенам и обнаружили, что окна без решёток есть только на втором этаже. И тут же приступили к гимнастическому упражнению под названием «пирамидка» - внизу встали четверо воинов, на них взгромоздилось трое, затем двое... Честь запрыгнуть в окно выпала мне и Игнату. И почему мне? Вроде по «махательным» способностям я далеко отстаю даже от среднего дружинника.
Пока мы бежали по коридорам и лестницам вниз, адреналин так и шпарил в крови. Я давно заметил, что во время большой опасности можно сильно, до паники испугаться, но лучше всего направить адреналиновый кураж на какие-то отчаянно смелые поступки. Конечно, это неправильно, но я настолько пуглив, что по иному не умею. Вот Игнат с одинаково пофигистичным лицом скачет на лошади и бьётся с чужаками. Наверное, для него это работа...
- А-ах! - выдохнул Игнат, бегущий впереди меня.
Я узрел, что половина коридора занята бьющимися между собой воинами. Я не сразу разглядел в этой каше, что князь и два его телохранителя были в явном меньшинстве. Андрей и Василько были изранены — у одного текла кровь по плечу, другой пошатывался, контуженный приличным ударом в голову. Бился и сам князь. В свои 62 года он двигался почище всякого молодого парня. Но и ему было сложно — на лбу уже выступила испарина, а дыхание сбилось.
Ещё несколько минут и всё будет кончено. Ведь против них — человек десять, не меньше. Откуда их столько повылазило?
Игнат не стал рассуждать, а с ходу мощно врубился в тыл лазутчикам. Один из нападавших рухнул на землю с раскроенным черепом, а наш супермен размахнулся для второго удара. Но на этом эффект неожиданности кончился. И на Игната набросились трое. Тем более, что они всё равно почти не принимали участие в битве из-за узости коридора.
И тут на меня напал ступор. Я понимал, что нужно что-то делать. И не мог решиться. Вот это как раз тот случай, когда чуть-чуть запоздаешь с решением — и уже страшно. Мне было жутко влезать в бой, бежать туда, где дрались остро наточенными метровыми мечами. С детства боюсь колюще-режущих предметов, особенно в руках неадекватных лиц. Я дёрнулся было, чтобы побежать открыть дверь нашим, но понял, что не успею — лазутчики были прекрасно подготовлены и Игнату пришлось несладко.
- За Родину! - заорал я почему-то голосом актёра Джигурды и кинулся в свалку. А затем почему-то прибавил:
- За Сталина!
Мой меч со звоном встретился с мечом противника. Да, доложу вам, это не на палках биться, да не в исторических клубах имитировать драки. Простите за мой французский, но очко играло со страшной силой. Видимо от этого моя обычно замедленная реакция разогналась по максимуму. Вражеский воин сразу же начал атаковать. Раз! Я отбил меч вниз, потом боковой выпад, затем он размахнулся сверху... И тут мой соперник рухнул на пол — шустрый Игнат попотчевал его по спине.
Тут слева раздался стон. Я оглянулся и увидел, что Василько припал на одно колено. Он продолжал биться, но положение было критическим. В этот самый момент двери в конце коридора распахнулись и оттуда выбежал князь минский собственной персоной. Я, если честно, порядком струхнул, ожидая, что с князем идёт солидное подкрепление. Но князь был один, к тому же он не вытащил меч, а бежал к нам без оружия. Что за дела такие? Тем временем на меня навалился второй ратник. Этот был не такой резкий, но зато сильный как гидравлический домкрат. Когда он бил, я с трудом отражал его неистовые удары.
- А ну прекратите сейчас же! - закричал Глеб.
Интересно, кому это он? Нам? Ага, щас, мечи опустим и шейки подставим...
- А ну-ка, отстаньте от князя и его друзей! - приказным тоном отчеканил Глеб. - Я вас о такой услуге не просил и не собирался!
Воины растерянно опустили оружие. Воцарилась пауза похлеще, чем в «Ревизоре».
Глеб подошёл к Мономаху и приложил руку к сердцу:
- Не подумай, Владимир, что это я послал душегубцев. Не по сердцу мне такие деяния — всегда я честно жил, да неприятелей в открытом бою давил...
Глеб внезапно сорвал маску с одного из стоявших в растерянности воинов.
- Адам? Кто тебя надоумил на такое?
Воин потупился, всем видом показывая, что не может говорить.
- Все снимаем маски! - крикнул Глеб. - Али думаете, что втайне такое от меня удержите?
Ратники принялись играть в «открой личико, Гюльчатай». Князь, тем временем, взял в оборот Адама:
- Коли не скажешь, кто такое придумал, велю тебя казнить, как зачинщика!
Адам побледнел, после чего нехотя выдавил:
- Боярин твой, Алесь, это задумал. Да Булгак-жрец нас благословил.
Тем временем Адам скосил глаза в мою сторону и отпрянул:
- Вот сила нечистая! Как ты из погреба вылез?
- А вылез я для того, чтобы из-под земли тебя достать! - я вытаращил глаза и стал ими вращать.
Эффект был чрезмерным: Адам сел на корточки и закрыл голову руками. Честно говоря, я хотел просто пошутить, но, пожалуй, хватил лишнего...
...Спустя час всё в Минске было приведено в движение. Набежало видимо-невидимо ратников — и наших и местных. Даже ночующие в степи войска набились за стену до упора.
Глеб хотел казнить боярина Алеся, но Мономах его отговаривал:
- Ежели за меня мстишь, то не нужно. Душа у человека — от Бога. И не нам судить, жизни лишать.
Глеб лишь отмахнулся:
- Добрый ты слишком. Эдак у меня завтра бояре начнут за меня всё решать. Ишь, чего удумали — подлянку от моего имени сотворить! А чтобы эти мыслители с войском снаружи делать стали? Да за такие проступки твои воины город бы с землей сравняли!
Покойного Булгака достали из погреба, а я, глядя на это, вспомнил жуткие минуты, проведённые под землей. Пока суд да дело, князь рассказал мне, как сперва они бились с тремя лазутчиками, а потом из тайного хода вылезло ещё семь человек.
- Ты не обиделся, чай, на меня? - спросил прозорливый Мономах. - Без лица совсем ушёл с нашего совета княжеского.
Я со стыдом признался во всём. Князь укорил:
- Не всегда удобно с князьями в присутствии других говорить, вот и попросил я тебя выйти. А в остальном... Не верь всему, что бес нашёптывает, борись!
...Андрея с Васильком перевязал Микола-лекарь. Уникального старика, про которого Мономах рассказывал мне в самом начале нашего знакомства, взяли с собой в поход вместе с целой телегой снадобий и целебных травок. Микола и впрямь был со странностями — дико косил глазом на окружающих, что-то бормотал себе под нос, а иногда поднимал лицо к небу и принимался булькать горлом. Зато и лечил отменно — многие воины были обязаны старому чудаку жизнью и здоровьем. У них ведь тут как — антисептиков нет, противостолбнячные уколы никто не сделает. Вот и мрут люди от элементарных ран, особенно если повреждена голова или брюшная полость...
...Не желая более оставаться в Минске, князь велел сбираться поутру в обратный путь. С Глебом попрощались довольно тепло:
- Не будем воевать, Глеб! - Мономах внимательно посмотрел в глаза своему коллеге. - Стрелы в колчане легче сломать по одной...
...К вечеру мы вновь были в том самом лесу, в котором ночевали перед штурмом. Обратно ехать было легче — все предвкушали отдых после похода и мечтали хоть чуток пожить мирно.
К обеду следущего дня эти мечты рассыпались в прах. Мы встретили гонца, который закричал ещё издали:
- Спешите, ратники! Половцы разоряют русские селения!
Князь, как и все остальные воины, был не готов к такому повороту событий. Так хотелось хоть немного вздохнуть мирного воздуха... Никогда раньше не думал, что приключения и походы могут надоесть хуже горькой редьки.
Когда гонец рассказал обо всём подробно, выяснилось, что не всё так фатально. Половцы и впрямь напали на русские селения на реке Северский Донец, которая в моё время протекает в Харьковской области. Мономах со вздохом облегчения принял эту весть:
- Я-то уж думал, что поганые опять к Киеву подбираются...
- Не посмеют они, князь-батюшка, - улыбнулся Игнат, - одного имени русского они теперь боятся. Крепко мы им по шее наложили пять лет назад!
- Ох, не похвалялся бы ты, Игнат, раньше времени! - закивал головой князь. - Народ это тёмный, неожиданный. Никогда не знаешь, что они выкинут в следующий раз...
Гонец, прибывший из русских селений на границе Дикого поля, загнал двух коней, пока добрался до нас. Половцы, по его словам, давно начали хулиганить в этом районе, но до недавнего времени до прямых столкновений не доходило. Но вот когда здесь прошёл богатый товарами караван под сильным конвоем из Трапезунда Византийского, произошла кровавая стычка — и русский пограничный отряд принял в этом бою самое горячее участие... Месть была скорой и страшной — близлежащие селения русских просто сожгли, а оставшихся в живых увели в степь, в рабство.
- Опять они нам кровь портят, - стиснул зубы князь, - да людей наших в полон берут! Только торговый путь наладили, с аланами замирились. Богатеть бы людям да Земле Русской, жить бы в мире! Ну что за люди такие? Вроде клятвы давали, бумаги подписывали, братались... Всё без толку!
Настроение войска было изрядно подпорчено. Вместо родного дома, объятий жён и детей всем виделись теперь половецкие полчища. Игнат, видя что все приуныли, нарочито громко запел весёлую песню. Как ни странно, деланное веселье превратилось в настоящее — вскоре огромное войско слаженно и громко горланило песни. Но я шёл молча — дико хотелось домой, причем, желательно, живым. А грядущие сражения с половцами вновь грозили мне смертью на чужбине. Как бы я хотел сейчас оказаться в посёлке Дальний, в тех самых гаражах, ночью! По сравнению со здешними опасностями давешние гопники — просто пушистые котята...

Глава 31

Где князь получает благословение и выслушивает поучение

По счастью, князь не стал сразу собираться в большой поход. Он прекрасно понимал, что дружина измотана путешествием в Минск, поэтому дал всем нам неделю на отдых. Чему я был безмерно счастлив.
После пира и радостных встреч с близкими, князь начал видимо томиться чем-то, неведомым мне. Он явно жаждал чего-то, какой-то давно запланированной и очень важной встречи. И вот, однажды вечером, Мономах, оставшись со мной наедине, сказал:
- Не желаешь ли ты, Санька, побывать в духовной колыбели Земли Русской? Истину говорю тебе, с благословением преподобных отцов, покажется тебе предстоящий поход лёгким и исполненным радости...
- Ну, не знаю, - растерялся я, - я как-то не готов.
С одной стороны, мне было жутко интересно «попасть на приём» к какому-нибудь великому святому. Это в моём рациональном 21 веке святых днём с огнём не сыщещь, а вот 12 век был в этом отношении гораздо богаче. Но было ещё что-то, кроме обычного любопытства.
- Говорил я тебе, Санька, что брат мой Ростислав злое святому Григорию Печерскому соделал, в итоге сам он погиб, утонув в реке, а поход наш на половцев неудачным оказался? - молвил князь.
- Говорил, князь-батюшка. Да вот только я вроде не хулил святых... Идти хочу, да боязно. Вдруг он обличит в чём, или предскажет про будущее что-то нехорошее? - у меня по коже пробежал табун мурашек, в предчувствии скорой и неизбежной встречи с Тайной...
- Не бойся, Санька. Божьи люди легки, добры и не обличительны, коли добрые помыслы имеешь. - князь доверительно положил руку мне на плечо. - Посмотрят они тебе в душу эдак пронзительно и вдруг самому стыдно-престыдно станет за свою глупую жизнь...
Пока мы шли к Киево-Печерской Лавре, Мономах торопливо рассказывал:
- Был там такой врач безмездный, по имени Агапит. Никому во врачевании не отказывал, денег никогда не брал, всё золото, что ему приносили, у порога оставлял. Почил он уже лет как двадцать. Помню, занедужил я сильно — думал, что пришла пора душу Богу отдать. Лечил меня тогда известный киевский врач, армянин Бабкен, весьма искусный в своём деле. Травками разными, да кровопусканиями. Но мне всё хуже становилось. И тогда решил я положиться на Христа и отправился в Лавру. Исцелил меня Агапит, да велел с имения своего нищим раздавать. Сказал, что Бога нельзя обманывать и нужно быть благодарным за исцеление. С тех пор тем и живу...
Я уже не раз видел, как с кухни князя служители куда-то уносят большие котлы с едой. Не вытерпев, однажды я поинтересовался у повара, куда они всё это несут. Ворчливый «воин кухни» посетовал:
- Кормит князь голытьбу всякую от своего стола. И нет чтобы на заднем дворе огрызки разные дать. Выбирает кусочки пожирней, да немощным разносить приказывает... И так каждый день.
Тем временем мы подошли к ограде Лавры. Мономах, взявшись за массивное кольцо, трижды глухо постучал в дверь. Кстати замечу, что во время этого неблизкого пути нас никто не сопровождал. Властелин Киева и, пожалуй, всей Руси шёл по городу без малейшей охраны. Я почему-то вновь вспомнил своё время, где даже мэр заштатного городишки не рискует ходить по улицам в одиночестве. То ли любви народной боится — в бурных её проявлениях. То граждан, считающих, что надо делиться.
Тем временем дверь отворилась и нас пригласили внутрь. Монах в облачении с капюшоном поинтересовался:
- С кем желаешь побеседовать, князь-батюшка? Под землю пойдёшь, али на поверхности останешься?
- Под землю, батюшка, - вздохнул Мономах, - хочу я видеть Иоанна Многострадального, благословение у него взять, да от нечистоты мирской очиститься.
Монах с уважением и даже как-то испытующе взглянул на нас. Словно спрашивал, готовы ли мы взойти к такому человеку, не отвлечём ли от молитв жарких?
Мы нырнули в неприметную дверь, похожую на нору и оказались в почти полной темноте. В лицо дохнуло сыростью и холодом. Монах снял со стены мерцающую слабым светом жировую плошку и молвил через плечо:
- От меня не отставать, коридоры здесь разветвлённые, сложные. Заблудиться можете так, что никто не найдёт.
От этих слов в животе у меня забурчало от страха. С каждым шагом становилось всё холоднее — мы проходили мимо затворённых дверей келий, спускаясь всё ниже и ниже.
Я почувствовал, что окончательно заледенел. Влажный и холодный воздух пронимал до костей. Как они здесь живут? Я где-то читал, что в нижних пещерах Лавры температура в любую жару всегда держится на уровне 7-9 градусов Цельсия.
Своды коридора, ведущего вниз, были оштукатурены, полы чистенькие, выметенные, а воздух, несмотря на сырость, был удивительно свежим. Ко всем ощущением примещивалось ещё одно — чувство удивительного спокойствия. Несмотря на тесноту, у меня ещё ни разу не возникла паника. Признаюсь, в других тесных и полутёмных помещениях у меня пару раз доходило до приступа клаустрофобии — когда дышать темно и воздуха не видно.
Пару раз мы проходили мимо келий, у которых не было дверей.
- Что там? - поинтересовался я у монаха. - Почему нет дверей?
Молчаливый мужчина внезапно остановился и посветил в одно из таких обиталищ своей плошкой:
- Расширяемся, копаем пещеры для новой братии. Тут ещё не живёт никто.
Я увидел комнату размерами два на три метра с каменной кроватью и попытался представить себе, что кто-то проведёт здесь всю жизнь до смерти, в темноте и холоде. Получалось слабо. Монах словно прочитал мои мысли:
- Не пытайся постичь, как затворники здесь живут. Только помощью Божией, которую Он даёт удалившимся от мира.
Мы пошли дальше. Временами нам попадались под ногами довольно крутые спуски, а изредка я замечал замурованые двери.
- А там мощи святых братий лежат, - сказал прозорливый монах, не оборачиваясь, - тех, кого прославил Бог нетлением после блаженной кончины.
Я давно уже отметил, что в воздухе время от времени появляется сладковатый и необыкновенно приятный аромат. Я решил для себя, что это церковное миро или что-нибудь в этом роде. Но монах, эдакий провидец, вновь разрушил мои умозаключения:
- А мощи те благоухают ароматом приятным, - монах остановился, блаженно прикрыл глаза, - если в пещеру зайти, на седьмом небе оказываешься от сладости небесной.
Наконец мы приблизились к цели нашего путешествия. Осторожно постучав в дверь, наш проводник сложил руки на груди и прислушался:
- Тишина, - прошептал он, - наверное, почивает брат Иоанн.
- Входите, братия, - раздался мелодичный и удивительно бодрый для окружающей тьмы голос из-за двери.
Мы робко вошли внутрь и огляделись. Странно. На первый взгляд келья казалась пустой. Где же прячется брат Иоанн?
- Присаживайте, не стойте, - раздался тот же приятный голос. Он шёл откуда-то снизу.
Я зашарил глазами по полу и ахнул: у дальней стены прямо из земли возвышалась голова довольно молодого мужчины, чем-то смахивавшего на актёра Владислава Дворжецкого.
- Да, - улыбнулся мужчина, - здесь я и обитаю. Много лет боролся я со страстями своими, посему и в землю себя зарыл, - он прикрыл свои горящие неземным светом глаза. - И вот, пришёл на меня Неизреченный свет, который и ныне есть.
Он был простым и открытым, и это поразило меня. Я почему-то думал, что святые такого уровня должны быть величественными, угрюмыми и молчаливыми. И тут внезапно Иоанн сделал мне знак рукой:
- Подойди, мил человек, присядь рядом со мной.
Я присел рядом, а святой долго посмотрел мне в глаза испытующим и немного удивлённым взглядом:
- Вижу, что человек ты странной судьбы. Доселе не бывало такого у Бога, чтобы от вас к нам людей посылали. Знай, что на тебя возложена большая ответственность — должен ты не лениться, а записать, как мы здесь живём. Чтобы люди в твоём времени прочитали и назидались про житие древних. Чтобы поняли, как далеко ушли от правды Божией, считая нас отсталыми да тёмными.
Он положил свою горячую руку мне на голову:
- Кайся, Санька, кайся в душегубстве. Двоих людей ты уже положил.
Я хотел было возразить, что на меня нападали, что я не виноват...
- Всё равно кайся, - остановил меня Иоанн, - должны мы за каждый поступок отчёт Господу всего что ни есть, давать.
Следующей была очередь князя.
- А ты, князь батюшка, не ходи в поход. Пошли своего сына, Ярополка. Если сам пойдёшь, то не вернёшься. Тем более, что у тебя и здесь дел немало будет.
- Но как же... - начал Мономах.
- Не бойся, молитесь — и поход удачным будет, - остановил его святой. -  Оставят половцы русскую землю и уйдут за Кавказ. А ты останься здесь, да позаботься о народе киевском...
- Так ведь я... - опять попытался сказать князь.
- Не потому говорю, - улыбнулся Иоанн, - что ты не заботишься. Напоминаю тебе, что милость пуще жертвы. Нам надобно обличать, а вам хоть немного к нам прислушиваться.
- Благослови, батюшка, - склонился Мономах, - пусть Господь вразумит по твоим молитвам.
...Когда мы поднимались по коридорам вверх, мне казалось, что я совершил космическое путешествие длиной в десять лет. Чувствовалось, что полчаса назад я был совершенно другим человеком. Внезапно мне пришли на ум лица убитых мной в этом времени: несчастного венгра и жреца Булгака. Почему-то стало жалко их до слёз. У каждого ведь была родня, жёны, дети. Убивая одного человека, ты убиваешь всё его потомство. Кто знает, может быть через тысячу лет, в моём времени они стали бы родоначальниками целых селений или даже городов?
К счастью, в верхнем храме как раз начиналось богослужение. Не сговариваясь, мы с князем отправились туда. Там я и облегчил душу, рассказав на исповеди о совершённых грехах. Много чего наговорил — после пронзительного, проникающего как магниевая вспышка в темноту души, взгляда святого Иоанна, хотелось очиститься как можно тщательнее. Ощущение и впрямь было — как после духовной «бани».
На обратном пути князь посетовал:
- Ох-хо-хо, как же Ярополк без меня в поход пойдёт? Я же от начала с половцами боролся...
- Не беспокойся, князь-батюшка, - успокоил я, - коли брат Иоанн так благословил, нужно исполнить. И будет нам победа...
- Это ж дело моей жизни — Русь от поганых очищать, - поделился Мономах. - Раньше они пахарям мирным жизни не давали. Только урожай собираешься снимать, налетают, как вороньё. Всё пожгут, больше напортят, чем украдут.
- И как же вы с ними боролись? - поинтересовался я.
- Три похода я на них вдохновил и провёл. - улыбнулся князь. - Сперва у реки Сутени мы их наголову разбили, двадцать ханов перебили. Было это тринадцать лет назад. Казалось, что обезглавили степь... Но не тут-то было! Налетели они через четыре года, неугомонные, да пограбили нашу землю славно. Еле обозы увезли. Настигли мы их у реки Сулы, награбленное отбили, а затем у Лубена и вовсе поразили всё их войско.
- Неужто они и после этого осмеливаются на Русь ходить? - поразился я.
- Уж и сыновей мы на дочерях ханских женили — всё без толку, - вздохнул Мономах. - Есть такие люди, что только войной живут, не умеют мирно. Пять лет назад мы вынуждены были снова в поход отправляться, по снегу, на санях обоз везли. Взяли города их, Сугров и Шарукань, половцев разгромили наголову. И вот, видишь, опять они зашевелились...
Честно говоря, несмотря на рассказы князя о непримиримости и воинственности половцев, страшно перед грядущим походом не было. После духовных «процедур» на душе был покой. Я почему-то отныне твёрдо знал, что вернусь домой живым и невредимым. Конечно, можно было остаться в Киеве с князем, но было ужасно интересно сходить на такую знаковую для Руси битву... По-моему, последнюю битву с половцами государства под названием Киевская Русь.

Глава 32

Где Ярополка и Всеволода провожают всем миром

Иногда, как например, сегодня, я с новой силой осознавал, какая мне была дана уникальная возможность... Какое чудо видеть все эти обычаи, нравы, архитектуру, костюмы, а самое главное, лицезреть всех этих замечательных людей! Какой злой рок, какая досада, что самая большая на тот момент страна в Европе, сильная, добрая делами и строгая нравами, шла в свой последний, прогремевший до окраин цивилизованного мира, победоносный бой... Я глядел на то, как из ворот киевских выезжали нарядные князья и бояре, прославленные воины и военачальники, а войско, построенное в боевой порядок на пустыре перед городом, отдавало им честь восторженными криками. Глядел и плакал, не в силах сдержать слёзы... Звонили колокола, женщины, дети и старики вышли провожать доблестных защитников на битву. Последние торопливые объятия, рыдания, подавленные усилием воли. Пожалуй, только один я знал, что будет с этим дивным государством дальше. Почему, ну почему Русь всегда падает на дно на самом пике своего развития и славы? Почему полнится она рознью, почему идёт брат на брата, вместо того, чтобы пребывать в любви? Как много тебе дано Богом, страна моя... И столь же много испытаний тебе придётся перенести...
Из ворот вышёл Мономах. Скорбен был лик князя — трудно было отцу провожать любимого сына на смертный бой. И, пожалуй, не легче было не участвовать, так сказать, в деле своих рук — в походе на половцев, которые без конца тревожили Русскую землю. Князь нёс в руках большую икону Божьей Матери, которой благословил своего сына и его союзника, сына князя Давыда Черниговского Всеволода...
Сколько тебе ещё осталось, Киевская Русь? Сейчас ты одержишь славную победу над злыми супостатами, возьмешь их города, отодвинув угрозу половецкую на долгие годы... Иногда человек, побыв с какими-то людьми продолжительное время, сродняется с ними. А ежели общение сопровождалось испытаниями и приключениями — сродняется вдвойне. Так и я буквально сросся с Древним Киевом и его обитателями. Мало того, что я полюбил их как верных друзей — я чуял, насколько мы близки, как родственники, понимал, откуда идут корни русского великодушия, смирения и прощения врагов.
Как ни горько это осознавать, но всё, что я вижу вокруг, вскоре погибнет. Нелегко читать об этом в учебнике истории, а видеть воочию страну, приговорённую к гибели, поверьте, гораздо тяжелее. После Мономаха престол киевский займёт его сын Мстислав, затем, после его смерти, Ярополк. Который тоже будет править недолго. А затем Русская земля разорвётся по швам. Каждый будет тянуть одеяло на себя, ослеплённый личной выгодой. И сбудется предсказание Ярослава Мудрого — погибнет родина отцов, добытая великими трудами...
В трудной и ответственной без меры битве с «народом невиданным» при Калке, которая произойдёт через сто с небольшим лет, русские князья уже будут вести себя разрозненно. Каждый будет грудью отстаивать лишь свою «незалежность». Мстислав Удалой захочет первым получить «венец славы» и кинется на татаро-монгольское войско, не подождав, покуда другие русские полки выстроятся в боевой порядок... И через какие-то двадцать с небольшим лет папский миссионер, проезжающий через русские земли, будет находить здесь только черепа и кости — в Киеве он насчитает всего две сотни дворов. Уцелевшие люди уйдут на север — недаром в моём времени в Вологодской и Архангельской областях собиратели народных песен обнаруживают южные былины и сказания. И каждый турист отмечает небывалую приветливость местных жителей...
А кто-то из русичей уйдёт на крайний славянский запад — и если вы хотите узнать, какова была Русская земля при Владимире Мономахе, почитайте «Тараса Бульбу» или поживите в казацкой станице. Такие вот добродушные, но несгибаемые и независимые мужики и составляли основу той, ушедшей в небытие страны...
- Что это ты разгрустился, Санька? - толкнул меня в бок дядя Дорофей, старый ратник.
- Да так... - я украдкой вытер слезы, сделав вид, что в глаз попала пыль.
- Нежто ты, собачий сын, оплакивать нас, как покойников взялся? - шутливо возмутился воин.
- Взгрустнулось что-то, дядя Дорофей, - поняв, что от внимательного старика ничего не утаишь, я решил открыться. - Смотрю на братьев наших и думаю — как грустно будет, если они погибнут...
- Ну это ты зря и размышляешь о пустом! - улыбнулся Дорофей. - Божие охранение лучше человеческого и каждый погибает в назначенный срок. Волос с головы не упадёт без воли Божией — помнишь такие слова? - ратник отечески потрепал меня по голове.
От этих слов словно бы какая-то «печальная пелена» упала с моего сознания. А в самом деле — чего это я разгрустился? Ясно ведь, что Русь содержалась целой не волею какого-либо отдельного князя, не из-за особого братолюбия бывших некогда разделёнными полян, древлян и кривичей. Только Божьей благодатью, которая по скромности своей хочет всегда остаться незамеченной, жила Русь в мире и любви. Не было жёстких законов, а была лишь добрая воля князей, спешивших мириться, а не воевать. А раз Господь дал такое добро и не отнял искушения, значит, они были необходимы. Кто знает, может явится ещё в человеческой истории Россия, светящая другим народам совершенством любви, а не отлаженной «законодательной базой»? Как знать, может, трогающей сердце народной легенде о граде Китеже, который утонул до поры, до времени суждено стать былью?
...Тем временем из ворот Киева вышли многочисленные священники во главе с митрополитом Никифором. Наше войско приветствовало их трижды поднимаемыми на длинных древках иконами — именно с такими флагами наши предки одерживали свои славные победы. А вера вкупе с братолюбием и была той самой национальной идеей, которую в моём веке ищут, но никак не могут найти.
Митрополит нёс большой золотой крест, а у священников в руках были разнообразные иконы. Митрополит с крестом, а Мономах с иконой стали обходить всё войско, а свящённики тихо и мелодично запели:
- Днесь светло торжествует Печерская обитель и радуется явлением образа Богоматере...
Эта длинная и красивая песня унесла меня в какие-то нездешние дали. Казалось, что я стою не на каменистой земле, а на облаках. Обойдя войско кругом, митрополит с князем встали плечом к плечу, а воины стали подходить к иконе и кресту и прикладываться к ним для благословения перед битвой.
Всё войско начало тихо вторить пению священнослужителей:
- Радуйся, Благодатная Богородице Дево, во объятиях Своих Предвечнаго Младенца и Бога носившая...
Честно говоря, я никогда не слышал такого слаженного пения, тихого и одновременно потрясающе мощного. Тысячи голосов сливались в один, и переливающаяся мелодия плыла в воздухе, как хрустальный звон, унося и певцов и слушателей прямо на небо.
Я отметил, что пение кондаков и акафистов пронимает не только меня — в глазах у многих ратников блестели слёзы. Вот и отлично, а то в своём времени я всегда стеснялся своей сентиментальности. Мне достаточно посмотреть какой-нибудь трогательный фильм или услышать отрывок песни — и всё, платок хоть выжимай. Сижу, реву взахлёб и радуюсь, что никто не видит.
После всеобщего благословения, которое продолжалось около часа, мы выстроились по походному и принялись прощаться. Тут уж слёзы  провожающих полились рекой. Девушки и матери махали платками, детки в длинных рубашонках подпрыгивали и махали ручонками, а ратники мужественно сглатывали ком в горле и показывали ближним нарочитую весёлость. Как знать, кому из них суждено навеки остаться в жарких половецких степях?
...Мы тронулись от Киева небыстро — впереди войска шёл митрополит с крестом, а духовенство окружало нас со всех сторон. Шли опять же распевая мелодичные акафисты и кондаки Богородице и святым покровителям. Я вспомнил, как несколько лет назад, в своём времени, мне посчастливилось отправиться на автобусе в одну паломническую поездку. Тогда я впервые отправлялся в путь под всеобщую молитву. До этого я подобного опыта не имел... Помню, как поразило меня тогда пришедшее в грудь сладостное чувство безопасности — это была уверенность, что наша поездка отдана Богу в руки и что с нами ничего не случится. Похожее чувство охватило меня и теперь — я был уверен, что поход, начатый в такой искренней атмосфере веры, обязательно будет успешным. Мелькнула мысль: а ведь Бог не требует от нас чего-то сверхестественного. Немного времени длинного дня отведи только Ему — и Бог вознаградит...
Поскольку всем было стыдно ехать верхом, пока священники идут на своих двоих, ратники спешились и повели коней в поводу. Я весь взмок, потому что солнце начинало жарить недуром, а ноги, отвыкшие от столь долгих переходов, отказывались двигаться бодро. Так, с пением, без всяких разговорчиков в строю, мы шли часа три. Было много отвлекающих мыслей, иногда накатывало раздражение и хотелось сесть на лошадь. Но я терпел, поскольку понимал важность такого крестного хода перед грядущими испытаниями. Наконец митрополит впереди остановился, благословил ещё раз войско крестом и напутствовал нас:
- С Богом, дорогие братия! Идите с Богом и ничего не бойтесь! Благословляю вас на благое дело, освободите Русь от супостатов, да избавьте братьев ваших от набегов поганых!
Мы обменялись поклонами, после чего большая часть священства покинула войско и отправилась домой, в Киев. С нами остались лишь немногие — в моё время их назвали бы капелланами, то бишь, военным духовенством. Они довольно ловко оседлали приготовленных для них лошадей и поехали вместе со всеми.
...Какое счастье, что я, наконец, сижу, пусть и верхом на лошади. После трёхчасовой прогулки ноги буквально отваливались. Километров пятнадцать отмахали, не меньше. И хорошо ещё, что не в кольчугах — мы ехали налегке, потому что наши главнокомандующие были уверены, что в радиусе ста километров от Киева на нас никто не нападёт.
По расчётам князя Ярополка, до половецких владений было около четырёх дней пути. Я, если честно, грустил по Мономаху — с его сыном у меня пока не сложились тёплые отношения. И хоть я и ехал справа от молодого князя, но мы оба молчали, не решаясь начать разговор. Через пару часов пути войско заметно приуныло — спал ажиотаж после столь торжественных проводов, а сердце начала теснить тревога: что ждёт нас там, за горизонтом?
Тут Ярополк задорно глянул на меня:
- Ну, Санька, давай, запевай песню походную! А то загрустило войско, сил нет смотреть!
Предложение было более чем неожиданным. Во-первых, я вовсе не ожидал, что княжич со мной заговорит. А во-вторых, что он оценит меня, как вокалиста-запевалу. Хотя стоит отметить, что он угадал — попеть я люблю. Хм... Что же такое «грянуть»? О, точно! Я сам улыбнулся от своей идеи.
- Зелёною весной, под старою сосной, с любимою Ванюша прощается, - задорно начал я, - кольчугою звенит и нежно говорит: «Не плачь, не плачь, Маруся-красавица!»
Ратники с любопытством смотрели на меня. Видно было, что задорная песня им понравилась. Подпевать они начали к третьему куплету, выводя в двадцать тысяч глоток:
- Кап-кап-кап, из ясных глаз Маруси, капают слёзы на копьё!
Ярополк глядел на меня восхищённо, а я в этот момент почувствовал себя настоящей звездой воинской песни. Войско явно воспряло духом — даже лошади пошли бодрее под весёлую мелодию. Трудно себе представить, что эту песню Леонид Дербенев и Александр Зацепин придумают лишь спустя почти девятьсот лет после нашего похода...

Глава 33

Где Санька приближается к опасной зоне

Знаете, в жизни так часто бывает: тебе предстоит какая-нибудь неприятная процедура — вырывание зуба или небольшая, но неизбежная операция. Но не сейчас, а через изрядное количество дней. И ты храбришься, думаешь, что грядущее переживание тебе совершенно нипочём. А приходит время — и страх схватывает за душу, тебя буквально трясёт. У меня так было один раз, когда мне грозила операция на почках. Помню, я воспринял весть совершенно спокойно. А потом, когда время подошло, я осознал, что просто отложил страх в архив, решив для себя, что потрясусь когда-нибудь потом.
Так было и теперь, во время Четвёртого половецкого похода. Чем ближе мы приближались к Дикому полю, тем я чётче осознавал, что битва неизбежна. Нет, ничего подобного я раньше не испытывал. В Париж я ехал, как в турпоход на лошадях с культурной программой в финале, в серьёзный бой с подчинёнными Глеба Минского не верил — всё-таки свои, русские люди... А тут... Тут нам нельзя было ожидать какого-либо гуманного отношения к себе. Враг дик и беспощаден. Половцы, зная, что крепко накосячили, будут биться насмерть.
Меня трясло. В животе всё бурлило и крутило. Когда мы выезжали из Киева, предстоящий бой был ещё далеко. Он случится когда-то потом, неохота даже думать. Но сейчас до половецких городов оставалось чуть больше дня пути, а напасть супостаты могли в любую минуту. И мы, именно мы, а не какие-то другие дядьки с мечами, должны рубиться с ними насмерть, дабы обезвредить. Что ни говори, а война — противоестественная штука. Тыкать режущими предметами в собратьев по роду человеческому очень неприятно. И не верьте тому, кто скажет вам, что он с удовольствием ехал на войну. Говорят, есть даже какая-то статистика — оказывается, лишь 10% людей бьют на войне на поражение. А остальные 90% - лупят в белый свет, как в копеечку, не интересуясь особо, куда попадёт их пуля или меч. Слыхал я, что, по некоторым данным, большинство воинов в стародавние времена специально били противников мечом плашмя, в надежде оглушить, а не убить. И это радует, товарищи, значит человечество не столь безнадёжно, а патологических садистов и убийц среди людей — ничтожный процент...
Однако бой, на который мы ехали — непростой. Не мы начали этот конфликт, не мы его раздували. Мы, я имею в виду русский народ того времени, просто терпели, по своей давней традиции. Терпели, словно ожидая, когда наполнится чаша гнева. И она переполнилась, когда грабежи и насилия достигли в здешних краях крайней отметки, когда мирно и спокойно жить здесь стало совершенно невозможно.
Мы проезжали сожжённые и разрушенные города и сёла, оставшиеся в живых жители этих селений сбегались на нас посмотреть. Видели бы вы их лица! По ним текли слёзы, а многострадальные глаза русских женщин светились верой и надеждой. Есть Бог, есть единство земли Русской, и есть князь и ратники, которые своих в обиду не дадут... У меня перехватывало дыхание, когда я глядел в эти глаза. И я понимал, что просто обязан справиться со своим страхом и оказаться в самом эпицентре битвы...
Но спустя какое-то время вновь становилось страшно. Я примерно представлял себе, что такое — эти средневековые битвы. Это когда ты бьёшься в гуще вооружённых острыми железками людей, которые так и норовят ткнуть тебе в живот, сбить с коня и затоптать. И шансов остаться живым в этом месиве не так уж и много. Как избежать такой участи? Вот уж воистину — надеяться, кроме Бога, не на кого...
В одном селе, окружённом полуразрушенным частоколом, я увидел, как мужики всем миром восстанавливали родное селение. Уже возвели с десяток крепких и ладных изб, а на очередном строении на коньке крыши сидело несколько человек и делали кровлю. Вот он, русский образ жизни — общинность, когда брат помогает брату. Эх, вот бы нам так, в нашей прогнившей насквозь современности! И не было бы никаких ипотек, проблем с ЖКХ, протекающих крыш и прочего... Вырос сын, захотел жениться — собрались всем кварталом и отстроили молодёжи новый дом. Протекает крыша в многоэтажке? Опять же, поднимаем окрестных мужиков и чиним. Прав был Чингиз-хан, когда ломал стрелы в колчане по одной. Сегодня все в России - индивидуалисты, парковки забиты недешёвыми иномарками. И при этом все ждут, когда же придут неведомые «они», которые всё отремонтируют и подметут. Нет, не придут и не отремонтируют - не сработает у нас западная модель, даже и не ждите!
...Не столь давно я прочитал книжку не признанного и поныне учёного Бориса Болотова, который утверждал, что в человеческом организме есть клетки-лидеры. По которым выстраивают свою работу все остальные клетки. И если вовремя заменять клетку-лидера, то можно добиться физического бессмертия. Или, по крайней мере, активного долголетия. Так же и в человеческом сообществе — есть реальные, самой природой предусмотренные лидеры, по которым настраивается всё общество. Сегодня, как и весь 20 век, по мнению учёного, у власти находятся не настоящие лидеры, а «липовые». А настоящие лидеры — подавлены, забиты в локулы мировой истории, унижены и отлучены от всяческой созидательной деятельности. Потому так и живём, ловя их волну, помимо своей воли...
Мне теория Болотова чем-то симпатична. Я давно замечал: выступает политик, говорит много, а его слова — сплошная ложь. Ну нет в них какого-то, как говорят евреи, «цимеса». Он сам не верит в то, что говорит. И мечтает подсознательно быть ведомым. А те кто знают истину — где они? Ищите их нынче на окраинах цивилизации, подальше от больших городов, денежных течений и «свершений» нынешнего мира...
Трудно передать словами это ощущение, но здесь, во время Владимира Мономаха, у власти находились реальные лидеры. Духовные и социальные. Дух времени в Киевской Руси такой, что зло даже и не поднимало головы. Не разгорались у людей злые мысли, потухая от всеобщего доброго настроя. Нет, что ни говори, есть некое общее биополе, вроде радиоэфира. Все мы на одной волне — когда террористы взрывают людей в Пакистане, а большие дяди в политике решают начать экспансию в очередную страну, даже на другом конце планеты люди подспудно ощущают всеобщую боль человечества...
...Мои философские рассуждения были прерваны самым грубым образом. Последние несколько часов я ехал, глядя в могучую спину ратника, чей шлем не был снабжён «шлейфом» из кольчуги, защищающим шею. Так вот, в эту самую шею вонзилась стрела, причём, извините за натуралистичные подробности, так мощно, что вышла с другой стороны.
Стрелы звонко щёлкали по шлемам, по доспехам, а иногда достигали своей цели и слышался полный боли стон. А я сидел и тупо смотрел на упавшего под ноги своей лошади воина. Ступор какой-то напал, не пошевелиться.
- Щиты! Щиты готовь! - передавался из уст в уста бешеный вопль по всему войску.
Я пришёл в себя и с трудом отвязал щит, прикреплённый к левому боку коня. Едва я успел поднять щит, в него врезалась стрела. Сильно так влетела, будто кулаком или даже мечом стукнули. Я сжался в комок за крепкими досками своей единственной защиты. Я не видел, откуда летят стрелы, лишь подумал о том, что лучники затаились где-то неподалёку — стрелы били мощно, явно были не на излёте. Неужели сейчас будет битва? Сердце затрепыхалось, а рука нащупала верный меч...
Тем временем наши лучники, что называется «включили ответку». Ответ был ядрёным — вправо, в сторону предполагаемого расположения противника устремились целые тучи стрел.  Проходили долгие секунды ожидания, я осторожно выглянул из-за щита и увидел, что вершина невысокого холма устлана трупами вражеских стрелков.
- Это разведчики! - заорал Ярополк где-то неподалёку от меня. - Надо их догнать и истребить!
Я ожидал, что мы все кинемся в погоню за гадкими налётчиками и уже взял покрепче поводья. Но дядя Дорофей остановил меня:
- Стой, храбрец! На это специальные люди у князя имеются...
Так я узрел местный ГБР, то бишь, группу быстрого реагирования, в действии. Прекрасно вооружённые, в новеньких доспехах и на великолепных арабских скакунах — они устремились за половецкими лазутчиками со скоростью ветра. А мы, тем временем, переместились на вершину холма, откуда открывался вид на степные просторы. Кони всхрапывали и рыли землю ногами, возбуждённые запахом битвы, а воины едва сдерживали себя, чтобы не броситься на подмогу товарищам.
Мы видели, как небольшой отряд разведчиков отчаянно скакал по степи. И как медленно, но верно его настигали наши ратники. Минута — и остающих начали сбивать с коней. Понимая, что с ними расправятся поодиночке, половцы решились принять последний бой. В моей душе в этот момент шевельнулась, наверное, несколько неуместная жалость... Мне всегда жалко обречённых. Через пять минут всё было кончено и киевский СОБР поехал к нам...
Остаток дня мы провели, отдавая последнюю честь павшим — их было девять человек. Четырнадцать раненых доставили немало хлопот Миколе-лекарю, но можно было надеяться, что все они выживут. Покойных отпели по всем канонам, правда, похоронили без гробов. Скорбь разлилась по всему войску. Молодой князь, вытирая набежавшую слезу, сказал:
- Это моя вина! Я не приказал посылать разведчиков перед войском. Прости, Господь, прегрешения мои!
Он перекрестился и закрыл своё лицо массивной кожаной перчаткой... Где вы у нас видели такого правителя, который честно признает свою вину, возьмёт ответственность на себя? Скорее, властители моего времени посетуют на форс-мажор, отсутствие финансирования, нерасторопность подчинённых...
Когда мы располагались на ночлег, князь, расставляя усиленные ночные дозоры, молвил:
- Завтра битва! Молитесь, братия, чтобы Господь нам даровал победу.
Эти слова эхом отозвались в моей душе. Завтра битва... Подумать только, возможно многие из нас, в том числе и я, в последний раз смотрят на алые всполохи небывало красивого заката...

Глава 34

Где Санька нюхает половецкое стойбище

Если бы я был дома, то выпил бы снотворного. Ну просто ни в одном глазу сна нет! Сперва я любовался полыхающим закатом, затем — созвездиями и луной. Потом мне и вовсе надоело лежать, закутавшись в меховой мешок, и я принялся прохаживаться за спинами расставленных вокруг нашего лагеря часовых. Слишком сильное волнение мешало заснуть: прошедший день принёс множество потрясений, а грядущий и вовсе грозил смертью. Стараясь отвлечься от мыслей о плохом, я принялся размышлять, откуда у русского народа такое стремление к сильному и доброму главе. Пожалуй, наш народ, как организм, не забывший ещё своего истинного предназначения, сильнее других нуждается в «клетках-лидерах» - управленцах на местах и в умной «голове». Так сильна эта нужда, что почуяв крепкую руку и государственное мышление, мы готовы записать в «отцы народов» даже самых неоднозначных лидеров... Наверное, это тоска по Богу, которому и надлежит, в конце концов царствовать над всеми нами...
Но вот в чём проблема, как мне видится: у нас в России, начиная от Ивана Грозного, отношение к царю-батюшке какое-то языческое. Царь становится заложником величия своей должности, царя делают каким-то идолом, чьи регалии пишутся целым абзацем, и чьи решения чуть ли не совпадают с Божьей волей. Как ни странно, похожие проблемы были и в безвременно усопшей Византии. Как знать, не виной ли тому разрыв с римским папой, «камнем», на котором и должна стоять земная Церковь? Коли нет единого духовного лидера, его роль невольно начинает исполнять представитель мирской власти... Впрочем, это всё настолько тонко и мистично, что трудно объяснить словами... А Запад? На американских столбах, торчащих посреди зелёных газонов, и в 21 веке можно частенько встретить милейшее объявление: «Вход запрещён. Нарушители будут застрелены. Выжившие будут застрелены повторно»... Откуда у них такая страсть к частной собственности и такое неуважение к непохожему на их собственный, образу жизни? А всё потому, что там тоже не всё было гладко в церковной и социальной жизни. Ведь, как известно, народные массы всегда следуют за своими предводителями, причём делают это часто неосознанно. Кто подавал пример Европе на протяжении якобы тёмных средних веков? Тогда в европейских странах строили красивейшие соборы на народные деньги. Следовательно, вера была жизнью народа, а священники и епископы были для всех образцом для подражания.  Замечу, что было много добродетельных священников, но были и не слишком достойные, которые, как правило, рвались на первые места в Церкви. А уж затем внедряемые ими новые «ценности» с лёгкостью закреплялись в поколениях - отец завещал сыну, сын внуку, а правнук и сам видел всеобщую и укоренившуюся традицию. Думаете, это слишком долгий процесс? Да ничуть - ещё в 19 веке русские были самой непьющей нацией в Европе, а сегодня попробуй откажись от рюмки на застолье... Будут уговаривать и уламывать полчаса...
Так откуда же взялось в Европе обожествление частной собственности? Думаю, это связано с преобразованиями в католической церкви ещё в 12 веке, когда священнический сан и связанное с саном церковное имущество объявили «благодатно связанным единым целым». А один особенно ретивый «богослов» и вовсе заявил, что «духовный сан и церковное владение составляют единую святыню Божию и всякий, рассекающий эту живую единицу, разлучает в ней душу и тело, совершает духовное убийство». Как видим, эта мысль за века эволюционировала, особенно когда Бог стал казаться людям детской сказкой - сегодня за пару шагов по чужой земле на Западе тебя преспокойно застрелят и будут правы перед законом страны.
...Что и говорить про последствия деяний «святой» инквизиции... Тогда человека вместо воздействия любовью, заставляли верить силой. Не это ли мы видим и сегодня, когда «демократические достижения» летят к непохожим на остриях баллистических ракет?
...Лишь перед рассветом я почуял сильное утомление, заполз в свой мешок и отрубился. Будить меня пришлось долго — казалось, что я не проспал и минуты.
- Вставай, соня! - тряс меня дежурный. - Петухов проспал, рассвет проспал, завтрак тоже проспишь!
Я лишь мычал и пытался собраться с силами, чтобы открыть глаза. Ну хоть убивайте, не проснусь. Тем временем, дежурный от меня отошёл, а я вновь провалился в небытие. Очнулся снова от тряски:
- Мы выезжаем! Все уже поели! Останешься — тебя волки съедят, али половцы на ремни нарежут!
Этот подход дежурного выпал на более удачную фазу сна. Иногда поспишь вроде каких-то полчасика лишних, а чувствуешь себя намного бодрей. Я раскрыл глаза, вылез из мешка и с огорчением увидел, что дежурный не врал. Все уже садились на коней, а съестные припасы тем временем уже завернули и спрятали в мешки. Не знаю, как у кого, но я, ежели не позавтракаю, даже двигаться не могу. Руки и ноги слабые, голова не соображает. То ли дело — чайку горячего попить! Да бутербродами закинуться!
Правда, здесь я отвык от чая, но кипяток употреблял — утром в походе мы обычно ели куски зажаренного вечером мяса с хлебом. Гораздо полезнее колбасы, между прочим. Не содержит ГМО, консервантов и красителей...
- Эх, Санька, - вздохнул дядя Дорофей, - я и не знал, что ты такой соня! Всю жизнь эдак проспишь!
- До утра не мог заснуть, - начал оправдываться я, - вот и подняться не могу!
- Держи вот, - старый воин сунул мне краюху хлеба и кусок мяса, - для тебя специально припас. И чего волноваться попусту? Убьют, так у Господа окажешься, хорошо тебе будет. Ранят — Микола-лекарь подлечит!
- Да ну тебя, дядя Дорофей, - улыбнулся я, - вечно ты шутишь!
После перекуса жизнь пошла веселей. Я запил еду из фляжки и взгромоздился на коня. Князь Ярополк, тем временем, выехал перед войском для напутственного слова:
- Братия и отцы! Сегодня мы достигнем града поганых, Сугрова! Отец мой его брал пять лет назад, дотла сжигал, но сызнова там вороги наши тыл себе обустроили. Спалим его снова, да изгоним всякую погань с земли Русской начисто!
Войско радостно заголосило — видно было, что слова Ярополка всем по душе. Но я, если честно, внутренне весь съёжился, не желая видеть жестокие расправы с мирным населением...
Мы ехали осторожно, высылая впереди войска дозоры по двадцать всадников на самых быстроногих конях. Разведчики разъезжались на три стороны света, возвращаясь к нам каждые полчаса-час.
Я только сейчас отметил, что на сей раз мы не везём с собой осадных установок. Любопытство раздирало меня, поэтому, не удержавшись, я спросил у Ярополка:
- Э... княжич... князь, а почему у нас нет осадных орудий?
Ярополк после моего неловкого обращения взглянул на меня удивлённо. Я ожидал, что он разозлится, но он хлопнул меня по плечу:
- Санька, ты чего как неродной! Да мы ж как братья с тобой! Чай, одногодки! Ты даже старше немного. Зови меня просто Ярик! Мне батя про тебя много рассказывал — как ты его спас! Ты же у нас легенда, а не человек!
Он приобнял меня, а я, оторопевший от такого наплыва чувств, немного растерялся:
- Вот уж не ожидал, князь-батюшка...
- Что ты не ожидал, сынок? - рассмеялся Ярополк. - Какой я тебе батюшка?
- Прости... Ярик, - еле выдавил я из себя. - Так что там с осадными орудиями?
- Да какие там города у половцев? - пренебрежительно махнул рукой Ярополк. - Так, стойбища огромные — одни юрты да кибитки. Разве что ханы в домах обитают. Половцы страшны не обороной, а лёгкостью своей. Уж больно летучее у них войско — сегодня здесь, а завтра уже у Киева всей ордой собрались. Лошадки знатные у них.
Чем ближе мы подходили к половецкому стойбищу, тем более суровыми и собранными становились лица воинов. Неподалёку от Сугрова должна была располагаться наша крепость — небольшой городок Донец. Вместо Донца мы нашли пепелище, где среди обгорелых брёвен лежали вперемешку изрубленные тела наших ратников. Половцев не было ни одного — видать, трупы забрали свои, чтобы похоронить с честью, а русичей бросили как есть. Что ж, нормальная практика — мы тоже не захоронили напавших на нас лучников...
Смрад стоял невыносимый: ратники, пролежавшие неделю под солнцем, уже начали разлагаться. Зрелище, доложу я вам, бодрящее. Меня едва не вывернуло наизнанку, да и остальным тоже поплохело.
- Собаки... - пробормотал Ярополк, крепко сжимая поводья. - Они за это ответят! За Русь!
Он поднял коня на дыбы и с поднятой рукой проскакал вдоль войска.
- За Русь, братия! - глаза молодого князя пылали гневом. - Отмстим поганым за павших!
Это наэлектризовало атмосферу до крайней степени — если бы сейчас на горизонте показались половцы, их бы изрубили в кашу, без всяких переговоров. Но князь умерил свой гнев:
- Нужно подождать, когда прибудет разведка. Мы сами выберем место для битвы, а попадать в ловушку не хочется.
- А какую они нам могут ловушку устроить? - поинтересовался я, пытаясь отвлечься от увиденного.
- Место возле Сугрова нехорошее. Низина, с трёх сторон холмами окружённая. Если туда спуститься, навалятся, стрелами засыпят...
- Да, восточные люди — хитрые, - поддакнул я, - с ними ухо востро нужно держать...
- Их хитрость — на два хода вперёд, - хмыкнул Ярополк, - с византийским коварством не сравнить. Греки тебе в лицо улыбаться будут, а потом такое сотворят...
- На что же они способны? - заинтересовался я.
- Вот, не так давно выслали хану Аепе отравленное вино — вроде как для примирения. Хан с приближёнными выпил, да поумирали все...
Я знал, что Византия вела изощрённую политику. Они стравливали разные племена, ссорили народы, тайно подкупали одного из своих противников... Нет, конечно их можно понять — с одной стороны. Но мне как-то больше по душе русская искренность...
Вскоре вернулась разведчики. Румяный рослый парень, немного волнуясь, доложил князю:
- Княже, высмотрели мы, что Сугров стоит полузаброшенный, в городе лишь несколько костров. Сидят возле них старики, да женщины с детьми малыми. Воинов нигде нет, юрты пустые...
Следом возвратились конники, которые ездили на север и юг. Они поведали, что в радиусе десяти вёрст никого не видать. Выслушав донесение, Ярополк решил:
- Тогда отправимся к Сугрову, да подпалим гнездо поганых!
У меня внутри всё съежилось от ожидания неприятного зрелища. День и так начался слишком неаппетитно, а глядеть на насилия над старыми да малыми мне вовсе не хотелось. В том, что в стойбище сейчас изрубят всех, я не сомневался — чуял всеобщий настрой...
Земля тряслась от топота копыт, глаза ратников полыхали огнём возмездия. Страшен был сейчас вид войска — на Сугров ехали не добрые ещё совсем недавно, славные парни с русыми волосами и в веснушках... Нет, это были грозные воины, словно сошедшие со страниц древнего героического эпоса. Шлемы надвинуты на глаза, руки сжимают копья... Плачь, дочь половецкая, похоже что сейчас растопчут и тебя и твоих детушек...
На холмах, окружавших стан половцев, Ярополк велел войску остановиться. Вид открывался очень даже живописный — в низине стояли сотни юрт, среди которых там и сям высились деревянные дома. За Сугровом, под песчаным обрывом текла небольшая река.
- Стойте здесь! - приказал князь. - Со мной пойдёт лишь ближняя дружина!
От войска отделилась малая часть и последовала за молодым князем. Я оценил осторожность нашего предводителя. Несмотря на разведку, мало ли где могут прятаться враги... А место — и впрямь самая настоящая западня, «котёл», из которого не выбраться.
- Это их зимнее стойбище, - молвил Ярополк, заметив мой пытливый взгляд. - В холода они здесь от всех ветров закрыты, а ежели война приключается, бросают всё и уходят в Шарукань.
Князь тронул коня, а я заколебался в нерешительности. Участвовать в зверствах мне совсем не хотелось.
- Ну что ты, Санька? - нетерпеливо обернулся Ярополк. - Думаешь отсидеться, пока мы трудимся?
После таких слов я, конечно, не мог оставаться на месте. Мы спустились с холма — нас встретили собаки, захлёбывающиеся от лая, но явно опасающиеся нападать. Пахло горелым вперемежку с чем-то тухлым, а также каким-то прогорклым жиром. Запах был очень неприятный. Воняли и сами кожи, покрывавшие юрты.
- Эй, есть кто живой? - крикнул Ярополк. - Выходи, всё равно найдём!
Ярополк рубанул по ближайшей юрте мечом — разрезав стенку, он перерубил центральный шест жилища, после чего шкура рухнула на землю.
- Ежели найдём, в живых не останетесь! Выходи, князь жизнь обещает! - зычно крикнул Ярополк.
После его слов прошло минут пять, потом на здешней «улице» наметилось какое-то движение. Мы увидели двух стариков и трёх женщин с детьми на руках. Они робко подошли к князю и распростёрлись ниц. Ярополк и глазом не повёл.
- Не вели нас убивать, - с лёгким акцентом пролепетал один из стариков, - мы одни тут, все воины за реку ушли.
- А ты, дед, небось сам русичей рубил, когда посильней был? - внезапно спросил Ярополк.
Дед ничего не ответил, лишь спина его задрожала, а на лице выступил пот от волнения.
- Оставили вас здесь, чтобы разжалобить нас, - скривился Ярополк, - знают, собаки, что русские милостивы чрезмерно! Не выйдет!
Я зажмурил глаза, ожидая, что на дрожащую спину деда обрушится сабельный удар. Вместо этого я услышал, как Ярополк сказал:
- Даю вам время на сборы — уходите. Мы сожжем стойбище, больше здесь не селитесь...
Ждать пришлось недолго. Половцы скумекали, что избежали смерти чудом, поэтому уже через полчаса вышли из стойбища с тюками за спинами. Женщины не плакали, лишь изредка у них прорывались короткие всхлипывания. Князь тем временем приказал делать факела — воины принялись наматывать на палки просмолённую паклю. Запалив паклю от костров, ратники разъехались по Сугрову...
Вот это было зрелище, доложу я вам! Голливудские режиссёры почернели бы от зависти — воины в развевающихся на ветру алых плащах, скакали по «улицам» между юртами и деревянными домами и поджигали всё, что горит. Мне тоже пришлось делать это чёрное дело. Впрочем, я знал, что не убиваю ничего живого, поэтому моя совесть была более или менее чиста.
Через полчаса Сугров полыхал жарким пламенем, как один большой костёр, а мы с холмов любовались на дело рук своих. Тут мне в голову пришла мысль о том, что Мономах, возможно не был бы столь жёстким с этими несчастными. Словно уловив мою мысль, Ярополк повернулся ко мне:
- Представь, сколько они народа нашего погубили, в полон угнали. Я многих жён знаю, чьи мужья в плену томятся. Сколько сирот на Руси, матерей, горем убитых. А сколько сёл они разорили? Думаешь, мне приятно поджигать чужие дома?
- Нет, но... - я немного оторопел, не ожидая таких признаний, - можно было бы и не сжигать...
- Если не сжечь, они снова вернутся, снова будут нападать и грабить, - словно оправдывался Ярополк, - сколько раз такое было. Отец с ними договариваться пытался, но они же человеческих правил не признают, клятв не соблюдают. Только подрастёт очередное поколение нами не битое, сразу в бой рвутся. Надо дать им раз так, чтобы стало жарко — тогда поймут, что с нами шутки плохи.
...Наблюдать за тем, как догорает Сугров, мы не стали — отправились к Шаруканю, где, по предположению опытных ратников, и должны были ждать нас основные силы половцев.
- Там они, поганые, стоят, - сказал дядя Дорофей, - в прошлый раз у Шарукани своей они нас встречали. Место для них больно выгодное — равнина, везде, хорошо просматривается, стреле есть где разлетаться.
- А далеко туда ехать? - с внутренней дрожью спросил я.
- Полдня ходу, - дядя Дорофей пришпорил коня, - так что, Санька, уже сегодня мы с ними рубиться будем.
Полдня ходу... А может быть, полдня жизни. Вряд ли те, кто так жестоко разрушил крепость Донец, отступят без боя...

Глава 35

Где Санька стоит насмерть за землю Русскую

Я ехал, а в моей груди барабанило сердце. В уме без перерыва вертелись ещё со школы вызубренные строки из «Слова о полку Игореве»: «Ночь прошла, и кровяные зори/Возвещают бедствие с утра./Туча надвигается от моря/На четыре княжеских шатра./Чтоб четыре солнца не сверкали,/Освещая Игореву рать,/Быть сегодня грому на Каяле,/Лить дождю и стрелами хлестать!»... Все ехали молча. Лица у воинов были сосредоточенные, погружённые в себя. Кто-то вспоминал вехи жизни, родные места, отца и мать, кто-то молился. Вот она, минута, которой я так боялся! Битва уже совсем скоро, но, как ни странно, страх уходил, уступая место другим чувствам. В груди разгоралось какое-то эпическое действо — я чувствовал себя героем какой-то древней саги или баллады и это придавало мужества и сил. В ушах почему-то пульсировали слова: «Бог нам дарует победу». Я внезапно осознал, что человеческие смелость и отвага даются нам словно напрокат, как дар — порой и на бывалого ратника ужас найдёт, особенно когда он бьётся за неправое дело, а иногда и мальчишка, как некогда пророк Давид, победит жуткого великана без всякого страха...
Перед недалёким пригорком, за которым должна была открыться Шарукань, князь дал знак войску остановиться. Ярополк выехал перед всеми на своём лихом коне — в этот момент я невольно залюбовался молодым князем: высокий, статный, он держался с необыкновенным достоинством, а вся военная аммуниция сидела на нём как влитая.
- Братия! - воскликнул он. - Сейчас откроется войско поганых и будет битва! Знайте: сила наша — в правде и братской помощи друг другу. Половцы крепкие ратники, посему будем держать наши ряды сомкнутыми, во что бы то ни стало! Плечо к плечу, а ежели кто упал, займи его место и бейся!
Воеводы построили войско в три плотных квадрата — центр и два фланга. Лучники приготовили туго набитые колчаны, которые они пополнили благодаря половецким лазутчикам. Я отметил, что к каждому лучнику приставили помощника — для беспрерывной стрельбы они будут подавать стрелы во время сражения.
Князь скакал вдоль войска, лицо его раскраснелось от волнения:
- Братья! Чтобы не скакали поганые по земле нашей, чтобы не грабили они сёл наших, да не уводили больше в полон жён и дочерей наших, встанем крепко за землю Русскую да веру христианскую! Не пылать больше городам нашим, да не летать над нами стрелам половецким! Встанем как один, за князя великого да за Киев-град!
Меня, если честно, до мурашек пробрала такая речь. Впрочем, не меня одного — я видел, как в глазах у многих воинов блестели слёзы. Держа в руке высоко поднятую хоругвь с иконой Богородицы, Ярополк развернулся в сторону Шарукани и пришпорил коня:
- За Русь! - закричал он зычно.
- За Русь! - многоголосо вторило войско, трогаясь с места.
Это было настолько зрелищно, трогательно и внушительно, что я и передать не могу. Воодушевление охватило всех, лично у меня мурашки бегали по телу от макушки до пяток. Копыта наших коней так грозно и слаженно топотали, что земля тряслась, как от изрядных сейсмических толчков. Когда мы выехали на холм, я увидел половецкое войско. Оно было выстроено довольно беспорядочным полумесяцем, причём размерами не уступало нашему, а то и превышало. Вы не поверите, но в голове продолжали вертеться стихотворные строчки: «Уж трепещут синие зарницы,/Вспыхивают молнии кругом./Вот где копьям русским преломиться./Вот где саблям острым притупиться,/Загремев о вражеский шелом!»
Мы подъезжали всё ближе и ближе, наконец до половцев осталось около сотни метров. Я видел, что вражеские воины вовсе не выглядели вальяжно расслабленными и уверенными в своей победе. Нет, они, скорее, смотрелись как до смерти напуганные и обречённые на смерть и поражение. Они явно не ожидали, что столь скоро им придётся ответить за свои деяния, что так быстро прискачет из Киева огромное войско.
Войска выстроились друг против друга. Наш князь выехал вперёд и, приложив руки ко рту, крикнул:
- Я хочу видеть Боняка! Если он не боится, пусть поговорит со мной!
От войска поганых отделилась одинокая фигура и поехала на середину поля. Я разглядел, что у этого воина был шикарный конь, а доспехи не сильно отличались от русских — та же кольчуга и островерхий шлем, правда, с пучком конских волос на конце.
- Зря дерзишь, княжий сын! - раздался хриплый голос. - Не дорос ты ещё до отца своего, чтобы со мной так разговаривать!
Князь ничего не ответил, а лишь пришпорил коня, чтобы достичь середины поля одновременно с ханом. Дядя Дорофей прошептал сквозь стиснутые зубы:
- Главное, чтобы подлости какой этот Боняк не выкинул!
Предводители съехались и смерили друг друга глазами. Я хорошо мог разглядеть хана и отметил, что в его манере говорить и держаться было что-то до боли знакомое... Точно! Если бы Боняк был одет в кепарик-«восьмиклинку» и кожаную курточку, он был бы вылитый «пацанчик с района». Манеры хана и впрямь были слегка блатными — когда он оглядывал нашего благородного князя, мне так и казалось, что он сейчас сплюнет сквозь зубы на землю. Для полноты образа не хватало лишь сигареты в зубах и ножа-«бабочки», который подобные типы любят крутить в руках для устрашения. Глядя на хана, я всё больше проникался метким словечком «поганые», которым русские словно припечатали половцев...
Тем временем пауза затянулась. Ярополк, железно выпрямив шею, вбуравил свой взор Боняку в глаза. И тут я увидел, какая сила кроется в молодом князе.
- Ты зачем, собачий сын, русские села повоевал, да караваны пограбил? - негромко, но внушительно молвил наш главнокомандующий. - Али не ты договоры с Мономахом подписывал, да дочерей своих за моих братьев отдавал?
- Да ты щенок ещё, чтобы со старшим так разговаривать... - попробовал возмутиться Боняк.
- Ты мне не старший, - перебил его Ярополк, - для меня старший — князь киевский. А ты как дитё неразумное себя ведёшь! Али забыл ты, как пяток лет назад чуть живым от Мономаха ушёл? Убирайся из земель наших подобру-поздорову! Больше не о чем мне с тобой говорить!
Стоит отдать должное «пацанчику». Он выдержал этот напор с честью:
- Не твои это земли, не тебе и прогонять нас! - ощерился Боняк. - Издавна мы здесь живём, да скот пасём!
- Ежели бы вы только скот пасли, - усмехнулся Ярополк, - никогда бы мы с войском к вам не пришли. Закончим разговор! Уходи добром и больше не возвращайся. Города мы ваши сожжем, а вас не тронем! А ежели биться будешь, знай — пощады не будет. Я не отец, пока ваше племя поганое под корень не выкошу, не успокоюсь!
- Ишь, как заговорил, - не сробел Боняк, - сперва одолей нас, а потом поговорим! У тебя войско не больше нашего!
Он бешено свистнул, положив два пальца в рот, после чего круто развернулся и поскакал к своим. Князь тоже не замедлил вернуться к войску. Плотный строй ратников разомкнулся и впустил Ярополка внутрь.
 - Сделать черепаху! - рявкнул князь.
Тут же наше войско покрылось щитами, как панцирем. И вовремя — на нас обрушился град стрел. Я съёжился под своим щитом, ощущая полную беспомощность.
- Готовься! - послышался голос Ярополка. - Пли!
Что тут началось, трудно описать словами. От нашего войска к половецкому буквально протянулась «радуга» из стрел. Наши лучники шпарили без перерыва, со скоростью пулемёта, поливая вражеское войско смертносным потоком. Половцы отчаянно отстреливались — по нашим щитам то и дело звонко цокала очередная стрела, иногда она попадала в незащищённое тело коня. Конь вздымался на дыбы, скидывал всадника, оглашая окрестности ржанием-стоном. Мне в щит стрелы прилетели два раза. Страшно, однако. И поделать ничего нельзя.
Ай-яй! Не удержавшись, я взвизгнул как-то уж слишком по-детски. Стрела, прилетевшая откуда-то слева, оцарапала мне бок даже через кольчугу. Я скорчился от неожиданной боли. Если эта перестрелка продлится ещё хотя бы пять минут, я сойду с ума!
Видимо, наши лучники действовали организованней и четче. Град из стрел поутих, а половцы, осознав, что их перебьют на расстоянии, двинулись к нам, пытаясь охватить наше войско с флангов.
- Держать ряды! - выкрикнул Ярополк. - Наступаем! Прорвёмся, братья!
Знаете, что чувствует человек, находящийся в приближающемся к врагам войске? Думаю, что страшно всем, даже отчаянным рубакам, а сделать уже ничего нельзя. Тебя словно посадили на машину без руля и тормозов, которая неотвратимо едет в стену...
Раз! Передние ряды сшиблись с лязгом, скрежетом и стоном раненых. Наши копья оказались длиннее, в результате первый ряд половцев оказался поголовно выбит. Их просто насадило на наши острия своё же войско, двигавшееся с упрямством снежной лавины. Наша передовая была устроена особым образом: длинные копья передних упирались в землю, за ним, у воинов второго ряда были ещё более длинные орудия убийства, они выставляли их сбоку и немного над первыми. А третий ряд тащил и вовсе самые настоящие шесты, метра по четыре длиной, которые доставляли немало трудностей в походе. В итоге половцы натыкались на самого настоящего «ёжика», который и не думал ломаться от напора.
Насадив пару-тройку рядов своих сородичей на копья, половцы словно обезумели от ярости — некоторым из них удалось-таки прорваться сквозь нашу защиту вглубь войска. Они врывались, рубя направо и налево, как бешеные, своими кривыми саблями. Правда, наши плотно выстроенные ратники быстро успокаивали таких рубак ударами со всех сторон. Вскоре наступательная энергия у половецкой лавы кончилась — их тонкий, размазанный по излишне удлинённому фронту слой бойцов разбился о наши бронированные квадраты.
Тогда они решили зайти с другой стороны — окружили фланги со всех сторон. Центральный полк, где в ряду шестом-седьмом обретался и я, начал медленно, но неуклонно наступать. По сути, мы, стоящие в глубине, бездействовали - лишь давили в спину впереди идущих. Но тактика работала — половцы откатывались, теряя своих, хотя, стоит отметить, что бились степняки отчаянно. Адреналиновый жар не давал чувствовать боль и усталость — я видел, что «фишки», которыми были в этой жестокой игре люди, постоянно сдвигались. Наших передовых ратников то и дело убивали, на их место вставали ближайшие соседи и ряды снова смыкались.
В это время флангам пришлось туго. Охваченные со всех сторон дикими ордами, они не успели вовремя перестроится, поэтому в правом полку удалось навести некоторый беспорядок. Князь Всеволод, командовавший левым полком, оказался расторопней воеводы Фомы Ратиборича — воины под его командованием быстро перестроились в режим «спина к спине у мачты против тысячи вдвоём». Все попытки взять эту человеческую крепость в чистом поле натыкались на просто несгибаемое сопротивление. Так слаженно рубился левый фланг, что половцы вскоре начали топтаться на месте, не решаясь более посыпать своими трупами степь.
Тем временем ворогов, вклинившихся внутрь правого фланга, изрубили, правда, полк понёс неслабые потери — даже издалека было видно, как сильно уменьшился их «квадрат». Тут поганые, воодушевлённые своей маленькой победой, налетали с гиканьем вновь и вновь...
Тем временем я стал, четвёртым, потом третьим. А потом как-то сразу первым...  Мой конь неловко стукнулся плечом о круп рыжего и ширококостного скакуна, а я оказался приткнут к здоровенному половцу, который от души замахивался саблей. Не раздумывая, я ткнул незадачливого парня в горло, стараясь не глядеть на последствия своего удара. И мне крайне повезло — отвернувшись, я узрел летящую в левое плечо булаву и еле успел закрыться щитом.
Бум! Мне едва не сломали руку — я с трудом удержал щит после такого удара. Я ткнул мечом под щит, в район паха противника, опять же стараясь ни о чём не думать. Противник захрипел и скорчился, а Игнат, которого я только что разглядел, добил его рубящим ударом.
Сбоку снова оказался дядя Дорофей, по лбу у старого воина струилась кровь.
- Сильно, дядя Дорофей? - крикнул я.
- Не разговаривай, вперёд смотри! - крикнул опытный ратник.
От нескольких рубящих ударов я трусливо закрылся щитом, не контратакуя. Игнат работал за двоих, а я просто продвигался вперёд, как живой таран. Я вовремя углядел изуверский удар снизу, от чудом не затоптанного конями спешенного половца.
Клинк! Наши мечи столкнулись со звоном, причём пехотинец поневоле порезал мне ладонь. Недолго думая, я выдернул ногу из стремени и от души вмазал каблуком ему прямо в лоб. И тут я понял, что впереди никого нет! Половцы бежали, позорно бежали, развернув своих коней! Вслед им вновь посыпались стрелы, сбивая отстающих.
- Треть войска за ними, остальный на правый фланг! - князь проскакал сквозь полк, отсекая тех, кто должен преследовать беглецов. Я остался, а дядя Дорофей, вытирая кровь с рассечённого лба, взял поводья в руки. Мы встретились глазами:
- Ты живой, дядя Дорофей?
- Живей тебя буду, - улыбнулся ратник, но было видно, что такие подвиги для него уже стали утомительны.
- Может, подменю?
- Занимайся своим делом, паря!
Хлестнув коня, старик умчался, а мы кинулись направо. Половцы, не ожидавшие мощного удара вбок, стали отступать и падать. Мой коняка сшибся с половецким, я едва не вылетел из седла. Враг держал меч в другой руке, но пытался закрыться от меня щитом. Я дал ему по ноге, а Игнат приложил по спине. Следующих двух мы просто сбивали с ног напором толпы, а что было с ними дальше, я думать не хотел.
Господи! Я никогда не думал, что окажусь в таком аду, что буду вынужден смотреть на всё это! Я раньше курицу не мог есть, если видел, как её зарубили. А тут я был вынужден участовать в таком кровавом и натуралистичном побоище... Никогда, нет никогда я не смогу стать прежним!
И вот враг побежал по всем фронтам. Остатки половецкого войска более не могли сопротивляться, а смертниками они быть не хотели. Смяв правый фланг, мы обратили некогда гикавших «героев» в бегство, а осаждавшие левый фланг сами скумекали, что покончив с их сородичами, мы утроенными силами возьмёмся за них.
Сперва то один, то другой половец не выдерживал и скакал в степь. Но уже через минуту это явление приняло массовый характер...
- За ними! - громовым голосом крикнул Ярополк. - Пленных не брать!
Вы когда-нибудь чувствовали азарт погони? Как там поётся? «Погоня, погоня, погоня, погоня в горячей крови...» Несмотря на усталось, раны, мы скакали за утекающими половцами, как бешеные. Лучники посылали им в спину стрелы, да и сами половцы не превратились в безобидных овечек — время от времени прямо на ходу метко пуляли назад. Одна из таких стрел едва не впилась в брюхо моему коню — благо, что угодила в ремешок стремени.
Наш строй рассыпался, мы скакали беспорядочной лавиной. Я подумал, что если бы половцы сейчас резко остановились и приняли бы бой, они могли бы нанести нам много урона. Видно, та же мысль пришла в голову и князю:
- Держите строй! Не рассыпайтесь! Русь далеко, а степь близко!
Мы начали потихоньку сближаться, стараясь держаться друг друга. Коняшки у половцев были отменные, впрочем, у нас тоже неплохие. Один за другим наши недавние грозные враги стали отставать, падая от ударов. Речь теперь шла лишь о выносливости — такая бешеная гонка вряд ли сможет продолжаться долго. Я скосил глаза на степь — не таит ли она внезапной засады?

Глава 36

Где Санька отдаёт последнюю дань павшим

Погоня затягивалась. На мой далеко не экспертный взгляд, русское войско сейчас представляло для степных племён довольно сладкую и лёгкую добычу. Во время продолжительных скачек наша рать сильно растянулась — наверное, на несколько километров. А самое главное, что КПД такого рискованного преследования был довольно низким: основная масса наших соперников пала на поле боя и в первые минуты преследования. Сейчас эти дети степи оказались в своей тарелке и разбегались кто куда со страшной скоростью. Да, мы догоняли отдельных незадачливых всадников, но это были единицы.
Нахлёстывая своего оказавшегося неожиданно выносливым коняку, я нагнал князя. Он упоённо преследовал половца с длинным конским хвостом на шлеме. Что-то в фигуре этого беглеца показалось мне знакомым. Точно! Это же Боняк!
Увидев, что ему не уйти, хан остался верным своему лихому образу. Он остановился и круто развернул взмыленного коня.
- Ну, давай! - он выхватил кривую саблю и спешился. - Давай, щенок, сразимся! Легко за спинами у воинов храбрецом быть?
Ярополк пропустил эти понты мимо ушей. Он внимательно осмотрел Боняка на предмет вероятной подлой уловки, потом крикнул во весь голос:
- Прекратить погоню! Возвращайтесь на поле битвы!
Я повторил приказ князя, который стал передаваться по своеобразному «радио» во все стороны. Тем временем Ярополк слез с коня и стал приближаться к своему врагу.
- Иди сюда, мальчишка, - подначивал Боняк, - я научу тебя, как разговаривать со старшими.
Ярополк не сводил глаз со своего врага — они начали ходить кругами, не скрещивая оружия. Наконец, Боняк напрыгнул на князя, попытавшись нанести сильный колющий удар в голову. Князь отклонил выпад, после чего приложил хана ногой в бедро. Хан скорчился, однако рубящий сверху не пропустил. Это только в фильмах про мушкетёров красиво фехтуют по полчаса: в жизни почти каждый выпад смертельно опасен, отнимая силы у обоих противников.
Ещё несколько раз кривая половецкая сабля встречалась с прямым русским мечом. После чего оружие Боняка оказалось выбитым из рук. Но хан не попросил пощады — сняв шлем, он склонил голову. Как сказали бы «реальные пацаны», мои современники, «респект и уважуха» хану за такую отвагу...
Но я рано радовался и раздавал «респекты» — когда князь, растерявшись, думал, что делать со сложившим оружие Боняком, хан внезапно выхватил кинжал из голенища сапога и молниеносно кинулся на отвернувшегося Ярополка. Но князь, как выяснилось, не дремал — его выпад мечом остановил врага навеки...
Тем временем мы обнаружили, что окружены огромной толпой наших ратников. Никто и не подумал выполнять приказ князя о возвращении на поле боя. Князь оглядел воинов:
- Это что же такое, сукины вы дети! А ну, галопом назад!
...Галоп как-то не задался, но медленной рысью мы всё же отправились на поле боя. К нам постоянно присоединялись наши — то слева, то справа. Иногда догоняли сзади. По пути воины внимательно глядели в густой ковыль под ногами коней — не ли среди травы раненых братьев? Вдруг я вздрогнул, узрев до боли знакомую морщинистую руку, сжимавшую меч.
- Дядя Дорофей! - спешившись, я кинулся к лежащему на земле.
Я уже был готов к самому худшему, но мой старый друг был жив. Стрела угодила ему в бедро, к счастью, неглубоко. Его конь, напуганный погоней, куда-то скрылся, поэтому пришлось сажать дядю Дорофея к себе. Стрелу вынимать я не стал, зная, что хлынет кровь, а останавливать посреди поля будет нечем.
- Жив, чертяка, жив, - прохрипел Дорофей, когда мы осторожно тронулись с места, - думал, степной стрелок, что добил меня. Накося, выкуси!
Придерживая старого ратника, я подумал о том, что радоваться пока рано. Микола-лекарь и его помощники будут завалены работой по самые уши, а заражения без качественных антисептиков и антибиотиков начинаются очень быстро. Особенно у пожилых людей...
В течение часа съезжались наши воины на площадку напротив Шарукани. Потом начали построение с перекличкой, дабы определить количество павших. Десятники докладывали сотникам, а сотники — воеводам. Для того, чтобы получить окончательную цифру, пришлось долго считать. Глядя на мою окровавленную руку, меня попытались определить в раненые, но я воспротивился:
- Это всего лишь царапина!
Наконец, Ярополк выехал перед войском и возгласил:
- Семь сотен четырнадцать погибших и две сотни три десятка и шесть раненых! Семь человек пока не вернулись с погони!
Тем временем дядя Дорофей дождался своей очереди к Миколе-лекарю. Он ахнул, когда старый врач выдернул стрелу из бока. Хлынула тёмная кровь, но отверстие сразу заткнули повязкой из особого целебного мха. Туго перевязав льняной тряпкой туловище моего друга, Микола обратился к следующему пациенту. Быстро он с ними — как повар с картошкой обращается!
Тем временем князь велел организовать специальные «похоронные бригады» - они должны были собрать всех убитых русичей. Меня тоже хотели притянуть к этой работе, но я впервые решительно воспротивился приказу Ярополка. Чуял, что внутренние силы на исходе, а тошнота и без того подкатывает к горлу. К счастью, настаивать никто не стал — я просто сидел посреди поля на своём коне и осоловело разглядывал всеобщую суету. Павших довольно быстро собрали в одном месте, положив рядами. Погибших половцев тоже посчитали — их оказалось около трёх тысяч.
Тем временем вернулось пятеро наших, которые поведали, что в стычках с убегающими половцами погибли ещё двое ратников.
- Всю степь ими устлали, - хвастливо вещал чернявый молодой парнишка, не замечая трупов соплеменников, - я лично четырёх с коней сшиб...
Тут его взор наткнулся на погибших русичей, после чего парень поперхнулся и затих. Зрелище и впрямь не настраивало на позитив...
Раненых половцев насчиталось около полусотни. Микола-лекарь и их оглядывал, правда, без большой охоты. Я с тревогой ожидал, как же решит их участь князь. Он оглядел пленных, после чего вынес вердикт:
- Как рабы вы мне не нужны. Больно ленивы и опасны. Ступайте в свою степь восвояси, только коней и оружия я вам не дам. Идите, как есть...
Дважды просить половцев не пришлось. Они, несмотря на раны, тут же стали удаляться с изрядной скоростью. И всё время оглядывались, словно боялись, что их догонят и изрубят, ради желания поглумиться.
- И передайте своим, - крикнул Ярополк им вслед, - Пусть уходят за Дон Великий да за хребты Кавказские! Пощады, если снова придёте, не будет!
...Что ж, для того времени решение князя было самым гуманным. Пленных ожидала незавидная судьба - как правило смерть или рабство. Красного Креста ещё никто не изобрёл, обмен пленными был редким и нерегулярным...
Я мысленно посчитал пропорции между погибшими противоборствующих сторон. Один к четырём. Половцы заплатили дорогую цену — на мой взгляд, они столкнулись с чёткой стратегией и братской взаимовыручкой русского войска, посему и проиграли.
Похороны наших были вечером. Хоронили, можно сказать, в братской могиле — выкопали огромный котлован, куда аккуратно сложили воинов со скрещёнными на груди руками, в шлемах и с мечами. Сверху насыпали огромный холм земли. В некотором роде такое захоронение очень напоминало языческие курганы, правда отпевание прошло по всем христианским канонам.
- Прощайте, братия! - князь смахнул набежавшую слезу. - Земля Русская не забудет вашей жертвы за мирную жизнь...
...Путь обратно был весёлым и грустным одновременно. Я в очередной раз поразился гениальной строчке из песни «Это праздник со слезами на глазах». Было радостно от осознания победы, от того, что смертельная опасность миновала и половцы больше не сунут носа на Русь. И печаль охватывала при виде многочисленных коней без всадников. Многим матерям наш приход в Киев принесёт безмерное горе...
Я отметил, что путь в Киев показался длиннее путешествия в степь. Напряжение спало, адреналин в крови снизился почти до нормы, а посему возвращение в мой новый дом растянулось. Я воспринимал это как некий приятный сейшен на природе, с вечерними шашлыками и верховой ездой. Правда эти конные прогулки последнее время что-то начали напрягать. У вас когда-нибудь были, пардон, мозоли на внутренней стороне бедра? У меня уплотнения кожи приключились ещё по пути в Париж, а нынче там и вовсе было такое, что современному человеку и не снилось. Первые дни, слезая с коня, я ходил в раскоряку. Скрипел зубами, поворачиваясь во сне. Потом растёр и вовсе до крови. А потом... Сегодня там кожа как на пятках, честное слово! Иголки можно втыкать — не почувствую!
Итак, сколько же я проехал? До Парижа две тысячи км, как минимум — туда и обратно будет 4 тысячи. В Минск и обратно добрая тысяча километров, так же, как и в степь. Итого шесть тысяч! За это время я начал чувствовать коня, как продолжение себя, хотя раньше, садясь на лошадь, я только и думал, как бы не упасть... Я представил себе, как буду хвастаться, когда вернусь домой: «Да я шесть тысяч верст в седле провёл, могу свою конную школу открывать!» Но тут же мысленно себя притормозил — кто, знает, может, мне тут куковать до конца жизни? Впрочем, недаром Иоанн Многострадальный предсказал мне возвращение домой — я должен вернуться во что бы это ни стало!
Незадолго до того, как киевские храмы должны были показаться на горизонте, мы провели благодарственный молебен — за дарованную Богом победу. Ярополк глянул на меня с братской любовью:
- То ли ещё будет, когда в Киев войдём! Митрополит прикажет целую неделю служить, а батюшка столы на весь град накроет!
Тут молодой князь помрачнел лицом:
- Конечно, всё это после того, как достойные поминки по погибшим справим...
Я в который раз подумал о том, насколько отношение к людям здесь отличается от моего времени, когда в военном обиходе ещё ходила знаменитая фраза «Бабы ещё нарожают». Любят здесь людей, даже малых мира сего. Этим и жила Киевская Русь, тот самый «Китеж-град», утонувший в реке истории, чтобы когда-нибудь выплыть вновь во всей красе...

Глава 37

Где Санька умудряется пожить спокойно

Когда отгремели празднования по случаю нашей победы, я наконец смог вкусить мирной жизни. Первую неделю я просто-напросто отлёживался. Так замучили все эти битвы-походы — сил нет! К концу недели я начал гулять по городу, иногда выходил на берег Днепра, подальше от людей и часами смотрел на воду. Разок выпил медовухи и под хмельком ходил по Киеву счастливый. Но дней через десять мне такое растительное существование надоело до чертиков. К тому же меня всё чаще стала посещать тоска по дому. Здесь нельзя позвонить друзьям, нельзя посоветоваться с женой или мамой. Иногда вот так вот засосёт «под ложечкой», сил нет. Хоть беги домой, да некуда. Всё-таки я сильно привязан к родине, к месту, где родился и рос... Чтобы преодолеть начинавшуюся хандру, я стал захаживать во дворец, принимать участие в совещаниях великого князя. Через пару недель я изучил график приёмов, знал, кто чаще всего и с какими проблемами приходит. А через месяц начал потихоньку осознавать масштаб деятельности князя...
Все историки наперебой говорят о Петре I, который якобы прорубил окно в Европу и сделал Россию империей. Если честно, я с некоторым предубеждением отношусь к Петру и его реформам. Да, он создал победоносную Полтавскую армию, которую потом превратил в сотню расквартированных по сёлам и весям разнузданных банд, которые кормились за счёт крестьян и ремесленников наподобие натуральных трутней. Да, он построил Петербург, но по мнению историка Ключевского, «едва ли найдется в военной истории побоище, которое вывело бы из строя больше бойцов, чем сколько легло рабочих в Петербурге и Кронштадте». И такая двойственность сопровождала царя во всей его деятельности...
Этот царь заявлял, что «живота ради России не пожалеет» и тут же утверждал, что «имеет дело с животными, а не с людьми». А сам с удовольствием казнил, пьянствовал и распутничал. Иван Грозный, убив своего сына, три дня не ел и не пил, а Петр после убийства Алексея «веселился зело», отмечал годовщину Полтавской битвы, пускал фейерверки, пока тело царевича было ещё не похороненным...
Он любил не человека, а собственную идею. Сделал церковь госучреждением, заставил священников доносить на прихожан, а когда бесстрашные священнослужители взывали к его совести, трактовал Божье слово по собственному усмотрению. Так, когда патриарх Адриан с иконой Богоматери пришел в застенок, где пытали стрельцов, и молил царя о пощаде, Петр молвил: «Ступай отсюда. Знай, что я не меньше твоего чту Бога и Его пречистую Мать, но истинное благочестие обязывает меня карать злодеяния. Для Бога нет более приятной жертвы, как кровь беззаконников». Не мудрено, что когда в конце 18  века в России проснулась совестливость, отчасти вследствие идей, пришедших из Европы, отчасти потому что общество стало серьезнее, то это новое общество, утратившее веру в истинного Бога и забывшее, что такое эта вера, стало откровенно атеистичным. Совершенно правильно оно рассудило, что бог его отцов есть нечто легкомысленное и даже недобросовестное...
На самом деле окно в Европу прорубил ещё Ярослав Мудрый. Русских знали и уважали все европейские народы, а Анна Ярославна, дочь великого князя, оставила после себя добрую память во Франции, будучи женой короля. Я наблюдал за дипломатическими связями Киева и дивился. К нам приезжали на поклон послы со всей Европы. Кто-то просил денег, кто-то совета, кто-то военной помощи. Через приёмную князя ежедневно проходили десятки политических интриганов и серьёзных деятелей. Владимир Мономах координировал всю эту махину, работал с бумагами, то и дело отправлял дружины на очередное задание. Я дивился тому, как этот сложный механизм работал без него во время наших походов.
Пока мы отдыхали, князь провёл акцию усмирения финских племён, отогнав их с берегов Ладоги и Белоозера, замирился с западными князьями, которые подтвердили, что признают в нём «отца в правду», принял десятки предложений по сопровождению грузов по Русской земле. По сути, князь возглавлял могучую империю, главным доходом которой было земледелие и транспортные услуги. Стараниями Мономаха именно по нашей земле шли караваны с Востока на Запад и обратно. Здесь они могли рассчитывать на дружелюбный приём и относительную безопасность — именно поэтому Мономах так болезненно воспринимал, если кто-то нарушал мирное пространство Руси какими-нибудь выходками. Нефти в те времена не было, поэтому доходы с трансфера товаров по нашей территории были одной из самых значительных строк древнего русского бюджета.
Однако деньги или могущество империи не становились главной идеей киевского князя. Никто не силился выйти на «театрум всемирной славы», куда так рвался Петр I, никто не опьянялся кровавыми победами и не жаждал новых битв. Если «первый император российский» не замечал тех, кто рядом и, мечтая о какой-то идеальной стране, посыпал землю костями подданных, то Мономах трижды думал, прежде чем начать какую-либо военную кампанию. Он думал о вдовах и сиротах. И, кстати, одним из первых в Европе начал довольствовать семьи, потерявшие кормильца...
Идея империи, славы, блеска богатства ещё не застили разум мудрого правителя. При нём Русь — это государство ради человека, а не наоборот. Изучив карту Русской земли я был поражён площадью наших земель. По моим скромным подсчётам, с запада на восток Киевская Русь растягивалась на 750-800 километров, а с севера на юг аж на две с половиной тысячи, от финнов до Чёрного моря. Где-то 2 миллиона квадратных километров. При населении около 10 миллионов человек. Впрочем, князь активно работал над тем, чтобы увеличить русское присутствие на юге. Его зять, Леон Диогенович, сын свергнутого византийского императора Диогена, при поддержке русских дружин, завладел несколькими городами в Болгарии. По сути, это была перчатка, брошенная в лицо императору Алексею I Комнину, однако Мономах не сильно боялся прямого противостояния:
- Греческая империя — колосс на глиняных ногах, - любил говаривать он, - все их внешним блеском ослепляются, да покупаются на хитрое увещевание. На Дунае братья-славяне живут, греков там мало. Отчего бы не помочь братьям, да не взять их под своё крыло?
Слушая эти слова князя, я почему-то вспомнил о своём времени, когда братья-славяне предпочитают атомизироваться до удельных княжеств вместо единства. Хотя в той же Сербии и поныне в ходу пословица - «На небе Бог, а на земле — Россия». Эх, вот бы нам всем — жителям всех славянских стран объединиться! Это вам не жалкие 140 миллионов, разбросанные в бескрайних степях, это целых 280 миллионов человек, изрядный даже по меркам 21 века центр силы. Впрочем, для объединения мы должны стать моральным примером для многих, в чистоте нравов и улиц, в отсутствии коррупции и правильности идеалов. А пока этого не случится, все разговоры о славянском братстве — это, пардон, беседы с голой задницей о царских хоромах...
Кстати, я не сказал ещё об одной особенности Киевской Руси. Рыбы в здешних реках было столько, что вода буквально кипела. Плотин не было, глушить молодняк динамитом ещё не научились, поэтому здесь нельзя было увидеть рыбаков, часами кукующих над удочкой. Клевало так, что только успевай вытаскивать! Вообще по жизни я человек не особо охочий до рыбной ловли. Мне жалко времени, да и вообще нахожу это занятие сонным. Но здесь оно больше напоминало охоту — понаблюдав за рыбаками, примостившимися у воды на сходнях выше города по течению, я загорелся страстью заиметь удочку. К счастью, рыболовные снасти стоили недорого — я с лёгкостью приобрёл удочку с бронзовым крючком, привязанном к тонкой и прочной бечёве на рынке у реки.
В принципе, рыбу здесь ловили довольно варварскими методами. Перегораживали воду сетями, били острогами, но видно, что замечательная экология и малолюдство этого времени помогали водным обитателям быстро восстанавливать своё поголовье.
Я закинул удочку с куском раскрашенной древесины вместо поплавка в Днепр — клюнуло буквально через пять минут. Да так, что я едва не выронил древко из рук. Тянуть пришлось долго. Поскольку спинингов не изобрели, выматывать рыбу, отпуская потихоньку леску, не получилось. От следующего рывка я упал в воду, но не выпустил удочку из рук. Меня поволокло на глубину, я еле успел упереться в дно двумя ногами, изогнувшись вопросительным знаком. Устоял. Да и мужики, рыбачившие рядом, помогли. Вытащили на берег, стали тянуть вместе со мной.
- Повезло тебе, паря, - пыхтел седобородый коренастный «коллега», - осетра или белугу словил!
Другой, черноусый, возразил:
- Иногда и окунь так тянет, али щука! Они знаешь какие бывают! На пуд, не меньше!
Наконец мы вытащили рыбу на берег. Она билась, грозя поломать нам ноги своим мощным хвостом, но бородатый «успокоил» улов дубинкой. Это и впрямь оказался осётр, ростом с меня. Я впервые видел такую рыбу вживую. Одно дело — на фотографиях, или по телевизору. В реальности всё было иначе — я ощущал себя персонажем каких-то рыбацких легенд.
За те пару часов, что я провёл здесь, удалось наловить пару десятков рыб. Унести всё это на руках было невозможно, поэтому я отправился нанимать телегу. Представляете — телега рыбы за каких-нибудь пару часов ловли! Да эдак можно и не работать, а только торговать рыбой. Впрочем, как я узнал, этот ценный продукт здесь особо не ценился — за медную монету можно было приобрести ведро рыбы или громадного осетра. Несмотря на увещевания рыбаков, я всё-таки отвёз наловленное в княжеский дворец — на кухню. Там мой улов приняли охотно. А князь, случайно проходивший мимо, обрадовался:
- Что ж ты, Санька, раньше мне не сказал, что в тебе такой азарт живёт? Сегодня же на охоту со мной поедешь!
Отказываться от такой чести было не по статусу. Да и не хотелось. Где я ещё побываю на таком мероприятии? Когда я странствовал по Европе, мы то и дело натыкались на кабанов, лосей, лис, зайцев. Охоту самоцелью не ставили, поэтому воины убивали лишь тех зверей, которые подходили близко к лагерю или попадались по пути. Я небольшой любитель убийства животных — охота мне была интересна лишь как новые впечатления.
Помнится, в своём времени я не раз видел зверей в природе. Однажды, собирая грибы, увидел семью лосей. Потом, катаясь с отцом на велосипедах, мы узрели двух лис. Но в основном, бродя по лесу 21-го века вряд ли наткнёшься на что-то живое, кроме ворон...
На охоту собралась целая делегация. Собаки лаяли, кони возбуждённо всхрапывали, а сами охотники радостно предвкушали добычу. Когда мы въехали в лес, я понял, что он кишмя кишит дичью. Всюду были следы когтистых лап и копыт, а птицы то и дело с треском вырывались из кустов. Через пару километров пути по чащобе меткие стрелки буквально увешали себя куропатками и утками. Кто-то подстрелил лису — жене на воротник. Но Мономах пришёл в полный восторг, когда услышал глухой рёв из чащи.
- Хозяин леса рычит, - потёр руки князь, - сделаю себе ковёр на стену из его шкуры!
Мономах спешился и взял в руки рогатину. Остальные охотники последовали его примеру. Раздвигая еловые лапы, они стали приближаться к источнику звука. Нападение случилось молниеносно. И я втайне порадовался, что иду за крепкими спинами моих старших товарищей. Медведь бурой молнией накинулся на охотников, но в его горло тут же наставили четыре рогатины. На которые он и накололся. В это время Ярополк зашел сбоку и всадил копьё в бок медведя. Я отвернулся, не желая это видеть. Но медведь не пожелал так легко сдаваться. Он вывернулся из колючего отграждения, сломал рогатину князя как спичку... Я не успел ахнуть, как медведь навалился на Мономаха, который еле успел ткнуть зверя мечом в брюхо и отскочить вбок.
Это вам не из ружьишка постреливать! Битва была настолько сложной, что не всякий и решится. На мой взгляд, такая охота была опасней сражений с половцами, ибо у зверей реакция в разы быстрей человеческой. Но всё равно, даже такой, «природный» способ охоты мне был не по душе. Ну не люблю насилия, даже червяка, которого насаживаю на крючок, жалко.
На этом наша вылазка не закончилась. Мы убили нескольких косуль, лося, здорового косматого быка, смахивающего на краснокнижного зубра.
- А ты, Санька, что морду воротишь, - весело спросил меня разгорячённый князь, - али не нравится тебе княжеская охота?
- Не люблю животных убивать, - я поджал губы, - а у вас тут прям молотьба, а не охота. Вон сколько наклали дичи!
- Экий ты нежный, - улыбнулся Мономах, - впрочем старший сын мой, Мстислав, тоже охоты не любит. И войны тоже — ездит по долгу сыновьему.
Неожиданно князь посерьёзнел:
- Войны из наших никто не любит. Человек — это не дичина неразумная. Бог дал ему дыхание вечности и убивать его без дела не стоит...
Чтобы донести дичь домой, слуги срубили несколько длинных жердей, привязав к нему зверей за лапы. В Киев въезжали с триумфом. Люди приветствовали охотников радостными возгласами: каждый радовался, что князь такой удачливый — и в делах и в охоте.
Дичь отнесли на кухню — я был уверен, что вскоре бедные и увечные отведают её вкус, ибо князь всегда легко расставался с добычей, какого бы рода она ни была. Кстати, в то время роль холодильников исполняли глубокие погреба, куда ещё с зимы натаскивали глыбы льда. Именно туда и потащили туши, в том числе и медвежью.
- Шкуру мне! - отдал распоряжение князь, после чего развернулся и пошёл в тронный зал.
В коридоре нас встретил боярин Ратибор. Глядя на его лицо, я понял, что он, по своему обыкновению, с плохими новостями. Лицо Мономаха, расплывавшееся от благодушной улыбки, вмиг насупилось:
- Что у тебя, Ратибор? Выкладывай живо!
- Зятя твоего, Льва Девгеньевича, в Доростоле убили. Император Алексей, как говорят, подослал душегубцев сарацинских.
От неожиданности Мономах даже сел на пол. Взявшись рукой за голову, он пробормотал:
- Значит, война... Бедная Маша, дочка, выпала тебе вдовья воля...
Впрочем, растерянность великого князя продолжалась всего минуту. Придя в себя, он решительно бросил Ратибору:
- Зови ко мне Мстислава. Пусть в поход сбирается. Я стол киевский оставить не могу, дел невпроворот!
Похоже, у меня вновь наклёвывается очередной поход. На сей раз в Византию. Блин, ну почему сейчас — когда спокойная жизнь только началась?! Ну ничего, зато в Болгарии побываю — жаль, что не с целью рекреации измученного организма...

Глава 38

Где Санька путешествует на Дунай

И всё-таки Мстислав больше похож на своего отца, чем Ярополк. Младший брат более порывистый, горячий, в чем-то непримиримый и жёсткий. А старший... Я дивился благой энергетике, которая исходила от него. Пожалуй, даже сильнее, чем от самого Мономаха. Военачальники нашего огромного войска то и дело подъезжали, чтобы посоветоваться с ним или просто пообщаться. Каждого он встречал доброй улыбкой, ободрял словом или рукопожатием. Ни разу я не заметил, чтобы Мстислав был раздражён или мрачен.
Мы проезжали по цветущим южным землям, где все нас приветствовали и где русских явно уважали. Живущие здесь люди быть может не напрямую подчинялись Мономаху, но при одном упоминании его имени расплывались в улыбках. Потому что знали, что князь киевский добр и справедлив.
Несмотря на раннюю осень, жарко было как летом. Я с удовольствием рассматривал пёстрые наряды и смуглые лица местных жителей. Кровь у молдован и румын явно бурлила сильнее, чем у русичей — это было видно и в одежде, и в движениях, и в горячей торопливой речи. Однажды нам посчастливилось остановиться вечером возле крупного селения — для войска устроили самый настоящий праздник, с танцами и угощениями. Быстрый ритм барабанов, цимбал - струнных инструментов, немного напоминающих гусли, а также вой румынских волынок-чимпоев будоражил кровь — эмоциональные южане танцевали, взявшись за руки, всем селом. То выстраивались в линию, то разбивались на два «противоборствующих» отряда, то образовывали хоровод. Очень они нас порадовали и отвлекли от страхов.
Впрочем, я подметил, что уже устал бояться. По ходу дела, я становлюсь настоящим профессиональным воином. Не потому, что я как-то круто научился владеть мечом или стрелять из лука. Нет, просто нервная система уже отказывалась реагировать на все эти угрожающие смертью походы. Опасность стала обыденностью. Думаю, в этом и есть секрет всех спецназовцев, которые угрожающе врываются в самый эпицентр событий в своих чёрных масках. Всё дело в том, что люди, редко сталкивающиеся с опасностью, в такие моменты цепенеют, а спецы тупо работают, без лишних эмоций...
Ехать до Доростола было около недели, он располагался сразу за Дунаем. Я, если честно, чувствовал себя несколько неловко. Всё-таки, мы ехали сражаться с греками, братьями по вере, людьми культурными и, как мне казалось, весьма гуманными. Да и сам характер нашего похода казался мне... немного оккупационным. В самом деле, ведь никто не звал нас в одну из частей Византии...
Впрочем, Мстислав достаточно быстро развеял мои сомнения. Во-первых, я забыл о том, что в то далёкое время ещё не были столь жёстко зафиксированы границы государств и сферы влияний. Не было колючей проволоки, перепаханной нейтральной полосы и пограничников с немецкими овчарками. Вместо этого действовала система «дед Митяй когда-то говорил, что вон там Греция». Если брать Болгарию, то эта славянская страна была настолько родственна Руси, что жители этих двух стран вполне могли понимать друг друга без переводчика. Были похожи традиции, церковные обряды, одежда. Да, в Болгарии есть южный колорит, но по сути это братья русского народа, хоть и с толикой крови кочевых народов.
...Отношения стран не всегда были простыми — русский князь Святослав до Крещения Руси завоёвывал столицу этого государства. А правители Болгарии долгое время тешили себя имперскими амбициями — царь Симеон даже претендовал на византийский трон.
- Но сейчас всё это в прошлом, - Мстислав задумчиво покачал головой, - сегодня дунайские славяне унижены, не имеют своих прав, бедны и разрозненны. Они видят, что император Алексей считает их слугами греков. Византия пришла на эти земли силой — Василий Болгаробойца после победы над болгарским войском приказал ослепить пятнадцать тысяч ратников. Оставил лишь по одному поводырю на сотню воинов, - тут Мстислав передёрнул плечами, словно пытаясь отогнать неприятное воспоминание, - да и тот поводырь был с одним глазом...
Меня тоже немного замутило от этого рассказа:
- И что, у них там в Византии так принято? Такие порядки? Вроде такие образованные, культурные...
- Образованные — значит образ Господа носящие, смиренные и братолюбивые, - назидательно молвил молодой князь. - А у них с этим проблемы. Вон, когда патриарх Константин в чём-то провинился перед императором, его исполосовали воловьими жилами, потом отвели в храм святой Софии и били по лицу пред всем народом, посадили на осла и заставили держаться за хвост. Милые привычки, не правда ли, Санька? - горько усмехнулся князь.
- Да уж, милейшие... - протянул я, пытаясь представить, чтобы нечто подобное вытворял бы Мономах или кто-то из его сыновей.
- А великий царь и автократор Ирина? - продолжал Мстислав. - Вроде к священникам и монахам благоволила, а собственного сына ослепила, чтобы править не мешал. Так же Андроник. Помогал бедным и приструнил хищников вельможных, но удавил собственного племянника, чтобы на трон взойти. И ослепил собственного зятя, когда заподозрил в измене...
- Странные дела... - только и смог выдавить я.
- И не говори, Санька, - печально вздохнул князь. - А знаешь, как в Византии подписывали решения о массовых казнях или иных жестокостях?
- Откуда ж мне знать, князь? - я пожал плечами.
- По внушению Божию, а не по приказанию державного и святого государя... Мол, это сам Христос Господь решил, а они тут так, сбоку постояли...
Мы вдвоём надолго замолчали. Я вдохнул тёплый южный воздух, напоенный ароматом сладких фруктов, разогретой травы, терпким запахом лошадей и кожаной сбруи. Хорошо! Так хочется расслабиться и ни о чём не думать. Но я стараюсь всегда следовать завету, услышанному в детстве: «Орешек знаний твёрд, но раскусить его должны мы».
- Отчего так? - стал размышлять я вслух. - Вроде Христа приняли в Византии, уверовали, храмы красивые строили...
- А всё очень просто, - неожиданно прервал меня Мстислав, - там цари стали в дела духовные вмешиваться, да по своему усмотрению всё решать. Вот и докатились до жизни такой, поскольку не слушали святых, царей обличающих необоязненно... Ежели в первые века империи священники на своих дворах преступников от суда властей спасали, да исправляли их затем любовью и молитвой, то потом, царскими усилиями, стали рвать ноздри несчастным,  прикрываясь именем Господним...
- И разрыв с западной церковью тоже повлиял, - добавил я неожиданно для себя. - Осыпали друг друга анафемами, а всё из-за чего? Из-за того, что одни используют квасной хлеб для Причастия, а другие — пресный? Нет, Христос этому не учил...
Мы помолчали немного, затем Мстислав рассказал о том, что болгары не раз просили покровительства русского князя, будучи притесняемы греками. Нарушить сложившийся паритет с Византией великий князь решился не сразу. Две страны связывало друг с другом очень многое — Русь получила крещение от умирающей империи, да и Мономах по матери был связан родственными узами с правящей династией страны. Но постепенно «греческие мерзости» вынудили князя к активным действиям. А тут и случай помог — сын царя Диогена, убитого заговорщиками, попросил защиты и поддержки, а потом и вовсе стал зятем.
- С тех пор мы улыбаемся друг другу во дворцах, а на Дунае войну ведём, - подытожил Мстислав. - Нас там охотно принимают, а греков — не очень.
Я задумался над тем, что России в скором времени придётся пройти очень похожий путь. Власти Святой Руси почитали Христову правду, привечали нищих и убогих и даже боялись казнить преступников. Владимир Красное Солнышко, когда греческие епископы настаивали на том, что казни необходимы, заявлял: «Бога боюсь». И этот завет знаменитого предка исполнялся достаточно долго...
Но потом скромный свет неземной правды застило сверкание идеи Империи. Царя начали обожествлять, а в церковное сознание стали внедряться всяческие чужеродные жестокости. Закончилось всё Петром I, который повелел священникам доносить о том, что они услышать на исповеди...
Думаю, именно с этого времени Россия была обречена, так же как некогда и Византия, в которой роль Петра I исполнил император Юстиниан. Он столь активно вмешивался в дела церкви, что «отформатировал» сознание церковных предводителей, а вместе с ними — и всего народа. Вместо доброты и всепрощения народные массы, а с ними и будущие властители усваивали, что именем Бога можно казнить и пытать. Естественно, что ложная идея не смогла крепко объединять довольно-таки разношёрстное по этническому составу государство...
Наш разговор занял день до вечера. Но и когда день закончился, я не мог успокоиться и всё размышлял, ломал голову. Южная ночь пела миллионами цикад, звезды мерцали в бархатном небе, а я жёг нервные клетки. Вот неразумное существо человек! Если бы мы умели впитывать гармонию окружающего мира... Так нет же — нам всё время нужно самим себе испортить краткое время пребывания на Земле. Наконец меня потянуло в сон. Смыкая очи, я подумал, что завтра к вечеру, пожалуй, окажусь на территории той самой, великой и могучей Византии...

Глава 39

Где Санька вновь получает привет из будущего

Чем ближе мы подходили к Доростолу, тем чаще нам встречались всевозможные торговые караваны. Первой реакцией некоторых купцов и сопровождающих их воинов был испуг — завидев огромное войско, они пускались в бега. Мстислав пару раз велел преследовать самых пугливых, дабы поскорее успокоить. Наш «спецназ» на арабских скакунах живо настигал беглецов, а толмач Поликарп криком разъяснял ситуацию.
Правда, вскоре Мстиславу надоело тратить силы своих людей, к тому же такие преследования были небезопасны — преследуемые могли и стрелой удружить. К счастью, большая часть торговцев оказалась смелой — иноземцы небоязненно подъезжали к нам, завязывали беседу. Видимо, они были хорошо знакомы с «фирменной» одеждой русичей — красными плащами и щитами. Нам попадались караваны из Польши, Венгрии, Баварии и Франции. Те, кто много лет торговал, путешествуя в этих краях, знали, что русские воины всегда защищали от грабителей и никогда не нападали на беззащитных.
Ближе к обеду произошёл забавный случай — из толпы замотанных в дорожные серые плащи с капюшонами французских купцов выскочил воин в довольно-таки грязном, но пёстром камзоле, одетом под блестящий панцирь. Он кинулся ко мне с распростёртыми объятиями и широкой улыбкой на чумазом лице:
- Санькья!
Мои спутники подняли было оружие, но я остановил их движением руки. Обнявшись с французом, я судорожно пытался вспомнить, где мы могли познакомиться. Когда к нам подошёл Поликарп, мы наконец смогли пообщаться. Выяснилось, что француз был родом из Буржа, участвовал в штурме Парижа и очень хорошо меня запомнил. «Французов много, а Санька — один», - пробурчал я про себя, стараясь не показать солдату, что я его абсолютно не помню. Последнее  впечатление от общения с этим разговорчивым народом было не ахти какое, поэтому мы с малой дружиной, ходившей с Мономахом во Францию, облегчённо вздохнули, когда французский караван отправился своей дорогой. Шумные вечерние бивуаки перед битвой нам были совершенно ни к чему...
- Собраться нам нужно, - серьёзно сказал Мстислав, когда мы распрощались с очередными купцами. - Больно расслабились мы в южных землях, а коварство греческое не знает границ. Уж скоро их земли начнутся...
Просьбу-приказ быстро передали по всему войску. Подействовало. А то и впрямь вид у ратников был расслабленный, как у бывалых курортников. Ремешки, стягивающие доспехи, ослаблены, шлем чуть ли не на затылке — упоённые мирными южными пейзажами воины выглядели, как дембели, которым осталось служить три дня, не больше. Услышав пожелание князя, все спешно начали подтягивать аммуницию, пытаясь психологически подготовиться к грядущим битвам. А это было нелегко — ясная осенняя погодка и ласкающий ветерок с ароматами фруктов дарили ощущение  праздника. Я не раз замечал, что когда твой индивидуальный выходной выпадает на рабочий для остальных людей день, нет такого чувства неги, как, скажем, в воскресенье. Думаю, всему виной какие-то ещё не исследованные учёными «волны счастья», исходящие от массы людей. Примером могут служить новогодние праздники, когда всеобщий расслабон, словно зараза, поражает всё живое. Сейчас мы попали именно в то время, когда богатый урожай собран, есть радость по этому поводу, а пахать на жаре больше не нужно. Это разливалось в воздухе и передавалось и нам...
К вечеру, когда до Доростола оставалась каких-нибудь пятьдесят вёрст, мы встретились с довольно крупным отрядом викингов — тысячи три, не меньше. Обе стороны значительно напряглись при встрече. Мы на всякий случай покрепче сжали древки копий и подняли щиты, доселе висящие на боках коней.
Ощущение от сближения с северянами было довольно тягостным. От них разило энергетикой агрессии и упоения собственной крутостью. Почти как от толпы футбольных фанатов, которые не знают куда деть удаль молодецкую. Мы остановились и глядели друг на друга минут десять, не зная, что предпринять. Викинги начали отпускать какие-то колкие замечания в наш адрес своими резкими гортанными голосами. В том, что это были именно колкости, я не сомневался. Я глянул на Поликарпа — он морщился, слушая всё это. Но тут неожиданно в игру вступил сам Мстислав. Он мощно выкрикнул что-то на том же гортанном языке. Здоровенный воин в круглом шлеме, поигрывая топором, рявкнул что-то в ответ. Мстислав вновь что-то ответил, после чего воцарилась пауза.
Воины буравили друг друга глазами ещё полминуты, после чего викинги пришпорили коней и стали отъезжать от нас. Вскоре они скрылись за горизонтом, а мы все выдохнули с облегчением.
- Что они говорили? - поинтересовался я у князя.
- Стали глумиться, мол, христиане за смертью на восток приехали, продались византийскому императору... А я им сказал, что за неловкое слово некоторые находили смерть на месте. И ехать никуда не надо...
Я поразился контрасту — такой мирный в обычное время молодой князь очень метко подобрал слова, чтобы с достоинством ответить зарвавшимся хамам. В который раз уже убеждаюсь в том, что хамский психотип неизменен в веках, меняются только декорации и окружающая обстановка...
- Плохо, что они едут к Комнину, - негромко отметил Мстислав, - возможно нам вскоре придётся встретиться в бою. Царь Алексей часто пользуется услугами наёмников.
...К Доростолу решили двигаться скрытно, не тем путём, по которому обычно следуют купцы и официальные делегации. Пускай шанс, что о нас ещё не донесли противнику, довольно мизерный, но он всё-таки есть. Мы двинулись по неприметной дороге, ведущей через перелески и густой кустарник. Осенний вечер пока ещё был светлым, но для продвижения вперёд нам оставалось от силы час времени. Костров решили не разводить, поэтому идти будем до самой темноты — не нужно тратить время на сбор дров.
Мы ехали в сгущающихся сумерках. Настроение было тревожное. Не знаю, почему, но вечером в лесу я всегда чувствую себя неуютно. Даже если меня будет окружать танковая дивизия и тысяча автоматчиков. Внезапно я увидел слева такое, что даже сморгнул поначалу. Не поверил. Открыв глаза, я глубоко вздохнул и вновь повернул голову налево.
- Это что ещё такое? - раздался недоумённый голос князя.
Слева на лесной поляне стоял самый натуральный автобус. Из тех старых немецких машин, которые уже отслужили своё в Германии и теперь накручивают новые тысячи на русских маршрутах.
Какая прелесть! Самое обыденное зрелище — припаркованный в неположенном месте «Ман». Вот только век для такой парковки тоже неположенный... Я сошёл с коня и всё войско тут же остановилось. Князь с недоумением смотрел на меня. Я подошёл к «Ману», погладил его по боку. Потом подошел к водительской двери. Открыта. И в замке зажигания торчат ключи. Я залез внутрь, отстегнул меч от пояса, чтобы не мешал и положил туда, где у водителя обычно лежит мелочь для сдачи. Самое смешное, что там и в самом деле был поддон с монетами и мелкими купюрами! Я проверил, на нейтральной ли скорости рычаг передач. После чего плавно повернул ключ зажигания...
Трудно объяснить, что я чувствовал, когда загорелась панель управления автобуса. Я будто попал из прошлого в свой родной 21-й век. Как я соскучился по всяческим светящимся штукам! Здесь, в 12-м веке из вечерних развлечений есть только свечка да чтение вслух, что, впрочем, весьма полезно для нервной системы. Автобус урчал, войско снаружи голосило от изумления, а я тем временем включил свет в салоне и открыл две пассажирские двери. Ратники да и сам князь дёрнулись, будто что-то взорвалось, а вовсе не кинулись к дверям, как я рассчитывал. Для них это самая настоящая шайтан-арба, от которой не знаешь, что ожидать. Очень похоже на колдовство или чудо.
Я внимательно осмотрел салон. Всё внутри было очень пыльным, даже руль, из чего я сделал вывод, что автобус стоит в лесу достаточно давно. Порывшись в бардачке, я не нашёл документов водителя, зато обнаружил нечто получше. Холодная ручка приятно легла в ладонь — я вытянул наружу маленький травматический пистолет, заряженный четырьмя патронами. Очень славная находка, глядишь, сгодится в какой-нибудь трудной ситуации.
В целом автобус был более чем типичным. Немецкие надписи повсюду, карта-схема маршрутов Берлина, на русском только цена проезда да приколы вроде «Тише скажешь — дальше уедешь». Сиденья обиты чем-то вроде плотного велюра, а с задней стороны пластик на них почти весь изрисован разноцветными маркерами. Я глянул на панель управления и обнаружил, что бак почти полный. В этот момент в моей голове моментально родилась замечательная идея. Пусть я не могу, как герой Марка Твена, наладить в прошлом производство оружия и автомобилей. Но воспользоваться тем, что даёт в твои руки Провидение, просто необходимо!
Оставив автобус фырчать, я открыл дверь и спустился на землю. На меня смотрели как на космического пришельца.
- Всё нормально, ребята! - я поспешил прервать затянувшуюся паузу. - Эта штука из будущего, откуда прибыл и я. Видно, сам Бог благоволит к нашему походу, если послал такую помощь!
- А чем может помочь эта странная штуковина? - князь первым справился с изумлением.
Я обошёл автобус спереди, при этом мой взгляд упал туда, где обычно обозначают маршрут. В этот момент я пережил приятный шок. Ибо это был родной мне маршрут №90, курсирующий от аэропорта до нефтезавода. То есть, этот «подарочек» из моего родного города! Помню, именно на этом маршруте впервые появились теплые и комфортные «немцы» - на конец 90-х это казалось таким прорывом, что многие ездили в них просто так, как на аттракционах...
- Скажи, княже, хороша ли дорога через этот лес? - когда на меня нападало такое авантюристическое настроение, я иногда становился развязным до невозможности.
- Да вроде... - растерялся князь. - Здесь раньше торговый путь был, телеги ездили, потом, лет пять назад, новую дорогу сделали, восточней...
- Значит, зарости сильно не успела... - размышлял я. - Тогда отправимся завтра в путь. А сейчас я вам покажу, что может эта волшебная телега.
Провожаемый недоумёнными взглядами, я полез за руль. Выжав сцепление, я воткнул первую скорость и плавно надавил на газ... Не скажу, что у меня какой-то большой опыт вождения, но права есть. Которые лежат и пылятся. А уж автобусы я и подавно не водил. Непривычно было ощущать в руках такую огромную баранку.
Отлично! Больше всего я боялся, что не поймаю момент, когда нужно отпускать сцепление. «Немец» плавно тронулся с места, а войско ахнуло. Я врубил дальний свет, выезжая с поляны на дорогу. Все в испуге зажмурили глаза. Проехав метров пятьдесят, я остановился и заглушил двигатель. После чего весело зашагал к князю.
- Будем войска вражеские распугивать, княже! - улыбнулся я. - Сейчас всё щитами обвешаем, ибо стекло легко пробить стрелой. Да покажем завтра грекам, где раки зимуют!

Глава 40

Где Санька совершает прорыв в военной науке

Вечером мы решили не мудрить с навесной бронёй, по причине сгущающихся сумерек. Решили, что утро вечера мудренее. Я лёг спать в автобусе — во-первых, так теплее, во-вторых, никакая букашка в ухо не заползёт. Моему примеру последовали самые смелые — восемь человек, включая князя. Мы постелили свои походные войлоки прямо на пол — думаю, что те, кто кидал сюда билетики и шелуху от семечек, не могли и заподозрить, что на всём этом будет спать сын Мономаха... Зато я впервые так сладко спал в походе. Ощущение помещения вокруг меня дарило чувство уюта и защищённости, поэтому я спал, как младенец.
Рабудили нас даже не с первыми петухами. Ещё было полутемно, кругом клубился утренний туман, но в автобусе было даже жарко от нашего дыхания. Войско поднималось со звоном и лязгом, кто-то стонал, отлежав конечности, кто-то кряхтел, потягиваясь, а у иных зуб на зуб не попадал от холода. Да, сентябрьские ночи иногда так приморозят, что и бывалый воин очумеет!
...Мастера из нашего «инженерного войска» тут же принялись делать броню автобусу под моим чутким руководством. Мы обвязали автобус верёвками, сделав своеобразную «решётку», а уже после прикрепили сюда щиты, снятые с осадных орудий. Пробелы между щитами были незначительными, но опасность попадания стрелы в щель всё же была. Подумав немного, мы затянули эти промежутки кольчугой. Видок у «Мана» после этого стал суперский — думаю, его конструкторы даже в самых страшных снах не представляли себе такой способ использования своего детища.
- А какую скорость развивает эта колесница? - спросил меня Никола, молодой мастеровой с русой бородой и кожаной полоской, перетягивающей волосы на уровне лба. - Стоит ли вообще так с ней возиться? Неужто она лошадь обгонит?
- Она едет в пять раз быстрей арабского скакуна! - засмеялся я. - Ваши кони никогда не смогут домчать осадные орудия до города так быстро!
...Я знал, что после убийства зятя Мономаха Леона Девгеньевича греки коварством захватили крепость Доростол и пленили наш гарнизон. Если честно, то какого-то особого плана у меня не было. С нами ехали те же осадные орудия, как и во время похода на Минск, но на сей раз надеяться на «штурм на дурика» было нельзя. По словам опытных воинов, греки были весьма искушёнными по части осад, поскольку Византии то и дело приходилось обороняться от воинственных соседей.
А что сможет мой автобус? Вышибить ворота? Вряд ли. Они, как правило, весят несколько тонн, обиты железом. Если я в них влечу на скорости, то только зубы собирай. Нет, конечно, если направить транспорт на ворота, а затем соскочить, придавив газ камнем и зафиксировав руль верёвкой... Но как-то жаль разбивать такого красавца из будущего столь бездарно о ворота какой-то болгарской крепости. Потерзавшись такими мыслями, я решил, что война план покажет. В любом случае, для такой занятной штуки во время штурма наверняка найдётся применение...
Путь через кусты и редкие деревья занял около трёх часов — я впервые после долгого перерыва засёк время на автобусных часах-пейджере. Скорость нашего передвижения замедляли осадные орудия, да и моей «шайтан-арбе» приходилось несладко. В автобус подсело человек двадцать самых любопытных - мы тряслись по ухабам и кочкам, несмотря на мягкую подвеску «немца». Зато я поднабирался опыта. Крутить большой руль оказалось не так сложно, правда, автобус реагировал на баранку совсем не так, как легковушка. Но дури в двигателе у него было — ой-ой-ой, кажется сил триста лошадиных. Если колесо попадало в большую впадину, нужно было только придавить газ посильнее. В итоге через пару часов меня уже смело можно было назвать опытным шофёром — я начал понимать и чувствовать свою машину. Кстати, интересно, а куда подевался владелец сей славной дрезины? Впрочем, не исключено, что в прошлое забросило пустой автобус...
Я то и дело останавливался, поглядывая на Мстислава и нескольких опытных воинов, которые помнили дорогу досконально. Дядя Дорофей, не оклемавшийся после ранения, остался дома — Мономах уговорил его выйти на пенсию, обещав довольствовать старого воина всем необходимым. Если честно, то мне не хватало отеческой опёки Дорофея, иногда так хотелось ощутить его поддержку или услышать мудрый совет...
Наконец, мне махнули рукой, сделав знак, что Доростол близко. Я притормозил, ожидая, пока меня обгонят разведчики. Донесение наших парней было обнадёживающим: крепость находится в километре к востоку от нас, ворота у неё открыты, туда втягиваются отряды воинов для подкрепления гарнизона.
- Открыты, говоришь? - задумчиво протянул я. - Тогда давайте, грузите ко мне лучших воинов до упора, а сами будьте готовы к броску! Я вам покажу «Формулу-1»!
- Чего покажешь? - не понял князь.
- Поеду очень быстро, как ветер, - терпеливо пояснил я. - Мы попробуем прорваться в ворота и удержим их открытыми до вашего прихода!
- А ежели они успеют закрыть? - заметил осторожный, как всегда, Игнат.
- Тогда буду страх наводить, да вокруг города колесить, сигналить да в микрофон говорить. Тоже дело!
Уговаривать наших долго не пришлось. Удивительно, но даже благоразумный князь одобрил эту сумасшедшую авантюру. В автобус набилось около двух сотен самых безбашенных воинов, которые прекрасно отдавали себе отчёт, что идут на верную смерть. А меня только сейчас «проняло» - я только что понял, в какую опасную затею влез. От страха я побледнел и меня затрясло крупной дрожью. Князь, завидев это, понимающе положил руку мне на предплечье:
- Если хочешь, можешь отказаться. Никто тебя не неволит.
Это участливое отношение успокоило меня. Собравшись с силами и выровняв дыхание, я решился:
- Едем. Если всё получится, сотни жизней сбережём. Хватит уже русских пачками хоронить.
Оглянувшись назад, я увидел экзотическую картину. Всё это напоминало час пик в родном городе, когда люди трамбуются в автобус, как селёдки. Вот только видок моих «пассажиров» был несколько непривычным — рослые мужики в доспехах, с мечами и копьями смотрелись среди велюровых сидений словно участники киномассовки для фильма «300 спартанцев». Кстати, вполне стильный фильм можно снять — «200 русичей». Невесело усмехнувшись, я завёл машину. Эх, покатаемся! Выжав сцепление, я крикнул на весь салон:
- Держитесь крепче, мужики! Острые предметы на пол! Сейчас понесёмся!
Я выжал газ в пол, в результате автобус тронулся с пробуксовкой, окутав войско тучей пыли. Мы набрали скорость меньше, чем за минуту — вести громоздкий транспорт по ушатанной грунтовке со скоростью выше ста км в час было очень трудно. Я то и дело бросал автобус из стороны в сторону, чтобы не попасть в очередную яму. Воины в салоне орали благим матом, набивая шишки и синяки. Сперва на нас никто не обращал внимания. Все были заняты вводом войск в город. Я узрел, что в ворота въезжают вчерашние викинги.
Буквально через полминуты, когда мы были уже в ста метрах от ворот, на стенах началась паника — часовые забегали в разные стороны, а викинги прыснули врассыпную. Беспрепятственно влетев в ворота, я резко бросил газ и нажал на тормоз. Я едва не разбил нос о руль, а что творилось с моими бедными пассажирами, и вовсе думать не хотелось...
Мы замерли прямо в воротах, заблокировав возможность их закрытия. Я глянул в зеркало заднего вида и узрел, что наше войско уже выдвинулось из перелеска. Нам бы, как говориться, день простоять, да ночь продержаться. А на деле — хотя бы десять минут, пока не придёт подмога.
После нашей остановки в воздухе воцарилась томительная тишина. Она продолжалась неприлично долго. Что они медлят? Испугались или готовят для нас нечто страшное? Мне казалось, что прошла целая жизнь. Потом в броню справа со звоном ударилась одна стрела, затем вторая. И тут же на автобус обрушился целый град стрел. Который, впрочем, не принёс нам никакого вреда. Продолжалось это несколько минут, потом греки попытались закрыть ворота. Они с глухим грохотом вдарили по бокам нашей автокибитки, аж стёкла посыпались.
Осознав, что воротами нас перешибить вряд ли удасться, осмелевшие греки сунулись к машине, пытаясь сдёрнуть защитный покров. Воины сидели затаившись, готовясь к броску. Я воткнул заднюю скорость, выжал сцепление...
Как только они сунулись, я нажал что есть силы кнопку сигнала на руле и рывком сдал назад. Фа-а! Это получилось настолько неожиданно, что вражеские ратники даже попадали на землю от страха. Придя в себя, они отбежали назад.
Прошло ещё полминуты — видно, начальство придумывало новые способы нас достать, понимая, что ещё несколько минут и будет поздно. Я глянул в зеркало и увидел, как широким фронтом вдалеке развёртывается наша конница. Ещё бы минут пять поотягивать прямое столкновение...
Я видел, как высокий грек, похожий на киношного Гектора, орал со стены на беспорядочную толпу викингов, потрясая кошельком над головой. Викинги, как кошки, набросились на наш автобус со всех сторон, повиснув на верёвках, скрепляющих броню. Я гудел, хрипел в микрофон, газовал назад и вперёд, но сбросить их не смог. Кто-то начал резать верёвки и в десять секунд с нас стащили защитный слой. Перекрестившись, я нажал на кнопку открывания дверей и схватил меч и щит. Те, кто пытался залезть в автобус, наткнулись на густой частокол копий, а те, кто разбивал стёкла с другой стороны, получали булавами и топорами. Наш боевой транспорт огрызался очень жёстко.
К счастью, я вовремя увидел, как воин в железной маске метает в меня копьё. Ударившись о щит с огромной силой, копьё отрикошетило в потолок и больно стукнуло древком по спине. Бодрый солдат кинулся к водительскому сиденью, размахивая мечом. Хорошо, что я сижу высоко — его меч со всей дури впечатался в жестяную дверь, но перерубить её не смог. Этот дородный мощный дядька вполне мог разрубить меня пополам, если бы мы встретились в чистом поле. Я неуклюже стукнул по гребню его шлема через разбитое окно. Звон получился почти колокольный, а шлем упал на землю.
Мужик взревел что-то по гречески, намереваясь продолжить атаку, но тут его сразила стрела кого-то из наших. Его тут же сменил не менее страшный викинг. Он напрыгнул на ступеньки водительской лестницы — я с испуга даванул газ и парень рухнул вниз. Понимая, что мы находимся на грани полного истребления, я начал вилять рулём, выписывая кренделя и «восьмёрки» на месте. Враги тут же разбежались. Правда, теперь в нас целились из луков со всех сторон. Перестав заниматься фигурным вождением, я бросил руль и закрылся щитом. Стрела, пробившая лобовое стекло, так в нём и застряла, а вот та, что влетела справа, погрузилась в поролон сиденья...
Отчаянные секунды этой беспорядочной битвы тянулись, как вечность. И тут до нас добрались наши. Я мельком увидел в зеркало, как лавина русского войска сшибает с ног викингов, затем наши стали обтекать автобус. И мои пассажиры выскочили, чтобы биться с неприятелями. Высокий «Гектор» исчез со стены. От радости перехватило дыхание — у нас всё получилось!
Бой на улицах Доростола был коротким. Греки и не желающие сражаться насмерть наёмники-викинги стали сдаваться. Слишком неравным было соотношение сил. А я так и сидел за рулём, не в силах поверить в то, что всё кончилось...

Глава 41

Где Санька слушает поучение Мономаха

Мы отправились в поход в очень удачный и политически верный момент. За Византию всерьёз взялись сельджуки, внутри империи тоже не всё было гладко, а тут ещё и мощное русское войско вторглось в Болгарию. В общем и целом мы почти не встретили сопротивления, продвигаясь вглубь Фракии — области, которую в моё время разделили между собой Турция, Греция и Болгария. Крепости встречали нас распахнутыми воротами, а местное население устраивало праздники в честь нашего прибытия. Лишь возле Шумена мы наткнулись на небольшой греческий полк, который не пожелал с нами биться, а сдался в полном составе.
Общение пленных с русичами получилось довольно добродушным — могучие чернявые бородачи подмигивали нашим ратникам и ухмылялись. Лишь некоторая часть войска, явно аристократического происхождения, не спешила брататься с противником. Они стояли поодаль, втянув плечи и тревожно переглядываясь между собой.
Мы решили переночевать в этой небольшой каменной крепости, стоявшей на поросшем лесом холме. Местечко было тихое, казалось, что мы находимся на краю мира, и что сюда никто и никогда не заходит. Жители окрестных деревень в случае угрозы прятались за стены, а в основном занимались охотой и скотоводством. Это были довольно неразговорчивые ребята: когда к ним подходил кто-то чужой, они, словно застенчивые дети, опускали глаза в пол. Видно, жизнь в лесной глубинке накладывала свой отпечаток на характер.
Оставив автобус во внутреннем дворе крепости, мы решили заночевать там, где обычно располагался гарнизон. В этих краях у греков и не было особого военного присутствия — покорив Болгарию однажды, они не смогли ассмилировать страну. Похоже, что у трещащей по швам империи просто не хватало на это сил. Так что попытка завладеть Доростолом была скорей политической акцией, желанием показать силу, а не реальной экспансией...
Вечерело, воздух был прохладный и сырой, поэтому мы решили затопить   камин в небольшой комнатушке. В лесу квакали лягушки, перекликались птицы, но, несмотря на этот мирный «саундтрек», на душе у меня было тревожно. Предчувствие грядущей опасности мучило, но я решил не обращать на это внимания.
Войско в маленькой крепости разместить не удалось — часть воинов заночевала во внутреннем дворе, часть снаружи крепостной стены и лишь три сотни ратников из ближней дружины князя разместились в крохотных комнатушках, в которых полы укрывали полусгнившие соломенные матрасы. Мне выпала честь быть вместе с князем и Игнатом. В такой компании можно  быть спокойным, но мне не спалось. Камин грел и подсушивал воздух только пока в нём горели дрова. Это только печка разогревается всерьёз и надолго, а тут — не успело пламя погаснуть, как вновь стало зябко.
Я прикорнул, как и полагается воину, с оружием в руках. Справа от постели лежал меч, а под подушкой травматический пистолет. Когда могучий храп моих соседей заполнил всё пространство вокруг, я и вовсе потерял надежду на сон. Вертелся, крутился. Стоп. Мне послышался какой-то странный звук, вроде как шорох, будто-то кто-то скребёт рукой по камню. Насторожившись, я стал вглядываться в темноту за окном. В эту секунду тёмный силуэт закрыл тусклый свет. Я не успел ахнуть, как в комнату спрыгнул здоровенный мужчина, потом другой. В их руках были обнажённые мечи. От неожиданности меня словно парализовало — ни крикнуть, ни шевельнуться. Меж тем незваные гости приближались к князю...
У меня же есть травмат! Нащупав гладкую ручку оружия под головой, я снял пистолет с предохранителя и с ходу бабахнул в тёмную фигуру. Звук в замкнутом помещении получился таким, что я бы умер от страха на месте тех, кто не ждал выстрела. Ночной лазутчик опрокинулся навзничь, а его коллега замахнулся мечом, но тоже получил резиновую пулю. Князь вместе с Игнатом вскочили как подброшенные, набежала куча воинов из других комнат, кто-то зажёг свечу... Так и есть, нашими непрошенными гостями стали начальники греческого полка, беззаботно оставленные князем на свободе, даже без конвоя. Те самые аристократы, чурающиеся братания...
Мои резиновые пульки набили одному из них изрядный синяк на скуле, а другому оставили кровавую ссадину на лбу. Не ожидал от себя такой меткости — палил навскидку, не целясь. Битый час после этого нападения прошёл в заботах. Греческих солдат вязали и размещали по подвалам, дабы избежать повторения пройдённого материала.
- Ишь чего удумали! - ворчал Игнат. - Мы к ним как к братьям отнеслись, а они князя убить захотели! И чего бы вы этим добились? - вопрошал он военачальника Экзарха, который лежал связанный на полу, сжав губы. - Мы бы вас за Мстислава живыми не выпустили... Эх, мыслители хреновы!
...Мы продвигались вглубь страны до тех пор, пока названия были, преимущественно, славянскими. Последним оплотом славян в этом направлении был весьма крупный город Одрин. Князь долго решал, как разделить войско для охраны крепостей. Дробить войско на множество частей неразумно, потому что по отдельности с ними будет легче справиться. В итоге Мстислав решил оставить половину войска в Одрине. Здесь и поддержка населения неслабая, и стены мощные...
Ратники прощались слёзно. Но Мстислав молвил ободряюще:
- Чую, не на век прощаемся. Ещё в этом году соединимся. Сдаётся мне, что царь Алексей на уступки пойдёт...
Путь обратно показался, как обычно, долгим и скучным. А всё потому, что адреналин в крови понизился до нормы. Эх, вот и тягомотно было странствовать в прошлом! Бензин в автобусе кончился, мы оставили его в кустах под Одрином. А что я мог поделать? Организовать добычу и крекинг нефти? Для этого нужно быть ходячей энциклопедией и мастером на все руки...
То ли дело, в 21 веке — сел в поезд, расстелил постельку, включил ноутбук. Хочешь, чаёк пей, а хочешь — разверни курочку-гриль и глазей в окно, обгладывая косточку...
Наше сильно поредевшее войско добралось до Киева почти через две недели. Князь Мономах был встревожен, увидев, как мало нас вернулось, но Мстислав поспешил успокоить отца. И засим был праздник в нашу честь. Народ и дружина радовались зело, что наступили мир и благодать...
Последовавшие после похода спокойные дни я проводил вместе с Мономахом. Полюбил я его, как отца, да и он ко мне привязался. Князь часто приговаривал:
- Вот судьба-то у старых людей — сыновья и дочери вырастают, разбегаются, поговорить не с кем. А чем дольше живёшь, тем больше тянет с молодыми общаться, опыт передавать. А ты мне как сын стал, к сердцу прикипел...
Вечерами, призвав писца, Мономах диктовал ему то, что было на сердце — глубоко продуманное, выстраданное самой судьбою. Слушать это было необычайно интересно, несмотря на то, что «Поучение Мономаха» я когда-то читал в Интернете.
- Пиши, Семён, - просил князь, задумчиво вороша рукой копну русых волос, - Помыслил я в душе своей и воздал хвалу Богу, который меня до этих дней, грешного, сохранил. Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому из детей моих она будет люба, пусть примет ее в сердце свое и не станет лениться, а будет трудиться...
Слова эти ложились на сердце и мне. Вот ведь человек... был. Странно говорить «был», когда он сидел напротив меня, живой, родной и мудрый. Странно, но светским историкам почему-то скучно было писать об истории Русской земли. Тот же Карамзин не видел здесь ничего, кроме «княжеских драк», но заходился в экстазе, когда описывал время «укрепления государственности» при том же Иоанне III...
Мономах диктовал долго. Слушать его было приятно, слова князя очищали душу, как кислота — ржавую монету.
- А вы, дети мои милые, - наконец молвил он со вздохом, - и всякий, кто будет сие послание читать, наблюдайте правила, в нем изображенные. Когда же сердце ваше не одобрит их, не осуждайте меня, но скажите только: он говорит несправедливо. Как же эти слова князя отличались от тех, которыми кончается московский «Домострой», написанный всего четыре века спустя: «Если не исполните всего, что здесь написано, ответ дадите на страшном суде»...
Я продолжал наблюдать за общественной жизнью киевлян. Было тут ещё одно, весьма существенное отличие от моего времени. Здесь не боялись заводить детей. Тут действовал девиз «Умножая потомство умножаю радость» - каждый глава семейства радовался многочисленным малышам, в которых отражались и отец и мать. Жители Святой Руси уповали на Бога — и их потомство росло здоровым и крепким. Босоногие мальцы густо сновали по улицам, проводя время в беготне и забавах, а вместе с тем закаляясь и развиваясь физически не по дням, а по часам. То ли дело — вялые детишки 21 века, не отлипающие от планшетов и телевизоров, а на самом деле страшно одинокие и скучающие...
Ближе к концу осени во дворец явилась пышная делегация от византийского императора. Их не ждали - Мономах собственноручно солил капусту на кухне, поэтому случился большой переполох. Слуги кинулись искать парадную одежду князя, сам Владимир принялся отмываться, а гонцы помчались искать бояр для пущей торжественности. А послы тем временем грустили в приёмном покое. Наконец, минут через тридцать всё было готово, и писец Ванька, одетый в золочёный камзол, важно распахнул двери дворца:
- Великий князь зовёт!
Послы Алексея Комнина принесли богатые дары — золотые кубки, жемчужные украшения, одежду, мужскую и женскую. Всё это было невероятно тонкой работы, наверняка за такую вещь в музеях Европы заплатят миллионы, не глядя.
Посол зачитал длинный титул своего монарха, после чего на чистом русском языке стал излагать мысли в столь витиеватых выражениях, что понять его было затруднительно. Хотелось, словно киношный Милославский, нагнуться к переводчику и спросить: «А чего он хочет, можно ли в двух словах?»
Впрочем, вскоре стало ясно, что царь Алексей банально запросил мира, опасаясь, что русские по своей старой привычке попрут на Константинополь. Комнин желал, чтобы русские не совались дальше Одрина — видно в империи дела шли неважно, и мощное русское войско, марширующее вглубь страны, им было ни к чему. Мир, заключённый на таких условиях с легендарной Византией — о чём же можно ещё мечтать?
Царь обещал, что не будет оспаривать наши завоевания во Фракии. Естественно, если мы не двинем коней в Грецию. И вот тут случилось нечто неожиданное не только для всего княжеского двора, но и для меня. Посол сделал знак слугам — в зал внесли массивные носилки, похожие на паланкин, закрытый парчой. После чего грек откинул ткань и нашим взорам предстала... шапка Мономаха! Вот те на! Вот и верь после этого историкам, которые утверждали, что это — позднейшая подделка, сделанная для того, чтобы возвеличить русский трон! Теперь я вижу воочию, что её действительно вручили Мономаху. При этом за последние 10 веков она мало изменилась — сегодня она так же обшита драгоценными камнями и оторочена мехом.
Вот это воистину было признание достижений князя Владимира! Сам император Византии признавал коллегу равным себе, в то время как сам был обставлен сложнейшими ритуалами возвеличивания. Титулы и пышные церемонии всегда давали понять простым смертным — во Вселенной нет более важного и значительного человека, чем император Восточной Римской империи.
Я поглядел на князя. Что-то он не выглядел сияющим. С ровным выражением лица он принял этот подарок, после чего началось нудное подписание договоров о ненападении. Приём продолжался так долго, что я чуть не заснул стоя. Вот у них работёнка, у князей — не позавидуешь! И главное, нельзя чесаться и зевать.
После того, как послов разместили на отдых, я подошёл к князю. Он досадливо бормотал:
- Вот лисы хитрые, захотели купить меня короной. А на что мне ваша шапка сдалась — на охоту её не оденешь!
Вот тебе и раз! Выходит, первый обладатель шапки, которой впоследствии так торжественно венчали на царство в России, отнёсся к ней более чем равнодушно? В моей голове что-то не стыковалось.
- Постой, князь-батюшка, - осмелился спросить я, - а разве ты не рад, что сам император тебя за равного признал, да обещал войной не ходить?
- Все люди пред Богом равны, - пожал плечами князь, - и царь и крестьянин. А ежели у кого-то нос до неба заносится, так за то и отвечать придётся. Рад я, что воевать больше не надо. А корона — это баловство византийское, нам не надобное. Что мы — боги какие-то, чтоб ритуалы вокруг себя заводить?
Я крепко призадумался. А ведь и вправду выходит — все эти ритуалы, длинные титулы — как же далеко это от Божеской простоты и красоты! А если к простоте прилагаются ещё ум, проницательность и честность, то получается достойный правитель, о котором в моё время остаётся только мечтать...
Когда послы уехали, князь стал сзывать слуг на охоту:
- Опротивело всё! Развеяться надо, да плоть азартом потешить! Поехали, Санька, растрясём телеса!
Отказываться я не стал, хоть ехать и не хотелось. С гораздо большим удовольствием я бы просто прогулялся по лесу. Но не откажешь же князю...
По зову Мономаха явилось человек пятьдесят — бояре, слуги с собаками. Князь потирал руки:
- Вот веселье будет! Доставим сегодня повару жаркое!
С нами отправился и дядя Дорофей. Его рана зажила, а сам старик очень стосковался по «боевой деятельности».
- Сижу дома целыми днями, как баба внуков нянчу да лапти плету! Тьфу, опротивело! - старый воин задорно стегнул коня, въезжая в лес.
...Опять в ход пошли куропатки, потом мы спугнули волчью стаю. Два серых хищника остались лежать на палой листве, а остальные скрылись, как тени, среди голых ветвей.
Потом мы спугнули тучного медведя, который нагонял последний жирок перед зимовкой, поедая клюкву с кустов. Медведь неуклюже припустил через чащу, за ним кинулась свора собак, которые тут же принялись тянуть Топтыгина за «штаны». Он с урчанием оборачивался — псины тут же отбегали, пытался продолжить бег — снова вцеплялись. От участи стать ковром на стене мишку спасло неглубокое озерцо. Он плюхнулся туда и поплыл, а псы отстали. Вломившись в колючий кустарник на том берегу, медведь исчез из виду.
- Пущай зимует! - махнул рукой Мономах. - А мы ещё добычу найдём!
Вскоре мы наткнулись на стадо громадных животных, смахивающих на коров. Вот только эти коровушки были огромными, с поджарым мускулистым телом и длиннющими рогами. Когда я поглядел на атлетически сложенного быка, апатично жующего листву, я понял, что он не сдастся без боя.
- Вот и туры нашлись! - воскликнул князь. - Окружайте их!
Животные встревожились, посмотрели на нас, а главный альфа-самец набычил шею. Но никто не убежал — видно эти крупные зверюги были уверены в своих силах.
- Бейте наверняка! - посоветовал князь. - Эти твари, когда раненые, могут коня на рога закинуть!
От этой вести у меня похолодело в животе. И хоть я был уже в десятках передряг, но гнева крупных животных ужасно боялся. Их не перерубишь мечом, их не остановит щит или кольчуга...
Мы подошли совсем близко. Глаза бычары не выражали ничего хорошего.
- Пли! - скомандовал князь.
Стрелы легли как-то неудачно. В загривок быку, в ногу, да корову в бок подстрелили. Остальные разбежались.
- Бегло пли! - заорал князь, но зарядить луки никто не успел. Почему-то бычара выбрал из всей толпы именно меня. Как завороженный я наблюдал за его разъярёнными скачками...
- Санька! - заорал князь, огрев моего коня копьём по крупу.
И в ту же секунду бык поддел мою лошадь рогами под брюхо... Мощный рывок — я почувствовал, что куда-то лечу, причём всё вокруг стало странно завихряться, а моё тело затрепыхалось, как невесомое. Вокруг всё закружилось, свет померк, а ветер завыл по-волчьи... Последняя мысль, промелькнувшая в голове была предельно короткой: «Вот так и умирают, видать».
Глава 42

Где Саньке никто не верит

Когда я открыл глаза, моему взору предстало яркое звездное небо. Где я? Почему я сплю не в комнате? Мыслительный процесс шёл медленно, голова отказывалась работать напрочь. Наконец, я стал вспоминать, как князь позвал меня на охоту, как мы увидели могучих туров... Точно! Я дернулся от последнего воспоминания о том, как бычара с налитыми кровью глазами поднимает меня вместе с конём на рога.
Но почему я лежу на земле, ночью? Где князь и его слуги? Меня вряд ли оставили бы в лесу, даже если бы посчитали погибшим... Медленно, стараясь не делать резких движений, я постарался пошевелить ногами и руками. Я ожидал самого худшего, но конечности подчинились приказам мозга. Тут мой нос уловил какой-то странный запах. Он был до боли знакомым, но хорошо забытым. Какой-то резиново-бензиновый. Находясь в Киевской Руси, я давно отвык от того, что воздух может чем-то пахнуть, кроме пьянящей свежести, зелени и цветов. Я робко скосил глаза влево и увидел странный отсвет, не похожий на всполохи костра или факела. И тут в поле моего зрения плавно въехала весьма странная физиономия...
Сказать, что я испугался — значит ничего не сказать. От неожиданности у меня буквально остановилось сердце, а в лицо ударил жар. У человека, склонившегося надо мной, на голове была кепка. Причём с надписью на английском языке...
- Ты живой, братан? - раздался его непривычно развязный голос. - Чё валяешься, бухой что ли?
Ступор, в который я впал после этих слов, трудно описать словами. Мысли метались в голове, как раненые птицы. «Откуда? Почему он называет меня «братан»? Кепка! Откуда на ней английские надписи?»
- Эй, - персонаж потрогал меня рукой, - ты чё молчишь? Глухой что ли?
Этот резиновый запах... Он буквально пропитывает здешний воздух. И этот парень, похожий на моего современника. На Руси вообще не говорили с таким «блатным акцентом». Да и кепочек таких не шили. Память услужливо подкинула воспоминания об аэродинамической трубе, в которой я очутился, убегая от опасной компании. Там ещё был дом с параболиками. Я резко приподнялся на локте — да так, что мой визави дёрнулся. Так и есть — дом с параболиками, освещённый прожекторами, возвышался метрах в тридцати от меня. Я повернул голову в другую сторону — там были гаражи. Значит... Но додумать я не успел.
- Да он обкуренный, по ходу, - раздался другой голос неподалёку, - глянь, какие глаза чумные!
Я повернулся назад и узрел целую компашку персонажей, которых в моё время принято было называть «гопниками». В руках «пиватор», на голове «кепарики», а на лицах такое одухотворённое выражение, что аж дрожь по спине пробегает... Если я вернулся в тот же момент, из которого убежал, значит...
Я вскочил и заорал что было сил:
- Не стреляйте, пацаны, я жить хочу!
Они отпрянули от меня, как от змеи. Коренастый крепыш, по всей видимости — вожак этой стаи, хмыкнул:
- Точняк, наркоша! Или башня съехала у пацана!
Они заржали, другого слова не подберёшь, после чего отошли от меня. Я долго не мог поверить в своё избавление. А зачем надо было гнаться за мной? И были ли выстрелы?
Тем временем «пацанва» метрах в десяти от меня что-то начала колдовать на земле. Крепыш чиркнул спичкой:
- Ну, Косой, в честь твоей днюги — салют!
В ту же секунду в воздух со свистом взлетела ракета, из тех что крепятся на палочке и продаются за копейки в любом магазине пиротехники.
- Эй, пацаны, постойте, - догадался я, - так вы в меня не стреляли?
Они опять принялись ржать. Отсмеявшись, крепыш сказал:
- Да никто в тебя не стрелял, чудо в перьях! Бухаем мы сегодня, день рождения у Косого, понял? Петарды взрываем, чумимся. Тебя звали, да ты чокнутый, по ходу...
Вот так дела! Я стоял, пытаясь свыкнутся с тем, что вернулся в своё время. И с тем, что мне ничего не угрожает. Теперь я могу спокойно отправляться на трамвайную остановку. Нет, не может быть! Я несколько раз проговорил про себя: «Поеду домой на трамвае». Я засмеялся, ребята покосились на меня, но ничего не сказали.
Как я привык к ТОМУ времени! Привык ездить на лошадях, освещать комнату свечой, дышать свежим воздухом, пить чистую воду и есть пищу без добавок и консервантов... А главное — я отвык от новых российских реалий, от всей этой «пацанвы», грубости и отчуждённости людей друг от друга. Пытаясь свыкнуться с новыми условиями, я сделал первый шаг в новом мире...
...Трамвайная остановка была пуста, как Земля до сотворения человека. Конечно, можно было ждать «дрынный» до посинения, но интуиция подсказывала мне, что это бесполезное занятие. Несмотря на тревожную обстановку вокруг, меня вновь охватила беспричинная радость. Неужели я дома? Неужели я вскоре увижу родных и близких? Хотелось петь и кричать во всё горло, поцеловать землю...
Пойти домой пешком? Но тогда дома я буду лишь через три часа, и жена будет волноваться. В этот момент я вспомнил о своей одежде. Так сложилось, что я в том времени часто одевал под кафтан современную одежду. Поэтому она за это время изрядно потрепалась, а ботинки и вовсе просили каши. Как бы меня не приняли за асоциальный элемент, да не загребли бы в «обезьянник»... Так же как и в случае с Жаком Эсселем, все атрибуты прошлого остались по ту сторону «аэродинамической трубы» - исчезли кафтан, шапка, перстень, подаренный князем. Жаль, хоть какое-то доказательство было бы. А теперь даже жена не поверит, хоть зуб давай!
Я отправился на ближайшую автобусную остановку. Электронные часы в витрине показывали 22.50. Вполне возможно, что я успею на последний автобус.
«Ман» подошёл неслышно, я даже дёрнулся от неожиданности. Он был весьма потрёпан жизнью — бока некрашенные, видно, что элементы кузова заменили недавно. В салоне никого не было, кроме водителя и кондуктора. Я с удовольствием приземлился в мягкое кресло. Какой же кайф вот так ехать и смореть в окно! Можно полностью расслабиться, даже заснуть, а не держать поводья в руках, ощущая каждый шаг лошади пятой точкой...
Тем временем, водила, почти навалившись на баранку грудью, беседовал по сотовому телефону:
- Да я тебе говорю, угнали мой автобус. Два дня в розыске был, в милицию заяву кинул! Потом, прикинь, нашёл в частном секторе, весь побитый, стёкол нет, бока мятые. Вот его ухайдокали, черти малолетние! По ходу, подростки покататься угнали!
Я о чём-то начинал догадываться, но пока боялся дать своим мыслям ход...
- И ещё одна деталь, - хмыкнул шофёр, - в бардачке травмат у меня лежал. Заряженный. Так вот — двух пуль нет. Почему не украли, ума не приложу. Милиция «пальцы» сняла, по картотеке сейчас пробивают...
В этот момент я испытал дикую смесь чувств — от восторга до страха. Это тот самый «Ман», который я бросил под Одрином в кустах, с помощью которого мы штурмовали Доростол и пугали греков! То-то смотрю, всё здесь показалось мне знакомым — от окраски кузова, до надписей на сиденьях. Подумать только, на этом самом полу мы с воинами Мономаха спали много ночей в походе... Хотелось подойти к водителю и рассказать ему обо всём. Но я подавил в себе этот бредовый импульс. В лучшем случае, примут за сумасшедшего, а в худшем — заставят платить за ущерб. Тем более, что отпечатки пальцев на рукоятке «травмата» - мои...
По своей улице я почти бежал, задыхаясь от восторга. Как же я соскучился по дому, по этим кубическим, но родным «хрущёвкам», цветущим каштанам, электрическому свету в окошках! Даже мусорные баки и ларьки вызывали у меня тёплые чувства.
...Подъездную дверь я открыл ключом, который чудом не потерял в перипетиях прошлого. А вот в квартиру пришлось звонить. За дверью послышались шаркающие шаги — эх, как же я стосковался по женской ласке и теплу, сейчас стисну жену в объятиях...
- А, нагулялся? - Юля смерила меня равнодушным взглядом и пошла на кухню. - Кушать будешь?
Вы даже не представляете себе, как обидно, когда ты отсутствуешь дома несколько месяцев, а тебя встречают подобным образом... Я хотел было сильно обидеться, но тут мне пришло в голову, что по местным часам меня не было каких-то три часа. Я налетел на жену, сгрёб её в охапку...
- Ты что, с ума сошёл? - только и успела кокетливо крикнуть она.
...Битый час я пытался убедить супругу, что у меня не было галлюцинаций, что я не заснул, не получил удар по голове.
- А вот это ты видела? - я показал истёртую одежду.
- Ну, порвал где-то... - неуверенно улыбалась Юля. - Наверное зацепился за что-то.
- Ага, зацепился! - горячился я. - Вон, смотри как истёрлось! А на ботинки посмотри — они стоптались в хлам!
Мозоли от седла я уже показывал. Загар, которого не было до выхода из дома, тоже...
- Ну, не знаю, - всё ещё не могла поверить супруга. - Ты всегда такой загорелый.
Не зная, какой ещё аргумент привести, я осмотрел свои руки.
- Гляди, как я похудел!
- И вправду! - ахнула жена.
Я подошёл к весам и встал на них. Всё дело в том, что мы вдвоём перманентно худеем, стараемся держать диету и знаем вес друг друга до милиграмма. Весы показывали на пять кило меньше моего привычного веса. Юля закрыла рот рукой...
- Неужели всё это было на самом деле?
- А я тебе о чём толкую? - я довольно раскинулся на диване. - Понимаю, что поверить трудно, но... Я же не какой-то сон короткий увидел — там целая жизнь прошла. Просыпался, вставал, ехал, сражался. Слишком много ярких и чётких впечатлений...
...Сложней всего было привыкнуть к повседневной жизни 21 века. Я настолько выпал из всей этой муравьиной суеты, что первые дни отпрашивался домой с работы и старался поменьше находиться на улице. Я заново привыкал к равнодушию, отстранённости окружающих, к грубости в общественном транспорте, к политическим интригам, которыми наполнена жизнь нашего века. И дух, дух времени... Он ощущался, как некое магнитное поле, в котором мы все, как железные опилки, обитаем. Поначалу этот дух воспринимался как постоянное напряжение, ощущение тревоги, но постепенно я настроился на эту волну...
После этого путешествия я стал с горечью наблюдать за соотечественниками. Исконно русские черты: доброта, милосердие, смирение никуда не делись. Но много плохого прилипло к нашему народу за эти десять веков, а в особенности - за последние сто лет. На редкость восприимчив к чужим влияниям русский народ — видно, это качество такое, Господом Богом сообщённое. Мы постоянно кидаемся в объятия сомнительных идей, выстраиваем общество, равняясь на лидеров. Но как же хочется верить, что мы придём вскорости к той простоте и доброте, что уже когда-то гостили на Русской земле...
- Саш, там про тебя говорят, - закричала жена из спальни заполошным голосом, прервав мои неспешные мысли.
Я прибежал к телевизору и уставился на экран. Седой профессор перебирал истрёпанные пергаменты, а голос диктора тем временем вещал:
- В культурном слое возле Киева при строительстве новой ветки метрополитена экскаватор наткнулся на совершенно целые, засыпанные сухим песком строения, очевидно принадлежавшие к княжескому детинцу. Найдённые на раскопках документы предварительно датируются эпохой Мономаха.
Седой профессор выбрал лист из кипы пергаментов, а оператор взял страницу крупным планом. Там была цветная картинка, напоминающая Радзивилловскую летопись. На ней были нарисованы маленькие человечки на лошадях, а дальше не совсем понятно — какое-то рогатое существо, а там где кончались рога, был нарисован ещё один всадник.
Голос диктора потеплел — обычно опытные телеведущие выделяют таким образом забавные и неформальные темы:
- Один из фрагментов летописи рассказывает, как на княжеской охоте некий воин, которого летописец называет Санькой, был вместе с лошадью закинут на рога тура, животного, которого не встретишь в нашем веке. Но главное не в этом — летопись рассказывает, что воин, закинутый на рога, исчез. И больше его никто и никогда не видел...