Они любили

Он привлек мое внимание сразу. С первого взгляда я поняла, что люблю. Я вдруг ощутила неразрывную связь между нами. Как будто всю свою жизнь ждала только его.
В тот пасмурный, холодный день я сидела в уличном кафе на какой-то старой неухоженной улице и пыталась согреться горьким горячим шоколадом. Настроение было ни к черту. Мало того, что я не сдала статью о проблемах пенсионеров вовремя, так еще и промочила новые дорогие туфли. Напротив кафе находился музыкальный магазин, витрина которого была сплошь заставлена пластинками с хитами прошлого века. Никогда не разбиралась в музыке. Острой необходимости петь в караоке или посещать филармонию не возникало, поэтому я довольствовалась примитивными песнями на радио, звуками улиц, природных явлений и обрывками чужих разговоров.
Сжимая красными от холода ладонями стакан с шоколадом,  я бесстрастно рассматривала обложки пластинок, размышляя о том, как сапожники чинят обувь, когда дверь магазина отворилась, и оттуда вышел молодой человек. Внешностью он обладал достойной любовного романа. Высокий, стройный блондин с идеальной белозубой улыбкой, тонкими, как часто говорят, аристократическими, пальцами и точеными чертами лица. Я, как подающий надежды писатель, мысленно уже прикинула весьма заурядный сюжетец с ним в главной роли, любовным треугольником и громадным наследством от дедушки, разбавила парой загадочных убийств и наличием внебрачной дочери. Между тем мой герой вел себя самым подходящим для такого романа образом: сел в кафе за соседний со мною столик, небрежно заказал кофе без сахара и достал из пакета с какими-то чрезвычайно древними пластинками потрепанную книгу. Это был «Портрет Дориана Грея». Я прыснула. Эта книга, как нельзя идеально подходила моему герою. Услышав мой смешок, Грей, как я решила его называть, поднял голову и, пристально посмотрев на меня, спросил:
- Прошу прощения, я чем-то вас насмешил?
Его взгляд прожег меня изнутри. Казалось, нет силы, способной оторвать меня от этих глаз. Они были голубыми, как море, как небо, как топазы. Они сияли, искрились, и мне хотелось заискриться вместе с ними. Мне стало невыносимо расстояние между нами. Я ощутила неизмеримый прилив энергии, эмоций, а вместе с тем не могла пошевелить ни одной частью тела. С той минуты я поняла, что вся моя жизнь, все мое существо подчинено Ему, его жизни, его законам.
Не помню, что было дальше. Все как-то расплылось в памяти, все картинки смазались, все звуки затихли, все чувства притупились. Помню, что мы ездили по музеям, посещали театры, гуляли в парках, скверах, ходили в пафосные рестораны, ели, пили. Но мы делали все это по инерции, потому что так должны делать все влюбленные, потому что так надо: посещать театры, гулять в парках, тратить деньги на кино и рестораны. Самое главное для нас было быть вместе. Мы жили, дышали, существовали синхронно.  Мы были неделимы, и ни с кем не хотели делиться своей любовью, своим счастье. 
Помню, как он учил меня играть на фортепьяно, потом на гитаре, потом на губной гармошке, потом еще на чем-то, но для меня это было неважно. Я ничего не понимала в нотах, в каких-то музыкальных записях и книгах, которые он заставлял меня читать. Я все покорно прочитывала, даже что-то заучивала наизусть, но все равно не могла отличить «до» от «соль». Я постоянно его разочаровывала, а он не сдавался, объяснял, говорил, переживал. Я лишь молча соглашалась: «Пусть, лишь бы больше времени с тобой! Ах, было бы больше времени!»
Он скупал газеты, в которых меня печатали, бережно их хранил и частенько перечитывал. После встречи с ним я начала писать книгу, и он вдохновленно мне помогал, носил готовые главы в редакции и издательства, кому-то звонил и упоенно рассказывал о  моем «выдающемся» таланте. А я всегда просто улыбалась. Я знала, мне хорошо – это самое важное.
Я не видела его семьи, а он не видел моей. Нам было тепло вдвоем, остальные были просто не нужны.  Весь мир был создан только для нас двоих, чтобы мы вместе жили тихо, самозабвенно, счастливо. Только мы.
Для меня многое казалось нереальным. Нереальный горячий шоколад каждое утро, который он сам варил, нереальные поцелуи в макушку с пожеланиями спокойной ночи, нереальные руки, обнимающие меня, когда я замерзала. Я знала, что мне никогда не будет достаточно Его, этого счастья, этих рук, этого шоколада. И с каждым днем я с ужасом осознавала: это Никогда уже очень близко.
Через год после первой встречи, мы обвенчались. Потом мы решили купить новую квартиру. Чтобы она была не моя или его, а наша. Рассмотрев миллионы вариантов, мы остановились на пентхаусе в огромном стеклянном здании. Мы даже не могли объяснить почему. Просто так.
В день, когда мы получили ключи, я предложила остаться в новой квартире на ночь. Он не возражал. Мы открыли бутылку красного вина, поели каких-то орешков. Я смотрела в это гигантское окно на ночной город, который пестрел фонарями, вывесками, фарами. И вдруг мне стало невыносимо тоскливо. Я поняла, что не хочу, чтобы этот город жил, двигался, чтобы машины летели, чтобы люди бежали, чтобы светофоры меняли цвета. Я возненавидела город, его парки, его дороги и дома за то, что у них впереди была вечность. Они могли стоять и не думать о том, что когда-нибудь перестанут существовать. Я не могла остановить время, но мечтала об этом всем сердцем, я молила Создателя дать мне еще, еще…
Я зарыдала. Сильно, истерично, сипя и похрипывая. Я заколотила ладонями в стекло, я пыталась кричать, но что-то давило мне горло, не давая возможности вздохнуть. Он обнимал меня, больно сжимал запястья, тоже кричал, пытался меня удержать, но не мог. Я вырвалась и убежала  в спальню.
Через час, а может больше, он зашел ко мне. Я лежала на полу, свернувшись калачиком, и молча, совершенно спокойно глядела в безнадежно белую стену. Он лег рядом со мной, обнял меня, поцеловал в макушку, в волосы, в шею. Повернул и поцеловал в губы. Я почти задохнулась от счастья и горя, воюющих внутри меня. Я не знала, кому отдать предпочтение в этой борьбе. Но на поцелуй все-таки ответила.
Проснулась я с рассветом. Впервые увидела, как встает солнце. Ощутила прилив жизненной силы и решила сама с собой, что сегодня еще рано для финальной главы. Оделась, взяла сумку, подошла к нему и поцеловала в щеку. Он зашевелился, заулыбался. Стоило мне заглянуть в его полусонные глаза, как на меня снова накатила вчерашняя тоска и с силой сдавила грудь. На мгновение я забыла о том, что собиралась сделать, о мире, о проблемах и даже о страшной тоске, так как он целовал мои пальцы, кисти рук. Слегка тряхнув головой, я улыбнулась и прошептала:
- Вернусь через три часа. Пожалуйста, никуда не уходи!
***
Через два часа он уже летел в морг искать Ее. Точнее Ее тело. По телефону женщина с ледяным голосом описывала Ее одежду, черты лица и увечья, нанесенные Ей. Понимать женщину он перестал, когда та сказала, что Ее сбила машина. Он просто держал трубку около уха, чтобы знать, что он не один, что есть еще человек, который может ему помочь, пусть этому человеку так безразлична Она. Он не чувствовал ненависти, боли, грусти – вообще ничего не чувствовал. Он даже не знал, почему ему надо в морг. Просто он уже не мог быть там, где Ее больше нет, а меж тем в квартире все еще стоял Ее запах, там были Ее вещи, бокал со следом Ее помады, Ее сережка на полу спальни…
В морге он не захотел идти на опознание тела. Ему сказали, что там уже есть родственники, которые все подтвердили. Лишний раз мучить свое сознание он не стал, знал, Она прощалась вчера, а он не вынес бы вида Ее изуродованного тела.
Он сидел на белой железной скамье, не понимая, что делать дальше, не понимая, как жить, как существовать без Нее. Жизнь, раньше такая яркая, цветная, теперь стала серой, безликой и совершенно ненужной, какой-то неправильной. Ему казалось, что у него просто нет больше права на жизнь.
Подошла девушка в белом халате и синем чепце, что-то спросила. Слух различил только Ее имя, а мозг отдал команду кивнуть. Он медленно пошел за девушкой вглубь стерильного, белого, угнетающего коридора. Зашли в комнату с деревянным столом, на котором были разложены Ее вещи. Ее плащ, сумка, туфли – все в плаченом состоянии. Отвернулся. Девушка говорила, что можно что-то унести с собой, если хочется. А что ему хотелось?.. Ему хотелось вернуть прошлое и унести его. Он наткнулся взглядом на пакет с логотипом его любимого музыкального магазина. Там всегда можно было достать самые редкие старые пластинки с настоящей, поистине ценной классикой. Он развернул пакет. Там была пластинка Френка Синатры. Целая, чудом не разлетевшаяся на кусочки. На пластинке надпись «С днем рождения, Грей!». Он ощутил неприятное жжение в глазах, но слез не было. Нечем было плакать. Высохли. Все высохло.