Смерть на подносе гл. 5, 6

         
Глава пятая
ШОКИРУЮЩЕЕ ОТКРОВЕНИЕ

Оставалось пять минут ходьбы до «Полиглота». И вдруг несвоевременный звонок Барто.
- Стелла, прости, не могла говорить. Информация в нашей системе распространяется со скоростью ветра. Не будем указывать пальцем, но некто выше меня по званию поставил ультиматум: не иметь никаких отношений с частными детективами. Было сказано во множественном числе, но в подтексте конкретно ты. Кто-то доложил начальству о наших беседах. Так что, Стелла, будем общаться тайно. Я не собираюсь отказываться от сотрудничества. Но злить товарищей не будем. А насчет Юзека  мы уже все выяснили, Стелла. Юзеф Полонский, двадцати одного года, выпускник торгового колледжа, приходится дальним родственником Криницким. У них так все запутано с родственными связями. Я толком не разобралась с родословной. Факт, что мать его русская. Проживает в Волгодонске. Отец Юзефа бросил жену и сына восемь лет назад.  Уехал на историческую родину. Все это выяснили в связи с тем, что парень пропал. Он уволился из кафе. Получил расчет, но должен был вернуть заведующей учебники ее сына, готовился к поступлению в университет. Не принес. Бывшая хозяйка позвонила в общежитие, но комендант сам был бы рад его видеть. Ищем. А теперь твои новости. Я повидаюсь сегодня же с этой «Шапокляк».
- Вика, мы идем в одном направлении... Ладно, свяжемся.
Леон опоздал на несколько минут. Был очень взволнован. Объяснил, что с трудом вырвался: шеф устроил головомойку всем сотрудникам, парочку тут же уволил. С ним самим пока обошлось, но копает под него начальник упорно. Впрочем, ему все не нравятся. Сам же с одним английским. И тот слабоват.
- У вас есть новости? – спросил мужчина.
- В некотором смысле да, но пока они не будут подтверждены, сообщить вам ничего не могу.
Он не стал настаивать. Мол, понятно. Сказал:
- Вы частный детектив, а милиция отзывается о вас очень хорошо.
- Не милиция, Леон, а отдельные лица. И, увы, их немного. Но все равно приятно.
- Вы работаете вместе со следователем Барто?
- Скорее, параллельно. Но вы можете помочь нам быстрее добиться результатов, если повторите все, что рассказали Виктории Семеновне.
- Знаете, я позвонил вам не только для этого. Есть то, что я могу сказать вам неофициально, если пообещаете не передавать моих слов.
- Обещаю. Но я распоряжусь данными в интересах следствия.
- Не хочу, чтобы после смерти имя отца обмусоливалось в газетах именно в этом плане.
- Понимаю. Но давайте по порядку. Может пригодиться каждая мелочь…
Леон родился в 1970 году. Его родителям было по девятнадцать лет. Согрешили по взаимному согласию, чтобы старшие дали добро на их ранний брак. Анджей рос в бедной семье, безумно радовался, что вырвался учиться в Советский Союз. Жил в общежитии, подрабатывал с однокурсниками по ночам на железной дороге. Разгружал вагоны. Марина была дочерью исполкомовских работников и не знала, что такое дефицит. В мужья ей прочили сыночка богатеньких друзей. Отец упоминал об этом, когда Леопольд вырос. Но пропустил несколько лет.
Мама погибла, когда сыну было три года. Леон не мог добиться от папы, что произошло на самом деле. Отговаривался случайным падением из окна во время мытья окон. Мальчик совсем не помнил ее, и боль утраты особенно не коснулась его. Отец был очень заботлив и много работал для того, чтобы у него было все, что необходимо для счастливого детства. Бабушка и дедушка примирились с отцом после похорон дочери. Стали звать Анджея сыном, много помогали. А тот простил им былую неприязнь и очень горевал, когда их не стало. Леон тогда уже был взрослым парнем, собирался жениться на подруге детства. Сильно переживал смерть любимых родных, отложил свадьбу. Но больше всего  сердце болело за отца. Он плакал на могиле родителей жены, упокоившихся в одной ограде с дочкой.
Леон рано научился понимать отца, его отношение к нему, единственному. И прощал ему слабость к женщинам. Но было ужасно неприятно, когда он приходил в неурочное время домой и заставал папу с женщиной. Было такое, что сразу с двумя. Делал вид, что верит скорым выдумкам о случайном визите коллег по работе, которым… Варианты: отключили воду, и знакомая учительница пришла помыться ( это когда дамочка выскочила из ванной, в чем мать родила); зашла соседка за солью и ей вдруг стало плохо (мальчик пришел из школы и увидел на диване тетю Пашу из 5-й квартиры, лежащей на диване в гостиной); тетя Люда из дома напротив, вместе учились в пединституте, поругалась с мужем и попросилась переночевать (утром зашел без стука к папе в спальню).
Леону исполнилось тогда  шестнадцать. Отец повел его впервые в жизни в ресторан отметить событие, предложил выпить шампанского. А сам напился, чего никогда не случалось. Сын знал, что у папы имеется какая-то серьезная болезнь: пить и курить нельзя. В тот раз обошлось. Но по пьяни Андрей Анатольевич разоткровенничался:
- Сыночек, виноват я перед тобой. Наверное, нужно было тебе найти достойную мать. Но не мог я предать память Марины. Я ведь виноват в том, что она погибла. Застала меня с подругой своей. Всегда я падок  на баб был, а любил ее одну. Не выпала она из окна. Выбросилась. Записку оставила. Я ее уничтожил. Бабушка и дедушка твои не знают об этом. Ты им не говори, пусть доживают без стресса. Не простил себе, жену не взял. А тебя тетками разными смущал. Дал мне Бог страшную мужскую силу. Жеребец я проклятый!
Там же, в ресторане, упал на колени перед сыном, плакал, просил прощения. Стало мальчику жаль отца. Подумал, что бредит он. Ведь бабуля сама говорила, что это был несчастный случай.
В последние годы Криницкий просто озверел. Невестка не утерпела, указав на свою дочку, рожденную ею в муках после тридцати пяти,  высказала все свекру и заставила мужа искать квартиру. Но умерла ее родственница, оставила дом. Только очень далеко от работы супругов, больше часа добираться надо было. Тогда Андрей Анатольевич и предложил оставить трехкомнатную детям. А самому переехать в частный сектор. Помирились на этом.
Странное началось за два месяца до разъезда. Мужчина, которому не исполнилось и шестидесяти, вдруг здорово сдал. Куда-то исчезли женщины. Перестали приходить домой ученики. Он до сих пор брал репетиторство по английскому, давал уроки польского двум инженерам, собиравшимся на длительный срок в Варшаву.
Раньше Криницкий любил посидеть с семьей за вечерним чаем. Теперь же избегал любого общения, перестал радоваться внучке.
Леон пытался добиться от отца откровенного разговора. Не получилось. Стал следить за ним.
- Я убедился, что папа не бросил женщин. Он просто перенес свидания в другое место. Биноклем я не вооружался, поэтому в лицо бы не узнал никого, но видел его с тремя разными дамами. Однажды, возвращаясь домой с работы раньше времени, я застал отца в гараже. Он сидел возле своей машины и плакал. Увидел меня, резко вскочил и, ни слова не говоря, убежал.
Я перебила:
- У вас есть своя машина?
- Да. У меня  «десятка», у отца «Мазда».
- Скажите, неделю назад вы просили отца разрешить вам взять его автомобиль?
- Нет. Зачем? Мой на ходу… А что?
- Это потом. Продолжайте.
- Через некоторое время отец вдруг повеселел. Успокоился. Женщин больше в дом не водил. Но стал по-прежнему пить с нами чай, играть с внучкой. И вот две недели назад заявил, что собирается остепениться…
- Остепениться или жениться?
- Я узнал о так называемой невесте только от следователя. Отец никогда не заикался о женитьбе. Его я понял так: нагулялся, устал от активной половой жизни, хочет заняться садом и огородом на новом месте. Обещал моей дочери построить у себя во дворе детскую площадку с качелями и надувным бассейном и летом забирать внучку к себе. Он никогда не упоминал имен своих пассий.
- Это все?
- Все, что я рассказал следователю.
- И?..
- Дайте слово…
- Я это уже сделала.
- Доверяю вам его честь. Я так понял, что органы нацелены на поиски обиженной любовницы. Но это может быть и…
Леон смутился, старался, но не мог выдавить из себя нужное слово. Я помогла:
- Любовник?
- Да!
- Он не был верным и никогда ни одной женщине ничего не обещал. И никогда я не замечал за ним склонности к себе подобным… Знаете, мне даже говорить без отвращении об этом мерзко. Но факт остается фактом.
По телевизору шла интересная программа о борьбе с гомосексуализмом в Англии. Жена ушла спать. Я высказал свое отношение к однополой любви в довольно резких выражениях. Отец усмехнулся и буркнул, что нельзя судить о том, чего не попробовал. Я возмутился. И он, как мне показалось, специально, чтобы меня подразнить, заявил, что на старости лет не прочь испытать себя сексом с симпатичным пареньком. Я разозлился и ушел к жене. Услышал, как отец выключил телевизор и тоже отправился спать. Точно, просто подразнил.  И каково же было мое потрясение, когда я застал его в постели с молодым мужчиной.
- Кто это был?
- Не знаю… Отец просил меня привезти его инструменты из гаража. Калитка во двор не закрывается на замок. Я прошел в пристройку позади дома. Там отец складывал все, что нужно для ремонта. Предупредил, если его не будет дома, ключ найду в определенном месте. «Мазды» под навесом не было, на улице тоже. Я и решил, что его нет. И ключ лежал в условленном месте. Положил инструменты в будущей кухне и решил посмотреть, как идут работы. Зашел в спальню. Они спали, поэтому и не слышали, как я подъехал, вошел в дом. Голые оба. На лице отца застыла улыбка. А его партнер лежал на животе. Голова его уходила под плечо любовника. Я не помню, как выскочил из дома, сел в машину. Остановил меня гаишник…
Леон ничего не сказал отцу. Так получилось, что они больше не встречались.
Первая, кому он рассказал о грехе отца, была я.
- Надеюсь…
- Я поняла вас, Леон. Но еще до вашей исповеди, я решила, что нельзя зацикливаться  на женщине. Спасибо, что доверились. Теперь расскажите все, что знаете о вашем дальнем родственнике Юзефе.
- Полонском?
- Есть еще другие Юзефы?
- Да нет, просто удивлен, что вы спросили. И следователь упоминала о нем.
- А что странного?
- Владислав Полонский был кем-то вроде троюродного брата отца. Приезжал в гости к нам, когда я был еще маленьким. Захотел остаться в России. У него была хорошая профессия, и отец через друга помог устроиться в Волгодонске. Там он, уже в возрасте, женился на молодой девушке. Родился Юзеф. Но Владислав бросил их, когда мальчик пошел в школу. Наши связи никогда не были крепкими. Я лично не встречался с этим парнем. Понятия не имею, жив он, здоров, стал наркоманом или добрым человеком. Он меня не интересовал.
Я не сомневалась, что Леон был совершенно искренним. Он  абсолютно далекий от интриг человек. Ему жаль отца, но он не может освободиться от осуждения его моральных принципов. Думает о своей семье, держится за место в «Полиглоте», обожает поздно появившуюся на свет дочь. Он, словно просвечивался в рентгенных лучах. И больше сказать ему нечего.
Заторопился:
- У меня всего три минуты. Уверен, шеф уже стоит на лестнице и встречает подчиненных с обеда. У него мания рабочих штрафов.
Криницкий дал мне визитную карточку и попросил держать его в курсе расследования.
Догнала я его только в холле «Полиглота». Как часто у меня бывает, я напоследок что-нибудь важное да вспомню.
- Минуточку, Леон.
Схватила его за плечо. Бедный мужик чуть не подпрыгнул.
- Напрягите память. Опишите затылок того парня.
Криницкий понял:
- Затылок приметный. Я обратил на него внимание сразу. Стрижка совсем короткая, длина волос не больше пяти миллиметров. И венчиком – жирная складка на загривке.
- Сам полный?
- Скажем, упитанный. Как это я вам сразу не назвал приметы! А вы, что, предполагаете?..
Я не ответила, может, просто совпадение. Но на 99 процентов любовник убитого – Юзеф.  Молодой, полный, с венчиком сала на коротко стриженой голове, полуродственная связь, свидетельство старушки «Шапокляк». Не слишком ли много, чтобы сомневаться.
Звонок. Снова Барто.
- Стелла, моя любовь к тебе возрастает с каждым часом. Уже прожить не могу без тебя.
Я поняла ее иронию: мол, извини, что слишком часто звоню. И голос следователя был грустно-злой.
- Слушаю, Вика. Что случилось? Чувствую, недоброе.
- Ты свободна?
- Есть планы, но отложу.
- По телефону говорить не могу. Я у себя в кабинете. Одна, но постоянно кто-нибудь входит посочувствовать.
- Вика!
- Потом, потом… Здравствуйте, Игорь Георгиевич, я уже иду…  Доктор, прошу вас, оставьте результаты анализов в регистратуре. Я заберу их через полчаса.
- Вика!
- Хотите передать лично? Есть о чем  поговорить? Хорошо я  приеду… Да, быстро. Назовите адрес.
- Понимаю. Я нахожусь возле «Полиглота». Вернусь в кафе. Первый этаж, с  торца.
- Знаю. 
Пришлось удивить единственную, очень юную, официантку небольшого, но довольно уютного заведения. На бейдже было ее имя.
- Ирочка, кажется, я не доела свою котлетку. Стало жалко оставлять добро. Вот вернулась подобрать остатки.
- Я… я уб-б-брала с-со ссстола.
Бедняжка останется пожизненно заикой.
- Я шучу, девочка. Просто за мной еще не приехали. А на улице ждать, бр-р, прохладновато. Дайте мне большую чашку горячего чая с лимоном. А когда появится моя приятельница, принесите  ей то же самое и горячих пирожков…
За короткое время нашего знакомства я не могла узнать вкусов Барто. Но решила, что все нормальные люди должны любить жареное тесто с мясом.
- С мясом. И пирожное.
Посетителей было мало. Кафе посещали, в основном, сотрудники офисов этого же здания.
Вскоре появилась  Виктория. Без формы она казалась моложе. При первой встрече я подумала, что ей за сорок. Теперь решила: не больше тридцати восьми. Очень привлекательная женщина без гладко затянутых в узел волос. Но что-то слишком бледная.
Ирочка расторопно принесла чай и горячие пирожки с изрядным куском бисквита. Мужественный капитан отхлебнула из чашки:
- Горячо. Спасибо, Стелла. Это то, что мне нужно сейчас. Я ужасно хочу есть. Обычно люди, когда нервничают, волнуются, перестают есть, кусок в горло не лезет. А я, наоборот, начинаю поглощать все подряд.
- Сходство наполовину.
- Наполовину?
- Я тоже  начинаю лопать в такие часы. Но избирательно. Сосиски, сардельки, колбасу, жареное мясо.
Вика улыбнулась. Однако веселее не стало.
- Колись, в чем дело?
- Держись!
- Первое событие. Час назад узнала, что нашли Юзефа.
- Отлично.
- Труп, Стелла, труп.
Именно этого и ждала. А глупое слово просто вырвалось.
- Еще утром. Мне не сообщили. Провели опознание без меня. Не удержалась, устроила разборку с подчиненными и пошла «в верха». И  узнала, что меня отстранили от следствия.
Я была потрясена:
- Неужели из-за того, что мы перекинулись несколькими словами?
- Ты, конечно, хороший профессионал. Но берешь слишком высоко. Наше знакомство начальству не понравилось. Но лишь  из-за принципа. Нашлось много другого: строптивая, перечу начальству, не отличаюсь гибкостью. А, самое главное, не справляюсь я с порученным делом. Степнова убита, погиб сотрудник. Доверила охрану Криницкого полному идиоту. Извини, Стелла. Обидно очень. И больше всего от того, что передали работу капитану Мережкону. Нельзя говорить плохо о коллегах, но этот тип… просто лизоблюд.
- А что же с тобой? Не уволили из органов?
- Посмели бы! У меня отец был заслуженным милиционером, я  двадцать лет на службе. Это сейчас кто-то под меня копает. Отправили на отдых. Даже путевку в Сочи предложили. На фиг мне зимой Черное море? Но отпуск я возьму. Стелла,  Мережкон – один из тех, кто ненавидит частных детективов. Но на меня можешь рассчитывать. Я буду рада, если ты обставишь этого козла.
- Где нашли Полонского?
- На Зеленом острове. В разрушенном сортире.
- Его утопили в?..
- Ну, ты уж слишком.
- Отравили, закололи?
- Не угадала. Свернули шею, как любовнице Криницкого. Не мучился бедняга.
- Он соучастник преступления.
- Не сомневаюсь. Кстати, я не передала Мережкону сведения о Печерской. Используй их сама. Помни, я участвую, как твой опер.
У Барто зазвонил мобильник. Шепнула:
- Мережкон Тимур Тимурович собственной персоной… Капитан Барто слушает… С чего бы это?.. Вы уверены?.. И я могу не выходить после отпуска?.. Ах, вы из дружбы предупреждаете меня?.. Что-о?!. Спасибо. Сделаю вам комплимент. Впервые со дня нашего знакомства вы оказались кому-то по-настоящему полезны.
Виктория откинулась на спинку стула. Из глаз ее покатились слезы.
Я поднялась, подошла к ней и обняла. Не слишком-то сентиментальная я девушка. Но сейчас испытывала к Вике сестринские чувства. Странно так быстро привязаться к человеку. Но случилось, что ж делать?
- Что тебе сообщил господин Тимур Тимурович?
- Готовятся документы на увольнение…
- Твое?
- А чтоб я так расстроилась?
- Ты ж собиралась побороться, не сдаваться, не уступать свои позиции?
- Я ничего не смогу сделать. Они раскопали то, что я считала навеки похороненным. Пятнадцать лет назад я пожалела преступника… Не хочу об этом вспоминать. Друзья отца замяли дело. Закрыли на замок и похоронили. Я перевелась в Ростов и постаралась забыть о своем проступке.  Служила честно, результаты имела хорошие. Мережкон узнал, что мне хотят предложить отставку по собственному желанию. Иначе – беда… Стелла, возьмешь в компаньоны?
Ни секунды не раздумывая, ответила:
- Если ты серьезно, нет проблем. Буду рада. У меня же на самом деле оформлено агентство… Я закрывала его на время своего второго замужества. Помощники, партнер-бухгалтер, он же юрист, разъехались. Стас  Оленик помог восстановить фирму. Но я пока одна. Нет, еще недавно бухгалтера на работу приняла… Добро пожаловать, капитан.
- Скоро стану бывшим.
- Всего лишь в отставке. Уходим?
- Еще чего, я пирожок не доела. Обожаю с мясом…
Виктория бодрилась, но я видела, как ей плохо. И не смогла ее отпустить. Проводила ее домой, но она попросила еще немного побыть с ней. Она начала дрожать. Потрогала лоб: ничего себе, градусов под сорок. Уложила в постель, померила  температуру. Так и есть -  39,9. Вызвала «Скорую». Машина приехала через час. Умереть в буквальном смысле можно. Недавно слышала по радио: в Днепропетровской области «Скорая» вообще отказалась приехать к молодому мужчине, потерявшему сознание на улице. Торговались на том конце провода,  уверяли, что нет бензина, потом сказали, что и автомобиля для выезда не имеется. Тридцатилетний отец двух детей на улице и умер.
Все это я рассказала врачу, ворчавшему, что пришлось подниматься на седьмой этаж без лифта. И он умолк. Сделал жаропонижающий укол, поставил диагноз: переутомление, нервный срыв. Посоветовал покой, чай с лимоном, уксусный компресс и рюмку коньяку.
Виктория заснула, и я не спросила у нее про родственников. Что делать? Мне нужно работать, а время катится к вечеру. Позвонила Стасу. Рассказала о событиях в общих чертах. Не упоминала о нарушении Виктории в первые годы службы в органах. Он ничего не знал о личной жизни Барто. Посочувствовал ее беде, пообещал перезвонить через несколько минут.
Звонок раздался  только через полчаса.
- Вика оказалась очень закрытым человеком. О ней мало известно. Ее уважают коллеги, начальство едва выносит: слишком бескомпромиссна. Это нормально. Не все  «верхи» доброжелательны к сему качеству.
- Есть у нее кто вне службы?
- Родители в Петербурге. Замужем не была. «Дружила» с парнем моложе себя на семь лет. Не сошлись характерами, разбежались перед самой свадьбой. Это уже как бы сплетни. У меня все.
- Спасибо, Стас…
Я совсем растерялась. Но вдруг услышала звук открывающейся  входной двери. Не успела приготовиться к нежданному визиту, как в комнату вошла пожилая женщина. Среднего роста, полная, миловидная, но очень простая.  Поставила на пол тяжелую сумку. Спросила:
- А вы кто?
- А вы?
Она не стала в позу: мол, я первая спросила. Ответила:
- Старшая сестра хозяйки. Вчера приехала из Питера проведать Вику.
-  А я…
Назваться подругой вроде рано. Приятельница. Не подходит, не нравится мне это слово в принципе. Товарищ по работе? Нормально. Но вырвалось первое:
- Подруга. Мы встречались сегодня. И Виктории стало плохо. Кажется, заболела. Была «Скорая». Как хорошо, что вы пришли. Я должна бежать.
- Ой, если б я знала, поспешила. Вика сказала, что будет поздно, вот я гуляла себе по городу.
- В такую погоду?
- А что вы имеет против?
- Холодно.
- Морозно. А ветра нет.
- Скользко.
- А я вон «кошки» прицепила.
Невольно улыбнулась.
- А чего стесняться? У нас народ вежливее, интеллигентнее, а понту куда меньше.
Не люблю, когда выставляют свой город лучшим, чем мой. Но на дискуссии времени не было.
- Меня зовут Стелла. Возьмите визитку. Если можно, позвоните позднее, как она будет…
- А я Алла. Не беспокойтесь, сообщу. Может, перед дорожкой чашечку кофе? Я вкусное печенье купила.
- Спасибо. Некогда…          
   
Глава шестая
НА ЗОЛОТОМ КРЫЛЬЦЕ СИДЕЛИ ЦАРЬ. ЦАРИЦА, ИХ ДОЧЬ – ПРЕСТАРЕЛАЯ ДЕВИЦА

- Стелла, ты где?
- Вообще-то, мамочка, ты звонишь на домашний номер.
- Прости. Совсем заморочили голову эти сотовые. Веками жили люди без всяких мобильников.
- И без стационарных телефонов тоже.
- Ну, это другое дело. Дочь ты мне или не дочь?
- Звучит, как «быть или не быть». В чем дело?
- Ты должна помочь моей подруге Луизе.
- Еще одной с претенциозным именем.
- Вообще-то родители нарекли ее Лизой. Но, меняя паспорт в 45 лет, Седокова решила стать Луизой. И на Елизавету Борисовну больше не откликается.
- Мама, я сейчас в работе. И у меня совсем нет времени.
- Так я и знала, мама не вписывается в твои планы.
- Лариса Ильинична, вы меня шантажируете.
- Есть немного. Но, понимаешь, там, действительно, очень тяжелая ситуация.
- Ладно, излагай.
- Может, ты слышала об отравлении в кафе «У Плюшкина-Ватрушкина»?
Я замерла. И снова вспомнила свой сон, слова «на ловца и зверь бежит».
- Ты меня слушаешь?
- Внимательно, мамочка. Я знаю об этом.
- Одна из погибших женщин – двоюродная сестра Луизы. Самый близкий и дорогой для нее человек. Она трижды спасала Лизку от больших проблем. В молодости подруга связалась с наркоманом, и он заставлял девушку колоться вместе с ним. Попалась она конкретно, и если бы не кузина, ее давно бы не было на свете. В 1978 году сестры решили отметить окончание вузов поездкой на море. Лизка плавала отлично, а ее сестра плохо. Но именно она спасла признанную пловчиху. Лиза полезла купаться в шторм. Не послушалась сестру. А та, утащила со спасательной вышки круг и поплыла с ним за Лизой. А третий раз был, когда подруженька собралась делать аборт. Жених струсил на пороге ЗАГСа и сбежал. Благодаря сестре Лиза оставила ребенка. Та помогала воспитывать дочь. Потом Лиза успешно вышла замуж.
- Мамочка, а где была ты, когда Луиза имела эти проблемы?
- Мы познакомились, когда она уже была замужем и родила второго ребенка. Я только однажды видела ее сестру. Приятная была женщина. Не красавица, но симпатичная и дружелюбная.
- Кто из них?
- Что?
- Извини. Ты не сказала, как ее зовут.
- А, да…   Тамара Вартановна Симонян.
Меньше всего я думала об этой даме.
- Луиза тоже армянка?
- С чего ты взяла? Тамара – дочь родной сестры матери Луизы. А та, да, была замужем за чалтырским армянином. Так ты согласна взяться за расследование. Луиза очень просит. И она готова платить за помощь.
- Этим делом занимается милиция.
- Седокова в курсе. Но она думает, что именно Тамару хотели убить, она настаивает, чтобы искали убийцу в окружении сестры. Она только что пришла от следователя. Раньше с ней беседовала женщина, капитан. А сегодня – мужчина. Даже выслушать ее толком не захотел.
- А ей есть, что рассказать?
- Говорит, да.
- Телефон и адрес…
Половина девятого вечера. Спать рано, хотя устала страшно. Почитать? Да разве я смогу хоть что-нибудь увидеть в книге? Телевизор? Только не это! На каждом канале – сплошные сериалы про ментов или о моих знаменитых сотоварищах из Англии, Австралии, США, Мексики, Германии, Франции, Италии и других стран.
Интересно, что сейчас делает Елизавета Борисовна, то бишь, Луиза?
Рука сама потянулась к телефонной трубке.
Госпожа Седокова обрадовалась звонку. На приглашение встретиться, ответила, что готова приехать ко мне тот же час. Жила она неподалеку и уже через полчаса  переступала порог моей квартиры.
Почти всех многочисленных подруг матери я знала в лицо. Но с Седоковой знакома не была. Она же, как оказалось, несколько раз видела меня с отчимом. Но мы обошлись без деликатных прелюдий.
- Луиза Борисовна…
- Пожалуйста, называйте просто по имени. В моем возрасте это уже приятно.
- Договорились. Ставлю вас в известность, что наша встреча состоялась потому, что я уже занимаюсь поиском отравителя. После кафе, он посетил больницу, добил, если можно так сказать еще одну жертву. И, я думаю, смерть единственного в компании мужчины, тоже касается этого дела. Денег я не возьму, это было бы нечестно. Я сама себя наняла, потому что одна из подруг вашей сестры – моя бывшая учительница, которой я не сумела сохранить жизнь. Определимся так: вы мне коротко расскажете о Симонян и приведете доказательства или ваши сомнения в  том, что убить хотели именно Тамару  Вартановну, а не кого-либо другого. Предупреждаю: включу диктофон. Слишком объемную информацию получаю, могу что-то и упустить.
- Никаких возражений.  Все, что я вам расскажу, не является тайной…
Тамара и Лиза жили в соседних дворах. Так близки редко бывают даже родные сестры. Разница у них была в полтора года. Тамара окончила школу первой и ждала год Лизу, чтобы вместе поступать в ГИТИС. Лиза доучивалась, Тома зарабатывала деньги, чтобы было на что жить в Москве. Родители не возражали против намерений девочек.
В ГИТИС поступила  старшая, младшая провалилась. Ей сказали, что у нее никаких шансов. Тогда и абитуриентка отказалась стать студенткой. Время еще было, девчонки успели поступить в институт стали и сплавов. Взяли их больше для того, чтобы разбавить чисто мужской набор.
Тогда Лиза и влюбилась в наркомана.
Моя собеседница повторила то, что уже рассказала мама.  И продолжала:
- Семь лет назад мы поссорились. Как обычно бывает,  все хорошо, да хорошо у нас, прицепились к какой-то мелочи, и выплеснулось.
- Сестра завидовала вам, что у вас двое детей, вы замужем?
- Никогда. Томочка получала предложения. Но не судьба. Говорила: «Не хочу просто для статуса. Вот встречу одного единственного и тогда пойду за ним на край света». А годы шли. Мои дети уже собственные семьи завели, сестра ждала принца. Может, по этому поводу и поспорили. Обе не помнили. И обе помириться мечтали, но вредность не позволяла первой позвонить. А так же. Как и в детстве, жили в соседних дворах. Представляете, за все это время даже не столкнулись ни разу. И ведь каждый день друг о друге думали. И вот я уже почти решилась поступиться гордостью. Вспомнила, сколько добра она мне сделала. А я так ничем и не отплатила…
Тамара опередила Луизу. Три с лишним недели назад поздно вечером в воскресенье раздался звонок в ее квартиру. На пороге стоял самый дорогой после детей человек.
Сестры бросились друг другу в объятия. Плакали от радости, целовались, наперебой выражали свою любовь, говорили о том, как скучали друг без друга. А толчком к встрече послужило то, что свое внезапное счастье Тамара могла разделить только с Луизой.
На закате жизни женщина влюбилась:
- Знаешь, Лизок, я как ждала этого безумия. Пять лет назад выбросила все серые и унылые платья. Занялась собой. Стала меньше есть, а денежки все в салон красоты относила. Я ведь изменилась, правда?
- Чистая. Ты стала такой интересной.
И вот настало время для мадам Симонян. В группе туристов выходного дня она познакомилась с мужчиной и поняла, что пропала. Он совсем не отвечал ее представлениям о суженом. Милый, симпатичный, аккуратный. Но невысокий, полноватый, слегка косолапил. И очаровал Тамару этот антипринц так, что ни на минуточку не покидал ее мыслей. С первой встречи стала она мечтать о совместной жизни.
Вернувшись в Ростов, они договорились встретиться на следующий день.
Лиза не стала удивляться такой внезапности чувств. Только радовалась за сестру. Больше всего тому, что она прибежала к ней сразу же, как только забросила баул в свою квартиру.
У сестер наладились отношения. Каждый день Тамара рассказывала о  развитии отношений с Даниилом Александровичем. Все складывалось замечательно. У Ларина была однокомнатная квартира. Неплохая зарплата, пенсия, сбережения. Он пригласил женщину в драматический театр, на выставку фарфора, встречу с ростовскими писателями в публичную библиотеку. Даниил немного пописывал, но так, для себя. Не хотел прослыть графоманом, а к печатной машинке тянуло. Компьютеров он почему-то боялся. И еще не любил сотовые телефоны.
Однажды  пригласил к себе и показал «зимний сад» в лоджии.
А Тамаре, сохранившей в зрелом теле юную душу, хотелось любить не только платонически. Ей начали сниться сны, полные страсти. Реальный опыт был, но незначительный. Просто однажды ей стало стыдно оставаться в тридцать пять нетронутой девицей, и она уступила ненадолго увлекшемуся ею молодому сотруднику.
Даниил Александрович попыток к телесному сближению не делал. Тамара относила это за счет деликатности немолодого человека. Это так и было. Признался Ларин, что стесняется поздней любви. Тамара взяла инициативу на себя, и все случилось. Не так, конечно, как в молодости бывает. Вместо страсти – нежность. И сила мужская не та, но подруга была терпелива, недавно десять килограммов специальной литературы освоила.
Счастливы были оба.
Десять дней назад влюбленные пригласили Луизу с мужем в кафе. Вроде бы на смотрины. Тамара позже сказала, что хотела пригласить подруг, с которыми сблизилась в салоне. Но потом передумала. Пошутила, что сглаза боится.
И именно в кафе «это» произошло в первый раз.
Неизвестный позвонил и странным голосом, то ли мужским, то ли женским, начал угрожать, заставляя расстаться с любимым.
- Я спросила, кто ей звонил, и почему она так изменилась в лице?
 - Потом, Лизок, потом.
Тамара сделала над собой усилие и заставила всех нас пить, есть, рассказывать анекдоты. Было весело.  И я забыла о звонке.
Но через два дня Тамара появилась у меня совсем никакая. Призналась, что напугана. Полчаса назад ей позвонили в пятый раз и предупредили, что убьют, если она не оставит друга.
Лиза сделала то, на что никогда бы не решилась лично для себя. В двадцать четыре часа узнала о существовании бывшей супруги Ларина, ее адрес и встретилась с ней.
Вышла ошибочка. Софья Андреевна ушла от мужа сама. Полюбила другого человека. Ларин отнесся к этому спокойно. Супруги давно стали чужими друг другу. Софья оказалась приветливой, интеллигентной и счастливой в новом браке, которому в этом году исполнилось восемнадцать лет.
А насчет угроз по телефону выяснилось следующее…
Время от времени в милицию попадают озлобленные одиночеством хулиганки. Методом тыка набирают номера, и если попадается женщина, начинают наобум угрожать наказанием, если она не оставит любимого. Большинство пугается, не обращая внимания на то, что никогда не называется ни фамилия, ни имя этого «любимого», «друга» и т.п.
Тамара поменяла номер, и все нормализовалось.
Теперь же Луиза уверена, что здесь замешан конкретный человек. И угрозы посылались именно Симонян.
Мы расстались с Елизаветой Борисовной после полуночи. Я проводила ее до дороги и подождала, пока возле нас не остановилось такси. Садясь в него, Луиза попросила рассчитывать на ее помощь.
Невольно усмехнулась: скоро у меня наберется целая команда помощников.
Интересно, кто следующий войдет в нее?
Начну я завтра (вернее, уже сегодня) с Ларина. Попытаюсь встретиться с Лорой Петровной Романовой.
А кого поставить под номером три? Вернее, не кого, а чьих близких?
Сыграю-ка я в детскую игру.
Написала на бумажках имена Эмилии, Ксении и Екатерины. Положила их в ряд и стала вспоминать считалочку:
- На золотом крыльце сидели царь, царица…
Снова:
- … царь, царица…
Да что это такое?! Не могу вспомнить как дальше! И вдруг выскочило:
- … и их дочь – престарелая девица.
Надо съесть шоколадку. Говорят, память укрепляет. Неужели уже пора?..
Да нет, просто в последнее время я совсем не высыпаюсь. И в эту ночь не удастся. Два часа, скоро и утро.
На кого у меня выпала «престарелая девица»?
Екатерина Юрьевна Скала, пенсионерка, трудилась бухгалтером в фирме «Пчела», 73 года. 
Проснулась в восемь. Надо же никто не разбудил. Никому не понадобилась Стелла Ханна в пять, шесть, семь…
И только в половине девятого позвонила Алла Семеновна. Деликатно извинилась за ранний звонок и грустно сообщила, что Вике стало хуже. Ночью снова приезжала «Скорая» и увезла ее в больницу. Алла звонила мне оттуда. Оказывается, врач, который вечером прописывал Вике лечение, непростительно халатно отнесся к пациентке и вкатил не тот укол. Придется  полежать недельку под присмотром  стационарной медицины.
Алла останется с сестрой до вечера. А мне приходить ни сегодня, ни завтра не нужно. Вика будет все время спать. Требуется снять стресс.
Ох, уж это БСМП. Второй месяц меня не отпускает. Я скоро завсегдатаем стану. Мельковский, Разина, Степнова, теперь Барто… Хорошо бы, никто туда больше не попадал.
Ну, вот, рабочий день развязан. Можно и мне приступать.
- Здравствуйте.
- Слушаю вас.
Сухой неприятный голос. Но особенно старческим я бы его не назвала. По моему подсчету Романовой было 78-79 лет.
- Лора Петровна?
- Я.
- Меня зовут Стелла Ханна. Я… помогаю…  в расследовании убийства в кафе «У Плюшкина-Ватрушкина». Мне очень важно переговорить с вами.
- Зачем?
- Все же убита ваша сестра.
- Она мне не сестра.
- Как…
- А так. Мать с отцом не спросили меня, когда решили взять в дом несчастную сиротку. Она мне не понравилась сразу. Я не хотела ее знать. И не общалась с ней. Видела изредка, когда она наведывалась к моим  родителям. И чисто случайно где-нибудь в городе. Знаю, что убили, но не жалею.
- Почему вы так настроены?
- Эта женщина отобрала у меня немало денег. Ишь, получила высшее образование за счет совершенно чужих ей людей. Втерлась в доверие к маме. Рассчитывала наследство со мной поделить. Не вышло. Мне нечего вам сказать. Я и следователю точно так ответила.
- Но я-то вам ничего не сделала, отчего ж вы так со мной разговариваете?
- Извините, я не так груба, как может показаться. Просто я не могу спокойно говорить о Раисе.
- И все-таки, очень прошу вас уделить мне полчаса.
Романова задумалась. Наступила тишина, и я услышала какой-то шум.
- Я подумаю. Перезвоните через пять минут. На кухне кот что-то натворил.
Перезвонила. Лора Петровна сменила гнев на милость:
- Представляете, котяра нашел банку на верхней полке в кухне. Я там прячу валерьянку… Хорошо, встречусь с вами. С одним условием.
- Заранее принимаю.
- Вы расскажете мне в подробностях, как все случилось? В милиции я не стала спрашивать.
- Когда вам удобно?
- Я позавчера поскользнулась и упала неудачно. Не собираюсь никуда. Хотите, приезжайте сейчас.
Она назвала адрес (я не призналась, что знаю его).
- Доберусь минут через сорок.
- Привезите мне свежих булочек из «Золотого колоса».
Она не спросила, по дороге ли мне. Приказала и точка. Ну, что ж, известный гоголевский персонаж брал взятки борзыми щенками. Мне еще повезло.
Рассмеялась: похоже, Рая не напрасно жаловалась на «сестру». Особа – еще та штучка.
А вдруг я ошибаюсь?
И что-то еще в связи с возрастом Лоры я должна была вспомнить…
Вспомнила, подъезжая к ее дому. Надо было взять на заметку всех мало-мальски привязанных к моему делу по возрасту. Романовой  под восемьдесят. И неизвестной посетительнице, справлявшейся о Степновой и настаивающей на визите, по мнению персонала, было не меньше.
Но Лора Петровна никак не могла быть той жуткой старухой.
Дверь мне открыла высокая, худощавая женщина с гладкой прической окрашенных в цвет молочного шоколада волос. Умело подкорректировавшая с помощью туши и карандаша глаза и веки, что придавало ее некрасивому лицу определенный шарм. Никаких глубоких морщин. Видно, что дама заботится о своей внешности. 
Я невольно бросила взгляд на пуловер с низким вырезом. Вот где расположились морщины. А ноги, обтянутые велюровыми лосинами, были весь ма и весьма стройны.
Я вспомнила, что Романова работала директором магазина. Значит, должна была выглядеть примером для своих продавцов: подтянутая, аккуратная, знающая себе цену.
Она поняла мой взгляд по-иному:
- Извините, я по-домашнему. Проходите, пожалуйста.
Мне понравилось, что она проявила уважение к моей персоне и не позвала на кухню. Обычно так дают понять нежеланным гостям, что визит не должен  обременять хозяйку.
На небольшом круглом столе в гостиной, больше напоминающей комнату отдыха в офисе, стояло несколько вазочек с печеньем, конфетами и вареньем.
- Присаживайтесь, Стелла. Будем пить чай.
Я не стала возражать, подала коробку:
- Булочки, еще теплые.
- Спасибо. Сколько я вам должна?
Удивила. Потом еще больше:
- Не обижайтесь, что напрягла вас. Не знаю, когда смогу выйти на улицу. Ударилась сильно, все тело болит. А я к ним привыкла. Вы же все равно ко мне ехали. Так сколько?
- Считайте, что это мой вклад в чаепитие.
Лора Петровна не стала выделываться. Улыбнулась. Суховато, правда. Но все же это была улыбка, а не дежурный оскал.
Чай  оказался удивительно вкусным, наверное, хозяйка умеет смешивать несколько сортов и разбирается в каждом из них.
- Вот сахара у меня нет. Не употребляю.
- Я тоже.
Но мы не стали заострять внимание на вкусовых качествах напитка и общих склонностях.
- Лора Петровна, вы были несколько агрессивны на проводе. Не думала, что встречу такой прием. Рассчитывала, в лучшем случае в прихожую впустите и  пару минут потерпите…
- Я уже третий раз прошу прощения за мою грубость.  Знаете, я, как бык на красную тряпку, реагирую уже на одно  имя Каримовой. Говорят, о покойниках – либо хорошо, либо никак. Но вы же хотите услышать правду?
- Конечно.
- Тогда все приличия в сторону. И я объясню свое отношение. Ни в коей мере я себя не оправдываю. Я такая, какой меня создали Бог и родители. Бога я приплела к слову. Неверующая. Сейчас стало модно кичиться христианскими ценностями. Бывшие партийцы клянутся, что всегда верили. В душе. Но время было иное… И все такое. А я верила в Советскую власть, в комсомол, в партию. Конечно, я вступила в КПСС. Иначе бы меня никогда не назначили директором магазина. Естественно, со временем я разочаровалась в «идеалах» коммунизма. Сказала себе: вот я, член партии, работаю хорошо, что есть, то есть, и план выполняю; и коллектив, и состояние зала, подсобок в полном порядке. Но ведь никогда себя не обижу. Есть возможность кинуть копейку в копилку, выкупить себе лучшее, что ж я, дура, чтобы отказаться? И взятки даю и беру. И таких коммунистов, как я, полно… Но ладно, меня понесло. Тормозим.
- Интересно, продолжайте.
- Мать с отцом у меня были образованные, добрые, никогда не ругались. И меня очень любили… Пока я была маленькая. А как подросла, что-то не так стало. Позже я узнала, что они хотели завести еще одного ребенка, но, увы, не получилось. Мне было почти двадцать, когда, хотя  бы из приличия не спросив меня, в дом привели семилетнюю девчонку. Сначала я с ней примирилась: ничего изменить нельзя, мама своих решений не меняла, а эта детдомовка вся из углов, некрасивая, как и я. Думала, поиграются родители с ней, как с котенком, а когда убедятся, что из гадкого утенка лебедя не выйдет, отправят обратно.  Не вышло…
И тогда Лора обозлилась. На нее совсем перестали обращать внимания. Училась она в институте на одни пятерки. Но маме и отцу это было безразлично. Рая неожиданно оказалась очень ласковым ребенком. И хитрым. Она тонко чувствовала настроение старших. То подлизывалась, то пряталась, строила из себя пай-девочку, иногда становилась сорванцом.
Родители собрались удочерить Раю официально:
- Лорхен, Рая станет нам по-настоящему родной. Будет тебе сестра. Только тебе придется поделиться с ней. Ты уже взрослая, наказываем: квартиру, когда нас не станет,  не меняйте, живите вместе. А выйдешь замуж, оставь ее Раечке…
Лора была вне себя, но сказала только:
- Что-то вы рано себя хороните.
Мама улыбнулась:
- Я так, на всякий случай. Заранее боюсь, что ты обидишь сиротку.
В доме Романовых имелось несколько ценных картин, дорогих сервизов, хрусталя, ковров.
Малышка рано научилась понимать, что чужие папа и мама любят ее больше, чем родную дочь. При них она не задевала старшенькую «сестричку», но, оставаясь наедине, дразнилась, указывая на ценности:
- Это мне, это тебе. Это мне, это тебе… Нет, я попрошу мамочку, чтобы она оставила вот это, это и это… да вообще все  мне.
Лору замуж никто не звал.
Было страшно обидно. И однажды так на нее накатило, что она устроила истерику. Заявила, что если родители официально признают Раю своей дочерью, она покончит жизнь самоубийством. А перед этим отправит в милицию разоблачительное письмо. Мамаша с папашей не слишком стеснялись в домашних разговорах, а Лора мотала на ус: уважаемые работники понемногу мошенничали с государственным добром. Привела тогда девушка несколько фактов.
Испугались. Рая осталась простой приживалкой. Но Романовы, жалея ее, дали взятку кому следует, и девушку приняли в мединститут. Покупали ей хорошие вещи, вкусно кормили. Давали карманные деньги.
А вскоре после окончания института Рая специально спровоцировала ссору с Романовыми и заявила, что будет жить отдельно.
Девушки не ладили, и эта новость не сильно огорчила Варвару и Петра. Через два месяца помирились. Рая пришла в гости с дорогими подарками, цветами, шоколадным набором. Сказала, что очень хорошо устроилась. Работа денежная, но секретная, поэтому ничего о ней сказать не может.
Старшие поверили. А Лора, которая в свои тридцать шесть все еще была одинокой, сильно усомнилась  и стала следить за Каримовой.
Наш Ростов, хоть и большой город, но не Москва. В центре часто встречаются знакомые лица. Через три недели Лора знала о Раисе основное: она живет в собственной двухкомнатной квартире, нигде не работает, а содержит ее пожилой дядька.
Однажды она заявилась к Каримовой. Та была удивлена, но не испугана, как рассчитывала Романова. Решив похвастаться, пригласила гостью выпить ликерчику, поесть персиков. Гостеприимство было отвергнуто:
- Я знаю о тебе все!
- В сыщика поигралась?
- Точно.
- И что же ты хочешь?
- Излагаю: устранись из нашей жизни. Ты ничего не получишь из моего наследства. Закон на моей стороне. Если пойдешь против меня, я отыщу жену твоего любовника, и благоденствию придет конец.
Рая была настроена дружелюбно, посмеялась:
- Детскую игру в «твое-мое» вспомнила? Не бойся, я ни на что не претендую. У меня будет в сто раз больше твоего. Живи спокойно.
- Поклянись.
- Чтоб я сдохла. Нет, на самом деле, даю честное слово. А вот навещать тетю Варю и дядю Петю, извини, буду. Они меня воспитали и образование дали. Не могу быть неблагодарной. Хочешь, заранее буду сообщать, когда заявлюсь. Присутствуй при встрече.
Лора поверила и не ошиблась. Рая приходила раз в два-три месяца с подарками, изредка звонила…
- Вот и все, что я могу сказать, - закончила рассказ Лора Петровна.
- Все ли?  Раиса Гидаятовна добровольно отказалась от притязаний, хотя и могла бы отстаивать часть вашего имущества. Есть в законе некоторые положения… А вы храните ненависть до сих пор.
- Сомневаетесь в правдивости моего «изложения»?
- Есть такое.
- И правильно. Не хотела о самом больном.
Она помолчала. Поднялась. Достала сигарету из золотого портсигара.
- Я закурю.
Глубоко затянулась и выдала коротко о главном:
- Лет с тринадцати я стала мечтать о своей семье. Но на меня мальчики не обращали внимания. Некрасивая, одеваться не умею, краситься тоже.  Утешало то, что и на взрослеющую Райку тоже особенного спроса не было. В двадцать девять я познакомилась с мужчиной. Тоже торговым работником. Я работала уже завсектором в универмаге, научилась пользоваться косметикой, подбирать вещи в тон. Нельзя сказать, что между нами возникла страсть, но мы оба устали от одиночества, непонимания. Борис сделал мне предложение и пришел просить моей руки  у родителей. Старомодный он был: моложе меня на три года, но носил темные костюмы, белые рубашки с галстуками. Неуклюжие ботинки, любил классическую музыку, стихи Бальмонта, Северянина. При этом физически сильный, на спортсмена похож. И еще перспективы карьерного роста у него были более высокие, чем у меня.
Родители приготовились, накрыли стол, не поскупились на деликатесы.  «Подготовилась» и  шестнадцатилетняя «сестричка». Самое лучшее платье  и туфельки надела, прическу модную сделала, макияж навела, какого я бы в жизни не сумела. И так вела себя, что мне прибить ее хотелось. Короче, Борис вел себя скованно, так и не решился сказать то, что собирался. А на следующий день попросил у меня прощения:
- Я ошибся, Лорочка. То, что я к тебе чувствую, это уважение, благодарность… Но не любовь. Не получится у нас…
Растерялась девушка. Попросила объясниться. И Борис признался, что на вчерашнем обеде на него сильнейшее впечатление произвела Раечка. И он влюбился.
А девочка, «подшутив» над великовозрастной невестой, дала влюбленному от ворот поворот.
Очень долго не могла простить Лора этой шутки  глупой девчонке. Но прошло время, у сорокалетней Романовой  появился душевный друг. Замуж она за него не вышла, но как сейчас говорят, имела полноценный секс два раза в неделю. Первого душевного друга сменил второй. Так что в девицах Лора Петровна не осталась. Этим довольна.
- Я про Каримову, поверьте, редко вспоминала. Но встречу вдруг на улице где-нибудь и  как вспыхнет внутри недоброе.
- Как давно вы видели в последний раз Раису Гидаятовну?
Хозяйка задумалась, словно подсчитывая в уме числа. Потом твердо ответила:
- 30 января 2009 года. Точно помню. Я искала подарки на Новый год. Зашла в ЦУМ… Простите, это я по старой памяти. В то, что было когда-то центральным универмагом. Я проработала там несколько лет, и что-то на меня нашло. Вспомнила себя молодой, подруг. И вдруг меня кто-то толкнул в спину. Оборачиваюсь – Каримова. Обе хотели уже извиниться: она толкнула, я дорогу загородила.
От неожиданности я буркнула:
- Здравствуй, Раиса.
Она была в отличном настроении, мне показалось, что  сейчас кинется обнимать меня. До этого лет пять не встречались. Я отступила назад. Она поняла и с усмешкой ответила:
- Привет, Лора. Прекрасно выглядишь.
И пошла дальше. Наверняка, я ничем не помогла. Но больше мне сказать нечего…