Я слышу звон колокольчиков в моей голове 2

Глава 2. В колонии

Вера Павловна заметила на остановке человека с коробкой в руках. Она остановила автобус, водителем которого являлась, и повелевающим жестом пригласила внутрь задыхавшуюся от бега девушку, напоминавшую индийское божество, с той лишь разницей, что руки её, казалось, никак не обременяли себя подчинением воле хозяйки и безнаказанно выражали свои желания. Она влезла в нутро транспорта, судорожно хватаясь за двери, но, не совладав с адской тряской Икаруса, пала на земь, пыльную и приятную. Почва под ногами являла собой нечто вроде природного асфальта, только гораздо более благосклонного к телам, волею судьбы заслонившим ей небо.

«Ну так что, едем или не судьба?» - размышляла Вселенная требовательным вокалом Верочки.
Эре стремительно, но неохотно вернулась в вертикальное положение и ловко запрыгнула в гремящую человековозку. Внутри она обнаружила старый матрас, видимо, загадочным и необъяснимым образом преодолевший временной разрыв и перемещённый сюда из времён Хрущёва.
 - Оплачиваем.
Денег у Эре было столько же, сколько у среднестатистического гражданина – то есть нисколько.
 - Ты же эта, Шерегаль или как тебя там. Сын у меня читал что-то твоё.
 - Правда??
 - А то. Теперь вот в колонии сидит. Дочитался.
 - Вы меня сдадите??
Не дождавшись утвердительного ответа, она ещё крепче прижала к себе коробку с сокровищем внутри, выбила ногой дряхлый фантом конструкции, в одной из прошлых жизней явно подрабатывавшей дверью, и, выдохнув перед воображаемой рюмкой водки, устремилась навстречу своей свободе.

В колонии №5 царило оживление. Похоже, сегодня ряды узников пополнит какая-нибудь знаменитость если не вселенского, то народного масштаба; серые стены зала придавали малолетней массе заключённых форму прямоугольника; зарешечённые окна пропускали тусклый солнечный свет, и пылинки струились в нём свободно и ненавязчиво.
«Эрешкигаль!» – закричал кто-то.
Она стояла возле окна, выставив нижние руки перед собой и как будто защищаясь от восторженных взглядов толпы. На ней всё ещё были потрёпанные перчатки без пальцев – свидетельство того, что ещё утром её тело пребывало в относительно тёплом помещении с относительно дружелюбными людьми под защитой охотника. Эре никогда не понимала истинных причин своей популярности среди несовершеннолетних узников; единственным разумным объяснением можно было считать пару-тройку публикаций, которые она вырвала из себя когда-то давно в порыве болезненного вдохновения, сейчас же содержание этих литературных конвульсий полностью покинуло её память без особых, надо сказать, сожалений.
Без Винсента она чувствовала себя совершенно беззащитной и бессмысленной. Выбрав в качестве островка раздумий самый тёмный угол помещения, она села на пол и, внимательно разглядывая частички сухой травы на тёмной шкурке перчаток, принялась разрабатывать план побега.

Колонии были настоящим оазисом для подрастающего поколения, хотя формально являлись тюрьмой и лишали заключённых свободы передвижения и всех и без того немногочисленных гражданских прав; однако же подростки, сплочённые насильственно, обретали здесь подобие  не семьи, но первобытной общины и, в принципе, существенных претензий к местному режиму не имели, но активно их предъявляли. Конечно, не обходилось без бунтов и разнообразнейших восстаний против тоталитарной власти, террора охранников и слишком длинных юбок медсестёр – всё это было, видимо, единственной формой выражения общественного мнения и способом общения с местной администрацией.
Те, кто доживали до 18 лет, стремились покинуть колонию, и в большинстве случаев побег заканчивался успешно.

Эре не заметила, как провалилась в сон. Смуглый мальчик неслышно подошёл к ней, взял на руки и отнёс в комнату.