Фермент страха

Фермент  страха
         
или

«Вся жизнь перед глазами…»
         
Невыдуманная история.
Все возможные совпадения имен – случайны.
Имена придуманы



         
         
          У меня была подружка еще из школьной поры. Машенька. Вообще-то, ее звали Марина. Но для особо своих – Маша. Мы играли Хачатуряна «Маскарад» на два рояля. Назывались в просторечье «Дуэт Гриша-Мариша».
          Потом мы целовались как-то в студенчестве, на первом курсе...
          Потом она вышла замуж, а я женился на Галке.
          Потом наступили девяностые годы.
          Машенька с мужем Данилой снимали квартиру на окраине Владивостока. Район назывался «Одиннадцатый километр».
         
          Новый Год. Мы с супругой Галей у Машеньки и ее мужа Даньки – в гостях. Все совсем молодые. Играем с Машенькой на пианино в четыре руки, вспоминаем детство.
          Не хватило выпивки, выпили всё, даже шампанское, предназначенное для двенадцати часов, когда будет наступать Новый Год. Галка говорит:
          - Гришка, придется тебе идти, не отправлять же хозяина!
          Естественно, я пошел за добавкой.
          Новые, «горбачевские», времена, киоски там и т.д. Темно, ночь, скоро куранты будут бить, и президент умные слова будет говорить в телевизоре.
          Я иду за шампанским.
         
          Машенька меня спросила как-то давно про дочку:
          - Гриш, а ты Анечку-то музыке не собираешься учить?
          - Мариш, она, по-моему, решительно глухая.
          - Приведи ее ко мне. Нет, лучше я к вам зайду сама, чтобы не пугать ребенка.
          Аньке было тогда только-только шесть лет, а Маришка была завучем в музыкальной школе.
          Она посидела с ней у пианино, понажимала клавиши, что-то там шептались.
          Приходит к нам с Галей на кухню. Пьем кофе.
          - Дурак ты, Гришка, - говорит она. - У неё абсолютный слух.
          Она предложила нам не отдавать Анютку на фортепиано по двадцать рублей в месяц («сам научишь!»), а отдать на скрипку. По три рубля в месяц.
          - Купишь в ГУМе инструмент за восемнадцать рублей. И все.
          Вот так из-за нашей бедности сложилась судьба дочки. И, как следствие, судьба её младшей сестрицы: пришлось тоже обучать скрипке, не пропадать же детскому инструментику, из которого старшая выросла.
         
          После обе девочки закончили все  возможные заведения по классу скрипки, включая аспирантуру, и играют уже в лучших коллективах «нашей Великой Родины». Все время ездят по заграницам с гастролями.  Инструменты у них в футлярах стоят уже не восемнадцать рублей.
          Машенька тогда сделалась как бы «музыкальной крестной мамой» обеих сестер.
         
          А в тот новогодний вечер было начало «перестройки», никаких правил.
          За шампанским я пошел в киоск. Таких картонных киосков стало невероятно много. После засилья квашеных зеленых помидоров в трехлитровых банках на полках магазинов, когда больше ничего, вообще ничего, после талончиков на сахар и масло как в войну, после обнесенных железными трубами винных магазинов (рядом с нашим домом был такой, у него толпой таки выдавили огромное, во всю стену, витринное стекло) – после недавней скудости – разноцветные окна киосков с заграничными шоколадками и жвачками и поддельными винами всех сортов и израильской водкой с фруктовым вкусом на выбор – все это казалось настоящим изобилием. И можно было пойти и купить из этого всего – все, что хочешь, хоть в четыре часа ночи.
          И вот – скоро новогодняя полночь. Я подхожу к ларьку, ну, еще далековато.
         
          У киоска сидит большая собака. Виден силуэт в сумраке, снежок порошит. Его крутит спиральными смерчиками легкий, по дальневосточным меркам, ветерок. Асфальт остается почти голый, с пятнами позавчерашней наледи.
          Собака очень недвусмысленно рычит. Большая, думаю, дог, наверное. Или буль-мастифф. У дочкиной учительницы был дог тигровой масти, очень красивый, он ей был по грудь. Когда она его выводила на прогулку, было трудно понять, кто кого выгуливает – она за ним на поводке двигалась как спортсмен на водных лыжах за глиссером.
          Но в этом доге что-то было не так, в сумерках не разглядеть.
          Сидит. И рычит. Как-то басом так.
          Я к собакам спокойно отношусь, они меня понимают. Это не от отваги или храбрости, наверное, где бы это взять. Галя, смеясь, говорила: «Гришка, тебя любят собаки и бабы».
          Ну, я и иду к киоску, не сильно тревожась про эту собаку: типа договоримся.
          Но при ближайшем рассмотрении, когда в свете витрины и большой луны я мог ее уже разглядеть, я, во-первых, увидел, что она невероятно огромная, этого не было понятно на расстоянии, а после она на мгновение повернула голову чуть в сторону, и я увидел ее профиль. Вместо острой собачьей морды я увидел округлую кошачью. Полосатый «тигровый дог» оказался полосатой кошкой.
          Тигр. И рычит. Очень близко. Метров десять.
         
          Вот ведь ситуация сама по себе драматическая, а мне сделалось частью сознания смешно. Просто раздвоение личности. Другой половине мозгов не смешно совсем, она в железобетонном ступоре. Читал, что свойство человека замирать в случае опасности подтверждает его горное происхождение. Гималайское. Типа мы происходим от махатм Тибетских. Впрочем, горный козел тоже замирает как скульптура, если его напугать. А то может свалиться в пропасть, если двинется. Кошку вон испугай-ка, многие видели – может подпрыгнуть метра на два кверху, как из катапульты. Так что ступор этот мой и неподвижность в опасности лишь подтверждают, что мы сошли с Гималаев, вопрос только – от кого мы – от махатм из загадочной страны Шамбалы, или как-нибудь иначе (ну не от козлов же!)..
          Когда я понял, что это тигр, то остановился как бетонный столб, нарушив все законы физики про инерцию.
          И вот стою я махатма-махатмой, в полной неподвижности, а вторая половина мозгов думает: «Не. Ну кино, это не просто курьёз, это судьба! Я ж родился в роддоме номер один – на улице Тигровой! И тут тоже как бы, товарищи, – тигр!.. Как пришел в этот мир, так и уйдешь, Гриша. Драматургический принцип «рондо» - в конце вернуться к началу. Путь от улицы Тигровой до просто тигра, который тебя сейчас сожрет. Смешно».
          Вообще-то зверей-людоедов, даже волков, медведей, да и тигров – надо еще поискать. И львы тоже не нападают на людей – вон, ездят же буржуи, придумали всякие сафари, и ничего. Что стоит льву перевернуть кверху колесами «Патфайндер» с фотографами? Семечки!
          Не связывается лев с людьми. Боится. Лев – это он в мультиках Царь Зверей.
          Так что это в основном басни, как они едят людей. Например, чтобы медведь сделался людоедом, ему надо, чтобы кто-то поднял его из спячки, и вообще-то ему надо попробовать человечины. Вот этого «кого-то», кто его разбудил, он и попробует на вкус первым. А что? Вот разбуди тебя посреди ночи – черта с два потом уснешь. Особенно если телефонный звонок: «У вас горячая вода есть? Вы ноги мыли?». Или этого шутника хочется убить просто, ну или того, кто ошибся. А потом снова перезванивает. Снова ошибся. Идешь в холодильник, ищешь перекусить, разве не так? Ну и медведь так же хочет перекусить, как проснулся.
         
          Анекдот (рассказ охотника):         
          - Случай был, была у меня собака по имени Шарик. Пошли мы с ним и с хлопцами на медведя. Зимой. Шумим перед его берлогой, разбудить чтобы, потом залегли, ждем с рогатинами и ружьями, когда вылезет. И вдруг! Мне на плечо ложится громадная мохнатая лапа.
          Каким-то краем сознания я понимаю, что это лапа моей собаки Шарик, - но какать остановиться не могу!…
         
          Дикие животные боятся людей гораздо сильнее, чем мы – их. Нападают они от страха, защищая своих, например, детишек. А если их не тревожить, то и они тебя не тронут. Даже змея гадюка, уж на что имя красноречивое! – и та нападает лишь тогда, когда на нее нечаянно наступишь. А так – будет лежать и прятаться. Вот мелочь всякая несмышленая, типа рыбы там пираньи или насекомые – те жрут всех без разбора, обглодают так, что мыркнуть не успеешь, и фамилию не спросят.
         
          Но в тот момент эти научные изыскания как-то не пришли в уже не очень трезвую мою голову. Правда, это я точно помню: протрезвел в долю секунды. Тигр сидит возле окошка киоска и ждет. Кого ждет – меня?
         
          Это отдельный разговор, вообще загадка – как они умеют ждать.
          Дочка Аня пригласила в гости. Уже «в наши дни» - Москва, тысячи машин, миллионы людей.
         "Китайский хохлатый" (порода такая) пес молочно-белой масти по имени Честер уже ждал меня у двери. Я зову его иногда Марльборо (по аналогии с сигаретами: где "честерфильд", там и «марльборо»), ну и на Беломор он тоже откликается. Анька сказала, что он уже минут двадцать так сидит (примерно столько времени я иду к их дому от метро).
          Я пошел с ним погулять.
          Пока мы с ним гуляли, Аня собрала ужин. Честер гуляет без поводка, очень воспитан, он достался нам от нашей крестной Нади по наследству.
          Мы знакомы с Честером давно, с его рождения практически.
          Как он чувствует, что я подхожу к их дому? Что это? Радиоволны?
          Зять Вася надолго задерживается на работе, уже полночь.
          Честер вдруг выбегает на балкон и повизгивает, потом высовывает морду между прутьев балконной решетки.
          Спустя минут пять, видны вдалеке фары машины, еще минуту она подъезжает и паркуется. Приехал Вася! Честер прыгает от восторга всеми лапами вертикально - и бежит к двери.
          Как, чем он чувствует хозяина? Приближение к дому. Ни запаха, ни голоса - просто далеко и вообще Вася на улице и вообще в машине... Как это?

          Когда я вернулся домой, у двери сидела моя кошка и уже ждала меня.
         
          В ту новогоднюю ночь, в принципе, этот тигр бы меня, если бы хотел, то, наверное, съел бы. Хотя он был не очень крупный, молодой еще, наверное. Или это была тигрица. Да, конечно, тигрица.
         
          Простая домашняя кошка может так тебя поранить, что мало не покажется! У меня шрам остался – разнимал драку котов, домашний наш очередной васька свалился с балкона второго этажа и тут же встрял в разборки с дворовыми котами. Я сунулся его выручить, и мой любимец в гневе едва не откусил мне палец.
          Или, например, рысь. Она же не крупнее овчарки. А справляется с быком.
         
          Какая сила привела эту полосатую, сидящую передо мной огромную кошку в город?
          Здесь окраина. Сразу за асфальтом микрорайона – начинаются дикие места: старые заброшенные катакомбы. Над ними – холмы, курганы, поросшие лесом. Места называются «Тринадцатый километр», если ехать по шоссе, то с другой стороны – Седанка. С Седанки уже идёт настоящая тайга. Уссурийская. В двух шагах от города. Конечно, сюда немножко уже тогда пришла «цивилизация» - например, на четырнадцатом километре стоял дворец – резиденция  Генерального Секретаря КПСС. Так было в то время, не знаю, как там и что сейчас. Город растет, названия улиц меняются.  А катакомбы стоят в своей темноте внутри себя.
          Отсчет километров велся и сейчас ведется в двух направлениях: или от вокзала Владивостока, или от Москвы. Зависит от станции. Например, купаться мы иногда ездили за город, на станцию «19-й км». Называлось: «Поехали на Девятнадцатый!» Она действительно находилась в девятнадцати километрах от вокзала. Потом станцию переназвали в ст. Санаторная. А у Галиных родителей была дача на двести тридцатом километре. На самом деле это «Платформа 9230 км». От Ярославского, вероятно, вокзала Москвы. А «одиннадцатый километр» - это и есть одиннадцать километров или полтора часа пешком от Владивостокского вокзала.
          Когда-то я занимался немного велоспортом – шоссейными гонками. Года два, наверное. В качестве тренировок мы ездили на бухту Шамору и обратно, тридцать три километра в одну сторону. Такая тренировка, в зависимости от настроения, часа три-четыре занимала. Когда едешь обратно, то после долгого «Седанкинского спуска» (на обратном-то пути он превращается в «Седанкинский подъем»!), сразу въезжаешь на проспект Столетие Владивостока. Ты уже дома. Одиннадцатый километр.
          Катакомбы начинаются на тринадцатом. Ржавые ворота, полуоткрытые, вросшие в землю. Таких входов несколько. Вдали – войсковая часть: морская пехота, плавучие танки «ПТ». И всё это – под боком у города – в поле зрения многоэтажные дома, в одном из которых мы и были в гостях у Машеньки в тот Новый Год.
          Почему-то все знают про катакомбы черноморских городов - Севастополя, Керчи. А про Владивостокские не знают. Говорят, отсюда можно добраться под землей до центра города, а начинается эта «подземка» в штольнях Артема, где уголь добывают, пятьдесят километров отсюда. Мы забирались давно в какие-то старинные проходы, у кинооператора был осветительный прибор из автомобильной фары, я был еще мальчишка, меня просто брали с собой на киносъемки. Мы шли в полный рост. Запыленные замшелые кабели по стенам, какие-то железяки под ногами. Летучие мыши, все как положено. Говорили, что по таким шахтам ходил паровоз, ну вроде уровнем ниже, там большие туннели. Маленький такой маневровый паровоз ОВ («овечка»), якобы, помещался. С двумя вагонами.  Говорили так. И якобы от Артемовских шахт до центра Владивостока можно было доехать под землей. Галина бабушка работала начальником паровозных бригад депо «Первая Речка». Сейчас нет уже бабушки. Нет и Гали, которой бабушка много чего рассказывала, спросить не у кого…
         
          Тигру (или, все-таки тигрице?) давно ничего не стоило удрать в тайгу. Но, возможно, её привлекла легкая добыча в виде собак или кошек на завтрак. Как-то она, получается, людей решила не бояться.
          В общем, это я сейчас так рассудительно говорю. А в тот момент все, что помню – это что мной овладел полный ступор и такое же полное отупение. Я даже испугаться не успел.
          Я слышал, что от страха человек, когда «покрывается холодным потом», выделяет специфический фермент, это чувствует любое животное. Именно этот пот от ужаса и есть то предательское, что дает уверенность даже собаке, которая гавкнула, и ты вздрогнул, вспотел с перепугу, а она тут же поняла, что ты во власти страха. Можно нападать.
          Так у меня даже этот фермент не успел выработаться: замер парень столбом и «ни тэ ни сэ».
         
          У нас был песик, очень славный, черный пудель Гарик. Пудель. Очень дружелюбный. Как-то я выгуливал его глубокой ночью, дети были у бабушки. Гарик убежал за угол дома и там разгавкался на одинокого прохожего. А этот прохожий, наверное, со страху (хотя я рожу помню – от подлости, это вернее, но это одно другому не мешает – страх и подлость), вытащил из кармана пистолет и выстрелил в Гарика. Гарик взвизгнул. Я кинулся к нему, крикнул ему «Домой!» и Гарик тут же взлетел на второй этаж.
          Прохожий исчез.
          Он ранил его в заднюю лапу.
          Секунды мгновенного шока прошли, и Гарик стал ослабевать. Он лежал на кухне, и из-под него медленно и густо расползалась лужа крови. Галя плакала и вытирала кровь, и он сам её слизывал языком с себя и с пола. Потом устал и положил голову боком на пол. Мы перевязали ему лапу. Он уже не мог подниматься, лежал и слабо и часто дышал. До утра мы с Галей сидели над ним.
          По иронии судьбы прямо в нашем дворе, спиной к нам, была ветеринарная клиника, она же училище для студентов – одноэтажный такой длинный дом. По крыше этого дома наши дочки, еще девчонками, лазали, ели что-то немытое типа яблок или слив прямо с веток деревьев и спускались в служебный двор клиники ко всяким коровам, козликам и кроликам.
          С утра я понес Гарика в клинику. Он уже голову не мог держать, она безнадежно свешивалась вниз и болталась на его шее. Я обошел клинику и зашел с фасада.
          Немолодой лысый дядька, я про себя окрестил его «Профессор», отнесся ко мне с пониманием.
          - Давайте, давайте – быстренько вашего песика сюда!
          Серебристый металлический операционный стол, все по-настоящему.
          Профессор выглянул в коридор:
          - Кто это там? Надя? Надя, зови ребят сюда. Занятия будут здесь. Тут огнестрельное.
          Начал он сам, а потом «под его чутким руководством» ребята-студенты осторожно побрили лапу Гарика с двух сторон, обработали рану (пуля прошла навылет, не задев кость). Специальной палочкой-шунтом прочистили сквозную дырку в ляжке,  промыли растворами всякими, зашили обе дырки, наружную и «на выходе» пули, сделали противошоковые уколы, перевязали. Очень все тщательно.
          Гарику уже все было по барабану.
          - Везунчик ваш песик, - говорил «профессор». Мог бы или без лапы остаться, или не дожил бы до утра вовсе.
          Гарик ослабел от потери крови, поэтому так скис к утру.
          А к вечеру он проголодался. Мы покормили его манной кашей, и после я понес его погулять. Он приноровился передвигаться на трех лапах, но его пошатывало.
          Через неделю он уже бегал, почти не прихрамывая, а вскоре и совсем забыл про этот случай. Что называется, «заживет, как на собаке!»
          С меня не взяли денег. Даже за медикаменты. Инерция недавнего советского прошлого.
          Студенты ходили на занятия через наш двор, и еще долго кто-нибудь из них окликал меня:
          - Ну как наш Гарик?         
          Наверное, тогда, в эту злосчастную ночь, он учуял в этом скотском прохожем тот самый «фермент страха», а тот повел себя в соответствии с законами природы: испуганный зверь атакует «на поражение», как гадюка, которой наступили на хвост.
         
          С тигром все обстояло иначе. Во-первых, пистолета у меня не было. Во-вторых, от «ситуационного слабоумия» я, хотя и совершенно обалдел, но испугаться просто не успел. И «фермента страха» не выработал. Никакой тут смелости, я вообще совсем обыкновенный.
          Возможно, если бы я испугался, то меня бы тут же и съели.
          А возможно, ему не понравился мой «новогодний» запах.
          Некоторое время мы смотрели друг на друга.
          Он утробно рычал. Как двигатель тепловоза на малых оборотах. Уже много позже я подумал, что, наверное, это он мурлыкал так, но просто голос низкий.
          А я-то думал тогда, что он рычит угрожающе, и оттого вдруг, неожиданно для самого себя заорал страшным голосом:
         - Фу!!! Сидеть!!!!
          Он встрепенулся и исчез. Одним беззвучным прыжком – исчез в темноте.
          Я сел на месте, где был. И еще некоторое время сидел на припорошенном снежком газоне. Вспомнился рассказ из сборника «Антология фантастики» - «Тигр Тома Трейси» - о воображаемой черной пантере американского мальчика Тома.
          Я огляделся.  Встал. «А был ли мальчик?».
         
          Шампанское все-таки я решил купить. Ну и покрепче, естественно.
          Есть такой термин в любой театральной школе: «Сидеть на задаче».
          Я «сидел» на двух задачах. Задача номер один: купить выпивку. Номер два – добраться с выпивкой живым.
          Я решил преодолевать проблемы по мере их поступления.
          Подошел к киоску.
          По асфальту поземкой закручивался в спирали слабый сухой снежок. Маленькие торнадо бежали по кругу диаметром в несколько метров. В этом круге вперемежку с рассыпчатыми приморскими снежинками крутились мятые фантики-обертки от «сникерсов», кексов, рулетиков, печенья. Много фантиков. Очень много.  Будто сюда приходил  отряд октябрят, и все ели сникерсы и вафли и печенье.
          Я заглянул в окошко киоска.
          Там сидела девушка-продавщица. Перед ней была гора шоколадок и прочих сладостей. Ее потряхивало. Она что-то мне пыталась сказать, но как-то беззвучно у нее все это получалось. «Открывает Щука рот, да не слышно, что поёт».
          Как я понял впоследствии, она пыталась тигра уластить шоколадками. И еще я понял, что тот заглянул к ней в окошко киоска, приподнявшись на задних лапах. Я представил себе, как это выглядело, если смотреть изнутри киоска. Особенно когда Новый Год через считанные минуты, у тебя тусклая лампочка, рядом работает с помехами маленький телевизор, и никто из друзей еще не пришел, а ты уйти не можешь, и вдруг усато-полосатая морда во все окошко.
          Самое интересное, что тигр выплевывал фантики. Я понял, что это не была воображаемая пантера американского мальчика.
      
          Девушка пришла, наконец, в себя.
          Я купил у нее шампанское и водку, поздравил с наступающим Новым Годом – купил у нее шоколад и подарил ей же. Постоял немного, чтобы ей не было совсем одиноко. Она шмыгала по инерции носом и раскладывала снова шоколадки напротив их ценников.
          Потом рассмеялась облегченно:
          - Ничего, не волнуйтесь, сейчас ко мне придут. А тигр больше не вернется. Идите, вас ждут, наверное, спасибо!
          Я посмотрел на часы – у меня были хорошие часы, тогда только входили в моду электронные, да еще и с подсветкой.
          Много раз я слышал и читал, что перед смертью у человека проносится вся жизнь перед глазами. Это уже сделалось штампом, идиомой, словесной формулой. Ну, к примеру, парашют не раскрылся, и прежде, чем открылся запасной – у парашютиста «вся жизнь перед глазами». Мгновенно.
          Когда я подходил к киоску, то поглядел, который час. Запомнил это, поскольку беспокоился, успею ли вернуться до полуночи. Тут идти минут пять.
          Было без пятнадцати минут двенадцать.
          Сейчас мои «заграничные» часы показывали 23:48.
          Прошло меньше трех минут.
          «Вся жизнь перед глазами»…
          Перед киоском на мерзлом асфальте все еще крутились вместе со снегом фантики от шоколадок, которыми эта девушка угощала тигра.

          С «задачей номер два» я справился без приключений.
          Меня никто не съел.
          И Машенька, и Галя получили свое шампанское, ну и мы с Данькой пригубили «советского» – потом пили водку и не очень внимательно слушали Новогоднее Выступление Президента Страны.
          А через полчаса или час, уже в наступившем новом тысяча девятьсот девяносто каком-то году, я все-таки не удержался и рассказал им про тигра. По-моему, они не поверили – новогодняя шутка, «Гришка опять врет как всегда – в своем репертуаре».

          Наша встреча с тигрицей продолжалась меньше трех минут. Вся жизнь перед глазами.




Послесловие, совсем печальное.         

        В начале того нового года в газете «Красное знамя» вышла статья, что в черте города, в районе Второй Речки, это район улицы Столетие Владивостока, но ближе к Одиннадцатому километру, ходит тигрица, обнаружены следы на троллейбусной останове, типа будьте осторожны, она убила уже двух дворовых собак. Нашли потом щенков собаки, рядом были следы тигра по свежему снегу на асфальте, она подходила к собачьему логову, но щенков не тронула. Потому и решили, что это была тигрица, а не тигр, тот бы слопал щенят без вопросов, да и следы на троллейбусной остановке были недостаточно крупные.
Щенята съеденной собаки погибли в собачьем логове, они ждали маму и замерзли.
Потому что их маму съела тигрица. Фотографии были в газетах и на ТВ.
Тигрицу отловили люди и убедились, что это тигрица, а не тигр и не воображаемая пантера Тома Трейси. Вроде бы ее отдали в зоопарк…
          
         

                ***