Дважды-два...

    Как всегда все приукрасили. Никаких замедленных моментов, красиво текущих сквозь быстроту окружающего, никаких раскинутых в стороны рук, словно птица, обретшая полет, никаких медленно прикрывшихся глаз, за которыми сразу чувствуется принятие судьбы и бесконечная мудрость…

    Полет был коротким и некрасивым. Времени раскрыть руки и закрыть глаза не хватило – земля нещадно шибанула голову, не дав почувствовать ни боли, ни раскаяния, ничего вообще… А ведь десятый этаж все-таки. Врали все.
    Ни криков очевидцев. Ни визга скорой. Ничего. Тишина и тьма.



    - Ну и как? Удовлетворен? – Он смачно откусил пончик, обсыпав шикарное черное пальто сахарной пудрой.

    Я тупо повернул голову и вперился непонимающим взглядом в того, кто сидел рядом. Описать ветер и морскую волну, пожалуй, было бы проще, чем дать точное определение тому, кто внезапно занял пространство по соседству со мной.

    Он элегантным жестом смахнул крошки с брюк закинутых одна на другую ног и, взглядом полным искреннего интереса, глянул на меня.

    - Я…. а… - слова на этот раз не сложились. Ответить на вопрос, причины которого не знаешь, оказалось не так-то просто.  – Вы вообще кто?

    Он поморщился и покачал головой. Последний кусок пончика полетел кинувшимся со всех сторон голубям, пестрым ковром укрывшим серый неприметный асфальт под нашими ногами.

   - Ты как всегда задаешь не те вопросы.

   - Я вас не знаю, да и вопроса вашего не понял. Так что…

   - А я, - он поднял вверх указательный палец и наставительно глянул на меня, - задал вопрос первым. И в данный момент он более содержателен и важен. Так, начнем еще раз: ты – удовлетворен?
   
   Раздражение слегка царапнуло грудь.  Ни черта не пойму, в голове какая-то муть, а тут этот под руку лезет. Удовлетворен. Когда я последний раз был чем-то удовлетворен? Работой? – Ненавидел ее всей душой. Друзьями? – Где они все, когда было нужно, когда прижало? Женой? – Лет десять назад.

   - Ну не лезь уж так далеко в дебри, - он мягко улыбнулся, приподняв брови.  Всезнающая его улыбка вызвала желание ударить. – Я спросил про конкретный момент твоего существования. То есть теперь уже несуществования. Ты чувствуешь, что достиг цели, которая все расставила на свои места? Что теперь все так, как должно быть?

   Глаза встретились с его. Черными, огромными, ненормально огромными. Затылок ударило током: перед глазами промелькнули окна, перевернутые вверх ногами кусты и мрак там, где должно быть небо.  К горлу подкатило, вышибив пот.

   - Да уж, ты за последнее время столько всего надумал, что даже мне страшно стало, - он пискляво хохотнул, по-детски скрестив ноги и опустив руки между колен.  – Может, наконец расскажешь, что толкнуло тебя на столь идиотский поступок? Это мне так, на будущее, чтоб еще одного олуха не прошляпить.

   То, что меня оскорбили, до меня не дошло. Я лишь проговорил:

   - Я думал, тут как-то все по-другому.

   - Да будет еще по другому, не расстраивайся, - он расхохотался и дружески шлепнул меня по плечу. – Будут тебе еще и сковородки раскаленные и черти с плетьми. Это пока так, переходный момент.

   Я как-то обиделся. Почему же сразу сковородки? Что ж я, ничего хорошего в жизни не сделал?

   - Сделал, - через чур рьяно кивнул он, подавив желание гнусненько хихикнуть. – Много чего сделал, да только таким путем, знаешь, только туда, к ним.

   - И что, уже никак?

   - «Как» было семь секунд назад. А теперь вот уже точно никак, - он покачал головой. – Да все же вернемся к нашим баранам.  – Он выжидательно глянул на меня, приглашая выговориться и по пути удовлетворить его любопытство. 

   - Да черт с тобой, - я покачал головой, пошарил по карманам, вынул помятую пачку сигарет. Даже здесь подстава – последняя сигарета грустно переломилась пополам, выворотив кудрявые внутренности наружу. Совести выкинуть мусор прямо на асфальт так и не хватило, так что я крепко сжал пачку в кулак и засунул его в карман своей поношенной темно-зеленой куртки. Единственная вещь, кажется, которую я выбрал сам. Страшная, но она отвечала всем моим запросам и надобнастям, потому уже лет пять не мог решиться купить новую. Или позволить жене, как всегда, купить мне новую. 

   - С чего начать?  - Я оглядел затихший парк с серым потолком неба, с замершими, неживыми деревьями, пестрыми огнями листьев разбивающими серый воздух.         
 
   – Наверное, я всю жизнь делаю неправильный выбор. Будто специально из всех возможностей выбираю ту, которая сделает жизнь неприметнее и проще. А ведь сколько всего мог, сколько хотел, сколько всего готов был сделать! Стольких людей упустил. По глупости. По лени. Кому хотел сказать спасибо, позорно промолчал.

   - Ты, вроде, и начинал как-то неплохо?

   Медь и золото листьев смешались перед глазами. Неплохо… Всяко. Не семи пядей во лбу, конечно, но кое-что мог и умел. А самое главное, знал, что могу. Лбом ведь стены прошибал когда-то, чтобы своего достичь. 

   - А потом?

   - А потом… Где-то я устал. Захотел, чтоб в душу не лезли со своими проблемами.  Чтоб вдохнуть дали спокойно.

   - Ну тебе ж дали передохнуть. Чем же ты теперь недоволен?

   - Когда был подростком, мечтал сделать что-то великое. Чтобы потомки гордились, что я – их родственник, чтобы, знаешь, табличка на доме моем висела: «Здесь жил и работал…», - я мечтательно провел рукой в воздухе, начертав на воображаемой серой стене заветную мраморную табличку, под которой какая-то заботливая тетенька оставила две гвоздички.  – И ведь была возможность. Предлагали ведь мне в лаборатории место. Работа нехитрая, но ведь это было только начало. Можно было тему интересную начать разрабатывать, пока материал набирать…

   - И?

   - Хотел денег. Машину. Квартиру. Надоели протертые штаны и все лето на сырой земле.

   Мой собеседник согласно покивал головой и скрестил на груди руки, уставившись на пеструю картинку в моей голове.

   - Был у нас для тебя такой вариант. И перспективы были не плохие – кандидатская, докторская через двенадцать лет. Да и материал неплохой собрал. Только вот когда вы с твоим товарищем по работе в Муслюмово ездили, донные отложения брали, макрофиты щипали в прибрежной полосе, тогда все как-то косячком и пошло.

   - В смысле?

   - Да вот была в твоем организме одна непослушная клеточка, которой только шепнуть надо было, чтобы она решила, что ты ей больше не указ. И стала жить по-своему. Совсем по-своему. Саркома. Так что, когда ты от аспирантуры отказался, мы как-то выдохнули. Руку тебе мысленно пожали.

   - Да черт с ней с наукой, с аспирантурой. Дальше будто в болото попал: работа – дом – работа – дом… Даже друзей толком не осталось.

   - Ну ты же сам хотел, чтоб и деньги были, и машина!

   - И для кого это все?

   - Жена у тебя, вроде, не самая плохая. Симпатичная и не дура.

   - Не дура, конечно, - согласился я, - только за последние десять лет ничего не изменилось. Даже детей не завели.

   - Почему?

   Я пожал плечами, не желая копаться в собственных причинах.

   - Она не хочет. В начале еще как-то пытались, хотели, а потом привыкли вдвоем жить – и спокойнее, и проблем меньше. Только вот последнее время как с друзьями встречусь – все с детьми, проблемы, школы, сопли. Вроде и не надо, но иногда аж защимит все внутри. Думаю, а как бы было, если бы…

   - Ну, - Он слегка нахмурился, пожал плечами и медленно проговорил, - хотели мы вам внезапный сюрприз устроить. Сюрприз назвали Николаем. Ничего, такой смышленый, интересный был. Шустрый правда. Двадцать семь ему было, так и не женился. Возвращался в феврале с какой-то попойки рабочей, да так и занесло его на полном ходу в новой машине на людную остановку. Семь человек разом порешил Коленька. – Он остановил на мне жуткий неподвижный взгляд, позволяя холоду прокатиться по желудку. – Так что когда жена твоя задумалась о том, что вам и без детей не плохо, возражать мы не стали.

    Я не нашелся, что сказать.  Он ничего не говорил, с живейшим интересом разглядывая узор из увядающих листьев, усеявших канаву вдоль дороги.

    - Так получается, - наконец, хрипло начал я, но голос не послушался. Он едва не захлопал в ладоши, как добродушный учитель, воспитанник-недоумок которого понял, что дважды два – четыре.  – И теперь уже… - Он горестно покачал головой, начиная вставать и отряхивая длинное черное пальто.

    - Ну, бывай, - он по-дружески махнул рукой, резким жестом поднял воротник, спрятав подбородок в шарф, и поворачиваясь, чтобы уйти.

    - Постой! - заполошно крикнул я, вскакивая на ноги. – Но ведь я же понял! До меня же все дошло! И что, так все и останется? Никаких чудес?

    - Ты сделал свой выбор, старик, - улыбаясь, покачал головой он, - и мы обязаны его уважать.

    Он еще раз улыбнулся и быстрыми размеренными шагами растворился в серости застывшего воздуха, оставив меня с нарастающим ощущением собственной непреодолимой тупости.