Космический маугли

КОСМИЧЕСКИЙ МАУГЛИ

или

СПРАШИВАЙ БЫСТРО,
ПОТОМУ ЧТО Я ТОЖЕ ХОЧУ СПРОСИТЬ

Киносценарий
по мотивам фантастической повести
братьев Стругацких «Малыш».

 

Главные роли.

* ЯКОВ ВАНДЕРХУЗЕ - командир экипажа. Опытный пилот лет 50 на вид. Знает тысячу смешных и грустных историй, изредка философствует, декламирует отрывки стихов.

* ГЕННАДИЙ КОМОВ - руководитель экспедиции. Российский ученый с мировой известностью, психолог, 45 лет. Знает какую-то тайну и много иностранных и инопланетных языков. Вообще знает, кажется, всё.

* МАЙЯ ГЛУМОВА, МАЙКА – геодезист, геолог, биолог. Выпускница Академии Циолковского, 22 года. Задумчивая девушка, очень доверяет своей интуиции.

* СТАСНИСЛАВ ПОПОВ, СТАСЬ - бортмеханик корабля. Стажер-кибертехник, 20 лет. Курсант Академии НАСА им. Нила Армстронга. Немного легкомысленный, влюблен в Майю.

* МАЛЫШ - мальчик 5-6 лет.


Роли (лица на экранах).

* МАКСИМ, приятель Стася, стажер.

* Л. А. ГОРБОВСКИЙ, великий ученый, космонавт, «человек-легенда».

* М. А. СИДОРОВ, командир орбитальной базы, астронавт


Голоса.

* АЛЕКСАНДР СЕМЕНОВ

* МАРИ СЕМЕНОВА

* Астронавты, исследователи

______________________________________________

 


ПРОЛЕТ НАД ПЛАНЕТОЙ (АЭРОСЪЕМКА; КМБ).

С высоты поверхность незнакомой планеты, проплывающая далеко внизу, кажется выпуклой. Заиндевелое пространство изредка прерывается бесформенными пятнами болот, редкими рощицами карликовых растений, вкраплениями одиноких сооружений геометрических форм - научных станций Земли.
Сквозь свиристенье турбин слышны «служебные» разговоры по радио.

ИДУТ НАЧАЛЬНЫЕ ТИТРЫ КАРТИНЫ.

ГОЛОС СИДОРОВА:
...Станциям планеты, всем станциям. Орбитальная база - экипажам разведки. Поздравляю всех с окончанием работ!

ГОЛОС 1-ГО АСТРОНАВТА:
Спасибо, старина!

ГОЛОС СИДОРОВА:
Освоение планеты считать законченным. Земля приняла решение о постройке площадки для приема населения. Прибытие строителей - с четырнадцатого числа. Как поняли? Подтвердите прием.

ГОЛОС 1-ГО АСТРОНАВТА:
Четвертый понял.

ГОЛОС 2-ГО АСТРОНАВТА:
Второй понял. Сворачиваемся.

ГОЛОС 3-ГО АСТРОНАВТА:
Одиннадцатый понял. Откуда такой официоз, Атос?

ГОЛОС КОМОВА:
Седьмой тоже понял. Вполне. Атос, а ведь и правда, тебя не узнать! Как дела-то на орбите?

ГОЛОС СИДОРОВА:
О! Геннадий! Что это ты в таком виде? Оброс как! Гена, ребята, официальное сообщение приняли? Приняли. А от меня - отдельное спасибо. Мы с вами молодцы.

ГОЛОС 2-ГО АСТРОНАВТА:
Ясно, ясно. Ждем.

ГОЛОС СИДОРОВА:
Совершенно верно - собираем барахлишко, грузимся ко мне на орбитальную станцию и ждем. Отдыхаем. Переброска населения - через пять месяцев. Будем встречать. Остальные - подтвердите связь, чего молчите-то?

ГОЛОС 4-ГО АСТРОНАВТА:
Шестой понял, Атос.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС:
Восьмая поняла, Михаил Альбертович!

ГОЛОС 5-ГО АСТРОНАВТА:
Десятый тоже понял. Через недельку-другую жди на орбите.

Медленно движется внизу сизая равнина, затянутая туманом.
Но вот появляется изрезанный берег океана.
На берегу - белая полусфера научной станции, рядом - приборы на высоких ножках, ящики с оборудованием, вездеход-глайдер, айсберг вдали...

Заглавный титр фильма:

СПРАШИВАЙ БЫСТРО, ПОТОМУ ЧТО Я ТОЖЕ ХОЧУ СПРОСИТЬ


У СТАНЦИИ. НАТУРА.

Титр:

Планета EN 26345. Исследовательская станция Земли, борт Р-7. 14 сентября 262 года, 8 часов 29 минут бортового времени базы.

Пейзаж однообразен: камни, песок, одинокие кустики в серой дали...
Неподвижно стоит, глядя вдаль, СТАСЬ.
На меховых отворотах капюшона застыл иней от дыхания на морозе.
Возле вездехода-глайдера застегивает воротник куртки МАЙКА, рядом с ней - ЯКОВ ВАНДЕРХУЗЕ.

ЯКОВ
(открывая дверцу вездехода):
А где Комов?

МАЙКА
(Якову):
Там по нуль-связи что-то пришло. Он читает.
(пристально смотрит на Стася):
Предчувствие у меня какое-то... Дурацкое...

Яков расправляет руками бакенбарды, огладывая окрестности.

ЯКОВ:
Да, это очень похоже на Землю. Очень похоже. Но не Земля...

Из станции выходит КОМОВ; уже возле входного шлюза он поднимает над головой листок с сообщением.

КОМОВ:
Всё, молодые люди! Поздравляю с окончанием работ! База начала переброску оборудования!..

МАЙКА
(восторженно):
Правда?! Выходит, не зря мы тут... загорали...

КОМОВ:
Выходит, не зря. Будем принимать население.
Командир, с тебя торжественный ужин для уставшего экипажа! Разведка окончена. Планета нам подходит.

Словно в ответ его словам за спинами людей происходит неуловимое движение.
Будто шевельнулась линия горизонта...
Майка резко оглядывается. Но, ничего не заметив, поворачивается к Стасю.
Стась смотрит вдаль. Поеживается.
Комов оглядывается по сторонам.

ЯКОВ:
Да уж...

КОМОВ:
Станислав. Вас я попрошу отправить кое-что на базу... Отчеты об окончании работ там и всякое... Я оставил тексты на пульте.

ЯКОВ
(запуская двигатель глайдера):
Одним словом - поехали барахлишко собирать. А ты, Стасик, поменьше глазей на эти пейзажи. Береги цветы своей селезенки!.. Так. Экипаж, все на местах?

КОМОВ и МАЙКА
(вместе):
Все!

ЯКОВ
Тогда - вперед!..

Глайдер неспешно трогает с места и тут же с резким хлопком от разреженного воздуха исчезает вдали.

Стась остается один.
Словно чувствуя на себе чей-то взгляд, он затравленно озирается вокруг.
Помедлив, он отправляется к станции.


В ШЛЮЗЕ СТАНЦИИ. ПАВИЛЬОН.
С характерным звуком шлюз станции, чем-то похожий на современный скоростной лифт, раскрывает автоматические двери и впускает в себя Стася.
Из невидимых форсунок с шипеньем обрушиваются на него газовые потоки и многочисленные струи бактерицидных растворов.


РУБКА. ПАВИЛЬОН. ДЕНЬ.

Титр:

14 сентября 262 года, 8 часов 35 минут бортового времени.

Все, что происходит внутри и возле станции, снимается с точки зрения автоматических камер наблюдения – композиция кадра зачастую неправильная, случайная.

В рубке светятся шкалы индикаторов и обзорные экраны, на которых виден пустынный пейзаж снаружи станции.
Неподалеку от главного пульта управления стоит аквариум с рыбками, рядом – кем-то принесенная шахматная доска на резном журнальном столике (вероятно, из кают-компании), абсолютно не подходящем к интерьеру рубки.
Едва слышно гудит аппаратура.
Неподвижно замерли рыбки в аквариуме.

Стась входит в рубку, садится к пульту и принимается за работу.
Ему почему-то неуютно.
От одиночества и для вящей бодрости он напевает, покрякивает, бурчит, насвистывает...

СТАСЬ
(поет на варварский мотив, набирая текст на клавиатуре):
Так. Мы-ы посе-е-елим зде-есь наро-оод! Проект «Ковчег». И будут здесь жить лю-уди, и будут жить рыбки... И крокодилы...

Какое-то неуловимое движение на одном из экранов внезапно привлекает внимание Стася. Он пристально вглядывается в пустой пейзаж на мониторах.

СТАСЬ:
Ни-че-го. Ничего нового…

В глубине раздается отчетливый звук открывшегося шлюза станции. Стась замирает, прислушиваясь, потом медленно поднимается.
Снова слышен звук: шлюз закрывается.
Выглянув в коридор, Стась осторожно выходит из рубки.
Фломастер, лежащий на пульте, приходит в движение.
Качнувшись, он начинает катиться и падает.
Рыбки в аквариуме возле пульта приходят в движение: неистово мечутся по аквариуму, натыкаясь друг на друга, пытаясь выпрыгнуть наверх. Но аквариум закрыт сверху плотной крышкой с осветительными приборами, и рыбкам выпрыгнуть наружу невозможно.


КОРИДОР СТАНЦИИ. ПАВИЛЬОН.

Стась подходит к шлюзу.
Дверь раздвигается перед ним с тем самым характерным звуком, который только что был слышен в рубке.
Стась смотрит наружу.
Пейзаж за дверью по-прежнему пустынен.
Стась некоторое время смотрит за дверь.
Безо всякой команды дверь шлюза вдруг закрывается, едва не защемив его створками.
Стась отскакивает. Оглядывается. Дверь снова отворяется.
Внятно слышен звук какого-то другого включившегося механизма внутри станции.

ЭЛЕКТРОННЫЙ ГОЛОС
(по «громкой связи»):
Внимание. Всему экипажу занять места. Экстренный старт. Внимание. Всему экипажу занять места...

Стась бросается назад.

РУБКА. ПАВИЛЬОН.

В рубке всё, на первый взгляд, по-прежнему. Лишь пульт мигает огоньками чуть более интенсивно.
Стась смотрит на приборы.
Среди огоньков и шкал выделяется надпись:
ВНИМАНИЕ, СТАРТ. КОМАНДЕ ЗАНЯТЬ МЕСТА. ДО ВКЛЮЧЕНИЯ ДВИГАТЕЛЕЙ ОСТАЛОСь 20 СЕКУНД.
Надпись «20 СЕКУНД» мигает, сменяясь последовательно на 19, 18, 17...
Стась едва успевает нажать кнопку отбоя.
Некоторое время он сидит в состоянии полнейшего ступора.
Трясущимися руками вытирает липкий пот со лба...
Потом принимается проверять, не мог ли он дать сигнал к старту корабля случайно, не заметив этого - может быть, облокотившись локтем на незамеченную кнопку...
Не мог.
За его спиной среди шахмат на журнальном столике вдруг падает фигура.
Стась резко вздрагивает и оглядывается.
Фигура на столике долго качается туда-сюда, слабо катаясь по шахматной доске.
Стась некоторое время смотрит на доску. Совладав, наконец, с собой, он устраивается у пульта и набирает код.
На одном из экранов появляется физиономия такого же, как он сам, молодого стажера МАКСИМА.

МАКСИМ:
«Эр-восемь» на связи.

СТАСЬ:
Привет, Максим.

МАКСИМ:
Привет. Ну что там у вас?

СТАСЬ:
У нас конец работ. Слушай, Макс...

МАКСИМ:
А у нас ящерицы передохли. Но мы тоже сворачиваемся.

СТАСЬ:
С-слушай, Макс. Ты в стартовых программах понимаешь?

МАКСИМ:
Не-а, не очень. Стас, представляешь, рванул я вчера купаться. Заплыл километров на пять, классно так... А потом как представил - это же не бассейн, это океан! И кроме меня нет в нем ни единой твари!.. Ни одной... Я чуть не потонул!..

СТАСЬ:
Н-да. У нас тут тоже... Послушай, Максим. У меня с программами ерунда какая-то происходит... Включения происходят. Оборудования. Сами.

МАКСИМ:
А у вас какая система?

СТАСЬ:
Ну, «эм икс двадцать семь».

МАКСИМ
(признается):
Вообще-то, полевую технику я толком не знаю. У меня по орбитальной специализация. Ты, может, у своего командира спроси? Он на полевых станциях собаку съел, он их-то и программировал...

СТАСЬ:
Ты что, ненормальный? Он сразу скажет, какой я специалист.

МАКСИМ
(подумав):
Это точно. Или вообще запишут, что ничего тут не было и всё это тебе приснилось. Стажировку завалишь - и фамилию не спросят! Скажут - галлюцинации.

Стася передергивает, как от удара электрическим током.

СТАСЬ
Галлюцинации... Да, ага, Макс, ну, будь здоров...

Он выключает связь и некоторое время сидит молча.

Снова слышен негромкий звук.
Стась прислушивается.
Будто ящерица пробежала. Коготки - по пластику пола.

СТАСЬ
(оглядывается):
Ни-че-го.

Раздается щелчок, Стась снова вздрагивает, едва не свалившись с рабочего кресла.
Сейчас же становится слышен звук льющейся воды.
Потом на несколько секунд наступает тишина.
Стась осторожно, стараясь не шевелиться, покашливает.
Тишина нарушается: бьется в паутине муха, бормочут голоса.
Стась вытирает мгновенно вспотевший лоб.

СТАСЬ:
Надо полагать, скоро начнутся видения.

Где-то в глубине станции плачет ребенок.

Стась смотрит вдоль пустого коридора.
Проверяет себя, затыкая уши.
Отняв руки от головы, он обнаруживает, что плач прекратился. Зато снова где-то жужжит муха.
Стась замирает: за его спиной раздается женский голос, слабый, но, впрочем, совершенно внятный.

ГОЛОС МАРИ:
Шу-ра.. Я ничего не вижу... Шу-ра...

Снова плачет ребенок.

СТАСЬ
(нарочито громко):
Ах вот как?!

Ругаясь и чертыхаясь, он ходит по станции: надевает куртку, собирает инструменты. Шумно выдвигает ящики, громыхает приборами...
Он громко разговаривает вслух.

СТАСЬ:
Всё, друг мой Стась! Накрылся астронавт! Месяца не прошло!.. Психически неуравновешенный тип... Называется: крыша поехала! Отправят тебя, любезный, к добрым врачам, и будут они тебя лечи-ить... В санаториях…

Внезапное злое вдохновение возвращает его к жизни. Он кричит в пустые отсеки.

СТАСЬ:
Врешь!!! Не возьмешь! Не такое видали! Два месяца в сурдокамере! Еще не вечер!

Он втыкает в уши микронаушники и делает несколько па какого-то чудовищного танца. Ритмично подергиваясь под звуки «забойной» музыки, он выходит из рубки.
В пустой рубке тихо поют приборы.
Где-то плачет ребенок...


У СТАНЦИИ. НАТУРА.

У открытой створки шлюза Стась работает с утроенным вдохновением. Рядом валяются крышки капотов, инструменты, шланги, провода...

СТАСЬ:
Вот так! Я тебя, старикашечку моего, вылечу, на ноги поставлю. Будешь у меня как новенький!

Его работу нарушает негромкий низкий голос.

ГОЛОС АЛЕКСАНДРА:
Где ты? Здесь еще кто-то есть.

ГОЛОС МАРИ.
Шура, помоги... Ты где?

Стась замирает. Лоб его покрывается капельками пота.
Снова плачет ребенок, слышен звон разбитого стекла, скрежет металла…

ГОЛОС МАРИ.
Шура!.. Шура! Как больно, боже мой!

Рука Стася тянется к пневмоклапану.
Побелевшими от усилия пальцами он открывает кран.
Вбок с ревом и свистом вырывается мощная струя сжатого воздуха.
Далеко разлетаются кожухи капотов, инструменты, куртка Стася.
Впечатление, что здесь произошел взрыв...


РУБКА. ПАВИЛЬОН. КОНЕЦ ДНЯ.

КОМОВ
Хорошо, Станислав. Рассказывайте, что тут у вас происходит.

У Стася пересохло в горле, он никак не может сглотнуть.

СТАСЬ:
Я... У меня... Ни-ничего и вообще... Ген-Геннадий Комович... Ком Геннадьевич... Простите, Геннадий Юрьевич, всё в порядке.

Комов молчит.

СТАСЬ:
Прошу прощения, задумался. (Вдруг спохватившись). Да что вы, Геннадий Юрьевич! Я сижу битый месяц - ни одного суслика на всей планете! Хоть бы мышка пробежала! Ну, прозевал я ваш вездеход! В самом деле!..

КОМОВ
(сухо):
Хорошо, Станислав. Успокойтесь. Экспедиция заканчивается. Как будто. Давайте потерпим. Дня два.

ЯКОВ:
Все, друзья мои. Всем ужинать. Стасик, что у нас на ужин?

СТАСЬ
(обескураженно):
Э-ээ…

ЯКОВ:
Хорошо, все умываемся, до встречи в кают-компании!
 

КАЮТА СТАСЯ. НОЧЬ.

Титр:

14 сентября 262 года, 22 часа 30 минут бортового времени.

Стась спит как убитый.


У СТАНЦИИ. НАТУРА. УТРО.

Титр:

15 сентября 262 года, 7 часов бортового времени.

Солнце еще не поднялось, но уже совсем светло и очень холодно.
Стась в легком спортивном трико делает зарядку у входного шлюза: изо всех сил размахивает руками, приседает – видно, что спешит поскорее отделаться от гимнастики и вернуться на станцию.

Со стороны, не замеченный Стасем, подходит Комов.
Идет он против обыкновения неторопливо, словно бы задумавшись, и в рассеянности похлопывает себя по ноге какой-то веточкой.

КОМОВ:
Здравствуйте, Станислав.

СТАСЬ:
Добб-брое утро, Геннадий Юрьевич.

Стась намеревается нырнуть в люк, но Комов останавливает его вопросом.

КОМОВ:
Скажите, Попов, когда вы остаетесь здесь один, вы отлучаетесь куда-нибудь от корабля?

СТАСЬ:
То есть?

КОМОВ
(глядя в сторону, не в глаза Стасю):
То есть ходите вы куда-нибудь? К болоту, например, или к сопкам...

СТАСЬ:
(обхватив руками плечи и приплясывая на месте):
Нет. У меня и так времени не хватает. Не до прогулок.

КОМОВ
(заметив, что Стасю холодно, указывает ему веточкой на люк):
Прошу вас. Холодно.


ШЛЮЗ СТАНЦИИ. ПАВИЛЬОН.

КОМОВ
(глядя Стасю в глаза):
Боюсь, что вы неправильно меня поняли, Попов. Я не собираюсь вмешиваться в вашу работу. Просто у меня возникли кое-какие недоумения, и я обратился к вам, поскольку вы – единственный человек, который их может разрешить. Что у вас случилось?

СТАСЬ
Н-ну… Просто вчера у меня система немножко барахлила.

КОМОВ:
А какого рода была неполадка?

СТАСЬ
(смутившись):
Н-ну… Самопроизвольные включения, ерунда там…

КОМОВ
(как бы про себя):
Спасибо, Станислав, вы мне очень помогли.


КАЮТ-КОМПАНИЯ. ПАВИЛЬОН. УТРО.

Титр:

15 сентября 262 года, 7 часов 30 минут бортового времени.

Экипаж завтракает.
Комов сидит, глядя перед собой. Еду свою он обильно посыпает солью. Посыплет, попробует и рассеянно спровадит тарелку в мусоропровод. Горчицу путает с маслом. Намажет сладкий гренок, попробует и рассеянно спровадит вслед за тарелкой.

КОМОВ
(отложив гренок, сухо):
Скажите, Майя, все ли время вы с Яковом Борисовичем на съемке местности ходите вдвоем? Или иногда расстаетесь?

Яков занят своими мыслями.

МАЙКА:
Н-уу… А какое это вообще имеет значение?

Комов вдруг нервно озирается, вскакивает, выбегает в коридор.

Майка и Стась недоуменно переглядываются.

СТАСЬ:
Че это он?

МАЙКА:
Ты у меня спрашиваешь?

Все завтракают. Спустя некоторое время Комов возвращается как ни в чем не бывало. И снова принимается мазать гренки горчицей.

Яков, посмотрев на это несколько секунд, убирает от него злосчастную горчицу на другой конец стола.

Майка нервничает. Глядит в тарелку и не улыбается никому на протяжении всего завтрака.


У СТАНЦИИ. НАТУРА. УТРО.

Титр:

15 сентября 262 года, 8 часов 27 минут бортового времени.

ЯКОВ
(из кабины глайдера):
Так. Экипаж, все на местах?

КОМОВ и МАЙКА
(вместе):
Все!

ЯКОВ
Вперед!..

Стась смотрит вслед удаляющемуся глайдеру с экипажем. Поворачивается к станции.
 

РУБКА. ИНТЕРЬЕР. УТРО.

Стась у обзорных экранов занимается привычной работой.
Неподвижно стоит аквариум, рыбки спокойно плавают.
Вдруг за спиной Стася снова падает шахматная фигура.
Долго качается на шахматной доске из стороны в сторону.
Стась смотрит на нее, лицо его покрывается испариной.
Вдруг помещения станции заполняет грохот, металлический дребезг, звон разбитого стекла.
Стась, совладав с собой, начинает лихорадочно нажимать какие-то кнопки на пульте.
Так же внезапно наступает тишина.

Стась отправляется по станции – найти источник звука.
В рубке в его отсутствие ничего не происходит.
Лишь рыбки в аквариуме заметались – и вдруг затихли.

Стась входит в рубку и замирает на пороге.
Посреди рубки лежит на полу золотая рыбка из аквариума, бьет хвостом.
Стась медленно берет ее в руки и подходит к аквариуму.
Крышка аквариума заперта с помощью хитрых защелок.
С большим трудом, одной - свободной – рукой он открывает тяжелую крышку аквариума и запускает внутрь рыбку.
Рыбка присоединяется к другим и непринужденно плавает за толстым стеклом.


Титр:

15 сентября 262 года, 18 часов 39 минут бортового времени.

Когда экипаж возвращается, станция ходит ходуном от «хард-рока».
Стась сидит у главного пульта, склонившись над записями.
Комов и Яков о чем-то разговаривают, перекрикивая музыку, потом Яков подходит к Стасю и кладет руку на его плечо.
Стась взлетает, будто под ним разорвалась бомба.
Он лихорадочно ищет, потом, наконец, находит пультик с кнопочками. Выключает звук.

КОМОВ
(в наступившей тишине, сухо):
Станислав. Наберите мне текст.

Тут только Стась замечает суровые выражения лиц экипажа.
Майка что-то разглядывает на потолке...

КОМОВ:
Эр-семь - базе. Экстренно. В квадрате сто два обнаружен потерпевший крушение земной космический корабль типа малый разведчик. Регистрационный номер... Майя! Дайте Попову номер, вы записывали...

ЯКОВ
(автоматически, наизусть, не глядя ни в записки, ни куда-либо еще):
Восемьсот сорок четыре дробь триста; дельта эпсилон девятнадцать джей эй кей.

Комов резко поднимает голову - и пристально, даже пронзительно смотрит на Якова.

Майка взглядывает ошеломленно на него и машинально кладет на пульт перед Стасем листок с цифрами.
Стась замечает, что на потолок она смотрит лишь для того, чтобы не показать, что у нее на глазах слезы...

КОМОВ
(откашливается, старается быть непринужденным):
Так. Дальше. В корабле останки двух человек, предположительно мужчины и женщины. Бортжурнал стерт.

СТАСЬ
(не веря, вместе с креслом поворачивается от пульта к Комову):
Что?!

КОМОВ
(холодно):
Стёрт. Уничтожен. Повернитесь к рабочему месту. Пишите дальше. Корабль разрушен. Результаты экспертизы сообщу дополнительно. Комов.

Некоторое время все молчат.

ЯКОВ
(ни к кому конкретно не обращаясь):
Вот так, Стась. И такое бывает.

КОМОВ:
Как ты думаешь, командир, когда произошла авария?

ЯКОВ
(сразу, не задумываясь):
Тридцать один год назад.

КОМОВ
(с нажимом):
Откуда ты знаешь?

Яков медлит с ответом, почему-то смешавшись, он начинает что-то искать в карманах комбинезона.
Комов продолжает смотреть на него, взгляд его делается пронзительным.

СТАСЬ:
Вы говорите, их двое там было?

Комов кивает, вероятно, в ответ своим мыслям.

СТАСЬ:
А их точно было двое?

МАЙКА
(взрывается):
Двое! Двое их было! Да, двое! Коряга ты бесчувственная!

СТАСЬ
(пытаясь остановить ее):
Майка, Майка, постой!

МАЙКА:
Сидит тут, рассуждает, сколько лет прошло, сколько их там было, кстати это или некстати, почему их двое, а не трое, не семеро!... У них все кости переломаны... Но они еще жили...

Пряча лицо в руках, она выбегает прочь.

Яков провожает ее взглядом.

КОМОВ:
Всё это трагично конечно...

Звучит сигнал о получении сообщения.

СТАСЬ
(читает):
Для «эр-семь». Экстренная. Нуль связь. Комову. Обнаруженный вами корабль есть экспедиционный звездолет «Пилигрим». Отбыл 12 января 231 года в район двойной звезды «ЕН 26345». В 233 году связь потеряна. Экипаж: Семёнова Мария-Луиза и Семёнов Александр Павлович. Архив.

Яков поднимается с места за спинами Комова и Стася. Двумя руками он берется за горло, словно стремясь то ли справиться со спазмом, то ли побороть внезапное рыдание… Впрочем, ему удается справиться с собой.

ЯКОВ
(вынимая из принтера листок с фотографиями):
Я… Я знал этих ребят...

Молчит несколько секунд. Все смотрят на него.

ЯКОВ:
Мари очень красивая была, за ней весь поток ухаживал... А она его вот выбрала... Отчаянные были ребята. И Шура любил ее... Шура любил...

СТАСЬ
(ошеломленно):
Шура? Вы говорите, его звали Шура?!

Вода в аквариуме внезапно идет мелкой рябью.


Титр:

15 сентября 262 года, 20 часов 39 минут бортового времени.

КАЮТ-КОМПАНИЯ. ПАВИЛЬОН. ВЕЧЕР.

Ужин.
Майка ковыряется с задумчивым видом в тарелке.
Комов сидит неподвижно.
Яков смотрит перед собой.
Стась не притрагивается к еде.

КОМОВ
(себе):
Почему все-таки он уничтожил бортжурнал?

СТАСЬ
(встрепенувшись):
Кто?

ЯКОВ
(через паузу):
Инструкция такая была... Давно. Я еще был курсантом. Несколько десятилетий она продержалась, потом ее отменили. В случае контакта уничтожить память компьютеров. Стереть все следы, которые могли бы привести к Земле.

СТАСЬ:
А как же возвращаться?

ЯКОВ:
Никак. Стасик, ты еще мальчик, прости. И ты, Гена, ты не межпланетник, ты - ученый прежде всего... А что тут скажешь? Боялись. Боялись сверхцивилизации, которая, обнаружив один корабль, найдет по его следу Землю. И нападет... Нажать ту кнопку - уже значило; не вернуться никогда...

СТАСЬ:
А сейчас?

ЯКОВ:
Сейчас эту инструкцию отменили.

КОМОВ
(равнодушно):
Семёновым еще повезло: они быстро умерли.

МАЙКА
(резко):
Как это повезло? Мы бы их сейчас нашли: они жили бы себе в корабле и ждали бы кого-нибудь...

КОМОВ
(с нажимом):
Они бы просто сошли с ума. Не так ли, Стась?

СТАСЬ:
Да что вы в самом деле? Чуть что - сразу Стась! Нашли тоже сумасшедшего...

Он резко вскакивает и выходит из кают-компании, хлопнув дверью.
Дверь приотворяется вслед за ним и вновь закрывается.
Сама.
Этого никто не видит.

КОМОВ
(Якову):
Что-то тут происходит. Не пойму только, что именно.

Майка недоуменно поднимает к нему лицо. Повисает пауза.

ЯКОВ:
Ладно. Всем отдыхать. Первый катер ждем к посадке послезавтра в четыре тридцать бортового времени.


КАЮТА МАЙКИ. ПАВИЛЬОН. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

Титр:

15 сентября 262 года, 23 часа 30 минут бортового времени.

Посреди каюты мерцает разноцветными переливами объемная карта-голограмма, изображающая фрагмент рельефа местности.
Каюта заставлена террариумами, аквариумами, садками с растениями.
В прозрачных кюветах шевелятся белые мыши, ящерицы, лягушки...
На полке среди книжек и коробок с кассетами сидит смешной игрушечный медвежонок-коала с карманом на животе.
Майка со стаканом сока сидит у карты, Стась стоит в стороне и демонстративно листает книжку, поглядывая украдкой на Майку.

СТАСЬ
(долго собирается с силами, потом внезапно говорит, влюбленно глядя на нее):
Майка, я давно хотел тебе сказать. Ты знаешь, мы с тобой в этой… экспедиции… уже давно… И я с первого дня… хотел тебе сказать…

МАЙКА
(не слушая и не глядя):
Знаешь, Стася, все это неспроста.

СТАСЬ
(обиженно):
Никакая я тебе не Стася, просил же...

Сбившись с мысли, он некоторое время собирается с силами продолжить свое признание. Откладывает книжку, снова берет в руки.

СТАСЬ:
А что, собственно, неспроста?

МАЙКА
(показывает стаканом сока вокруг себя):
Все! И корабль этот разбился не случайно, и нашли мы его не случайно...

Стась переворачивает страницу, и из книжки выпадает на пол несколько фотографий. С одной смотрит красивая молодая женщина.

СТАСЬ
(справившись с собой, решает отложить признание до лучших времен):
Ух ты! А кто это? Познакомь, а?

МАЙКА:
Ой, Стасик! Какой молодец, что нашел! Я их совсем потеряла! Дай!

Стась поднимает снимки с пола, прячет их за спину, игриво заговаривает с Майкой.

СТАСЬ:
А ты познакомишь?

МАЙКА:
Дурачок, это моя мама. Лет пятнадцать назад. Давай уже!

Стась, возвращая Майке фотографии одну за другой, разглядывает их.

СТАСЬ:
Красивая женщина. Смотри, а это - ты! Точно?

На фотографии женщина держит на руках девочку лет шести.
Изображение девочки повторяется на разных фото в вариациях. С папой и мамой. На качелях. В лесу. На размалеванной карусели в парке...

МАЙКА
(полушутя):
Ну Стаська, отдай! Это нескромно! Ты некрасиво себя ведешь! Это личное!..

СТАСЬ
(дразнит):
Зачем это тебе? Ну ладно, по одной. На - вот эту, на - вторую. За маму. За папу...

МАЙКА
(вдруг то ли всхлипнув, то ли смеясь - она никак не может отнять у него снимки):
Дурак какой! Дай сюда!

СТАСЬ:
А вот и нет! Уй-юй-юй! Какая халёсенькая! А вот наш па-апочка, да?

МАЙКА
(резко):
Дай сюда! Их нет уже, не знаешь, что ли! Дурак стоеросовый! Шут. Вся экспедиция не вернулась, по телевизору только об этом и говорили! Это мне папа распечатал и подарил. Перед стартом. Перед их стартом...

СТАСЬ
(опешив):
Прости... Какой телевизор, с ума сошла?.. Мне самому тогда было-то лет пять... Или шесть... Прости...

Протягивает ей фотографии. Одна из них снова планирует на пол.
Стась поднимает ее.
На фото изображена та же самая девочка - Майка в детстве.
Она стоит во весь рост, одна, причем совсем голенькая, на белом песке живописного дикого пляжа какого-то тропического атолла - близко видна линия лазурного в барашках прибоя, поодаль торчат пальмы, кажущиеся суставчатыми...

СТАСЬ
(пытаясь ликвидировать неловкость):
Ой какая преле-е-есть! Ой, какие мы славненькие!

МАЙКА
(подыгрывает ему; завязывается борьба вокруг фотографии):
Отдай сюда, бесстыдник! Балбес! Морда бессовестная! Будет сейчас пялиться на маленьких девочек!

Стась, прежде чем вернуть фотографию, картинно разглядывает ее, отворачиваясь от Майки, так же картинно сравнивает ее с «оригиналом».

СТАСЬ:
Хорошенькая какая, а! И фотка классная! Смотри, песок какой белый - прямо как снег! Майка, а это правда - ты? А сличить можно, а? Покажи-ка вот это место...

МАЙКА
(шутя лупит его по руке):
Руками не трогать! Сейчас по физиономии получишь.

СТАСЬ:
Да ты и сейчас ничего. Хорошо сохранилась. Ладно, поверим на слово.

Возвращает снимок.

МАЙКА
(со вздохом убирает фотографии, переводит тему, возвращаясь к карте-голограмме):
Между прочим, вот здесь вот еще позавчера не было никакого корабля. Я, между прочим, сама делала съемку местности! Не было тут этого корабля! Не было!

Повисает пауза.

СТАСЬ
(недоуменно смотрит на Майку, поеживается):
То есть?

МАЙКА:
Или он был спрятан.

СТАСЬ
(напряженно усмехается):
Ну, ты даешь! «не было»! «спрятан»... Откуда же он взялся - махина весит восемьсот тонн, искореженный весь, вон мхом весь порос... Как его спрячешь? Ты, наверное, просто квадраты перепутала!..

МАЙКА:
Не путала я квадраты, понял! И вообще...

Некоторое время она расхаживает по каюте.

МАЙКА:
Чует мое сердце - провалится тут все. Вся затея эта... С великим переселением народов... И проект этот лопнет как мыльный пузырь...

СТАСЬ:
Ну, это ты брось!.. Весь проект... Это тебе не шутка - переселить целый народ с одной планеты на другую!..

МАЙКА:
Не переселить, Стасик. А занять чужую землю. Прогнать хозяев. Мы тут завоеватели. Оккупанты! Всё это, если хочешь... Это… это… экспансия, вот что это всё!

СТАСЬ:
Да ты что?! Какая тут к черту экспансия?! Скажешь тоже!.. Планета пустая! Она - ничья! Никакие мы не завоеватели! Мы, если хочешь, первооткрыватели!

МАЙКА:
А если мы их…  не заметили?

СТАСЬ
(осторожно):
Кого - их?

МАЙКА:
Ну - хозяев!.. Может, они микроскопические... Откуда нам знать?.. Или наоборот - гигантские...

Стась нервно ёжится.
Майка поднимается и берет в руки полотенце.

СТАСЬ
(картинно, стараясь скрыть охватившее его смятение):
Майка. У тебя, кажется, с головой не все в порядке. Из-за этого недоразумения с координатами ты совсем с ума сошла... В душ вон сходи. Правильно, охолонись!

МАЙКА:
Стасик! Большинство работников здесь - мальки вроде тебя. Или меня. Стажёры... Вон, Комов говорит: ну, ошиблась девочка, градус туда - градус сюда - невелика печаль... Приедут специалисты, разберутся...

Некоторое время она молчит. Потом начинает машинально развязывать пояс халата, но вдруг спохватывается, что рядом Стась.

МАЙКА
(снова запахнув халат):
Ты прав, схожу я в душ, а то что-то совсем муторно... Иди уже...

СТАСЬ
(нервно сглатывает, потом продолжает нарочито бодро):
Давай-давай! Искупайся...

МАЙКА
(в дверях душевой, внезапно оглянувшись):
А сам он не чувствует - жизни на планете нет!.. Ну, понятно, они - старые волки, все в шрамах... У них чутье на опасность - реальную, физическую... Но вот на это... (щелкает пальцами в воздухе) Что-то тут не то... Корявые деревца, чахлая травка... Запах смерти, понимаешь? Даже хуже того - запах бывшей жизни.

Она вдруг как-то слишком внимательно смотрит на Стася.
Стась под ее взглядом медленно отступает к двери.

СТАСЬ
(как можно более непринужденно):
Ну, я пойду!..

Он аккуратно открывает дверь и выходит прочь.


У СТАНЦИИ. НАТУРА. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

Титр:

15 сентября 262 года, 23 часа 50 минут бортового времени.

Снаружи, возле входного шлюза станции, морозно. Прожекторы станции выхватывают из пространства бесформенные куски заиндевелого грунта, поблескивающие в черноте. Стась выходит наружу и некоторое время бродит бесцельно.
Он прогуливается, бездумно пиная камешки носком ботинка.
Ярко светят звезды. Морозно.
Стась поворачивается к станции и, поежившись от холода, решает вернуться.
От станции доносятся голоса.
Стась прислушивается.
Слышен разговор Майки и Якова.
Стась настораживается, заметив в разговоре нечто подозрительное.

ГОЛОС ЯКОВА:
Один планетарный двигатель у них уцелел, иначе они не смогли бы маневрировать...

ГОЛОС МАЙКИ:
Нет, Геннадий Юрьевич, не менее десяти-пятнадцати лет…

ГОЛОС ЯКОВА:
Как ты думаешь, Гена, что это такое?

ГОЛОС МАЙКИ:
Что, Стась?

ГОЛОС ЯКОВА:
Я бы сказал, Гена, что это игрушка.

ГОЛОС МАЙКИ:
Я бы тоже так сказала, Стасик. Но зачем?

Отчетливо слышно, как срабатывает автоматическая дверь шлюза, и Стась остается в тишине.
Охваченный смутным беспокойством, он бежит к станции.


КАЮТА МАЙКИ. ПАВИЛЬОН. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

Стась входит к Майке. В ее каюте всё по-прежнему. Стась деликатно кашляет, постояв немного в дверях. Майка выходит из душа в халате, вытирая мокрые волосы полотенцем.

МАЙКА:
Ты чего?

СТАСЬ:
Просто так зашел. Что там за игрушки? Нагулялась?

МАЙКА
(завязывая полотенце на затылке):
Тебе что, нездоровится? Какое гулянье!..

Стась смотрит по сторонам: недопитый Майкин сок по-прежнему стоит у голограммы местности, на голове у Майки полотенце, и волосы еще мокрые, даже тоненькая полоска от пробежавшей капельки воды тянется из-за уха к ключице.

СТАСЬ
(машинально):
В д-душе б-была?..

МАЙКА
(не глядя):
Ну, ты как с луны свалился.

С полки за ее спиной медленно планирует на стол уже знакомый нам снимок с голенькой девочкой на пляже.

СТАСЬ
(хрипло):
Я п-пойду...

Он ощупью находит дверь за спиной и почти в обмороке вываливается в коридор.


КАЮТА СТАСЯ. ПАВИЛЬОН. НОЧЬ.

У себя в каюте Стась ничком валится на постель и лупит кулаками по подушке.

СТАСЬ:
Всё!.. Кранты!.. Придется рассказать... Всё... Домой... Отправят... Накрылся... Астронавт... Хренов...

Он поднимается и, покачиваясь, подходит к аптечке на переборке. Отправляет в рот две капсулы снотворного. Валится лицом к стене на койку. Его потряхивает.


КАЮТА ЯКОВА. ПАВИЛЬОН. НОЧЬ.

В каюте Якова полумрак. Комов и Яков сидят за столиком.
Яков разливает коньяк в две медицинские мензурки.
Комов просматривает корреспонденцию.

ЯКОВ
(тщательно подбирая слова):
Видишь ли... Все мы ее любили. Она красавица была, да... А потом они улетели. Открывать новые планеты. В свободный поиск... Мы все их провожали...

КОМОВ:
И мы. Я помню это...

ЯКОВ:
И ведь ты знаешь, в чем парадокс... Любой астронавт и сегодня, не задумываясь, отдаст свою жизнь ради контакта. Ради контакта с чужим разумом.

КОМОВ
(сгребая в руку листки с сообщениями):
Ты уж мне-то так сильно не рассказывай. Грешным делом, я, чтобы найти этот чертов контакт, жизнь положил. Прости уж «высокий штиль». Контакт - это моя профессия.

ЯКОВ:
Не кипятись. Я говорю как летчик, как простой пилот. Стартовать в свободный поиск уже значило: не вернуться никогда... И тем более - тридцать лет назад...

Комов, поднимая рюмку, в свободной руке держит листки с сообщениями, просматривает их и бросает по одному на стол.

ЯКОВ
(глядя перед собой):
Весна уходит, плачут птицы... Глаза у рыб полны слезами...

Внезапно Комов резко меняется в лице.

ЯКОВ
(замолкает на полуслове):
Что случилось, Геннадий?

Комов протягивает Якову листок.
На листке написано:
ЭКСТРЕННО. ЗЕМЛЯ. КОМИССИЯ ПО КОНТАКТАМ - БАЗЕ «КОВЧЕГ». НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЬ ВСЕ РАБОТЫ ПО ПРОЕКТУ. ПОДГОТОВИТЬ ЭВАКУАЦИЮ ВСЕХ СТАНЦИЙ ПЛАНЕТЫ.
Яков поднимает глаза к Комову.

КОМОВ:
Ты дальше читай. И внимательно.

ЯКОВ
(читает вслух):
Ответственным назначается представитель КОМКОНА Комов. Район станции «эр-семь» объявляю зоной предполагаемого контакта с неизвестной цивилизацией. Подпись: Горбовский.


КАЮТА МАЙКИ. ПАВИЛЬОН. НОЧЬ.

Полумрак.
Майка устраивается спать.
Камера движется самостоятельно, наблюдает за Майкой.
Майка чувствует это, оглядывается.
На стол с полки падает игрушечный медвежонок-коала и долго покачивается из стороны в сторону.
Майка поднимает мишку, не заметив, как из кармана на его животе выпадают, разлетаясь по полу, маленькие бесформенные листочки, обрывки, по-видимому, фотографии. Она усаживает его на место, идет в постель.
Камера пристально, в деталях, наблюдает, как Майка переодевается ко сну.
Подробно изучает лежащий на столе снимок с голенькой девочкой на пляже тропического атолла.
Майка оглядывается, нервно поеживается, забирается под одеяло. Но вдруг замечает обрывки фотографии, разлетевшиеся по полу, тут же выбирается из-под одеяла, собирает их и водворяет на место, в карман медвежонка.
Дверь каюты за ее спиной медленно открывается - и снова бесшумно закрывается.
Сама.


КАЮТА СТАСЯ. ПАВИЛЬОН. НОЧЬ.

Стась спит беспокойно.
Его мучают голоса, звуки: Комов спорит с Яковом, какая-то женщина просит какого-то Шуру о помощи.
Бегают ящерицы, жужжат мухи...
Стась рывком садится на постели.
В полумраке каюты стоит маленький человечек. Фигура его неразборчива, размыта.
Стась, уже ничему не удивляясь, протягивает руку вперед.
Рука проходит сквозь человечка, он медленно растворяется в воздухе. Стась обречённо заваливается в кровать и закрывает глаза.


Титр:

16 сентября 262 года, 7 часов 50 минут бортового времени.

КАЮТ-КОМПАНИЯ. ПАВИЛЬОН. УТРО.

Завтрак.
Стась приходит к столу позже всех.

СТАСЬ:
Простите... Доброе утро...

Боком он пробирается на свое место и берет, пряча глаза, свой стакан с соком.
Повисает пауза.
Стась смотрит в стол.
Майка с любопытством поглядывает на него.
Комов глядит перед собой и крошит на стол печенье.

ЯКОВ
(намазывая галету маслом, обращаясь ко всем сразу):
Во все времена было весьма полезно устраивать разгрузочные дни, друзья мои. Все религии мира предусматривали так называемый пост. И был просто пост, и был великий пост. Во время поста даже масло нельзя было употреблять, только растительное, его в связи с этим так и называли - постное масло. Так было всегда: люди умели блюсти обычаи, и это было им нужно не только ради преклонения перед господом, но и с медицинской точки зрения.
(Не меняя интонации)
Гена, ты скажешь что-нибудь экипажу, или так и будешь сидеть?

Вместо ответа Комов издает странный гортанный звук.
Он сидит, сжав столешницу так, что белеют костяшки пальцев, и глядит в противоположную стену.
Все поворачиваются в направлении его взгляда.
У переборки стоит маленький человечек.
Совершенно голый.
Секунду спустя фигурка человечка начинает колыхаться и блекнуть.

КОМОВ
(показывает в противоположную сторону):
Да вот же он! Вот он!

Там замер такой же человечек.
Майка бросается прямо на него и пролетает насквозь.
Маленькая фигурка, принявшая цвет стен кают-компании, успевает промелькнуть в проеме двери.

Слышен звук сработавшего шлюза.
Стась бросается вдогонку.
Сбив Комова с ног, он перепрыгивает через него, падает сам, половину коридора пролетает на четвереньках.
Все кричат, позади Стася летит сломя голову Майка.

КОМОВ
(кричит):
Стойте! Не трогать его!!!

Но его не слышат.


У СТАНЦИИ. НАТУРА. УТРО.

Выбежав наружу, Стась и Майка видят маленький силуэт, который во все лопатки лупит прочь от станции.
Стась бросается в погоню и начинает постепенно настигать человечка. Абориген оглядывается, оценивая обстановку, и останавливается. Стась уже почти догоняет его, как вдруг тот садится на корточки и делает кувырок вперед.
Потом другой, третий...
Постепенно набирая скорость, он начинает катиться, словно колесо, оторвавшееся от машины.
Стась останавливается как вкопанный.
На него сзади налетает Майка.

МАЙКА:
Вот это да!..

По низким холмам катится вдаль человечек, превратившийся в «перекати-поле»...
Издалека видна станция и стоящие неподалеку Стась и Майка.
Несколько секунд они вглядываются в мутные клубы тумана.

МАЙКА
(вытирая лоб):
Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел...

СТАСЬ:
А от тебя, квартирьер, и подавно уйду.

Он смотрит в сторону станции.
Маленькие фигурки Комова и Вандерхузе темнеют рядом со шлюзом.

СТАСЬ:
Так. Дураки, значит, бегали, а умные, сами понимаете, стояли и смотрели.

МАЙКА
(глядя в направлении станции):
А ничего себе пробежечка получилась. Километра три, не меньше, как вы полагаете, капитан?

СТАСЬ:
Согласен с вами, боцман!

МАЙКА:
Слушай. А может быть, это все нам почудилось? Может, это коллективная галлюцинация?

Стась сгребает ее за плечи.
Чувство любви, свободы, здоровья, восторга, ощущение огромных сияющих перспектив с новой силой взрывается в нем.

СТАСЬ:
Что ты в этом понимаешь, салажка! Что ты понимаешь в галлюцинациях! И не надо тебе ничего понимать! Живи счастливо и ни о чем таком не задумывайся!

Майка растерянно хлопает глазами, пытаясь вырваться, а Стась, встряхнув ее напоследок хорошенько, обхватывает за плечи и тащит к станции.

МАЙКА
(ошеломленно):
Подожди. Что ты, в самом деле... Да отпусти ты меня, что за телячьи нежности?

СТАСЬ:
Идем, идем. Идем! Сейчас нам великий ученый Геннадий Комов вломит по первое число, чует мое сердце, что зря мы эту беготню устроили, не надо было нам ее устраивать...

МАЙКА
(рывком освобождается):
Нет. Этого я не понимаю.

СТАСЬ
(радостно):
И не надо. Комов нам все объяснит. Сначала выволочку даст, ведь мы ему контакт сорвали, а потом все-таки объяснит...

МАЙКА:
Слушай, холодно! Бежим?

СТАСЬ:
Бежим!

Бегут к станции.

МАЙКА
(на бегу):
Стаська! А может быть, это пантианин, ну, из тех, которых мы переселять должны?

СТАСЬ
(удивленно):
Откуда?

МАЙКА:
Ну... Мало ли откуда... Мы же не знаем всех деталей проекта. Может, переброска уже началась.

СТАСЬ:
Да нет!.. Не похож он на пантианина. Пантиане рослые, краснокожие... Потом они одеты, елки-палки, а этот совсем голый!


ВНУТРИ ШЛЮЗА СТАНЦИИ. ПАВИЛЬОН.

МАЙКА
(растирая озябшие плечи):
Бр-р-р! Ну, что, пойдем фитиль получать?

СТАСЬ:
Полуметровый.

МАЙКА:
Хорошо смазанный!..

СТАСЬ:
Семьдесят пять миллиметров в диаметре.

Они крадучись пробираются в рубку, но остаться незамеченными им не удается.


РУБКА. ПАВИЛЬОН. УТРО.

Их ждут.
Комов расхаживает по рубке, заложив руки за спину, а Яков Вандерхузе, глядя в пространство и выпятив челюсть, наматывает свои бакенбарды: правый на указательный палец правой руки, а левый - на палец левой.
Увидев ребят, Комов останавливается, но Майка не дает ему заговорить.

МАЙКА
(деловито):
Ушел. Ушел прямо через трясину, причем совершенно необычным способом...

КОМОВ
(спокойно):
Помолчите. Сядьте. Все.

Он садится сам и обращается прямо к Стасю.

КОМОВ
Я вас слушаю, Станислав. Рассказывайте всё. До мельчайших подробностей.


Титр:

16 сентября 262 года, 8 часов бортового времени.

КАЮТ-КОМПАНИЯ. ПАВИЛЬОН. УТРО.

Экипаж завтракает.

КОМОВ
(азартно, с блеском в глазах):
А вы уверены, Станислав, что это плакал ребенок?

СТАСЬ:
Конечно. Годовалый, наверное...

Яков медленно поворачивает голову и смотрит на Стася то ли с удивлением, то ли с недоумением.

МАЙКА:
И ты все это вытерпел! Бедный Стасик!..

КОМОВ:
Погодите.

Он вытирает рот салфеткой, прижимает указательный палец к верхней губе и, выпучив глаза, очень достоверно лает по-собачьи.

КОМОВ:
Как вы думаете, что это было?

СТАСЬ
(стараясь не рассмеяться):
Ну, собачий лай.

МАЙКА:
Хи-хи...

КОМОВ:
Я произнес фразу на одном из наречий Леониды. Может быть, то, что вы слышали, Стась, было попросту речью аборигенов?

МАЙКА:
А наши голоса, которые он слышал на улице?

КОМОВ:
Наверное, аборигены были свидетелями аварии «Пилигрима» и просто воспроизводят звуки, которые слышали.

Все переглядываются.

КОМОВ
(потирая руки, весело):
Вместе с тем, абориген необыкновенно близок к человеку. Нечеловеку в станцию просто не войти, перед ним не раскроются двери шлюза.

Яков, словно поперхнувшись, замирает у стола. Двумя руками хватает себя за виски, отворачивается.
Экипаж этого не замечает, лишь Комов коротко взглядывает на Якова, уже открывает рот, чтобы спросить его о чем-то. Но его перебивает Майка.

МАЙКА:
Значит проекту «Ковчег» - конец?

КОМОВ:
Ничего не поделаешь. Планета занята. Грош, конечно, цена нам как разведчикам...

Несколько секунд все молчат.

КОМОВ
(вдруг):
Весьма занимательная деталь. Вчера нами получено сообщение с Земли, которое вы, Станислав, среди своих, извините, галлюцинаций, даже не заметили.
Читаю:
«Экстренно. Земля. Центр. Комиссия по контактам. Немедленно прекратить все работы по проекту. Подготовить срочную эвакуацию всех станций планеты». И - обратите внимание! - дополнительное сообщение. «Представителю КОМКОНА Комову». То есть мне. «Объявляю район «эр-семь» зоной возможного контакта с неизвестной цивилизацией. Ответственным назначаетесь вы. Подпись: Горбовский». Всё.

Некоторое время все молчат.

КОМОВ
(потирая руки):
Я не совсем точно выразился. Это не занимательная деталь. Это загадочная деталь. Неужели вы не понимаете, молодежь?

МАЙКА
(помедлив):
Извините, Геннадий Юрьич, это очень здорово, что нам предстоит контакт. Это само по себе необыкновенно. Но что тут загадочного-то?

КОМОВ:
Что загадочного, говорите? А вот что. Сообщение это пришло вчера, в 14.36. Но в 14.36 мы еще ничего не знали. Здесь. Мы еще не нашли разбитый корабль, мы еще только были в пути к этому злосчастному квадрату. Мы еще не видели аборигенов. Корабль мы нашли в конце дня, уже начинались сумерки.
Никто ничего не мог знать на Земле или на орбитальной базе. Ни про «Пилигрим», ни про аборигенов...

ЯКОВ
(в пространство):
Было бы алиби, а трупы найдутся...

Несколько секунд висит пауза.

КОМОВ
(спохватившись):
Станислав! Окажите мне любезность, посмотрите список штатного оборудования «Пилигрима» - вы ведь знаете комплектацию таких кораблей?

СТАСЬ:
Конечно, знаю.

КОМОВ
(протягивает Стасю листок):
Посмотрите, все ли устройства на месте.

Стась некоторое время изучает записку.

СТАСЬ:
А что это такое - робот «пи джей восемнадцать», переделанный в шьющее устройство?

КОМОВ:
Это значит: робот «пи джей восемнадцать», переделанный в шьющее устройство.

МАЙКА:
Типа в швейную машинку.

СТАСЬ:
Зачем?..

Он еще несколько секунд читает, потом возвращает Комову список.

СТАСЬ:
Здесь у них был полный порядок. На все случаи жизни. Ну, кроме этого «пи джей восемнадцать».

КОМОВ:
Ясно. Спасибо.

Из рубки слышен сигнал аппарата связи.
Стась выходит из кают-компании за сообщением.

МАЙКА:
Она же женщина, надо же ей было что-то делать.

СТАСЬ
(возвращается, читает вслух):
Проект «Ковчег». Станция «Эр-Семь», Вандерхузе, Комову. Дополнение к информации по обнаруженному кораблю «Пилигрим».

Яков настороженно поворачивает голову.

СТАСЬ (читает):
Экипаж: Семёнова Мария-Луиза и Семёнов Александр Павлович. С 14 апреля 232 года пассажир - Семёнов Пьер Александрович.

Стась и Майка с недоумением переглядываются.

СТАСЬ:
Какой пассажир?

Яков поднимается и выходит из кают-компании.


Титр:

16 сентября 262 года, 23 часа бортового времени.

КАЮТА МАЙКИ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

Майка выбирается из постели, достает из заветной книжки свои старые фотографии. Долго рассматривает маленькую девочку на берегу тропического атолла. Потом берет в руки медвежонка-коалу, достает у него из кармана на животе обрывки фотографии и раскладывает перед собой на раскрытой странице книжки. Словно из головоломки-паззлов, вырисовывается на фото ее портрет – но не одной, а с каким-то незнакомым юношей с длинными черными волосами.


КАЮТА СТАСЯ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

Стась, полный самых радужных и радостных надежд, развалясь, падает на кровать. Мечтает о чем-то, улыбаясь…


КАЮТА КОМОВА. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

Комов – с нездоровым блеском в глазах – изучает диаграммы, графики, сличает записи сообщений на мониторе компьютера. Он все время потирает руки, словно в предвкушении каких-то очень увлекательных событий…


КАЮТА ЯКОВА. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

Яков входит в каюту – видно, что с мороза – снимает куртку, искрящуюся инеем, бросает на стул. Садится на кровать. Угрюмо осматривается, снова поднимается, берет в руки куртку и подвешивает на объектив камеры наблюдения в углу каюты. Подходит к шкафчику, наполняет коньяком медицинский стаканчик. Сначала до половины, но, поразмыслив, наливает дополна. Выпивает залпом. Не закусывая, отставляет стаканчик в сторону, садится у стола, обхватив голову руками.


Титр:

17 сентября 262 года, 17 часов 40 минут бортового времени.

РУБКА. ПАВИЛЬОН. ВЕЧЕР СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ.

Экипаж собрался в рубке. Все окружили Комова.
Он одет в комбинезон для наружной работы, на голове у него обруч с миниатюрной телекамерой, к одежде прикреплены в различных местах разнообразные датчики контроля - температурные, давления и прочие.

КОМОВ
(азартно, снова потирая ладони):
Я выхожу на контакт. На связи быть непрерывно.

ЯКОВ:
Ты что, всерьез думаешь, что они придут?

КОМОВ
(жестко):
Не просто всерьез думаю, а абсолютно убежден. Я выйду на открытое место и буду ждать. Они уже приходили. Они любопытны. Они придут снова. Я пошел. Всё.

Экипаж переглядывается, заметив азартный, недобрый блеск в его глазах. Майка складывает губы в презрительной ухмылке.

ЯКОВ
(иронично):
Доброй охоты!..

Комов уходит. Может быть, излишне энергично. Некоторое время все молчат.

ЯКОВ:
Стада в хлевах, свободны мы до утренней зари!..

МАЙКА:
Так-так-так! Вот, значит, почему игрушки... Он с ними играл.

СТАСЬ:
Кто? Комов?

МАЙКА:
Семёнов! В «Пилигриме».

СТАСЬ:
Семёнов?

МАЙКА
(нетерпеливо):
Семёнов-младший. Пассажир. Ребенок.

СТАСЬ:
Какой ребенок?

Яков поднимается со стула, отходит в сторону, наливает себе воды, пьет.

МАЙКА:
Ну ребенок Семёновых! Понимаешь, зачем у них было «шьющее устройство»? Чепчики там, распашоночки!..

СТАСЬ
(пораженно):
Распашоночки!.. Так это у них родился ребенок! Я еще удивился, где они подцепили пассажира!

МАЙКА
(подсказывает):
И вдобавок однофамильца!

На мониторах виден знакомый пейзаж.
Изображение на одном из экранов ритмично качается - в такт шагам Комова.

МАЙКА:
Послушайте, а ведь ребенка не было в разбитом корабле! Значит, он сегодня может быть жив. Они его спасли! Выкормили!

СТАСЬ:
Запросто! Только он уже взрослый дядька. Ему же уже сейчас за тридцать! И вот с этими самыми, которые тридцать один год назад спасли - или хотя бы видели - человеческого младенца, Геннадий Юрьич и пошел сейчас находить общий язык.

Яков отставляет стакан с водой и с непроницаемым выражением лица возвращается на свое место к пульту.

СТАСЬ:
Слушайте, а где же они живут? Мы же всю планету облазили, наших станций вон двенадцать штук торчит! Как мы могли их не заметить? Должны же быть какие-нибудь деревни, что ли, вигвамы там!..

МАЙКА:
Ну, могут быть пещеры какие-нибудь, подземные полости, еще что-нибудь...

СТАСЬ:
Или, например, они ведут исключительно ночной образ жизни...

МАЙКА:
А днем прячутся в пещерах. Света, например, боятся, и сидят перепуганные в пещерах. И нас они тоже боятся. И не вылазят! А этот любопытный попался.

СТАСЬ:
Или разведчик. Шпион. Ему сказали: топай, мол, и разберись, что это за штука тут стоит, и чего эти неправильные пришельцы тут делают! И всё придешь расскажешь!

Некоторое время все молча изучают экраны наружного обзора станции.

СТАСЬ:
Слушайте, так ведь это, по сути, эта цивилизация... Если они все умеют так перекрашиваться, как этот в кают-компании тогда, звук запоминают, как магнитофоны - во дела! И при этом - точно такие же люди! Получается, что эти люди - сильнее нас!

ЯКОВ
(мрачно):
Совершенно не факт, что те, кто спас малыша - обязательно люди.

СТАСЬ:
Подождите, мы же их видели!

ЯКОВ:
Мы видели не «их» а только одного из них. Даже на Земле известны случаи, когда негуманоиды воспитывали человеческих детей: волки, обезьяны... Вспомните Киплинга - «Маугли».

СТАСЬ:
Так то на Земле!

МАЙКА:
А здесь - космический Маугли!..

Пауза.

СТАСЬ:
Так в таком случае кто к нам приходил?

МАЙКА:
В таком случае... Приходил к нам именно он. Он сам. Ребенок Семеновых.

Яков, поежившись, поворачивает к ней голову.

МАЙКА
(продолжает):
А что, очень может быть. Получается, что общался ты - и потом мы все - не с аборигенами, которые его спасли, а с ним самим. С ребенком Семеновых!

СТАСЬ
(поразмыслив):
Да брось ты! Я ж говорю, ребенок Семеновых - сегодня давно уже не ребенок! Ему сейчас должно быть почти тридцать два года! Он старше и меня, и тебя! Он мужик уже должен быть совсем взрослый! А это был - просто любопытный мальчишка из местных. Или они вообще все тут такого роста! Как пигмеи!

ЯКОВ
(помолчав, вдруг словно осмыслив что-то, известное лишь ему):
Нет, друг мой Станислав. Это земной мальчик. У него ДНК человека, в противном случае станция не открыла бы двери шлюза перед ним.

МАЙКА:
А ведь точно!
(Стасю)
Эх ты, кибертехник! Что ж ты говоришь! Аппаратура настроена только на человека! Твоя аппаратура! И она на него реагирует! Значит, это он и был! Мальчик Семеновых! Как его зовут, Пьер, да?

На экранах видна панорама планеты - до самого горизонта. Можно разглядеть одинокую фигуру Комова вдали.

ГОЛОС КОМОВА
(по «громкой связи», по-прежнему очень азартно):
Внимание на станции! Я вышел на позицию. Смотреть вокруг. Майя, следите за экранами. Станислав, чтобы каждый параметр был у вас зафиксирован: сколько зубов, сколько волос на голове - все-всё...

СТАСЬ:
Нет проблем!

Некоторое время проходит в молчании. Все заняты своими делами: Стась держит руки на пульте, словно летчик-истребитель во время «боевого разворота», Майка озадаченно изучает «список штатного оборудования».
Яков невидящим взглядом смотрит на экраны.

ЯКОВ:
А знаете, очень они были славные люди.

МАЙКА:
Кто - Семёновы?

ЯКОВ:
Да-да... Романтики. Благородные и самоотверженные... Это я к тому, что Саша - полумертвый, с разбитой головой - успел размагнитить бортжурнал... Дело просто в мере ответственности. Как это нам всем рисовалось? Катастрофа, чудовища лезут в корабль... Уничтожить память компьютера, стереть свой след в пространстве - ведь на том конце следа - Земля. Да, это очень на них похоже... И Мари... Мари...

Он надолго замолкает.

ЯКОВ
(после паузы):
Мы всё притворяемся, будто давно овладели космосом, будто мы в космосе как дома. Неверно это. Космос всегда будет космосом, а человек всегда останется лишь человеком. Маленькой песчинкой на фоне вселенной. Никакого опыта не хватит, чтобы чувствовать себя в космосе как дома... По-моему, Шурик и Мари так ничего и не нашли в космосе...

МАЙКА:
Но зато они были счастливы. Что вообще стоит искать кроме счастья?

На обзорных экранах рубки видно, что солнце заметно склонилось к горизонту. Одинокая фигура Комова замерла неподвижно.


ТАМ ЖЕ.

Вдруг на мониторах в разных ракурсах возникает десяток крупных планов маленького человечка.
Он застывает неподвижно, как ящерица - словно прислушиваясь.
Изображение на одном мониторе мечется из стороны в сторону: это камера Комова, он пытается разглядеть, что здесь происходит.
На центральных экранах человечек виден анфас, и создается впечатление, что он смотрит прямо в глаза.

СТАСЬ:
Пьер Александрович Семёнов. Космический Маугли...

ГОЛОС КОМОВА
(тревожно):
Что там у вас происходит? Рассказывайте мне!

МАЙКА:
Абориген подошел к станции. Совсем голый… Бр-р-р-р!.. По такой холодине и нагишом!

Человечек подходит совсем близко.
Он останавливается и замирает.
Поворачивается спиной, глядя в сторону Комова.

ЯКОВ:
Смотрит в твою сторону, Гена.

ГОЛОС КОМОВА
(в динамиках):
Следите за шлюзом. Жду вас через час. За час вы управитесь?

Человечек делает шаг в сторону и исчезает из поля зрения камер: ни на одном мониторе его не видно.

ЯКОВ:
Не понял.

ГОЛОС КОМОВА
(раздраженно):
Следите за шлюзом! Понимаете?

ЯКОВ:
Это я понял. Я не понял, где ты нас ждешь через час?

ГОЛОС КОМОВА:
Жду вас через час. За час управитесь?

ЯКОВ:
Где? Где ты нас ждешь через час?

Стась и Майка недоуменно переглядываются.

ГОЛОС КОМОВА:
Яша, ты меня слышишь?

ЯКОВ:
Слышу тебя отлично, Геннадий. Ты сказал, что ждешь нас через час. Где ты нас ждешь?

ГОЛОС КОМОВА:
Я? Я не говорил...

ГОЛОС ЯКОВА
(перебивая):
А не пора ли нам обедать? Стась там, наверное, соскучился, как ты полагаешь, Майя?

Пауза.

МАЙКА
(смеется, показывая пальцем в пустой экран):
Это же он... Это же он...

ГОЛОС КОМОВА:
Что там у вас происходит, Яков?

ГОЛОС СТАСЯ
(из динамиков):
Я тебя, старикашечку моего, вылечу, на ноги поставлю! Будешь у меня как новенький!

Майка валится в кресло и, уткнувшись лицом в ладони, икает от нервного хохота.

СТАСЬ
(в микрофон):
Ничего особенного, Геннадий Юрьевич. Клиент разговаривает нашими голосами. Маленькое недоразумение. Мы его слышим через внешнюю акустику.

ГОЛОС КОМОВА:
Вы его видите?

ГОЛОС МАЙКИ
(из динамиков):
В конце концов, если бы у меня были ваши бакенбарды, я бы, может быть, относилась к жизни совсем по-другому...

Человечек снова возникает на экранах, выйдя из «мертвой зоны» телевизионных камер.

ЯКОВ
(в микрофон, Комову):
Сейчас он говорит голосом Майки. А сейчас посмотрел в твою сторону. Ты его всё ещё не видишь?

ГОЛОС КОМОВА:
Вижу.

Абориген разворачивается и идет в направлении Комова.

ГОЛОС КОМОВА:
Он идет ко мне.

МАЙКА
(показывая на приборы):
Смотрите!.. У него температура тела сорок шесть градусов!..

СТАСЬ:
Ничего себе!..

Синхронно, на всех экранах одновременно, мелькает яркий долгий сполох - то ли электронный разряд, то ли сбой кадровой развертки мониторов...
Изображение налаживается...
Над бледной иззубренной линией горного хребта, на фоне тускнеющего вечернего неба, поднимается что-то вроде длинного тонкого хлыста - черная кривая, словно царапина на экране.
Хлыст едва заметно вибрирует, гнется, иногда словно проседает и снова распрямляется, и заметно, что он не гладкий, а как бы суставчатый, похожий на ствол бамбука.

СТАСЬ:
Смотрите!
(Пауза).
Удаление пятьдесят четыре километра. Эта штука далеко за горизонтом!..

МАЙКА
(шепотом):
Это же вне всяких масштабов! Кукольный театр какой-то!..

Яков молчит, сосредоточенно глядя на экраны.

СТАСЬ:
Надо сказать Комову.

Тут все замечают, что экран «комовской» камеры пуст.
На остальных мониторах едва различимы две фигурки - Комова и аборигена.

СТАСЬ:
Комов отключился.

МАЙКА:
Или его отключили.

ЯКОВ:
Геннадий! Гена! Как слышишь меня? Ответь станции!

Динамики доносят лишь шум ветра, слышный микрофонами наружной акустики.

ЯКОВ
(спокойно):
Отовсюду вышли звери слушать звуки песнопенья...

И добавляет неожиданно коротко и внятно.

ЯКОВ:
Так. Станислав. Тридцать секунд - привести в готовность пушку метеоритной защиты.

СТАСЬ
(стремглав вылетая из рубки):
Есть!


ПОСТ ПМП. ПАВИЛЬОН.

В центре поста противометеоритной пушки (ПМП) возвышается вращающееся сиденье за большой турелью с рукоятками.
Стась, сразу плюхнувшись в кресло, включает один за другим тумблеры готовности и утыкается лицом в маску прицельного визира.

ГОЛОС ЯКОВА:
Пост ПМП! Станислав! Сообщи параметры целей!

В створе прицела на фоне диковинного прута над горизонтом бегут электронные цифры.

СТАСЬ:
Расстояние не меняется: пятьдесят четыре километра! Эта штука вибрирует, вся трясется. Амплитуда порядка ста метров...

ГОЛОС ЯКОВА:
Высота?

СТАСЬ:
Высота видимая над линией горизонта - шестьсот двадцать метров, реальная - тысяча восемьдесят два.

ГОЛОС ЯКОВА:
Комов! Гена, ответь станции!

Стась на сильном увеличении смотрит в сторону Комова: тот стоит вполне спокойно, спиной к станции, и смотрит вдаль.

ГОЛОС ЯКОВА:
Пост ПМП!

СТАСЬ:
Есть пост ПМП!

ЯКОВ:
Готовность?

Стась возвращает визир в прежнее положение. И обнаруживает что рядом с первым «прутом» прямо на глазах растет, вытягивается, гнется второй. Сначала короткий, потом длиннее, длиннее...

СТАСЬ:
Есть готовность!..

ГОЛОС ЯКОВА
(обыкновенно):
Обе цели видишь?

СТАСЬ:
Да. Накрываю обе одним импульсом.

ГОЛОС ЯКОВА:
Сорок градусов к востоку третья цель...

Стась тренируется поворачиваться вместе с турелью вправо-влево.

СТАСЬ:
Вижу третью цель. Достаю с интервалом в полторы секунды.


РУБКА. ПАВИЛЬОН.

ЯКОВ:
Хорошо, что видишь. Только не горячись. Стрелять по моей команде.

Майка во все глаза смотрит на экраны.

ГОЛОС СТАСЯ:
Вас понял.

МАЙКА
(слабо):
Вот даст он... Оно... По станции каким-нибудь этим... искривителем пространства каким-нибудь... Будет тогда ему «вас понял»...

ГОЛОС СТАСЯ
(излишне бодро):
Не вижу оснований для паники. Ну, выставили нам усы... Большие усы, не спорю, я бы даже сказал, сногсшибательные усы... Может быть, это и не усы вовсе, а какие-нибудь антенны. Может, они просто наблюдают за нами... Мы за ними, а они за нами... И даже, собственно, не за нами, а за своим воспитанником, за Пьером Александровичем Семёновым наблюдают как, мол, он здесь, не обижают ли его...

МАЙКА:
Стасик, а тебе на видно, они с Комовым не разговаривают?

ГОЛОС СТАСЯ:
Кто они? Усы?

МАЙКА:
Нет, Комов с Пьером Александровичем.

ЯКОВ
(резко):
Пост ПМП! Как видишь цели?

ГОЛОС СТАСЯ:
Вижу цели хо... Не вижу целей... Ни одной. Исчезли...

ЯКОВ:
Спишь на посту!

ГОЛОС СТАСЯ:
Только что были. Своими глазами видел...

ЯКОВ:
И что ты видел своими глазами?

ГОЛОС СТАСЯ:
Цели. Три цели.

ЯКОВ:
А потом?

ГОЛОС СТАСЯ:
А потом их... Нет...

МАЙКА:
Комов возвращается.

На мониторах явно выделяется изображение «комовской» камеры, качающееся в такт его шагам.

ЯКОВ:
Станислав, отбой!

МАЙКА:
И камера Комова снова включилась... Что бы это значило?..

ЯКОВ
(задумчиво):
Неизвестно, кто первый открыл воду, но уж наверняка это сделали не рыбы.

Некоторое время проходит в молчании.
Слышно, как срабатывает шлюз.

В рубку входит Комов - совсем другой, счастливый и раскрасневшийся, от него валит пар.

КОМОВ
(торжественно):
3-замерз, как собака!


Титр:

18 сентября 262 года, 9 часов бортового времени.

КАЮТ-КОМПАНИЯ. УТРО. ПАВИЛЬОН.

Майка прихлебывает из чашечки кофе.
Стась склонился с инструментами над электронными деталями.
Комов переставляет кресла, пытаясь придать помещению атмосферу непринужденности.
Вандерхузе смотрит в окно.

СТАСЬ
(Комову):
Ну и дальше-то что? Что – маленький абориген?

КОМОВ:
У него есть имя. Его зовут Малыш. И знаете, он уже научился бегло разговаривать.

СТАСЬ:
Что значит бегло? После часа обучения?

КОМОВ
После двадцати минут обучения!

СТАСЬ:
Подождите, но надо же освоить интонации, фразеологию! Даже если у него феноменальная память, даже если он слышал человеческую речь!

КОМОВ:
В принципе, это можно объяснить. Генетическая память, допустим... Гораздо более интересно другое: он умеет создавать объемные изображения самого себя - газовые фантомы, похожие на него.

ЯКОВ
(поворачивает медленно голову):
То есть?

КОМОВ:
То есть, он, сродни нашим осьминогам в океане, выпускает в атмосферу клетками кожи газовое облако и формирует из него подобие своего изображения. Он показал мне! То самое, что видел Станислав в своей каюте, думая, что это его галлюцинации.

МАЙКА:
Вот почему мы не могли его поймать в кают-компании!

КОМОВ:
Да-да, совершенно верно. Вероятно, кто-то снабдил его неким механизмом для воспроизведения изображений, чтобы скрываться от хищников, скажем... Или даже просто в качестве развлечения. Игрушки.
(Комов энергично потирает ладони).
Так-то. Да. И, наконец, самое главное: Малыш убежден, что он - единственный обитатель планеты.

МАЙКА:
Какой же он единственный? Его же кто-то спас, выкормил!..

КОМОВ
(с ударением):
Малыш убежден, что кроме него здесь нет ни одного разумного существа.

СТАСЬ
(отрываясь от электронной схемы):
То есть, как это ни одного?

МАЙКА:
Ну, дела-а!

ЯКОВ
(Стасю):
У тебя как, готово?

СТАСЬ:
Да вроде, все.

Он направляет на Майку небольшой прибор. На импровизированном пультике загорается зеленый огонек.

СТАСЬ:
Видите, зеленый. Значит: положительная эмоция.

МАЙКА:
Обормот, Стаська!

СТАСЬ:
Избирательность, конечно, узкая, только два параметра: хорошо - зеленый, плохо - красный.

ЯКОВ:
Хорошо, Стась, спасибо. Майя. Вперед, на вахту. К экранам.

МАЙКА
(вспыхивает):
Почему я?

КОМОВ:
По соображениям науки. Женщине тут быть не следует. Во всяком случае, пока.

СТАСЬ:
Даже такой очаровательной.

Майка приходит в бешенство. Она ставит чашку на стол, расплескав остатки кофе, резко выходит в рубку.
Стась направляет ей в спину датчик прибора.
Все, беззвучно смеясь, обнаруживают, что красный огонек полыхает вовсю.

СТАСЬ:
Работает!

Он откладывает прибор, водружает на стол фрукты, сладости, наливает кофе в чашки.
Некоторое время все молчат.
Пьют кофе.

КОМОВ
(в пространство над головой):
Майя, ты меня слышишь?

ГОЛОС МАЙКИ
(из динамиков):
Не только слышу, но и вижу. У вас, Геннадий Юрьевич, температура тридцать шесть и восемь. Волнуетесь, наверное.

СТАСЬ:
Только не вздумай заговорить во время контакта!

ГОЛОС МАЙКИ:
Ты паяешь свою кибернетику и паяй! Обойдемся как-нибудь без твоих советов!..

ЯКОВ:
Прекратить базар!

Некоторое время проходит в ожидании.

ГОЛОС МАЙКИ:
Вижу аборигена на экранах. Приближается к станции.

КОМОВ:
Тишина!

Все замирают. Яков устраивается в кресле в углу.
Слышен звук сработавшего на вход шлюза.

КАЮТ-КОМПАНИЯ. УТРО.

В пустом коридоре не происходит ни малейшего движения.
На пороге кают-компании стоит голый мальчик.
Повисает пауза.

МАЛЫШ
(голосом Якова):
Феноменально! Как вы полагаете, Стась?

Все старательно скрывают внезапное содрогание от неожиданности - слишком не подходит маленькому мальчику звучание голоса немолодого пилота.
На индикаторе зажигается зеленый огонек удовольствия.
Малыш отрывается от дверного косяка и неуловимо оказывается у телеэкрана.

МАЛЫШ
(своим голосом):
Что это?

КОМОВ:
Монитор.

Он включает его, и на экране возникает изображение.

МАЛЫШ:
Да. Всё движется, и не потрогать. Изображения.

КОМОВ:
Вот еда. Хочешь?

МАЛЫШ:
Еда? Непохоже. Шарада.

КОМОВ:
Непохоже на что?

МАЛЫШ:
Непохоже на еду.

КОМОВ:
А ты попробуй.

Малыш некоторое время смотрит на Комова, оценивая, можно ли ему верить.
Потом вдруг падает на колени.
Он запрокидывает голову и открывает рот.
Ничего не происходит.

МАЛЫШ
(поднимаясь):
Я понимаю. Это ваша еда. Я так не ем.

КОМОВ:
Смотри, как надо.

Он берет печенье, медленно подносит ко рту и, откусив, начинает демонстративно жевать.
Малыш вскрикивает испуганно.

МАЛЫШ:
Нельзя!.. Ничего нельзя брать руками в рот! Будет плохо!

Комов замечает полыхающий красным огнем пульт.

КОМОВ:
Ты прав. Не надо.

МАЛЫШ
(сочным баритоном).
Сверчок на печи. Объясни мне: когда вы отсюда уйдете?

Огонек на пульте так и остается красным.

КОМОВ:
Когда мы узнаем о тебе все, мы уйдем, если ты захочешь.

Огонек немного тускнеет, как будто даже затлела зеленая лампочка.

МАЛЫШ:
Ты знаешь обо мне всё. Уходи. Уходите.

КОМОВ:
Почему ты думаешь, что я всё знаю?

МАЛЫШ:
Я размышлял.

КОМОВ:
Я не знаю, как ты жил до меня.

МАЛЫШ:
Вы уйдете сразу, когда узнаете обо мне всё?

КОМОВ:
Да, если захочешь.

МАЛЫШ:
Тогда спрашивай. Спрашивай быстро, потому что я тоже хочу спросить!..

Все замирают.

КОМОВ
(медленно).
Сначала расскажи, почему ты так долго прятался?

Малыш медлит.

МАЛЫШ:
Я давно знал, что люди придут. Я ждал. Люди пришли. Стало плохо. Людей четыре. Очень много. Я приходил к одному и разговаривал ночью. Один только лежал. Я пришел туда, где много. Была игра. Мы бежали, как волна. Вечером я увидел: один сидит отдельно. Ты. Я подумал: ты ждешь меня. Я пришел. Чеширский кот! Теперь ты знаешь обо мне все. Уходите.

КОМОВ:
Нет. Ничего я о тебе не знаю. Почему ты знал, что люди придут?

На пульте тревожно горит рубиновый огонек.

КОМОВ:
Может быть, кто-то рассказал тебе?

МАЛЫШ:
Кто? Камни? Солнце? Кусты? Я один!..

КОМОВ:
А почему тебе плохо?

МАЛЫШ:
Потому что люди.

КОМОВ
(убедительно).
Люди хотят, чтобы тебе было хорошо. Приятно. Удовольствие.

МАЛЫШ:
Я знаю. Люди уйдут, и будет хорошо.

КОМОВ
(осторожно).
Но разве с нами тебе не хорошо?

МАЛЫШ:
Мне очень хорошо с вами. Только очень больно.

КОМОВ:
Где больно?

МАЛЫШ
(грустно).
Везде. Уходите. Вчера не было так больно. Я знаю: если людям сказать, то они уйдут. Не будет больно.

КОМОВ:
Откуда ты знаешь?

МАЛЫШ:
Я размышлял.

Яков осторожно кашляет в углу.
Малыш оглядывается.

МАЛЫШ
(баритоном).
Феноменально (далее - своим голосом). Почему длинные волосы на щеках?

На маленьком пульте загорается изумрудный огонек.

ЯКОВ:
Как тебе сказать, мой мальчик... Это красиво, это мне нравится.

МАЛЫШ:
Красиво... Нравится... Колокольчик! Почему на щеках? Почему нет на носу?

ЯКОВ
(наставительно).
А на носу некрасиво. И в рот попадают, когда ешь...

МАЛЫШ:
Правильно. Но если на щеках, и если идешь через кусты, то должен цепляться.

ЯКОВ:
Видишь ли, я редко хожу через кусты.

МАЛЫШ:
Не ходи через кусты. Будет больно. Сверчок на печи!

Изумрудный огонек вызывает у всех облегчение.

МАЛЫШ
(поворачиваясь к Стасю).
Мы играли с тобой. Зачем ты... Боялся? Один раз даже зашипел, ударил меня воздухом. Я бежал очень далеко.

Стась опускает глаза.

МАЛЫШ:
Феноменально! Это игра! Щелкунчик!

КОМОВ:
Что значит «щелкунчик»?

МАЛЫШ:
Не знаю. Приятно выговаривать. Ч-чеширский кот! Щ-щелкунчик.

КОМОВ:
А откуда ты знаешь эти слова?

МАЛЫШ:
Помню. Два больших ласковых человека. Очень больших.

Комов и Вандерхузе удивленно переглядываются.

МАЛЫШ
(продолжает разными голосами - то мужским, то женским):
По бим-бом-брамселям! Щелкунчик... С-сверчок на печи. Мар-ри, мар-ри, сверчок кушать хочет!.. Колокольчик!.. Опять мокренький!..

КОМОВ:
И ты это помнишь?

У Стася отвисает челюсть.

МАЛЫШ:
Я помню всё. У меня много вопросов. Что вверху? Что такое звезды? Сверху падает вода. Откуда она? Очень много вопросов. Зачем вы... Заворачиваетесь? Что это?

Малыш показывает на комбинезон Стася.

КОМОВ:
Постой-постой. Давай по порядку. Заворачиваетесь - что ты имеешь в виду? Одеваетесь? Это для тепла. Когда нам холодно, мы одеваемся.

МАЛЫШ:
Холодно? Разве здесь холодно?

СТАСЬ:
Смотри, вот это называется: комбинезон. Тут еще всякие карманы! В них можно носить предметы разные...

Он демонстрирует Малышу многочисленные застежки своего костюма.

СТАСЬ:
Хочешь такой?

МАЛЫШ
(просто).
Хочу.

Стась вопросительно глядит на Комова.
+++++
Комов одобрительно кивает. Стась вылетает в запасник...
Пультик озаряется зеленым светом.
Вандерхузе улыбается.
Стась возвращается с несколькими комплектами.

ТАМ ЖЕ.

Эпизод построен на музыке.
Дальнейшая примерка и «пошив» одежды сводятся главным образом к тому, что Малышу, конечно, ничего не подходит, приходится коллективно изобретать, где, чего, и сколько убрать; ему не нравится прикосновение ткани к телу...
...и от скафандра сначала убираются рукава...
...потом штанины...
В конце концов, от комбинезона остаются шорты с «грудкой» и карманами.
Малыш окончательно становятся похож на обыкновенного земного мальчика..
Изумрудный огонек торжествует на маленьком пульте.
Все улыбаются.
Вдруг Малыш слабо колеблется в воздухе, и сейчас же становится понятно, что это не мальчик, а перед членами экипажа тает очередной его «фантом»...
Тишина наступает внезапно, словно в магнитофоне на середине мелодии оборвалась пленка...
Отчетливо слышно, как срабатывает автоматика входной двери.

ГОЛОС МАЙКИ
(по «громкой связи»):
Куда это он так почесал?

КОМОВ
(возбужденно):
Майя! Усы эти появлялись?

ГОЛОС МАЙКИ:
Восемь штук. Только сейчас пропали, а то торчали вдоль всего горизонта... Я записала изображение.

КОМОВ:
Любопытная картина получается... Малыш к нам - «усы» наружу... Станислав, поинтересуйтесь-ка у майи, как у нее дела.

Стась выходит из кают-компании.
Комов подходит к Якову.
Яков медленно поднимает глаза.

ПОСТ ПМП. ПАВИЛЬОН.

Стась застает Майку вертящей верньеры орудия: вместе с турелью она крутится вправо-влево, прислонясь лицом к маске прицельного дальномера.

МАЙКА:
Безнадежное дело. Если все эти «антенны» одновременно в нас плюнут, нам каюк. Просто не успеть.

СТАСЬ:
Ты что, действительно веришь, что в нас могут «плюнуть»?

МАЙКА:
А ты?

Стась пожимает плечами. Несколько секунд Майка размышляет.

МАЙКА:
Слушай, тебе его не жалко?

СТАСЬ:
Почему, собственно, я должен его жалеть?

МАЙКА:
Мне тошно делалось, как Комов себя с ним держит. Ведь ему абсолютно наплевать на мальчишку... Он для него подопытный кролик.

СТАСЬ:
А может, на самом деле мы здесь - кролики?

МАЙКА:
От этого меня, наверное, и тошнит. Малыш-то ничего не знает об аборигенах... Слепое орудие! И в наших руках слепое, и в их чём там… Лапах? Тоже слепое...

СТАСЬ:
Мы налаживаем контакт. Чувства здесь ни при чём. Он к нам, скажем прямо, любви не испытывает.

МАЙКА:
Скучный ты. Тебе только программы составлять.

СТАСЬ:
Малыш - это единственная ниточка, которая нас связывает с этими... Невидимками... Если мы Малышу не понравимся...

МАЙКА
(перебивает).
Но так нельзя!

СТАСЬ:
А как можно?

МАЙКА:
Не знаю. Может быть, как Яков.

СТАСЬ:
Ну, знаешь! Контакт на бакенбардном уровне!.. Это тоже, скажу я тебе!..

МАЙКА:
Во всяком случае, он единственный, кто говорил с малышом по-человечески.

СТАСЬ:
Просто ты думаешь, что он человек. Но никакой человек не способен научиться говорить за двадцать минут! Надо же освоить интонации, фразеологию... И потом подумай: авария «Пилигрима» случилась тридцать один год назад. Это ему, значит, сегодня около тридцати двух лет. А он пацан... Оборотень это, если хочешь знать! Подделка, а не человек.

МАЙКА:
Ты хочешь сказать, что аборигены превратили его в робота?

СТАСЬ:
Может быть. Может, они даже его просто изготовили заново! Изучив анатомию наших астронавтов. Считай, что ты ведешь переговоры с этими усами за горизонтом…

Майка вдруг хватает Стася за плечо.

МАЙКА:
Смотри, возвращается!

На экране видно, как по серой пустыне семенит маленький одинокий человечек...
МАЙКА
(в микрофон):
Геннадий Юрьевич, Малыш приближается к станции.

ГОЛОС КОМОВА:
Ясно. Станислав, смените глумову. Майя, быстро в кают-компанию.

СТАСЬ:
Иди-иди. Посмотри на него.

Майка выходит.

ГОЛОС КОМОВА.
Сколько «усов» на горизонте, Станислав?

Стась садится в кресло оператора, обшаривает пространство визиром.

СТАСЬ:
Шесть.

КАЮТ-КОМПАНИЯ. ПАВИЛЬОН.

Слышно, как срабатывает шлюз, и вскоре в дверном проеме кают-компании появляется Малыш. В руках он держит корзину, полную камней и прутьев, и сразу же с грохотом вываливает ее содержимое на пол.
Подняв голову, он вдруг замечает Майку.

МАЛЫШ
(детским голоском):
Мам-ма!.. Мам-ма!..

Майка вскидывается.

МАЛЫШ
(женским голосом):
Колокольчик! Иди сюда, мой сладкий!...

Несколько секунд висит пауза, потом Малыш обращается к Комову.

МАЛЫШ
(обыкновенно):
Вот вопрос. Почему у меня вопросы? Мне от них нехорошо. Они у меня... Чешутся. Много вопросов. Очень чешется. Ш-ш-шарада. Откуда они берутся, где они лежат, где они висят, где их точка?

У Майки почему-то трясутся губы.

КОМОВ:
Когда я узнаю о тебе всё, я смогу ответить.

МАЛЫШ:
Узнавай! Фр-рагмент! Пришли люди. Мне стало плохо. Вопрос - почему? Я хочу к вам, а удовольствия нет. Есть беда. Почему? Больно. Больно везде. Плохо. Почему?

Все с некоторым обалдением слушают Малыша.
Яков обеспокоен непрерывным красным полыханием на пульте.

МАЛЫШ:
Был корабль. Очень большой. Теперь он... Стал маленький. С-с»ёжился. Потом было так.

Лицо Малыша приходит в движение, и кают-компания наполняется хрустом и треском. Тотчас же на нестерпимо высокой ноте визжит ребенок. Сквозь визг, треск, звон стекла, хруст и удары хрипит задыхающийся голос: «Мари!.. Ма-ри-и!..» Надрываясь, кричит ребенок, звуки затихают. Слышен шорох, сдавленный стон.

На своем посту Стась покрывается испариной.

В кают-компании все ошеломлены.

Слышно, как кто-то ползет по полу, усеянному осколками и обломками. Женский голос стонет: «Шура... Где ты, Шура... Больно... Что случилось? Где ты? Я ничего не вижу, Шура... Да отзовись же, Шура!.. Больно как! Помоги мне, я ничего не вижу…»
И всё это - через непрекращающийся крик младенца. Женщина затихает, затихает и младенец.
Все переводят дух.

МАЛЫШ:
Так было долго. Я устал кричать. Я... Заснул. Когда я проснулся, было темно. Мне было холодно. Я хотел есть. И сделалось так.

Малыш издает каскад новых звуков, совсем уже других, незнакомых, потом останавливается, чуть задыхаясь.

МАЛЫШ:
Нет. Так я буду рассказывать столько времени, сколько живу. Что делать?

КОМОВ
(осторожно):
И тебя накормили? Согрели?

МАЛЫШ:
Стало так, как мне хотелось.

КОМОВ:
А что это было? (передразнивает) Ну, бум, хрясь, бац. Бджь-жь!

МАЛЫШ
(поначалу озадаченно, потом со смехом).
А-а! Понимаю! Ты совсем не умеешь, но я тебя понял. Я не знаю, как оно называется. Ты мне дал много слов, но всё не те.

КОМОВ:
Какого это было цвета?

МАЛЫШ:
Никакого. Цвет это когда смотришь глазами. Там нельзя смотреть глазами.

КОМОВ:
А как там наощупь?

МАЛЫШ:
Прекрасно.

Снова на мгновение мерцает зеленая лампочка и сменяется ровным красным огнем.

КОМОВ:
Ты там спишь?

МАЛЫШ:
Я там всё. Сплю, ем, размышляю. Только играю я на... Наверху, потому что люблю глядеть глазами.

Яков и Комов переглядываются.

МАЛЫШ:
Теперь ты всё обо мне узнал?

КОМОВ:
Нет. Ничего я о тебе не узнал. Ты видишь, у нас нет общих слов. Может, у тебя есть свои слова?

МАЛЫШ
(медленно):
Слова, это когда двигается рот, а потом слышно ушами. Это только у людей. Я знал слова. По бим-бом-брамселям. Что это такое? Я не знаю. Было удовольствие говорить. Игра.

КОМОВ:
Теперь ты знаешь слово «воздух». Но воздух был и раньше. Как ты его называл?

Малыш молчит.

КОМОВ:
Как? Скажи?

МАЛЫШ:
Я уже сказал.

МАЙКА
(осторожно):
Может быть, ты можешь показать? У тебя есть камни, прутья...

МАЛЫШ
(нежно):
Мам-ма...

Майка сжимается.

МАЛЫШ:
Это все не для того, чтобы показывать. Камни и прутья - чтобы размышлять. Тут много всяких вещей... Волосы... Лицо, руки, тело... Этих вещей много. Что делать?

КОМОВ:
Я придумал. Ты возьмешь меня к себе. Я посмотрю, и сразу все станет ясно.

МАЛЫШ:
Я знаю, что ты хочешь ко мне. Я тоже хочу к тебе, но не могу! Это вопрос! Когда я хочу, я все могу. Только не про людей. Я не хочу, чтобы они были, а они есть. Я хочу, чтобы ты пришел ко мне, но не могу. Люди это беда.

КОМОВ
(натужно-весело).
Понимаю. Ну, хорошо. Наверное, тебе надоело рассказывать. Я знаю, что ты любишь задавать вопросы. Задавай, мы будем отвечать.
МАЛЫШ
(грустно):
Нет. У меня много вопросов к вам. Почему падает камень? Что такое горячая вода? Почему пальцев десять, а чтобы считать, нужен всего один? Много вопросов. Но я не буду сейчас спрашивать. Сейчас плохо. Ш-шарада. Я прошу тебя, думай, что делать. Нельзя размышлять, когда разговариваешь. Размышляй быстрее, потому что мне плохо. Хуже, чем вчера. А вчера было хуже, чем... Позавчера.

КОМОВ
(вдруг):
Постой, Малыш, не уходи. Майя, покажите малышу животных.
Тигров, слонов там... Обезьян...

Майка поднимает брови.
МАЛЫШ:
А, изображения? Я знаю. Я умею так.

Он делает шаг в сторону, и перед экипажем оказывается два Малыша. Один, впрочем, сразу же тает в воздухе.

КОМОВ:
Нет-нет, это совсем другое, Малыш. Майя, пожалуйста!..

МАЙКА
(не понимая):
Да, конечно.

Комов делает знак Якову и выходит прочь.
Яков выходит за ним.
МАЙКА:
Иди сюда, колокольчик.

Малыш вскидывает голову.
На пультике горит зеленый огонек.

ПОСТ ПМП. ПАВИЛЬОН.

Около Стася, прильнувшего к прицелу, негромко разговаривают Яков и Комов.
ЯКОВ:
За весь разговор на индикаторе ни разу не зажегся зеленый сигнал. Геннадий, это ярко выраженные отрицательные эмоции. Мальчику очень плохо.

КОМОВ:
Яша! Мальчик - наш единственный шанс выйти на контакт с хозяевами планеты.

ЯКОВ:
И погубить ребенка. Гена! Ему очень плохо! И плохо ему - от нас.

КОМОВ
(медленно):
Второго такого случая не будет!..

ЯКОВ
(холодно).
Что ты предлагаешь?

КОМОВ
(помедлив).
Слетать с ним на базу. Провести ментоскопирование. Снять энцефалограммы.

ЯКОВ:
Поковыряться у него в мозгах!..

КОМОВ:
Яша. Я не сделаю. Ничего дурного. Малышу. Я обещаю.

ЯКОВ
(поколебавшись).
Стась, друг мой, включи-ка нам кают-компанию.

Стась включает изображение.
На экране Майка и Малыш смеются над потешными земными зверушками...
СТАСЬ
(показывая на пульт диагностера).
Смотрите!

Там торжественно полыхает изумрудный огонек.

КАЮТ-КОМПАНИЯ. ПАВИЛЬОН.

КОМОВ
(непринужденно).
Малыш! У меня есть к тебе предложение.

МАЛЫШ:
Предложение?

КОМОВ:
У нас есть один прибор...

МАЛЫШ:
Прибор?

КОМОВ:
Да, прибор... Такая машина, которая думает. Я сразу всё про тебя буду знать... Это недалеко...

МАЛЫШ:
И потом вы уедете?

КОМОВ
(поспешно).
Да, да, конечно уедем.

МАЛЫШ
(поднимаясь).
Тогда включайте вашу машину. Пусть она думает. Пусть думает быстро, я могу не выдержать. Очень плохо. Ещё немного я потерплю. А потом не выдержу. Будет плохо. Идем.

Оглянувшись в дверях, он как-то совсем по-земному вскидывает глаза к Майке.
Майка в ответ ему принужденно улыбается. Но едва закрывается дверь, как она, уронив голову на руки, начинает горько плакать.

ВОЗЛЕ СТАНЦИИ. НАТУРА.

Неподалеку от станции порыв ветра валит со штативов метеоприборы.
В едва начинающихся сумерках Малыш и двое взрослых мужчин садятся в мягко пружинящий на магнитной подвеске глайдер. Малыш издалека оглядывается к двери шлюза, вероятно, стараясь разглядеть Майку...
Но Комов решительно берет его подмышки и уверенным движением водружает в кабину.
Приподнявшись над землей, глайдер, словно размышляя, медлит секунду и исчезает в вечернем небе с хлопком от разреженного воздуха.
По закатному небу неистово несутся облака.
В считанные секунды небо затягивается сплошной тучей. Начинает валить снег с градом, ветер рвет из земли чахлые кусты...

В ШЛЮЗЕ СТАНЦИИ. ПАВИЛЬОН.

В двери шлюза Майка еще несколько секунд стоит с поднятой в прощальном жесте рукой, глядя вслед улетевшему глайдеру.
Стась молча стоит рядом.
Майка, как-то внезапно обессилев, утыкается ему в грудь.
Стась, сгребя руками, осторожно держит ее за плечи.

МАЙКА:
Стасик, миленький, что же это делается, а? Ну, он же не кролик из лаборатории!

Стась охвачен противоречивыми чувствами. С одной стороны, драматизм ситуации, сострадание к маленькому существу его беспокоят не меньше, чем Майку. С другой - случайная близость прекрасной девушки, прикосновение ее волос к щеке, ее такая неподдельная незащищенность и хрупкость заставляют почувствовать себя мужчиной, сильным и отважным.
Он счастливо и осторожно обнимает ее, боясь спугнуть нечаянным движением этот порыв...

МАЙКА:
Я чувствую, я чувствую, с ним так нельзя! Они погубят его! Стасик!!! Я больше не могу! Я домо-ой хочу! В скверик на Кропоткинской! Там ла-авочка стоит... Такая... Сломанная... Мы на ней сидели... С девчонками...

Стась делается сразу каким-то взрослым. Его нимало не смущает, что надо говорить какие-то глупости, он интуитивно понимает, что надо что-то говорить, спокойное и доброе.

СТАСЬ:
Ну, что ж делать, дружочек... Надо жить. Вот, обоснуемся здесь, построим город, я сделаю тебе лавочку очень маленькую, ты будешь на ней сидеть и смотреть на прибой, на волны... Запустим здесь твоих зверушек, будут тут жить... Майка, я тебя, знаешь... Я для тебя...

МАЙКА
(внезапно).
Убери руки! Одно только на уме!

СТАСЬ:
Майка, да ты чего?

МАЙКА:
Ни о чем другом думать не может! Я ему про Малыша, а он!.. Да пошел ты!!!...

Облака над станцией превращаются в зловещие тучи. Валит снег с градом.
Майка, резко высвободившись из об»ятий Стася, выбегает наружу и бросается прочь.
Через несколько секунд она скрывается в мареве наступившей бури.
Стась, чуть замешкав, бежит ей вдогонку.

СТАСЬ:
Майка, Майка!

В ГЛАЙДЕРЕ. КМБ.

В глайдере, неистово болтающемся в шквалах ураганного ветра, осунувшийся Комов склоняется над Малышом, который, запрокинув голову, неподвижно распластался на сиденье.
Он кажется совершенно беззащитным, голова качается на тонкой шее, подголовник кресла слишком высок, и Комов бережно удерживает Малыша руками.
КОМОВ:
Яков! Яков, быстро назад! Ему плохо!

Яков, обернувшись с водительского места, неслышно в реве стихии и двигателей ругается одними губами и резко разворачивает машину. Глайдер швыряет порывами ветра, дворники лобового стекла не помогают впереди ничего не видно, кроме серой пелены и бьющихся о стекло мелких льдинок града...

ЯКОВ
(в микрофон).
«Эр-семь»! «Эр-семь»! Ответь второму! Стась! Мне нужен пеленг станции! Я ничего не вижу! «Эр-семь»! Стас! Включи пеленг!

Комов обнимает Малыша. На его лице вовсе не досада, а боль; видно, что он себя, и только себя обвиняет в случившемся. Мальчик не подает признаков жизни.
Комов сгребает руками его бездыханное тело и прижимает к себе.

КОМОВ:
Яша, Яша, родной мой, быстрее, назад! Мы еще спасем маленького!

ЯКОВ
(продолжает кричать в микрофон):
«Эр-семь»! Приближаюсь к станции! Иду по приборам! Включите пеленг! Включите посадочные огни! Если меня слышишь, стась! «эр-семь»! Берегитесь, захожу на посадку!

Глайдер безбожно швыряет из стороны в сторону, рев двигателей на форсаже смешался с шумом бури. Вандерхузе борется с рукоятками управления, словно с противником на тотаме джиу-джитсу.

ЯКОВ:
Гена, готовься! Держи мальчика! Сажусь! Др-р-р-рробясь о мр-р-ррачные скалы, шумят и пенятся валы, и надо мной крричат оррррлы, и рр-р-рропщет бор! И блещут сррредь волнистой мглы верршины горрр-рр!

Глайдер бросает так, что все едва не вылетают из кресел.
Комов изо всех сил держит Малыша.

У СТАНЦИИ. НАТУРА.

Проваливаясь по колена в рыхлый снег, Стась, внезапно возмужавший и сильный, несет на руках Майку. Бесчувственное ее тело укутано в куртку Стася, болтается рука, голова запрокинулась.
Стась в одной футболке, но он не чувствует холода, не чувствует боли от града, неистово хлещущего по лицу, по телу...
Во мгле угадываются прожекторы станции. Слышен звук двигателей приближающегося глайдера.

СТАСЬ
(непослушными губами):
Вот, Маечка, вот, моя хорошая, сейчас, еще немножко...

Впереди, где в снежной пелене виден свет прожекторов, раздается грохот.
Часть прожекторов гаснет, слышно, как летят стекла...
Стась замирает.
И через секунду с удвоенной энергией бросается вперед, бережно обхватив Майку руками.

В ГЛАЙДЕРЕ.

КОМОВ
(выбираясь из-под обломков):
Отличное приземление!

ЯКОВ
(вытирая кровь с рассеченного лба):
Мастер за рулем!..

Глайдер стоит косо, дверь заклинило, и Вандерхузе, схватив первую попавшуюся железку, разбивает стекло.
Он выбирается наружу первым, оборачивается к Комову.

ЯКОВ:
Давай мальчишку!

Комов на руках передает Малыша Якову через проем окна глайдера.
Лопасти несущего винта саданули по станции, шлюз открыт, кругом валяются корпуса разбитых прожекторов, пластмассовые панели стены, обломки.

МЕДИЦИНСКИЙ ОТСЕК. ПАВИЛЬОН.

Медицинский отсек станции «Эр-семь» похож на операционную.
На высоком столе лежит неподвижный Малыш.
Голова и тело мальчика облеплены двумя десятками разнообразных датчиков.
На столе напротив лежит Майка.
В стороне на блестящем табурете потерянно сидит Стась и машинально размазывает кровь по иссеченному градом лицу.
Слышен голос Комова, доносящийся из рубки.

ГОЛОС КОМОВА:
Нет, нет! Пришлось вернуться: мальчику стало плохо.

Буря, разыгравшаяся над станцией, мешает связи, в динамиках звучат лишь разряды.

ГОЛОС КОМОВА:
Пришлось вернуться! С полпути! Мы так и не добрались до базы!

Помехи усиливаются, его не слышат.
Комов ругнувшись, швыряет микрофон, бросается назад в медотсек...
Яков поднимает глаза к влетевшему Комову.

ЯКОВ:
Гена, у него не наш организм!.. Тут совсем другая ткань... Состав крови... Я не знаю... Не знаю...
Гудят приборы.
На экранах бегут синусоиды и зигзаги кривых, показывающие самочувствие Малыша.
Ритмичный повторяющийся «пик» одного из приборов заметно замедляется.
Зигзаг осциллограммы на экране делается все прямее, все слабее...
Малыш лежит неподвижно.
Неподвижно лежит Майка.
Целый ряд ритмичных кривых линий на экранах превращается в ровный строй прямых.
Прерывающийся сигнал превращается в сплошную пронзительную ноту...
Комов склоняется над мальчиком.

КОМОВ:
Яша, грош мне цена!..

Вандерхузе сгребает Малыша на руки и сидит, то ли баюкая его, то ли беззвучно причитая над бесчувственным тельцем...
Пронзительная нота звукового сигнала энцефаллографа делается невыносимой...
И вдруг прерывается... Снова звучит... прерывается...
ЯКОВ
(щупает у мальчика запястье):
Есть!.. Есть пульс!..

Майка открывает глаза.
У Малыша дрогнули веки.
Комов перестает дышать.
МАЛЫШ
(слабо):
Нет... Ты не понимаешь... Мне нельзя...

Яков по-прежнему держит Малыша на руках и смотрит на него во все глаза.
Кажется, Малышу, становится лучше.
МАЛЫШ:
Один раз я играл на льдинах. Заснул. Проснулся от страха. Большой страх, огромный... Льдина уплыла в океан... Я очень захотел, и льдина сразу пошла обратно к берегу. Но теперь я знаю: мне нельзя далеко. Мне было плохо. Я не знал, что твой... Прибор так далеко...

Он быстро приходит в себя.
Майка садится на столе.
Неуловимым движением Малыш освобождается из рук Якова и оказывается у входной двери.

МАЛЫШ:
Очень тяжело. Ты не можешь ко мне. Я не могу к тебе... Размышляй быстрее...

Слышен знакомый звук сработавшего шлюза.
Изображение Малыша колеблется и тает в проеме двери.

У СТАНЦИИ. НАТУРА. УТРО.

Ветер уносит остатки облаков с небосклона.
Бури нет.
Нет «усов» на горизонте.
Виден край восходящего лилового солнца.
Станция отбрасывает длинную косую тень.
Лежат поваленные шквалом метеоприборы...
Косо стоит глайдер...
Впервые небо над станцией становится чистым...

РУБКА. ПАВИЛЬОН.

Стась дежурит у мониторов наружного обзора.
Вид у него немного комичный от многочисленных наклеек из лейкопластыря на лице и в то же время задумчивый: он размышляет.
Звучит вызов нуль-связи.
Стась поворачивается к экрану, включает изображение и подскакивает в кресле, увидев Горбовского - совершенно седого человека с грустно сложенными губами.

ГОРБОВСКИЙ:
Здравствуйте. Мне очень нужно поговорить с Геннадием Юрьевичем. Или он, может быть, спит?

СТАСЬ:
Сейчас, Леонид Андреевич. Одну минуту, Леонид Андреевич…

Он включает внутреннюю связь и железным голосом выпаливает:

СТАСЬ:
Комова в рубку! Срочный вызов с базы.

ГОРБОВСКИЙ:
Да не такой уж срочный…

СТАСЬ:
Вызывает Леонид Андреевич Горбовский!

ГОРБОВСКИЙ:
Молодой человек...

СТАСЬ:
На вахте Станислав Попов, кибертехник! За время моего дежурства никаких происшествий не произошло!

ГОРБОВСКИЙ
(помолчав, неуверенно):
Вольно...

В рубку влетает Комов. Лицо у него осунулось, глаза обрисовались темными кругами

КОМОВ:
Здравствуйте, Леонид Андреевич.

ГОРБОВСКИЙ:
Здравствуйте, Геннадий. Я просмотрел ваши материалы и должен сказать, что это нечто совершенно особенное.

КОМОВ:
Польщен. Но?

ГОРБОВСКИЙ:
Геннадий. Как вы себе представляете дальнейшую судьбу Малыша?

Стась сжимается в ожидании, что его сейчас прогонят.
И действительно, Комов, повернувшись, выразительно смотрит на него.
Стась выходит.

КОМОВ:
Малыш будет посредником между Землей и аборигенами.

Горбовский поднимает бровь.

КОМОВ:
Давайте говорить прямо. Я стараюсь превратить малыша в орудие земли. Для этого я совершенно беспощадно стремлюсь восстановить в нем человека. Да, Леонид Андреевич, беспощадно.

ГОРБОВСКИЙ:
Гена. Вы рискуете не собой. Аборигены не хотят нас. Нас - всех людей. Землян.

КОМОВ:
Да, они не хотят нас. Но они оставили в малыше много человеческого. Я завладею его сознанием, я раскрою ему истинное положение вещей, и он превратится полностью в нашего сотрудника.

ГОРБОВСКИЙ:
В сотрудника? Вы смеетесь, Геннадий!

КОМОВ:
Я расскажу ему всё. Он поймет, что наши цивилизации это равные партнеры, и он будет посредником между нами...

Несколько секунд длится молчание.
Горбовский смотрит в стол.

КОМОВ:
Такого случая больше не будет никогда, Леонид Андреевич.

ГОРБОВСКИЙ:
Геннадий. Контакта ведь не будет. Пора бить отбой.

КОМОВ:
Контакт будет!..

ГОРБОВСКИЙ:
Контакта не будет. Все станции - от «Эр-1» до «Эр-12» уже эвакуированы. Мы имеем дело со свернувшейся цивилизацией. Она даже теоретически не может хотеть контакта с нами.

КОМОВ:
Она не свернувшаяся. Аборигены стоят на очень высоком уровне развития: они спасли малыша только потому, что не могли не спасти. Вы представляете себе, какой высочайший уровень... Нравственности это подтверждает: спасти лишь по той причине, что в этом кто-то нуждается!..

ГОРБОВСКИЙ:
Геннадий. Именно в силу высочайшего уровня... Если угодно, нравственности этой цивилизации - в нашем понимании - она и избрала такой необычный путь... Борьбы с нами. Они не хотят контакта. Они принуждают нас ради контакта пренебречь жизнью малыша. Они специально сделали так, что ему плохо от нас, от самого нашего присутствия. Всё это, как говорили в старину, элементарная проверка на вшивость. Нас. Если мы переступим через эту маленькую жизнь ради нашего чертового прогресса - такая, значит, нам цена, такие мы, значит, дикари. И, таким образом, контакта мы недостойны.

Горбовский поворачивается и нажимает кнопку у себя на пульте, отправляя Комову какое-то сообщение.

ГОРБОВСКИЙ:
Гена. Вы знаете, почему Шура Семёнов уничтожил бортжурнал?

Комов удивленно смотрит на Горбовского.

ГОРБОВСКИЙ:
Наши ребята нашли его.

КОМОВ:
Бортжурнал?

ГОРБОВСКИЙ:
Нет, Геннадий. Спутник. Орбитальный спутник-автомат. Охранный. Очень старый. Его подвесили здесь очень давно. На земле еще была инквизиция.

Комов подавленно молчит.
Рядом с ним из принтера нуль-связи выползает листок с сообщением Горбовского.

ГОРБОВСКИЙ:
Аборигены приспособили планету под себя. И поставили часового. Охранять. Семёнов нашел этот спутник. Во время аварии при посадке он уже понял, что это не случайная авария, а что его сбили, и что у планеты есть хозяева, и стер память компьютера, даже не отправив сигнала бедствия. Спутник был вооружен, но после «пилигрима», тридцать один год назад, вооружение его было снято. Зато вместо летающей «стрелялки» аборигены тридцать один год назад подобрали умирающего мальчика, «отремонтировали» его - как сумели - и отправили гулять по планете. Он «законсервирован» в этом малолетнем возрасте навсегда: он ходил тут тридцать лет и еще будет ходить тысячу. Эдакий маленький принц из старой сказки французского летчика...
Он точно такой же спутник-автомат, как тот, что висит на орбите. Только вооружен он не ядерными зарядами, а куда более мощным оружием. Вот тебе и «высочайший уровень нравственности»!..

Комов понуро молчит, разглядывая костяшки пальцев.

ГОРБОВСКИЙ:
Нам так или иначе придется убираться с планеты. В любом случае. Он просит, он умоляет вас улететь. Нас. Вы либо выполняете эту просьбу и улетаете немедленно, либо не выполняете эту просьбу.
Тогда мальчик, или робот, или андроид, или кто он там - он погибает, и вы тоже улетаете. Чуть погодя. Но при этом оказываетесь в дерьме - и мы все соответственно - как представители цивилизации бессердечной, безнравственной. И с нами дел иметь нельзя.

КОМОВ:
Леонид Андреевич! А ведь этим «высоконравственным» аборигенам абсолютно наплевать на самочувствие мальчишки!

ГОРБОВСКИЙ:
Но нам-то не наплевать! По сути, они ведь пытают его: они контролируют его самочувствие, более того, они создают это его самочувствие, и они совсем замучают пацана. С единственной целью - заставить тебя, Гена, убраться прочь с занятой планеты. Я не исключаю даже, что они потом снова вернут его к жизни. После того, как ваш корабль наберет скорость. И снова запустят гулять по планете. Охранять.
Счет идет, на мой взгляд, на часы.

Комов вздыхает.

ГОРБОВСКИЙ:
Ладно, Геннадий, идите отдыхать. Очень приятно было с вами побеседовать.

Горбовский выключает связь.
На листке в принтере нуль-связи написано:
ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР. БАЗЕ «КОВЧЕГ», СТАНЦИИ «ЭР-7». ПРИКАЗЫВАЮ НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТь ВСЯКИЕ ПОПЫТКИ КОНТАКТА. ЭКСТРЕННАЯ ЭВАКУАЦИЯ. ГОРБОВСКИЙ.
Некоторое время Комов сидит у пульта перед выключенным монитором.
Потом резко поворачивается назад, взяв в руки приказ с явным намерением его порвать.

ТАМ ЖЕ. ПАВИЛЬОН.

В дверях рубки, скрестив руки на груди, стоит Яков Вандерхузе.

КОМОВ
(то ли спрашивает, то ли констатирует):
Яков. Ты все слышал…

Вандерхузе молчит.

КОМОВ:
Яков. Дай мне один день. Я завоюю его, ему не будет плохо. Здесь есть выход, мне только нужно время. Совсем немного времени.

Яков молчит.
Комов комкает листок и сует в карман.

КОМОВ:
Яков! Ты ничего не слышал. Ты не читал приказ, ты спал. Ты ничего не знаешь. Я все беру на себя.

ЯКОВ:
Я командир экипажа. Я не ученый, я летчик. Я не имею права не выполнить приказ. Геннадий, так не делается...

КОМОВ
(вдруг взрывается):
Не делается?! А как делается?! Ты что, не понимаешь, что такого случая нам больше не представится?! Мы к этому шли всю историю человечества, сотни лет... Ради него, ради этого чертового контакта люди отдают себя, свои жизни!..

ЯКОВ
(поднимает бровь).
Да что вы говорите?

КОМОВ
(секунду медлит, потом вдруг поднимается):
Ну хорошо. Видит бог, я не хотел этого.
Тридцать два года ты одинокий волк... И, думаешь, никто не знает почему? Мне надоело корчить из себя психолога, и видеть, как ты мучаешься, и делать вид, что я ничего не понимаю!..
Тридцать два года назад Мари улетела с Семёновым. В свободный поиск. Мы же все их провожали! Я-то был еще мальчишкой, курсантом, но я помню тебя уже тогда известного звездолетчика! И она улетела от тебя! С ним! И с той поры у тебя никого нет! Неправда?

Яков молчит.

КОМОВ:
И не потому ли ты так настойчиво добивался на Земле именно этого маршрута, что знал координаты «Пилигрима», когда с ним прервалась связь? Ты следил за ним! Ты знал каждый сантиметр его траектории! И не потому ли именно сюда ты привел наш «Эр-семь»! Ты искал ее! Ты настойчиво, просто, примитивно, тупо - ты искал по всей вселенной любимую женщину, хотя бы след ее, разве нет? И ты нашел ее да! Убитую, мертвую! Но нашел!
И еще нашел - ее дитя!..

Вандерхузе поднимает глаза.

Комов не отводит взгляда.

КОМОВ:
Малыш - это ребенок твоей любимой женщины! Это мог быть твой ребенок. Разве ты бы тогда оставил его здесь? Я уже не говорю о том, что это действительно может быть твой ребенок! Взрослые дяди приехали, поиграли в шарады, в пинг-понг и свалили к чертовой матери, бросив мальчишку на произвол этих... усов!.. И этот твой... Горбовский еще будет говорить мне о нравственности?!..

Вандерхузе медленно поворачивается и уходит прочь.

КАЮТ-КОМПАНИЯ. ПАВИЛЬОН. УТРО.

Экипаж только что позавтракал.
На столе остатки трапезы.
Неуловимо угадывается безотчетное напряжение.
Нетронутая тарелка стоит перед Яковом, глядящим перед собой. Надкусанный бутерброд - у Стася, поглядывающего обеспокоенно на Майку.
Майка, стараясь казаться безмятежной, еще ковыряется в тарелке.
Полчашки остывшего кофе Комов держит в руке.
Вид у него усталый, глаза красные. Видно, он совсем на спал ночью. Обращаясь к молодежи, словно на лекции, он изо всех сил старается казаться непринужденным.

КОМОВ:
Малыш не может об»яснить, чем ему мешают люди. Мы мешаем не ему, а аборигенам. Сам же он к нам уже относится хорошо. Но мы не можем его забрать, он привязан к планете. Физически. Его нельзя отсюда увезти. Он может жить только здесь. По какой-то причине. Это привнесено в его организм, и что оно собой представляет это самое «это», привнесенное, мы пока не знаем. Может быть, это какое-либо силовое поле, может, излучение, которое не фиксируют наши приборы.
Факт тот, что нам придется принять правила игры, которые навязывают нам аборигены. Но мы их обхитрим.

Майка по-прежнему не поднимает глаз от тарелки.

КОМОВ:
Нам нужно завоевать Малыша. Сегодня я надеюсь на вас. Сегодня я наблюдаю. Вы будете с ним играть, катать его на глайдере. Недалеко! Над станцией. Майя, научите его играть в мяч.

Майка пожимает плечами.

КОМОВ:
Яков, ему нравятся твои бакенбарды...

Яков поворачивает к нему голову.
Комов заканчивает фразу машинально и тут же осекается, встретившись взглядом с Яковом.

КОМОВ:
Дай ему их подергать...

Стась и Майка недоуменно переглядываются, заметив, что «в начальственных кругах» что-то произошло. Несколько мгновений помешкав, Комов поворачивается к Стасю.

КОМОВ:
Э-э... Молодежь! Взять видеокамеры и сразу включить. И пусть он как можно больше спрашивает. У меня всё.

Он отправляет в мусоросборник остатки своей трапезы и выходит чуть более поспешно, чем того требует ситуация...
Майка, не поднимая глаз, сидит с видом крайне недружелюбным.

МАЙКА:
Есть вопросы, кибертехник?

СТАСЬ
(дурашливо):
Нет, квартирьер. Вопросов нет, квартирьер. Вас вижу, но не слышу.

Майка поворачивается к Вандерхузе. Тот, не замечая ее, говорит тихо в ответ своим мыслям.

ЯКОВ:
Бакенбарды, говоришь...

Вдруг замечает взгляд Майки, в упор смотрящей на него.

МАЙКА
(швыряя в мусоросборник посуду):
Вот именно, бакенбарды!..

РУБКА. ПАВИЛЬОН. УТРО.

Возле блестящего кофра с аппаратурой Стась вертит в руках обруч с миниатюрной видеокамерой.
Майка рассматривает точно такой же.

МАЙКА:
Могла бы быть и поменьше. Вон, камеры обзора - каждая не больше пуговицы...

СТАСЬ
(стремясь растормошить Майку):
Много ты понимаешь в технике, женщина! Выращивай свои огурцы! Как впихнуть в пуговицу лазерный прожектор?!

Он открывает на приборной панели небольшую крышечку, под которой обнаруживается несколько рядов кнопок, и проделывает с обручем какие-то настройки.
Обруч начинает ритмично пикать, потом перестаёт, лишь продолжает мигать на нем маленькая лампочка.
Стась прилаживает обруч на голове и берет в руки Майкин.

СТАСЬ:
Дай сюда.

Настраивая прибор, он болтает нарочито весело, почти дурашливо, поглядывая искоса на Майку, кусающую губы.

СТАСЬ:
Нажимаем... Отпускаем!.. Смотри, вот кнопочка.

На приборной панели выделяется кнопка с наброшенным на нее прозрачным защитным колпачком.

СТАСЬ:
Ее нажимать нельзя... Ее нажмет Яков Борисыч, если мы с тобой куда-нибудь провалимся или на нас обрушится какая-нибудь скала...

Стась протягивает Майке камеру.

СТАСЬ:
На орбитальном корабле сразу увидят вспышку у тебя на голове. И прилетят на помощь. Спасать.

МАЙКА
(устало):
Стасик, родной, заткнись, а?

Забирает у него обруч.

СТАСЬ:
Ладно тебе. Пошли, что ли?

У СТАНЦИИ. НАТУРА. УТРО.

Светит непривычно яркое солнце, сегодня на удивление ясно.

СТАСЬ:
В чем все-таки дело?

Майка молчит.
СТАСЬ:
Может, ты все-таки ответишь?

МАЙКА:
Ветерок нынче...

СТАСЬ
(недоумевает):
Что? Какой ветерок?..

Майка выразительно стучит себя пальцем по лбу рядом с укрепленной на обруче телекамерой.

СТАСЬ:
Да. Что ветерок, то ветерок.

Они отправляются в обход окрестностей.

СТАСЬ:
Малыш! Малы-ыш!..

Под солнцем чахлые кустики кажутся совсем земными.
С гребня застывшей песчаной дюны видна станция... На промерзшем песке выделяются темные влажные отпечатки ног Малыша.

СТАСЬ:
Малы-ыш!

Вскоре, сбежав с дюны, он натыкается на мальчика, лежащего ничком на мерзлой земле.
Малыш прижимается щекой к песку, обхватив голову руками.
Стась приседает рядом с ним на корточки.
Серебрится иней в лучах солнца.
Блестят мелкие льдинки.
Лежит почти голый мальчик.

СТАСЬ:
Малыш!

Тронув блестящее плечо, он тут же отдергивает руку, обжегшись.

МАЛЫШ
(не меняя положения):
Он придумал?

СТАСЬ:
Кто? А, Комов... Он размышляет. Трудный вопрос.

МАЛЫШ:
А как я узнаю, что он придумал?

СТАСЬ:
Ты придешь, и он тебе скажет.

Подходит Майка.

МАЛЫШ:
Мам-ма.

МАЙКА:
Да, колокольчик.

Малыш
(оживленно):
Феноменально! Щелкунчик!

СТАСЬ
(откашливаясь):
Мы тебя ждали, Малыш.

МАЛЫШ:
Зачем?

СТАСЬ:
Ну, как зачем? Мы... Мы скучаем без тебя! Нет удовольствия, понимаешь?

МАЛЫШ
(вскакивает и тут же садится снова):
Тебе плохо без меня?

СТАСЬ
(решительно):
Да.

МАЛЫШ:
Феноменально. Тебе плохо без меня, мне плохо без тебя... Ш-шарада!

СТАСЬ:
Ну почему же шарада? Если бы мы не могли быть вместе, вот тогда была бы шарада. А сейчас мы встретились, можно играть...

МАЛЫШ:
Раньше я играл один. А потом на озере увидел... Изображение в воде. Хотел с ним играть, а оно распалось. Тогда я захотел, чтобы у меня было изображение, чтобы с ним играть. И стало так.

Он вскакивает и легко бежит по кругу, оставляя те самые свои диковинные фантомы, о которых говорил Комов. Вслед за Малышом по его траектории остается десяток разноцветных человеческих фигур, замерших в движении, как на фотографии. Фигуры медленно колеблются и постепенно тают в воздухе.
Малыш садится и гордо смотрит на Стася.

СТАСЬ:
Феноменально.

Майка по-прежнему не принимает участия в разговоре.

МАЛЫШ:
Людей много. Сколько?

СТАСЬ:
Пятнадцать миллиардов.

МАЛЫШ
(потрясенно):
Пятнадцать миллиардов!.. И все в одежде... А ещё что?

СТАСЬ:
Что?

МАЛЫШ:
Что они делают?

СТАСЬ:
Ну, всякое... Играют в игры... Летают в космос... Рожают детей...

МАЛЫШ:
Зачем?

СТАСЬ
(затрудняясь):
Э... Майка, у меня нос замерз!..

МАЛЫШ:
Так много дел. Зачем пришли сюда?

Майка молчит. СТАСЬ продолжает, поняв, что ее не растормошить.

СТАСЬ:
Ну, на одной планете живут люди. Дикари такие. Им там удовольствие. Но у них должно взорваться солнце, понимаешь? Будет беда. Мы искали для них планету. Мы решили их поселить здесь, но сейчас узнали, что планета занята, и сразу отказались от этой затеи.

МАЛЫШ:
Значит, люди умеют узнавать, что будет? Но это неточно. Если бы люди умели, они давно бы отсюда ушли. Им здесь быть нельзя.

СТАСЬ
(бодро):
Знаешь, Малыш, пойдем поиграем!

Он дергает Майку за рукав.

МАЙКА
(без энтузиазма):
Пойдем, поиграем. Или хочешь, я покатаю тебя на летательной машине?

СТАСЬ
(вдохновенно):
Ты будешь летать в воздухе! И всё будет внизу: болото, море, станция...

МАЛЫШ
(просто):
Нет. Летать это обычное удовольствие. Летать я могу сам.

СТАСЬ
(вскакивает):
Как сам?

МАЛЫШ
(поразмыслив).
Нет слов. Когда захочу - летаю...

СТАСЬ:
Так полети!..

МАЛЫШ:
Сейчас не хочу. Сейчас мне удовольствие с вами. Хочу играть! Где?

СТАСЬ:
Побежали к станции, вон мячик лежит!

Малыш бросается вперед. Стась ломится через кусты напролом, как танк. Майка плетется следом, обходит вокруг застывшую песчаную дюну. Малыш, поджидает Стася возле мяча.

МАЛЫШ:
Странно. Никогда со мной так не было.

СТАСЬ:
Как?

МАЛЫШ:
Я хочу... Разделиться пополам. Сейчас я один, а чтобы стало два.

СТАСЬ:
Ну, брат, это же невозможно.

МАЛЫШ:
А если бы возможно? Плохо или хорошо?

СТАСЬ:
Наверное, плохо.

МАЛЫШ:
Больно?

СТАСЬ:
Брось об этом. Ты и в целом виде хорош.

МАЛЫШ:
Нет, не хорош.

Майка, наконец, подходит к ним, обойдя дюну вокруг.
Что-то неуловимо изменилось в ее лице, и сейчас трудно узнать ту Майку, еще совсем недавно задорную и смешливую.

СТАСЬ:
Давай-ка поиграем, Малыш! Смотри!

Стась поддевает мяч ногой и довольно ловко проделывает несколько футбольных «финтов». Малыш с интересом наблюдает. Постепенно они начинают играть вдвоем, потом к ним подключается Майка...
Это очень странная игра. Малыш не упускает ни единого случая показать людям своё превосходство, он навязывает Стасю и Майке соревнование, и они всё время проигрывают, от них столбом идет пар... Солнце поднимается всё выше. Малыш, возбужденный игрой, звонко смеется...
Даже Майка, кажется, повеселела. Она внезапно сделалась совсем другой - нежной, изящной. Случайное соприкосновение с ребенком во время игры, превращает ее в неожиданно красивую женщину. Распустившиеся нечаянно волосы разлетаются за ее спиной... Майка сгребает Малыша в охапку и кружит вокруг себя, и он очень смешно растопыривает в стороны руки и ноги...
С восхищением смотрит на нее Стась.
Комов в рубке напряженно смотрит на экраны наблюдения, обеими руками вцепившись в подлокотники кресла. За его спиной, скрестив руки на груди, стоит Вандерхузе.
На солнечной площадке весело летает мяч.
И вдруг игра кончается. Малыш останавливается внезапно...
Мяч долго катится по площадке.

МАЛЫШ
(глядя Майке в глаза):
Это было хорошо. Я никогда не знал, что бывает так хорошо.

СТАСЬ:
Что? Устал, Малыш?

МАЛЫШ:
Нет. Вспомнил. Не могу забыть. Не помогает. Два больших ласковых человека... Очень больших... Колокольчик... Никакое удовольствие не помогает. Больше не зови меня играть. Мне было плохо, а сейчас еще хуже.

Майка во внезапном безотчетном порыве вдруг обнимает Малыша со спины обеими руками. Малыш закрывает глаза на мгновение.
И тотчас же высвобождается, пожалуй, излишне резко, зацепив застежкой комбинезона по ее руке.
На пальце Майки остается царапина, из которой тотчас же выступает капелька крови. Майка так и продолжает стоять, держа руки перед собой, словно обнимая свой живот...

Малыш
(с отчаянием):
Скажи ему, чтобы он думал скорее. Я разорвусь пополам, если он быстро не придумает. У меня внутри всё болит. Я хочу разорваться, но боюсь, поэтому не могу. Если будет всё болеть, я перестану бояться разорваться пополам. Пусть думает быстро.

Майка смотрит на Малыша.
Капелька крови из царапины на ее руке отрывается и падает на землю.
С отчетливым утробным звуком она буквально всасывается поверхностью планеты...

СТАСЬ:
Ну что ты, в самом деле, Малыш! Выбрось ты все это из головы! Просто ты не привык к людям. Надо чаще встречаться, больше играть...

МАЛЫШ:
Нет. Я пойду...

Он отворачивается и бредет прочь.

Стась бросается вдогонку и поначалу пытается некоторое время идти с ним рядом.
Потом вдруг надевает свой обруч с телекамерой на голову Малышу и бежит обратно к стоящей поодаль Майке.
Некоторое время они идут к станции рядом.

МАЙКА:
Стась, ты же передатчик потерял!..

СТАСЬ
(гордо):
Я его не потерял.

Майка оглядывается, потом смотрит на Стася.

МАЙКА:
Ты - ему?.. Ты с ума сошел!..

Она снова поспешно поворачивается в ту сторону, где только что был Малыш...
Но там, где он расстался со Стасем, уже никого нет. До самого горизонта.

ШЛЮЗ СТАНЦИИ, КОРИДОР. ПАВИЛЬОН.

СТАСЬ:
Ну, ты чего, Майка? Что ты, в самом деле?

Майка демонстративно отворачивается и выходит в коридор.

СТАСЬ
(догоняет).
Майка! Да что случилось? Об»ясни же!

МАЙКА:
А ты сам не понимаешь?! Чего ты дурачка из себя корчишь?! Тоже мне нашел себе идеал! Что ты прогибаешься перед ним?

СТАСЬ
(у него перехватывает дыхание от негодования):
Я!? Перед кем?! Да ты понимаешь, что говоришь?!

МАЙКА:
Что «понимаешь»?.. Ты что для себя стараешься? Все для комова твоего распрекрасного! В обруче восемьдесят килотонн энергии! А ты его Малышу!..

Стась, открыв рот, останавливается на полпути.

МАЙКА:
Идиот несчастный!
(всхлипывает).

РУБКА. ПАВИЛЬОН.

Комов не отрывает взгляда от экрана, где мелькают то ноги Малыша, то небо, то кусты.

КОМОВ:
Молодчина, Стась. Просто молодчина. Это смело.

Обруч с камерой надет не слишком ровно на голове Малыша, и изображение на мониторах видно слегка наискосок...
Стась, оглянувшись к Майке, устраивается рядом с Комовым и смотрит на экран.

ЯКОВ ВАНДЕРХУЗЕ
(в дверях):
Я бы не рискнул.

КОМОВ
(отрывается от экрана и вместе с креслом поворачивается к Вандерхузе):
Яков! Ну, бог с тобой, о чем ты? Прибор совершенно безопасен. Тысячи людей используют эти передатчики как штатное оборудование!

ЯКОВ:
Вот именно - людей! Прибор настроен на человека!

КОМОВ:
Малыш - человек!

Он отворачивается от Якова к экрану и некоторое время молча смотрит на изображение.
На экране пока ничего особенного не происходит.

ЯКОВ:
Не знаю... Не знаю...

КОМОВ:
Что сейчас говорить. Передатчик-то уже на нем!

Майка выходит из рубки прочь.
Малыш оглядывается, и все видят на экране знакомый силуэт «ЭР-7», бликующий на фоне тусклого горизонта.
Это длится секунду-две, и снова на экране - голые серые камни, заиндевелый песок, мелькает два-три раза солнце; вскоре Малыш наклоняется и, подобрав два сучка, начинает ими ритмично бить друг о друга.
Майка возвращается с бутербродом. Жует, демонстративно не проявляя интереса к экранам.
Слышен голос Малыша: он начинает то ли жужжать, то ли гудеть... Может быть, это песня Малыша...

КОМОВ:
Видите, все в порядке. Мальчик прекрасно себя чувствует, ничего с ним не будет.

На пути Малыша возникает озеро. Несмотря на то, что оно теплое и покрыто слоем пара, с краев оно изрядно схвачено ледяной коркой. Малыш, не останавливаясь, входит в него, и камеру захлестывает волной.

СТАСЬ:
Утопил передатчик!..

Некоторое время спустя на экране снова появляется более-менее четкое изображение. Видно, как по об»ективу стекает вода. Это противоположный берег озера.
Малыш, выйдя из воды, начинает бежать, навстречу несутся деревья, валуны...
Внезапно перед одним из валунов Малыш останавливается. Он медленно подходит к нему и погружает в него руки по локоть. Когда он их извлекает, они остаются черными и блестящими, и это черное и блестящее стекает и с мокрым стуком падает на землю.
Руки исчезают из поля зрения, и Малыш снова начинает бежать.
Вдали мелькает какое-то то ли сооружение, то ли строение... Диковинное сооружение, возникшее перед Малышом, прыгает в кадре, так что даже экипаж не сразу узнает, что это.

ЯКОВ:
Это «Пилигрим»!..

СТАСЬ:
Точно...

Майка жует, демонстративно показывая абсолютное безразличие к происходящему.
Впрочем, в равнодушном ее взгляде обозначилась то ли решимость, то ли обреченность...
Развалины корабля почернели, ржавые балки искорежены...
Малыш подходит к обшивке и прислоняет к ней растопыренную ладонь в черной маслянистой жидкости.
Из-под пальцев поднимается дымок.

ГОЛОС АЛЕКСАНДРА:
Ух ты мой сверчок на печи!..

ГОЛОС МАРИ:
Колокольчик!..

Слышно, как плачет младенец.
Малыш отнимает ладонь от обшивки: на почернелом титановом сплаве явственно виден вдавленный рельефный отпечаток детской руки.
Малыш снова отправляется в путь. Некоторое время он идет по какому-то склону, потом поднимается на скалу...
Вдруг земля плавно отдаляется косо и вниз и сразу становится понятно: Малыш летит. Далеко внизу видно плоскогорье, затянутое сиреневой дымкой, ужасные шрамы бездонных ущелий, безрадостный ледяной мир, уходящий за горизонт, мертвый, истрескавшийся, ощетиненный...
Над скупой землей висит голое, ни на что не опирающееся колено Малыша...
Стась оглядывается на окружающих.
Комов сидит, не двигаясь.
Яков теребит бакенбарды.
Даже Майка перестала жевать и, не мигая, смотрит на экран.
Малыш падает вниз.
Каменная пустыня стремительно надвигается, слегка поворачиваясь вокруг невидимой оси, и эта ось явственно уходит в черную трещину.
Трещина растет и ширится, надвигаясь на камеру.
Изображение исчезает, раздается крик...

СТАСЬ:
Разбился...

Майка пальцами впивается в руку Стася.
На экране возникает движение.
Чуть более затрудненное, чем прежде.
Малыш уже не жужжит и не поет...
В кадре на мониторах видны руки Малыша: они как будто загребают перед собой невидимый песок невидимого пляжа...
Откровенно становится слышным тяжелое дыхание Малыша...

ЯКОВ:
Похоже, ему нехорошо...

КОМОВ:
Он сейчас приведет нас к этим... К хозяевам!..

Малыша окружает какой-то странный туман, в котором угадывается некоторая структура. Словно срез живой ткани под микроскопом.
Понятно, что Малышу с каждой минутой делается хуже физически: становится затрудненным дыхание, слышны хрипы...

ЯКОВ
(тихо):
Догадался бы он снять с головы обруч!..

КОМОВ:
Яков, Яков! Он ведь уже почти пришел!..

Светлые и темные уплотнения диковинной «ткани» сменяют друг друга. Видно, что всё это достаточно плотное, но Малыш передвигается внутри этой структуры свободно, словно на поверхности планеты. Затрудненность его движения угадывается лишь в дыхании и в ритме движения... Впрочем, вот он падает на землю... И дальше уже может лишь ползти, уже задыхаясь... Хриплое дыхание умирающего Малыша заполняет собой, кажется, все пространство вокруг... Малыш ползет вперед, пытаясь из последних сил добраться до спасительного нечто, которое угадывается впереди неуловимыми пятнами переливов красок и теней... Он хрипит, дыхание его прерывисто и непостоянно...
Вытянутые вперед руки ясно фосфоресцируют, растопыренными пальцами Малыш словно пытается что-то нащупать впереди.
Слышны странные звуки. Лавина звуков, каскад... Те самые звуки, которые Малыш издавал, рассказывая о своем детстве. Что-то сочно лопается и разлетается звонкими брызгами... Зудение, скрип, медные удары... И вдруг в ровном сиянии проступают пятна. Ряды пятен. Они принимают всё более ясные очертания, становятся похожи на что-то удивительно знакомое...
Люди. Десятки, сотни людей, целая толпа, выстроенная в правильном порядке и видимая, кажется несколько сверху...

СТАСЬ
(шепотом):
ЖИТЕЛИ ПОДЗЕМНОЙ ПЕЩЕРЫ!

Майка украдкой смотрит на Комова. Потом в сторону.
На прикрытый пластиковой крышкой аварийный пульт. Комов, перехватив взгляд Майки, делает резкое движение к ней, пытаясь схватить ее руку...
Но палец Майки уже прикоснулся к кнопке.
От толчка Комова Майка отлетает в сторону, ударившись о пульт...
Экран озаряется яркой вспышкой, раздается отчаянный крик...
Изображение переворачивается, слышен грохот и хруст... По экрану бегут строки развертки, изображение пропадает, звук прекращается.

КОМОВ
(Майке):
Вон отсюда.

Стась вскакивает, сжимая кулаки.
Бледная, как бумага, но вызывающе-спокойная Майка поднимается навстречу Комову.

СТАСЬ
(с вызовом):
А что, собственно, произошло?

Внезапно станция вздрагивает от сильного подземного толчка.
Стась и Майка падают. Яков удерживается на ногах.

ЯКОВ
(очень серьезно - он делает какие-то переключения на пульте управления):
Всему экипажу полная готовность. Экстренный старт. До старта тридцать минут.

На переборках раз»езжаются в стороны незаметные дверцы, за которыми обнаруживаются массивные скафандры общей защиты.

СТАСЬ:
Да что произошло?? Она же...

КОМОВ
(перебивает).
Она включила прожектор. На обруче у Малыша.

СТАСЬ
(тупо):
Зачем?!
Новый толчок валит с ног членов экипажа.

МАЙКА
(выкрикивает):
Я сделала это для того, чтобы раз и навсегда прекратить безобразие! Дальше?

СТАСЬ:
Какое безобразие, почему?

МАЙКА:
Потому, что это отвратительно! Потому, что это бесчеловечно! Потому, что я не могу сидеть сложа руки и наблюдать, как гнусная комедия превращается в трагедию!

СТАСЬ:
Да ты понимаешь, что нам... Что от всех нас мокрое место останется!!!

МАЙКА:
Нечего орать на меня!!! Ах, как он великодушен, ваш Комов! Светило мировой науки! Прёт, как бульдозер! Ни до кого дела нет, только косточки хрустят! Малыш тут будет или паук какой-нибудь, все равно! Вы все будете резать, препарировать, смотреть, как у него мышцы устроены, из чего кости сделаны... Подглядывать будете за ним... Всё равно я уйду.

СТАСЬ:
Это если мы живыми останемся. Только не уйдешь, а выпрут тебя.

МАЙКА:
И турнут меня из космоса, и ладно! Я в школу уйду! Ребятишек буду учить! Чтобы они вовремя хватали за руку таких вот фанатиков! И дураков, которые им... Подпевают!

Новый толчок бросает экипаж на пол.
Комов почти швыряет Майку к скафандру, сдерживаясь из последних сил.

СТАСЬ:
Не трогайте ее!

КОМОВ:
Неужели же никто из вас не понимает, что малыш - это случай единственный, случай, по сути невозможный, а потому единственный и последний! Ведь этого больше не случится никогда. Понимаете? Ни-ког-да!..

Он отворачивается.
Все как-то внезапно, одновременно замолкают.
Стась, покусав губу, начинает влезать в скафандр.
Майка, шмыгнув носом, поворачивается к рундуку и достает костюм. Застегивает защелки гермошлема ЯКОВ.
Комов поворачивает голову, словно что-то услышав.
Стась оглядывается.
Все замирают, прислушиваясь, и только теперь замечают: стоит тишина.
На экране одного монитора замер стоп-кадр изображения камеры Малыша множество темных фигурок, расположенных в строгом шахматном порядке. Стоят они как бы на хорошо освещенной площади. Фигурки уменьшаются от передних рядов к задним, сливаются вдали в сплошные черные полосы.
Комов подходит и поворачивает изображение в разных направлениях, изменяя ракурс.

КОМОВ:
Это малыш. Всё, все эти фигурки - малыш.

ЯКОВ:
Похоже на многократное отражение. Вот вам и перепуганные жители пещеры!..

Несколько секунд все молчат.
Вдруг раздается громкий вой сирены.
Помещения станции заполняются ревом, бибиканьем и миганием сигналов тревоги.
На электронном табло высвечивается надпись: «ШЛЮЗ».

БЕССТРАСТНЫЙ ГОЛОС АВТОМАТА
(по громкой связи):
Входной шлюз второго отсека - нет возможности идентифицировать об»ект.

Все бегут по коридору к двери шлюза.

ШЛЮЗ СТАНЦИИ.

Дверь раздвигается с пневматическим шипением и рокотом.
Все смотрят наружу.

Светает.
Все пространство до горизонта покрыто слоем девственно чистого снега. Все искрится в свете сполохов северного сияния...
В нескольких метрах от входа, на белом снегу лежит... Что-то круглое...
Майка истошно кричит...
Комов протирает глаза, не веря...
На снегу лежит голова Малыша... Одна голова... С об»ективом посреди лба...
Майка кричит без остановки.
Стась делает несколько шагов вперед, садится на корточки...
Берет ЭТО в руки...

СТАСЬ:
Елки-палки!

У него в руках мяч. С надетым на него обручем видеокамеры.
Об»ектив разбит вдребезги, да и сам обруч выглядит так, словно побывал под обвалом.
Стась поворачивается к Майке, так и продолжающей кричать.

СТАСЬ:
Майка, Маечка! Успокойся! Смотри, это просто мячик! Смотри!

Мужчины экипажа, забыв о секундной галлюцинации, успокаивают Майку - прямо здесь, у раскрытой двери шлюза... Вандерхузе достает ампулу, обламывает носок и пытается дать ее Майке понюхать... КОМОВ неловко держит ее за плечи... СТАСЬ сует ей в руки мяч.

СТАСЬ:
Маечка, Маечка, это мячик, мячик!.. Смотри!..

МАЙКА хватает мяч обеими руками и, прижав к груди изо всех сил, баюкает его. Она долго качается, не переставая кричать, но силы постепенно оставляют ее, и она лишь продолжает негромко выть, высоко и безумно, совсем по-собачьи...

ЯКОВ:
Господи, что только не померещится!

На снежной пелене - ни одного следа.
Только продолжает тихо кричать Майка, да завывает сирена внутри станции.

РУБКА. ПАВИЛЬОН.
В креслах все члены экипажа.
КОМОВ возится с застежкой привязного ремня.

ЯКОВ:
Гена, ты пассажир. Шел бы в каюту, там удобнее...

КОМОВ:
Ладно-ладно. Как-нибудь.

ЯКОВ
(привычно):
Второй, сообщить готовность!

Стась деловито докладывает командиру готовность агрегатов и служб.
По экранам бегут зеленые цифры.
Мигают огоньки на пульте.

ЯКОВ
(нажимая кнопки и щелкая тумблерами):
Ну что, ребятки, с богом!

МЕХАНИЧЕСКИЙ ГОЛОС:
Внимание. Старт. Экипажу занять места. Счастливого полета.

СТАСЬ:
Поехали!..

Со стороны видно, как вокруг маленькой наземной станции поднимаются, словно разводные мосты, роняя смерзшуюся землю, металлические аппарели, закрывающие кольцом корабль.
Махина корабля обнаруживается неожиданно: маленькая станция «Эр-Семь» оказывается лишь его носовой оконечностью. Она медленно сдвигается кверху, окруженная ревом и языками пламени, открывая под собой, продолжением себя, громадную сигару межпланетного корабля, установленного в стартовой шахте.
В рулевой рубке идет работа, летят колонки цифр на дисплеях.
Старт.
Рев двигателей достигает предела. Видно, как всех ускорением вдавливает в кресла.
Через несколько секунд ЯКОВ поворачивается к Стасю.

ЯКОВ:
Что с двигателями? Потеря ускорения.

СТАСЬ:
Планетарные на взлетном режиме.

МАЙКА:
Мы сейчас просто завалимся набок!

ЯКОВ:
Планетарные на максимальную тягу!

СТАСЬ
(недоуменно):
Они и так на максимальной, командир!

ЯКОВ
(резко):
Маршевый двигатель - к пуску!

СТАСЬ:
Есть.

Он передвигает несколько переключателей.

СТАСЬ:
Готовность - тридцать.

КОМОВ:
Яша! Ты сошел с ума! Ты сожжешь планету!!!

ЯКОВ:
Пассажир! Смотрите в окно!

МАЙКА:
Там же Малыш!

Включается механический голос автомата, управляющего кораблем.

ГОЛОС:
Готовность к пуску маршевого двигателя двадцать секунд. Приготовиться к перегрузкам. Семнадцать секунд... Шестнадцать…

МАЙКА
(кричит):
Яков! Яков, миленький! Не надо!

Со стороны видно, что корабль завис, подрагивая от усилия, на середине стартовой траектории, но, почему-то, не падает.
Просто стоит на месте.
Как вертолет.
Когда до запуска маршевого двигателя остается три или четыре секунды, Яков принимает решение.

ЯКОВ:
Отставить маршевый! Отбой!

СТАСЬ
(мгновенно):
Есть!

Он поспешно нажимает тумблер на пульте.

МАЙКА
(показывая на экраны обзора):
Смотрите!!!

На белом снегу стоит фигурка.
Это Малыш.
Он поднял голову и пристально смотрит на корабль.
Он снова голый, как в первую встречу с землянами.
Губы его напряжены, зубы стиснуты...
Корабль дрожит от напряжения, но по-прежнему стоит на месте, словно привязанный, лишь медленно поворачивается вокруг своей оси.

МЕХАНИЧЕСКИЙ ГОЛОС:
Топлива для планетарных осталось на пятьдесят секунд. Сорок восемь... Сорок семь...

Малыш в совершенно земном прощальном жесте вскидывает руку над головой. Он плачет. Точнее, он просто стоит, а слезы сами катятся по щекам.

ЯКОВ:
Бог мой!..

СТАСЬ:
Ух ты!

Малыш стоит уже не один. Рядом с ним - девочка. Такая же голенькая, как и он сам.

СТАСЬ:
Майка, это же ты!!!

Действительно, рядом с Малышом - Майка.
Только совсем девочка, та самая, с фотографии в ее каюте.
Вовсе не похожая на «фантом», а земная обыкновенная Майка…
Они держатся за руки...
Настоящая Майка в рубке улетающего корабля прильнула к визиру дальномера, не веря своим глазам...
Над горизонтом поднимаются знакомые «усы-удочки».
Такие же суставчатые, как и пальмы на снимке южного атолла.
Их движение неуловимо похоже на жест Малыша.
В медленном взмахе исполинские ресницы озаряются многочисленными огоньками, и все - изумрудно-зеленого цвета.
Комов снимает гермошлем и вытирает лоб.
Усы-удочки-ресницы изумрудным пунктиром окружают горизонт.
Малыш машет рукой...
Маленькая Майка тоже поднимает руку...
И - начинает удаляться.
Снова ускорение вдавливает в кресла членов экипажа.
Катится по полу шлем Комова.
Освобожденный от невидимых уз, корабль быстро набирает скорость.
С поверхности планеты видно, как он превращается в маленькую точку-звездочку.
Малыш и Майка уходят по снежному ковру вдаль, держась за руки...

Конец.

(с) Михаил Масленников
Екатеринбург - Москва, 1995 - 2003.