Морской ангел

    

               
                Вставай Страна огромная,
                Вставай на смертный бой,
                С фашистской силой темною,
                С проклятою ордой!
                (Лебедев-Кумач)
 


Предисловие.

       Имя этого человека я впервые услышал от отца. После войны они  пересекались в лагерях «Дальстроя».
       Спустя много лет, волею провидения, встретил его  в Москве. И мы были дружны   последние   годы  его жизни.
       Дмитрия Дмитриевича   Вонлярского и сейчас   помнят  многие ветераны Военно-Морского флота,   Федеральной службы безопасности и Генеральной прокуратуры России.
       Его поздравляли с Днем Победы,  бывший и действующий президенты Страны,   чтили генералы и адмиралы-фронтовики,  принимали королевская семья и премьер-министр Великобритании. 
       Судьба этого  человека не укладывается в  рамки обыденности.
       Потомок  обрусевшего тевтонца фон Лара  и  отпрыск дворянского рода, Дим Димыч, как его звали родные и близкие, прожил  непростую, но яркую жизнь, оставшись человеком с большой буквы.
       Он был курсантом военно-морского училища, парашютистом - десантником и разведчиком   морской пехоты  в годы  Великой Отечественной войны, рубил лес и добывал золото в Магадане, колесил водителем-дальнобойщиком по просторам Союза и Европы.
       В разное время о Вонлярском писали  российские и зарубежные журналисты,  его не раз упоминали   в  мемуарах  Герои Советского Союза,  в числе друзей  были  известные военачальники, космонавты и народные артисты.
       При всем этом    Димыч   был весьма скромный человек. Он  жил  на Чистых Прудах в небольшой квартире, не требовал привилегий со льготами  и трудился на благо Отечества   до глубокой старости.
       Сейчас, в наши дни, на киноэкранах иные герои.  Бандитских сериалов, шоу и «мыльных опер». Надуманные и фальшивые.
       То же и в отечественной литературе. Вымышленные  Фандорины с  Путилиными,  Каменские, Званцевы и Челищевы.
       А на границах России опять война. Фашисты, при поддержке  США с Европой, начали очередной «дранг нах остен».
       Победим ли мы?
       Иного не дано. Потому что были такие как  Дмитрий  Дмитриевич Вонлярский и его  фронтовое поколение, а в наших жилах течет кровь дедов и отцов, однажды уже сломавших хребет фашизму.      
       Русский мир просыпается от летаргии.

   
 

Часть 1.  Лихолетье.

Глава 1. У Чистых  прудов.

«10 октября 1932 года на Днепровской гидроэлектростанции состоялся торжественный митинг по поводу пуска первой очереди станции — пяти энергоблоков Днепровской гидроэлектростанции имени В.И. Ленина (на Днепре, у города Запорожья, ниже днепровских порогов)».

«18 июня 1937 года  экипаж советского самолёта «АНТ-25» (Валерий Чкалов, Георгий Байдуков, Александр Беляков) начал беспосадочный перелёт по маршруту Москва Северный полюс – США, закончившийся 20 июня успешным приземлением на аэродроме Ванкувера».

(Выдержки из газеты «Правда»)

       В  высоком небе над Солянкой*  кувыркались голуби.
       А далеко внизу, задрав вверх русоволосую голову в тюбетейке, за ними восхищенно наблюдал  мальчик.
       Ему было десять лет лет, звали  Димом.
       Потом, взблескивая на солнце, стая унеслась в сторону Москва-реки, а мальчик, подхватив стоявший рядом бидон, потащил его дальше.
       Углубившись в хитросплетенье  переулков, он вошел  в один,  миновал арку  старинного пятиэтажного особняка с табличкой на фасаде «Лучников»  и оказался в небольшом дворе, затененном старыми липами.
       В дальнем его конце,  под раскидистым вязом, сражались в домино несколько пенсионеров, а  сбоку от арки   компания  пацанов  играла в пристенок*.
       - О! Докторенок!-  радостно завопил один,  собиравшийся  в очередной раз  метнуть гривенник, а остальные с интересом уставились на Дима.
       Все они были  из соседнего Зарядья,  с которым  ребята Солянки традиционно враждовали, и встреча хорошего не сулила.
       - Ну,  я, -  остановившись, нахмурился Дим, - чего надо?
       - Га-га-га, го-го-го! - дружно заржала  вся компания, подталкивая друг друга локтями и переглядываясь.
       - А давай стыкнемся*, -  сунув руки в карманы, подошел к  нему самый рослый, в сбитой на затылок  кепке  и клешах, по кличке «Тарзан»,   вслед за чем ловко цыкнул слюной  Диму под ноги.
       Парень  был  года  на два старше, шире в плечах  и  с косой челкой.
       -  Что, прям  здесь?  -  прищурился   Дим,  покосившись  на стариков (те увлеченно щелкали костяшками).
       - Зачем же?  -  ухмыльнулся Тарзан, перехватив его взгляд - айда  туда, - и  кивнул на узкий проход рядом с аркой.
       Пропустив Дима вперед, вся компания  проследовала  за ним,  и  ребята  оказались  у  замшелого каменного сарая.
       Там было пусто, исключая прянувших в стороны двух кошек, место, как говорят, располагало, и все остановились.
       -  Ну, «докторенок»,  заказывай  гроб - шмыгнул носом Тарзан, после чего втянув  голову в плечи и,  сжав кулаки,  принял бойцовскую стойку.
       Дим молча поставил бидон   у двери сарая,  затем подошел к сопернику вплотную и сделал то же самое.
       - Щас Тарзан  ему даст, - утер соплю самый мелкий из пацанов, а остальные четверо окружили пару.
       В следующий  миг  та закружилась в вихре ударов,  и  через  минуту все кончилось.
       Тяжело дыша, Дим утирал ладонью  разбитую губу, Тарзан  валялся на траве раскинув руки.
       - Как он его… -  протянул кто-то из ребят, а остальные  принялись поднимать вожака и приводить в чувство.
       - Это называется апперкот, -  просипел Дим. - Кто следующий?
       Желающих больше не нашлось,  но  зарядьевцы обещали поквитаться, после чего высокие стороны  расстались.
       - М-да, хорошее дело бокс, - размышлял Дим,  выйдя  из прохода и направляясь в сторону  дома. Начиная с зимы, после уроков,  он регулярно посещал его секцию  в  спортивном обществе, бодро именуемом  «Динамо».
       Там,  в числе еще нескольких десятков мальчишек, Дим  качал мышцы,  молотил «грушу», учился  нападать и защищаться в спаррингах.
       - С тебя оголец, может выйти толк, - как-то сказал ему пожилой тренер. - Ты  прямо создан для боя.
       Войдя в гулкую прохладу подъезда, Дим поднялся по широкой, с чугунными перилами лестнице на четвертый этаж и нажал черную кнопку на двустворчатой  высокой двери.
       За ней тихо  звякнул запор,  и левая половина отворилась.
       - Димочка! - всплеснула руками  возникшая на пороге  старушка в пенсне.  - Да ты никак опять  дрался?
       - Немного, - улыбнулся внук, - вот керосин (в бидоне булькнуло), куда поставить?
       - Отнеси в кладовку, и сейчас же приведи себя в порядок, покачала головою бабушка.
       На звуки разговора  из анфилады* комнат  появился  высокий сухощавый старик с бородкой  - это был  Димкин дед и  хитро уставился на мальчишку.
       -  За что на этот раз, позвольте спросить? - поинтересовался он, подойдя ближе.
       - За справедливость, деда, - последовал ответ, после чего старик сказал «ну-ну», а Дим, сняв ботинки,  направился в сторону  кухни.
       Проживавшая в квартире семья была небольшой и заслуживала внимания.
       Уже известный читателю дедушка по материнской линии  Михаил Николаевич Вавилов   происходил из дворян,   до революции служил податным инспектором  и читал  математику  в Варшавском университете. Теперь, он занимал высокую должность в наркомфине*, но диктатуру пролетариата откровенно не одобрял и придерживался монархических убеждений.
       За это  бывшего надворного советника* периодически вызывали  на Лубянку, и настоятельно рекомендовали  поменять взгляды. А еще  каждый раз интересовались, почему он  не  ушел за кордон с белыми. Как его брат - полковник Генерального штаба.
       В ответ  Михаил Николаевич сокрушенно вздыхал  и неизменно отвечал,- я русский. И люблю Россию.
       Карающий меч революции  тогда еще разил не в полную силу (новая власть весьма нуждалась  в специалистах из «чуждого класса»),   и  Вавилова с миром отпускали.
       Более того, в знак лояльности ему оставили неразграбленную  просторную  квартиру,  а заодно царские ордена: Святослава и Святой Анны.
       В отличие от деда, бабушка - Александра Федоровна, была из мещан, являлась опорой домашнего очага и  его верной подругой. В голодные 20-е, она снесла в Торгсин*  мужнины ордена, а заодно  свое золотое кольцо с серьгами и брошь, чем спасла семью от неминуемой смерти. 
       Но самой интересной  в семье была  одна из их трех дочерей и мама Дима, - Мария Михайловна.
       В юности она закончила медицинские курсы,  и сразу же добровольцем ушла на войну.  Империалистическую.
       А в 1914-м, на Румынском фронте, молоденькая сестра милосердия стала кавалером Георгиевской медали «За храбрость»  4-й степени. Награду ей вручил лично Великий Князь Константин Николаевич.
       Над позициями своих войск  он увидел в небе обстреливаемый противником воздушный шар, откуда разведчики хладнокровно и точно корректировали огонь русской артиллерии. 
       Каково же было удивление царственной особы, когда на месте приземления среди мужчин обнаружилась хрупкая девушка с медицинской сумкой.
       Барышня назвалась мадмуазель Вавиловой и пояснила, что упросила господ офицеров взять ее с собой на задание.
       - Однако, -  разгладил усы князь, любуюсь миловидной девицей. - Вы достойны награды. 
       В отличие от родителей, дяди и сестер, Маруся восприняла революцию всем сердцем и, вернувшись с одной войны, отправилась на вторую. Теперь уже Гражданскую. Ее она прошла с начала до конца, медработником в 1-й Конной, и знала самого командарма  Буденного.
       Там же  познакомилась со своим мужем, комэском*  Дмитрием Вонлярским,   после безвременной кончины которого, перенесла всю свою нерастраченную   любовь на единственного сына.
       При всем этом, иногда его балуя,  Мария Михайловна держала  ребенка в строгости, закаляя по утрам холодной водой, а зимой обтирая снегом. У такой лихой мамы, сын не мог быть трусом.
       Спустя час, дед с бабушкой и внук  обедали   в небольшом, обставленном старинной мебелью зале, откуда с  висящих на стенах рам, на них взирали предки.
       А вечером со службы вернулась мать (теперь она работала врачом в ведомственной поликлинике Внешторга)  и сообщила радостную весть  - через  пару дней они с Димом отправляются на море.
       - Ура! -  запрыгал по комнатам сын, а  остальные  принялась обсуждать  поездку.
       Расширяя кругозор чада и заботясь о его здоровье, уже  третье лето  Мария Михайловна  подряжалась работать в Черноморских санаториях врачом на договоре.  Они уже побывали в Геленджике и Коктебеле, а теперь их ждал дом отдыха  в Феодосии.
       - Так, Феодосия, - притащив из дедушкиного кабинета  толстый фолиант в кожаном переплете, открыл его на нужной странице Дим.
       «Портовый и курортный город юга Малороссии  на юго-восточном побережье Крыма.  Основан греческими колонистами из Милета в  VI веке до нашей эры».
       - Вот это да!  - взглянул на внимательно слушавших домочадцев и продолжил дальше.
       «С 355 года входил в состав Боспорского царства  и имел аланское название Ардабада, далее был захвачен хазарами,  а потом перешел под контроль Византии.
В  XII веке  был  колонизирован генуэзцами и назван Каффой, а в 1771 году  взят русскими войсками и получил название Феодосия».
       - Интересно, - захлопнул  книгу Дим. -  А про Каффу мне рассказывал   дед Оверко.
       Последний был  дедом по отцовский линии, происходил из запорожских козаков  и жил  в хуторе  над Днепром,  куда в начальных  классах мама  дважды возила сына.
       Там, с его легкой руки,  внук  научился скакать на лошади, драть раков в ставке, а еще танцевать гопака под бубен. 
       В следующую субботу  Дим, наряженный в матросский костюмчик  и бескозырку, отправлялся с  родительницей с Курского вокзала  в Феодосию.
       На перроне царило радостное оживление, из репродукторов лился бодрый голос Утесова, празднично одетая публика,  чинно шествовала к вагонам.
       В купе,  где расположились Вонлярские, кроме них ехал  престарелый священник с женой, и между взрослыми сразу же завязался разговор, а  Дим  с интересом  пялился в окно, наблюдая  за посадкой. 
       Затем по вагону прошелся  солидный проводник в белом кителе и фуражке, предлагая провожающим   его покинуть,  а через пару минут лязгнули сцепки, по составу прошла дрожь, и он плавно покатился вдоль перрона.
       В туже минуту из-под вокзальных сводов грянул «Марш авиаторов», (провожающие замахали руками), а батюшка мелко перекрестился. 
       - Ну, вот и поехали, - счастливо взглянул Дим на мать, и та ответно улыбнулась.
       Спустя полчаса  за окнами промелькнули окраины Москвы, и поезд, набирая ход, направился в сторону юга. Оглашая  цветущие дубравы и поля  ревом паровозного гудка, он  заставлял быстрее биться сердце, колеса ровно стучали на стыках,  в голубом небе дрожал жаворонок.
       К вечеру  ландшафт сменился, лесов и рощ стало меньше, а  горизонт шире, на западе зажглись первые зарницы.
       Утром  справа по ходу, открылась бескрайняя синева, и  Дим, радостно  высунулся в окно, - море! Его мальчишка полюбил в первое посещение Крыма, и с каждым годом это чувство ширилось и укреплялось.      
       В Феодосию поезд прибыл  в полдень, и с вокзала,     прихватив чемодан с баулом, Марья Михайловна с сыном, на извозчике отправились в санаторий.
Солнце стояло в зените,  над горами  плыли легкие  облака, в синеве залива куда-то уплывал парус.
       Миновав  каменный мост  над  обмельчавшей речкой, пролетка миновала старую,    часть города и  направилась вдоль побережья  к одному из расположенных там санаториев.
       Он  имел несколько корпусов  и утопал в зелени.
       - Т-пру, милая, -  натянул  вожжи извозчик и оглянулся на пассажиров, - приехали.
       Расплатившись, мать с сыном захватили багаж  и направились  к одному из зданий, с бьющим перед входом  фонтаном  и сидящими в тени деревьев на скамейках несколькими отдыхающими.
       В прохладном холле  Мария Михайловна объяснила администратору кто она,   та ответила, что предупреждена и  сопроводила прибывших к коменданту.
       - Как же, как же, ждем-с, - расшаркался при встрече тот. -  Московским специалистам мы всегда рады.
       Чуть позже путешественники распаковывали вещи  в предоставленном им служебном номере, а в его открытое окно  лился запах цветов и моря.
       На следующее утро  доктор Вонлярская приступила к своим обязанностям, а Дим, получив  надлежащий инструктаж,  после завтрака сразу же отправился  к  морю. Оставлять его одного мать не опасалась, для своих лет парень был  достаточно самостоятельным, к тому же  сын мог постоять за себя и отлично плавал.
       Выйдя  на набережную, с дефилирующими по ней отдыхающими, для начала Дим  выпил стакан газировки  у толстой тетки, расположившейся  со своей тележкой под полотняным тентом,  а затем  по тропинке  сбежал  вниз, к  тянущемуся вдоль залива пляжу.
       Сбросив сандалии, он вошел по колено в тихий шорох  волн,  после чего радостно заорал, - здравствуй море!
       - Мальчик, ну чего ты кричишь, как в лесу, -  недовольно протянула загорающая неподалеку в шезлонге дама,  а  копающаяся рядом с ней  в песке малышка в панамке звонко рассмеялась, - здластвуй!
       - Извините, тетя, -  выбрел на берег Дим, и, прихватив сандалии, пошлепал  по  урезу воды вдоль пляжа.
       Затем он  узрел вдали  что-то вроде  причала  и решил его исследовать.
Оставив позади людную часть пляжа,  Дим  приблизился к сооружению (оно было заброшенным и ветхим)  и увидел  под настилом у береговых свай  группу мальчишек.
       Трое,  мутузили одного, рыжего, а тот стойко оборонялся.
       Налицо была явная несправедливость, и  Дим тут же ввязался в драку.
       Самый активный получил от него в нос, и с воем покатился по песку,  второго  рыжий ловко поддел  «на кумпол»,  а третий  кинулся бежать,  резво мелькая пятками.
       - Канайте  отседова, -  бросил мальчишка своим врагам, после чего сунул незнакомцу руку. - Жека.
       -  Дим, -  протянул тот свою   и кивнул на удалявшихся ребят. - Чего  они к тебе прикопались?
       -  Эти шкеты* с  Карантина, я  с Форштада, щупая заплывший глаз  ответил рыжий.  - Традиция  у нас такая, как только пересекаемся, сразу драка.
       -   Ха-ха-ха! -  чуть присев, закатился смехом Дим, а Жека  недоуменно  на него уставился, - ты чего? 
       -  Да, понимаешь, - утерев выступившие на глазах слезы, ответил  Дим. -  У нас на Солянке тоже.
       -   А Солянка это где? -  почесывая ногой ногу, вопросил  Жека.
       -   В Москве, - последовал ответ. - Я вчера оттуда приехал.
       И потекли незабываемые дни каникул.
       Для начала Дим познакомил маму с новым приятелем (та отнеслась к этому с пониманием), а  Жека  провел с ним экскурс по «местам боевой славы».
       Таковыми явились  остатки генуэзской крепости, которую мальчишки излазили сверху донизу, турецкая мечеть Муфтий-Джами,  несколько древнеармянских церквей и, самое главное, место стоянки легендарного броненосца «Потемкин».
       К сему присовокупился  ряд удачных набегов на сады местных аборигенов за черешней, ловля  черноморских бычков, ныряние со скал и купание  на пляже.
       По воскресеньям  же,  когда у мамы был выходной, они с сыном в составе экскурсий поднимались на отроги хребта  Тепе-Оба, совершали поездки в Алушту и Коктебель , а вечером отправлялись в  курортный парк, где прогуливались по аллеям.

Утомленное солнце, нежно с морем прощалось,
В этот раз ты призналась, что нет любви…

доносилось с танцевальной площадки,  отчего Марья Михайловна грустнела, а Дим  ел мороженое  и думал,  как это солнце может быть утомленным.
       Но все хорошее когда-нибудь кончается, пришли к завершению и каникулы.
       Тихим  вечером августа, под треск цикад в пристанционных акациях,  семья Вонлярских  убывала  в Москву, «на зимние квартиры».
       За окном проплывал  неширокий перрон, на котором среди провожающих стоял Женька, а Дим махал ему из окна бескозыркой….
 
       Новый учебный год начинался с новой школы.
       Гранит наук потомок запорожцев щелкал   как орешки, но  весьма любил  побузить и был героем педсоветов.
       Зато дворовое братство «докторенка» ценило. За верность товариществу, бойцовский нрав  и независимость.
       В результате  два директора, ничтоже сумняшеся,  поочередно от него отказались, а третий  принял под свое крыло после долгих уговоров   мамы и дедушки. 
       -  Если вас, молодой человек, исключат и из этой, -  попыхивая трубкой  заявил  Михаил Николаевич внуку, когда 1 сентября тот отправлялся  в храм науки, - остается одно. Стать сапожником. Как Ванька Жуков.
       Такая   перспектива Дима не устраивала, и, скрепя, сердце, он решил работать над собою. Тем более что все условия к тому были.
Страна ковала трудовые подвиги, Чкалов  совершил  свой знаменитый перелет  Москва- Ванкувер, а молодое поколение массово занималось спортом.
       И Дим  стал совершенствоваться.
       Для начала сдал нормы «Ворошиловский стрелок», а потом  стал  прыгать с парашютом  в ЦПКО имени Горького. Там имелось две вышки. С одной  сигали столичные  и приезжие смельчаки, а вторую использовала работавшая там секция.
       Росла и  его страсть к морю.
       В библиотеке дедушки  любознательный внук прочел всего Станюковича, Конрада и Мариэтта,  после чего у него возникла мысль стать морским офицером.
       Однажды   вечером, когда  Дим возвращался  домой после тренировки, он лицом к лицу столкнулся со своим старым знакомцем  Тарзаном.
       Тот был  в  форме   лейтенанта - пограничника и с девушкой.
       - Здорово, докторенок! Ну, ты и вымахал, - протянул  первым  руку.
       -  Здорово, - пожал ее  Дим, с интересом разглядывая Тарзана.
       -  Вот, приехал в отпуск  после училища, - сказал  тот. - Ну а ты  как? Куда думаешь после школы?
       -  Еще не определился,- пожал  плечами Дим, а девушка  капризно надула губки, -  ну пойдем, Толя.  В кино опоздаем.
       -  Успеем,- взглянул на часы  лейтенант. - А тебе, Дим скажу так. И продекламировал 
 
«Юноше, обдумывающему житье, решающему, делать жизнь с кого,
Скажу, не задумываясь - делай ее с товарища Дзержинского!».

       - Помнишь, кто сказал?
       - Помню. Маяковский.
       Вслед за этим они распрощались, и  пара растворилась в вечерних сумерках.
       После этой встречи Дим еще больше укрепился в  своей мысли, чем поделился с родными.
       -  Офицерами были твой отец и дед,- сказал  Михаил Николаевич. -  Достойное решение. Мама тоже  его одобрила, а бабушка  вздохнула. Ей  не хотелось, чтобы внук был военным.
       Летом 1940-го, получив «аттестат зрелости», Дим  отправился поездом в Баку. Поступать в Каспийское высшее военно-морское училище.
       За  вагонным окном  пронеслись окраины Москвы, поезд вырвался на просторы  и началась другая жизнь, интересная и напряженная.
       Вступительные экзамены сдал успешно, после чего кандидат Вонлярский предстал перед мандатной комиссией.
       - Почему у вас в аттестате тройка по дисциплине? - поинтересовался начальник училища,   капитан 1 ранга  Сухиашвили.
       -  Драться любил,- по возможности коротко ответил Дим.
       - Как драться?
       -  Разряд по боксу у   меня.
       -  А удостоверение есть?
       - Так точно! - уже не притворяясь паинькой, гаркнул  Вонлярский и вытащил удостоверение.
       Воцарившуюся после этого краткую паузу, вновь нарушил начальник училища.
       - Вы хотите быть военным  моряком?
       - Так точно!
       - Вы им будете. Идите!
       Так мечта Дима стала реальностью.
       Все, что касалось флота,  будущие командиры постигали без дураков. Дим и его сокурсники были   уверенны: не сегодня - завтра начнется война и готовились к этому  очень серьезно.
       Парни изучали  штурманскую, артиллерийскую минную и другие дисциплины, боролись за живучесть на учебных циклах,*стреляли на полигоне из винтовок по мишеням. 
       Но молодость есть молодость. В увольнениях суровый флотский кураж уступал место безмятежности. Курсанты устраивали променаж по вечерним набережным Баку, ухаживали за девушками и дарили им цветы,  посещали танцплощадки  и местные духаны*.
       В духанах они любили подкрепляться истекающими соком  горячими чебуреками, остужая их жар стаканом-другим  холодного портвейна.
       А заодно постигали одну из флотских заповедей, при которой на вопрос, «Что должен уметь каждый моряк?» следовал ответ: « По крайнем мере три вещи: правильно подойти к причалу, столу и девушке».
      При всем этом  ребятам  страшно хотелось выглядеть бывалыми. Для чего муаровые, с золотом, ленты бескозырок удлинялись «до кормы», форменки приталивались, а клеша, наоборот, уширялись до полуметра.
      Кроме военно-морских дисциплин,  особое значение в КВВМУ* уделялось физической  подготовке.  Курсанты  регулярно выходили в море на гребных ялах, бегали по утрам пятикилометровый  кросс  и  занимались плаванием. 
      Спустя несколько месяцев  Дмитрий Вонлярский  стал заместителем  командира   взвода и старшиной 1 статьи,  что воспринял с энтузиазмом...