Загромел гром

            Продолжаю публиковать захватывающие истории под общим   названием «Засахаренная килька».


          Пошёл сильный дождь, на кухне стало темно. Тётушка Хинтер загрустила и направилась в комнату проведать дядюшку Хантера. Она тихонько приоткрыла дверь и увидела дядюшку с газетой, сидящего в своей тарелке с ромашками и голубыми полосками. Было очевидно, что дядюшка находится в прекрасном расположении духа.
- Помнишь, - сказала тетушка, - ты написал мемуары о новогоднем пироге.
- Конечно. И пироги с еловыми иголками помню и мемуары тоже помню.
- А не напишешь ли ты мне сказку, ты же у нас такой талантливый, - попросила тётушка Хинтер, - Что-то у меня дождливое настроение.
- А я уже написал сказку о нашей канарейке, - ответил дядюшка, - когда ты утром, после завтрака, на минутку вышла поговорить с соседкой, я стал писать сказку. А когда ты вернулась после беседы с соседкой, и мы сели обедать, сказка была готова. Так что залезай в свое любимое кресло и слушай.
Он сложил аккуратно газету, спрятал её в шкаф подальше от кисы, запер шкаф на ключ, который положил в свой карман, сел поудобнее и начал сказку:

***
          Обычно наша птичка - весёлая и смешливая. Покажи ей палец - она падает на спину и хохочет до упаду. (Хотя, конечно, это не правильно. Ведь пичужка уже упала и, значит, не могла хохотать до упаду. Это просто так говорится). Но, однажды,  засверкали молнии, загремел грем,  прости, я хотел сказать загромел гром, и полил противный мелкий дождик, то есть страшный ливень. Канарейка упала на спинку, подрыгала лапками, но даже не улыбнулась. И не мудрено. Попробуй-ка, дружок, улыбнуться, когда у тебя крылья прилипают к телу как мокрые штанишки.
***

- У меня? - удивилась тетушка.
- Причем здесь ты: штанишки - это метафора, ответил дядюшка.
- А крылья? - спросила тетушка.
- А сказку хочешь дослушать?
Дядюшка Хантер не любил, когда его перебивали. Он помолчал, собираясь с мыслями и, наконец, продолжил:

***
          Тогда, решив ей помочь, я показал ей указательный палец. Обычно это действовало безотказно. А в этот раз вместо хохотания, птичка недовольно поморщилась, чихнула и стала выжимать свои мокрые перья. Это меня очень расстроило. Расстроилась и голова на портрете и в ее голове сложился такой стих:

     С неба мочится вода,
     канарейка без зонта,
     без галош на тонких лапках,
     простудилась, не поет.
          Надо ей скорее грелку,
          уложить ее в постельку,
          дать ей грога или рома,
          и начнется пенье дома.
          ***

          Тут тетушка перебила рассказчика:
- Дядюшка, - сказала она, - у тебя получилась не сказка, а какие-то частушки. В сказке должен быть счастливый конец. Все радуются, смеются. А эта сказка кончается простудой нашей милой птички.
- Да, ты права, - смутился дядюшка, - но потом ей же дали грог и она снова запела. Разве это не счастливый и радостный конец сказки. Можно еще добавить «я там был, грог с ромом пил, по усам текло, а в рот не попало».

           Канарейка внимательно слушала дядюшку и одобряла каждое его слово.
- Все равно, - заявила тетушка Хинтер, - и сказка дождливая и настроение у меня дождливое.
           И в этот момент дождь кончился, выглянуло солнышко, канарейка запела веселую песню, голова на портрете улыбнулась так широко, что не вместилась в раму.
- Вот тебе и веселый конец дождливой сказки, - сказал дядюшка Хантер и захотел снова приняться за газету, но оказалось, что во время повествования ключ из дядюшкиного кармана пропал.
А что с ним случилось, и кто его свистнул - это уже другая история.

*
«Засахаренная килька», глава 5