По набережной неисцелимых, или речь о потерянном

                1.
Как любой путешественник или рассказчик, я склонен преувеличивать размеры своей жизни, особенно в части собственных доходов и количества романов. Особенно это хочется делать в таких городах, как Венеция. Однако, вынужден признаться, что в первое мое посещение Венеции я был сильно ограничен в средствах. Пребывание в Риме и Флоренции, путешествие насквозь через всю Италию сильно измотало мой кошелек, вернее то, что от него осталось. Поэтому в каком-то смысле я был подготовлен к встрече с Венецией. Подготовлен встречами с вечным городом и колыбелью Возрождения. Рим - это кольцо, лучшее место для начала и окончания любого путешествия. Флоренция - идеальный перевал. Венеция - вершина, за которой неизбежно следует спад. Жемчужина и самый дорогой подарок. Венец. Корона и венок одновременно. Край. Начало обратного пути. Дальше ехать некуда - вода. Поезд останавливается на вокзале "Santa Lucia".
Никаких шансов получить какие-то более-менее достойные финансовые средства у меня нет - я не бизнесмен, хотя попытки втянуть меня в какие-то подобные истории делаются с пугающей регулярностью. Хоть я и давно понял, что по складу ума являюсь больше исследователем (я искренне считаю, что нет ничего важнее образования и знаний), чем торгашом, мне постоянно приходиться прибегать к поденщине, чтобы сводить концы с концами - мебель, таблетки для похудения и способы повышения фертильности, к сожалению, в любые времена будут являться лучшей темой для монетизации литературных способностей, чем  Венеция. О таких вещах обычно не пишут даже в самой откровенной автобиографической прозе, но мы как-то уж сразу начали с очень правдивой ноты.
Поэтому я и не имею совершенно никаких амбиций по поводу данного опуса - его публикация не принесет мне никаких выгод. Может только как-нибудь посодействовать очередным моим лекционным гастролям по бескрайним просторам нашей родины, оплаты которых, скорей всего, будет хватать лишь на проезд и номер в какой-нибудь приличной гостинице.
Заработать серьезные деньги тем, что я умею делать - рассказывать людям истории, то есть преподавать, писать статьи или вести телевизионные передачи - практически невозможно. Даже если я буду говорить или писать двадцать четыре часа в сутки, не умолкая и не останавливаясь, я все равно вряд ли когда-либо заработаю на то, чтобы переселиться в этот город и вести здесь жизнь праздного наблюдателя или городского сумасшедшего, которых здесь хватает и без меня. В этом осознании ужас и восторг, боль и наслаждение, счастье и беда одновременно. "Pain is so close to pleasure", как пел один любитель роскоши, который мог бы позволить и, наверняка, позволял себе здесь все, что угодно. Хотя все равно в свой первый приезд я торжествовал - это была прекрасная осень (почти еще лето) надежд. На руках у меня уже был договор с московским издательством на первую в моей жизни книгу, а рядом со мной, можно сказать в одной гондоле, сидела потенциальный переводчик всех моих последующих книг на немецкий.
                2.
Заниматься чем-либо еще другим мне просто лень. Не так важен первый заработанный миллион или построенный дом, как тот кусок жизни, который ты прожил на пути к осуществлению своей мечты. Важен сам процесс жизни, а не результат этого процесса. Так что остается только найти деньги буквально на улице, однако, и тут у меня проблемы - подобрать потерянный кем-то кошелек или банковскую карту я не могу, поскольку тогда мне придется брать в руки чужую вещь и чувствовать себя вором, шарящим по карманам. И то, и другое - проверено. Думаю, это чувство знакомо большинству читающих эти строки - между уровнями душевной боли и физического комфорта выбирать все-таки ту разницу, которая позволяет чувствовать себя хотя бы в относительной чистоте. Хотя опыт журналистской профессии учит некоторой безнравственности и даже бездуховности. А бесхозной денежной купюры, которая кажется никому уже не принадлежит, вряд ли хватит даже на то, чтобы провести в Венеции хороший вечер хоть в каком-то ресторане - даже далеко от Сан-Марко, даже одному. С течением времени, кстати, становясь более придирчивыми к местам и людям, я нахожу все больше смысла в том, чтобы путешествовать в одиночестве. Конечно, это касается не всех городов - некоторые крупные столицы просто опасны бесконечными лабиринтами улиц, в которых можно повстречать ищущих легкой наживы. А вот Венеция для одиноких прогулок подходит как нельзя кстати. Именно в этом городе я обнаружил действительно потрясающую вещь - для того, чтобы наслаждаться им, совсем необязательно выйти вечером из дорогого ресторана в компании с прекрасной венецианской и наполненном до краев желудком с плавно покачивающимся на волнах чая тирамису. Как раз наоборот - такие вещи могут только отвлечь. Поэтому я не сожалею, когда приходиться менять шумные дни рождения или путешествия в больших компаниях на одинокие прогулки. Самое лучшее в Венеции - встать с утра и бродить одному до вечера по узким улочкам, неизбежно выводящим к Сан-Марко или к воде. Это и есть абсолютное счастье, спровоцированное отсутствием денег, равно как и этот текст. Бродский писал, что счастье - это столкновение с собственным составом в свободной форме. Для меня же счастье - это наполненность с последующим отсечением всего лишнего. Счастье - это волна. Счастье - это нереализованная возможность. Слишком хрупкая, чтобы к ней прикоснуться. Являющаяся счастьем ровно до тех пор, пока ее не потрогаешь. В этом смысле счастье - это великая способность что-то отдавать, терять и тратить.
Итак, я был почти без денег, но совершенно счастлив. Единственное, чему действительно приходилось огорчаться - невозможности накупить здесь подарков всем тем, кому действительно благодарен. Денег нет, а чемодан туго набит вещами - поэтому даже с трудом купленные крохи после многочисленных перелетов и переездов могут превратиться буквально в гипсовую труху. Впрочем, я знал/надеялся/верил, что я здесь не последний раз, и шанс отблагодарить всех за предоставленную мне красоту еще представится, что я еще привезу отсюда полные чемоданы и мешки подарков. Мне хотелось закричать об этом, чтобы мой крик повис в этом влажном, наполненном свежестью и кашлем воздухе и навсегда в нем затвердел. "Я здесь не последний раз". Причем в следующий раз я обязательно прилечу сюда самолетом, трясясь на посадке в плотных облаках и воздушных потоках, а не пришуршу современным европейским поездом.
Ну а ж если не предаваться в этом городе полному аскетизму, то жить здесь надо только на широкую ногу. С ресторанами, водными такси и прочей богатой мишурой. Это дорогой во всех смыслах город, и он достаточно дорого обошелся и мне. Превратиться здесь в один сплошной дух без тела так и не получилось. Однако, друзья, пятнадцатиминутное путешествие на водном такси по Гранд-каналу до отеля за 70 евро на четверых - это дороговато,не правда ли? Даже если это и есть самое лучшее, что только можно делать в Венеции. Просто плыть по Гранд-каналу безо всяких экскурсий.
Вот Джордж Клуни на свою свадьбу тоже просто катался по Гранд-каналу. Венеция -праздник. Город настолько маленький, что если кто-то здесь что-то празднует, то вместе с ним приходится праздновать и всем остальным.
                3.
Что я знал о Венеции до нашей с ней первой встречи? То, что в Венеции очень плохой футбол. Последнее абсолютно логично - как научиться играть с мячом по колено в воде? Я знал о венецианской лагуне - у меня был высококлассный зрительный образ из одноименной картины Айвазовского и потрясающий поэтический образ из стихотворения Бродского 1973 года, которое написано, очевидно, под сильным впечатлением от первой встречи с этим невероятным местом. "Адриатика ночью восточным ветром канал наполняет, как ванну с верхом" - крутилось у меня в голове. "Солнце садится, и бар на углу закрылся" - ходил я и повторял, нет - напевал, по не очень то чистым и местами схваченными гнильцой и водорослями улицам. Чтобы найти бар в тумане и не промочить ноги необходим барометр. Барометр счастья. Еще был гениальный образ из довольно раннего стихотворения Бориса Пастернака - размокшая каменная баранка.
Но моим проводником по Венеции был, конечно, Бродский. Он дал мне больше всего предварительных знаний о ней. Знаний, которым еще только предстояло обрести реальные очертания. Город из сна или фантазии, который оказался другим, но отнюдь - редкая радость - не хуже, чем я его себе представлял. Я бродил по этим набережным, и меня буквально била дрожь от того, что поэт тоже гулял здесь и сочинял стихи. И я даже вроде бы знаю какие. "Лагуна", "С натуры", обе части "Венецианских строф" - прекрасные длинные стихотворения. Это все практически уже поздний Бродский, которого я со временем все-таки стал любить больше раннего. Как этот резкий, неприятный в общении человек интеллекта мог написать такое? Хотя вообще от жанра путевых заметок у Бродского с его многочисленными упоминаниями ресторанов и того, кто и что сказал во время ужина за бутылкой вина, меня подташнивает. Но только не от "Набережной" - самого прозрачного и атмосферного из его эссе.
Именно поэтому и мои мысли о Венеции уложены в поэтический размер  "Fondamenta degli incurabili". Это не подражание и - не дай Бог - желание дополнить или улучшить чужой текст. Это вполне объяснимый механизм отражения. Зеркало, вода. Разве вдохновение приходит как-то иначе? Я читал "Watermark" когда-то давно, а после возвращения из Венеции перечитал еще раз. И это было уже абсолютно другое чтение. Я давно не потреблял никакую информацию с такой жадностью, уплетал, можно сказать, за обе щеки, как тирамису.
Кстати, сам я первый раз прибыл в Венецию примерно в возрасте Бродского, хотя, естественно, совсем в другом положении и статусе. Общими были лишь способ заработка (об этом как раз есть в "Набережной неисцелимых") да неустроенная личная жизнь - и то, и другое делало меня предметом повышенного внимания со стороны разновозрастных, прекрасных и не очень представительниц женского пола, преимущественно моих студенток. Схожая ситуация была, помнится, и у Бродского. Еще иногда - то, как неприятно схватывает в районе груди. Все остальное - полная и даже крайняя противоположность. Я уже точно не поэт, по крайней мере, больше десяти лет назад понял, что в мире слишком большое количество людей, которые писали или пишут стихи лучше, чем я. Я живу на родине. Наконец, я русский (хотя недавно узнал, что и западный украинец на одну треть). Но я все равно неизбежно ассоциировал себя с ним, это была часть моей - отчасти романтической - игры. Удивительно, но я, сам того не подозревая, даже ходил маршрутами из "Возвращения". Хотя, где еще ходить в этом маленьком городе.
                4.
Я не большой любитель и знаток архитектуры, это наиболее далекий от меня вид искусств. Я правда не понимаю, что такого особенного во всех этих вариациях геометрических форм, предназначенных для обычной жизни. Но есть у меня один фетиш, который вызывает мгновенный приток эстетического возбуждения - город на воде. Тот самый наивысший момент сладострастного эстетического переживания, который все так стремятся пережить. Гамбург, Амстердам, Стокгольм, Архангельск. Мне нравится, чтобы вода была не просто дополнением, а смыслообразующим городским стержнем. Как завод или порт. Она должна сечь город минимум на две части, лучше - больше. Моя коллекция с каждым годом все пополнятся и расширяется. Хотя чем больше видишь, тем реже влюбляешься. Это характерно и для романов с городами, но есть счастливые исключения, в которые влюбляешься навсегда. Венеция - это не Флоренция, где кажется сам воздух питает тебя информацией обо всей истории Возрожоения. Воздух Венеции - затхлый, будто выпущенный из старой закупоренной зеленой стеклянной бутылки. Другой вид, другой язык. Передать это фотографиями или записанными воспоминаниями невозможно, как невозможно понять "Самого опасного человека" Корбайна, не побывав в Гамбурге. Фотографии не помогут - нужно видеть самому, и это лучший и совсем другой вид образования.
Венеция - музей на воде, где нет ничего некрасивого. Самое главное не забыть, что вода здесь буквально повсюду, кое-где она на одном уровне с улицей и не сделать в темноте тот самый единственный шаг в неизвестность. Да и улицы ли это вообще? Утопающий город, который то ли плывет, то ли стоит.
Особенно я люблю возвращаться, чтобы каждый раз открывать для себя что-то новое. Даже скорее не возвращаться, а углубляться, нырять. Но все эти города так или иначе есть отражения одного единственного города, позволяющие только лучше его разглядеть. Я родился и вырос в Ленинграде, живу в городе с названием Санкт-Петербург, хотя больше люблю другое его название - просто Петербург.
Теперь в жизни была еще и Венеция. А, может, наоборот, все остальные города, начиная с Ленинграда, который я увидел первым из всех других, были подготовкой с точки зрения планомерного уменьшения их размеров к совсем уж камерному чуду Венеции. Петропавловская крепость, Новая Голландия, острова - все это без труда отыскивается и в ней, но как бы в миниатюре. И еще раз возвращает тебя к пониманию гениальной простоты и законченности петербургских пропорций и линий.
Я знал, что наша следующая встреча с Венецией может быть уже менее восторженной, поэтому без конца фотографировал. Всему свойственно приедаться, к сожалению или к счастью. Очевидно, может надоесть  и Венеция. Мне всегда хотелось узнать, что думают о ее красоте местные жители, что они ощущают и замечают, ходя по этим до боли знакомым улицам и перемещаясь по этой с детства знакомой воде. Хотя вода, конечно, уже другая. Замечают ли они хоть что-то? Мне, к счастью, скорее всего никогда не получится встать на их место. Поэтому я даже немного завидую сам себе. Если бы я все-таки обладал средствами, то жил бы попеременно в Петербурге, Амстердаме, Венеции и Гамбурге и писал рассказы.
                5.
Я был готов к первой встрече с Венецией и вооружен "Instagram" - этим абсолютно незаменимым для любого путешественника или репортера средством, позволяющим при наличие сети за одну секунду материализовывать и публиковать свои мысли. Часть моих путевых размышлений перешло и в данный текст - о, великая экономность слов! Мне очень нравится такой формат - картинка и подпись. Он тоже по-своему позволяет экономить слова, выражая некие более общие смыслы с помощью визуального ряда. Так что извините, мои дорогие подписчики, которых я, очевидно, утомил многочисленными постами с изображением воды. Мало кто, наверное, понимал, почему я могу бесконечно фотографировать и выкладывать просто воду. Вода - моя страсть и лучшее, как бы парадоксально это не звучало, что есть на земле. Я люблю воду и города, стоящие на воде и состоящие из воды. Не горы и не леса, не скалы и не равнины, не площади и не улицы.  Все это не привлекает меня в городах - этих попытках человеческих рук повторить саму природу (хотя это все я видел и не раз). Я дожил до первых седин и уверен в том, что я говорю. Я люблю воду.
 И именно в Венеции человек и вода как равноправные творцы создали абсолютно завершенный и замкнутый в себе шедевр, не нуждающийся ни в чьем присутствии. Есть в этом мире то, что вечно, всегда прекрасно и, кажется, не может разочаровать. Венеция, не смотря на все свое желание уйти под воду, относится к числу таких вещей. И очень хочется себе эту вещь присвоить и сделать ее своей собственностью.
                6.
Написанное мной греет меня как солнечный свет холодной промозглой петербургской осенью. Плавного перехода в реалии и климат петербургской жизни из итальянской у меня все равно не получилось, хотя я и поменял перед вылетом из Рима белое поло и парусиновые штаны на осенний плащ с шарфом. Что делать с этим слишком интимным и слишком неуклюжим текстом я не знаю. Может быть, послать по мэйлу  кому-то из друзей (пока это еще возможно) или исследователей Бродского или собственных друзей-писателей? А может сохранить в одном из самых недосягаемых и пыльных, как стеклянные винные бутылки, ящиков сознания и доставать иногда, чтобы вспоминать, перечитывать и любоваться Венецией?