Сюря

Звали его Сергеем, а в деревне  кликали Сюрей.  Лет пятидесяти,   сутулый, с размашистой походкой, красным от загара и спиртного лицом, пудовыми кулаками,  выцветшими волосами и небесно-голубыми глазами, глядящими честно и преданно, он являл собой картину типичного селянина.

        За плечами у него - только восьмилетка, но умел он всё: водил машину и трактор, мог сложить кирпичную кладку, сделать табуретку, подоить корову, забить порося. Когда  ещё  не развалилось   сельское хозяйство, Сюря работал  здесь,  в совхозе Смоленского завода  «Искра», механизатором широкого профиля. Потом работы, как и самого совхоза, не стало.

         Жил Сюря с женой Нинкой напротив моего дачного дома, в развалюхе с провалившейся крышей  и завалившимся набок сараем. Раньше, когда с ними проживали  две дочки, держали корову, с десяток кур, сажали гряды и картошку. А когда старшая- Аня, вышла замуж за фельдшера и укатила к нему на родину, в Калужскую область, а младшая- Ира, поступила в областном центре учиться на маляра-штукатура, с домашним хозяйством распрощались. Заленились...

         Сюрю дома застать трудно. Он  у местных - нарасхват: где помочь засеять-убрать, кому  скотинку забить- освежевать,   крыльцо починить или крышу подлатать. Деньгами ему не платили, рассчитывались "жидкой валютой". Так и пристрастился справный когда-то мужик к алкоголю.

         Был он, однако, и во хмелю безобидным и покладистым. Нинку свою, стервозную, худую и  нехозяйственную бабёнку, имеющую фельдшерское образование, не бил. Когда есть в доме было нечего, сам чистил и жарил на залежалом жёлтом сале картошку.  Ел прямо со сковороды за дощатым, покрытым дырявой клеёнкой, столом.

         Сюря с гордостью носил на груди знак «Почётный донор». Благодаря его экологически чистой, разбавленной  лишь неизвестного происхождения спиртным, кровушке, были спасены десятки, а то и сотни  людей.   Поразительные бесхребетность и слабоволие не раз играли с ним злую шутку, ибо никому и ни в чём он не мог отказать. По этой причине  раза  три побывал на нарах КПЗ в районной милиции за кражи, совершённые  в группе лиц. Но прокуроры и судьи, поражённые его честностью и ангельским видом, так ни разу и не отправили Сюрю в следственный изолятор и колонию, давая условные сроки…

          Сюря не был философом, его не мучил  вопрос: для чего человек живёт?! Он давал  на него свой, немудрящий ответ: чтобы жить!   Радоваться майскому солнышку, найденному в телогрейке окурку, возможности  как следует попахать, заработав при этом стакан палёной водки с куском хлеба и огурцом прямо с грядки.

         Сюря не сумел сделать в жизни ничего такого, что могло бы оставить о нём долгую и светлую память в умах и сердцах людей. Но когда его нашли мёртвым на поле, где пас он скот, вся деревня выла от горя. Вся деревня пошла его хоронить на кладбище за озером. Я привёз туда два ящика  дешёвой водки без акцизных марок, разливаемой во Владикавказе, люди пили её и говорили над Сюриной могилкой удивительные слова,   идущие от чистого сердца, каких я не слыхивал, провожая в последний путь многих именитых сограждан. 

           Со дня смерти Сюри  прошло десять лет. Но мы с женой и сыном то и дело вспоминаем этого доброго, трудолюбивого, честного, несмотря на  судимости, человека: его сутулую, размашисто шагающую по деревне фигуру в аккуратно выстиранной и заштопанной рубахе и коротких, непонятного цвета штанах, скуластое, улыбающееся лицо, , глядящие с весельем  и преданностью небесно-голубые глаза и его извечный вопрос:

- Уладимирович ( так он выговаривал Владимирович), ти есть у табе что? 

 

28.09-2014 г.