Встреча с юностью

Я еду в село, где начиналась моя педагогическая деятельность, говоря официальным языком. А правильнее сказать, там началась моя взрослая жизнь. Строгие родители, старательная ученица в школе,  студенческая романтика – всё это очень далеко от реальной жизни.
И вот направление от института в село Красный завод, говорили, что в сосновом бору, на берегу реки.
Первое столкновение с прозой жизни на так называемой автостанции с будкой – кассой, которая закрыта. Билеты продают в автобусах, сообщает окружение.
- А где автобус на Красный завод?
- Может, на Красную речку?
- Нет, мне нужен Красный завод.
- Да нет такого села.
- Ну, как же так нет? У меня направление в это село. И оно на карте обозначено. Там ещё дом отдыха есть, - доказываю я отчаянно.
- А-а,- весело смеётся  кургузый мужичок, - вот как раз автобус в Спиртзавод. Туда поезжай. Мы все так называем это село.

  Прошло 42 года. Мои первые ученики отмечают  сорокалетие окончания школы. Благодаря интернету, нашли меня, пригласили на встречу и меня, и моих коллег, с кем я тоже не виделась с юности, кого даже не знала, кто учил моих детей в 9-10 классах.
Удивительное свойство памяти. Первые два выпуска своих учеников я помню по именам и в лицо. А ещё четыре выпуска с классным руководством, тем более выпуски через год учителя литературы старших классов и завуча, смешались и во времени, и  в именах. Нет, имя как-то всплывает.
- Я вас учила?
- Да, Любовь Николаевна.
- Серёжа?
- Да.
- А фамилия, год выпуска? – Не помню, прости.

 Как же теперь я встречусь с учениками, которых я помню маленькими девочками и мальчиками,  двенадцати и четырнадцати лет?  Некоторых я увидела на фотографиях в  интернете, в «Одноклассниках». Но это фотографии. Я же свои выставляю только хорошие, где, мне кажется, я даже красивая. И как они ко мне отнесутся?
   В село меня привёз муж моей ученицы Танечки Ерошкиной Виктор. Мало того, они меня встретили в соседнем городе Ачинске, окружили заботой, любовью и подарками. Танечка похожа на себя в детстве. Такие же круглые глаза, высокий голос. Не хватает только косичек. Я делаю усилие, чтобы соединить образ тоненькой робкой ученицы со статной дамой, уверенной в себе и  даже поучающей гостью.
Приехали в Ачинск  перед самыми сборами ребята из Красноярска. Опять не знаю, подходит ли слово «ребята» к  седому вихрастому мужчине, в чертах которого проглядывает мальчишка Коля Деменев. Он такой же спокойный, рассудительный, как в детстве. Это он привёз девочек на своей машине, Лену Гамзелеву и Любу Цайтлер.
- Девять часов ехали,- весело смеётся Лена. – Да, Коля  хапнул с нами «счастья», в одну, в другую сторону, за цветами….
Лена – главный организатор встречи, уже два года мой собеседник в сетях интернета. Я уже привыкла к её новому облику. Она очень полная дама, жгучая брюнетка, такая же красавица, весёлая и остроумная. А в детстве мне вспоминается резкая в суждениях, очень правильная отличница, с чёрными очами. Упорно, несколько исподлобья глядела она на учителей и товарищей. И тогда её склонность к юмору проглядывала в самодеятельности, в сценках, которые она играла  серьёзно, даже в смешных ситуациях:
- Как ныне сбирается Вещий Олег из пункта А в пункт Б отмстить неразумным хазарам,- с серьёзным, даже гордым лицом читала она со сцены юмореску. Она играла отстающего ученика, которого одновременно подтягивают товарищи по литературе и математике.
   Люба Цайтлер неузнаваема. Мне опять вспоминаются злополучные косички на белокурой головке. А перед глазами  загорелая женщина, кажется, смуглая, с короткой стрижкой, но улыбчивая и доброжелательная.
Ничего лучшего не могу придумать, как спросить:
- Сколько детей, сколько мужей?
Это мне вспоминается встреча со своими третьими выпускниками, совсем другим поколением, взрослеющим на сломе эпох, в 90-ые годы. У них за 15 лет после школы – вторые браки.  Любочка, смеясь, отвечает:
- Муж пока один, и того уже нет. Дочь одна, внуков двое.
 Коля Деменев  сообщает, что есть жена, двое детей, мальчик и девочка, внук один. Зато Татьяна всех впереди.
- Да, две дочки и пятеро внуков, - гордо сообщает Танечка.
 Ух! Встреча прошла нормально.
Машина из города Ачинска до села  везёт нас за 20 минут. Въезжаем на прямую просеку, проложенную в сосновом бору. Сердце начинает волноваться. Вот и Чулым. Когда-то два берега соединял паром. Теперь есть понтонный мост. Выезжаем на крутой берег. И вот она – школа, нет, не та, деревянная, с резными наличниками, а новая, каменная, опрятная. Но не та. Зато дорога около школы ничуть не изменилась. Кажется, каждый камешек помнит меня, и ручей всё так же течёт посреди дороги. А напротив - пустынно за забором. Заросли кустов и высокой травы. Здесь была моя первая квартира, веранда, заросшая хмелем, где я к Новому году покрасила лампочку для ощущения праздника.  В дом врывается ко мне вновь обретённая подруга – пионервожатая и кричит:
- Немедленно смени лампу. Сейчас проходящие парни  знаешь, что сказали?- «Одна учительница уже красный фонарь повесила».
- И что это такое?
- Ты что? Не знаешь?!
 Святое невежество. Не знала.

 Пока я прогуливалась по дороге, чтобы  ощутить, возродить прошлые чувства,  к школе подъехала эта бывшая пионервожатая Лидия Ивановна, учительница начальных классов, вместе с коллегой – математиком Светланой Ефимовной. Я почти бегу к ним навстречу, вижу, как Лида распахнула руки для объятия.
- Девчонки! Я сейчас заплачу!» - говорю я рыдающим голосом, а моя камера снимает чьи-то ноги, сумки, спину.
  Ещё не раз моя видеокамера  отражает дорогу, пол, потолок и стены, когда  подъезжают и заходят в школу всё новые и новые мужчины и женщины – мои бывшие ученики. И все обнимаются, и я тоже предлагаю обниматься, предполагая, что с учительницей им неудобно вести себя панибратски.
- Вот уж кого я не ожидал увидеть! Любовь Николаевна! Здравствуйте, - удивлённо восклицает   круглолицый с седой бородкой мужчина.
 А я не узнаю.
- Кто же? (не знаю, сказать «Ты» или «Вы»)
- Я Саша Николаев.
Боже, если бы не борода, Сашу легко можно было бы узнать.
Я ещё раз попадаю впросак.
- Это не я,- говорит приближающийся худенький человек в бейсболке.
- Кто «не я»? – вопрошаю игриво, старая дура.
- Владимир Павлович Ефименко,- ответствует он.
- Боже, Вовочка, такой маленький, чёрненький, хорошенький мальчик! – восклицаю я.
- А сейчас что ли плохой? – резонно замечает Володя Ефименко, которого я уже видела в интернете и общалась. Старательно выкручиваюсь:
- Я же помню мальчика, а теперь взрослый дяденька. Ну, давай обниматься.
  Зато Саша Алабин и Сергей Борзых, возвышающиеся надо всеми на целую голову,  узнаваемы, благодаря росту.
- О! Как ты вырос,- говорю я Саше Алабину, на что он отвечает, что и в школе был  выше всех. Сергей, с бородкой и завязанными в узелок  длинными волосами, в белом костюме – настоящий франт. Он только бегло здоровается.
 В удивительную красавицу, моложавую и  изысканную, превратилась Вера Старченко, когда-то серенькая, с широким лицом девочка. Её встречают  объятиями и поцелуями все, а Лена шутит:
- Доступ к телу разрешён!

 Выпускники 74 года – это два класса, в которых я преподавала русский язык и литературу, а также географию какое-то время (о чём я совершенно не помню). Доказательством служит дневник Лены Гамзелевой, старательно сохранённый, где есть список преподавателей по всем предметам, оценки и моя подпись ЛНДрыг.
 Дневник, тетради, учебник Бархударова-Крючкова по русскому языку, Устав Ленинского комсомола, значки октябрятский, пионерский и комсомольский… и даже копейки того времени, на которые можно было сходить в буфет за пирожками с повидлом – это своеобразный музей.
  О! Эти пирожки! Вожделенная радость учеников и недоступная мечта учительницы. Ну, нельзя было вместе с учениками подходить к буфету голодной учительнице. Стыдно.
  К музею можно отнести и тщательно подобранные фотографии прошлого и настоящего. Вот две девочки: Лида Симон и Нина Оттева, худенькие, голубоглазые девчушки – а рядом их же портреты, жительниц села, не уезжавших в другие города за жар-птицей. У них своё хозяйство, которое  требует тяжёлого каждодневного труда. И если у Нины есть опора, муж и сыновья, то Лидочке с дочкой и двумя внуками на руках приходилось особенно трудно. Но они неунывающие, красивые, статные русские женщины.
  Когда в интернете, в «Одноклассниках» появились фотографии и видео встречи, выпуски  других лет вопрошали, почему же  удалось так организовать праздник, что собралось много выпускников, что откликнулись учителя, что собрались  ребята из разных уголков  России и Белоруссии. И до сорокалетия выпускники отмечали 30 лет, 35 лет окончания школы, пусть не так массово.  Главная причина, конечно, в дружбе  одноклассников. Удивительная дружба! Но, кроме того, в Заводе  остались активные и общительные жительницы села – Нина Оттева и Лида Симон. Нина, учитель  этой же школы, смогла договориться о разрешении - открыть двери учебного заведения гостям, которых  администрация уже не помнит. Лида, как отважная связная,  обзванивала одноклассников, искала сведения  о тех, кто не бывал на встречах, собирала необходимые деньги.
 
Есть в фоторепортажах и  наши, учительские,  молодые лица в сравнении с сегодняшними снимками   «вторичной молодости» дам.  То мы, три комсомолки, во главе с директором школы, то на проводах в армию старшего брата нашей ученицы. Криминальная фотография. Кругом  местная молодёжь и ученики-старшеклассники. И  три учительницы, а у меня на талии чьи-то смуглые четыре пальца. А рядом бывший ученик. Убей, не помню!  К нам тогда присоединилась Светлана Ефимовна, приехавшая позже в село. Да, не хватает Людмилы Феоктистовны Дорошенко, нашего комсомольского вожака, учительницы английского языка, которую в селе все уважительно называли Феоктистовна. Она не смогла приехать из Ростовской области – пенсионерка. Но передавала всем горячий привет. Мы были очень дружны, полненькая, хорошенькая Феоктистовна, Лидочка с роскошными  волосами и  удивительно богатым голосом, я, романтическая  девица, и Светлана, светленькая и острая на язык девушка. Первое время, расставшись, мы переписывались и, как всегда бывает, потеряли друг друга в суете долгих лет.
 А вот подпись: «Наш легендарный Санька». Щупленький мальчик с озорным личиком – и полковник  авиации, мужественный и серьёзный. Он  не может вырваться  с Украины, где  его задерживает военкомат, почти заставляя обучать  националистическую молодёжь прыжкам с парашютом. Конечно, Санька отказывается. Это сообщает Лена, прочитав письмо от Саши Денисова.

 Лена  привезла и свою тетрадь по литературе за 10-ый класс и громким голосом, привлекая внимание всех присутствующих грозит Коле Деменеву египетскими казнями:
- Сейчас! Сейчас, Коленька, за «тупую» ответишь!
Она листает тетрадь, показывая стёртые отличные и хорошие оценки, вместо которых стоят «двойки» и «единицы». Наконец, находит нужную страницу, где написано «тупая совсем». Вот так в школе мальчики проявляли свою симпатию.
Когда-то и мне симпатизирующий мальчик написал на учебнике биологии: «Я вас люблю, вы мне поверьте, я вам пришлю… (Многоточие) в конверте» А подписанную обложку тетради мне приходилось демонстративно выбрасывать, когда он неоднократно исправлял моё имя.
И тот тетрадный листик,
Где мальчик вместо «Любы»
Мне исправлял «Любви».

Да-а! Воспоминания уходят глубже. Классы, в которых я училась, никогда не встречались. И я немного завидую своим ученикам.
    Перекличка показала, что собралось  тринадцать выпускников «А» класса и одиннадцать» из моего класса «Б». Это же полный класс по современным меркам – 24  ученика. Ужасно, но семерых ровесников ребята не досчитались, ушли они в мир иной, не достигнув пенсионного возраста
Начала перекличку Светлана Ефимовна с «А» класса.  Приготовлены были своеобразные "журналы" со списками  всех выпускников, и первыми в списке  всегда были Таня Борзых и Сергей Борзых, двоюродные брат и сестра. Озорная Татьяна получила ласковое "любимчик"
- Есть же у учителей любимчики? - тут же оправдывается Светлана Ефимовна.
- Есть! - отвечает кто-то, вздыхая.
Сергей не получает никакого эпитета. Ну, очень строгий имеет вид наш бывший ученик, седобородый, в роскошном костюме, похожий на какого-нибудь профессора или пастора протестанской церкви. Не пошутишь.
- Черноглазая моя! -  называет учительница Валю Бухтяк, а про Галю Казакову вспоминает, что была очень тихой, скромной девочкой. Она и сейчас робко поднимается, оправляя платье, с тихой, скромной улыбкой.
- Я вас не буду спрашивать, как в известном анекдоте про профессора и студентов, как меня зовут. Мне хочется спросить: А какой предмет я вам преподавала?- закончила перекличку Светлана.
- Химию» - дружно ответил класс.
- Вот-вот, а ещё физику, черчение. Так молоденькую учительницу нагружали чем ни попадя. А ведь я чистый математик.
- Вы и математику преподавали. Но позже.
-  Математику в пятых классах, а у вас… - и Светлана Ефимовна начинает жаловаться, как все молодые учителя развлекались, встречались с местной молодёжью (Ну-ка вспомните, Любовь Николаевна,- бросает она в меня камушек). А я сижу, зубрю физику.
 Я не стала рассказывать, как я  без конца проверяла тетради и по русскому, и сочинения по литературе. Однажды, засыпая над тетрадками, я записала в отзыве: «Сочинение хорошее. Тема раскрыта …. Перевыполнение плана по  надою молока… - Это бубнило радио, и в дрёме я  приняла это  за диктовку.
 Пришлось вымарывать  «внеплановую, молочную» запись..
 Делая перекличку своего класса, закрыв глаза,  я мучительно пыталась вспомнить облик каждого ученика и его место за партой. Не всегда совпадали мои воспоминания и воспоминания моих учеников. А своеобразный экзамен по знанию гласных и согласных букв и звуков, глагольных исключений провалился. Зато стихи все хором продолжали после первой строчки:
- Я вас любил…
- Любовь ещё, быть может,    в моей душе…
- Белеет парус одинокий..
- В тумане моря голубом Что ищет он в стране далёкой…,- упоённо декламирует хор.
- Ну, значит, я вас хорошо учила литературе и плохо – русскому языку, - шутливо завершаю я урок воспоминаний.
- Нет, я хорошо помню уроки русского языка,- выручает меня Нина Оттева, милая круглолицая женщина, а когда-то светленькая, сияющая белизной и личика, и волос, ученица «А» класса Она коллега нам, учитель математики в своей же школе, всего год, как ушла на пенсию.
 Мы вспоминали походы с тем и другим классом по очереди со Светланой Ефимовной, когда восьмиклассники-мальчишки, надрываясь, тащили солдатскую брезентовую палатку. Единственное, что нашлось в деревне. Светлана говорила, что уже с первого опыта похода с детьми поняла:
-Всё. Тюрьма! За поездку на тракторе. За топор, упавший в центр палатки сверху. Тюрьма!
Все весело хохочут, приветствуя её артистизм.
  А я, рассказывая про поход и поездку в Шушенское, сознаюсь, как разбила две бутылки «Солнцедара», обнаруженные в рюкзаках мальчишек, (Все ахают), как не разрешала играть в карты, как  наказала за купание двух мальчишек, сделала вывод:
- И за что вы меня любили, дуру такую!      
А вот любили. Просто за то, что молодая учительница.  Или нет? Ах, как хочется, чтобы это было правдой.
 Лидия Ивановна рассказывала, какая она была изобретательная пионервожатая, какие проводила игры «Зарница».
- Помните! Мы закопали старые пластинки. Это были мины. Наступит кто, она треснет. Всё. Взорвался.
- А про хор вспомните, Лидия Ивановна! – предлагает Таня Борзых.
Да, у Лидочки Панфиловой был сильный, красивый голос.
- Да, вы помните!  На хор сгонялись все ученики, кто умеет и не умеет петь. А надо было на смотр приготовить песни на три голоса. Помните!
И запела своим глубоким голосом:
- Льётся и льётся, словно года…
- Мы потом споём, Лидия Ивановна! За столом.
Таня Борзых, «любимка», как назвала её Светлана Ефимовна, второй организатор и вдохновитель встречи, предлагает  бывшей пионервожатой принять в пионеры Филиппка, Филиппова Сашу. Саша тоже выкатывается к доске, маленький, юркий мужичок, и сокрушается, что из-за Таньки его не приняли в пионеры. Они подрались, из-за чего, не помнят.
- А меня вызывают к директору, ругают за что-нибудь,- упоённо глухим голосом, но с видом сорванца, рассказывает Филиппок, - грозятся, что выгонят из пионеров. А я…  не …пионер! – ликующе заканчивает он.
 Начались поиски красного галстука, который для музея, оказывается, привезла Надежда Владимировна, заменившая меня  и выпустившая ребят, как говорят, в  большую жизнь. Галстук пока не находится. Опять действо переносится к застолью.
 Для Надежды Владимировны, пожилой, перенёсшей инсульт, но приехавшей на встречу в сопровождении сына,  девчата приготовили сюрприз, сценку из пьесы А.Н. Островского «Свои люди – сочтёмся». Она всё время вспоминает этот триумф своих учениц в 10-ом классе, после которого все предрекали Лене Гамзелевой  путь в большие артистки.
 Мне немного обидно, что не я  преподавала им  любимую мою литературу 19 –го века. Ребята моих следующих выпусков играли и «Снегурочку» Островского, и
 «Свои люди – сочтёмся», конечно, сцену с Липочкой, купеческой дочкой, вообразившей себя  «прытче» матери.
 Лена удачно изображает капризную дочку, Таня Ерошкина удивительным образом передаёт  старинные интонации купчихи:
- Вот дитятко! Как она мать –то чехвостит.!
А Лена отвечает:
- Буду я потакать вашим глупостям…
- Мне жениха давайте!
- Я и так уже, как муха какая, кашляю! – реплики Липочки-Лены вызывают взрывы хохота.
 Девчата репетировали всего раз, приехав  из Москвы, из Ачинска и Красноярска, подглядывали, а забыв текст, быстро находили выход:
- Ты должна мне сказать: «Садись», а я уже и сяла,- говорит  сваха – Таня Борзых.
- Ну, села, так и сиди, - находится  матушка Аграфена Кондратьевна – Таня Ерошкина.
«Скоро только кошки родятся»,- должна была сказать матушка, а Липочка – Лена язвительно замечает:
- Про кошек забыли.
И Аграфена Кондратьевна умело  намекает на действительность:
- Что кошки… Где ж мы тебе быстро жениха-то найдём. Вон они все – (и указывает на класс) – при своих барынях.
Весёлый смех вызывают и реплики свахи, произнесённые вкрадчивым, елейным голосочком:
- А не выпить ли нам вместо чаю «бальсансу»! – несколько раз повторяет Таня Борзых, пододевшая под сарафан что-то широкое, чтобы « красотой цвести» ( Потряхивает плечами)
И на  обозрение зрителей появляется бутылка.
- У соседки берём, в погребах Ленки Гамзелевой, - сообщает Таня – матушка. И все видят на бутылке портрет Лены, и приглашаются  к застолью  по случаю встречи.
 Целых четыре часа продолжаются воспоминания, воображаемые уроки, фотографирование. Учителей одаривают подарками: здесь и мёд, и «бальсан», и вязание, и кружки с фотографией старой школы,  и настоящая «гжель», и сувениры из Белоруссии. Оттуда приехал Гена Терсков, из города Витебска, очень мужественный, сдержанный мужчина. А когда-то юркий шалун, с постоянно смеющимися глазами.
 Ну, какая встреча может обойтись без застолья!
 Одна из моих учениц Люба Гаврилова работает в столовой бывшего пионерского, а теперь туристического лагеря, который находится на другом берегу реки, в сосновом бору.
Любочка, несмотря на полноту,  сохранила детское круглое личико, весёлые чёрные глазки. Она  и её школьная подружка Галя Ладушкина, такая же маленькая и кругленькая, приготовили сюрприз. Два огромных белых банта на кудрявых головках, рюкзак первоклассника (заимствованный у внука) и звоночек с бантиком  символизировали первый звонок, который состоялся 50 лет назад.
- У нас нынче два юбилея. 50 лет начала школьной жизни и 40 лет окончания школы,  - сообщают симпатичные, кругленькие, одного росточка «первоклассницы» и  звонят в свой звоночек.

От школы отъезжают одна за другой машины. Да, почти все  наши бывшие ученики – состоятельные граждане. Нас, трёх учительш, почти ровесниц (Лида и Светлана соответственно младше меня на один и три года) везёт опять Виктор и Таня Акимовы (Таня Ерошкина и её муж) Выезжаем опять через понтонный мост на другую сторону  посёлка, въезжаем в сосновый бор, где когда-то мы с Лидочкой Панфиловой горланили на пустынной дороге: «Горечь, горечь! Вечный искус на губах твоих, о, страсть!» Все три года мы с ней пели для себя и  в самодеятельности. В честь 50-летия Советской власти  наша комсомольская организация создала грандиозный концерт про все советские республики. Национальные узбекские, грузинские, молдавские, украинские пелись песни. Танцевали танцы Белоруссии, Латвии и, конечно, России. Мы исполняли массовый игровой танец «Валенки», кидали снежки, водили хороводы. А я и Лида пели старинную русскую песню:
- Матушка! Матушка! Что во поле пыльно? – вопрошала я  тонким голоском.
- Дитятко, милое,  не бойсь, не пугайся, - ответствовала Лида  своим контральто.
  Только встретившись и войдя в школу, мы  запели эту песню и допели до конца, не обращая внимания на недоумённые взгляды и возгласы   присутствующих.  Нам тоже дорога была эта встреча с юностью.
 А Светлана Ефимовна, едва  обняв меня, шепнула, что меня ждут, хотят увидеть. Она стала родственницей семьи, с которой мне не пришлось породниться. Я не хотела  видеть свою первую несчастную любовь, боялась встречи… и надеялась.
 
Столы в  каменной, очень презентабельной трёхэтажной столовой ломились от яств и вин. Там и «бальсанчик» от «Ленки Гамзелевой» и вишнёвочка,  изготовления Ерошкиных-Акимовых, и что-то ещё. Любочка Гаврилова постаралась. Мы, учительницы, попытались отдать деньги, на нас зашикали со всех сторон.
Речи, тосты. Я стихи  «Воспоминания в Красном заводе» прочла, намекая названием на Пушкинское «Воспоминание в Царском селе»:
Как бабочка, двумя крылами
Вокруг Чулым-реки
Раскинулось село пред нами.
Над ним ветра легки…

 Наконец-то принимали Филиппка в пионеры.
- Дважды краснознамённая  Лидия Ивановна принимает в пионеры Александра Филиппова, -  торжественно возглашает Лена.
- За дело Российской Федерации будь готов! – импровизирует Лида.
- Всегда готов! – охотно восклицает Филиппок и прикладывает руку к виску.
Лидочка поправляет  пионерский салют, повторяет призыв, и все дурашливо  кричат:
- Будь готов!
- Всегда готов!- И чокаются, улыбаясь друг другу.
 Я боялась, что мне неудобно будет за одним пиршеством  пусть с бывшими, но учениками. Но все вели себя достойно, никто не  поклонялся Бахусу. Правда,  опоздавший  по причине  домашнего ареста Володя Лебедев, вырвался на волю и был уже в  хорошем подпитии. Говорят, с утра начал праздновать встречу.
- Любовь Николаевна-а-а! – кричал он, сев рядом со мной, размахивал руками и ничего больше не мог вымолвить. Было очень неудобно, заметив это, Гена Терсков  как-то умело осадил его, удалил от меня. И Вова Лебедев, когда-то красивый мальчик с яркими, пунцовыми губами, теперь неловкий пьяный мужичок, только  во время танцев старался попасть  под объектив моей видеокамеры, ликовал бурно, хлопал ладонями по коленям, собираясь пуститься в пляс. Но ноги не слушались его. Был он безобиден, и его ликование  и крики выражали  повышенный градус  общей радости.
 И песни пелись. Лида, конечно, запевала. Вспомнили многие песни прежних лет. Особенно трогательно звучало «Эхо любви»:
« Мы память! Мы память!
Мы звёздная память друг друга», - пели все, и увлажнялись глаза даже у сидящих напротив меня солидных мужчин: Саши Николаева, Володи Ефименко и Миши Аверьянова.
Миша Аверьянов! Как часто я его вспоминала в своей педагогической практике. Удивительное сочетание логического знания всех правил и – полная безграмотность на письме. Я вспоминала на импровизированном уроке:
- За диктант у Миши «единица». Спрашиваю правило, самое трудное. Отвечает на «пять» Один плюс пять – будет шесть. Пополам - твёрдая «тройка».  Класс одобрительно смеялся.
На обратном пути домой я разговорилась с попутчицей в поезде. Она, оказалось,  ехала из Лесосибирска, где живёт теперь Миша  с семьёй. Я не могла не поделиться впечатлениями от встречи и показала ей свои видеозаписи.
- Я знаю этого человека, - сказала она, указав на Мишу, -  строгий такой, уважаемый  инженер, всегда подтянутый. - Он проходил обязательную медкомиссию у нас в поликлинике.
 И мне была приятна такая похвала, как матери о сыне.
  Я привезла своим ученикам в подарок  небольшую книжицу с рассказами под общим названием «Записки сумасшедшей учительницы». Раздав книги ещё в школе, я подписывала каждому на память несколько  добрых слов. И ко мне подошла  Таня Чаван, оказывается, майор милиции, т.е. полиции, и предложила ответный подарок – свои стихи. Каких только открытий не бывает во время встреч! Два Валеры,  Сущенко и  Гладунов, очень скромные в детстве мальчики, вдруг признались, что были в меня влюблены не как в учительницу.
- Неправда. Вы же дети были, - смеюсь я.
- В восьмом классе мы могли уже судить о женской красоте, - отвечает Валера Гладунов.
 Может, и неправда, но мне приятно.
 А как самозабвенно  плясали  и  Лена Гамзелева, в красивом платье, напоминающем детское платьице с  развевающимся передничком. Никакой полноты. Большая девочка с чёрными кудрями. И Любочка  Цайтлер игриво поводила плечами перед Васей Ивановым, который очень похож на Путина, а у Светланы Ефимовны «всё время вертелся на уроках». И Томочка Ливенцева, худенькая, казалось, совсем не изменившаяся маленькая девочка.
«Первая любовь не забудется,
Даже если что-то не сбудется», - пела она прямо в мою камеру очередной  танцевальный хит так страстно, что казалось – есть, есть какая-то первая школьная любовь здесь.
 И мне пришлось встретиться  с первой, пусть неразделённой, но памятной любовью.  В разгар веселья Светлана Ефимовна толкнула меня, указав на дверь. В дверях стоял Володя Г., когда-то добивавшийся любви молоденькой учительницы студент, приезжавший из города  в выходные дни. Но он перестал писать мне письма из армии по непонятным причинам через полгода. Я вышла к нему, забыв о нежелании его видеть. Мы долго говорили, сидя в его машине, о наших семьях, о  карьере, к которой ни он, ни я не стремились. Он стал врачом, доучившись после армии в своём институте. А теперь пенсионер, перестраивает родительский дом в деревне. С трудом вспомнилась его улыбка. В памяти худенький  кареглазый юноша. А сейчас поседевший, располневший мужчина, почему-то с зелёными глазами.
- Что, не похож? – растерянно спрашивает он.
- Не похож.
- И у меня в памяти другой образ.
 (Конечно, каждому из нас кажется, что мы не очень постарели)
- Почему ты перестал писать мне? Тебе что-нибудь плохое  написали про меня?
- А! Сам что-то выдумал. Я так никого и не любил никогда. Прожил жизнь бестолково. Ты немного потеряла в моём лице. Не знаю, как жена меня терпела.
- Да и я не подарок. Учительница! Мой муж говорит, что я родилась с указательным пальцем впереди, - пошутила  я.
- Ты зла на меня не держишь?
-  Нет. Это ж молодость. Я счастлива. Любящий муж. Добрый сын.  Множество помнящих меня благодарных учеников.

 Мы уезжали с подругами в соседний город. Я хотела ещё и у них погостить. Ребята  приплясывали под гремевшую музыку, подняв обе руки, прощались.
- Любовь Николаевна-а-а! – кричал опять от избытка чувств пьяненький Вова Лебедев. А добрая Любочка Цайтлер повторяла:
- Через два года! Встречаемся через два года! Запомните!