Начинаю уставать

    
     Командировки бывают легкими и тяжелыми, интересными и не очень, короче - всякими. Подчас испытанные в них неприятности по прошествии некоторого времени оборачиваются своей смешной стороной, запоминающейся надолго. В апреле я посетил Мирный и Удачный. Не буду останавливаться на описании наших тамошних дел, упомяну лишь о том, что остался доволен их продвижением. Аэропорт Удачного "Полярный" действительно расположен на Полярном круге и в то время представлял собой небольшое деревянное здание и грунтовую взлетно-посадочную полосу, способную принимать самолеты не больше пассажирских АН-24 и транспортных АН-26. Завершив в управлении ГОКа "Удачный" переговоры, я выехал в аэропорт с надеждой в тот же день вылететь попутным рейсом в Мирный. Не повезло - все проходящие самолеты были плотно загружены, а небольшое количество свободных мест тут же захватывалось отпускниками. Будучи закаленным в подобных делах, я запасся терпением и старался не нервничать. Кроме меня в подобном положении в аэропорту находилось еще несколько человек.

            Глубокой ночью, когда мы все дремали, послышался затихающий гул моторов - откуда-то с севера пришел АН-26. Проснулась кассир, мы бросились к кассе, но вошедший пилот при виде нас выразил сожаление, сказав, что хотя самолет идет в Мирный пустым, он не может взять нас, так как не имеет допуска к перевозке пассажиров. Естественно мы все огорчились, мысленно выматерили его за это и вернулись к своим креслам. Вскоре вновь послышался гул садящегося самолета. На этот раз он шел на Север в Оленёк. Когда пилот вошел в здание, мы бросились к нему и спросили, когда он будет возвращаться в Мирный и сможет ли забрать нас.
            - Конечно заберу, но если вы хотите, чтоб все произошло поскорее - помогите мне загрузиться. К самолету подошла машина с продуктами в Оленёк, а грузчиков нет - перепились черти.
              Нам надоело сидеть в душной комнате, мы охотно согласились и вышли в ночь. Действительно, возле самолета стоял ЗИЛ, доверху нагруженный коробками с молдавским "Лечо". Груза было не менее 4-5 т., но мы управились с ним быстро. Самолет ушел и мы вернулись обратно, усталые, но обрадованные обещанием пилота вернуться и забрать нас не позже чем часа через 2,5 - 3.

             После интенсивной физической нагрузки у всех разыгрался аппетит, тем более сильный, что каждый из нас не ел по крайней мере 7-8 часов. Буфет в этом убогом аэропорту с громким названием отсутствовал, но наученный трудным опытом поездок по российской глубинке, я всегда имел с собой "шмат" сала домашней засолки с чесночком и перцем. Когда я достал свое сало и спросил попутчиков, не найдется ли у кого-нибудь хлеба, люди оживились и стали доставать из "тормозков" различные припасы, а один бородатый старожил даже извлек бутылку водки, встреченную возгласами одобрения. Когда нарезали сало и разлили водку в стаканы, выпрошенные у кассиршы, я предложил тост:
            - Давайте, мужики, выпьем за то, что мы с вами первыми в стране начали всесоюзный ленинский субботник! Ведь сегодня 21 апреля, воскресенье. Вся страна еще спит и набирается сил, а мы уже загрузили продуктами целый самолет. За нас!
    
              Тост был встречен с энтузиазмом и вскоре наша случайная компания превратилась в сплоченный дружный коллектив.
              Самолет пришел аж через 5 часов, когда уже светало. На наши упреки летчик сказал:
             - Да в Оленьке некому было меня разгрузить. Пока позвонили, собрали и привезли грузчиков, я не раз пожалел, что не взял вас с собой. Было бы куда быстрее. А теперь скорее покупайте билеты, я тороплюсь.

             Мы бросились к кассе, но кассир как-то подозрительно мялась и никак не решалась нам что-то сказать. После настойчивых требований она, наконец, пробормотала:
             - Не знаю, как вам сказать, но в самолете будет неприятный груз, который вам может не понравиться. - В чем дело? Какой груз? - Ящик с покойником. Парень погиб на карьере и отец везет его хоронить домой.
                Мы переглянулись между собой и единодушно ответили - Ничего страшного. Покойники - люди спокойные. Мы даже поможем его погрузить, только давайте отправляйте нас скорей.

               Мы внесли в чрево самолета страшно тяжелый ящик из сырых лиственничных досок, поставили в средине салона, помогли рабочим закрепить его сеткой, уселись на жестких скамьях по обе стороны и взлетели как ни в чем не бывало. Через час с небольшим мы были уже в Мирном, но тут наша сознательность иссякла - едва опустился хвостовой пандус, как нас словно ветром сдуло. Пусть разгружают другие, с нас хватит.

              Уж не за такие ли подвиги меня к маю осыпали целым фейерверком наград - занесли в книгу почета ФПИ, выдали значок "Победитель соц.соревнования 1978 г" и объявили благодарность по институту! Слишком много внимания, к которому я не привык, считая к тому же, что награды обычно предшествуют наказаниям. Я успел убедиться, что в виду отсутствия в нашей системе подлинного трудового энтузиазма подобные награды вынуждены раздавать просто нормально работающим. Было бы гораздо полезнее, если бы добросовестных людей поощряли более высокой оплатой труда, а бездельников наказывали рублем.

              Едва я успел придти в себя от знаков особого внимания к своей скромной персоне, как меня вызвал проректор по учебной работе и, мило улыбаясь, с ходу задал вопрос:
              - Скажите, И.А., как вы относитесь к Г.В.Сектову?
               Я остолбенел от неожиданности, не зная что ему ответить.
              - А в чем, собственно, дело? Вот уже почти три года я не поддерживаю с ним никаких отношений. Или он на меня пожаловался?
              - Нет, но дело в том, что, насколько нам известно, вы и ваши сотрудники Суховерский и Коваленко относились к нему довольно неприязненно. Так ли это?
             - Да, это так, но какое теперь это имеет значение?
              - А дело в том, что Г.В.Сектов выдвинут на звание члена-корреспондента АН республики и мы не хотим, чтобы кто-нибудь из вас на заседании нашего Ученого совета выступил против этого предложения. Ведь его кандидатура предложена Президиумом академии и согласована с ЦК КП республики!
               Только теперь до меня дошла суть этой хитроумной предосторожности, озвученной явно с подачи самого ГенСека.
              - Садырбек Назарович! Уверяю Вас, что нам бы и в голову не пришло выступать по такому скандальному поводу! Я прекрасно понимаю, что если бы я или кто-то другой попытался высказаться против, то мы бы выглядели как обыкновенные злопыхатели и завистники. Так что не волнуйтесь и передайте Сектову, что мы будем сохранять нейтралитет.

              Гораздо больше меня удивило то, что Ильгиз Айтматов так легко согласился с выдвижением своего заместителя к такому высокому званию. Думаю, что в этом был тонкий и правильный расчет - он все еще работал над докторской и после ее, несомненно, успешной, защиты получил бы привилегию претендовать на звание академика.

             Вообще надо сказать, что хотя я и не числился в списках профессорско-преподавательского состава института, а проходил по его НИСу (научно-исследовательскому сектору) ректорат не обделял мою персону вниманием. Однажды меня включили в состав комиссии по проверке хоздоговорной деятельности кафедр самого большого в институте механического факультета. Для баланса сил в состав комиссии кроме меня как представителя НИС включили также заведующего кафедрой Автоматики и телемеханики молодого доктора наук, бывшего выпускника и аспиранта Ленинградского политехнического института Аскара Акаева.

              Это был худенький, подвижный как ртуть, хорошо образованный и в совершенстве владеющий русским языком киргиз с большой лысиной и крутыми дугами густых бровей. Сразу же после утверждения наших кандидатур на Совете института мы разделили кафедры факультета на две равные доли и сами себе назначили срок - неделя для сбора данных и неделя для их сведения в записку для Совета и ректората. Не буду вникать в тонкости этого поручения, скажу лишь о том впечатлении, которое произвел на меня этот бесспорно талантливый ученый в области голографии и информатики и энергичный руководитель одной из лучших кафедр института.

              Его имя и научное направление были достаточно хорошо известны в стране, а в институте он числился в небольшом списке наиболее перспективных и толковых преподавателей. Правда, как у всякого человека выше среднего уровня, у него тоже были завистники и недоброжелатели, которые ставили ему в вину открытую национализацию кафедры. Действительно, в составе его кафедры подавляющее большинство преподавателей и научных работников были из числа киргизской молодежи. Я же не видел в этом ничего особенного - почему бы не заменить старого бездельника, будь он трижды исконно русским, на молодого, грамотного и делового киргиза? А таких в этом самом большом в республике вузе, в котором числилось свыше 14 тыс. студентов и преподавателей, несмотря на все издержки системы высшего образования в тот период, было довольно много. Чтобы там не говорили, но процент одаренных от природы и любознательных по характеру людей в обществе, как мне кажется, всегда достаточно стабилен и есть из кого выбирать.

               Творческая, деловая и общественная активность Аскара Акаева в сочетании с партийностью и национальностью способствовали его выдвижению сначала в заведующие Отделом науки ЦК КП Киргизии, затем в президенты Академии, а после провозглашения независимости республики - Аскар Акаевич Акаев стал ее первым Президентом и символом нового демократического Киргизстана. Пусть не покажется злопыхательством с моей стороны, но наблюдая за его деятельностью в период нахождения у высшей власти, я получил еще одно подтверждение справедливости "Принципа Питера" - став Президентом Кыргызской республики Аскар Акаев достиг своего уровня некомпетентности.

           В апреле лаборатории исполнилось 5 лет. Вторая половина этого срока пришлась на мою долю и у меня были все основания считать, что удалось вполне благополучно преодолеть тот кризис, в котором оказался коллектив по вине моих предшественников. Была весна, стояла чудная еще не жаркая погода, цвели сады и, учитывая благоприятные внешние факторы, мы решили отметить это историческое событие в саду совхоза "Аламедин", что находился на полпути к нашим дачам. Айдарбек Токоев купил за 115 "общественных" рублей барашка; коллектив скинулся на выпивку и закуску; запаслись казаном и дровами; огромным брезентом в качестве "дастархана" и в составе 28 человек выехали на лоно природы. По традиции пикников, пока Айдар с помощниками варили бешбармак, остальные трудящиеся успели остограммиться, закусить и расположиться по интересам: наиболее интеллектуальная мужская часть уселась за шахматными досками, другая села перекинуться в картишки, третья, в обществе наших дам, которых набралось человек десять, задергалась в танцах под суперсовременную музыку. Я же, вооружившись кинокамерой "Лада", по укоренившейся привычке постарался запечатлеть все происходящее на пленке.

             Приготовление бешбармака требует довольно значительного времени и поэтому к моменту его готовности большинство моих соратников тоже успело дозреть до кондиции. За дастархан все уселись основательно проголодавшимися и с азартом воздали должное блюду, в котором в полной мере проявляются вкусовые и ароматические прелести мяса киргизских барашков, взращенных на разнотравье альпийских лугов и высокогорных "джайлоо". Мне как самому старшему по возрасту и должности преподнесли на блюде голову. Отрезав ухо, я передал ее Темиргали Момыналиеву для традиционной разделки, в результате которой каждый из присутствующих получает по кусочку. Самым лакомым считается мясо вокруг глаз, которое достается, как правило, тому, кто готовил бешбармак и разделывал голову.

             К сожалению, в самый разгар веселья небо стало стремительно затягиваться, подул резкий ветер и буквально через несколько минут на нашу компанию, на котел с горячей "шурпой" и на дастархан, уставленный бутылками и тарелками с горячим мясом и лапшой, обрушился обильный град. Мы вынуждены были все побросать и спасаться в трех легковых машинах, в каждой из которых разместилось по 9-10 человек. Пикник был решительно испорчен. Град сменился дождем. Надежд на исправление погоды не было и, кое-как собрав посуду, покрытую застывшим жиром, мы покинули сад, усыпанный сбитыми лепестками цветущих яблонь и ставший внезапно сырым, холодным и неуютным.

           Работая постоянно с людьми, обладая наблюдательностью и склонностью к анализу событий и явлений, я не переставал удивляться тому, как основоположники марксизма-ленинизма могли отрицать и не замечать, что самым глубоким и непреоборимым свойством человеческой натуры является чувство собственности. Уже более шестидесяти лет коммунистическая пропаганда лезла из кожи вон, пытаясь доказать, что общественное выше личного. Все соглашались с этим ровно постольку, поскольку можно было урвать, считай - украсть, часть от общего, чтобы сделать ее личной. И насколько по-разному мы относились к принудительным работам в колхозах и добровольному труду на своих дачных участках!

           Нет, Маркс и Ленин были утопистами и людьми, не привыкшими зарабатывать хлеб насущный своими руками! Им было чуждо даже такое простое человеческое удовольствие - жить в собственном доме или квартире. Охотно верю, что они были совершенно бескорыстными людьми, но решительно не могу согласиться с тем, что это качество, как вакцину, следует прививать всему человеческому роду. Не имеющий своего никогда не научится беречь чужое, тем более - общественное. Одно это я считал настолько глубоким заблуждением обоих выдающихся мыслителей, что напрочь отвергал все остальные доводы теории научного коммунизма как не имеющие под собой реальных оснований. А вот философию диалектического материализма я принимал почти безоговорочно. Особенно мне нравились законы единства и борьбы противоположностей и перехода количественных изменений в качественные. С ними я сталкивался повсеместно и находил их подтверждение как в повседневной жизни, так и в практике горного дела.

             С переходом в ОНИЛ и возможностью изготовления приборов на базе ЭКБ при ФПИ резко возрос объем экспериментальных измерений энергоемкости бурения на разных карьерах. Мои парни привозили массу данных, которые я подвергал немедленной обработке и анализу. Количество карьеров, или геологических объектов, выросло до 12, а счет экспериментальных замеров перевалил за несколько тысяч. Еще раньше в ИФиМГП я догадался размещать их в едином поле декартовой системы координат, на оси абсцисс которой были значения удельной энергоемкости бурения, кВт.ч/м, а на оси ординат - частости (количества) их конкретных значений. В результате на ватмановском листе накопилось 12, по числу обследованных карьеров, кривых статистических распределений. Все кривые обладали абсолютно индивидуальными характеристиками "моды", "среднего значения", "размаха" и т.д., но располагались в едином поле в соответствии со строгой закономерностью, которой я долго не находил физического толкования, хотя и догадывался, что оно есть.

             Воспользовавшись неограниченными возможностями привлечения людей за полставки, я нанял двух математиков, один из которых Лев Жижимов был кандидатом физико-математических наук и бывшим аспирантом академика Л.Д.Ландау, и попросил дать, по возможности, разумное объяснение содержанию и форме кривых. Полгода двое математически талантливых пьяниц бились над проблемой, исписав формулами толстую тетрадь, но так и не ответив на поставленный вопрос. Я был жестоко разочарован и вынужден был разорвать с ними отношения.

              Однако кто ищет - тот всегда найдет. Однажды, листая книгу Мэриона "Физика и физический мир", я наткнулся на рисунок с тремя очень похожими кривыми, под которыми прочел текст - "Максвелловские кривые распределения энергии идеального газа в зависимости от абсолютной температуры". Не могу похвастаться тем, что меня внезапно осенило, и я нашел долгожданный ответ на свой вопрос. Потребовалось много времени и поисков, прежде чем я вышел на фундаментальный труд А.Е.Ферсмана "Геохимия", в котором нашел то, что искал. Согласно геоэнергетической теории Ферсмана прочность минералов пропорциональна их внутренней энергии, которая, в свою очередь, определяется энергией кристаллической решетки. Отсюда я пришел к выводу о том, что энергоемкость разрушения в любом технологическом процессе, будь то бурение, взрывание, дробление или измельчение, пропорциональна внутренней энергии горной породы. Следовательно, измерение удельного расхода энергии при бурении взрывных скважин позволяет оценивать прочностные свойства горных пород в их первозданном состоянии и использовать эту информацию для оптимизации параметров всех последующих процессов.

               Для меня это было настоящим открытием. Я нашел новый и совершенный способ количественной оценки горно-технологических свойств пород в пределах карьерного поля, позволяющий определять их буримость и взрываемость, планировать удельные расходы ВВ и электроэнергии на единицу объема добываемой горной массы, прогнозировать их на будущие периоды разработки, короче - решать важнейшие производственные задачи вплоть до составления цифровых моделей месторождений с использованием современных компьютерных технологий.

              Более того, объединяющую кривую, которую я провел через вершины индивидуальных кривых, я истолковал в качестве тенденции изменения прочностных свойств горных пород, слагающих литосферу земной коры. Ее траектория, с моей точки зрения, является печальным доказательством того, что среда нашего обитания со временем будет подобна пустыне Сахара.

              Все эти наблюдения и выводы я изложил в IX главе своей второй монографии "Энергоемкость технологических процессов добычи и переработки полезных ископаемых", которую задумал в 1979 г, а взял в руки в 1986 г. Судя по многочисленным отзывам и ссылкам, эта книга привлекла внимание представителей горной науки тем, что в ней взамен громоздкого и сложного метода технико-экономического сравнения вариантов был предложен и обоснован более простой и свободный от конъюнктуры цен энергетический метод оценки эффективности и оптимизации горных процессов. К сожалению, идеи последней главы монографии, которые я считал наиболее заслуживающими внимания и обсуждения, не получили должного отклика. Такое обидное равнодушие к главному результату своего многолетнего труда я могу объяснить только тем, что представители нашей горной науки, замордованной решением прикладных задач, потеряли интерес к фундаментальным проблемам. Остается уповать на то, что принципы термодинамики в приложении к процессам разрушения горных пород (так названа эта глава) поймут и оценят потомки, а не мои современники.

              Это научное отступление я сделал для того, чтобы показать читателю пример перехода большого количества накопленного за многие годы экспериментального материала в новое научное качество, подтверждающее как всеобъемлющий характер природных явлений, так и их выражение фундаментальными законами физики и термодинамики.

              Пора, однако, от производственных и научных проблем переключиться на дела семейные и рассказать о своих потомках. Давно я не уделял им внимания, между тем как оба они были на переломных этапах своего жизненного пути.

             Нашей дочери пришлось выдержать изнурительную тяжбу с патриотически настроенными органами, чтобы отстоять свое гражданское право уехать за границу вместе со своим болгарскоподданным мужем, да еще вывезти туда же нашу очаровательную внучку Яночку - бесспорную гражданочку СССР. Сколько было собрано заявлений и документов, сколько было запросов и проверок! Можно было подумать, что из страны уезжают не обычные рядовые граждане, а пытаются сбежать творцы сверхсекретного оружия! И куда? Всего-навсего в братскую Болгарию!
 
            Насколько отношения между нашими странами были "братскими" видно хотя бы потому, что наш зять, приехавший во Фрунзе вместе с женой и дочерью, обязан был немедленно стать на учет в местном отделении милиции. Более того, в один из приездов, едва мы успели поднять тост за здоровье наших дорогих гостей, раздался звонок и в дверях возникла фигура милиционера с дружинником. Представившись в качестве нашего участкового (до сих пор мы даже не догадывались о его существовании), он спросил кто из нас гражданин Болгарии Митко Дачев, тщательно изучил его паспорт и предупредил, что согласно правилам нахождения иностранцев на территории СССР он не имеет права отлучаться за пределы города Фрунзе. Служба уведомления сработала четко - ведь наш зять только что прибыл в город. Однако рвение участкового на этом иссякло - вскоре наши молодые без разрешения уехали в Алма-Ату и пробыли там несколько дней. Россия оставалась верна себе - дурацких законов издается так много, что сил для их последовательного соблюдения не хватает.

             Нашему сыну в этом году исполнилось 15 лет. Он ходил в восьмой класс обычной школы, расположенной рядом с домом, учился средне, но в прошлом году вдруг возмечтал перейти в престижную 61-ую школу, которую закончила Валентина. К великому его и нашему огорчению эта попытка провалилась. Завуч школы Е.Б.Якир, проверив знания и отметки, отверг его притязания и посоветовал обратить более серьезное внимание на занятия математикой и физикой. Признаться, это был жестокий удар по самолюбию парня, заставивший его серьезнее взяться за учебу.

            Александр растет энергичным, инициативным и предприимчивым подростком - успешно занимается в стрелковой секции, и сдал норматив на второй взрослый разряд; при поездках на дачу за селом Орто-Алыш он садится за руль и ведет машину до участка, вызывая трепетное восхищение мамы, все еще считающей его ребенком; в соответствии с модным в то время увлечением он превратил радиолу "Рекорд -353", стоявшую на даче, в передатчик и вышел с ним в эфир. Однажды дома с помощью своей "Спидолы" я поймал на средних волнах его ликующий голос:
            - Здесь модулирует приставочка "Француз. Кто слышит меня - отзовитесь. Прием.

            Вскоре ему ответил такой же авантюрист по кличке "Сюрприз" и взаимным восторгам не было пределов. Однако это увлечение было недолгим - власти всерьез взялись за борьбу с радиохулиганами, порой забивавшими переговоры диспетчеров аэропорта с самолетами, и предупредили их и родителей об уголовной ответственности.

           Очередным и серьезным увлечением сына стала нелегальная музыка, распространяемая теперь не в виде пластинок на рентгеновской пленке, или так называемая "музыка на костях", а посредством более совершенной магнитофонной записи. К сожалению, наша радиотехническая промышленность выпускала громоздкие, страшно тяжелые и дорогие катушечные магнитофоны типа "Днепр", в то время как в странах "загнивающего капитализма" уже во всю было освоено производство портативных кассетников. Сын мечтал о таком, но, зная его высокую цену, не стал канючить у нас деньги на приобретение, а решил их заработать собственным трудом. Из своих одноклассников он сколотил бригаду грузчиков, которая в течение нескольких дней перебивалась случайными заработками на разгрузке вагонов, а на время летних каникул ребята оформились на завод им. Ленина, где им поручили упаковку и погрузку в вагоны "пакетных переключателей". Под впечатлением такого благородного упорства и самостоятельности я пообещал добавить к его заработкам любую недостающую сумму для хорошего японского магнитофона.

            Короче, мы были вполне удовлетворены нашим сыном, в котором, несмотря на пресловутый переходный возраст, все отчетливее проявлялся настоящий мужской характер. Как бы не было трудно по финансовым соображениям и как бы я не был занят на своей изнурительной работе, но я всегда считал своим отцовским долгом делать все возможное, чтобы воспитывать в нем волю, достоинство, благородство и порядочность и, мне кажется, вполне преуспел в этом.

             Упорство сына на ниве просвещения не прошло незамеченным - осенью без дополнительных усилий с его стороны он был приглашен в 61-ую школу и зачислен в один из ее многочисленных девятых классов. Оглядываясь в прошлое, можно с полным основанием утверждать, что это было "судьбоносное" событие, во многом определившее его дальнейший жизненный путь. Вне всякого сомнения, то образование и та подготовка, которую ребята получили в этой элитной школе, помогли им с минимальным моральным ущербом вписаться в сложную эпоху перестройки, обрушившуюся на наше общество в начале девяностых годов.
               
            Три года работы в ОНИЛ избавили меня от интриг, царивших в руководстве и коллективе ИФиМГП, и от унизительной борьбы за самостоятельность лаборатории, которую так жаждал прибрать к рукам ГенСек. Здесь я чувствовал себя независимым и уважаемым руководителем коллектива, приносящего в бюджет института очень солидную добавку. Тематика лаборатории казалась всем настолько непонятной, а объекты ее деятельности настолько значительными, что к нам относились едва ли не как к алхимикам, бьющимся над проблемами поиска философского камня и превращения меди в золото. Мы довольно регулярно стали получать скромные премии из собственного фонда зарплаты, моя физиономия частенько возникала на институтской доске почета, ректор в своих приказах не уставал объявлять нам благодарности.

           Все было бы как нельзя лучше, если бы не суровая необходимость ежегодной борьбы за финансирование темы и ежеквартальных схваток при подписании "процентовок" за ее разделы, выполненные целиком или частично. Эти процедуры действовали на меня столь угнетающе, что из поездок я возвращался опустошенным и с единственной мыслью - бросить все к черту и уйти на более спокойную работу. Я уже успел не единожды пожалеть о том, что в свое время не согласился на предложение принять кафедру.

            А за нее началась серьезная конкурентная борьба. Ректор Журавлев решительно отказал в притязаниях на эту должность Саганалы Барсанаеву, который после ухода из академии Мамбетова и Терметчикова оказался один на один с Ильгизом Айтматовым и не прочь был занять тепленькое местечко в ФПИ. После этого в игру вступил доктор наук из Магнитогорского горно-металлургического института Цыгалов. Кандидатура казалась вполне подходящей, но ректора возмутило требование предоставить ему на двоих четырехкомнатную квартиру. Этот вариант тоже не прошел. Меня, видимо в наказание за строптивость или из уважения к принципиальности, приглашать более не решались (о чем я, каюсь, стал сожалеть) и назначили и.о. незадачливой кафедрой доцента Абдусамата Имаралиева. Проситься на должность было не в моих правилах, и я смирился с обстоятельствами.

              Весь уходящий год наша семья испытывала значительные финансовые трудности, которые весьма ощутимо сказывались на нашем настроении, а в ряде случаев приводили к довольно острым конфликтам и упрекам в адрес Надежды, которую я обвинял в неумении вести хозяйство. В результате мы пришли к убеждению в необходимости хотя бы раз проконтролировать движение нашего семейного бюджета и вот, что из этого получилось.
              За первую половину 1979 г наш чистый доход составил 3294 рубля. Суммарные расходы за тот же период вылились в 2800 рублей. Разницу около 500 рублей мы смогли положить на книжку.
              Из общей суммы расходов 2800 р.  на питание ушло 858 р. из них:
- на хлеб, макароны, крупы и пр. продукты - 295 р;
- на мясо, колбасы, птицу и яйцо - 235 р;
- на молоко, масло, сыр - 115 р;
- на водку, вина, пиво - 79 р;
- на сахар и кондитерские - 73 р;
- на картофель и овощи - 61 р.
Бытовые расходы (квартира, гараж, бензин и пр.) - 272 р. Помощь всех видов в том числе нашим студентам - 796 р. Подарки по всяким поводам - 125 р.
Семейные покупки разные - 703 р.
Разное (взносы, складчины и пр.) - 265 р.

           Проанализировав эти цифры, я пришел к невеселому выводу, что около трети нашего расходного бюджета уходит по статьям помощи, подарков и пр. мелочей.
            Наконец, и те 500 рублей, которые мы смогли отложить на книжку, были благополучно изъяты и ушли на прием и обратную дорогу наших дорогих гостей - молодую семью Дачевых, которая приезжала к нам этим летом в полном составе. Таким образом, и наша семья, считавшаяся по советским меркам высокооплачиваемой, едва сводила концы с концами. А ведь мы "пропивали" едва 13 р. в месяц!

            Ну и в заключение - анекдот года.
            Брежнев уехал за границу, а вместо себя решил оставить студента. Возвратившись из поездки и увидев много радикальных перемен, он спрашивает студента:
- Как это тебе удалось обеспечить достаток бензина по всей стране? - Так я, Л.И., перекрыл кран нефтепровода "Дружба".
- А как тебе удалось решить извечный жилищный кризис? - Я всем кто желает разрешил свободный выезд из СССР.
- Ну, а как же ты ухитрился сделать всех атеистами? Никто у тебя больше не ходит в церкви. - А я, Л.И., вместо икон приказал повесить в иконостасах ваш портрет и портреты членов политбюро.

Весьма пророческий анекдот, во многом предвосхитивший то, что произошло в 90-ых годах.

           Под самый занавес уходящего года произошло еще одно событие, которому в то время никто не смог дать должной оценки, но которое имело самые роковые последствия не только для моей страны, но, пожалуй, для идеологической основы всей системы социализма - я имею в виду начало трагической и позорной войны в Афганистане. Это было наивысшим проявлением разрыва между делом и словами, уверявшими нас на протяжении всего жизненного пути в том, что народ, борющийся за свою независимость, победить невозможно. Тем более афганский, сумевший отстоять свою свободу в сражениях от эпохи Александра Македонского до британских колонизаторов XX века. Однако хрычи из Политбюро считали себя непревзойденными творцами истории и были уверены, что и на этот раз им удастся с помощью силы приобщить этот темный и фанатично преданный Исламу народ к сомнительным ценностям безбожного и безнравственного "развитого социализма".

             Наша система настолько отстранила народ от участия во внутренних и, тем более, внешних делах, что известие о вводе в Афганистан частей Советской Армии я воспринял не как возможное начало долгой и кровавой войны, которая, с достижением нашим сыном призывного возраста, может затронуть и мою семью, но лишь с точки зрения возможных осложнений с финансированием хоздоговорных работ. А как же! Любая война связана с огромными расходами бюджета, которые не могут не отразиться на науке. Вот и все, чем я был особенно озабочен при этом известии.

              Однако существенных проблем с финансированием на 1980 г. у меня и на этот раз не возникло. Якутнипроалмаз дал нам 62 тыс. рублей на продолжение работ по низкоплотным взрывчатым смесям (НПВС), энергетической оценке технологических свойств пород и сейсмике промышленных взрывов. В результате удалось "спустить на тормозах" участие, а значит - и ответственность, по злосчастному комплексу механизации взрывных работ по схеме "Прогресс". Все это приняла на свои плечи Горная лаборатория института "Якутнипроалмаз".

            В Каратау тоже все прошло благополучно, хотя мне казалось, что это всего лишь штиль перед большой бурей. Ввиду задержки со сдачей в эксплуатацию механизированного пункта переработки ВВ на базисном складе рудника Жанатас мы получили возможность доработать "Универсал", заменив на нем ущербные пневматические дозаторы на выдвижной шнек с гидроприводом. Все эти вынужденные меры медленно, но верно выхолащивали первоначальную идею машины и по существу превращали ее в кустарный аналог серийной МЗ-4. Но как только пункт заработает, от нас потребуют использовать машину по ее прямому назначению, а это будет означать полный провал как самой идеи, так и ее технического воплощения. И за весь этот позор отдуваться придется мне. При одной мысли об этом мне становилось жарко и появлялось желание бежать куда глаза глядят.

             Бежать мне хотелось не только от "Универсала", но вообще от хронической усталости, вызванной бесконечными командировками с их нудными переездами и перелетами, скверными гостиницами, отвратительными столовыми и унизительной необходимостью выбивать из заказчиков деньги. Я даже стал жалеть о том, что в свое время высокомерно отказался от кафедры. Сейчас я даже готов был пойти к Мамбетову и просить его взять меня туда доцентом под предлогом "укрепления связей между ОНИЛ и кафедрой". Однако одна мысль об этом вгоняла меня в краску.

             Кроме моральной усталости все ощутимее стала проявляться и физическая - ведь я стоял на пороге своего 50-летия! Третий десяток лет я работаю в горной науке, из которых более 20 пребываю в должности заведующего лабораторией. Пора бы что-то поменять в жизни, но в нашем городе с моей специальностью не разгонишься - только академия да ФПИ.

        На исходе четвертого года моей работы в ОНИЛ дела в лаборатории стабилизировались настолько, что я стал вновь задумываться о продолжении работы над диссертацией. Более того, два наших сотрудника - Нифадьев и Коваленко-третий (всего их было четыре брата и трое из них работали в ФПИ) в конце года должны были защищать кандидатские и у обоих руководителем числился проф. Баранов. Что ж, ребят можно понять. Когда на титульном листе диссертации перед фамилией научного руководителя стоит титул д.т.н. это придает работе более солидный характер, нежели аббревиатура к.т.н. Но все равно было обидно, тем более, что редактировать труд Нифадьева пришлось мне, за что я удостоился благодарности "за оказанную помощь и содействие в работе на диссертацией".

             Моя основная деятельность с каждым годом становилась все менее интересной и все более рутинной. Недаром эпиграфом к очередной тетради дневника за этот период я выбрал стихи Баратынского:
              На что вы, дни! Юдольный мир явленья
              Свои не изменит!
              Все ведомо, и только повторенья
              Грядущее сулит.

              Действительно, дни, недели и месяцы проходили быстро, не оставляя по себе ярких впечатлений и воспоминаний. Каждый день одно и тоже на работе, да и командировки стали утомлять своим однообразием. У меня теперь почти не оставалось времени и желания участвовать в экспериментах, которое я вынужден был тратить на дипломатические переговоры по согласованию сроков выполнения разделов, составлению протоколов испытаний и внедрений, подписанию актов-процентовок и пр. А это означало, что я рискую потерять право считаться ученым и превращаюсь в администратора. Как ни печально, но иного варианта не было и чтобы сохранить это звание мне оставалось только одно - всерьез взяться за обобщение колоссального накопленного материала. Эксперимент и анализ - это только преддверие науки, настоящая большая наука включает в себя синтез результатов, формулировку гипотезы, преобразование ее в теорию и подтверждение последней глобальным экспериментом, каковым является практика.

             Между тем уходящий високосный год был далеко не таким спокойным, как это может показаться, если судить только по моим личным воспоминаниям. Он был полон больших и малых событий, о которых следует упомянуть хотя бы потому, что они стали своего рода предвестниками тех колоссальных потрясений, которые обрушатся на нашу многострадальную страну в грядущее десятилетие 80-ых.

            Война в Афганистане набирала обороты. Мы услыхали о "Грузе-200" и о рейсах самолета под названием "Черный тюльпан". На Юго-Западном кладбище города появился новый квартал, с могильных памятников которого на нас смотрели юные лица бравых десантников, "погибших при исполнении интернационального долга". Кому и что были должны эти красивые девятнадцатилетние мальчишки? Возмущению людей не было предела, но все привычно помалкивали.

            "Вражеские голоса" портили настроение сведениями о сосредоточении 6 советских дивизий в Афгане с общей численностью в 85 тыс. человек. Это уже походило на приличную войну, которая шла всего в нескольких сотнях км. от Фрунзе. В Персидский залив подтягиваются корабли наших Тихоокеанского и Черноморского флотов. Президент США Д.Картер развернул "оголтелую кампанию" дискредитации наших благородных действий, вследствие которой на специальной сессии ООН 104 голосами против 18 было принята резолюция о бойкоте СССР.

             В мае скончался еще один из плеяды коммунистических диктаторов, президент СФРЮ, председатель коммунистов Югославии Иосип Броз Тито. Бывший наш друг, награжденный после войны орденами "Победа" и Суворова 1-ой степени, затем ставший нашим лютым и подлым врагом, в конце жизни снова сподобился высокой чести считаться нашим союзником и снова был награжден орденами Ленина и Октябрьской Революции. Какие великолепные образцы политической мудрости и постоянства! Его смерть тоже предвещала бедным народам Югославии большие потрясения и жертвы.

             В июле бедный шах Ирана, как сказал бы Безенчук, "дал дуба". Эта смерть тоже не сулила древнему народу ничего, кроме возврата к мрачным истокам исламского фундаментализма.

              В июле, а точнее - 19-го, в Москве состоялось открытие XXII Олимпийских игр, которые не обошлись без международного скандала по поводу вторжения Советской Армии в Афганистан. Ряд стран США, Англия, ФРГ, Италия, Япония, Китай и др. объявили играм бойкот, что, впрочем, мало тронуло организаторов. Не буду описывать их перипетии, упомяну лишь о том, что в тот период процветания фольклорного творчества в жанре анекдота трудящиеся своевременно откликнулись на это событие остротами:
          - Говорят, символ XXII Олимпийских игр медвежонок еврейского происхождения. - Почему вы так думаете? - Так он же Талисман!
          - А почему символом Олимпиады избрали медвежонка? - Потому что после ее завершения весь народ будет сосать лапу.

             В самый разгар Олимпиады произошло событие, которое в народной памяти оказалось гораздо более значащим - смерть бунтаря-одиночки, всеобщего, исключая партноменклатуру, любимца Владимира Высоцкого. Невозможно переоценить его творчество в тот жуткий для советского народа период. Через его вибрирующие и надорванные голосовые связки исторгалось столько всеобщего "горя и слез", а порой - такого уморительного юмора, что для нашего поколения он был и остался самым ярким символом эпохи, предшествующей закату социализма. Не исключаю, что его песни внесли существенный вклад в развал этой разложившейся системы.

             В августе-сентябре забурлила братская Польша. Герека "ушли" в отставку. Профсоюзное движение "Солидарность" и его лидер Лех Валенса выдвинули 21 требование, о которых я узнал из газеты "Morning Star". Некоторые из них я бы целиком взял на вооружение наших профсоюзов, если бы они были более мужественными и менее зависимыми от КПСС, вот они:
- независимые профсоюзы;
- право трудящихся на забастовки;
- 42-часовая рабочая неделя;
- увеличение жилищного строительства;
- рационирование мясопродуктов;
- ликвидация закрытых магазинов для партийных и политических деятелей!
- освобождение всех арестованных за политические забастовки;
- увеличение зарплаты;
- свобода религиозных отправления и др. более специфические.

           В октябре состоялся пленум ЦК КПСС,  на котором выступил Л.И.Брежнев, выразивший крайнюю озабоченность по поводу невеселых итогов X пятилетки. Вслед за этим было опубликовано заявление предсовмина А.Н.Косыгина с просьбой об отставке по состоянию здоровья. Это был единственный человек во всем составе Политбюро, пользовавшийся уважением и сочувствием людей. Через два месяца он умрет, так и не осуществив своих грандиозных планов по реформированию советской экономики, которые он провозгласил в 1964 г. Партия предпочла погибнуть сама и развалить страну, но, подобно "Титанику", ни на йоту не отклониться от курса, ведущего к неумолимому столкновению с айсбергом плановой социалистической экономики.

            В ноябре Америка избрала нового президента. Им стал бывший киноартист из Голливуда Рональд Рейган. Хрен редьки не слаще. Нам их выбор был "до лампочки", нам выбирать вообще не приходилось, но, глядя на шамкающего с безумным взглядом генсека, все невольно задумывались - кто следующий и чего от него ждать. Я же был уверен, что лучше не будет.

           В республике тоже были свои проблемы. В "Правде" была
опубликована статья "История с монографией", выставившая в весьма нелестном свете киргизскую сельскохозяйственную науку и ее лидеров в лице академиков Захарьева, Мамытова и др. Подоплека событий относилась к 1975 г., когда в издательстве "Кыргызстан" вышла монография К.Исакова "Пастбища и сенокосы Киргизской ССР". В ней с "научных" позиций утверждалось, что кормовая база республики позволяет содержать никак не менее 55 млн. голов овец, в то время как фактическое их поголовье колебалось от 11 до 14 млн. и при этом ощущалась острая нехватка кормов. О том, что это именно так, я знал на собственном опыте и не хуже этих маститых ученых, участвуя каждый год в операциях по созданию двухгодичных запасов сена и сенажа.

            Выкладки ученого дошли до центральных планирующих органов, которые вполне обоснованно посчитали, что республика явно занижает свои возможности, и потребовали разъяснений. После этого разразился грандиозный скандал, в результате которого статья кончалась призывом к ВАК при Совмине СССР и ВАСХНИЛ сделать из истории правильные выводы относительно киргизской науки.

            В начале года из Орловки пришло известие о кончине на 58-году жизни директора Киргизского горно-металлургического комбината, так теперь назывался бывший Буурдинский ГОК, Григория Петровича Кудряшова. Давным-давно в 1957 году я передавал ему бразды главного инженера рудника. Тогда он произвел на меня приятное впечатление и за истекшие 23 года только укрепил меня в этой оценке. Это был редкий для нашего времени порядочный человек, всю свою недолгую жизнь посвятивший не просто продлению существования комбината как производственной единицы, но сделавший все возможное, а порой и невозможное, для живущих и работающих там людей. Вечная ему память!

            В декабре общественность была взбудоражена сначала темными слухами, а потом и самим фактом убийства на правительственной даче в Чолпона-Ате, что на Иссык-Куле, премьера республики Султана Ибраимова. Во многом его гибель так и осталась загадкой, но мирская молва связала ее с попытками с его стороны разоблачения колоссальных приписок в животноводстве республики.

            В том же декабре умер наш горный бог и единственный академик Н.В.Мельников. Открылась вакансия, на которую имел основания претендовать В.В.Ржевский - тоже открытчик.

            И в заключение - домашние события. Наша мама по прошествии четырех лет работы в институте Киргизгипрозем умудрилась рассориться с руководством и вынуждена была вновь проситься к академику Мамытову, который взял ее на должность старшего научного сотрудника с окладом 250 рублей. Семейный бюджет терял 90 рублей, но это было гораздо лучше, чем идти на сделки с совестью. Решиться на это ее вынудила дикая коррупция, поразившая все этажи власти этого института. Ее заставляли подписывать акты приемки невыполненных объемов работ, за которые полевикам начислялась липовая зарплата, а начальству - незаслуженные премии. Мы плохо вписывались в мораль и нравы современного общества и эта старомодная бескомпромиссность часто оборачивалась против нас.

А вот и пара анекдотов "на злобу года".
            У студента спрашивают - Что такое развитой  социализм?  - Это переходная фаза от социализма к коммунизму, когда деньги еще не отменили, но купить на них уже ничего нельзя.
            У армянского радио спрашивают - Как сделать, чтобы холодильник всегда был полным?  - Ответ - Включите его в радиосеть.