Не уходи

НЕ  УХОДИ...
 
              Мы  впервые  понимаем  смерть  лишь  тогда,
                когда  она  забирает  человека, которого  мы  любим.
                Жермена  де  Сталь               
       Участники поминок разошлись тихо, оставив почерневшую Марину в окружении пустых тарелок, стаканов и бутылок. Женщины хотели задержаться, чтобы помочь ей в уборке, но она почти силой выставила их всех за дверь. Её боялись бросать здесь одну, однако, попытавшись навязать ей своё общество, почувствовали такое яростное сопротивление, что всё-таки оставили Марину в покое. Это было её горе, и она сама сейчас решала, разделить ли его с кем-то, или в одиночестве испить чашу беды до дна.
       Ушли все, кроме терпких и стойких запахов похоронных венков, от которых всё сильнее кружилась голова. Марина открыла окна, чтобы они поскорее покинули её дом, и стала собирать со столов грязную посуду. Ей сейчас нужно было чем-то заняться, в чём-то утопить своё внимание, чтобы убрать из измученного последними днями воображения обитый красной материей гроб, медленно утопающий в узкой глубокой яме… В её ушах ещё стоял сухой стук комьев земли о деревянную крышку, и сквозь этот жуткие звуки она уже не слышала ни поминок, ни звона посуды, которую сейчас сваливала в мойку…

       …— Всё, не могу больше! - она уронила на пол очередную партию подготовленных к мытью тарелок, и звон бьющейся керамики вдруг смёл и видения, и слуховые галлюцинации. Марина постояла, опустив руки, над осколками, вглядываясь в пространство перед собой и вслушиваясь в него, потом медленно вернулась в комнату.
       Часы на стене в знак траура были остановлены, зеркала были плотно завешены чёрным крепом, и ослабевающие запахи венков уже не так будоражили ей душу, как прежде.
       Марина остановилась перед большой фотографией мужа на пианино. Он смотрел на неё из своей, теперь бесконечной для его жены дали, в которую ушёл, и улыбался, как будто с его уходом в этом мире ничего не изменилось к худшему. Марина блуждала по его лицу взглядом, вспоминая, как он говорил, шевеля навеки застывшими губами, двигался, спал, слегка похрапывая, работал в мастерской. И всё это было уже в прошедшем времени...
       На неё опять накатило, перед глазами всё расплылось. Она опустилась на колени, сжав пальцами виски.
       — Саша... - взмолилась вдруг она неожиданно для себя самой. - Прошу тебя, не уходи...
       Марина ужаснулась от собственных сумасшедших слов, пришедших из безумия последних дней, но продолжала повторять их, как заклинание, в которое сейчас почти безгранично верила:
       — Не уходи, Саша... Я понимаю, что прошу невероятные вещи, но если правда, что твоя Душа ещё в этом доме, не покидай его насовсем... Не уходи... Останься... Останься чем-нибудь большим, чем твои вещи и фотографии...

       ...Крохотные колокольчики зазвенели где-то рядом, и это было так похоже на далёкий смех Саши...
       Глаза мгновенно обрели ясность, и Марина опять увидела на фотографии вечную улыбку мужа.
       — Саша?.. - негромко спросила она воздух перед собой, точно надеясь услышать ответ.
       …Колокольчики зазвенели чуть ближе, и она почувствовала на своих губах  лёгкое, как дуновение ветерка, прикосновение.
       — Саша, это ты?.. - замерев, с надеждой спросила Марина у фотографии на пианино.
       На этот раз невидимые колокольчики звенели дольше, и поцелуй ветра был уже крепче.
       — Саша?!. - она встала с колен, впившись влажными глазами в фотографию. - Ты не ушёл?.. Ты остался?..
       Фотография приподнялась над пианино, сделала вокруг Марины плавный круг и вернулась на место. Колокольчики звенели, будто смеялся кто-то, уже не такой далёкий, как прежде.
       Слёзы мгновенно высохли от жара, прихлынувшего к лицу, оставив на щеках длинные зудящие дорожки.
       — Ещё! - потребовала Марина. Ещё что-нибудь! Чтобы я поверила! Чтобы я обрела Веру!
       Колокольчики зазвенели громче; на кухне хлопнула дверца холодильника. Из открывшегося буфета выпорхнули два фужера, направляясь к Марине; над столом они встретились с прилетевшей из кухни бутылкой шампанского. Бутылка оглушительно избавилась от пробки; струя пенной жидкости рванулась к потолку, забрызгав стол, и угодила сначала в один висящий в воздухе фужер, затем в другой.
       — За тебя?.. - радостно спросила Марина, взяв из невидимой руки один бокал и попытавшись чокнуться, но второй отстранился, преследуемый звоном развеселившихся колокольчиков.
       Она поняла.
       — За нас!..
       Два фужера звонко встретились в воздухе. Марина выпила свой до дна и поставила его на стол. Рядом с ним опустились полный, и наполовину опустевшая бутылка.
       — Жаль, что тебе нельзя... - сказала Марина, у которой шампанское уже пузырилось в загоравшейся крови. — Но как здорово, что ты здесь! Ты ведь не уйдёшь, правда?..
       Под весёлый звон колокольчиков ветер подарил ей долгий, страстный поцелуй.
       — А что ты ещё можешь?!.
       Воздух уплотнился, и Марина почувствовала, что невидимые, но знакомые ей  силой руки, возносят её к потолку.
       — Ой, сумасшедший, не урони!
       Её осторожно поставили на пол.
       — А что ты сейчас хочешь?..
       Грязные тарелки на столе под звон колокольчиков стали собираться в стопку.
       — А я поняла! Поняла! – счастливо засмеялась Марина, хлопая в ладоши. - Ты хочешь вымыть посуду?! Ну-ка, посмотрим, так ли хорошо ты это делаешь, как прежде?!

                В  гробу
                мало  места
                только  Душе…