Кино и немцы

В далёком уже детстве, в конце шестидесятых – семидесятых годах прошлого, двадцатого века, я жил в небольшом посёлке Мга Ленинградской области. И самым любимым развлечением для нас, детей «периода построения развитого социализма», было, конечно же, кино. По телевизору показывали всего два-три канала, хорошее кино бывало нечасто, да к тому же чёрно-белое, с помехами и на маленьком экране. Поэтому посмотреть новый фильм в настоящем кинотеатре было двойным удовольствием – в хорошей компании, и на большом экране.
Впрочем, насчет «большого» экрана я, пожалуй, погорячился. В те годы во Мге можно было увидеть фильмы в двух местах – в Доме Культуры и кинотеатре «Октябрь». Именно увидеть, потому что в ДК стояла ужасного качества звуковая установка (не знаю, как правильно называлось это чудо техники 50-х годов, которое выдавало хрип, обрывки звука, и наладить нормальный показ фильма не мог ни один киномеханик). Зато там был зал побольше, и сиденья были мягкие.
В «Октябре» сиденья были фанерные, жёсткие, две серии подряд было высидеть тяжело. Но с качеством показа, в основном, по меркам 60-70-х годов, было неплохо, если только не попадалась копия плёнки, «заезженная» сверх нормы. Тогда плёнка рвалась, и киномеханик, почему-то называемый «сапожником», лихорадочно быстро, под недовольные выкрики и свист зрителей, заправлял плёнку в аппарат и запускал фильм дальше. Уже после фильма он перематывал плёнку, вырезал испорченные кадры, склеивал части, и снова наматывал бобину, готовя фильм к следующему показу. После сеанса мальчишки часто рылись в мусоре, выброшенном киномехаником, и отыскивали заветные кусочки с кадрами из настоящего кино. Если везло, то можно было обнаружить целые кусочки с любимыми артистами, сценами из фильма. А чаще на кадрах была всякая ерунда, и, не поняв, откуда она, их просто выбрасывали обратно в мусор.
Часто в кино ходили всей дворовой компанией, в которой были ребята разных возрастов –от младших школьников до 7-8 класса (старшеклассники редко уже «вписывались» в игры, у них были другие интересы). Особым успехом у мальчишек пользовались ГДР-овские «вестерны» кинокомпании ДЕФА - фильмы про индейцев и ковбойцев. Самыми любимыми артистами стали Пьер Брис - исполнитель роли вождя апачей Виннету , и конечно, Гойко Митич – храбрый Чингачгук – Большой Змей, Зоркий Сокол, Ульзана,  Текумзе, Токей Ито, Оцеола и ещё множество героических индейцев, примеров для подражания.
Причём, подражания в прямом смысле слова – после просмотра очередного фильма про индейцев ребята делали себе луки со стрелами. Луки были самые разные. И простые, берёзовые, с тетивой из лески или даже бельевой верёвки. И довольно сложные и мощные (для игрушки) луки из расщепленного вдоль обломка лыжи, сращенного посередине металлической трубкой, с тетивой из тонкого стального тросика. Стрелы каждый делал тоже в силу своих возможностей. Из относительно ровных ивовых или березовых прутиков с привязанным в качестве наконечника гвоздём и голубиным пером (для стабилизации полёта), разделённым на половинки и вклеенным (или примотанным изолентой). Или из стекловолокна (разграблению подвергался небольшой заводик спортивных товаров, выпускавший удочки, точнее, заводская свалка, где валялся брак). Роль наконечника часто исполняла пуля, найденная на стрельбище воинской части, или на местах сражений Великой Отечественной, или просто намотанный кусок проволоки. Иногда «умельцы» изготавливали наконечники для стрел на уроках труда, вытачивая их из стальных полосок.
У «особо продвинутых» были деревянные ружья, стреляющие «пульками» из проволоки (что-то вроде рогатки на ружейном прикладе, со спусковым механизмом из бельевой прищепки и проволоки, и с мощной резинкой из медицинского резинового бинта, распущенного вдоль на полоски). Помню, особое наше восхищение вызывало ружьё, покрашенное в тёмный цвет, и украшенное, как у Виннету, блестящими шляпками обойных гвоздей.
Изготовив оружие, племена индейцев, раздав друг другу имена, вроде Гордый Орёл или  Зоркий Глаз, и воткнув в налобную повязку перья, начинали свои воинственные игры. Мишенями для стрел служили заборы, стены дровяников (двухэтажных сараев, стоявших во дворах, в которых, кроме дров для печей и титанов, валялось разное старье, что выбросить жалко, а дома складывать некуда). Или соревновались, у кого стрела улетит дальше. По людям, конечно, не стреляли. (А из рогаток, чего греха таить, постреливали, бывало, даже до синяков).
Иногда делились на команды индейцев и ковбойцев, одна команда убегала, путая следы, но оставляя подсказки, а другая должна была по этим подсказкам найти соперников…
Играли, конечно, и в мушкетёров (тогда свалку многострадального заводика «чистили» на стекловолоконные прутки с целью изготовления шпаг). Эфесы делали проволочные, а если удавалось найти и «экспроприировать» половник или деталь люстры, то гарда получалась почти как настоящая. Оставалось накрутить изоленту на рукоять, чтобы было удобно держать в руке, и подвесить полученную шагу на перевязь из ремня, и всё – мушкетер готов. На всякие там плащи и шляпы не заморачивались, считая их излишеством, и устраивали дуэли и сражения.
После просмотра «300 спартанцев» (ещё тот, 1962 года, а у нас он появился в начале 70-х), мы преображались в греков. В персов, почему-то, никто не хотел… Мастерили вооружение - короткие метательные копья (длинные для фаланги нам было не сделать, да и фаланга – слишком сложный строй для дворовых игр), мечи,  выструганные из досок от ящиков, круглые щиты. У кого-то, не помню сейчас точно у кого, был щит, сделанный из алюминиевой ледянки (такой круглой выгнутой штуковины для катания с горки), с нарисованной буквой «Л», как у воинов царя Леонида. Щит был очень красивый, вызывал зависть у всего двора, поэтому прожил недолго. В первых же боях все стремились посильнее ударить мечом по блестящей поверхности, и вскоре щит представлял собой жалкое зрелище – помятый, с облезшей краской… А нечего выпендриваться!
Но чаще всего мы играли в Войну. Естественно, Великую Отечественную, как самую близкую нам. У кого воевали отцы, у кого – деды, в каждой семье жила память о недавних, по сути, событиях, об ушедших на фронт родственниках, многие из которых не вернулись. В моей семье муж бабушки и один из братьев мамы не вернулись с войны, а другой брат и муж сестры пришли инвалидами. Во Мге и окрестностях в войну шли ожесточённые бои, и вся земля была наполнена свидетельствами этих сражений. При рытье котлованов под строительство домов экскаватор выкапывал немецкие захоронения времён оккупации, обломки техники, осколки мин и снарядов. В окрестных лесах валялись незахороненные кости, фрагменты обмундирования (особо хорошо сохранялись кованые подошвы немецких сапог с кучей заклёпок) и снаряжения (часто мы находили рифлёные коробки от немецких противогазов, каски, пряжки от ремней). А в болотах можно было найти затонувшие танки, самолёты, неплохо сохранившиеся патроны в заводской укупорке, и даже оружие в заводской смазке, в ящиках, в заваленных землёй блиндажах. Свои находки мы хранили в штабе – ничейном пустом сарае в дворовом дровянике, со входом со стороны кочегарки. Домой такое таскать не разрешали родители (помню, какой скандал устроила мама одного из моих друзей, увидев, как мы играем винтовочными патронами).
Уж про мины от миномётов и снаряды я и не говорю – их находили очень часто, и ежегодно в школе зачитывали очередной приказ Областного Отдела Народного Образования об очередном подрыве школьников. Нашли снаряд, попытались достать взрывчатку (или просто кинули в костёр), взрыв – и кто на месте погиб, кого покалечило… Все ребята знали об опасности, но никого это не пугало. Каждый год на 9 мая бесплатными автобусами они выезжали на мемориал на Синявинских высотах, якобы «почтить память героев», а сами расползались по окрестным лесам в поисках военных трофеев. Милиция вылавливала «юных следопытов» (помню даже, вывозили задержанных на милицейском вертолёте, который садился на школьном стадионе), ставила на учёт, но это их не останавливало… И взрывы продолжались.
Причём, взрывались не только на военных трофеях. Одно время модно было делать карбидные «гранаты» из бутылок из под шампанского (технологию расписывать не буду, во избежание повторения трагедий). Иногда они взрывались прямо в руках, отрывая пальцы, а иногда в воздухе, в опасной близости от метателя, и тогда стеклянными осколками могло посечь неприкрытые одеждой части тела и лицо.
Так что игры в войну могли привести к реальным потерям.
Насмотревшись очередных фильмов про войну, где доблестные Наши разведчики, партизаны и прочие герои малым числом крошили немецкие дивизии, взрывали мосты с эшелонами, склады с боеприпасами и ГСМ, захватывали в плен важных генералов с секретными документами (в общем – немцы тупые и неуклюжие, а Наши – молодцЫ – мОлодцы, «одним махом семерых побивахом»), мы не понимали, почему война с таким глупым противником (как его показывали в большинстве фильмов тех лет) продлилась долгих четыре года, и почему Мы понесли ТАКИЕ жертвы.
Хотя были и исключения – «Щит и Меч» (я посмотрел все четыре серии в один день, с пятнадцатиминутным перерывом между второй и третьей серией, и потом всё болело после шести с половиной часов сидения на жёстком фанерном кресле), «Восхождение», и некоторые другие, где война была показана более реально.
Вот так и переплеталась в нашей жизни игры и кино, дополняя друг друга, делая нашу жизнь более интересной. Просмотр фильмов часто подталкивал меня к прочтению книги – первоисточника, и открывал интересных авторов, заставляя сравнивать книгу и кино (чаще, не в пользу последнего), но это уже другая история…

     *    *    *

На фото  -наш кинотеатр "Октябрь" (до реставрации)