Два зеркала. глава 20

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ

- Все-таки, - думала Аня, пролетая унылую равнину, - я была лучшего мнения о муравьях и пчелах. При этом никак не подозревала, что муравьи умнее пчел, мне казалось, наоборот, а здесь выяснилось, что муравьиные эгрегоры обладают куда более выраженным интеллектом. Вон как тот игва со мной разумно общался, и у него даже в мыслях не было на меня нападать. А пчелы, вернее рарруги, наоборот оказались агрессивными тупыми солдафонами. Жалко, мне на земле пчелы больше муравьев нравились.
Пролетев за полчаса примерно полпути до города, Аня обратила внимание, что однообразная картина под ней начала меняться, то есть то тут, то там стали появляться зоны каких-то разноцветных нагромождений, бесформенных, как амебы. До недавнего времени, путешествуя по шрастру, Аня сталкивалась только с серым и различными оттенками красного, но здесь уже царило относительное цветовое разнообразие, правда все цвета были мутными, тусклыми, блеклыми, вызывающими непонятное тошнотворное состояние. Нагромождения были раскинуты то тут, то там, произвольной формы и размеров, но в единое поле не сливались. Скоро стало понятно, что они окружают маячивший впереди город неравномерным рваным полукольцом, и когда Аня из любопытства снизилась, то обнаружила под собой бесконечную гряду мусорных куч, при этом стало очевидно, что мусор прошел предварительную сортировку и практически каждая куча преобладающим цветом, формой, высотой и консистенцией отличается от остальных.
- Что ж, - подумала Аня, - вполне логично и по-земному. Каждый город ежедневно выбрасывает массу отходов, и чем больше этот город, тем их больше, следовательно должны быть и санитарные зоны сброса этого мусора. Если они не догадались построить мусороперерабатывающие заводы, то, разумеется, вполне разумно увозить мусор подальше от города и сбрасывать в какой-то единой зоне. Я бы эту гигантскую свалку еще дальше от города отодвинула, но возможно у них нет такой техники, как у нас, и в этом случае десяток километров от города – не так плохо. К тому же видна культура утилизации: каждая куча отсортирована – бумага с бумагой, стекло со стеклом, пластик к пластику, правда, ни бумаги, ни пластика пока не видно, но это я мыслю в земных категориях. С другой стороны, если мусор все равно не перерабатывается, то не понятно, зачем его сортировать? Впрочем, откуда я знаю, как здесь все это происходит… кстати, и мой верный справочник молчит, очевидно он выдает информацию только тогда, когда мне она действительно необходима.
Скорее всего, будь все это на земле, Аня постаралась бы как можно быстрее миновать эту грандиозную свалку, растянувшуюся от горизонта до горизонта, но тут Ане почему-то показалось, что ее надо хотя бы выборочно обследовать, тем более, при всей внешней схожести это могла быть вовсе не свалка.
- В том амфитеатре, - подумала Аня, - тоже вроде бы все было похоже на наше, на земное – вспаханное поле, муравейники, однако в дальнейшем оказалось, что с муравейниками связана какая-то потусторонняя чертовщина, а вовсе не жизнь обычных муравьев. Кто знает, может и эти помойки – совсем не помойки.
Несмотря на то, что конкретного ответа она из своего справочника не получила, Аня чувствовала, что скорее всего так и есть – это не обычная свалка, поэтому, выбрав наугад одну из куч грязно-бурого цвета с преобладанием коричневых тонов, Аня приземлилась неподалеку, тем более между каждой отдельной кучей было достаточно свободной от нечистот территории. Тут только Аня почувствовала запах, правда это было совсем не то, обычное физическое восприятие запаха, от которого ее бы вывернуло на изнанку. Она только ощущала его природу и оттенки, но было это как-то совершенно отстраненно, словно запах фиксировал какой-то бесчувственный аппарат с помощью специальных детекторов. Аня спокойно констатировала, что так пахнут жидкие фекалии, к тому же к этому основному запаху, как обертона, пристроились и другие обонятельные оттенки, связанные со рвотой, перевариванием, гниением, а так же, помимо естественного букета, присутствовали и какие-то искусственные, больничные добавки – запах хлора, карболки, лизола, пенициллина, эфира и масса других, специфически больничных оттенков. Аня огляделась. Под ее ногами ровными квадратными плитами грязно-серого искусственного мрамора было выложено все пространство от одной кучи до другой. Аня подумала, что больше всего этот настил напоминал материал, которым по санитарным нормам положено выстилать прозекторские, анатомички, морги, правда осталось это покрытие в основном в старых больницах еще с дореволюционных времен, во многих же современных этот фундаментальный мрамор, навевающий мысли о бренности и скоротечности бытия, давно сменили на керамическую плитку и кафель, создающие более оптимистическую атмосферу.
Куча, в непосредственной близости от которой оказалась Аня, располагалась в углублении неправильной формы, выдолбленном посреди относительно ровного мраморного покрытия, размером она была примерно как средний плавательный бассейн, по форме напоминая жирную чернильную кляксу или амебу. И весь этот живописный бассейн был заполнен жидкими фекалиями, в которых плавали самые живописные рвотные массы, полупереваренные куски пищи (что-то вроде рыбки, найденной в желудке щуки). Эти два компонента являлись основным содержимым удивительного бассейна, но не единственным, о чем свидетельствовал запах. Помимо небольших островков более-менее оформленного кала, то тут, то там попадались разнообразные отходы больничной деятельности: тысячи шприцов, упаковок от лекарств, раздавленных ампул, градусников, рваных кружек Эсмарха,  мириадов размокших таблеток и капсул разнообразнейшего вида и размера, битых и небитых пузырьков, флакончиков, облаток, бинтов, ржавых медицинских инструментов, а так же маленькие острова самых разнообразных пищевых отходов, покрытых сине-зелеными кляксами плесени. Но главное, что оживляло эту полулужу-полукучу самых омерзительных конечных продуктов человеческой жизнедеятельности были живые существа, плавающие во всем этом благоухающем изобилии. Размером они были с крупную кошку, но форма вовсе не напоминала кошачью и куда более соответствовала их среде обитания, а именно: толстые черви нескольких модификаций. Некоторые гладкие, другие – чешуйчатые, третьи – разделенные на членики, четвертые – колючие, но что объединяло их в единое семейство – это вполне человеческое лицо на одном из концов, искаженное страданием и болью, лишенное каких-либо индивидуальных черт, деформированное, размытое и, тем не менее, вполне узнаваемое. Обращали на себя внимание и другие различия, так одни существа были ближе к сороконожкам, явно имея зачатки множества конечностей, иные обладали чем-то вроде двигательных ресничек, как у инфузории-туфельки, третьи, как дождевые черви имеющие кольчатое тело, и вовсе не содержали никаких конечностей. Существа эти в великом множестве бестолково копошились среди фекалий и плавающих там артефактов, время от времени словно в беззвучном крике открывая свои истерзанные беззубые рты, без конца вяло хватая и заглатывая более-менее затвердевшие фрагменты мерзкой жижи, то и дело выделяя с противоположного конца, заканчивающегося клоакой уже разжиженные до профузно-поносной субстанции фекалии. Как поняла Аня, этот конечный продукт и составлял большую часть содержимого очаровательного бассейна. Трапеза шла полным ходом, Аня, очевидно, застала самый разгар вакханалии, и по мере убывания твердой и полутвердой части содержимого бассейна, увеличивалась его жидкая часть, что еще раз подтверждало догадку Ани, что порции профузного поноса, время от времени выделяемые то одним, то другим участником процесса и являются конечным продуктом вторичной  переработки.
Да простит меня читатель за столь малоаппетитное описание, но ничего не поделаешь, такова печальная доля автора, получающего свои полузримые картины, из которых складывается наше повествование. Не из закромов своего скудного личного воображения, а из источника трансфизического, возможно даже ноуменального, и не в воле и в праве автора что-либо в них менять, даже если это вызовет у кого-то чувство естественной брезгливости. Но такова природа земной изнанки, ее антикосмоса, и главная задача автора показать ее максимально близко к тем образам и картинам, которые приходят к нему извне, в строгой последовательности, одно за другим.
Итак, единственное, что отличило бы картину, нами описанную, от подобной земной, это то, что что вполне осязаемые и на вид вполне материальными выглядели лишь человеко-черви и жидкая часть содержимого бассейнейна, в отличие от всего остального, имеющего мало-мальски твердую консистенцию. Все это, оформленное, напротив виделось полупризрачным-полупрозрачным и, как показалось Ане, не погруженным само в недра поноса, но, напротив, как бы пронизываемо им. Даже ржавые корнцанги и ломанные скальпели выглядели ничем иным, как полупрозрачной голограммой, невесомо касающейся самой поверхности. По сути человеко-черви питались призраками, поэтому, когда съев все гниющие объедки и рвотные массы они принялись за шприцы, шпатели, скальпели и корнцанги, не говоря уже о бинтах, вате и медицинских салфетках, Аня нисколько не удивилась, что эти совершенно несъедобные предметы во множестве исчезают в беззубых и таких на вид незащищенных пастях странных существ.
Несмотря на явную антиэстетику картины, Аня чувствовала, что за всей этой на вид бессмыслицей стоит какой-то реальный смысл, поэтому она продолжила наблюдать процесс, неведомо когда до нее начавшийся, и решила оставаться здесь до тех пор, пока включится ее невидимый справочник, либо информация о том, что все это значит, придет к ней каким-то другим путем, и вскоре картина действительно нашла дальнейшее развитие. Когда с твердыми и полутвердыми голограммами продуктов человеческой жизнедеятельности было покончено, человеко-черви, которым, как видно, чувство насыщения было в принципе не свойственно, после тщетных поисков хоть чего-то мало-мальски отличающегося от консистенции профузного поноса, набросились друг на друга, и среди грязно-коричневых расходящихся кругов разыгралась нешуточное побоище между отдельными видами человеко-червей. При этом беззубые пасти весьма эффективно впивались в рыхлую плоть противников, в результате чего уже через несколько минут схватки не было ни одной особи, не получившей бы какого-то серьезного увечья. Повсюду плавали, вяло извиваясь, отдельные части тел человеко-червей, а то и целые, обезглавленные, и не известно до какого бы предела членовредительства дошла эта разъяренная свара, если бы не следующее: неожиданно, словно бы кто-то выдернул затычки из бассейна, и вся гомогенная масса поноса стала быстро убывать. Не прошло и пяти минут, как вся жидкость ушла под землю, а на дне бассейна, глубина которого оказалась не менее трех метров стало относительно сухо, и лишь вымазанные фекалиями фрагменты человеко-червей сразу же оставив в покое друг друга продолжали корчиться, размазывая остатки своего мерзкого покрытия по неестественно быстро самоочищаемуся дну бассейна. Вскоре лишенные естественной среды обитания особи и их фрагменты затихли, словно умерли. Чувствуя, что это еще не конец, Аня подошла к краю бассейна и увидела следующее: каждая отдельная часть оторванной плоти трансформировалась в целую особь, а особи с головами, лишенные какой-то части, быстро ее отращивают, при этом все сохраняют максимальную неподвижность, словно ощущая торжественность момента. Вскоре уже было невозможно определить, где бывшая отдельная часть, а где лишенная этой части особь. Все они сравнялись и приняли некие усредненные размеры, при этом общая численность человеко-червей увеличилась чуть ли не в 5 раз.
- Ясно, - подумала Аня, - таким образом они, значит, размножаются. Занятный способ, однако ничего нового и оригинального, если наших дождевых червей разорвать на несколько кусочков, то из каждого впоследствии вырастет полная особь. Интересно только, кто это такие?
Тут наша героиня почувствовала, что к ней вновь подключается справочник-транслятор, и в сознание ее внедряются беззвучные образы-понятия: «Эти существа – ТЫХЛЫ, они являются эгрегорами человеческих желудочно-кишечных заболеваний, и их шельты, которые ты видишь, отсюда управляют жизнедеятельностью подопечных им микроорганизмов, время от времени устраивая эпидемии. Каждая тыхла – отдельное заболевание, отдельный вид микроба. Вон та – холера, вон та – дизентерия, та – сальмонелез, та – пищевая токсикоинфекция…»
Возможно последовало бы и дальнейшее разъяснение, но в следующий момент Аня отвлеклась от своего безличного информатора, поскольку появились новые участники событий, и история необычной помойки нашла дальнейшее развитие. К яме по воздуху приближались два уже знакомых Ане персонажа в лице здоровенного пчеломонстра и устроившегося на его широкой спине человеко-муравья, сидящего на небольшой пристроечке, напоминающей аналогичное приспособление на спине у домашнего слона, поскольку человеко-муравью было бы весьма проблематично усидеть на широченном торсе своего транспортного средства. Но это был не единственный груз рарруга, сравнение которого с пчелой было приведено за неимением лучшего. Спереди и сзади высокого седла вокруг туловища и брюшка рарруга были перекинуты две широкие петли, на которых в специальном контейнере  висела огромная емкость, размером с половину железнодорожной цистерны. Несмотря на этот непосильный груз, который в земных условиях никакой самолет, аналогичных с рарругом размеров, не сумел бы поднять, пчеломонстр летел весьма резво, и на его застывшем хищной маской кирпично-красном лице не отражалось какого-то чрезмерного напряжения. Не успела Аня как-то отреагировать на это неожиданное появление, как воздушный экипаж приземлился с противоположного конца высохшего бассейна, причем, игва взвился в воздух перед самым приземлением висящего у рарруга под брюхом груза, и пока рарруг завис на нужной высоте, маша на одном месте крыльями, игва отстегивал какие-то застежки, после чего рарруг был освобожден от петлей и приземлился рядом. Тут пчеломонстр заметил Аню, лицо его исказилось яростью, он расправил крылья и явно собрался ринуться на вевушку. Она уж было собралась повторить свой проверенный способ борьбы с гигантскими рарругами, как вдруг услышала мысленную команду, исходящую от хрупкого изящного игвы, который, судя по всему, был в этом тандеме главным:
- Стоять на месте, ты что это, каналья, без приказа дергаешься?!
- Так ведь, шпион же, - ответствовал рарруг, при этом Ане показалось, что тембрами и интонацией эта ментальная речь чем-то напоминает выговор великовозрастного ребенка-дауна.
- Это мне решать, шпион, или не шпион, - резко оборвал его игва, - и мне решать, когда нападать, а когда – нет. Тебе же, дураку, лучше будет.
Затем игва несколько смягчил приказной тон и стал объяснять хоть и сложившему крылья, но по-прежнему напряженному, готовому атаковать, рарругу:
- Это не агент с соседнего шрастра, это астральщик из Энрофа. Мы по его поводу уже получили указания из центра. Существо это в здешних краях крайне редкое, лично я до этого всего двоих здесь видел. Они вражеским уицраорам не служат, они сами по себе. Разумеется, подобный индивидуализм мы всячески стараемся пресекать и искоренять, но связываться с ним не советую, он тебя распылит в момент. Есть у них такое встроенное оружие – дезинтегратор. Так что не смотри, что у него весовая категория намного меньше твоей, у нас с тобой весовые категории тоже не в мою пользу, однако я на тебе езжу, а не наоборот. И всегда игвы будут рарругами править, поскольку мозги вам только для выполнения команд дадены. Я-то еще с тобой либеральничаю, а посмотрел бы, как в восьмом секторе вашего брата строят!
- Да знаю, - хмуро промычал рарруг, - только наши рассказывали, что не всегда так было, было, говорят времечко, когда и мы вашего брата бивали!
- Разговорчики, - повысил голос игва, - ты что себе позволяешь, каналья?! Разболтались, понимаешь, запретные байки травят! Знаешь, как у нас с бунтовщиками? Вот, молчи и не вякай, и выполняй, что говорят старшие по званию! А то быстро отправим на развоплощение за такие речи.
Последовало короткое молчание, после которого уже более миролюбивым голосом игва добавил:
- Ты, дубина, успокойся, если бы ты к нему сунулся, он бы тебя вмиг до клеточного уровня распылил. А так они, как правило, тихие, если их не трогать – и они не трогают.
- Ничего себе, у них дезинтегратор, а они никого не трогают! Да если бы мне такую штуку, я б тут устроил!
- Ты бы устроил, а он – нет, бодливому черту сатана рогов не дает! Как ты, дубина, понять не можешь: не все думают так же, как ты! Верно я говорю, госпожа, - совершенно неожиданно обратился он к Ане с вежливым ментальным посылом. Аня, никак не ждавшая прямого обращения к собственной персоне, тем более после того как о ней говорили в третьем лице, словно бы она ничего не слышит, немного растерялась и как-то неуверенно пожала плечами, но затем сообразила, что в этой компании ни в коем случае нельзя показывать свою неуверенность и слабость характера (даже при наличие дезинтегратора, который, как она поняла, и есть ее ментальная способность ментально воспроизводить мандолу разборки).
- Интересно, - подумала она, предварительно поставив ментальный блок, чтобы ее не подслушали, - выходит, уже слух разнесся о том, как я рарруга распылила и с остальной эскадрильей обошлась! Быстро же здесь информация распространяется!
Мельком она слегка сдвинула точку сборки, чтобы оценить аналогичный боевой потенциал у игвы, и обнаружила, что ментальный уровень его весьма высок, правда развит очень однобоко, а на способность использовать боевую магию извне явно наложен какой-то ограничитель. Если пытаться себе образно представить, то это было аналогично тому, как если бы у данной особи имелся при себе автомат Калашникова, но патроны хранились где-то в другом месте и могли выдаваться только по специальному разрешению. Впрочем эта часть его личности была словно бы кем-то извне замаскирована, и если бы не Анины выдающиеся способности, то она не смогла бы обнаружить это, лишенное на данный момент боеприпасов, магическое оружие.
- Это точно, - несколько невпопад ответствовала девушка после затянувшегося молчания, - я человек мирный, но постоять за себя могу. До вас, конечно, уже дошла весть, как я с рарругом-капралом разобралась? Видит Бог, я этого не хотела и предупреждала его многократно, чтобы он от меня отцепился, но он был туп, как пробка, и ничего не хотел слышать, знай только песенку про красную армию, которая всех сильней, долдонил. Мог бы у этой песни мотив получше разучить, а то людям с музыкальным слухом такой вой слушать невозможно! Откуда, кстати, он эту песню мог узнать? Это же наша советская партийная песня. Впрочем можете не отвечать, ее, небось, сюда вместе с красными излучениями затянуло. У вас, я вижу, неплохо канал прямой-обратной связи налажен через муравейники, да пасеки. Вот уж не думала, что такие симпатичные существа, как муравьи и пчелы, подобной гадостью занимаются. Впрочем, насчет «гадости» - это я быть может и поторопилась, я еще толком не выяснила, насколько это хорошо или плохо для человечества, может быть – наоборот: то, что вы малость верноподданической энергии у нас забираете – это даже не плохо. Может мы все давно бы уже строевым шагом маршировали, если бы вы у нас лишку ее себе не захватывали. А вот насчет этого вашего спрута – вот тут однозначно – это он морок на человечество наводит!
- Вы мудры, как Великий игва, - неожиданно подобострастно склонился перед Аней человеко-муравей, - поразительно, как за столь короткое время пребывания в Друккарге, вы так точно охватили суть взаимодействия наших цивилизаций. Позвольте лишь не согласиться насчет морока. Мы, игвы, курируем земную цивилизацию муравьев не один миллион лет, и то, что вы, в вашей стране, наконец присмотрелись к нашему древнейшему на земле опыту коллективизма и решили отчасти перенять его у нас, говорит о том, что пелена наконец начинает спадать с ваших очей. Интеграция во сем – вот главный принцип существования, и, похоже, в вашей стране наконец стали это понимать. Разве ваши биологические тела – не яркий пример истинности этого философского принципа? Если бы каждая клеточка вашего организма не служила целому, разве вы могли бы существовать в том виде, в котором существуете?
- Все-то вы о нас знаете, - усмехнулась Аня, правда не найдя, что возразить, - нам бы столько о вас знать – я имею в виду существ изнанки, муравьев-то мы на земле неплохо изучили, а вот тот факт, что это только надводная часть айсберга – немногие ученые догадываются. Что ж, в этом смысле у вас преимущество. А насчет того, что мы коллективизм у муравьев переняли – вот тут я ничего сказать не могу, думаю, ученые, разработавшие идеи коммунизма, навряд ли так считали. Муравей, с точки зрения человека – существо крайне примитивное.
- Если брать каждую вашу клеточку в отдельности, то она куда примитивнее муравья, - тут же резонно возразил игва, - муравьи в отдельности – это наши и мои, в том числе, клеточки, и я управляю ими, то есть управляю отдельным конкретным муравейником отсюда, с изнанки. Вы, в действительности, тоже не биологическим мозгом своим телом управляете, им управляет ваша духовная сущность, монада, через систему посредников – тонких тел, которые дают возможность духовному соприкоснуться с вашей телесной природой. Так что ваша ирония по поводу общества коллективизма, думаю, не очень уместна. Самая устойчивая фигура – пирамида, и любое общество должно выстраиваться по этому принципу, иначе – хаос, распад! Мы, муравьиные эгрегоры – тоже не последняя инстанция, мы подчиняемся и органично вливаемся в более обобщающий разум. Все в нашем обществе в конечном счете замыкается на Великом игве, вершине нашей пирамиды, который уже непосредственно инвольтируется противобогом.
- Ну, ясно, - сказала Аня, - у вас тут, значит, сатанократия.  У нас, людей, существует множество принципов, и далеко не все стараются низвести различные принципы бытия к единому знаменателю. Насколько я знаю, главный принцип, которым нас наделил Господь Бог – это свобода выбора, и чем совершеннее человек, тем он более свободен. Личность – это вам не клеточка, и вам, по сути дела муравьям, это вряд ли когда-нибудь удастся понять.
- Ах, да, - с некоторой язвительностью поклонился игва, - я забыл, что у вас там в основном теократы! Что ж, остается только надеяться, что когда-нибудь вы осознаете свое чудовищное заблуждение, но мы понимаем, что осознание истины происходит чрезвычайно медленно, мы тоже уважаем принцип свободы выбора, но, разумеется, когда это касается существ другого эгрегора.
Тут Ане захотелось проверить эмоциональную составляющую этого существа и она слегка сдвинула точку сборки в результате чего выяснила, что игва тщательно маскирует свою ярость и неподдельный страх перед ней.
- Да бросьте вы об уважении чужого мнения, - перебила она человеко-муравья, - вы же только силу уважаете. Только потому, что у меня имеется оружие против вас, вы со мной и разглаголствуете, иначе бы испарить попытались. Кстати, надеюсь вы в курсе, что мой шельт неуничтожим?
- А вы разве не преклоняетесь перед силой? – нисколько не смутился игва, - сила – по сути – единственный критерий, который необходимо принимать в расчет. Я, разумеется, имею в виду не столько тупую физическую силу, хотя и она, порой, серьезный аргумент, сколько ментальную, магическую. Как видите, этот рарруг несопоставимо сильнее меня, да и вас тоже, физически, однако подчиняется неплохо. Бывают, конечно, случаи бунта, но мы их быстро пресекаем с помощью более эффективной силы. Вы ведь, насколько мне известно, тоже пользуетесь услугами гораздо более сильных, чем вы, домашних животных.
- Все это, конечно, в целом верно, - вынуждена была признать Аня, - но не всегда. Среди людей найдется немало тех, кто не склоняются перед тупым превосходством в силе.
- Ну вот, во всем у вас так, - вздохнул игва, - в общем вы с нами согласны, но есть нюансы. Нет, нет, в нашем обществе мы давно избавились от всяких нюансов, и считаем, что превосходство в силе и есть главный принцип, по которому выстраивается общественная пирамида. Раскроем карты: разумеется я не одобряю ваши речи (еще слава дьяволу, что мой рарруг все равно ни черта в них не поймет), но поскольку вы обладаете оружием, делающим мой бунт против вас бессмысленным, я покорно склоняю перед вами голову: вам я ущерба все равно не смогу принести, а сам буду подвергнут весьма неприятной процедуре дезинтеграции. Разве это не истина?
- С вашей точки зрения – да, - пожала Аня плечами, - и в этом принципиальная разница между вами и нами. У нас многие идут на бунт, заранее зная, что он обречен. А разница в том, что у многих людей есть гордость и чувство собственного достоинства. Сохранение жизни, порой, не самое главное, а самое главное – достойно погибнуть, показав пример другим. К сожалению не все люди на это способны. Кстати, насколько мне известно, муравьи, как раз, способны на самоотверженные поступки и самопожертвование.
- Я же говорил, - поклонился игва, - муравьи – наши клеточки, а клеточки способны на самопожертвование, мало того, они на это запрограммированы, это неизбежно для основания пирамиды. Но разумные существа, признающие иерархию, так не поступают.
Чувствуя, что игва еще долго способен мусолить данную тему, Аня решила ее сменить.
- Извините, - сказала она, впрочем, достаточно жестко, - я вообще-то сюда не для философских диспутов прилетела, наверное по некоторым вопросам мы консенсуса все равно не достигнем. Я вот чего хотела спросить. То что эти помоечные существа – тыхлы – эгрегоры желудочно-кишечных болезней, которые управляют земными микроорганизмами – это я выяснила. Непонятно только, что они тут делают, почему поедают всякую голографическую мерзость, которая до недавнего времени была тут во множестве представлена. Куда весь этот понос подевался, и что вы за цистерну сюда приволокли. Не иначе собираетесь этот бассейн всякой гадостью наполнить. Да и вообще, что это за гигантская помойка такая. Я думала, что сюда из города всякие отбросы свозят, но сейчас у меня почему-то сомнения возникли, похоже, тут не так все просто.
- Разумеется, не все так просто, - в очередной раз поклонился игва, - этот понос, как вы изволили выразиться, частично поглощен Велгой на собственные нужды, а частично переброшен ею в Энроф (она также имеет энерго-информационную связь с Энрофом) для поддержания жизнедеятельности указанных тобой микроорганизмов. И не только на это. В данной субстанции еще содержится программа их дальнейшего поведения: где вызвать эпидемию, где отступить, где подвергнуться мутации, дабы лучше противостоять новым лекарствам, постоянно изобретаемым человечеством. В общем это энергия управления, объединяющая отдельные микроорганизмы в единое сообщество. Как вы уже, очевидно, здесь, на изнанке, убедились, все подлежит циркуляции и взаимообмену, поэтому мы, дабы поддерживать этот круговорот, обеспечивающий связь между нашими цивилизациями, должны данных тыхл кормить, поскольку сами они, в силу своего примитивизма, на это не способны. В этой цистерне мы привезли гаввах – всеобщий принцип формы, из которого можно лепить все, что угодно. Ну, а сам гаввах попадает на изнанку от вас, людей: это энергия ваших страданий. При этом ничего чужого мы не берем, подобное рождается подобным: это именно те страдания, те информообразы, которые порождены больничной обстановкой. Их испытывают люди, болеющие желудочно-кишечными заболеваниями. Ничего не поделаешь, тыхлы ничем другим не питаются, им необходим только гаввах, созвучный их природе. А сейчас, если вы позволите, мы приступим к своим прямым обязанностям. Заполним этот бассейн.
Не услышав каких-то возражений, игва подошел к цистерне, отвернул какие-то краны, и в бассейн тут же хлынула темно-красная жидкость, своим оттенком сильно отличающаяся от розовой верноподданической. Вскоре жидкость, напоминающая кровь, заполнила весь бассейн и тыхлы, доселе лежавшие на дне неподвижно, пришли в себя, резко активизировались и начали плавать взад-вперед, словно бы взбалтывая начавшую уже загустевать жидкость. Тут, буквально на глазах у Ани в бассейне стали происходить метаморфозы: не прошло и 10 минут, как среди полупрозрачной сукровицы возвышались острова оформленного кала, рвотных масс, испорченных медицинских инструментов, и всего того, что мы описывали несколько страниц назад.
- Ну, все, - удовлетворенно вздохнул игва, - наши зверюшки не будут голодными на ближайшее время, а мы, если не возражаете, отчалим, мы и так задержались больше положенного. Не мог отказать себе в удовольствии побеседовать с существом несколько иных взглядов на жизнь. Впрочем, с удовлетворением могу констатировать: все же кое-какие точки соприкосновения у нас отыскались – и это приятно. С другой стороны, наши нестыковки для меня непривычны: мы, игвы, мыслим примерно в одном, как мы считаем, единственно правильном ключе, и отличаемся друг от друга лишь объемом познания, в зависимости от той ступени иерархии, к которой приинадлежим. Еслть игвы, отвечающие за один единственный муравейник, есть управляющие биотопом и даже видом… но мы заболтались, прощай, госпожа, и помни, что здесь уважают и безоговорочно подчиняются только силе.
С этими словами игва вскочил на тупо уставившегося на Аню рарруга, и тот моментально взвился в воздух, как видно желая как можно быстрее оказаться вдали от Ани, обладающей страшным дезинтегратором.
- Эй – крикнула Аня вслед удаляющейся парочке, так что это за помойка в действительности?
- В действительности – донесся до нее ответ, - это не помойка, а Велга – множительница человеческих скорбей… гасительница огней…
На этом ответ прервался.