По ковровой дорожке

«А молчальники вышли в начальники, потому что молчание золото».
Так пел о начальниках Галич. Ну, вышли и вышли. Дальше то что? А дальше полезло. Все то, что скрывалось, о чем мечталось и грезилось.
Один рядовой профессор стал мэром. Машина, новая квартира, что ещё? Как соответствовать? Решение было найдено. Мэр-профессор стал еженедельно делать себе педикюр. В лучшем салоне города, куда приезжал в сопровождении машины с мигалкой.
Пойдем ниже. Полковник служил-служил и выслужил должность начальника. В кабинете у генерала, пока тот давал ему последние наставления, полковник впитывал: знамя в углу, портрет президента на стене, телевизор и холодильник.
Напутствие закончилось, полковник проследовал в свой кабинет. Потом вызвал заместителей и, после короткого знакомства, стал давать первые указания. Куда поставить знамя, передвинуть холодильник, какого размера должен быть телевизор. И телефоны – уточнил он, у генерала пять, мне поставить четыре, то есть еще два к имеющимся.
Городской и внутренний – вот два. Почесали голову – поставили третий, прямой связи с дежурным. Дальше надо как-то задействовать еще один. Недолго думая, отняли номер у одного из отделов, порадовав полковника вторым городским телефоном.
Начальник этого отдела с неожиданно тонким голосом долго возмущался, объяснял, что телефон ему нужен по работе. Но аппарат у него отключили.
А директор столичного техникума тоже вам не хухры-мухры. Дорога к таким высотам терниста. Зато, когда добрался, она становится ковровой. Иногда буквально.
Добившись на склоне лет столь высокого положения, новоиспеченный директор приказал завхозу и подсобнику приходить на работу на полчаса раньше. И каждое утро, обсуждая между собой личные качества директора, они вытаскивали из кладовой красную ковровую дорожку и раскатывали ее, от входа до кабинета начальника.
Ровно в девять тот шествовал по ней в кабинет, после чего дорожку скатывали и до следующего утра убирали в кладовку.
И все упомянутые здесь начальники: мэр, полковник, директор были очень довольны своей новой жизнью. Только полковнику какой-то негодяй звонил то по одному, то по другому городскому номеру и детским, чуть измененным голосом говорил, что он мудак.