Дневник графа Разумовского гл. 1, 2

Из серии Путешествия Ксении Громовой

Глава первая
Шторм. На краю гибели

Зимнее море штормило. Изгибаясь, пересекались волны. Они создавали настолько причудливые картины, что Ксения, стоя в пугающей близи от разгулявшейся стихии, не могла выпустить из рук фотокамеру. Вот уже три часа снимала она, не чувствуя холода. Кашемировая куртка и плотные черные джинсы от обильных брызг промокали все сильнее. Но как уйти с берега, если все это завораживало и давало ей новые идеи по написанию очерка «Рыбацкая грусть».
Разгул стихии, бездействие людей, вынужденных не только по жизни, но и по глубокой охоте, которая пуще неволи, оправдывать свое существование тем, что отбирали у моря его создания.
Слова требовали иллюстраций. И вот они... Рядом. Не надо рыться в интернете в поисках картинок, ксерокопировать  репродукции моренистов. Эти кадры потрясут читателей, заставят их глубже вникать в тему публикации, хотя бы не оставить ее без внимания.
Быстро темнело. Море не успокаивалось, наоборот, волновалось все сильнее и сильнее. Вернее, не волновалось, гневалось.
Последний кадр, ну, еще один, еще раз, а вот это!!! Надо только подойти поближе.
Журналистка приблизилась на несколько метров, переместилась вправо, еще правее... на полсотни шагов всего. Нет, маловато, еще чуть-чуть.
Вдруг изумительная волна, и она побежала вправо, цепляясь сапожками за мокрые камни с песком, чтобы уловить тот самый, самый впечатляющий момент.
Не успела, волна обрушилась так близко, что ее окатило с головы до ног. Вернулись здравые мысли. Пора спасаться. Вернуться в гостиницу. Ксения оглянулась: что она наделала! До лестницы, по которой спускалась к берегу, было метров двести, и все они уже были залиты водой. На нее надвигались новые волны, которые уже не радовали, а пугали. Пугали грозно. А позади – скала, высотой со сталинскую пятиэтажку.
Вот теперь подошел настоящий страх. Ксения быстро убрала камеру в кожаную сумку, застегнула на ней все молнии, кнопки, повесила ее на шею, пропустила через плечо. Бросилась к скале. Наверх, к счастью, шла тропинка – страшноватенькая, но все же... С одной стороны камни, с другой колючий кустарник.
Не чувствуя боли, она хваталась за острые осколки, ветки и быстро поднималась вверх. Тело пробивала дрожь, ноги скользили.
До тридцати она занималась спортом, была сильной, выносливой, легкой на подъем. Но... подъем окончился. Выше скала становилась отвесной, или почти... Тропинки больше не было видно. Может, тот, кто ее проложил и был способен ползти дальше, но явно не она.
Спускаться вниз? Море не давало ей шанса, вода полностью залила узкий берег. Тело перестало слушаться. Ксения прижалась к скале, она понимала, что немного пройдет времени, прежде чем она заскользит вниз и будет унесена озверевшими волнами.
Беспомощность. Но где-то же должно быть спасение?!
Да, в ее жизни сейчас много интересного происходит, но в личном секторе – пустота, и она на самом-то деле никому не нужна. Мужа давно нет, детей не случилось, он не хотел и делал все для того, чтобы они оставались вдвоем. Родители вот уже десять лет, как в земле-матушке, наказал их за что-то Господь и послал в путешествие по Тибету, чтобы они не вернулись... Друзья? Ну, помянут, да и забудут.
Но как же не хочется умирать в 37 лет!!!
Ксения! Ксения! Ксаночка!!! Где твоя вера в лучшее?! Нет! Сдаваться рано.
Женщина присмотрелась. Темно, но  чуть правее обозначилась ложбинка. Если сделать бросок, то можно упасть в нее и как-то закрепиться. У нее есть попытка. Одна! Хватит ли сил?
Она решилась. Локти словно вошли в твердь скалы. Оттолкнулась, бросила себя вправо с той силой, которая приходит к человеку исключительно в экстремальных ситуациях, и оказалась в нужном месте. Оставалось только немного подтянуться. Усилие, резкое движение, и можно расслабиться. Спасена!
Спасена? Да так ли это?
Море накаливало страсти. Волны с силой разбивались о скалу. Чуть ниже ее укрытия. Еще немного, и ее смоет. Но если даже этого и не произойдет, к тому времени, как стихия уляжется, она замерзнет в мокрой грязной одежде. Было бы лето, но сейчас! Январь!
Что за глупая идея пришла ей в голову – провести рождественские каникулы в местах, где партизанила ее бабушка в Великую Отечественную войну. Вот что значит быть романтиком и исполнять – хоть и запоздало– последнюю волю любимого человека.
Лежа на холодных камнях, едва покрытых липкой землей, под соленым ливнем, Ксения вспоминала рассказы Веры Васильевны Викентьевой, лейтенанта медицинской службы, попавшей в окружение с группой раненых юных офицеров.
– Бабуль, а как ты уцелела, ведь все тогда погибли?
– Это было мое первое чудесное спасение, детка.
– Мама говорила, что чудес не бывает.
– Бывают, внученька.
Ксюша хмыкала, но слушала старушку с огромным интересом.
– Ну, рассказывай, рассказывай!
– Да я ж тебе все поведала.
– А ты каждый раз что-то новенькое вспоминаешь.
– Ну, что ж...
Вера Васильевна усаживалась ближе к огню. В городской квартире это был искусственный камин, а на даче старинный очаг.
Ксения чуть не заревела, вспоминая его тепло и уютные бабушкины колени, в которые она утыкалась носом, сидя на маленькой лавочке. В те счастливые времена...
– Чудо, внучка, было настоящим. Но случилось оно лишь для меня... Те немцы были такими же сопливыми пацанами, как мои ребятки, только что испеченные лейтенантики, враги-ровесники. Поверишь ли, самый старший из моих раненых был младше меня, а мне тогда как раз 22 исполнилось. Я вышла вперед и стала умолять немчуру, чтобы они сжалились над мальчишками. Отлично зная немецкий язык, я надеялась, что смогу убедить их. Но поганцы только смеялись надо мной, – бабушка всегда заливалась слезами, вспоминая те давние события. – Нет, они так восхищались моим произношением, что даже хвалили. И обещали исполнить просьбу, если я тут же, голая, исполню народный баварский танец.
– И что же?! – замирала малышка. – Ты не спасла их! Я бы станцевала хоть «барыню»!
– Глупенькая, это была только насмешка. Кое-кто из моих подопечных тоже знал немецкий. Один их них от имени всех сказал: если я пойду на это, то они просто заставят гитлеровцев застрелить их раньше моего позора.
– И что же ты сделала?
– Закрыла глаза и стала молиться Богу.
– Ты же коммунисткой была.
– Была. А тогда возопила: «Господи, я никогда не верила, хотя все мои предки были глубоко верующими людьми и на свои средства выстроили с десяток храмов на Руси. Судьба у всех была разная, но они знали, что ты с ними и не оставишь их после смерти. Я не хочу умирать! И не хочу, чтобы эти мальчики, не познавшие любви, умерли тоже! Спаси, сохрани нас, Господи!».
Бабушка вытирала глаза, щеки, встряхивала намокший воротник платья, она даже дома не признавала затрапезных халатов, и продолжала...
... Молитва не помогла. Раздались выстрелы. Падая на землю, мальчишки, воспитанные разно, молились, кричали, звали мать, стонали, матерились. Упала и Вера.
Пришла она в себя поздней ночью. Тишина, звезды. Она странно легко поднялась на ноги. Девушка ощупала себя – не ранена, ни царапины, если не считать свезенной на локте кожи.
– Вышла у меня, внучка, на фронте любовь. Чистая, не сомневайся. Была я невинной девушкой, блюла себя, что многих офицеров бесило. И с Мишей моим оставалась я честной. Мы решили так: выживем, поженимся.  А убьют кого из нас, так судьба такая. Не виделись мы с ним три месяца. А потом его товарищ принес мне в медсанбат записку. Писал медбрат, Миша и говорить-то толком уже не мог, только просил передать мне на память подарок его деда – портсигар. Я тогда собиралась делать вторую в моей жизни серьезную операцию. На фронт-то уходила, не доучившись год в мединституте. Но все уважительно хирургом величали. Выслушала товарища, портсигар – за пазуху и на операцию. Сделал ее хорошо, капитан вскоре на ноги встал. А я сутки после пластом лежала, почти без сознания. Курить я так и не научилась, а вот с портсигаром не расставалась.  Он от пуль меня и спас. Притянул их металл, две вмятины остались.
Произошло все это на взморье. Рыбаки приютили, спрятали спасенную девушку. А она  чуть позже создала партизанский отряд. Сначала было семеро молодых парней и девчат, а через месяц стало восемнадцать.
Скрывались в невысоких лесистых горах. Навредили врагам немало, но вскоре  лагерь был обнаружен. Половина партизан погибла в перестрелке. Остальные скрылись в прибрежных скалах. Три дня продержались без еды и питья, но голод и жажда заставили решиться на вылазку. По праву командира в разведку пошла Вера.
– Вот и случилось второе чудо, но снова же для меня лично, – горевала бабушка. – В поселке мне добрые люди насобирали мешок продуктов. Тяжелый был очень, едва несла. Часто останавливалась. Удосужилась и возле дороги его из рук выронить. Подъехали  полицаи. Мешок отняли, меня избили и к дереву привязали. Издеваться им некогда было, уехали, а я стояла, пока сознание не потеряла. Пришла в себя снова у рыбаков... через две недели...
Они-то и рассказали, что местный  предатель за двух коров  повел немцев к скале, расположенной между двумя приморскими поселками. Подлец в детстве обнаружил здесь пещеры, а сейчас понял, что партизаны скрываются именно там. И они оказались в ловушке.
Проводник не смог найти однажды отысканный вход, но указал приблизительное его расположение. Участок скалы окружили и стали охранять.
После того, как фашистов прогнали с приморской территории, Вера и спасшие ее рыбаки пошли к оставленным ею партизанам. Но вход не обнаружили, сколько ни искали. Учитывая то, что немцы «пасли» скалу больше трех месяцев, надежды на то, что ребята живы, не было.
Лейтенант Викентьева снова оказалась в армии. Воевала до конца. В Германии ее стали использовать как переводчика.
Вера Васильевна встретила XXI век и могла бы еще жить, но однажды после очередных воспоминаний на посиделках с внучкой, достигшей почти тридцати лет, сильно затосковала и  замолчала. На целую неделю. Потом призвала внучку и свою младшую сестру Надежду, жившую с ней вместе, – дочери с зятем уже не было в живых. Простилась с ними. Напоследок наказала Ксении в ближайшее время съездить к тем самым скалам и поклониться от нее тем, кто остался там навечно.
– Думается мне, Ксюша, когда товарищи поняли, что я не вернусь и узнали об окружении, они взорвали вход и сами себя замуровали. Передай им, что я всю жизнь помнила о них: Лиле, Женечке, Наташе, Катеньке, Васе, Красавчике Олежке, ему всего пятнадцать было...
Больше бабушка ничего не успела сказать – отошла в вечность...
Ксения перестала дрожать. Ее тело окаменело. Подумала: «Это мне наказание за то, что сразу не исполнила наказ. Нужно было ехать в тот же год или не ехать совсем».
Мысли ее стали ускользать, похоже, покидало сознание, накатывало безразличие. И только, когда почувствовала, что поползла куда-то вниз, с трудом ухватилась за ветки куста над головой, от резкой боли пришла в себя  и закричала:
– Господи, обрати свой взор на меня! Прости и спаси! Я хочу жить!!!
Ксения согнула ноги в коленях, уперлась подошвами сапог в край своего ненадежного ложа, оттолкнулась, подалась назад. В руках оказался куст с длинными колючками, впившимися в ладонь. Голова ее запрокинулась, ноги оказались выше нее, и женщина провалилась в яму.

Глава вторая
Пленница пещер
От удара, к счастью, не слишком сильного, Ксения окончательно пришла в себя и трезво рассудила, что быть похороненной в пучине вод, ей не грозит. И захлебнуться соленым ливнем тоже.  Вот умереть от воспаления легких... запросто. Но это уже не так страшно. И Ксения, будучи от природы человеком действия, решила избавиться от такой печальной участи.
Итак, куда же она попала?
Привстала с трудом и тут же опустилась. До «потолка» меньше метра, но с боку большая дыра, куда она провалилась. Ох, уж эти брызги. Хотя, вылезти отсюда большой проблемы не было. Когда буря утихнет, она спокойно вылезет из ямы и отправится в отель.
Ксения ощупала дно ямы. Приличный слой трухи неизвестного происхождения. Вот почему приземление было не особенно болезненным. А ладони, проколотые шипами, саднили. Хорошо, кровь быстро свернулась.
Ощупала стены укрытия. Какие-то мелкие камешки, сроднившиеся с песком и землей. «Потолок» потверже, но более гладкий, чувствовалась рука человека.
Встала на четвереньки, рука не достала до четвертой стены. Подползла ближе. Привыкшие к темноте глаза различили проем в виде арки.
Не давая себе отчета в собственных действиях, пленница скалы  поползла вперед. Странно, но здесь было светлее, можно было оглядеть «окрестности». Пространство напоминало коридор в тайные апартаменты.
Высокая Ксения встала во весь рост. Руки достали до «потолка».
Страх исчез.
Она каким-то странным чутьем поняла: спасена. Кто-то обустроил нутро скалы. Она пошла вперед.  Стало светлее.  Поняла: «кварц». Много кварца в стенах. И невидимые глазу дыры, куда проникал воздух. Снова вперед. Дышать стало намного легче. Это была настоящая комната, здесь присутствовала даже мебель. Стол, топчан, стул шкаф – все из ящиков, деревянных, картонных. Старые меховые подстилки. Она взяла их в руки, но они рассыпались.
Нет, она точно заболеет и умрет. Так холодно и пить хочется неимоверно. Надо поискать здесь что-нибудь тепленькое.
В шкафу нашелся ящик свечей.
А.. это еще не все. Ксения собралась и стала обшаривать  все уголки своего временного жилища...
Железная коробка, похоже, из-под чая... С трудом открыла. О счастье! Полно спичек и серных полосочек рядом, все странной формы, но несомненно спички и сера.
Поспешно зажгла одну. Не получилось. Неужели отсырели?. Но ведь здесь так сухо, и они находились в железе. Еще раз, еще... руки дрожали. Ну, наконец-то! Она зажгла и укрепила на столе парочку свечей. Расставила их на «полу» в центре помещения. Стало намного светлее.  Теперь нужно организовать «тепло», высушить вещи. От резких движений, внутренней активности она стала согреваться. Продолжая поиски, сняла  с себя куртку. Подкладка была вся мокрая, но толстый свитер пропитался водой не до конца. Она стянула и его тоже, затем последовали джинсы. Ксения растерла руки, ноги, грудь. Холодно, но все же не так, как несколькими минутами раньше.
Бог ей помогал. Отыскался моток веревки, еще одна коробка спичек, нож, кружка, сильно подпорченный временем плед, мужская рубашка с разорванным рукавом, телогрейка, рыбацкие сапоги, «просящие каши», трехлитровая, запечатанная сургучом, бутыль с прозрачной жидкостью. И еще две, такой же емкости, но пустые.
Счастливая, женщина забыла о брезгливости, скинула с себя майку и на почти сухое белье натянула найденную одежду. Вокруг бедер обернула плед, всунула голые ступни в сапоги. Схватила веревку, засуетилась, высматривая на стенах нечто, за что бы можно было ее привязать.
В одном месте заметила какой-то предмет. Это была  толстая тетрадь в кожаном переплете, с карманчиком, висящем на шнурке. В нем – огрызки карандашей  и маленькая книжечка с металлическими уголками. Середина шнурка была намотана на большой осколок стекла, вмазанный в щель, пролегающую сверху донизу по стене. Кто же здесь жил? Когда? Какая драма здесь разыгрывалась?
Интересно, но все это потом, главное – стекло.
Профессиональный интерес отступил, взыграл здравый смысл. Нужно срочно сушить вещи.  На противоположной стене, наискосок от осколка обнаружился ржавый гвоздище. Ура! Веревка была протянута, вещи развешаны, под ними зажжен десяток свечей.
Нервно рассмеялась. Надо все это заснять... Что- о?! Она пришла в ужас. Где камера? Не вспоминала о ней со времени своего нырка в яму. Через голову... В какой-то момент камера слетела с шеи... Или нет, она где-то здесь!
Оглядела все в своей келье, бросилась к месту падения.
Сумка с камерой лежала в луже воды, но толстая кожа, надежные молнии защитили цифровик. В порыв чувств чмокнула свое орудие труда, прижала к сердцу. Там столько материала! Но дело даже не в этом. Камера – подарок человека, который мог бы стать для нее всем, но... Нет, она не будет сейчас думать о нем, нет, только не теперь.
Подняла глаза. Дыра показалась совсем маленькой. Удивительно, как только она проскользнула вниз? Погода не изменилась. Там, на сомнительной свободе все грохотало, сверкало, готовилось к всемирному потопу.
О, как бы насладилась она сейчас горячим чаем! Вот бы найти заварку, даже если это уже сплошная труха. Взяла в руки жестянку со спичками. Повертела коробку. Красивый орнамент и надпись «С.-Петербургъ. Оберштейн и Крабс. Наши спички лучшие в Европе».
Ого, находочка! Конец 19 века. Насколько не изменяла ей память, эта компания просуществовала в России всего несколько лет и не выдержала конкуренции.
Тело сотрясала дрожь. Все сильнее и сильнее. Ах, как нужно что-нибудь горячее и горячительное. Как она забыла!
Ксения взяла в руки огромную бутыль. Надпись на этикетке о чем-то обширно повествовала. Догадалась: по-голландски. Благодаря бабушке она прекрасно владела немецким, знала английский. Но все это помогло ей разобрать лишь одно – сие есть спирт, 95 градусов.
Может, в нем ее спасение?
Разделась, вскрыла ножом бутыль и растерла все тело. Оно покраснело и стало гореть. Так, теперь – внутрь. Кружка была сомнительной, но Ксения лишь обтерла ее краем  влажной майки. Не до дезинфекции, хотя у нее в сумке  сухими сохранились гигиенические салфетки.
Плеснула на донышко спиртяги и храбро заглотнула огненную жидкость. Глаза чуть не вылезли из орбит. Какие 95? Все 120! Горло потребовало  пощады. И она резво понеслась в «свою ямку».
Задыхаясь, подставила под струи ливня кружку, а заодно открыла рот и задрала голову вверх. Дождевая вода спасла.   Она набрала полную кружку и вернулась в теплое укрытие. Для верности прямо из горлышка бутылки сделала несколько маленьких глотков. И не заметила, как отключилась.
Когда сознание вернулось к ней, она снова находилась только в свете кварца. Зажгла свечи и посмотрела время на камере. 10 часов утра. С тяжелым вздохом оделась в сухое.
Здоровый организм как следует поборолся с недугами, голова не болела, температура, похоже, была в норме. Но морально женщина чувствовала себя прескверно.
За стенами ее тюрьмы по-прежнему шел сильный дождь. В яме было полно воды, которая  основательно залила и коридорчик «камеры». Если так пойдет и дальше, ее затопит. Конечно, если раньше не наступит смерть от голода. Есть хотелось, как никогда.  Прошлые дни она сидела на строгой диете. Поискать еще что-нибудь, что ли?
Но укромных мест обнаружить не удалось, значит, искать негде и нечего. Может, в стене какой-нибудь «сим-сим» откроется? А вдруг тайный ход на свет Божий найдется?
Но поиски окончились неожиданным образом. В коридорчике она зацепилась носком сапога – на 4 размера больше ее 39-го – за какой-то «камешек», упала на живот и чуть не провалилась вниз в очередной раз. Ноги болтались в воздухе.
Подтянувшись, встала на дрожащие конечности и заглянула в дыру. Сплошная неизвестность, темень.  Вчера вырвала куст и головой проломила скалу, сегодня «поработала» ногами... Уж не склеп ли там?
Вернулась со свечей. Да это просто кладовка! Она разглядела котел и котелки, чайник с отломанным носиком, керосинку, канистру, несколько оклеенных этикетками ящиков. Однако не было никакой лесенки. Прикинула – глубина погреба около полутора метров. Можно осторожно спрыгнуть вниз, а потом выбраться с помощью одного из ящиков. Роста и силы ей для этого вполне хватит.
Через часа полтора тяжкого труда ей удалось выбросить все из погреба наверх, а потом и саму себя. Оставался один ящик с чем-то несъедобным и совершенно неизвестным, похожим несколько на свинцовые чушки.
В канистре оказался керосин. В ящиках – брикеты с горохом, перловкой и еще чем-то, жестянки с чаем, двойные плотные мешочки с кофейными зернами. В одной из парусиновых сумок хранился превратившийся в камень сахар, в другой такой же была соль. Все было датировано 1915-1919 годами.
Продукты чуть ли не вековой давности. И она пару часов тупо смотрела на это изобилие съестного, которое либо спасет ее от голодной смерти либо принесет смерть от отравления.
Победил голод. Она наносила воды в большой котел. Потом сварила в маленькой кастрюльке   брикет, оказавшийся рисовым супом, в котором бледно-желтыми лепесточками распустилась засушенная морковь и светло-коричневыми комочками мясо. Пахло так здорово, что у Ксении закружилась голова, и она со слезами на глазах съела все содержимое двухлитровой емкости.
Потом  медленно и со вкусом, которого никогда ранее не испытывала, пила чай с сахаром.
Повеселела.
Нет. Конечно же, все скоро кончится. Стихия уляжется, вокруг просохнет, она вылезет из ямы и осторожно сползет вниз по склону, Даже, если и поранится, не беда. Но какая же она дура, оставила в гостинице мобильник. Через пару дней хозяйка отеля, конечно же, забьет тревогу, ее начнут искать... Но найдут ли?
Она снова впала в уныние, но вспомнила о найденных тетради и книге. Налила вторую кружку чая, уселась с ногами на топчан и открыла книгу.  На титульном листе  Библии было написано: «Моему дорогому сыну Николеньке в день ангела. 1887 год. Тебе уже семь лет, ты  вступаешь в пору отрочества. Не забывай Бога и думай о будущем. Твой отец, граф Андрей Разумовский.»
Ксения отложила Библию в сторону и раскрыла тетрадь. Она была сильно потрепанной внутри, но все записи хорошо сохранились. Они были сделаны красивым четким почерком.