Satus iterum. Мирослава. Глава 28

        Лунная ночь,  тихая, безветренная. Мирослава стояла у открытого окна и смотрела на пяточек света, упавшего с небес. Мысли путались, она пребывала в подвешенном состоянии. Она не верила не единому слову родителей, готова была бросить все и бежать к любимому, только вот и он молчал.  Нет, где-то там, в глубине своего подсознания, она слышала Мэйсона и верила, что он не мог беспричинно ее оставить, но нечто большое, сильное и мощное заглушало его мысли, забивало тепло посылаемое ей. Она цеплялась за тонкую, незримую нить, связывающую их, вытягивала на поверхность, но справиться с противовесом не было сил. Стало совсем невмоготу, и ей снова захотелось забиться в угол, закрыться ото всех. Но уже через миг нахлынула новая потребность – выйти из этого угнетающего дома, сесть под луной, задрать к ней голову и выть, выть….   После разговора с сестрами, она заставляла себя подумать о Мэйсоне, как о том, кем он якобы был. Хотя доводы сестер о его необычности были слабыми, Мира готова была его принять и такого. Отвращения не возникло, жалости тоже. Немого успокоившись, призналась себе, что поверила матери сразу, даже до того, как она произнесла вслух, кем является Мэй.  Возмутило одно, что они, родители, вывернули ее душу наизнанку, открыли рану, и медленно сыпали на нее соль. Именно это было невыносимо. Разговор, как она не хотела, состоялся, она всех  услышала, даже себя разобрала по частичкам, теперь стояла тут, словно голая на площади в праздничный день, на лютом морозе и, купаясь во взглядах осуждения, не могла пошевелиться.
- Мэйсон, Мэйсон! Ну, зачем ты со мной так? – шептала она, царапая ногтиком по стеклу. - Отзовись. Поговори со мной. Мы же можем остаться друзьями. Только не бросай…. Не бросай меня! Это так больно. Мэйсон! Мэй! – повторяла беззвучно, бесшумно.  За спиной раздался шорох и Мира развернулась.
- Ты как, сестренка? – сочувственный взгляд Влады не поддержал, задел и Мира ощетинилась: 
- Нормально.
- Давай поговорим.
- Зачем? Все же ясно, как белым днем.
- Мирка! Нам надо поговорить. – более требовательно заявила Агния и, отодвинув Владу с прохода, вошла,  стала с ней рядом. Мира отвернулась к окну, снова зацепилась взглядом за светлое пятно упавшее с небес, как за луч надежды:
- Девочки, я уверена, что все, что нам сказали, правда. Но я знаю, я чувствую, что  нужна ему.
- Фух! Мы боялись, ты испугаешься.
- Чего? – в ней взыграло все: удивление, возмущение и даже любовь к сестрам, поэтому став к ним лицом, она уже смотрела на них, не пряча глаз: -  Мы ли с вами уродов не видели? Так Мэй не такой. Он добрый и ласковый. Он… надежный!
- Мирочка! – Влада как никогда была к ней внимательна и нежна. – Мне он тоже нравится, а главное, что мне все равно, какая его суть! – они обнялись, и Ния неожиданно заявила:
- Мне тоже.!
- Спасибо, родные. – прошептала Мира. – Я люблю его…, так сильно, что я готова бежать к нему по первому зову.
Агния расплакалась и, как в детстве, всунулась между Славками.
****
Мэйсон  выслушал слова Виен, как приговор. Забрался на кровать с ногами, поджал их к груди и, словно отгораживая женщину от себя, поставил подушку, между ней и собой. Приятно беря прохладу от стены спиной. Он не сомневался в словах Виен, ни секунды. Он просто не понимал, как, как такое может быть с ним? И почему он все это услышал не от отца?  Страх пришел позже, когда его взгляд упал на мобильный, где снова засветилось счастливое личико Мирославы.
- Ехал бы ты домой…. – сказал Жан,  появившись в двери. – Вам с отцом надо поговорить. Но главное, тебе надо научиться, с этим жить.
- Не поеду! – Мэйсон повысил голос, но тут же испугался своей реакции и прошептал: - Он меня выгнал. А поговорить…., так с ним говорить последнее время вообще нельзя.
- Хватит разговоров. – Поднялась Виен. – Нам всем надо подкрепиться, а мальчику, так просто необходимо! Как вы тут питались?
- Яйца, молоко… Вы не думайте, мне хватает! Я работаю.
- Слышали. Давай, пойдем, разделишь с нами стол. – Позвал Жан. – Пообщаемся, подумаем что делать.  Значит, работаешь… - Повторил Жан, пока парень одевался.
- Ага! Работа грязная, но платят хорошо. Нет, вы не думайте, я буду искать другое место, но мне надо было с чего-то начинать. И квартиру найду! А хотите, я заплачу за жилье?
- Ты обидеть хочешь?- усмехнулся Жан. - За что же так?
- Нет, нет, простите! Сказал, чтобы вы не думали, что я не благодарный!
- Утихомирься! Наслышаны мы о твоей помощи. Это мне тебе уже надо платить зарплату.
- Это ж я для собственного удовольствия.
- Приятного аппетита. – Сказала Виен, собрав на скорую руку стол и, глянув на Жана, прищурила глаза. Мейсон ел медленно, без аппетита. Она слышала его мысли – за спокойной внешностью, он еле сдерживался, чтобы не разнести все вокруг себя. Его обида на отца, перерастала в гнев. Но тут же Виен сделала плюсик в его сторону – он умел контролировать себя, даже в такой сильной ярости, какую переживал в данный момент.
Высокий, стройный, не смотря на временное истощение, парень был красивым. Виен решила снова ему помочь: - Мэй! Я знаю, каково это услышать подобное. Ты держишься мужественно. Но, если хочешь побыть один, мы все поймем. Если есть вопросы – задавай, по возможности ответим. 
- Тебе опять плохо? – Жан заметил смену его настроения.
- Есть немного. Смешно, - он действительно усмехнулся, сам себе. – Выть хочется.
- Пойдем, пройдемся. – Жан поднялся первым. Они вышли к воде, и парень сразу спрятался от луны под тень дерева. Жан усмехнулся:
- Странно… Столько лет живу, а ни разу не видел… Прости, просто сегодня день открытий. Нет, я конечно же давно знаком с твоим родом, вот и с отцом твоим довелось встречаться, а о сути вашей ни разу не говорили. Мне даже кажется, что луна тут играет косвенную роль. Ну да ладно, я тут не дока, ты сам во всем разберешься, парень ты умный. – Мэйсон, как бы прислушиваясь к Жану, вышел на свет, что он там себе решил, для Жана осталось тайной, он попытался его сразу же отвлечь: - Вот смотрю на тебя и думаю, как это внучки не подрались за тебя?
- А должны? – Спросил Мэй.
- Нет конечно.  – Ответил  Жан и обнял за плечи подоспевшую к ним Виен. – Как у вас отношения с Мирой?
- Я ее очень люблю! – парень ответил  честно, смотря в глаза. - Думаю у меня это на всю жизнь. Я готов, как преданный пес, следовать за нею следом, охраняя и оберегая. Даже… Если вы и запретите мне приближаться к ней.
- Ну, псов нам не надо. Будь другом, сначала. – и Жан вздохнул, двоякое чувство, никуда от него не денется. – Странно все-таки. – повторил он сам себе.
- Вы обо мне? Я не очень приятен?
- Я о жизни, сынок, о жизни! Ладно, чего юлить. Тут такое дело. После звонка Ларсена, Эд съехал с катушек. Извини за определение, но я других слов и подобрать не могу. Мэйсон, он не хочет вашей дружбы.
- Понимаю. – Мэй понурил голову. – Ну, зачем отец это сделал, зачем?!
- А ты совсем не говорил с ним?
- Говорил. Только он заявил, что мы с Мирой не пара и на этом все!
- Мэй, а тебе говорили о том, что мы давно знакомы?
- Мне сказала мама. А еще, что он влюблен в Вел.
- НЕ бери в голову, слова отца. – Сказал Жан. – Это он со зла, что Вел ему отказала.  Мэйсон, я понимаю твои чувства к Мира, уважаю тебя, но игнорировать, в данный момент, желание сына, не могу.  Так что ты к нам домой, пока, не наведывайся.
- Плохо. Я так соскучился! Мне бы только увидеть ее.
- Посмотрим, что можно сделать. – снова вздохнув, ответил Жан и получил от жены благодарность, в виде пожатия локтя и искренней улыбки. Подбодрился слегка и продолжил разговор с парнем, уже как с близким ему человеком: -  Странностей в мире много, их нам не избежать, а тебе придется принять свое происхождение.
- Как же это нелегко! – схватился за голову паренек, но почти сразу выровнялся, делясь с ними: - Я столько лет слушал легенды, ходящие у нас в селении. Немного не понимал, чем занимается отец, ведь он-то толком и не работает нигде. Удивляло и то, что его все слушают, что за советом идут к нему. Даже проблемы, возникающие в других семьях, он решает. Я всегда думал, что он прокурор….  Нет, это пока не вмещается в моем сознании.
- Поверь нашим словам. – снова заговорил Жан. - Я сам видел твоего отца в ином виде.  Трудно! Никогда не думал, что придется тебе говорить правду, это должны делать родители. Но…. Так уж сложилось. Да и наши договоренности между родами требовали молчания. Но Виен – это все Виен! Она все переворачивает с ног на голову.  Так что мальчик, живи здесь, привыкай к новому облику, находи со своим вторым Я взаимопонимание и думай.  Выбор делать придется тебе самому. 
- Да, я понимаю. – Он  отошел от них, но тут же вернулся. – Ох, тяжело же как! Мира…. Мирослава! Она же меня возненавидит!
- Об этом думать рано. Внучки у нас не предсказуемы. – Ответил  Жан. – Однако, открыться им тебе придется самому.
- Нет! Я боюсь! Жан, Виен! Поймите, я сам еще не осознал до конца. Да что тут говорить – я не верю! Пока не верю. Хотя и знаю, что это так!
- Мэйсон! – Усадил его на скамью Жан. – Запомни – ты человек и в первую очередь, мужчина! Что бы не произошло, ты не должен перекладывать груз на плечи другого. В конце концов, вы можете быть друзьями.
- Это сон…. Скажите мне, что это страшный сон. Вы снитесь мне, я брежу.
- Мэйсон! Прекрати загонять себя в угол! – Сказал Жан. Парень взъерошил свои длинные волосы и помчался вводу.  – А он молодцом держится. Я думал, будет истерика,  готовился, к разбитой посуде, даже парочке окон, думал, придется новые ставить. Честно признаться, ожидал, что волченок вырвется.
- Да прекрати ты издеваться! Он человек, человек! Разве не видно, что он поборол в себе волка.
- Это пока. Не дай Бог будет опасность…
****
        Мэйсон плыл под водой, избегая серебристость воды, режущую в глазах,  от чего-то ненавидя эти проблески света, посылаемые луной. Луна! Как же он заглядывался на нее, как любил мальчиком спать под ее холодным светом. А купаться?! Они же всегда с друзьями ныряли, когда она становилась большим, блестящим блином. А теперь? И ведь знал же, что не поможет, но сегодня, он упорно избегал плыть в сверкающих пятнах лунного света. Жан скорее всего прав, луна тут вообще ни причем, просто красивая  легенда. Он уже довольна долго находился под водой, уже чувствовал, что легкие распирает, но ему так было легче, как говорится, хладнокровней думать: «Сложилось! Наконец все сложилось, но как отвратительно на душе. Я -Волк… Оборотень! И ведь не спишешь на розыгрыш. Эти люди таким шутить не будут.  Значит, я  волчонок!»
И вдруг он поступил непредсказуемо - выплыл прямо в жирную, нарочно, кем-то там сверху наведенную, белую полосу лунного света. Отбросил голову назад и развел руки:
- Давай, вырывай его! – Рычал Мэйсон совместно со стоном. – Помоги ему, сам  я не сдамся! -  Затаил дыхание и ждал. Грудь набухла, ребра раздвинулись, он даже почувствовал как натянулась кожа по всему телу…. Он начал считать. Сквозь ресницы пробивался белый свет и, постепенно перед глазами, в улыбающемся лике луны,  всплыло лицо Мирославы. – Мира… - прошептал он и тут же повторил громко. – Мира! – Открыл широко глаза, уставился на холодное, огромное светило и закричал:  – Я человек.  Человек! – Повторил утвердительно. Расправил плечи, выдвинул подбородок и луна, словно потеряв к нему всякий интерес, закрылась облаком и даже не подглядывала.   
****
Странно и все-таки – факт:  первая любовь, в каком бы возрасте она не пришла и как бы ни закончилась, обязательно запоминается. Первая любовь…. Затем придет вторая, третья и, у каждого, обязательно, будет последняя. Но первая, почти всегда обрывается,  едва взбухнет, чуть нальется соком и долго - долго является болезнью, часто, с трагическим обострением. Не потому ли это случается, что практически всегда, первая любовь – запрет, табу? И лишь с годами, по прошествии многих лет, человек  вспоминает с улыбкой, а иногда и потешается над своей наивностью, отвлекая собственных детей от настоящего чувства, от проросшего зерна первой любви.
 С годами заживет рубец, нанесенный той самой первой,  пока же ты молод, кажется, что весь мир рушится и вся вселенная отвернулась от тебя!...
Мирослава не спала вторую ночь, сидя на кровати, которую даже не расстилала и которую покидала по крайней нужде. Минуты складывались в часы и одно, что она не могла истребить из памяти – жестокость отца. Она больше не встречалась с ним, да и он пока избегал ее. Само отношение было обидным. Зачем он так? Ну, зачем? Она в сотый раз перебирала прожитые годы, утверждалась в том, что всегда была послушным ребенком, спокойным подростком и даже став девушкой, ни одного раза не заставила его краснеть! Его глаза, в которых всегда была забота, вдруг,  померкли и отворачивались от нее.  Его руки, такие теплые, сильные и надежные – оказались грубыми, разрушающими.  А голос, его голос, тот самый, что она могла слушать часами, не задумываясь, что отец говорит, но говорил-то он правду! Именно этот голос, сегодня, бил и хлестал ее хрупкое сердце. Ее второе Я требовало бунта. И она бы воспротивилась, добивалась бы, отстаивала свое счастье, если бы не затяжное молчание Мэйсона. А он безмолвствовал, именно столько, сколько ей был нужен. Хотя нет, он нужен ей был уже несколько месяцев – как вода, как воздух, как сон.
« Я понимаю - возвращаться, плохая примета. – Писала она ему. – Только я не могу без тебя! Мне нечем дышать! Я слепну. И как котенок тыкаюсь в углы. А их, отчего-то, все больше и больше. Они все острей. В них – пустота! Там нет тебя. А там где нет тебя – нет ничего! Не будь хоть ты ко мне таким жестоким…»
Отправила и тут же получила, в поддержку,  «плачь» телефона: « На вашем счету 0.00»
- О Господи! Ну почему всё против меня?! – Тихо пробралась в комнату Владки, телефон сестры  поблескивал на тумбочке. Протянула руку, мгновенно развернувшись, пошла прочь. – Нет! Не хочет общаться – не надо! Я подожду. Я засохну. Я стану тем шипом в глазах каждого, который они же сами и вырастили! – Села на свое место и опустила голову на колени. А где-то глубоко, внутри нее, натянулась струна и пищала.