Я бы тоже прошла мимо

ЛИДИЯ МАЛАХОВА - http://www.proza.ru/avtor/goreva1  - ПЕРВОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ МОЕЙ ДУШИ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

Это случилось в конце весны.

Я отходила от сложной операции и нескольких курсов лечения, проведенных зимой. Все самое страшное было позади, болезнь сдавалась, медленно отпуская свои тиски... Стараясь обрести прежнюю силу и душевный покой,  иногда выходила в парк подышать свежим чистым воздухом, послушать звуки пробудившейся природы, полюбоваться красками распустившихся деревьев и первоцветов.

В тот день я шла не спеша, останавливая взгляд на всем, что встречалось на моем пути: пруд с плавающими дикими уточками, аллея, вымощенная брусчаткой, недавно покрашенная скамейка... На краю скамейки как-то неловко бочком сидела сухонькая старушка. Не скажу, что она была не ухожена, скорее налет неприкаянности и безысходности ощущался на ней.

Я присела рядом. Подняла голову. Сквозь, еще не набравшую силу, листву деревьев просматривалось ярко-голубое ясное небо... Иногда промелькнет вездесущая пташка и тут же спрячется в своем уже построенном  гнезде.

- А позвольте спросить вас, - донесся до меня тихий, сдавленный то ли от смущения, то ли от долгого молчания, голос.

- Да, пожалуйста, - отозвалась я.

- А почему это вы никуда не спешите? Ведь сейчас как? Все бегут и бегут куда-то и зачем-то, а если и присядут, то для того чтобы пива выпить или перекурить.

- Жизнь такая, если не успеешь, то опоздаешь, - повторила я когда-то услышанную фразу.

Рассказала, что нахожусь на больничном, поэтому никуда не тороплюсь, хочется отдохнуть, погулять, подумать, побыть наедине с природой. Появилось время и для общения с людьми.

- Вот спасибо, - оживилась она, - а у меня сейчас только и забот, что сидеть и думать.

- О ком? О детях, внуках, правнуках?

- Ох, милая, одна я. На всем белом свете одна. Был у меня муж - фронтовик. Дружно мы жили с ним. Трудяга был, квартиру от производства получил. Но тяжелые раны не дали ему долго пожить в ней, очень страдал он, бедняжка, и я вместе с ним тоже страдала. Так хотелось ему до весны дотянуть, чтобы мне с могилкой меньше мороки было, но не дожил... В феврале помер... Уж, и холодный был в том году февраль, - тихим грудным голосом, как бы себе, говорила она. - Дочь тоже рано прибралась... Так и осталась одна. Когда работала, а работала я после войны санитарочкой в военном госпитале, так за смену умотаешься, что не до мыслей было. Ведь у нас лечились бывшие фронтовики. Разные были люди: и контуженные, и без руки, и без ноги, а то и без обеих ног. Иные вежливо себя вели: "спасибо", "пожалуйста" скажут, а другие и по матушке пошлют. Но я не обижалась. Какие обиды могут быть на страдальцев-то!? Как обижаться на человека, у которого, как врач говорил, фантомные боли? Знаешь что это такое?

- Приблизительно.

- Это, милая, когда у человека ноги нет, а она болит. Понимаешь? Я, например, никак до сих пор не могу это в толк взять - ее нет, а она болит! Вот и стонет сердечный и от боли, и от страдания, что он такой. "Не хочу жить, - кричит, - лучше бы я там погиб вместе со своими товарищами". А как помочь ему, чем утешить!? Жалко было их. Так и проработала там более сорока лет. Полы мыла, больных купала, постели меняла, судна выносила, кого и кормить из ложечки приходилось. Успокаивала родимых, как могла. Да... Государство за работу мою платило...

- Много ли? - поинтересовалась я.

- Нет, как и всем в то время, - подумав, ответила она. - Но на жизнь хватало, много ли мне одной надо? Слишком не наряжалась - на работе в халате белом, да и дома в халате, только цветастом. Зачем мне наряды-то?

- А пенсия большая у вас?

- Шесть тысяч.

- Что-то маловато. Стаж то у Вас приличный!

- Когда пришло время пенсию оформлять, обратилась я в собес. Раньше-то мне не доводилось по кабинетам ходить, а тут пришлось. Так вот, прихожу я в собес. Выстояла очередь. Долго стояла. Захожу. Кабинет большой, светлый. Сидит за столом женщина средних лет, в костюме, в белой блузке, на носу - очки. "Очень грамотная, видно, долго училась, раз такую важную работу доверили ей", - подумала я. Протянула ей трудовую книжку, а там только и написано о том, когда я принята на работу в госпиталь. Посмотрела  она еще  мои справки, которые на работе дали, и говорит, что так как зарплата у меня маленькая, то и пенсия будет минимальная. "Дамочка, - говорю я, - а я еще и в войну работала. На трудовом фронте окопы рыла, в шахте вагонетки с углем таскала, так страшно было, темно, сыро, груз тяжелый, реву, а тащить надо, если норму не выполню, не покормят, тогда совсем свалюсь. А еще на элеваторе по скользкой лестнице мешки с зерном вместе с напарницей таскали...". "А сколько же лет Вам было тогда?" - прищурясь, по верх очков взглянула она на меня. "Так,  как тринадцать исполнилось, так и пошла на работу, ведь война была, от голода пухли, надо было себе пропитание зарабатывать". "Что-то Вы чепуху говорите. Ну где это видано, чтобы с тринадцати лет стаж засчитывался? Чтобы подтвердить свои слова, ищите свидетелей. Приносите справки, документы, тогда и будем разговаривать".

- Ну и что, получилось найти свидетелей?

- Где же их найдешь, милая? И шахта та уже закрылась, да и элеватор сгорел... Ишь воробышки как прыгают, весело им, щебечут. А люди все хмурые. Бегут и бегут... Видно, еще и не поняли, что весна на дворе... Радоваться люди разучились. Раньше-то мы часто вместе собирались, песни народные пели, душой пели, и радовались, что войну выиграли, землю свою отстояли.

Помолчали, наслаждаясь весенней тишиной, солнечными лучами и запахом молодой зелени. Нарушив покой, робко подала голос кукушка, но тут же и смолкла...

- А Вы, по всей видимости живете недалеко от парка, если время проводите здесь, - почувствовав, что старушке надо выговориться, решила продолжить разговор я.

- Да...жила... - вздохнула она.

- Почему жила? А сейчас где же?

- Пришли ко мне прошлой осенью двое. Представительные такие. Женщина, очень серьезная, показала документ, что она из собеса. Мужчина представился адвокатом - при галстуке, с кожаной папкой. Тоже лишний раз не улыбнется. Ну, думаю, сейчас начнут лекарство от старости предлагать, но нет, пришли  по другому вопросу: решили поинтересоваться, как мне одной на пятом этаже в моем возрасте живется. Заботу проявили. А я возьми да скажи им, что хотелось бы быть поближе к земле, к природе. Вот они и ухватились за мою мысль... Оформили документы. Я им квартиру отписала, а они мне - дом в деревне. На фотографии показали - ничего, ухоженный такой, красивый домик с наличниками резными, цветы во дворе. Еще женщина сказала, что ее племянница живет рядом, если что, так и помощь оказать мне сможет. И мебель, сказали, там есть, поэтому не надо свою рухлядь везти туда... Но меня отвезли. Да... На легковой машине, как начальницу какую. Высадили около хибарки, на фотографии-то она получше была, и поминай, как звали.

- Ну, что же Вы так?

- А что я могла сделать, их ведь и след простыл. Захожу я со своими манатками и иконкой Николая Угодника в эту хибарку, а там племянников и племянниц - тьма! Посматривают исподлобья на меня и смеются: "еще одна лохушка пожаловала". И бывшие зеки, и зечки, и просто больные люди, и старики там были. Одни приходили, другие уходили. Я даже понять не могла сколько их там. Пьют, курят, матушку вспоминают. Все каких-то риелторов ругают и судом грозятся. А как на суд сходят, волосы на себе рвут, рыдают и еще больше пьют, да друг друга колотят, одного так до смерти и забили. Ох, и натерпелась я там! Печь дровами топили, по воду за километр ходили, отхожее место на дворе, уж, очень грязно было там. Да и народец, бывало, и ущипнут, и ногой пнут; один так и домогаться, Господи Иисусе, стал... Спасибо Николаю Угоднику. Молилась я. Отвел беду от  меня. Вот... А как зима отступила - я в город и перебралась, сунулась в свою квартиру, а там другие хозяева - "Ничего, старая, не знаем, мы квартиру купили, у нас все по закону, можем документы показать, больше сюда не ходи".

- Так где же Вы сейчас живете, спите где?

- Да вот в парке и сплю. Если дождик, целлофаном прикроюсь - он и тепло держит, и ветер не пропускает, и места в сумке совсем не занимает, указала жилистой натруженной рукой на много повидавшую сумку, стоящую за скамейкой. И покушать находится. Сейчас много жалостливых людей. Остатки хлебушка не бросают где попало, а в целлофановом пакетике кладут на край мусорного контейнера. Спасибо им. Дай  Бог здоровья! Сладостей, правда, не хватает. Меня, ведь, когда в госпитале работала, сердечные иногда угощали конфеткой за доброту мою, вот и приучили. Раньше остерегалась сладкое есть, чтобы зубы не повредить, сейчас же зубы у меня вставные, не испортятся, а конфеток нет.

- Как зовут-то Вас? - пораженная судьбой старушки, поинтересовалась я.

- Полина Ивановна, если величать, а просто - баба Поля.

- Полина Ивановна, давайте  сходим  вместе в отдел защиты населения, опишем ситуацию, может быть в приют Вас поместят, или выделят какую-нибудь комнату.

- А зачем мне? Мне уже, милая, помирать скоро... И что, помру я в этой комнате и буду лежать одна. А здесь люди. Ходят и ходят, туда-сюда, сюда-туда. Помру вот здесь на скамеечке. А они будут ходить. Увидят - я лежу, придут домой, расскажут близким, соседи их узнают об этом, а там и до начальства дойдет. Сбегутся на меня посмотреть, будут вздыхать, руками водить, так и проводят меня в последний путь. А там, смотри, когда-нибудь и вспомнят-помянут меня - человек на скамеечке помер... То, что я в шахте вагонетки груженые углем таскала, никто не вспомнит, то, что с напарницей мешки неподъемные переворачивала, тоже никто никогда не вспомнит, а вот если на скамеечке помру, уж это обязательно будут долго помнить...

На все мои уговоры переночевать у меня дома Полина Ивановна также отвечала категоричным - " Нет, не пойду, стесняюсь я".

Утром следующего дня  в парк отправилась с твердым намерением отвести старушку в отдел социальной защиты населения. В пакете несла судок с горячим супом, конфеты и печенье...

От знакомой скамейки отъезжала карета скорой помощи. На дорожке стояли, возбужденно разговаривая, несколько человек.

- В морг повезли, - донеслось до меня.

- Царствие небесное рабе божьей Полине, - все поняв, перекрестилась я и стала торопливо раздавать, принесенные  конфеты и печенье, уходившим людям; а в голове, словно, молоточком стучало: "Если бы со мной не случилась беда, я бы вчера тоже прошла мимо, я бы тоже прошла мимо, я бы тоже прошла мимо."