Госпожа Юлька, дитя подземелья

Сегодня 1-е октября. В этот день  Женя -- Антоныч -- мог бы отметить свой 65-й день рожденья. Этот  первооктябрьский день был иногда по-летнему теплым, а иногда по-осеннему промозглым, холодным и дождливым, но всегда он проводил его за веселой пирушкой среди друзей-газетчиков, а они народ веселый и шабутной. В газете, куда он был приглашен  в качестве художника, он стал еще и карикатуристом. Его персональная колонка «Острый карандаш» долгие годы была украшением газеты. Карикатур осталось огромное количество, исчисляемое тысячами. И в них история города и страны. Остались и небольшие заметки-зарисовки с натуры — смешные, грустные, ироничные, но всегда добрые. Ведь доброта была главным качеством. Жени. А еще неравнодушие к происходящему в граде и  мире. Он никогда не отделял себя от времени, в котором жил, он был вписан в него, прекрасно чувствовал его пульс и дыхание. Тогда, на излете девяностых — больное  дыхание. А еще он верил, что все у нас  изменится к лучшему, страна наберет сил, чтобы выбраться из страшной бездны безнадежья, безвременья и отчаяния, куда она попала отчасти и не по своей воле. А Женя жил и работал  именно не в самое  лучше время, которое изобиловало и такими картинками с натуры, как эта, которую я хочу предложить сегодня, может быть, именно потому, что его дню рожденья по православному календарю предшествует день  Веры, Надежды и Любви (30 сентября). И в этой маленькой газетной заметке есть и Женины вера, надежда и любовь…
А.В.Смирнова, жена Антоныча.

                Госпожа Юлька -- дитя подземелья
 
  — Юля, хочешь еще каши?
    — Посла васа каса... — и далее открытым текстом, куда эта каша должна пойти.
Четырехлетняя Юлька (это она говорит, что ей "цетыле") — большая матерщинница. И вовсе не потому, что каша ей не понравилась,  выдала она столь непривычное для уст младенца откровение, просто слов таких, как "нет, больше не хочу", Юлька не знает. Не научил ее никто словам этим, а уж "спасибо" или "пожалуйста"  — для нее вообще высшая математика. Вот и говорит малышка словами, которые с самого рождения слышала от окружавших ее людей: другого языка она просто  не знает.
— Юля, нельзя ругаться.
    — Посему незя? — удивляется девчушка, и на курносенькой симпатичной мордашке ее отражается такое искреннее непонимание своей вины, что остается только засмеяться да рукой махнуть. Юльке все прощается. Она — любимица отделения, местная принцесса.
Появилась она в одном из корпусов больницы "Сосновая роща" весьма таинственным образом. Привели ее какие-то люди: то ли жители близлежащих домов, то ли "соседи" по ночлегу  и оставили почти без всяких объяснений. Сказали только, что забрали Юлькину маму нехорошие дяди — милиционеры — в вытрезвитель. Вот и осталась Юлька одна, как брошенный в подъезде слепой котенок.
— Юля, где же вы жили с мамой?   .
— В подвале.
— А спали где же?
     — На полу.
Как вы думаете, сколько времени нынче держат в вытрезвителе? Часов пять-шесть, не больше. Но в этот, день мама за Юлькой не явилась. На следующий день тоже.
Юльку отмыли в трех водах, сделали все возможное для уничтожения на корню оккупировавших маленькое тельце весьма, увы, многочисленных вредоносных насекомых, и из чумазого чертенка превратилась Юлька в хорошенькую курносенькую девочку, похожую на начинающий распускаться одуванчик. Приодели ее — ну просто принцесса, каждый день новые наряды. Кое-что нашли работники больницы, да и больные, а в эндокринологии люди в основном пожилые, у многих внуки уже повзрослели, осталось кое-что из детской одежды. Вот и щеголяет Юлька то в розовом с белыми цветочками халатике, то в спортивном костюмчике с капюшоном, в маленьких валеночках, в синих туфельках. Завидная теперь невеста, с большим приданым.
Живет Юлька в больнице уже вторую неделю, похоже, здесь ей очень нравится. Специально для нее носят из кухни кисель, варенец, простоквашу, тумбочка завалена конфетами, печеньем, апельсинами (поначалу девочка вообще не понимала, что нужно делать с этими красивыми оранжевыми мячиками — и маршировала по коридору с огромным, с ее голову, апельсином под мышкой). Все любят Юльку, всем хочется сделать ей что-нибудь приятное, называют "красавица наша", но у Юльки есть свои привязанности, кое-кого она "посылает" в определенные места.  Но к двум-трем "тетям" здорово привязалась, ходит по пятам то за одной, то за другой, даже на уколы и процедуры. Короче, попала Юлька из темного, сырого своего подвала в весьма скромный и достаточно' печальный, но — рай. В мир всеобщего доброго внимания и милосердия, в каком она, видимо, никогда и не жила за все свои коротенькие три с лишним года жизни. Про блудную маму свою Юлька почему-то не вспоминает. Не вспоминает - и все тут.
     Не единичный это случай. Не в первый раз находят приют в больничном корпусе дети, в одночасье, ставшие никому не нужны¬ми при живых родителях. Прошлым летом аж целое семейство" появилось неведомо откуда: брат и сестра, светленькие, но с по-восточному раскосыми глазками. Сестре — года три, брату — семь-восемь. Эти деловыми оказались, не в пример восторженной Юльке, особенно братишка: начал предъявлять претензии — почему это, например, сестре его не дали компота, когда ей вдруг этого захотелось (а компота просто-напросто не было в стоповой — время было между завтраком и обедом), грозился пожаловаться кому-то... В конце концов вывел из строя на этаже телевизор и телефонный аппарат: то ли из озорства, то ли, вполне возможно, назло нехорошим медработникам. У брата с сестрой даже папа объявился  полутрезвый лохматый человек азиатского типа — и тоже начал предъявлять претензии в защиту им же самим брошенных детей. На предложение забрать своих кровиночек любящий отец резонно ответил, что мать детей исчезла в неизвестном направлении, жить негде, денег нет — не помирать же детишкам с голоду. Частенько проведывал папа своих детишек, даже неоднократно спал, утомленный тяжелой жизнью, на скамейке у входа в больничный корпус. наконец отправили брата с сестрой в детскую больницу.
Так же обычно поступают и с остальными приблудными питомцами — при всем хорошем отношении невозможно вечно держать маленьких детей в отделениях взрослой больницы.
Такая же судьба ожидает, видимо, и Юльку. Вот соберут ее анализы, напишут историю несуществующей болезни, препроводиловку, и поедет красавица наша со всем своим приданым в детскую больницу. Поживет Юлька там, а дальше... Найдется ли кто из ее родни? Появится ли наконец пропащая мамаша (да кто ей теперь ребенка отдаст)? Впереди, скорее всего, детский дом, и это, конечно же, — лучший из вариантов. Юлька — веселый, любопытный нормальный ребенок. Так хочется, чтобы всегда теперь были рядом с ней добрые, терпеливые люди, такие, как медработники эндокринологического отделения, как доброжелательные больные, "тети"-пациентки, рядом с которыми забудутся и скверные слова, и воспоминания о грязных подвалах. Принцесса вырвалась из подземелья — и будет так несправедливо, так бесчеловечно, если придется ей вновь опуститься в эту грязь. Ведь она — госпожа Юлька — будущая гражданка ныне созидаемого общества, пока такого непонятного, такого зыбкого в своих очертаниях, но, надеемся, процветающего (?).
Ей жить в двадцать первом веке.