Кто ты?

                И дольше смерти длится жизнь
                .......................



           Меня преследуют.
           Меня постоянно преследуют мысли, что за мной кто-то подглядывает.  Подглядывает всегда и везде, даже тогда, когда я в туалете на горшке, закрывшись на все крючочки-замочки,  обдумываю свою никчёмную жизнь.
           К тому же этот кто-то умудряется подслушивать мои внутренние разговоры с собой - я не открываю рот,  а он  успевает вставить  свои «пять копеек» в самый напряжённый момент моих размышлений.
           Его я слышу, но как он меня слышит, не понимаю. Он никогда не спорит со мной - вякнет пару слов и затыкается.
           Я чувствую взгляд его черных глаз на улице в оживлённой толпе людей; в вагоне метро он смотрит на меня от дальних дверей, и на эскалаторе он  всегда сзади, но на недоступном расстоянии.
           Меня это напрягает, и я пытаюсь сопротивляться слежке.  Хочу подловить его, неожиданно свернув за угол или, сделав вид, что уронила зажигалку, внезапно присесть и оглянуться.
           Фиг вам! Он настороже – он всегда есть, и его нигде нет!

           Но подслушиванием и подглядыванием достал меня до самых печёнок.
           И ещё взгляд – острый, сверлящий, укоряющий и, неожиданно, порою нежный – всегда заставляет меня быть настороже, до боли в суставах, до паники в желудке.
           Достал до копчика! И хоть бы подошёл, зараза, сказал, что ему надо, но нет – прячется  где-то рядом и молчит.


          После третьего коктейля подруга заявила, что это у меня «маниакально-депрессивный синдром психосоматического развала личности с комплексом неуверенной вялотекущей шизофрении».

          - Ты сама-то поняла, что сказала?
          - А что тут понимать? Скатываешься ты в доморальный уровень развития уверенно и безвозвратно, деградируешь по полной программе, и четвёртый коктейль  тут вряд ли  поможет.
          - Давай всё же закажем ещё по одному? А что мне поможет?
          - Поможет тебе безвредная радость в виде хорошего  секса с породистым кобелём, и желательно - неженатым.
          - Да-а-а-а?..
          - Да!
          - А где ж его взять – хорошего, породистого, да ещё и неженатого? И почему – «неженатого»? Женатые-то опытней...
          - Сколько тебя знаю – как была в школе дурой в этих делах, так и осталась такой до сих пор. Женатые – они  объевшиеся и ленивые, отработают своё для галочки и жопой норовят побыстрее отвернуться, чтобы никто храпеть не мешал. А неженатым - им надо самоутверждаться в своём сексуальном гигантизме.
          - Ты так быстро говоришь, я не успеваю схватывать мысль. В чём им надо утверждаться?
          - Эх, подруга! Для тебя это неважно - главное, чтобы на ленивца не напоролась.



           Утром я с трудом вспоминала наш расслабушный поход в бар.
           Он стоял за спиной и, ухмыляясь, наблюдал, как я с отвращением запихиваю в рот зубную щётку с вонючей пастой. Я его не видела, но ветерок холодной ухмылки чувствовала спиной.

            - Сволочь! Отстань от меня! Мне плохо, я полезу в душ, и ты опять будешь подглядывать?
            - Буду.
            - Но зачем?
            - Мне надо.
            - Ты кто?

            Молчит, долдон, не отзывается. Так и полоскалась в струях прохладной воды под взглядом этого придурка, пока не замёрзла.
            За чашкой тёплого молока прошибло на сюси-пуси, на сантименты и сопливые воспоминания сквозь слёзы.
            Пришлось для равновесия нацедить мартини в бокал. Подумала, и плеснула туда водки.



            Права подруга, ой, как права – дура она и в Африке – дура!

           Девчонкой в угаре влюблённости выскочила замуж за сероглазого красавца на пять лет старше себя. Втрескалась, как мартовская кошка, каждый вздох его ловила, а он лишь снисходительно позволял любить себя.
           Балдела от его привычки прелестно хмурить брови, от лёгких шлепков по попе со словами: «А что у нас на ужин, хозяюшка?», от его волосатых завитков на груди, перетекающих в пах и от его умения в постели извлекать из глубины моего нутра  восторженный вопль радости и удовлетворения.
           К обязанностям мужа – хозяина в доме он относился честно: успешно крутился в своём маленьком бизнесе, баловал семью деньгами и подарками.
           Уж на что моя мама строгая и придиристо-ревнительная, и то нахвалиться зятем вволю не могла - всем знакомым растрезвонила, как «дочурке повезло с мужем».

           Родился сын – копия папы, беспокойно-радостный подарок для всех, и время полетело ещё быстрее, с каждым днём всё туже сворачивая спираль.



           И тут случилась эта заваруха!
           Кто с кем и чего не поделил – не поймёшь: кто-то захотел в Европу, кто-то туда не хотел, политики запутались в лозунгах, народ - в проблемах.
           Пролилась первая кровь, и брат пошёл на брата - сначала с дубиной, а потом с автоматом в руках.

           Муж продал «Вольво», купил камуфляж, бронник, берцы и каску, оставшиеся деньги положил на стол, сказал: «Я быстро! Там делать нехрен! Через  недельку ждите»,  - хлопнул дверями и ушёл.

           Два месяца от него ни слуху, ни духу.

           Потом телефонный звонок и суровый мужской голос сообщил: «Такой-то ваш муж? Срочно приезжайте, заберите его домой. У нас не хватает ни места,  ни средств держать его до полного выздоровления».

           С лицом,  иссечённым осколками, с ампутированной до локтя рукой, муж вернулся домой другим человеком.
           Конечно, молодой организм быстро справился с ранами, но добродушие и руку никаким здоровьем не вернёшь. И о бизнесе пришлось забыть.

           Муж сутками неприкаянно шатался  по дому, занятия не находил, но и уснуть не мог.  Кошмарные сны всегда заканчивались хрипением и истошным матом.
           И с сексом у него ничего не получалось, а его прикосновения  свежей культяпкой доводили меня до состояния рвотного отвращения.
           С ужасом каждый вечер я укладывалась в общую постель, надеясь избежать симуляции полового акта.
           Спать в одной комнате с ним стало невыносимо, пришлось  перебраться  в детскую.


          Муж, как и все мужики в такой ситуации, запил - пил тайком, по ночам, стесняясь и меня, и сына.
          Отвратительно было смотреть, как он остатком руки пытается удержать  дверцу холодильника, а здоровой рукой открыть бутылку с водкой.
          Открутить пробку одной рукой не получалось. Муж, чертыхаясь вполголоса,  пристраивал холодную бутылку подмышкой, она выскальзывала, он ловил, пил из горла, а дверца холодильника захлопывалась в тот момент, когда он искал, чем бы закусить.
          В этой ночной борьбе мужа с бутылкой и холодильником я не участвовала – просто стояла в дверях кухни и смотрела.
          Он злился: «Что помочь не можешь?» - и от моего молчания ещё больше психовал.

           В ответ  я перестала пополнять запасы в холодильнике, сына сбагрила к маме, муж протестовал, и по привычке пытался утвердиться хозяином в доме через ультиматумы и скандалы.
           Но мне всё было фиолетово, и на его «концерты» с воплями я начхала.
Постепенно я возненавидела его.

           Не знаю, как это произошло, почему себя не преодолела, но я стала специально искать причины винить его во всём - в дождливой погоде, в ночном шуме за окном, в сгоревшей запеканке, в неработающем лифте и расползшейся молнии на сапоге.
           Это он меня предал, он обманул мои надежды, он заманил меня в счастливую семейную жизнь и бросил на произвол судьбы. Это из-за него вся моя жизнь не получилась и полетела кувырком в тартарары.

            Вместе с этой ненавистью что-то сломалось во мне, осталась в душе чёрная пустота и привычка считать, что во всех бедах и неудачах виноват только он. 
             Не я, а он!
             Я стала завидовать подругам и, вообще, всем людям.
             Вон они, ходят, улыбаются, здороваются друг с другом, а я тут одна, без любви и радости.

             Шестилетний сынишка жалел отца. Своей светло-русой головкой он начинал понимать, какое это несчастье, когда папа-инвалид находит утешение не в семье, а на дне бутылки, и однажды спросил у меня: «Ты плохая?.. Ты не жалеешь папу?».
             Это был сигнал, толчок к попытке создать новые отношения, но я  успела уйти в себя и...  разлюбила сына.
             Человек так устроен, что не умеет быть равнодушным – или любит, или ненавидит.
             Вся середина - всего лишь притворство, но я научилась без эмоций  смотреть на сына, не вникать в его переживания, и сын всем сердцем прикипел к бабушке.


            Муж внезапно исчез...
            Деньги, документы, одежду – всё оставил дома и ушёл в неизвестность.   
            Розыск ни среди живых, ни среди мёртвых – ничего не дал. Так и зафиксировали в милицейском протоколе – «пропал без вести». На фоне тысяч таких же из той «мясорубки» - это просто статистика, а для меня этот факт трагедией не стал.



             - Может, хватит?
             - Ты опять здесь?
             - Я всегда здесь.
             - Шёл бы ты куда подальше! Надоел своим занудством.
             - В третий раз водку доливаешь.
             - Не твоё дело!


             Хотя, конечно, надо проветриться.
             Улица встретила моросящим дождём и пустынностью. Правильно! Только придурок, вроде меня,  поползёт на прогулку в такую слякоть.

             - Цветик!

             Я замерла на полушаге каменным столбом. Так меня называл только муж. Оглянулась.
             В метре перед моим остановившимся телом на асфальт  грохается табуретка и разлетается в щепки.  Какая-то падла на восьмом этаже выясняет супружеские отношения

            Но сзади никого! Только дождь рябит лужи с лёгким шорохом.
            Всё, кранты, пора завязывать! Мартини с водкой – пошлая привычка и на нервы хреново действует.
            Но с другой стороны, если бы я не остановилась, не оглянулась, то... Жутко представить обломки табуретки на  моей голове. Асфальт – он покрепче будет!

            Господи, куда я запихнула телефон?

            - Подруга, ты одна дома? Твой где?
            - Говорит, что в гараже. Что стряслось?
            - Плохо мне. Я зайду?
            - Какой вопрос? Валяй! Жду, кофеварку включаю.


            От мрачной арки до подъезда подруги полсотни метров, не больше - но темно, как у негра в... Хоть бы кто-нибудь догадался лампочку вкрутить!

            Из ниши вырисовался силуэт.
            - Барышня, а где здесь ближайшая библиотека?

            Дальше всё, как в плохом кино.
            От удара в живот, я согнулась. От пинка в зад пролетела до угла ниши. Потом чья-то рука скрутила волосы на затылке, сильным движением поставила  меня раком, больно ударив лбом о кирпичи и последнее, что я почувствовала, как рвутся мои трусы.



            - Ну, подруга, напугала всех до жути! Оклемалась? Как себя чувствуешь?
            - Где я?
            - В больнице.  Где же ещё?
            - Почему в больнице?
            - Во, даёт!..  Ничего не помнишь? Ты лоб свой пощупай, чувствуешь шишки, как груши, торчат?
            - Табуретку помню, тебе звонила – помню, а дальше – ни фига.
            - Причём здесь табуретка? Откуда? Ты бредишь, мать?
            - Я звонила тебе, вошла под арку... всё - дальше всё в тумане.
            - Я через эту арку и днём, и ночью тыщу раз ходила, и ничего! Да и что может быть? Район у нас тихий, но ты всё же сподобилась найти приключения на свой зад. Кончай трястись, не боись, нашли твоего обидчика! Лежал рядышком с тобой в одной луже, тоже без сознания, и только чего-то мычал, как дитя, вроде бы извинения просил.
           - А что он хотел?
           - Ну, ты, прям,  как девочка! Чего хотел, если в трусы залез, догадываешься? Не волнуйся, честь твою он не изгадил. Не успел! Сам без памяти рухнул. Видно от счастья, что коснулся твоих прелестей.
           - Почему я спать хочу?
           - Лекарство тебе вкололи успокоительное. Ладно, спи. Бай-бай, до завтра.


           - Ты всё поняла?
           - Что я должна понять?
           - Так жить нельзя.
           - Иди в жопу! Без тебя тошно. Дай хоть здесь покоя.
           - Моё время кончается.
           - Мне плевать. Это твои проблемы.
           - И твои тоже. Ты ещё не догадалась, что тебе суждено погибнуть?
           - Да кто ты такой, чтобы учить меня жить? И погибать я не собираюсь!
           - Ты всё забыла?
           - Отцепись, а? Что я забыла?
           - Речку, когда ты запуталась в рыбацких сетях. Автобус, который протаранил остановку в полуметре от тебя. Наркошу, который чуть не спихнул тебя с платформы под поезд в метро. Да мало ли ещё случаев за последние полгода с тобой было?
           - А ты тут причём?
           - Вчерашней табуретки и насильника тебе мало?
           - Мало! Отвянь! Я хочу такой жизни.
           - И это правильно. Ты такую заслужила, но не долгую.
           - Что ты пристебался ко мне?  «Долгую, не долгую». Других на свете таких же неправильных мало?
           - У других – другие, а я с тобой до твоего конца.
           - Напугал ежа голым задом! Я молодая, здоровая и срать хотела на твои страшилки.
           - Считаешь – страшилки? И только?
           - А что ещё?
           - Предупреждения.
           - К хренам собачьим такие предупреждения! Случай – и всё.
           - Нет, не случай. Это я порвал рыбацкую сетку о случайно проплывающую корягу. Это я подбросил валун под переднее колесо автобуса. Это я в толпе втиснул здоровенного дядьку между тобой и наркоманом.
           - И «цветиком» позвал тоже ты?
           - Я.
           - А что ты с тем бандитом под аркой сделал?
           - Напугал так, что он обделался, как грудной ребёнок.
           - Не мог это сделать на пять минут раньше?
           - Мог. Не захотел.
           - Ну, ты и гад! Охранник грёбаный. Добился своего – я в больнице с сотрясением мозга, напуганная до смерти...
           - Я не охранник,  я – воспитатель.  И напугана ты ещё не до смерти, но ты должна сама захотеть умереть.
           - Сама захотеть умереть?.. Ты ёкнулся что ли? Заладил  всё о смерти, да о смерти? На кой ляд мне всё это? Я молодая и я жить хочу.
           - Так жить нельзя.
           - Загундел, как попугай – так жить нельзя, так жить нельзя. Это моя жизнь и я живу её, как хочу! Понятно тебе?
           - Мне главное, чтобы ты поняла – так жить нельзя!
           - Тебя-то что не устраивает в моей жизни?
           - Ты почернела внутри, но ты хорошая - катарсис через смерть тебе поможет.
            - А яснее можешь?
            - Тебе надо посветлеть, и я могу помочь в этом.
            - Ты? Помочь? В чём – «в этом»?
            - Душу твою отбелить.
            - А оно мне надо?
            - Если спросила, значит – надо. Значит, ещё не всё светлое растеряла - хоть крохи, но остались.
            - Ты кто? Откуда свалился на мою голову? Почему я тебя слышу, чувствую взгляд чёрных глаз, но не вижу тебя? Где твоё тело?
            - Нам тело ни к чему. И глаз, и ушей  у нас нет, мы и так всё видим и слышим, а ты думаешь, что глаза мои чёрные, потому что сама внутри такая. Детям мы кажемся с голубыми глазами.
            - И ты, вот такой – без тела, без глаз обещаешь мне помочь? Иди на хер! Я в сказки не верю.
            - Ты счастлива?
            - Во, куда повернул! Сейчас, ага, я тут для тебя сопли на кулак начну наматывать. Уйди, дай поспать!
            - Зря ты перед собой гоношишься. Ведь, я никто для тебя, но помочь могу. Дарю тебе только один шанс. Сегодня. Сейчас. Другого шанса не будет никогда.
            - Шанс на что?
            - Ты будешь счастливая.
            - Так просто? Раз – уснула, два – проснулась и счастливая, как щенок, которого приласкали на коленях?
            - Нет, не просто: ты умрёшь,  и я умру.
            - Задолбал ты меня! Ну и на фига мне такое счастье – в гробу лежать?
            - Ты всё равно должна погибнуть, и ты погибнешь  - я так решил. Мне надоело нянчиться с тобой, да и срок мой истекает. Если ты меня поймёшь и сама – подчёркиваю – сама согласишься умереть, я помогу. И хоть я умру с тобой, зато ты после смерти будешь жить счастливо.
            - А тебе не жалко из-за меня умирать?
            - Нет, не жалко. Я хочу спасти тебя.
            - Слушай, у меня и так после вчерашнего башка трещит, а тут ты со своими головоломками достаёшь.
            - Времени у нас с тобой мало осталось. Соглашайся!
            - Страшновато как-то самой.
            - Понимаю. Решайся!



            Это было в далёком «вчера».

            Сегодня я начинаю привыкать к своим новым желеобразным ягодицам, к обвислой груди и толстым складкам на животе.
            Мой муж – лысый кривоногий пузанчик, называет меня «сладкая булочка», и считает, что в тридцать лет я  прекрасно выгляжу.
            Четверо вечно чумазых разбойника-погодка обожают меня и мои пирожки с капустой. Первый из разбойников в этом году пойдёт в школу.
            Я люблю этот мужской квинтет и счастлива этим.

            Та, «я» прежняя, согласилась умереть в больнице от кровоизлияния в мозг. Врачи в тот вечер отмечали юбилей шефа, и никто не заметил, как я отошла. Я ушла в новую счастливую жизнь, а он...

            Не знаю, где он - ко мне больше не приходит, не читает нотации и не следит за мной.
            Но без него чего-то не хватает...